{27 'Греческий термин «фратрии» соответствует латинскому «курия» (примеч. Л. Л. Кофанова).}
{28 Т.е. в собрание по трибам.}
XLII. Но его решениям, которые были сродни тираническим, помешало другое обрушившееся на Рим несчастье, ниспосланное богами. Дело в том, что городом овладела заразная болезнь, случившаяся, правда, вообще по всей Италии, но особенно разросшаяся в Риме: и никакая человеческая помощь не облегчала страдания больных, но в равной степени умирали и те, за кем ухаживали с большой заботой, и те, для которых ничего не делали из необходимого. Не помогали тогда ни молитвы богам, ни жертвоприношения, ни то, к чему как к последнему средству вынуждены прибегать люди при столь великих несчастьях, – очистительные жертвы за каждого отдельного человека и за всю общину. Беда не различала ни возраст, ни пол человека, ни его телесную силу или слабость, ни врачебное искусство или какие-нибудь другие средства, что, полагали, облегчит болезнь, но нападала как на женщин, так и на мужчин, как на старых, так и на молодых. 2. Однако продолжалась она недолгое время, благодаря чему не все гражданство было истреблено, но, подобно реке или огню, вся эта охватившая людей болезнь резко нахлынула и быстро отступила. Когда же бедствие прекратилось, Публий, чья власть приходила к концу, а в оставшееся время утвердит, закон он не мог, ибо приближались выборы, опять стал добиваться плебейского трибуната на следующий год. много всего суля плебеям; и он вновь назначается ими трибуном вместе с двумя своими коллегами. 3. А патриции в ответ на это принимают меры со своей стороны, чтобы привести к консульству человека сурового и ненавидящего народ, который ни в чем не ослабит аристократию, а именно Аппия Клавдия, сына того Аппия, что больше всех противодействовал возвращению народа [29]. И, хотя он сильно возражал и даже не захотел явиться на Поле для голосования, они все же приняли о нем предварительное постановление и в его отсутствие назначили консулом.
{29 После первой сецессии в 494 г. См.: Дионисий VI. 59 и след.}
XLIII. После проведения выборов, прошедших очень легко, потому что бедняки покинули поле, когда услышали имя этого человека, консульскую власть получают Тит Квинций Капитолии и Аппий Клавдий Сабин [30], не сходные друг с другом ни характером, ни стремлениями. 2. Ведь целью Аппия было отвлечь на внешние войны праздный и неимущий народ, дабы тот, добывая во вражеской стране собственными усилиями все повседневно необходимое, в чем он более всего нуждался, и в то же время принося пользу государству, стал менее враждебен и недружелюбен к сенаторам, вершащим общественными делами. Он доказывал, что любой предлог для войны будет справедлив для города, который стремится к первенствующему положению и которого все ненавидят. И он считал правильным, по всей вероятности, судить о будущем по тому, что уже произошло, рассуждая, что возмущения, сколько их уже ни произошло в государстве, все случились во время перерыва в войнах. 3. Квинцию же не казалось необходимым вести какую-либо войну. Он доказывал, что следует быть довольным, если народ охотно подчиняется, когда его призывают при навязанных, приносимых извне опасностях. Он также поучал, что, если они применят силу к неповинующимся, то доведут плебс до полного отчаяния, как и поступили консулы до них. А из-за этого они испытают одну из двух крайностей: либо прекратят волнения кровью и резней, либо будут вынуждены позорно прислуживать толпе плебеев. 4. Руководство же в этом месяце принадлежало Квинцию, так что другой консул был обязан ничего не предпринимать без его согласия. Публий и плебейские трибуны, его сторонники, уже без всякого промедления стали вносить закон, который не смогли утвердить в прошлом году, да еще вписали в него и то, что на тех же самых собраниях должна избираться должность эдилов и все остальное, что понадобится народу сделать и утвердить, точно так же принимается членами триб. Таким образом, это было явным низвержением сената и установлением правления народа.
{30 471 г. до н.э. (= 469 г. до н.э. по Дионисию). Ср.: Ливии. II. 56. 5 {примеч. Л. Л. Кофанова).}
XLIV. Консулы, узнав об этом, встревожились и стали размышлять о том, как быстро и безопасно уничтожить возмущение и волнение. Так вот, Аппий выдвинул предложение призвать к оружию тех, кто хочет снасти государственное устройство, доставшееся от отцов; а если кто-нибудь поднимет оружие против них, тех считать врагами. 2. Квинций же считал, что плебеев следует уговаривать и переубеждать словами, как людей, по неведению собственных выгод влекомых к гибельным для себя решениям. Он говорил, что совершенным безумством представляется желание получить от сограждан против их воли то, что может быть приобретено при их согласии. 3. Так как и остальные члены сената одобрили мнение Квинция, консулы, выйдя на Форум, потребовали у плебейских трибунов дать им слово и назначить для этого время. С трудом получив и то и другое, консулы с наступлением дня, который они испросили у трибунов, явились, выступить против закона. На Форум собралась разношерстная толпа: ведь и та, и другая сторона подготовилась, призвав своих сторонников. 4. Тогда Квинций, и в остальном человек одаренный, и прекрасно умеющий красноречием привлечь народ на свою сторону, попросил слово первым. Он произнес речь искусную и пришедшуюся всем по нраву, так что те, кто выступал в пользу закона, пришли в крайнее замешательство, будучи не в состоянии сказать что-либо более справедливое или разумное. 5. Если бы его коллега по консульству предпочел ни во что более не вмешиваться, то народ, признав свои требования незаконными и неправедными, отменил бы закон. Но теперь, как только Аппий произнес речь чванливую и слишком тягостную для ушей бедняков, народ стал в гневе страшен и неумолим, и начался такой раздор, как никогда раньше. 6. Ибо сей человек говорил с ними не как со свободными людьми и согражданами, которые вправе утвердить закон или отвергнуть, но словно властвуя над людьми, лишенными гражданских прав или чужеземцами, или теми, чья свобода сомнительна. Он предъявлял резкие и невыносимые обвинения, порицая их за отмену долгов и упрекая в измене консулам, когда они, похватав священные военные значки, ушли из лагеря, обрекая себя на добровольное изгнание [31]. Взывал он и к тем клятвам, что они дали, принимая оружие для защиты породившей их страны, чтобы обратить его против этой самой страны. 7. Поэтому, сказал он, в их действиях нет ничего удивительного, если они, ложно поклявшись богами, покинув военачальников, оставив город без людей, насколько это зависело от них, и вернувшись обратно лишь для того, чтобы уничтожить доверие, ниспровергнуть законы и поп бить унаследованное от предков государственное устройство, – если после всего этого они не знают меры и не способны вести себя как добрые граждане, но постоянно жаждут какой-нибудь выгоды и беззакония. Они то требуют, чтобы им было позволено выбирать собственные органы власти и делают их неответственными и неприкосновенными; то привлекают к судебным процессам тех патрициев, кого им угодно, подвергая их крайней опасности, и переносят законные суды, которым государство раньше передало решение вопросов о смертной казни и изгнании, от честнейшего сената к самой полной черни; то поденщики и бездомные предлагают тиранические и несправедливые законы против знатных людей и даже лишают сенат права выносить о них предварительные постановления, отнимая у него и эту честь, которую он неоспоримо имел во все времена, управлялась ли община царями или тиранами. 8. Прибавив много другого в том же роде, и не воздержавшись от упоминания хоть одного неприятного дела или оскорбительного слова, под конец он добавил еще (и по поводу последних его слов толпа особенно негодовала), что никогда государство не избавится от раздора по любому поводу, но после старой болезни оно всякий раз будет страдать от какой-нибудь. новой до тех нор пока будет сохраняться власть плебейских трибунов. Он поучал, что необходимо смотреть на начала любого государственного и общественного явления, чтобы они были благочестивыми и справедливыми: ведь от доброго семени обычно родятся плоды полезные и приносящие счастье, а от дурного – плохие и пагубные.
{31 Имеется в виду первая сецессия.}
XLV. «И действительно, – заявил он, – если бы эта должность пришла в государство при общем согласии для всеобщего блага, появившись с добрыми предзнаменованиями и предсказаниями, она стала бы для нас источником многочисленных великих благ, радости, согласия, благозакония, добрых надежд, подаваемых богами, а многого другого. Но сейчас, когда ее привели с собой насилие, беззаконие, раздор, страх перед гражданской войной и все самое ненавистное у людей, то что же полезного или спасительного когда-либо может быть от власти, которая получила такое начало?! Так что нам бесполезно искать исцеления и помощи от зол, из этой власти произрастающих, насколько это зависит от человеческого разума, пока все еще остается дурной корень. 2. И ведь ни конца ни края божественного гнева не улет до тех пор, пока это злобное проклятие, эта внедрившаяся опухоль портит и губит все прекрасное. Но об этом речь пойдет в другой раз и в более подходящий срок, а сейчас, когда нужно уладить то, что теперь происходит, я, оставив все увертки, скажу вам вот что: ни этот закон, ни какой-нибудь другой, предварительное решение о котором не примет сенат, во время моего консульства утвержден не будет, но я и словами буду защищать аристократию, и, если потребуется приступить к действиям, то в них я также не уступлю супостатам. И если вы прежде не знали, какую силу имеет власть консулов, то поймете это во время моего правления».
XLVI. Вот что высказал Аппий, а ответить на это поднялся Гай Леторий, из плебейских трибунов старший и пользовавшийся наибольшим уважением, признанный и на войне человеком немалодушным, и способным вести государственные дела. Он произнес длинную речь в защиту народа, начав с незапамятных времен, где утверждал, что бедняки, которых консул оклеветал, участвовали в многочисленных тяжелых походах, завоевывая для отечества свободу и первенство, не только при царях, когда кто-нибудь мог бы назвать причиной принуждение, но и после их изгнания. 2. И никакого вознаграждения они за это от патрициев не получили, и ничем не попользовались из общих благ, но, подобно военнопленным, лишены ими даже свободы. Желая вернуть ее, бедняки вынуждены были оставить отечество, стремясь обрести другую землю, в которой с ними, людьми свободными, не будут поступать столь надменно. И возвращение к своему имуществу они обрели, не силой сенат заставив и не войной принудив, но уступив ему, поскольку тот просил и уговаривал их взять обратно покинутые владения. 3. Он и о клятвах сказал, и договоренности упомянул, что были заключены при возвращении народа: в них содержалось, в первую очередь, прощение за все, затем – право бедняков выбирать органы власти, которые будут их защищать и противодействовать желающим применить силу. 4. Сказав об этом, он изложил законы, которые народ недавно утвердил, – и закон о переносе судебных процессов, которым, мол, сенат дал народу право судить тех патрициев, кого им угодно, и закон о голосовании, который давал власть принимать решения уже не собраниям по центуриям, но собраниям по трибам.
XLVII. Произнеся такую речь в защиту народа, Леторий повернулся к Аппию и воскликнул: «И после этого ты осмеливаешься бранить тех. благодаря которым город стал великим из ничтожного и знаменитым из неизвестного? И ты еще называешь других мятежниками и упрекаешь их за участь изгнанников, как будто все эти люди уже не помнят то, что касается вас, – что предки твои, подняв мятеж против властей и покинув свое отечество, поселились здесь, умоляя о защите? [32] Разве вы, Клавдии, оставив свою родину в стремлении к свободе, совершили благородное даю, а римляне, поступив подобно вам, – неблагородное? 2. И ты еще осмеливаешься бранить власть плебейских трибунов, что она-де появилась в государстве на беду его, и призываешь присутствующих уничтожить столь священную и неприкосновенную защиту для бедняков, укрепившуюся, потому что в ней была большая потребность и у богов, и у людей, о величайший враг народа и жесточайший тиран?! Следовательно, ты не смог понять даже то, что, говоря это, ты бранишь и сенат, и собственную власть? Ведь и сенат, поднявшись против царей, высокомерность и надменность которых более не считал возможным переносить, установил должность консулов и, прежде чем изгнать из государства царей, облек других царской властью. 3. Так что все, что ты говоришь о плебейском трибунате, будто бы он появился на беду, поскольку возник в результате раздора, ты говоришь и против консулата. Ведь и для его введения не было никакого иного основания, кроме восстания патрициев против царей. 4. Однако, что это я говорю тебе, словно доброму и благоразумному гражданину, тебе, о котором все эти люди знают, что ты человек наследственно грубый, неприятный, враг народа, никогда не имевший силы обуздать свою врожденную дикость?! Но почему я не вступаю с тобой в схватку, предпослав дела словам, и не показываю, какую силу, неведомую тебе, имеет тот народ, которого ты не постыдился обозвать бездомным и грязным, и насколько сильна эта вот власть, уступать и подчиняться которой принуждает тебя закон?! Итак, и сам оставив всякие увертки, я возьмусь за дело».
{32 См.: Дионисий. V. 40. 3–5.}
XLVIII. Заявив так, Леторий принес клятву, которая у римлян считалась самой значительной, что он или утвердит закон, или распрощается с жизнью. Когда в толпе воцарилось молчание и напряженное ожидание, что же он собирается делать, он приказал Аппию покинуть собрание. Поскольку же тот не подчинился, но поставил вокруг себя ликторов и толпу, которую он привел из дома, подготовив заранее, и отказался уступить Форум, то Леторий, приказав через глашатаев всем замолчать, объявил, что плебейские трибуны приказывают взять этого консула под стражу. 2. И служитель, получив приказ от трибуна, приблизился, чтобы схватить консула, но первый же ликтор с побоями прогнал его. Среди присутствующих раздались громкие возмущенные крики, Леторий же сам устремляется вперед, повелев толпе помочь ему, а те, кто окружил Аппия, многочисленная и сильная группа молодых людей, оказывают сопротивление. После этого и слова непристойные зазвучали с обеих сторон, и вопли, и взаимные толчки. Наконец, раздор вылился в рукопашную хватку, и все шло уже к метанию камней. 3. А сдержал все это и не дал возмущению продвинуться дальше другой консул, Квинций, который вместе с самыми почтенными членами сената настойчиво упрашивал всех и кидался в самую гущу дерущихся. Происходило это уже на склоне дня, так что сражающиеся. – правда, нехотя, – разошлись. 4. В последующие дни магистраты обрушили друг на друга взаимные обвинения: консул – на плебейских трибунов в том. что те хотели уничтожить его власть, приказав увести консула в темницу, а плебейские трибуны нападали на консула за то, что он, дескать, подверг избиению особ священных и неприкосновенных по закону, – причем Леторий имел на лице еще заметные следы ударов. И весь город, взволнованный и бушующий, разделился. 5. Потом простой народ вместе: трибунами стал охранять Капитолий, не прекращая стражи ни днем, ни ночью; а сенат, собравшись на заседание, долго и тщательно обдумывал, каким образом следует прекратить распрю, принимая во внимание и размеры опасности, и то обстоятельство, что консулы придерживались разномыслия. Так, Квинций считал, что можно в разумных пределах пойти на уступки народу, а Аппий – что нужно противостоять ему вплоть до смерти.
XLIX. Так как все это не имело конца, Квинций, держа врозь обе стороны – плебейских трибунов и Аппия, – настойчиво упрашивал и тех и других и требовал, чтобы общее благо они рассматривали как более важное по сравнению с частным. Видя, что трибуны уже смягчились, а его коллега продолжает вести себя по-прежнему чванливо, он убеждает Летория и его сотоварищей поручить сенату рассмотрение всех частных и общественных жалоб. 2. Когда же он добился этого, то созвал сенат и, поблагодарив плебейских трибунов и попросив коллегу не противодействовать спасению государства, пригласил тех, кто обычно излагал свое мнение. 3. Спрошенный первым, Публий Валерий Попликола высказал такое суждение: все, в чем друг друга обвиняют и плебейские трибуны, и консул, что претерпели или сотворили во время беспорядков (поскольку дошли до этого не по причине злонамеренна или личной выгоды, а из-за соперничества в управлении государством), – все это следует публично простить и не предпринимать по этому поводу никаких судебных разбирательств; что же касается законопроекта, поскольку консул Аппий не позволяет вносить закон на рассмотрение народного собрания без предварительного постановления сената, то пусть сенат вынесет о нем решение; а плебейские трибуны вместе с консулами пусть позаботятся о согласии граждан, когда состоится голосование по этому Закону, и о порядке. 4. Так как все одобрили его предложение, Квинций тотчас передал сенату голосование о законопроекте, и после многочисленных протестов Аппия и многочисленных же возражений плебейских трибунов большинством голосов победило мнение, согласно которому надлежало внести закон на рассмотрение народного собрания. Как только решение сената было утверждено, личная вражда между магистратами прекратилась, а народ, охотно приняв уступку сената, проголосовал за закон. 5. Начиная с этого времени и вплоть до наших дней по поводу выбора плебейских трибунов и эдилов голосуют собрания по трибам без птицегаданий и любых прочих предзнаменований. Такое вот случилось завершение смуты, охватившей тогда государство.
L. Спустя немного времени римляне решили произвести набор войска и отправить обоих консулов против эквов и вольсков [33]. Дело в том, что были получены донесения, что выступили крупные силы от обоих этих народов и грабят римских союзников. После того как войска были быстро подготовлены, консулы по жребию разделили между собой командование, и Квинций отправился воевать с эквами, а Аппий – с вольсками. 2. И каждому из консулов довелось испытать то, что ожидалось. Так, войско, врученное Квинцию, с радостью принимая справедливость и благоразумие этого человека, было готово выполнять все его приказы и шло на очень многие опасные дела по собственному побуждению, добывая своему военачальнику славу и почет. Войско его прошло большую часть страны эквов, опустошая ее, потому что враги не решались вступить в сражение, и получило с этой земли значительную добычу и прибыль. Проведя во вражеских краях немного времени, оно, не понеся никаких потерь, прибыло в город во главе с прославленным деяниями полководцем. 3. А войско, вышедшее с Аппием, из-за ненависти к нему нарушило многие завещанные предками обычаи. Ведь на протяжении всего похода оно во всех отношениях намеренно действовало изменнически и третировало своего военачальника, и даже, когда нужно было сразиться с войском вольсков, оно, выстроенное командирами в боевой порядок, не захотело вступить в бой с противником. Напротив, центурионы и передовые бойцы, одни – бросив боевые значки, а другие – покинув строй, побежали в лагерь. 4. И если бы враги, поразившись неожиданному их бегству и испугавшись возможной засады, не отказались от дальнейшего преследования, то большая часть римлян погибла бы. А поступали они так из нерасположения к военачальнику, чтобы этот человек, если совершит какое-нибудь славное деяние, не был удостоен триумфа и прочих почестей. 5. А когда на следующий день консул стал поочередно то упрекать их за позорное бегство, то призывать искупить постыднейшее даю блестящим сражением, то угрожал прибегнуть к помощи законов, если они не будут стойкими перед лицом опасностей, пни вовсе перестали повиноваться, но кричали и требовали, чтобы их увели из вражеской страны, потому что они, мол, уже не в состоянии оказывать сопротивление из-за ран: ведь многие из них, будто раненые, перевязывали здоровые части тела. В итоге Аппий был вынужден вывести войско из неприятельской земли, и вольски. преследуя отступающих, многих из них убили. 6. Когда же они оказались в дружественных пределах, консул, созвав воинов на сходку и крепко их выбранив, заявил, что применит кару, предназначенную для покинувших строй. И хотя легаты и прочие командиры горячо упрашивали его соблюсти меру и не нагромождать в гражданстве несчастье на несчастье, он не стал ни с кем из них разговаривать и утвердил наказание. 7. Вслед за тем центурионы, чьи центурии бежали, и передовые бойцы, которые утратили боевые значки, были либо обезглавлены топором, либо забиты до смерти палочными ударами; а из числа прочих один человек из каждой десятки, выбранный по жребию, был казнен за всех остальных. Ведь такое было у римлян установленное обычаем наказание для тех, кто оставил строй или покинул значки. И после этого военачальник, сам ненавидимый всеми, вместе с опозоренной и обесчещенной частью войска, которая еще оставалась, вернулся в отечество, тем более что подошел срок выборов.
{33 См.: Ливии. II. 58. 3–60. 5.}
LI. Когда после них были избраны консулами Луций Валерий, во второй раз, и Тиберий Эмилий [34], плебейские трибуны, выждав какое-то краткое время, вновь стали поднимать вопрос о разделе земли. Приходя к консулам, они убеждали их, прося и настаивая, исполнить обещания народу, что сенат дал в консульство Спурия Кассия и Прокула Вергиния [35]. 2. И оба консула шли им на встречу: Тиберий Эмилий – питая некую старинную и небеспричинную злобу к сенату за то, что тот не позволил его отцу провести триумф, хотя тот просил об этом; а Валерий – желая погасить гнев народа к себе за смерть Спурия Кассия, которого Валерий, будучи тогда квестором, казнил за стремление к царской власти. А Кассий был самым выдающимся человеком из своих современников как в военном командовании, так и на гражданском поприще, и он первым в государстве использовал меру наделения землей, за что и подвергся ненависти со стороны патрициев как человек, который предпочел им народ. 3. И вот тогда, после того как консулы пообещали им поставить в сенате вопрос о разделе общественных земель и вместе взяться за утверждение закона, плебейские трибуны, доверившись им, пришли в сенат и произнесли умеренные речи. Консулы им ничего не возразили, дабы не приобрести себе славу любителей споров, но попросили старейших сенаторов высказать свое мнение. 4. И первым был спрошен ими Луций Эмилий, отец одного из консулов. Он заявил, что ему представляется справедливым и полезным для государства, если общественные земли принадлежат всем, а не малому числу граждан, и советовал поддержать просьбу народа, для того, чтобы уступка сенаторов стала милостью: ведь и многое другое, не предоставленное народу по доброй воле, сенаторы уступили под давлением необходимости. Он считал, что владельцы земель уже благодарны за то время, в течение которого они тайком пользовались ими, а после запрета не будут держаться за них. 5. И добавил, что по справедливости, силу которой все признают, общественные земли являются общими для всех, а частные принадлежат каждому из тех, кто их приобрел по закону; и что дело стало уже обязательным для исполнения благодаря сенату, который семнадцать лет назад принял решение разделить землю. Он добавил также, что сенат принял тогда это решение для пользы дела, чтобы и земля не оставалась невозделанной, и сидящая в городе толпа бедняков не пребывала в праздности, завидуя, как сейчас, чужому добру, но чтобы для государства молодежь воспитывалась при домашних очагах и на отцовских наделах, имея определенное основание для гордости в силу прекрасного воспитания. 6. Потому что тем, кто не имеет имений и получает скудное пропитание от обработки по найму чужих владений, или вообще не свойственно стремление к рождению детей, или, если оно и присутствует, то приносит потомство дурное и жалкое, являющееся плодом, как обычно, низких браков и воспитанное в нищенской доле. 7. «Итак, я, – сказал он, – объявляю свое мнение, а именно: пусть консулы исполнят то, что решено сенатом и было отложено из-за случившихся за это время неурядиц, и пусть они назначат тех, кто произведет раздел».
{34 470 г. до н.э. (= 468 г. до н.э. по Дионисию). Ср.: Ливии. II. 61. 1 (примеч. Л. Л. Кофанова).}
{35 486 г. до н.э. См.: Дионисий. VIII. 76; Ливии. II. 41. 1 (примеч. Л. Л. Кофанова).}
LII. После того как Эмилий это сказал, спрошенный вторым Аппий Клавдий, который был консулом в прошлом году, высказал противоположное мнение, объясняя, что сенат не имел намерения разделить общественные земли, – ведь тогда его постановления давно были бы выполнены, – но он на время отложил решение, стремясь остановить случившиеся тогда раздоры, которые возбудил, домогаясь тирании, консул, справедливо после того наказанный. 2. Избранные после этого предварительного постановления консулы также не исполнили решения, видя, начало сколь великих бедствий для государства будет положено, если бедняки приучатся делить между собой общественное достояние. И следующие после них пятнадцать консульств, несмотря на то что они подвергались многочисленным опасностям со стороны народа, не решились сделать что-либо во вред общине по той причине, что согласно предварительному постановлению, не им позволено назначать землевладельцев, но тем, первым консулам. 3. «Так что для вас даже, – сказал он, – о Валерий, и ты, Эмилий, нехорошо, поскольку вы имеете добрых предков, и небезопасно вносить вопрос о разделах земли, чего сенат вам не поручал. Так вот, о том предварительном постановлении вполне достаточно сказать то, что вы, ставшие консулами через столько времени после его принятия, им не связаны. 4. А по поводу тех, кто силой или тайно присвоил себе общественные земли, я довольствуюсь краткой речью. Ведь, если кто знает кого-нибудь, пользующегося тем, право владеть чем не может доказать по закону, то пусть сделает донос консулам и обвиняет его на основании тех законов, которые нет нужды записывать заново: ведь они давно написаны, и никакое время их пока не уничтожило. 5. Поскольку же Эмилий говорил и о пользе, мол, наделение землей произойдет для всеобщего блага, то и эту часть его речи я не желаю оставить без возражений. Ибо, по моему мнению, он замечает только то, что есть, но не предвидит будущее, а именно, то, что ему кажется незначительным, – дать праздным и бедным людям что-нибудь из общественного имущества, – это станет причиной многих великих бед. 6. Ведь вводимый тем самым обычай останется в государстве, и всегда будет пагубным и ужасным, потому что осуществление бесчестных стремлений не уничтожает их в душе, но усиливает и делает более бесчестными. И пусть доказательством этого для вас будут их дела. Ведь к чему вам обращать внимание на слова, мои или Эмилия?!
LIII. Вы, конечно, все знаете, скольких врагов мы одолели, сколько земель разграбили, сколь большую добычу получили из захваченных городков, и что лишенные «сего этого враги, до сих пор жившие в достатке, теперь ввергнуты в глубокую нужду. И вы знаете, что те, кто жалуется на бедность, не были лишены чего-либо из названного и при разделе не получили меньше. 2. Ну и что же обнаруживается, улучшили л они благодаря всем этим приобретениям что-либо в своей прежней участи и достигли ли богатства? Я хотел бы и молил бы богов, чтобы было именно так и чтобы было поменьше, так сказать, вояк на постое, обузы для общества, но нынче вы видите а слышите, как они сетуют, будто дошли до крайней нищеты. Поэтому, даже если они получат то, что сейчас вожделеют, и даже еще больше сверх того, они все равно не поправят свою жизнь. 3. Ведь нищета гнездится не в их судьбе, а в их образе мыслей: вот его-то не удовлетворят не только сей скудный надел, но даже все дары царей и тиранов. Если мы и в этом им уступим, то поступим подобно врачам, которые пользуют больных снадобьем, доставляющим приятность. Ведь больная часть государства не будет исцелена, но даже здоровая заразится хворью. Вообще, о сенат, вам следует проявить большую заботу и мудрость, чтобы со всем усердием спасти испорченные нравы общества. 4. Ведь вы видите, до чего докатилось бесчинство народа и что он более не считает обязанным подчиняться консулам: он же не раскаялся в содеянном здесь, но то же самое бесчинство явил и в войске, бросив оружие, покинув строй, оставив врагам боевые значки и обратившись в постыдное бегство еще до того, как вступил в сражение, словно только у меня он отнимет славу победы, но не у отечества ту же сладость торжества над врагами. 5. И вот теперь у вольсков ставятся трофеи над римлянами, и добычей, взятой у нас, украшаются их храмы, и в великой гордыне, как никогда раньше, пребывают их грады, до сих пор упрашивавшие наших военачальников не подвергать их порабощению и разрушению. 6. Так неужели же справедливо или хорошо, чтобы вы испытывали к ним благодарность за подобные успехи и почитали общественными дарами, наделив землей, которой, насколько это от них зависит, владеют враги? Однако, что нам толку упрекать тех, кто в силу невежества и низкого происхождения мало внимания обращает на то, что благородно, если мы видим, как и во всех ваших нравах уже нет древнего духа, но величавость некоторые называют гордыней, справедливость – глупостью, мужество – безрассудством, благоразумие – тупостью? И то, что у предков ненавидели, это теперь и превозносится, и людям испорченным оно кажется удивительно сколь великим благом, то есть трусость, шутовство, злонравие, хитроумие, дерзость во всем и невосприимчивость к чему-либо лучшему – словом, то, что захватило уже много могучих государств и полностью их уничтожило. 7. Слова мои, о сенат, приятно ли вам их слышать или тягостно, сказаны вам со всей правдивостью и откровенностью. Для тех из вас, кого мои слова убедят, – если, конечно, убедят, – это будет и сегодня полезным, и в будущем охранит. А для меня, – того, кто навлекает ненависть лично на себя ради пользы общества, – мои слова станут причиной многочисленных опасностей. Ведь я в силах благодаря разуму предвидеть то, что меня ожидает, и воспринимаю чужие несчастья как пример собственных».
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |