Молчун кивнул.
– Ну давай. Прочитай мне, пожалуйста, стихотворение из учебника. Любое. Не вслух, а только губами.
Молчун поморщился – он же только что объяснил, что знает, как артикулировать, зачем объяснять, как маленькому? Но подчинился, усердно принялся шевелить губами. Это оказалось тупым, изматывающим занятием. И главное – бессмысленным.
Оно настолько его вымотало, что Молчун забыл об осторожности. Не осмотрел двор школы перед выходом, не попросил учительницу проводить его – видеть ее уже не мог. И прямо возле крыльца наткнулся на засаду. Остроносый и его дружки так истосковались по драке, что даже не стали размениваться на ритуальный раунд подначек и оскорблений – сразу бросились, все скопом.
Молчун не был готов, и потому его тело среагировало быстрее, чем голова. Руки швырнули в ближайшего нападающего рюкзак, туловище развернулось, чтобы за спиной никого не было, ноги отбросили тело в сторону, заставив врагов столкнуться между собой. А потом резкий (чтобы не поднялся!) удар-двоечка, как учили ребята на вокзале – в голень и в голову. Бесхитростно, без всяких понтов. Три «двоечки» подряд. Трое упали, один бросился бежать.
На этом надо было остановиться, схватить рюкзак и бежать самому. Но тело уже командовало, голова потеряла управление. Даже зрение, кажется, отключилось, как всегда бывало с Молчуном в такие минуты. Или память?
Когда он очнулся, трое нападавших извивались в сугробе. Сугробы были неправильные, темные. Молчун знал, что это от крови. Он успел порадоваться, что все-таки шевелятся, значит, живы. А потом схватил рюкзак и побежал.
Во второй раз он пришел в себя от того, что его кто-то спрашивал:
– Мальчик! Ты зачем звонишь? Видишь же, что никого дома нет?
Молчун отдернул руку от домофона. Он стоял перед подъездной дверью Впалыча. Домофон мигал цифрой Впалычевой квартиры и безнадежно пищал.
– Ты весь в крови! – встревожился человек рядом. – Ты упал?!
Молчун судорожно помотал головой и быстро, пока не начались новые вопросы, зашагал от подъезда. Туда, где потемнее. Он даже не понял, кто его расспрашивал: женщина? мужчина? молодой? старый?
Возле своего подъезда он старательно оттер с кулаков кровь снегом. Лица не видел, но на всякий случай растер и его. Конечно, завтра родители все равно узнают, но не сегодня.
Птицы перестали собираться после уроков. Некому стало собираться.
Аня болела, Молчун находился во временной изоляции. Птицы знали, что опять случился приступ, пытались с ним поговорить, но телефон был отключен и домой к нему никого не пускали.
Женя находился на своей волне, а Кошка нападала на него, как дикая пантера. А после того, как она… нелицеприятно отозвалась о Вике, Женя замер на секунду, а затем деревянным голосом объявил, что группа «Птицы» временно распускается. Встал, собрал вещи и ушел.
Тут Дима не выдержал. Видно, он долго терпел и теперь высказал Юле все, что он думает по поводу ее выходок, ее характера и ее отношения к друзьям.
Юлька запустила ему в голову сумкой, развернулась и ушла.
Больше они не разговаривали.
Аня встретила Кошку случайно, в магазине. Обрадовалась ей, как родной. Потребовала новостей.
Юля была немногословна. Сказала, что Женя от них совсем отбился, что все время проводит со своей новой любовью.
– А я их видела! – сказала Аня. – Только они почему-то спрятались. Вика его сразу утащила, как только меня заметила.
– Это когда было? – машинально спросила Юля. Просто так спросила, надо же было разговор поддержать.
– Вчера, в шесть. Мы с мамой гуляли…
– Ага, – машинально сказала Кошка, а потом включился мозг, – только не в шесть. В шесть мы были в парке. Мы там… разговаривали.
– Не может быть! Было 17–55, я на часы посмотрела.
– Да нет, ты путаешь! В это время Женя точно был в парке! Мне мама звонила, вот посмотри…
Кошка полезла в телефон.
– В 17–58 был звонок. Я его сбросила. Потому что я как раз с Женей… общалась.
Кошка и Аня уставились друг на друга.
– Это точно был Женя? – спросила Юля.
– Это точно была Вика! – сказала Аня. – И они точно целовались.
– Ага, – сказала Кошка.
И потом еще раз:
– Ага… – и спросила – ты покажешь мне, где ты их встретила?
Аня кивнула.
– Дура! Это ж надо какая дура! – не унималась Кошка, сидя на качелях во дворе и просматривая видео на телефоне.
Видео они сняли только что. Но лучше бы не снимали.
– Если уж у тебя два парня, то зачем гулять с ними в одном районе! А я Женьке говорила, что у нее мозгов меньше чем у страуса!
– Что мы теперь будем делать? – спросила Аня.
– Как что? – удивилась Юля. – Сейчас пойдем к Жене и все это ему покажем.
– Ему же будет больно! – воскликнула Аня.
– Конечно! – сказала Юля. – А ведь ему говорили! Предупреждали! Нечего связываться со всякими!
Кошка чуть не приплясывала на месте от предвкушения расплаты.
– Прямо сейчас и пойдем!
Аня не смогла поднять глаза на Женю.
Он сначала вообще не понимал, зачем ему показывают это видео. Сидел на диване и еще и шутил. Потом Вика с тем, вторым, начала целоваться.
Кошка торжествующе зашипела, а Женя так дернулся… Как будто ему ножом по пальцу полоснули.
Аня расплакалась, прижалась к Жене, выдернула у него из рук телефон.
– Женечка, не смотри дальше, – взмолилась она, – не надо.
– А зачем вы мне это принесли? – придушенно спросил он.
– А чтоб знал! – зашипела Кошка. – Чтоб старых друзей слушал!
– Это я виновата, – ревела Аня, – это я гуляла и их увидела. Я думала, это ты… А это не ты… Жень, ты все равно самый лучший! Ты самый-самый! Мы тебя любим! Жееееень…
Женя машинально гладил Аню по голове.
– Ты не виновата, – сказал он мрачно, – это я виноват.
– Нет, что ты! Ты не виноват! Это Вика…
– Вика хорошая, – сказал Женя, – она заслуживает счастья.
– Ты что, с ума сошел? – вскинулась Кошка. – Да она гуляла у тебя под носом!
– Значит, ей так было лучше, – сказал Женя, – значит, я не смог дать ей то, что нужно…
– Ты говоришь, как придурок из любовного романа! – заявила Юля.
– А я и есть. Придурок. Из романа, – сказал Женя.
Женя не знал, как себя вести.
Он сидел в школе, смотрел на Викины волосы, на ее улыбку. К концу второго урока он почти уверился в том, что вчерашнее видео приснилось в страшном сне.
И он спросил у нее, просто чтобы убедиться – ничего не было. Чтобы она рассказала ему, что это не она, что у нее есть сестра-близнец…
– Вика, а где ты была вчера в шесть вечера?
– Я?
Женя рад бы был ничего не замечать. Но занятия по психологии не прошли даром, все мелочи отмечались в голове автоматически.
Она испугалась, глаза расширились. Потом опустила голову.
– А что?
Отвечает вопросом на вопрос, глаза смотрят в сторону.
– Мне показалось, я видел тебя на улице.
– Где?
Руки потянулась к краю блузки, стали нервно теребить ткань.
Женю накрыло холодом. Вика – мафия… Больно-то как…
У него не было сил выяснять отношения, он просто встал и ушел. Вика бросилась следом, догнала на лестнице.
– Куда же ты? Сейчас контрольная по физике! Ты обещал…
Она выглядела беззащитной и растерянной. У Жени все внутри сжималось, когда он смотрел на нее. Если бы она позволила, зацеловал бы до смерти. Как тот… На видео…
Женя сжал зубы и почти бегом вылетел из школы. Сиганул через турникет, ушел домой как был, в пиджаке и туфлях. По снегу.
Он не чувствовал холода, он вообще ничего не чувствовал.
Димка очень хотел собрать всех Птиц, как раньше. Чтобы все сидели на ковре и пили чай. И чтобы Молчун тоже был, ковырялся в своем планшете. И тогда Димка встал бы, протер очки и сказал: «Птицы! Что вы, с ума посходили? Нам же еще учиться всем вместе! Мы же скоро вернемся в свою, нормальную, школу!»
Он понимал, что дома, в родной тридцать четвертой, все наладится. Впалыч выслушает всех вместе и каждого в отдельности. Появится новый, совершенно потрясный проект (Анечка, например, вдруг ляпнет: «А сколько нужно эльфу нектара для нормальной жизни?»). Все уйдут с головой в работу – и всё станет, как раньше. Как положено. Но почему-то казалось, что надо разобраться сегодня, сейчас. Без Впалыча и родных стен. Это по-честному.
Димка почти уже начинал собирать Птиц, брал трубку, открывал адресную книгу… Но первой в списке шла Кошка. Она, конечно, не могла быть первой по алфавиту, и Дима специально вписал ее с двумя «а» в начале – «ааКошка». Он чаще всех ей звонил, она и в быстром наборе была на цифре 2 (единица по умолчанию автоответчик). Но сейчас Димка смотрел на «ааКошку» – и понимал, что никого он не соберет. Потому что все будет не так. Женька и слушать не станет. Анечка выслушает, но ничего не скажет. Молчуна вообще не отпустят никуда.
А Кошка начнет спорить, но не так, как при обсуждении проекта – когда от ее наездов и наскоков Димка только бодрился. Она начнет бить по больному, врать и передергивать. Если вообще придет.
Если вообще кто-нибудь придет.
Димка отложил телефон и уткнулся в учебник, где очень скучно и напыщенно рассказывалось о любви Пушкина и Натальи Гончаровой. И сразу вспомнилась поездка в Питер, экскурсия в домик Пушкина на Мойке, где им целый час рассказывали про смерть поэта. Почему-то исключительно про смерть, про последние дни, панихиду, похороны. Впечатлительная Анечка тогда вышла из музея с глазами, полными слез. Какая-то сердобольная тетенька испуганно спросила у Ани: «Девочка, что случилось?» И Анечка дрожащим голосом сообщила: «Пушкин умер!»
Кошка тогда так хохотала, что Димке пришлось ее отпаивать водой с газом, а Кошка пила, хохотала и икала…
Димка понял, что бессмысленно улыбается, глядя мимо учебника. Он спохватился, прогнал улыбку – надо было делать уроки.
Будильник сначала был выключен, а при повторном срабатывании отправился в стену, от соприкосновения с которой замолк навсегда. Женька не хотел идти ни в какую школу. Он решил заболеть. Просачковать. Не пойти – и все! Все четвертные у него уже проставлены, а видеть эту лживую физиономию… Женька спохватывался: это не Вика виновата, это он что-то не так сделал. Она просто не хотела ему говорить, боялась обидеть.
Женька перевернулся на другой бок, свернулся калачиком и накрылся одеялом. Когда-то давным-давно он так прятался от грозы у бабушки в доме.
Мама заходила пару раз, тихонько звала, но будить не стала. Ее всегда подтянутый и собранный сын забыл куртку в школе, не помнил, обедал ли он, да еще и будильниками швыряется. Наверное, мама даже заподозрила, что тут замешана девочка. Трудно сказать – у Женьки была очень тактичная мама. После трех робких попыток напомнить сыну о школе она плотно прикрыла дверь и дала ему уснуть.
Сон получился смутный и неприятный, Женька его не запомнил. Может быть, из-за способа, которым его из сна выдернули.
– Вставай, медведь, весну проспишь! – заорали над ухом и для убедительности ударили сверху подушкой.
Женька подскочил на кровати. Это была Кошка – кто же еще. И что самое интересное, это была та самая Кошка, с которой они могли моря переплыть и горы своротить (и однажды своротили – после неудачного моделирования сдвижки тектонических плит).
Кошка искрила энергией и хаотически перемещалась по комнате. В углу, чтобы не мешать перемещениям, терпеливо блестел очками Димка.
– Вставай, говорю! – не унималась Кошка. – Пролежни будут!
Женька вопросительно посмотрел на Димку как на более адекватного.
– Впалыч звонил, – пояснил тот. – Через час собрание в актовом зале. В нашем актовом зале!
Чувство было такое, как будто все вернулись с полярных экспедиций – народ шумел, бурлил и хлопал друг друга по спинам. Хотя все это время учились рядом, в соседних школах, но… Нет, это была другая планета. Много других планет, между которыми, конечно, существует межгалактическая связь, но это не то. И вообще, в командировке хорошо, а дома лучше.
Директор и Впалыч пришли вместе. По их лицам ничего было невозможно прочитать, и это сильно остудило пыл находящихся в зале. Они ждали радости, моря эмоций и праздничного фейерверка.
– Дорогие ребята! – начал Впалыч.
После чего встал, сел и, сцепив руки, уставился в стол.
Зал замер.
– Знаете, – тихо сказал Впалыч, – я два дня эту речь репетировал. Я ж психолог… Ну вы в курсе…
Такой тишины, какая воцарилась после этих слов, в этом зале не было никогда.
– Я все продумал. Я знаю, в какой последовательности вам нужно преподносить новости. Я консультировался…
Впалыч поднялся и прошел вперед.
– А сейчас я стою перед вами и понимаю, что все это сработает, конечно, но нам всем от этого не будет легче.
– Что? – выдохнула Лиза.
Высокая пятнадцатилетняя блондинка, лидер группы «Цветы», сидела в первом ряду и изо всех сил старалась не заплакать.
– Мне очень больно – сказал Впалыч, – но я вынужден вас огорчить. Нашей школы больше не будет.
– Нет! – пронеслось по залу.
А потом все заговорили разом. Кричали, что этого не может быть, что надо бороться, что нельзя сдаваться…
Анечка плакала, сидя на последнем ряду.
– Тихо! – сказал Михаил Александрович.
Все затихли.
– Родные вы мои… – сказал директор, – неужели вы думаете, что мы не боролись? Мы провели в министерстве всю четверть, мы не вылезали из кабинетов. Мы просили и умоляли. Мы предоставляли цифры и отчеты. Мы даже пытались взятку дать…
– Не взяли? – удивился Дима.
– Не хватило, – мрачно пошутил Впалыч.
– Простите нас, – сказал директор, – мы не смогли спасти нашу школу. Приказ о расформировании уже подписан, и подписан на таком уровне, что ничто нас не спасет…
– А мы? – дрожащим голосом спросил кто-то из мелких.
– А вы останетесь там, где провели эту четверть.
А Впалыч добавил:
– Но если у кого-то совсем не сложилось, то вы можете перейти в любую другую школу города. Это ваше право.
Анечка зарыдала, и ее кинулись утешать. И в это время с заднего ряда поднялся Ворон.
– Ну и хорошо! – заявил он. – Все равно это не школа была, а бардак. Я б здесь по-любому не остался.
Он махнул рукой и направился к двери. За ним поднялось и вышло еще несколько человек.
Пару секунд ушло на осознание того, что произошло.
– А что будет с вами? – спросил Женя.
Директор нервно дернулся.
– Какая разница? – отмахнулся он. – Главное вас пристроить…
И тут взвыла Кошка.
До этого она сидела молча, сцепив руки в замок и покачиваясь на стуле.
– Вы… вы…
Кошка вскочила.
– Вы хоть понимаете, что вы сделали?
От ярости Кошка проглатывала половину слов, но смысл был понятен.
– Лучше б я не знала, что так бывает! Если б мы с самого начала учились, как все… Мы бы были, как они! Мы б не знали, что бывает по-другому! Мы бы шли в школу, как на каторгу! Мы бы умели матом ругаться! Вы нас убили, понимаете, да? Мы ж теперь пушечное мясо!
Женя подошел к ней и хотел ей что-то сказать.
– Не трогай меня! – заорала Юля. – Не трогайте меня все!!!
Ее колотило. Кошка бросилась к двери и уже оттуда заорала:
– Я ненавижу вас!!! Я всех ненавижу!!!
После громового раската хлопнувшей двери Впалыч сказал нарочито спокойным голосом:
– Это хорошо, что она все высказала…
Зимние каникулы
Обычно на зимних каникулах 34-я школа отрывалась. Каждая группа готовила что-то свое – даже не проект, а «злостное хулиганство», как в притворном ужасе заявлял Михаил Александрович. В предновогодние дни не щадили никого. На любого учителя (что уж говорить об учениках) могла напасть банда снежных орков или снежный человек трех метров роста. Причем орки были в исключительно натурально выглядящих (хоть и искусственных) шкурах, а снежный человек оказывался составлен из пяти-шести «хулиганов». Жертву немедленно утаскивали в логово, купали в снегу или заточали в снежный каземат.
Впрочем, сидели в плену недолго – очень скоро раздавалось гиканье каких-нибудь снежных гномов или треск снегобитной машины, после которого темница разваливалась на кусочки, а «негодяи» отступали, оставляя пленных. Тех опять-таки заковывали в ледяные кандалы – и снова начинался штурм. Никаких долговременных союзов между «кланами» не наблюдалось, просто группа узнавала, что кого-то пленили, и бросалась на выручку.
Когда Кошка пересказывала эти битвы родителям, те только качали головой и иногда говорили:
– Так сидела бы дома, раз там так опасно.
Кошка глупые реплики игнорировала и продолжала, не снижая темпа, рассказывать, как Птицы сначала взяли в плен Цветов, а потом отбивали их у Ежей.
Когда менее темпераментному Димке задавали вопрос: «А зачем вы так над собой издеваетесь?», он добросовестно отвечал:
– Так интересно же! Весело!
– Весело, – бурчала Димина мама. – Позаболеваете все…
Бурчала для порядку, потому как на зимних каникулах в 34-й школе не болел никто и никогда. Весной и осенью – случалось, но кто станет болеть в самую веселую пору?
Новогоднее дерево наряжали все вместе, моментально забыв, кто кого брал в плен. Дерево редко оказывалось елкой, обычно это были дубы, липы, кипарисы или даже пальмы. Однажды удалось вырастить к Новому году роскошный бамбук.
Украшения подбирали под дерево. Например, пальму обвешивали бананами и кокосами собственного изготовления, с секретами. Дед Мороз и Снегурочка под елкой плясали папуасские танцы и требовали того же от остальных…
…Но 34-й школы больше не существовало. Бывшим ее питомцам пришлось идти на банальные школьные «огоньки» с танцами, во время которых мальчишкам полагалось подпирать стены, а девчонкам приплясывать в узком кругу. Кошка даже не пыталась туда ходить, чтобы не прибить кого-нибудь. Анечка заболела окончательно, Молчун оставался под домашним арестом. Так что «веселиться» отправились только Женька и Дима – каждый со своим классом.
Женька – просто чтобы доказать всем (во главе с собой), что он мужественно перенес утрату. Димка продолжал осваиваться.
И если Женька не выдержал, сбежал на пятой минуте «веселья», то Димка даже получил кайф. Он вспомнил уроки хореографии, снял очки и отжег такой джайв с девчонками, что это напоминало те самые папуасские пляски. Пацаны смотрели неодобрительно, зато одноклассницы разве что не визжали от восторга. А когда пошел медляк, разошедшийся Дима стал напротив Алены и выдал первоклассную румбу. «Танец любви» оказал неожиданное действие – Алена вдруг покраснела, обозвала Димку дураком и убежала из зала.
Димка удивился, но его быстро отвлекли.
– Слышь, танцор! – позвал его лохматый двоечник Колюня. – Пошли поговорим.
«Ну вот, – расстроился Димка, – сейчас драться полезет». Но пошел.
Пока дошли до пустой и темной рекреации на третьем этаже, он уже составил план, как разрядить конфликт, однако Колюня драться не собирался.
– Клево пляшешь, – сказал он с суровостью римлянина, одобряющего победу гладиатора. – На!
И, воровато оглянувшись, протянул Димке маленькую плоскую бутылку. Димка понюхал. Пахло резко. «Ладно, – подумал он, – это тоже способ наладить отношения».
Димка хлебнул. В бутылке скрывался густой коричневый напиток. Если бы Дима имел опыт пития, он бы определил, что это виски, причем весьма крепкий. Но опыта такого не имелось, а вкус оказался не столь противным, поэтому он отпил еще, прежде чем вернуть бутылочку владельцу.
– Ого! – сказал Колюня с уважением. – Круто.
Они выпили еще по чуть-чуть. Это и спасло Димку.
Если бы не добавил, вернулся бы на вечеринку веселый и бесшабашный. Ему было бы весело. Какое-то время. Пока классная не заметила бы. Но последний глоток поверг Диму в состояние сонное и тупое. Веселиться не захотелось. Захотелось домой, в постельку, что Димка и осуществил немедленно. Как он заходил в раздевалку и надевал куртку, помнил смутно. Как попал домой, не помнил вообще.
Утром Дима не смог открыть глаза.
Хорошо, что каникулы начались, иначе бы он не отвертелся от вызова врача. А тот бы сразу понял, что это не «грипп, которым все в классе болеют», во что поверила мама, а банальное похмелье.
Припомнив все истории из жизни, которым щедро делились родители с друзьями, а также классическую и современную литературу, Дима с трудом добрел до холодильника и, не обнаружив там ни маринованных грибочков, ни рассола, залпом выпил литр кефира. Лучше не стало. Он завалился спать.
Вечером его разбудил звонок Колюни. Согласившись с тем, что вечерок вчера был «ого-го» и они «дали», Дима отключил трубку и обнаружил у себя десяток непрочитанных сообщений. Все от девчонок.
Впечатленные вчерашними танцами, они наперебой зазывали его кто куда, а те, кто поскромнее, просто просили объяснить домашнее задание. Прямо сейчас. На зимних каникулах.
Димка улыбнулся. Минут пять поразмышлял на тему, а не сходить ли с девушкой в кино. Позвонил Кошке. Выяснил, что она недоступна. В кино идти сразу расхотелось.
Кошка в это время сидела дома и сосредоточенно швыряла дротики в стену.
Был у нее такой метод принятия решений. Сидишь, кидаешь и ни о чем не думаешь. Вернее, даешь возможность мозгу расслабиться, чтобы соображалка отключилась, а мысли вспыхивали в голове отдельными словами.
Как только попадаешь дротиком в «десятку», тут же пытаешься поймать пролетевшее слово за хвост. Слова запоминаешь. А потом додумываешь, что это значит.
Сегодня получился такой набор: «училась», «главное», «человек».
Кошка написала слова на бумажке, покрутила по-всякому и вышло: «Я училась быть главным человеком».
Юля задумалась.
Мама, пришедшая с работы, застала ее в виде зомби, неподвижно смотрящего в стену.
– Юль, что ты решила со школой? – аккуратно спросила мама. – Останешься в этой или будешь переходить в другую?
– Самураи не сдаются, – загробным голосом произнесла Юля.
– Что?!
– Мне нужно вернуться в карате, чтоб поддерживать форму. И еще мне нужно…
Тут Кошкин взгляд просветлел, она спустилась с небес на землю.
– Ой, мам, мне столько всего нужно! – сказала она.
– Я не поняла со школой, – уточнила мама.
– Я училась быть главной! – сказала Юля.
– И что? – встревожилась мама.
– И я стану главной! – сообщила Кошка, зарываясь в компьютер, и добавила себе под нос. – Чего бы это ни стоило…
У Анечки было странное чувство.
С одной стороны, огромная потеря – потеря школы – не вмещалась в голову. Школу было жалко. И Аня еще никогда столько не плакала. Но с другой стороны, у Ани в душе росло странное чувство свободы.
До этого она больше всего на свете боялась, что Анастасия Львовна не отпустит Аню в 34-ю школу. И вот самое страшно сбылось. В родную школу Аня не попадет.
Теперь не нужно бояться! Теперь можно наплевать на то, что написано в учебнике, говорить, что думаешь, писать, как хочешь. Можно не дрожать над домашним заданием, можно не зубрить на перемене…
Впервые за несколько недель у Ани не болела голова.
Она даже решила собрать всех Птиц. Просто так, попрощаться. Понятно, что никаких Птиц уже не будет, раз школа умерла. Но попрощаться надо же. И Анечка принялась всех обзванивать, приглашать в гости вечером 31 декабря. Не поздно, часов в семь вечера. Никто не отказался, хотя и не обрадовался. Труднее всего вышло с Молчуном. Его родители долго сомневались, просили перезвонить, сто раз переспросили, кто еще будет, снова брали паузу… В конце концов Анечка позвала и их тоже, только тогда добро было получено.
Начиналось все вяло. Разлили детского шампанского, подняли тост за уходящий год. Анин брат быстро выпил, быстро съел, что было в тарелке, быстро сбежал («Пап! Праздник же! Я чуть-чуть поиграю!»). Взрослые пытались разговорить школьников, но добились только односложных ответов на прямые вопросы. Над столом нависло вязкое молчание.
Потом неожиданно подал голос Молчун:
– За нашу школу. Не чокаясь.
Снова выпили. Молча. Приемный отец Молчуна даже засомневался – детское ли шампанское? Обычно с такими лицами водку пьют в суровой мужской компании. Попробовал, успокоился. Дети стали есть салат и обмениваться школьными новостями, которые и без того были всем известны. Взрослые заскучали и ушли общаться на кухню.
И тут речь зашла о танцевальном подвиге Димки.
– Да они тут все деревянные, – пожал он плечами, хотя самолюбие довольно заурчало, подставляя бока солнышку общего внимания. – Пришла бы Кошка, мы бы с ней вдвоем такой улет устроили! Да, Юль?
– Я и устрою! – непонятно почему окрысилась Кошка. – Только без тебя, одна.
Все уткнулись в тарелки, и только Анечка, которую такое веселье не устраивало, спросила:
– А помните танцевальный марафон?
Все заулыбались, даже Кошка. Они тогда посменно танцевали семь часов подряд – на двадцать минут больше второго места.
– Цветы слишком дергались, – сказал Женька. – А у нас Димка классно нагрузку рассчитал.
– А помните, – подхватила Кошка, – как на раскопки ездили! Женька тогда настоящую берестяную грамоту откопал!
– Ага, – засмеялась Анечка, – донос одного купца на другого! Что он мзду боярину дает, да не в руки, а через жену!..
Через час взрослые, которые под разговор открыли бутылочку вина, прислушивались к взрывам хохота из гостиной.
– Я уж отвыкать стала, – вздохнула Анина мама. – Раньше часто так собирались, смеялись…
…Когда пришло время расходиться, отец Молчуна отвел в сторонку Женьку и тихонько попросил:
– А вы можете… как раньше? Вместе проекты делать? И Артема с собой брать? Он с вами прямо оживает… У него проблемы, вы же знаете…
Женька, которого смутило это «вы», не смог сказать правду.
– Мы постараемся. Вот Новый год встретим, там еще неделя каникул…
Но до начала третьей четверти никто из Птиц ни разу не позвонил другому. Только Димка иногда бродил под Кошкиными окнами и пытался понять, почему по шторам в ее комнате скачет резкая тень. Ему казалось, что Кошка в отчаянии мечется по квартире. Но она не металась. Она скачала курс самозащиты без оружия и все свободное время тренировалась. Ей нужно было стать главной.
Третья четверть
В первый день третьей четверти Кошка встала ни свет ни заря. Пришла в школу заранее, уселась на свое место и стала ждать.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |