- Блин, не уезжай так быстро! Нам еще многое предстоит испытать, - Андреас усмехается, подзывая официантку, разносящую красные бокалы на железном подносе, - я тебя в такооооое место отведу! Два месяца назад закончили строить новый VIP клуб, мы просто обязаны там побывать! Георг проведет.
- Я только за, брат! – я улыбаюсь, хватая бокал с подноса, - давно я не веселился.
- По тебе видно. Что-то совсем охренел, одна печаль в глазах, так дело не пойдет!
Я смеюсь до тех пор, пока не улавливаю следующий заданный вопрос:
- Как там Билл? Я его не видел ни разу.
Грусть резко находит на меня, и смех обрывается на какой-то слегка истеричной ноте. Я подношу бокал к губам, пытаясь унять дрожь и потянуть с ответом. Андреас мгновенно все понимает. Сидит и смотрит на меня своим проницательным взглядом, от которого мурашки по коже. Чем-чем, а сумасшедшим чутьем он всегда обладал.
- Я не знаю, - все, что вырывается у меня, - он со мной почти не разговаривает.
- Вы все еще в ссоре?
Я киваю, не в состоянии что-либо ответить. Снова выпиваю, пытаясь избежать его взгляда. Такого многозначительного, вкрадывающегося в самую душу взгляда.
Конечно, он не подозревает о том, что произошло на самом деле. Никто этого не знает. Очевидная выдуманная кем-то версия – братья сильно поссорились год назад и с тех пор не общаются. Обычная, но затянувшаяся ссора…Многие думают, что виной всему какая-то девушка, вставшая между нами.
Но Андреас не многие. Он всегда слишком хорошо меня понимал.
- Том, в чем дело? Что случилось с тобой и с Биллом?
Я не могу больше терпеть. Не могу казаться тем, кем уже не являюсь. К черту эту игру, к черту лицемерную маску, прилипшую к моему лицу.
Ставлю бокал на стол, и вскакиваю на ноги. От резкости в глазах начинает двоиться, и музыка пульсирующей болью отдается в ушах.
- Ты куда? – Андреас обеспокоенно встает следом.
- Мне пора…
Бреду через толпу танцующих, мокрых от пота девушек, так и норовящих теснее прижаться ко мне. Андреас что-то кричит вдогонку, но я не разбираю слов.
Я лишь иду, все дальше и дальше, пока в конечном счете не выбираюсь из душного клуба. Оказавшись на улице, я жадно втягиваю прохладный ночной воздух, и в последний раз обернувшись на неоновую вывеску заведения, ухожу прочь.
Страх это эмоциональное состояние, вызванное отсутствием ответов на воспоминания, причиняющие боль.
POV Bill
Как же оно прекрасно. Это темное, ночное небо, усыпанное сверкающими, словно россыпи маленьких бриллиантов звездами. Оно так спокойно, так нежно, так тихо, что я невольно завидую этому скромному молчанию и свечению, которым темнота щедро одаривает нас. Не могу оторвать зачарованного взгляда, и продолжаю смотреть в окно.
Бессонница. Снова. Это уже привычка, выработанная месяцами. Я либо вижу кошмары, либо не сплю вообще. Предпочитаю меньшее из двух зол – второе. Лучше бродить по ночам по дому, или сидеть на подоконнике, размышляя о жизни, теряясь в поисках ответов, чем видеть все эти ужасы, поглощающие меня, как только я засыпаю. Кровавый ночной этюд, в главных ролях которого выступаешь именно ты. Всегда ты и больше никто.
В кошмарах я с тобой один на один. Мы как отражение, видим друг друга сквозь пелену мглы, окружившую мой сон. Ты все время стоишь и смотришь на меня, издевательски улыбаясь и обнажая свои белоснежные, ровные зубы в зверином оскале. Потом мне становится больно, больно не только физически, но и душевно, и эта боль разрывает меня на части.…А дальше происходит нечто такое, отчего я каждый раз просыпаюсь в холодном поту, с диким криком на устах…
Еще тогда, год назад, в первые несколько недель мама в ужасе прибегала на мои вопли, от страха не помня себя и думая, что меня кто-то убивает среди ночи. Но потом перестала. Она поняла, что это просто кошмары, и что они никуда не исчезнут, но великодушно попыталась помочь мне избавиться от них. По ее настоянию, я посещал психолога. Всего несколько раз, на большее меня не хватило. Этот заносчивый тип пытался выудить какую-либо информацию о моих и снах, узнать причину моих страданий, выяснить что-нибудь и о тебе…я не выдержал. Устроил погром и больше не возвращался.
На самом деле я привык. Давно привык видеть тебя во сне, пусть даже в таком обезображенном виде. И иногда я не боюсь засыпать, предчувствуя очередное манящее ощущение дежавю, посещающее меня каждый раз... Но все меняется, как только я вижу тебя. Как только я вижу себя в тебе…
Сейчас три часа ночи. Тебя нет дома, и это по-настоящему беспокоит меня. Раньше ты часто так делал – уматывал куда-нибудь с Андреасом на ночь глядя, и возвращался только под утро, пролезая через окно, чтобы родители не заметили. Ты мог пропадать вечерами, зависая в каких-то сомнительных забегаловках, шумных клубах или просто катаясь на машине с друзьями… и это было нормально. Но то было раньше, сто лет назад, в совсем другой жизни и ты был совсем другим Томом.
Где ты сейчас? Что делаешь, с кем говоришь? Вспоминаешь ли обо мне?
Вдали от тебя я могу мыслить здраво, могу не бояться. Я даже могу спокойно думать о тебе, не опасаясь захлебнуться собственной ненавистью и страхом.
Но все меняется, когда ты рядом. Всего один твой скептический взгляд, и я перестаю себя контролировать, эмоции зашкаливают, и я пока не уверен, какие они, хорошие или плохие. Одно я знаю точно, я боюсь тебя. Боюсь до дрожи в коленках, боюсь до потери пульса. И я никогда не признаюсь в этом, ты обо всем догадаешься сам. Или уже догадался…
- Вильгельм…
Твой голос тихим, сладостным шепотом раздается над самым ухом, и я с ужасом вскакиваю с подоконника, больно ударяясь о стену. Я не вижу тебя в сумраке комнаты, поэтому отлетаю к двери, чтобы в случае чего убежать.
- Черт.
Ты ругаешься, материшься и мелькаешь передо мной, словно тень, заставляя сильнее вжиматься в косяк. Я чувствую запах алкоголя, который, несомненно, исходит именно от тебя. Значит, ты пил, и пил в клубе. Скорее всего, на пару с Андреасом…Это так на тебя похоже, запивать свои мысли свежим коктейлем, заглатывать чувства внутрь себя под шумные звуки какой-нибудь техно-музыки…В этом весь ты. Непривыкший делиться, непривыкший открывать свои странные эмоции. Ты боишься, что тебя не поймут, но ты ошибаешься. Тебя понимаю я.
- Вилли, ты где? – спрашиваешь ты шепотом.
- Я здесь.
Мой голос звучит отчужденно, холодно, непривычно даже для меня самого. Я чувствую, как ты слегка вздрагиваешь, услышав ответ. Я понятия не имею, о чем ты думаешь, и боюсь даже спрашивать об этом. Все, чего я хочу на данный момент, так это того, чтобы ты убрался отсюда. Подальше из этой комнаты, подальше от меня…
- Я тебя не вижу.
- Зачем ты пришел, Том?
Ты молчишь, наверное, целую, бесконечную минуту, пока не выпаливаешь:
- Не знаю.
- Уходи.
Эти слова даются с трудом, но голос тверд, словно камень. Я не прошу, я приказываю, и тебе не нравится это, но мне наплевать. Теперь мне на все наплевать. Все то, о чем я думал всего несколько минут назад, незаметно растворилось, превратилось в ничто. Теперь я снова такой, каким и должен быть. Ненависть снова со мной…
- Вилли, не будь занудой, - я чувствую, как ты усмехаешься, - я лишь пришел пожелать тебе спокойной ночи. Помнишь, в детстве я всегда так делал…
Я в шоке застываю, не могу придумать ответ, мысли со скоростью света проносятся в голове, а тело наполняется гневом.
- Мы всегда желали друг другу спокойной ночи, - безжалостно продолжаешь ты, шаркая по полу кроссовкой.
Ненависть застилает глаза:
- Как ты смеешь вспоминать это?! Ты не имеешь права напоминать мне об этом! Не имеешь!
- Вилли…
- Заткнись!– сам не замечаю, как постепенно начинаю повышать голос. И плевать, что мама может проснуться, услышав эти истерические вопли. Все эти мелочи отходят на второй план.
Ты заслоняешь окно, откуда льется едва уловимый отблеск луны. Комната мгновенно чернеет, и теперь я не вижу совершенно ничего, только твою темную, возвышающуюся в проеме окна фигуру. Ты стоишь на месте всего пару секунд, а потом медленно двигаешься в мою сторону.
Мне становится страшно. Очень страшно.
Я прижимаюсь к двери, дрожа всем своим телом, когда ты подходишь так близко, что я различаю лихорадочный блеск, светящийся в твоих глазах. Твое пьянящее дыхание обдает жаром, и я замираю в этой ужасающей тишине, повисшей между нами, где слышен лишь стук моего бешено колотящегося сердца.
- Ты боишься?
Как ты можешь спрашивать меня об этом? Неужели в тебе не осталось и капли человечности, неужели тебе действительно все равно? Неужели не видно, как сильно ты меня пугаешь?
Но вместо всех этих вопросов, я покрепче стискиваю зубы, чтобы не выдать свой дрожащий от страха голос и тихо отвечаю:
- Убирайся.
Тебе не приходится повторять дважды. С минуту ты просто стоишь, глядя на меня, проникая в самую душу этим странным, молчаливым взглядом, а потом резко открываешь дверь и скрываешься в темноте коридора.
Я испускаю тихий вздох облегчения и медленно сползаю по стене.
Если вы не сделаете свои мечты реальностью, реальность отнимет ваши мечты.
POV Tomas
- Как там в Америке?
- Грязно.
- А погода какая?
- Когда я уезжал, было солнечно.
Не то, что здесь, в этой отдаленной, холодной Германии. Здесь мало света в последнее время, солнца почти не видно. Оно как будто бы специально скрывается за темными, мрачными облаками, измываясь над нами, бедными смертными людишками, у которых итак все в душе не в порядке.
Я перевожу взгляд на маму. Она что-то помешивает в серебряной кастрюльке, и вот уже десять минут пытается вступить со мной в самый обычный диалог. Диалог между матерью и сыном. Сначала, я не хотел отвечать на все ее сыплющиеся без конца вопросы, но вскоре не выдержал. Я не могу так с ней поступать, не могу игнорировать ее, самую близкую и родную женщину, которую не видел долгий, безрадостный год.
Конечно, я рассказываю о своей жизни… Совсем немного и совсем неохотно, кратко отвечая на основные вопросы, но все же, рассказываю. Ведь ей действительно интересно, как я жил без нее все это время. Она имеет право знать хотя бы самую малость, крошечную частицу моей безрассудной и ничтожной жизни…
- Том, ты уверен, что у тебя все в порядке?
Этот вопрос застает меня врасплох. Еще минуту назад мы говорили о погоде, а теперь она спрашивает такие личные вещи. Она играет с огнем, задавая подобный вопрос, и я начинаю злиться. Не знаю почему, просто начинаю и все.
- Все нормально.
- Ты очень изменился, - мама разворачивается ко мне лицом, откладывает ложку в сторону, и мы встречаемся взглядами, - ты стал совсем другим.
- Все мы когда-нибудь меняемся, - отвечаю я, снова погружаясь в чтение книги.
- Вот об этом я и говорю. Ты не такой! Прежний Том никогда бы такое не сказал! С тобой что-то случилось, да? Там, в Америке?
Я до боли стискиваю потрепанный переплет книги, пытаясь сдержаться. Волна бешеной ярости резко накатывает на меня, но я в состоянии ее контролировать. Научился. Еще давно, полгода назад, после того, как чуть не забил до смерти местного американского подростка, что вздумал перейти мне дорогу. Тогда я действительно был вне себя. Я превратился в чудовище, жаждущее крови и жестокости чудовище. Я был воистину ужасен, сам себя не узнавал…
Но это прошлое. Прочь, пусть эти воспоминания уходят прочь. Я больше не такой. Не хочу это видеть, не хочу снова переживать весь этот кошмар. Это далекое, забытое, отпущенное…отпущенное ли?
- Том?
Совершенно забыл о ней, о нашей матери. Она все еще ожидает ответа, так и стоит у плиты, сложив руки на сером фартучке, обеспокоенно глядя на меня.
Я протяжно вздыхаю и откладываю книгу в сторону.
- Со мной все хорошо. Я такой же, как раньше. Не понимаю, почему ты спрашиваешь такую ерунду.
Я знаю, что она мне не верит, но ничего не могу поделать. Я прикинусь дурачком, я сделаю вид, что не понимаю, о чем речь…я сделаю все, лишь бы никто не догадался о моем внутреннем разбитом состоянии. Никто и никогда не увидит моей расколотой черствой души. Никто и никогда. Даже она. Даже Андреас. Даже ты.
- Я волнуюсь, - я вижу, как она борется со своим желанием подойти ко мне и обнять, - ты так изменился! Вы оба очень изменились.
И снова все сводится к тебе. Все мои мысли, все разговоры, все сводится именно к тебе.
- Вы поссорились из-за какой-то чепухи, не хотите мне рассказывать, я понимаю, - мама сжимает край фартука и грустно улыбается, - но я не могу видеть ваших косых взглядов, слушать ваши перепалки…это очень больно.
Чепуха?
Что за дурацкое слово?
Если бы все было так просто. Сказать «чепуха» и дело с концом. Но все намного хуже, мама, и ты ничего не понимаешь. Он никогда не простит меня. Он никогда больше не позволит дотронуться до себя. Никому. Ни тебе, ни мне, ни кому бы то ни было. Я вижу это, вижу эти бушующие терзающие его чувства и мысли. Читай по глазам. Они никогда не обманывают.
- Я знаю, что тебе больно. Прости.
Я бы очень хотел сейчас встать и подойти к ней, обнять, приласкать, утешить, да сделать все, что угодно, только бы не видеть эти полные боли и печали глаза! Но не могу. Не могу я так просто сделать то, что мне хочется.
- Очень надеюсь, что вы помиритесь…
Она не успевает закончить, дверь с шумом распахивается, и ты с криком вбегаешь на кухню, размахивая каким-то конвертом. Я замираю, заметив красный румянец на твоих худых, впалых щеках и мягкую, немного счастливую улыбку, которая так красит твое прекрасное лицо. Я так давно не видел этой красивой улыбки, что уже совсем позабыл, каково это…
- Угадай, что мне пришло! – кричишь ты на всю кухню, радостно подбегая к матери, - кажется, это от…
Ты останавливаешься, наконец, сообразив, что вы тут не одни. Я сижу в углу, и наши взгляды встречаются. Улыбка резко слетает с твоего лица, и ты снова превращаешься в то агрессивное и холодное подобие моего любимого брата, которое позавчера встретило меня на вокзале…ты так быстро меняешься в лице, что я не успеваю запомнить то, что видел всего несколько секунд назад. Я видел тебя настоящего…но теперь ты снова прежний. Закрытый, тихий, ненавидящий меня чужой.
- Это от «DTM»*? – быстро спрашивает мама, обращая на себя внимание.
И ты реагируешь, но уже не так, как раньше. Не так бурно, не так весело, вообще никак. Ты замолкаешь, киваешь и раскрываешь конверт, заглядывая внутрь. Я терпеливо жду, наблюдая за твоими действиями.
Я знаю о «DTM». Это твоя мечта. Твоя самая заветная, самая притягательная мечта, которой ты болеешь вот уже несколько лет.
Помню, как ты влюбился в это агентство. Увидел рекламу по телевизору, пробил название в интернете и развесил фотографии красивого здания в виде серебряного купола по всей своей комнате. Ты бредил этой мечтой с самого нашего пятнадцатилетия. Стоило кому-нибудь упомянуть об этом модельном агентстве, как твои глаза сразу же загорались, губы непроизвольно расплывались в улыбке, и ты готов был разговаривать на эту тему часами. Ты выглядел таким счастливым в такие моменты, ты был прекрасен.
- Ну что там? – мама тоже переживает, сжимая от нервов свои кулачки.
Ты с каменным лицом вытаскиваешь листок, пробегаешь по нему глазами. Твое лицо бесстрастно, я не могу прочитать по нему что-нибудь. Никаких эмоций, никакой живости, сплошная маска. Пугающая, отталкивающая маска.
- Билл?
Ты закрываешь глаза и тихо отсчитываешь до десяти. Это недобрый знак. Я знаю эту твою привычку, ты делаешь так, когда пытаешься успокоиться. Успокоиться и не впасть в отчаяние. Это плохо, очень плохо. Что-то пошло не так, и ты в любой момент можешь взорваться.
- Сама посмотри, - проходит секунда, и ты открываешь глаза, вручая маме листок.
Она жадно впивается глазами в черные строчки и ахает, прижимая руку ко рту.
Любопытство заставляет меня нетерпеливо ерзать на месте. Что там написано? Тебя приняли? Почему же ты не скачешь от радости? Почему ты стоишь и просто испепеляешь меня своим фирменным ненавистным взглядом? Или там просят сделать что-то невообразимое, трудновыполнимое? Поэтому ты так расстроен?
Мама заканчивает читать и переводит тревожный взгляд на меня, складывая листок пополам. Я не выдерживаю, и, плюнув на все свое самообладание, спрашиваю:
- Ну что там?!
- Его не приняли, - отвечает мама, бросая на тебя испуганный взгляд.
Впервые я не знаю, что говорить. Впервые я так озадачен. Я был уверен, что эти ублюдки с модельного агентства примут тебя с распростертыми объятиями, как только ты повзрослеешь и подойдешь им по всем параметрам. Они не могли тебя не принять, ты подавал заявку целых пять раз! Ты так упорен, так целенаправлен, что тебя невозможно не заметить. Тогда почему же они отказали? Почему не приняли тебя на работу, работу твоей мечты?
Отчужденный, тихий голос матери выводит меня из мыслей:
- Они не приняли Билла… но приняли тебя.
Слишком лютая ненависть ставит нас ниже тех, кого мы ненавидим.
POV Bill
Я тебя ненавижу.
Я ненавижу эту жизнь. Эту несправедливую, жестокую жизнь, где одним достается все, а другим совсем ничего. Я ненавижу это ничтожное существование, в котором я – твоя маленькая, едва заметная тень. Я ничего не значу, на меня никто и не смотрит, когда рядом ты, Том Каулитц, самый значительный человек на земле.
Ты украл мою мечту. Вырвал ее прямо из моих рук. Тебе было мало боли, которую ты мне причинил, возвратившись в Германию, тебе этого мало. Поэтому ты решил надавить посильнее, найти мое самое слабое, самое укромное место, которое я всеми силами пытался уберечь и спрятать.
Это было ужасно. Тогда, на кухне, прочитав свое самое долгожданное в жизни письмо, я разбился. Со мной что-то произошло, что-то воистину ужасное, непоправимое. Внутри сломалось кое-что очень важное – надежда. Она раскололась, полетела к чертям. Теперь ее нет у меня, ты забрал и ее. Ты, беспощадный коллекционер моих желаний и слабостей.
Помню, как оцепенел, увидев приглашение, написанное на твое имя. Томас Каулитц. Удар в сердце. Прямой, целенаправленный, четкий удар прямо в мое неисправное сердце.
Они хотят тебя. И я не могу винить их за это, тебя хотят все, а больше всех этим страстным, мучительным желанием заражен я. Это словно цепная реакция, вирус, передающийся воздушно-кабельным путем. У всех на устах только одно имя – Том.
Они и раньше тебя приглашали, я знаю. Ты скрыл то злополучное письмо, пришедшее больше года назад, но я нашел его. Случайно, наткнувшись на него во время уборки. И я был счастлив, безмерно благодарен тебе за то, что ты отказался. Тогда тебя действительно волновало мое состояние…
Но теперь все по-другому. Я нахожусь на грани отчаяния, ступая по тонкому льду, в любую секунду рискуя провалиться в самую глубокую бездну. Оттуда нет выхода. Меня никто не спасет. Я просто сойду с ума.
Поэтому я тебя ненавижу, поэтому, никогда не смогу простить тебе этого. Ты всегда получаешь самое лучшее, даже если это тебе и вовсе не нужно. Но вместо того, чтобы отказаться от чужих мечтаний, ты жадно хватаешь их обеими руками. Забираешь, присваиваешь и больше не отдаешь. В этом весь – маленький, капризный ребенок, прячущий свои и чужие игрушки. И в этом весь я – твоя неудачная жалкая копия, недостойная всего того, что принадлежит тебе.
Ты причиняешь мне боль. Тупую, ноющую боль в груди, к которой я начинаю постепенно привыкать. Я уже не могу без нее. Эта боль помогает мне существовать, помогает оставаться реальным. Если ее нет, значит, я мертв. Мертв в душе, мертв в сознании…
Ты помогаешь мне жить. И я ненавижу тебя за это.
POV Tomas
Ночь. Мое самое любимое время суток. Я могу думать, могу лежать с закрытыми глазами, могу молчать, не утруждаясь поддерживать роли, в которых утонул с головой.
Все знают, каким Томас Каулитц бывает днем. Циничным, самоуверенным, неугомонным, а иногда угрюмым и неразговорчивым…у меня множество ролей, миллионы масок и все они разные, и все для тебя.
А ночью я могу быть собой. Никто не знает меня ночью, никто не знает, о чем я думаю, лежа на кровати и выдыхая серый облачный дым в потолок. Я люблю курить ночью, в этом есть какой-то таинственный шарм, и это помогает как следует сосредоточиться. Сосредоточиться на тебе.
Сейчас ты, наверное, спишь. Спишь неспокойно, ворочаясь во сне, лежа на своей небольшой, но мягкой кровати. Ты укрыт одеялом, прижимаешь руки к груди. Скорее всего, ты плакал. Плакал весь вечер, запершись в комнате, после того, как устроил колоссальным погром на нашей кухне.
Вспоминаю это и внутренне содрогаюсь. Это было невероятное, но в тое время ужасающее зрелище. Ты обезумел, быстро сошел с ума…как сейчас помню твой разъяренный мечущийся взгляд, твои дрожащие от гнева руки. В глазах обида, на губах одно единственное слово: «Ненавижу».
Ужасно. Невыносимо. Больно.
Хуже того, чтобы видеть тебя таким быть не может. Ты напугал своим бешенством всех. Меня, маму. Ты метался по кухне, разбрасывая вещи, метая ножи, которые со звоном соединялись с полом. Ты был пугающе прекрасен…
И все из-за этого долбанного письма. Как же я их ненавижу, этих мелких уродов из «DTM». Они не имели права так поступать с тобой. Я готов придушить их собственными руками, готов безжалостно прервать их жалкие жизни, в отместку за тебя – моего любимого брата…
Но я не могу так поступить. Ты не ждешь от меня этого, и ты будешь крайней удивлен и разочарован подобным заступничеством. Ты ждешь от меня соглашения, ждешь эгоизма, беспощады, бесчеловечности. И знаешь…я сделаю это. Я буду тем, кем ты хочешь меня видеть.
Я буду бездушным.
___________________________
"DTM" - Deutsch der Topp des Modells (рус. Немецкие топ-модели)
Разрушать - профессия тех, кто не умеет строить
POV Tomas
Холодно, жарко, холодно…
Мы проносимся по этажу, и каждое второе окно настежь распахнуто, беспощадно впуская ледяной порывистый ветер.
Мне уже осточертело здесь находиться, а я ведь пришел в «DTM» всего пять с лишним минут назад. И вот это здание в виде купола уже мне ненавистно. Меня раздражает эта пухленькая, вечно куда-то торопящаяся секретарша, что в данный момент ведет меня по длинным узким коридорам. Они меня тоже раздражают, такие нескончаемые, такие бесконечные…что ждет меня в самом конце? Только твоя ненависть.
Мы поворачиваем направо и останавливаемся у первой же двери. Что там внутри, ад? Секретарша жестом показывает входить внутрь, и я исчезаю.
Они сидят там, твои идеалы, сбившись в маленькую, тихо бормочущую кучку. Когда я вхожу, все замолкают, словно увидели призрак, и только один из них, видимо, самый главный поднимается на ноги, приветливо протягивая руку.
- Том, мы так рады тебя видеть!
Я полностью игнорирую его «дружеский» жест и просто достаю сигарету.
- Ты повзрослел!
Он восхищен. И эта до ужаса лицемерная улыбка все еще не сходит с его лица. Я его уже не люблю. Он такой же лицемер, как и я. Мы не подружимся, и не найдем общий язык, как бы он не пытался сделать обратное.
Я затягиваюсь и медленно выпускаю дым:
- Я получил ваше приглашение.
- Спасибо, что пришел! Может, присядешь? Мы все обсу…
- Я постою.
Он кивает и нетерпеливо дергает рукой в сторону стола. Один из местных мелких прихвостней быстро вскакивает на ноги, и, подбежав к нам, вручает мужчине тонкую папку. Жалкий прихлебатель.
- Меня зовут Альберт Кёниг*, я владелец «DTM».
Как очевидно. Самоуверенный, жесткий тип с зализанными угольно-черными волосами и кривоватой улыбкой, король «DTM». И на него ты так рьяно мечтал работать? На этого холодного, помешанного на бизнесе бесчестного человека? В этом и заключалась твоя мнимая мечта? Какой смысл?
- Ты должен знать, Томас, - Альберт открывает папку и копошится в ней, - ты тот, кого мы так долго искали! Еще в прошлом году, заметив тебя в местном ночном клубе, один из наших лучших агентов сразу же доложил мне об этом, выслав твою фотографию.
Я не отвечаю, переваривая услышанное. Так вот значит, как они работают. Шляются по ночным сомнительным заведениям в поисках молодых, и чертовски неопытных парней?
Альберт тем временем продолжает:
- Дело в том, что два года назад один очень известный дизайнер заинтересовался новой и интересной для себя областью моды – спортивной индустрией. В феврале прошлого года к нам поступил заказ от этого многоуважаемого человека. Он подробно описал свои великолепные идеи и то, как должны выглядеть все его модели, - Альберт вытащил какой-то листок из папки, - а так же, дизайнер подробно описал лицо своей новой марки, которым в идеале, можешь стать ты, Томас.
Он протянул мне листок, а сам вернулся на свое прежнее место.
«Рост примерно 179-181 см, высокие очерченные скулы, гладкая кожа. Телосложение спортивное, желательно иметь в наличии накаченный торс и крепкие руки с выразительными кистями. Глаза карие, взгляд дерзкий и уверенный. Прическа значения не имеет, родимые пятна/родинки, а так же отличительные детали (татуировки, пирсинг) приветствуются, но не в большом количестве…».
Я перестал читать.
То, что я держу сейчас в руке – бред чистой воды Безумные желания сумасшедшего, зазнавшегося глупца. Ни один здравомыслящий человек не написал бы столько требований. Этот дизайнер помешанный идиот, и все, кто тут работают – тоже.
Смешено и грустно одновременно. На что только люди готовы пойти ради исполнения своих дебильных желаний? Этот дизайнер требует определенный, выдуманный во сне идеал. И ты ничем от него не отличаешься. Ты тоже гонишься за своим собственным идеалом, летишь за своей мечтой, которая тебя не желает. Это так глупо, так бессмысленно. Зачем тебе это?
Я перевожу взгляд на Альберта и всех его прихвостней, жалко смотрящихся за широкой спиной своего работодателя, своего короля.
- Ты идеально подходишь, Том, - он снова улыбается и снова меня раздражает, - портрет как будто бы списан с тебя. И кстати, мы уже посылали твое фото дизайнеру, он счастлив! Ты – именно то, что ему нужно. Ты его идеал.
Идеал?
Ерунда. Идеал – это выдуманный очаровательный образ, а я далеко не идеален. Разочарование – вот что ждет всех тех глупцов, которые свято и слепо верят в свои идеалы. В этой бессмысленной жизни нет места для идиотских воображаемых вещей. Идеалы не идеальны.
- Мы будем платить тебе столько, сколько сам пожелаешь. Цена не имеет значения, главное – твой положительный ответ на наше деловое предложение. Поверь мне на слово, Том, ты не пожалеешь о сво…
- Я согласен.
Они вырвались, эти два слова. Эти два ничем не примечательных слова, которые ты вскоре возненавидишь. Ведь я только что этими самыми словами навсегда разрушил твою мечту. Я снова причинил тебе боль, и сделал это вполне осознанно. Стоило только открыть рот и произнести это.
Альберт тут же вскакивает на ноги, кидается ко мне, пожимая руки и радостно хохоча. Его не волнует, о чем я думаю, ему не интересны мои помыслы. Он счастлив, и это для него самое главное.
Все его мелкие прихлебатели весело верещат на заднем фоне. Ограниченные, жалкие люди, ничего не понимающие в этой жизни. Дальше стен этого здания, или скорее тюрьмы они ничего не видели. И не увидят в ближайшее время. Но как ни странно, их это устраивает.
- Ты молодчина, Каулитц! Я знал, что на тебя можно рассчитывать. Ты станешь знаменитостью, твое лицо увидят миллионы!
- У меня есть вопрос, - я говорю тихо, но все тут же замолкают, вникая в суть моих слов, - почему вы не взяли моего брата?
Король притупляется, перестает смеяться, перестает быть таким самоуверенным. Сейчас он растерян. Я крайне озадачил его своим вопрос, и теперь он боится. Боится, что я передумаю, боится, что устрою истерику из-за того, что тебя так безжалостно втоптали в грязь.
Я читаю страх в глазах каждого из них. Все может пойти совсем не так, как они ожидали. Готовый написанный ими сценарий теперь в моих руках, и я в любую секунду, совсем не жалея, перепишу его. Я запутаю все и вся, и они пожалеют о сделанном выборе.
- Боюсь, Билл не совсем нам подходит, - задумчиво сдвинув брови, произносит Альберт, - он интересный человек, но не со стороны модельного бизнеса, а скорее…со стороны искусства. Я бы посоветовал ему податься в актерское мастерство или еще куда-нибудь…
Ложь.
Наглая, лицемерная ложь. Ты им подходишь, я знаю, я чувствую это. Но я подхожу больше, поэтому ты отпадаешь. Зачем им два брата? Зачем им ты, когда есть я, так идеально подходящий под их новые установленные стандарты? Тебя отсеивает от зерен, словно ненужный плевел. Я – зерно, а ты – плевел.
Альберт замечает мой агрессивно настроенный взгляд, сразу же улавливает тихие вибрации нарастающей злобы, которые плавными волнами исходят от меня. Он тут же спешит взять это все под контроль:
- Но если ты хочешь, чтобы он работал у нас, только скажи! Любое твое слово, Томас – закон! Хочешь, я прямо сейчас заставлю одного из своих помощников связаться с твоим братом? С завтрашнего дня он может начать работать!
Профессионал. Истинный гуру своего дела. Он быстро обнаружил опасность, маленькое семя угрозы, и тут же раздавил его. Ловко. Умело. Но это ему не поможет. Всех их ждет огромное разочарование и облегчение одновременно. Я переверну все их жизни, выпотрошу их жалкие чувства…и все для тебя.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |