— Ты сам виноват, — негромко проговорила Гермиона, стараясь отодвинуться от него как можно дальше.
— Даже спрашивать не буду, в чем. Иначе рискую услышать очередную сагу о…
— Нужно сделать тебя невидимой. А то у Филча может быть богатый урожай. Два старосты.
— А если поймает только тебя, то урожай будет небогатым?
— Я что-нибудь придумаю.
— О да! Твое объяснение попытки пробраться в башню Гриффиндора будет весьма экзотичным.
Слизеринец недовольно на нее покосился.
— Тогда уж лучше сделать невидимым тебя.
— А ты сумеешь?
— После возвращения из Хогсмита я нашла это заклинание и выучила его. А заодно и прочитала предупреждение, о том, что, будучи невидимым, лучше не пользоваться волшебной палочкой. Она под этим заклинанием некорректно работает.
Он усмехнулся:
— Гермиона Грейнджер не может пережить, если кто-то знает то, чего не знает она.
— Ну почему? Я, например, не комплексую относительно Дамблдора…
— Скромно.
— …а вот ты не слишком отличаешься от меня.
— Отличаюсь. Я не читал предупреждения. Побочный эффект выяснился на деле…
— Знаешь, так странно идти за руку с тем, кого не видишь.— Да, можно представить на моем месте кого угодно. Например, Поттера.
Но в этот самый миг он с силой развернул ее к себе и резко выдохнул, заметив слезы. Хватка на ее плечах стала еще сильнее.
— Ты плакала? — неверяще выговорил он. — Из-за моих слов?
— Пошел к черту! Это… это не слезы. Это… ветер, дождь. Что угодно!
Она сбилась, когда он выпустил ее плечо и коснулся щеки, осторожно стирая соленые капли.
— Отпусти! — прошептала она, зажмурившись. — Я не хочу тебя видеть.
— Ты и так меня не видишь, — сдавленно проговорил он.
Гермиона горько усмехнулась. Она не это имела в виду.
А Драко Малфой нервно закусил губу, осознав страшную вещь: он не хочет видеть ее слезы. Ему невыносимо это видеть. С каких пор ему есть дело до женских слез? Нет! Не до женских! До слез Гермионы Грейнджер. Это открытие совсем не понравилось. Это — проблемы, это слабость, это…
— Почему ты молчишь? — вдруг спросила она, распахивая глаза.
Драко едва не отступил прочь. Что с ним творится? Он провел по ее подбородку и негромко проговорил:
— Не плачь. Я не хотел.
— Неправда, — ее голос прозвучал жестко. — Ты всегда говоришь только то, что хочешь.
— Нет. Порой то, что должен.
— Должен кому?
— Здравому смыслу, — негромко произнес он после небольшой паузы.
Гермиона подняла голову и встретилась с напряженным взглядом. Действие заклятия окончилось, как заканчиваются маггловские сказки. Перед ней стоял хмурый слизеринец с закушенной губой и складкой на лбу. Гермиона подумала, что она никогда не видела его таким. И не хочет видеть. Только не сейчас.
— Мне пора, — она попыталась сделать шаг назад.
Он вдруг резко притянул ее к себе и негромко проговорил:
— Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь, что не обиделась.
Щеку защекотал локон, зашевелившийся от его дыхания.
— А я обиделась. С какой стати я должна врать?
— Ну значит будем стоять так до утра, пока нас не найдут голодные гриффиндорцы. Думаю, эта картина поднимет им аппетит перед завтраком.
Гермиона невольно улыбнулась и предупредила:
— Я закричу.
— Хочешь поскорее обрадовать своих друзей?
Девушка глубоко вздохнула и негромко заговорила:
— Ты очень жестокий человек. Ты виртуозно говоришь гадости и причиняешь боль, делаешь все, чтобы вызывать исключительно раздражение и злость…
— Пять лет назад Мариса сказала мне: «Ты — маленькая жестокая мерзость», — он усмехнулся. — Кроме вас двоих никто мне этого не говорил.
— Значит, другим людям от тебя что-то нужно.
— А тебе нет?
— Сейчас мне нужно, чтобы ты меня отпустил. Я хочу уйти.
Он тут же разжал руки и сделал шаг назад. Гермиона покачнулась от неожиданности, подняла на него неуверенный взгляд. Он смотрел в сторону заснеженного окна.
— Любой каприз леди...
Она вздохнула и развернулась к нему спиной.
— Подожди!
Девушка обернулась. Драко Малфой что-то вытащил из кармана и протянул ей. На ладони лежала булавка в виде кленового листа.
— Спасибо, — негромко проговорил он.
Девушка пожала плечами, приколола булавку к кофте и подняла взгляд и сказала:
— Пока.
— У меня еще твоя книга.
— Я помню.
Он кивнул.
— Ты дочитал?
— Нет.
— Можешь не торопиться, она мне не нужна.
— Странные сказки.
— Почему?
— Нелогичные. Вот ты бы на месте Герды пошла за таким противным мальчишкой, как Кай?
— Спокойной ночи, — возвела глаза к потолку Гермиона.
— Спокойной, — тут же откликнулся он и, резко развернувшись, пошел прочь.
— Я уже за ним иду. Ты просто этого не заметил.
«Я добрался без приключений, если тебе интересно».
Она улыбнулась. Интересно.
«Спасибо, что написал. И знаешь… Герда сделала правильно».
«Но бессмысленно».
«Спокойной ночи!»
Сириус на цыпочках входит в комнату. Лили вскидывает голову, заслышав его приближение. Гарри тоже открывает глазки. Сириус подмигивает крестнику, Гарри улыбается.
— Сириус! — в голосе Лили обещание убить. — Он только-только начал засыпать.
— А я что сделал? — шепотом возмущается Сириус, снова подмигивая крестнику, с которого слетели остатки сна.
— Сам теперь будешь его укладывать.
— Запросто.
Сириус осторожно берет ребенка на руки. Дети должны спать днем? Он так и не смог втолковать это Гарри.
Горе? Беда? Кошмар? Апокалипсис? Все эти слова звучали напыщенно и высокопарно, и в то же время они даже в малой степени не передавали то, что творилось в его душе.
К тому же она — живое напоминание о том счастливом времени, когда мечты летели вдаль и не встречали никаких преград. А сейчас бережно лелеемая в сердце Надежда уперлась в стену, которую возвело холодное и равнодушное слово «смерть».
— Признаться, впервые мужчина испытывает ко мне чисто исследовательский интерес.
Ожидала, что мальчишка покраснеет. Напрасно.
— Смею предположить, что другие виды… интереса вас порядком утомили.
Время замрет пред этим человеком, время падет на колени и застынет в обликах его жертв.
Верила ли Властимила в черный шлейф деяний, который оставался на пути Лорда Волдеморта?
— Здравствуй, милое дитя, — его голос был слаще сиропа.
Мариса подскочила, опрокинув свою конструкцию, однако быстро взяла себя в руки и бросила на брата непередаваемый взгляд.
— Здравствуй, милый брат.
— И когда ты наконец научишься предупреждать о своих визитах? Я буду вынужден поговорить с Присциллой.
— Предупредить тебя затруднительно. Впечатляющими попытками обелить свое имя ты перекрыл все способы связи с этим домом, — улыбка Марисы была убийственно-милой.
Люциус про себя выругался. Наградил Мерлин сестрицей.
— Мне кажется, ты ему не нравишься, — милым тоном объявил он сестре.
— Одно утешает: ты — тоже, — не осталась в долгу Мариса.
— Что ты с ним по пути делала?
— Это кто еще с кем что делал?
Мариса с показной сердитостью попыталась стереть пятно сока с мантии.
— Это не ребенок, это...
— Так ты считаешь, что эта бабушка справится с Драко?
— Нарцисса, эта бабушка справилась со мной, — был ответ.
С этим аргументом сложно было не согласиться.
Конечно, сразу же в памяти всплыли строчки о дементорах — таких милых ребятах, которые высасывают счастливые воспоминания. Сириус Блэк зло усмехнулся.
Смотрите, не объешьтесь его счастливыми воспоминаниями. Их ведь так много, просто некуда девать!
Сириус потер лицо руками. Счастливые воспоминания? Уж не воспоминания ли о семье, которая прокляла его? Отреклась? Нет, если он и был счастлив в доме на улице Гриммо, то это было так давно, что воспоминания не сохранились. А что еще было в его жизни? Нарцисса? Счастье? Да, безудержное счастье, которое всегда отдавало горечью разочарования и потери. Что, милые дементоры? Невкусно? Сириус прижался затылком к холодной стене.
А еще в его жизни были друзья. «Были». Какое страшное слово.
Сириус в очередной раз поразился тому, как странно устроена человеческая память. Наверное, в какой-то момент она просто гуманно выключается и прячет что-то в закоулки сознания.
Малыш Гарри сидел за своим столиком и бессовестно кидался кашей в собственного крестного.
— Сириус! — звонкий голос Лили не предвещает ничего хорошего. — Прекрати его дразнить!
И с чего она взяла? Тем более стоит у плиты, к ним спиной.
— Или хотя бы не уворачивайся, — со смехом добавляет Рем, сидящий на подоконнике с кружкой дымящегося чаю, — а то попадешь на генеральную уборку кухни.
Лили невозмутимо направляет волшебную палочку на испачканную стену.
— Получите все трое.
— А я за что? — праведно возмущается Лунатик.
У него были друзья. А теперь нет. У него была жизнь, теперь не осталось и ее. Однако в этом мире еще остался человек, который думает о нем. Мысли материальны. Кто знает, возможно, именно мысли красивой женщины, в чьих жилах течет кровь великих прародительниц, сумели сохранить его разум, его веру и силу.
В тот миг Северус понял, что хуже правды может быть только правда, поведанная не тобой.
Наступила тишина. Вязкая, давящая, ощущаемая всей кожей напряженная тишина, когда любое действие, любой звук воспринимается с облегчением. Неважно, что он принесет, — любая определенность является благом. А пока этого нет — мир замирает, заглушая все звуки.
— У вас экипаж! — обвиняюще произнес он.
— Это говорит лишь о том, что вашу нелегкую участь скрасит путешествие с комфортом.
И жизнь потекла, подобно реке, не замедляясь и не останавливаясь, смывая прошлые ошибки и старые обиды, давая шанс начать все с чистого листа. Минуты сплетались в часы, а часы плавно перетекали в дни. Дни сливались в недели, отмеряя земной век людей.
Смог бы украсить его серый мирок красками радости и света. Но Жизнь распорядилась по-своему. Жизнь равнодушно наблюдала за взрослением малыша Гарри, за пронизанными тоской днями Сириуса Блэка, за одиночеством Ремуса Люпина и выдуманной жизнью Нарциссы Малфой, за искуплением Фриды Форсби и иллюзией благополучия Люциуса Малфоя. Жизнь играла шахматную партию, случайно сбивая одни фигуры другими, замещая, вытесняя. И только сердца этих людей были неподвластны законам Жизни. Сердца бились так же, как и прежде, переполняемые теми же страстями. Пусть все сложилось не так, как виделось в юности, но Надежда бежала по венам и пронизывала их Судьбы насквозь.
Она же не знала, что проиграла эту борьбу, еще не вступив в битву. Потому что нельзя занять в сердце место ушедшего человека. Ушедший всегда будет лучше… Честнее, чище, желаннее. Потому что он уже не сможет совершить ошибки, которые непременно совершишь ты. Не сможет разочаровать.
Но кто может измерить силу любви, глубину глупости или нелепость ревности?
почему люди не могут удержать радость в себе? Хотя нет. Не так. Радость могут, а вот счастье — нет.
Наверное, потому, что на то оно и счастье. Горячее, обжигающее. Если им не поделиться с друзьями, в нем можно сгореть.
— Ну, скоро все закончится. Он… В общем, просто поверь.
— Это Снейп? И его отправят в Азкабан за связь с несовершеннолетней? — страшным шепотом произнесла Джинни, стараясь придать лицу серьезное выражение.
Обе прыснули.
— Как ты догадалась? — сдерживая смех, ответила Гермиона.
— Трелони говорит, у меня неплохие задатки, — отшутилась Джинни.
— Привет.
— Тебя Снейп во сколько четвертовать будет?
— В одиннадцать, а что? Предлагаешь сесть за составление завещания? — Драко насмешливо взглянул на сосредоточенное лицо Пэнси.
— Если сядешь, претендую на твою новую метлу по дружбе. Хотя воспользуюсь вряд ли. Вот...
Драко взял протянутый листок. На бумаге с гербом Слизерина — извещение, написанное почерком декана.
— И тебя? — Драко присвистнул. — Ну хотя бы в вдвоем. Уже плюс.
— Мерлин!
— Можно просто — Драко
Пэнси отмахнулась от его шутки, но все же усмехнулась.
«Если вы счастливы больше одного дня, значит, от вас что-то скрывают».
Зато заметил Драко, который выискивал причину светопреставления на лице декана.
Так закончилась суббота, утро которой было окрашено в яркие краски счастья, а вечер утонул в тонах разочарования и обиды.
— Уизли, ты полный придурок? Вопрос «где он?» не подразумевает ответа «скоро подойдет». Мне нужно знать, где сейчас Поттер!
Сердце Гермионы ухнуло в пятки, сопровождаемое возгласом Забини и выдохом Малфоя.
— Но ведь… вы могли погибнуть. Оба, — не унимался Рон. — Ты же не могла знать наверняка.
Блез изящно пожала плечами.
— Вариант неудачи я не рассматривала.
— Поттер, плохая идея!
— Да что ты? А по-моему, чудесная.
Шаг.
— Остановись!
— Что там?
Шаг.
— Отвечу — остановишься?
— Не торгуйся, Малфой!
Шаг.
— Темный Лорд.
Шаг.
— Поттер!
— Так в этом весь смысл, Малфой. Я переступлю черту, и все. Никаких проблем!
— Ты идиот, Поттер! Проблемы как раз начнутся.
Шаг. Черта все ближе.
— Поттер, черта слетит и все. Не тешу себя мыслью, что ты опечалишься из-за меня или Блез, но подумай об Уизли, о Грейнджер, о Брэнде. Они погибнут.
Темноволосый юноша остановился.
— Лжешь!
— Нет!
— Ему нужен я.
— Он сейчас не вполне контролирует силу, открывшую проход.
Недоверие во взгляде.
— Ты собираешься его остановить?
— Я собираюсь попытаться, — прямой взгляд.
— Если не получится?
— Исполнишь свое желание — шагнешь за черту.
. Блез привыкла к тому, что мотивы поступков любимого человека частенько туманны и загадочны, но это для него важно, следовательно…
— Поттер! Прояви уважение хотя бы к шагу, на который пошла я.
Все обернулись. Смесь одобрения и удивления — Драко. Недоумение — Уизли и растерянность и вина — Поттер. Теперь закрепить эффект.
— Брэнд очень много для меня значит. Он совсем мальчик. Он не должен гибнуть из-за чьего-то желания проявить неуместный героизм.
Ну вот и все. Мудрость — самое сильное оружие.
— Что сейчас происходит? — снова нарушил тишину Рон, качнув головой в сторону слизеринца. — С чисто технической точки зрения, без отвлечений на высокие материи, — тут же уточнил он, не желая углубляться в полемику.
— Время идет вспять.
— В смысле? — удивился Рон.
Гарри и Гермиона тоже оглянулись на девушку.
— Психо-эмоциональный и физический уровень отсчитываются в обратном порядке от этого момента.
Гермиона нахмурилась. Она не может говорить понятней?
— Блез, слушай, — примирительно начал Рон, — понимаю, что испытываю твое терпение, но можно сначала? Ты говоришь, исходя из своей точки зрения, но ты знаешь, что за заклятие, кто наложил, чем закончится, как снять. Мы — ничего не понимаем.
— Сегодня не твой день, Поттер. Так уж повелось, что девушки любят героев, — он кивнул на Блез, сжимающую его мантию, и Гермиону, сидящую рядом с ним на полу. — А ты сегодня скорее злодей…
— Малфой, — прошипела гриффиндорка и оглянулась на Гарри.
— Я бы ответил тебе, — медленно проговорил Гарри, — но подожду, пока встанешь на ноги.
— А что именно тебя беспокоит? Гриффиндорское благородство? На фоне того, что по твоей вине чуть не погиб Брэнд, отсрочка мне выглядит жалковато.
— Да пошел ты, — негромко откликнулся Гарри и рванул прочь.
— Дай мою палочку.
— Ты плакала… — протянул слизеринец. — Не льщу себя надеждой, что из-за меня.
— Можешь порадоваться — из-за твоих слов.
— Я сказал Поттеру правду и только, — взгляд был серьезным.
— Ты сказал мстительную колкость, ничего общего не имеющую с правдой. Гарри невиновен, и ты это прекрасно знаешь.
— Я не собираюсь рассуждать о Поттере, — он внезапно поднял руку и коснулся пальцами ее щеки. Она отдернула голову.
— Понял, — со злым весельем произнес Малфой. — Попал в опалу?
И тут же веселье слетело, и глаза расширились. Гермионе даже не понадобилось оборачиваться — Гарри свернул в их коридор.
— Поттер? Ба! Какими судьбами? Соскучился?
Гарри молча пересек коридор и сел на соседний подоконник по той же стороне, где находились Гермиона и Малфой. «Чтобы не видеть слизеринца», — поняла Гермиона.
Малфой молча протянул ей палочку.
— Расстегни рубашку, — тихо попросила Гермиона.
Гарри бросил на нее быстрый взгляд, Малфой смотрел дольше.
— Боюсь, Поттер забудет о благородстве, если я исполню твою просьбу.
— Гермиона, наложи на него заглушающее заклятие, — посоветовал Гарри.
— Не обращай внимания, — попросила она, и тут же слизеринцу: — Я не шучу. У тебя рубашка в крови.
— Моя рубашка и моя кровь.
— Так! — рявкнула Гермиона так неожиданно, что оба юноши вздрогнули. — Или ты делаешь то, что я говорю, или я вызываю Помфри. Я не шучу.
— Встать сможешь?
— Я пока не собираюсь никуда уходить.
— Шутишь?
— Нет.
— Боишься, что проход откроется? — Гарри спрыгнул с подоконника и пытливо взглянул на слизеринца.
— Не исключено, — недружелюбно откликнулся тот.
— Глупо. В таком состоянии ты вряд ли способен повторить свой героический подвиг, — в голосе сарказм.
На лице Драко Малфоя появилась ухмылка.
— Поттер, Грейнджер отличный доктор. Я, как новенький, — на этих словах он весело подмигнул гриффиндорцу.
Гермиона возвела глаза к потолку.
— Вы когда-нибудь повзрослеете, оба?
Ей не ответили.
— Отлично, Малфой, если считаешь себя полным сил, оставайся. Пойдем, Гарри!
— Поттер! — раздалось за спиной. — Мне уже можно вызывать бригаду из Мунго или еще понаслаждаться спектаклем?
— Какого черта… — пробормотал Гарри. — Что ты здесь делаешь?
Слизеринец спрыгнул с подоконника, отряхнул ладони, а потом доверительным тоном сообщил:
— Не поверишь, наблюдаю за тем, как один полоумный в… — быстрый взгляд на часы, — два часа ночи стучит лбом в стену с криками «откройся! Откройся!».
Он очень похоже передразнил Гарри.
— Зачем ты здесь? Боишься, что проход откроется? — Гарри не отреагировал на издевательства. Он не будет реагировать на слова этого придурка. У него есть дела поважнее.
— Нет. Просто не спалось, в комнате скучно, а тут такой спектакль. Я знал, что ты придешь. Значит, мантия-невидимка. Так вот как тебе удавалось…
— Скучно? А что так? Забини уже не веселит? — в голосе Гарри прозвучал сарказм.
— Еще слово в том же духе, Поттер…
— И что? Что ты сделаешь, Малфой? Пожалуешься папочке? — все-таки не выдержал — в голосе появилась злость.
С секунду слизеринец молчал, стараясь взять себя в руки, а потом ухмыльнулся:
— Ну, мне хотя бы есть кому пожаловаться. Согласись, Поттер.
— Идиот, — обратился он к идущему рядом слизеринцу, — на кой черт ты это сделал?
— Свои идиотские благородные замашки оставь для девочек из Гриффиндора. Их, может, и поразишь.
— Это был здравый смысл, Малфой. Хотя ты о таком понятии, наверное, и не слышал. Одному проще объяснить, что делал в этом коридоре. А двое, да еще мы с тобой — это уже дуэль.
— Вот и замотался бы в свою тряпку сам, а я бы нашел общий язык с Филчем.
— Зачем ты все время напоминаешь ему о том, что он сирота?
— Так легче его разозлить, — пожал плечами слизеринец.
— Боже мой, какой же ты жестокий. Зачем? — бессильно проговорила Гермиона.
Драко Малфой на миг прикрыл глаза. Он мог бы рассказать, что ему нужно было любым способом отвлечь Поттера от стены. Ведь он не знал, как поведет себя проход в присутствии жертвы. Лично Драко не знал других способов увлечь гриффиндорца. Только уколоть. Заставить забыть в своей ярости обо всем на свете. Драко это умел и пользовался этим. Но не говорить же правду Грейнджер. Она не поймет. Для нее нежная душа Поттера — святое. Ничто не может оправдать попытки ранить его.
— Он забавно злится, — подал голос Драко.
— Да не бери в голову, — он подмигнул. — Все нормально.
И этот легкомысленный жест смел все ее хладнокровие и вышвырнул прочь доводы, которые она пестовала целую неделю. Гермиона и сама не заметила, как бросилась к юноше и крепко обняла его за шею. Сейчас, когда он сидел на парте, они были одного роста. Прижимаясь щекой к его щеке, она бессвязно шептала:
— С тобой не должно ничего случиться. Это неправильно. Я… Я… Я не хочу, чтобы с тобой что-то произошло. Пообещай, что все будет хорошо. Я не вынесу, если что-то случится, я…
Драко Малфой крепко обнял ее и зажмурился, вслушиваясь в лихорадочный шепот. Никто. Никогда. Не говорил подобных слов. И их простая искренность била по нервам сильнее заклятий. Он гладил ее волосы, затянутые в тугой хвостик, и старался запомнить это мгновение навсегда, раствориться в нем.
— Я раньше почти не плакала, а теперь все время плачу, — досадливо всхлипнула она у его уха. — Как протекающий котел, честное слово.
Он рассмеялся. О нем никогда так не плакали. Это было приятно, трогательно и… больно. Он не хотел ее слез.
— Не плачь. Слышишь. Лучше улыбнись. Ну, для меня… пожалуйста.
Она отклонилась, стараясь не смотреть в его глаза. Покрасневший нос, мокрые дорожки, которые она старательно стирала со щек.
Продолжая удерживать ее одной рукой, второй он достал носовой платок. Осторожно стер слезы. Она стояла, зажмурившись, и негромко всхлипывая.
— Ну улыбнись же, — попросил он.
Она постаралась улыбнуться, не открывая глаз.
— Подлог! — возмутился юноша. — Это не улыбка.
Теперь она улыбнулась по-настоящему.
— Посмотри на меня, — попросил он.
Она медленно открыла глаза.
Прошла минута, другая, а они все смотрели в глаза друг друга. Улыбки давно исчезли. Два взгляда были серьезны, как никогда. А еще в них было что-то… То, о чем каждый боялся сказать вслух, чему названия не давал даже в мыслях. Он провел большим пальцем по ее щеке, она нежно коснулась его виска.
Он потянул вниз ее резинку для волос, заставив каштановые пряди рассыпаться по плечам. С восхищением оглядел ее. Гермиона могла поклясться, что ему нравятся ее волосы, но ведь он никогда в этом не признается.
Мгновение — и он притянул ее к себе в поцелуе. И не было слов и мыслей. Не было вчерашнего дня и не было завтрашнего. Было лишь это мгновение, растянувшееся на целую жизнь.
Вечность спустя он оторвался от ее губ и еще сильнее обнял ее. Глухо произнес:
— Пообещай, что никогда не будешь плакать.
— А ты пообещай, что с тобой не случится ничего плохого.
— Я могу обещать только то, что зависит от меня.
Где-то она уже слышала эти слова… Гермиона отклонилась, заглянула в серые глаза.
— Я боюсь за тебя.
Он передернул плечами и вновь подмигнул.
— Мои манеры пинают меня ногами. Я сижу в обществе дамы.
— О!
Гермиона сделала два шага назад, и он спрыгнул с парты. Она привычно подняла голову.
— Жаль. Мне нравилось, когда мы были одного роста, — она улыбнулась.
— Это легко устроить.
Он галантно протянул ей руку и как-то неловко шагнул.
— А как у вас приглашают? На бумаге с гербовой печатью? — зачем она это говорила?
Наверное, чтобы что-то понять в нем, в себе, в их непонятных отношениях.
— Да я, вообще-то, пока никак не приглашал…
— Кавалер, называется.
— Ну так если это и так понятно, зачем приглашать?
— О Боже, неужели непонятно? Любой девушке приятно проявление внимания!
Ну вот. Сидит рядом с ним, так, что ближе просто некуда, и устраивает личное счастье собственной соперницы. Как он когда-то сказал: «В Гриффиндор берут исключительно психов…». В этом есть смысл.
— Он чудесный. И знаешь, зря ты так о нем. Если бы ты знал, какая у Невилла непростая судьба, и…
— Я знаю.
— Знаешь?
— Моя мать финансирует отделение, в котором лечатся его родители.
— И ты, зная это, продолжаешь над ним издеваться? — поразилась Гермиона, автоматически отодвигаясь. Он усмехнулся этому жесту.
— Гермиона, неужели ты думаешь, что для него было бы лучше, если бы все вздыхали и рыдали над его судьбой? Он сам скрывает это. И правильно делает. Это показывает то, что он сам не хочет жалости и участия. Так почему я должен ее проявлять? Почему я должен унижать Лонгботтома слезливыми вздохами?
— Но ты… — Гермиона поразилась подобной жизненной философии, — ты всегда издеваешься над ним.
— Да, — легко согласился он. — Он забавный. А издевательства, как ты выразилась, закаляют его. Поверь, если бы с ним все носились, он бы до сих пор не знал, как подходить к метле и устанавливать котел. А так стал вполне нормальным парнем.
— Все. Отбой. От греха подальше.
— А грех уже близко? — дрожащими губами улыбается Гермиона, принимая протянутую ладонь.
— Ты не представляешь, насколько, — усмехается юноша.
Впрочем, рефлекс оказался быстрее мыслей. Гермиона резко выдернула ладонь из руки слизеринца и отчаянно захотела провалиться под землю.
— Минус двадцать баллов, — в голосе Снейпа послышались металлические нотки, — Слизерин.
Гермиона негромко охнула и покосилась на Драко. Гриффиндор сейчас лишится всех баллов, какие есть, если уж свой факультет декан не пожалел. Однако Малфой закусил губу, явно сдерживая улыбку. Чему он радуется? Ненормальный.
— Через пятнадцать минут жду вас в своем кабинете, мистер Малфой.
Драко выглядел слегка удивленным. Видимо, отсрочкой.
— Думаю, на то, чтобы не бросить мисс Грейнджер ночью посреди коридора, вашего воспитания хватит? — с сарказмом проговорил Снейп, смерив девушку неприязненным взглядом.
— Стой! — Гермиона дернула его за руку. Он пока и так не очень-то собирался уходить, вопреки заверениям, а тут и вовсе застыл на месте.
— Ну и что, что Снейп нас увидел. Плевать. Плевать, что он думает. И вообще… завтра Рождественский бал… и…
— И ты идешь с Лонгботтомом. Поверить не могу.
Он изобразил шутливое возмущение.
— Не огорчайся. Я подмигну тебе пару раз, если окажусь в танце поблизости, — Гермиона лукаво улыбнулась.
— Ваша щедрость не знает границ… Хотя, нет. Знает. Ты вот, например, не пригласила меня на чай, а ведь я, как истинный рыцарь, сопровождал тебя по темным коридорам…
— Охраняя от призраков…
— Да, охраняя от призраков. А мне еще обратно идти...
— О Мерлин, как я неблагодарна! — она со смехом поднесла их сцепленные руки к лицу и прижала к своей щеке. — Приглашаю вас на чай, мой защитник.
— Коварная! Знаешь же, что Снейп меня ждет.
— Так ты ведь сам на чай набивался!
— Я время тянул, чтобы не уходить, — он улыбнулся.
Легкий поцелуй, смех в темном коридоре.
Ее мир.
Некогда яркий и насыщенный, вмещающий в себя так много: детский смех, нелепые обиды, любовные метания и жертвы ради дружбы — сузился до крошечного островка. С годами он поблек, как старый снимок, оставив краски в закоулках памяти и в счастливых снах. Из ее мира один за другим исчезали близкие люди. На сердце, словно на теле, оставались рубцы, как призраки старых ран. Они болели в непогоду, не давали спать по ночам.
. Год за годом попытки построить мостик через реку отчуждения натыкались на непробиваемую стену. Самый близкий человек так и оставался единственным островком мира грез, пересекающимся с реальной жизнью. Этот островок возникал из тумана, словно мираж, становясь ярче от детской улыбки, и тогда начинало казаться, что все прежнее было кошмарным сном, что все хорошо. Но раз за разом эта улыбка оказывалась лишь иллюзией: либо предназначалась не ей, либо являлась плодом материнского воображения.
Люциус увидел Марису. Она напоминала затравленного зверька, очнувшегося от спячки и непонимающего, за что на него объявлена охота.
— Не знаю, — признался Люциус. — Подумал о нелепости импульсивных решений, — сформулировал он мысль.
— Лучше подумай о пагубности просчитанных… — посоветовала Мариса и ушла.
— Полагал, что в семье Малфоев этикету учат с детства, — глядя в потолок, проронил мужчина.
— А у Драко с этим проблемы? — невинно поинтересовалась Мариса, отправляя ягоду в рот.
Северус не ответил, Нарцисса пнула подругу под столом. В отсутствие Северуса Мариса вела себя иначе. Вполне прилично и без подобных провокаций. Видимо, их «любовь» была взаимной и не поддающейся объяснениям и нормам поведения.
Время. Оно не лечит. Нет. Оно словно наматывает бинты на рану. Со стороны совсем не видно. Будто ты цел и невредим. И все считают, что так и есть — ведь прошло Время. И неважно, что ночами под бинтами кровит. Со временем прекратится и это.
А потом сарказм, холодность и безразличие. Чтобы ни одна живая душа больше не смогла проникнуть за эти стены. Всех прочь! Вон! Без живых душ легче. Видеть лживые улыбки совсем легко. Так же лживо улыбаться в ответ. А живая душа… Она не знает лжи, она слишком больно ранит. Всех прочь!
— Как можно найти Люпина?
Вопрос Нарциссы заставил Северуса поперхнуться холодным кофе, который тот решил допить, чтобы скрыть неловкость.
— Зачем он тебе?
Нарцисса открыла рот, но объяснить не успела.
— Это для меня.
Северус удивленно обернулся к миссис Делоре.
— Не понял.
— Что здесь непонятного? Я могу узнать о понравившемся мне мужчине?
— Мужчине? Мы все еще о Люпине говорим?
— Се-ве-рус, — Нарцисса попыталась вклиниться в беседу.
Они видела, что Снейп на пределе от их разговора, а Мариса, когда входила в роль…
— Да, представь себе.
— Он…
— Тебя что-то смущает? Я женщина одинокая. А он был красив в молодости.
— Ты зрение проверяла… в молодости?
— Я-то да, а вот…
— Так, хватит! На нас уже оборачиваются. Северус, просто ответь… ты знаешь, как его найти?
— Нет!
— А спросить у Дамблдора? — вкрадчиво проговорила Мариса.
— Я не собираюсь заниматься подобными глупостями.
Взгляды карих и серых глаз скрестились подобно клинкам.
— Северус, нам больше не к кому обратиться.
Мужчина уперся ладонями в крышку стола и встал. Нарцисса умоляюще посмотрела на него снизу вверх.
Северус вознес руки словно в молитве и обратился куда-то в небо. Правда, его фразу с трудом можно было назвать смиренной.
— Какого черта я всегда делаю глупости по твоей просьбе?
И сам же себе ответил: потому, что в его жизни нет других просьб. Он больше никому не нужен. Только этой женщине, в чьих глазах мольба смешалась с болью.
Он беспомощно махнул рукой.
— Чур, щенков в мою честь не называть, — бросил он сторону Марисы и вышел.
— Щенков?
Мариса удивленно оглянулась на подругу. Та пожала плечами.
— Совсем плох стал, бедняжка.
— Мариса! — Нарцисса возвела глаза к потолку.
— Ладно. Монолог на тему «как ты можешь общаться с человеком, который просто отвратителен» я оставлю до лучших времен.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |