Элизабет Сергеевна Чедвик 12 страница

– Мадам, – потянула ее за рукав Бертрис, – вы стоите слишком близко, отойдите.

Оруженосцы понесли раненого рыцаря к одному из шатров. Ида лихорадочно высматривала на турнирном поле Роджера и Мартила, но не могла их найти. Красный и желтый были популярными цветами, и различить, кто есть кто, было сложно. К тому же схватка вышла за первоначальные границы и захлестнула два соседних поля. Ида вонзила ногти во влажные ладони. Братья Роджера не посмеют напасть на глазах у всех, под своими гербами, но турниры славятся тем, что мужчины сводят на них счеты и находят новых врагов. Теоретически они сражаются на одной стороне, но это ничего не значит. Удар в спину опаснее удара в грудь.

Роджер наслаждался потешными боями. Хотя он поддерживал хорошую форму, прошло немало времени с тех пор, как он в последний раз состязался на турнире. Лошади слегка застоялись за зиму, им, как и всадникам, не терпелось размяться. Мартил поначалу брыкался и резвился, и Роджер ему не мешал, но после взял поводья и заставил коня повиноваться. Приятно было чувствовать тяжесть копья и чуткий отклик мощного животного.

Состязания разгорались, и Роджер принял вызов французского рыцаря. Мартил двигался быстрее коня противника, Роджер целился точно, но француз держался крепко, и не удалось выбить его из седла. Роджер схватил уздечку противника и потащил его в тыл англичан. Рыцарь пытался развернуть своего жеребца с помощью шпор, но у противника тоже была крепкая хватка. Тогда француз решил отстегнуть узду и сбежать, но Роджер перекрыл ему путь, развернув Мартила так, что конь плотно прижался к боку чужого жеребца. Кони щелкали зубами и кидались друг на друга, пока мужчины обменивались вихрем ударов. На мгновение показалось, что француз одержит верх благодаря большей физической силе, но Роджер держался твердо, полностью доверяя собственному мастерству и породе и храбрости своего коня. Рыцарь захрипел от боли и отпрянул, когда один из ударов пробил его защиту. Роджер снова схватил уздечку противника и поскакал к рядам англичан. Рыцарь сделал последнюю отчаянную попытку бежать, но Роджер был столь же непреклонен, сколь его противник упрям, и при этом обладал преимуществом в выдержке. В конце концов рыцарь был вынужден признать поражение и пообещать выкуп, гнусаво упрекнув Роджера, что норманны, обосновавшиеся в Англии, умеют сражаться, но не обладают хорошими манерами. Роджер самым изысканным образом согласился с ним, поставив ироническую точку в разговоре. Затем, мысленно улыбаясь первой и самой важной победе, он ринулся обратно в битву с намерением получить удовольствие.

На поле он добавил два выкупа на свой счет, спас Анкетиля от пленения в яростной схватке и наконец решил, что настала пора удалиться в отведенное для отдыха место, чтобы подкрепить свои силы и силы коня. Неразумно полностью выкладываться на турнирном поле, поскольку стервятники всегда не прочь пощипать уязвимых.

Анкетиль, потиравший ушибленное плечо, внезапно схватил поводья и тревожно завопил. Роджер инстинктивно заслонился щитом и поднял меч. Мелькнули его собственные цвета, и слева вылетел Гуон на вспотевшем гнедом коне. Его копье было направлено на Роджера и под таким углом непременно должно было вонзиться под ребра и вынести его из седла. Роджер успел лишь заслониться щитом. Удар был сокрушительным, и всадник не удержался на коне. Когда он приземлился, из его легких вышибло весь воздух и живот заполнила боль. Роджер едва дышал, но понимал, что должен встать, иначе его затопчут насмерть и объяснят трагическую гибель несчастным случаем на состязаниях. Руководствуясь одним лишь инстинктом, он перекатился и чудом поднялся на ноги. Гуон развернул коня и помчался на него с опущенным копьем, чтобы прикончить. Хотя наконечник копья был затуплен, Роджер знал, какой вред оно способно причинить. Удар, направленный в нужное место, убивает не хуже меча.

Его младший брат схватил поводья Мартила и потащил прочь в качестве трофея. Анкетиль пытался направить своего усталого коня на Гуона, но ушиб плеча сводил его усилия на нет, а остальные рыцари Роджера были слишком далеко и ничем не могли помочь. Роджер сумел вовремя поднять щит, но удар был мощным и сбил его на землю. Гуон круто развернулся, не щадя коня. Роджер, шатаясь, снова встал. Перед его глазами все плыло, каждый вдох был мучительным. Собрав все мужество и остатки сил, он поднял щит за длинный ремень и обрушил на голову гнедого. Конь отпрянул, его задние ноги заскользили. Гуон вылетел из седла и тяжело приземлился на изогнутый край собственного щита. Он заорал, прижимая ладонь к боку. Шатаясь, Роджер склонился над ним и пнул.

– Вставай! – кашляя, приказал он. – Вставай, никчемный кусок дерьма, черт бы тебя побрал!

В ответ из шлема Гуона донесся приглушенный стон. Задыхаясь, Роджер упал на колени, достал кинжал, перерезал завязки, скреплявшие шлем Гуона с кольчугой, и стащил его. Лицо Гуона было красным от натуги, кровь лилась изо рта и стекала по подбородку. Несмотря на ярость, Роджер содрогнулся от ужаса.

Прискакал Уильям Маршал, ведя Мартила в поводу. Сняв шлем, он спешился и наклонился над раненым, чтобы осмотреть его.

– Прокусил губу, – сообщил он Роджеру. – День-другой не сможет жевать хлеб. И ребра, похоже, треснули… С вами все в порядке, милорд?

Роджер пытался вдохнуть. Его грудь была слишком мала, чтобы вместить необходимое количество воздуха или сдержать чувства, бурлившие внутри. Он задыхался от ярости, потрясения и стараний усмирить боевой раж. Роджер испытывал облегчение оттого, что его брат не был смертельно ранен, и в то же время желал ему гибели и вечных мук в аду.

– Ушибся немного, – прохрипел он, убирая меч и снимая собственный шлем.

Роджер посмотрел на Гуона, лежавшего почти без чувств, и подавил желание пнуть его еще раз.

– Я провожу вас и вашего человека к месту отдыха, – произнес Уильям. – Чтобы не набросились другие любители поживиться за счет людей, нуждающихся в передышке. – Его голос и выражение лица оставались подчеркнуто бесстрастными. – Моему лорду решать, кого принимать в свою свиту, но я впредь не стану поддерживать ваших братьев.

– Благодарю, мессир Маршал, – сухо кивнул Роджер. – Это весьма желательно.

Уильям указал через плечо на Мартила, которого держал за поводья его рыцарь Гарри Норрис. В глазах Маршала блеснула искра мрачного веселья.

– Я наткнулся на грубияна, не имеющего прав на эту лошадь, и исправил положение. Прошу вас принять свою собственность и мои добрые пожелания.

Роджер еще раз поблагодарил Уильяма и забрал уздечку Мартила. Второй рыцарь из компании Уильяма Маршала держал коней, принадлежавших Гуону и Уиллу. Последний, спешенный и обобранный, уныло брел к краю поля. Он бросил взгляд в сторону Роджера, но приблизиться не посмел.

– Давно ожидал чего-то в этом роде, – сообщил Роджер Уильяму по пути к месту отдыха. Никто не посмотрел на Гуона, который сидел, держась за ребра. – И сам виноват, что меня застали врасплох. Я знал, что они здесь, и знал, что Гуон уж точно полезет в драку.

– Можно быть начеку, можно попросить друзей, чтобы прикрыли спину, но этого не всегда достаточно, – ответил Уильям. – Я сожалею, что не подоспел раньше.

– Я все равно признателен вам за помощь, – отмахнулся Роджер. – И за возвращение коня.

– Не стоит благодарности, милорд, – склонил голову Уильям. – Всегда рад помочь.

Роджер сумел улыбнуться. Маршал был слишком любезен, чтобы признать очевидное: возвращение лучшего коня владельцу было актом рыцарского благородства и учтивости, но не принесло прибыли. Все же он остался в выигрыше, поскольку заполучил двух других коней и снаряжение, чтобы вернуть их за выкуп или продать.

Маршал оставил Роджера на площадке для отдыха, взял новое копье, салютовал и поскакал обратно на поле.

Роджер снова спешился. Внезапно у него задрожали ноги, и пришлось опереться о крепкое плечо и шею Мартила.

Анкетиль со стоном спешился:

– Если это потеха, милорд, мне бы лучше в битву.

Роджер покосился на рыцаря, и у него снова стиснуло грудь. Слова Анкетиля не были смешными, но задели его за живое.

– О да, – пробормотал он, – нам бы точно лучше в битву.

Роджер закашлялся от смеха, и Анкетиль хлопнул его по спине, едва не повергнув на землю.

– Сир, сюда идет леди Ида со служанками, – предупредил Оливер Вокс.

Роджер согнулся, уперев руки в колени, и попытался прийти в чувство. Когда подошла Ида, он стоял прямо и вытирал глаза указательным пальцем.

– Слава богу, вы живы! – Она схватила его за руку, словно не могла поверить собственным глазам. Ее лицо было бледным, а взгляд встревоженным. – Что случилось?

– Ничего, – покачал головой Роджер. – Просто Анкетиль пошутил. – Подавив желание вновь засмеяться, он подумал, много ли она видела, и обернулся, чтобы оценить расстояние и обзор с места, где сидела жена.

– Ваши братья… – Ее голос дрогнул.

– …Получили урок. Помогите мне разоружиться, – указал он на шатры.

Роджер отчаянно нуждался в уединении и отдыхе. Позже Генрих потребует его присутствия на совете, где надо быть бдительным и собранным. Кроме того, не хотелось, чтобы Ида забилась в истерике у всех на виду, а сейчас это казалось весьма вероятным.

Оказавшись в шатре, Ида подождала, пока оруженосцы не помогут ему разоблачиться, после чего попросила всех выйти и сама налила мужу вина. Когда он осторожно снял котту и исподнюю рубашку, чтобы переодеться для короля в свежий наряд, она с ужасом увидела багровые отметины на его руках и торсе.

– Синяки, – устало пожал он плечами. – Поболят пару дней, но ничего серьезного. Обычное дело на состязаниях. Маршал рассказывал, что однажды его голова застряла в шлеме и пришлось звать на помощь кузнеца. – Он испытующе взглянул на жену. – Что вы видели?

Ида содрогнулась:

– К счастью, другие рыцари загораживали мне обзор, но я видела, как Уильям Маршал сопровождает вас к месту отдыха. – Она смерила мужа укоризненным взглядом. – Судя по вопросу, вам есть что скрывать.

– Не то чтобы… – притворился беззаботным Роджер. – Я схлестнулся с Гуоном, но ему пришлось хуже, хотя он напал первым. Маршал разобрался с Уиллом, спас мою лошадь и довел дело до конца. – Он осторожно, превозмогая боль, приобнял жену. – Со мной все в порядке, любимая, клянусь, моим братьям досталось намного больше. У Гуона наверняка сломаны ребра.

У Иды подкосились колени. Ахнув от боли, Роджер поймал жену и усадил на складной стул. Он знал, что Ида чувствительна, но не предполагал, что она склонна к тошноте. Он смочил салфетку в розовой воде и вытер Иде лоб, прикидывая, не позвать ли служанок. Но не хотелось, чтобы они щебетали вокруг, подобно стайке настырных воробьев, – лучше от этого не станет.

– Ида?

– У меня для вас новость, – произнесла она, когда пришла в себя. – Я собиралась сообщить ее позже, но, видимо, придется сейчас. Я жду ребенка.

Роджер прекрасно расслышал ее слова, но осознал их смысл только через мгновение. Они были женаты почти четыре месяца, и три раза ее женские дни наступали в срок.

– Вы уверены?

Ида кивнула:

– Я подозревала это несколько дней, а сейчас убедилась окончательно.

Она выглядела такой уязвимой, сидя на стуле. Кроткие карие глаза были испуганными и запавшими. Роджер не знал, что ему делать – прыгать и хохотать от радости или заключить жену в объятия и беречь, как самое редкое и хрупкое стекло. Внезапно у него снова перехватило дыхание. Неужели можно задохнуться от ликования?

– Когда? – живо спросил он. – Вам известно когда? – Упав перед женой на колени, он взял ее за руки и поднес их к губам.

– Для полной уверенности мне нужно посоветоваться с повитухой, – робко засмеялась она, – но, несомненно, до конца года. Я надеялась и молилась, и Господь смилостивился надо мной и ответил.

Роджер наклонился и обнял жену. Ее талия оставалась тонкой, а живот плоским, но в нем зрела новая жизнь, порожденная им. Он знал, что сегодня, придя на королевский совет, посмотрит на Генриха с удовлетворенной улыбкой.

Глава 20

Обхватив ладонями раздувшийся живот, Ида наблюдала, как женщины вешают новый постельный полог. Тяжелая красная шерсть была подбита добротным льном, чтобы складки падали ровно, а внутри было тепло и укромно. По краю красного покрывала была вышита эмблема Биго – красные кресты на золотом фоне, и тот же узор красовался на балдахине. Летом стены получили свою порцию побелки, их расписали орнаментом из зелени и скромных алых первоцветов. Красно-золотые занавеси украшали стену возле окна, а в зимнюю ночь ими можно было задернуть ставни, чтобы в комнате стало уютнее.

– Превосходно, – произнесла Ида, когда служанка повесила последнее кольцо и прикрепила полог к балдахину на дневное время.

– Достойно короля, миледи, – широко улыбнулась женщина.

– Лишь бы было достойно милорда Биго, – поморщилась Ида.

– Да, но, если король нагрянет с визитом, нам не придется краснеть. – Служанка была новенькой и не имела ни малейшего понятия о прошлом Иды, хотя, несомненно, рано или поздно узнает все от сплетниц.

Избегая смотреть в глаза Годе и Бертрис, Ида отвернулась от кровати. Маленький сын Розы Роберт скакал по комнате верхом на деревянной лошадке и что-то кричал воображаемому другу. Ребенок в утробе Иды энергично толкнулся, и ей стало легче. Она положила руку на живот и была вознаграждена прикосновением крошечной ножки.

Ида остановилась рядом с кроватью перед крепкой вишневой колыбелью. Она обнаружила эту вещь, когда расчищала подвал. При виде ее Роджер удивился и слегка опечалился. Он рассказал, что колыбель принадлежала ему, а до того деду и прадеду. Ида не стала спрашивать, качали в ней его братьев или нет, – по всей вероятности, качали.

– Мадам, прибыл ваш лорд, – сообщила из дверного проема жена камергера.

Ида немедленно воспрянула духом. Роджер уехал в Ипсуич на несколько дней, а затем должен был присутствовать на заседаниях в различных окружных судах. Она поспешила к окну и открыла ставни, впустив сырое утро конца октября. Роджер, уже спешившись, давал во дворе наставления паре слуг, хлопотавших над вереницей вьючных лошадей. Он поднял взгляд, увидел в окне Иду и улыбнулся. Она помахала, повернулась и, отдав служанкам приказания, сбежала вниз, чтобы поприветствовать мужа.

Он схватил ее в объятия, поцеловал холодными после дороги губами и опустил взгляд на живот:

– С вами все хорошо?

– Теперь хорошо, – запыхавшись, хохотнула она. – Вы голодны?

Несмотря на груз беременности, Ида внезапно ощутила себя легкой как перышко.

– Просто умираю. – Роджер отправился греть руки у огня.

Его люди последовали за ним, все в прекрасном расположении духа, и Ида проследила, чтобы никого не обделили хлебом, сыром и вином.

– Как дороги?

– Сплошное болото после осенних дождей, – скривился Роджер. – Хорошо хоть у нас были вьюки, а не повозки.

Он обласкал пса, который подбежал, виляя хвостом, и жестом приказал слугам, вошедшим с узлами и свертками, отнести их в жилые покои.

– Так, пустяки, – отмахнулся он, когда Ида с любопытством посмотрела на багаж. – Я раздобыл нитки, о которых вы говорили, и два рулона фламандской ткани… Да, и еще розовой воды и кумина, как вы просили.

Слуги поставили у огня стол и принесли еду. Ида заметила, что Роджер купил новую шляпу, и восхитилась широкими полями, элегантными насыщенными оттенками зелени и бойким хохолком из фазаньих перьев.

– Под такой шляпой можно спрятать немало мыслей, – поддразнила она.

– Зачем бы иначе я ее купил? – весело посмотрел на нее муж. – Хорошая маскировка стоит своих денег.

– И ваша слабость к шляпам ни при чем?

Он взял ломоть хлеба и отломил от него кусок.

– Абсолютно ни при чем. Шляпа – самый практичный предмет одежды и совершенно незаменимый, не правда ли, Оливер?

– Безусловно, милорд, – серьезно согласился рыцарь.

За едой Роджер поведал Иде о заседаниях окружных судов, на которых он председательствовал, о нарушениях лесного права в Уэстоне и условиях сержантства в Тасберге, где он пришел с арендаторами к соглашению, что они должны предоставлять во время войны копейщиков. Ида слушала и старалась запоминать его слова, поскольку они касались управления их имуществом. Знать подобные вещи было полезно, хотя в отсутствие Роджера ими занимались его помощники.

Удовлетворив первый голод, Роджер смахнул крошки с котты, а корку отдал подкравшейся гончей.

– В Ипсуиче меня настигли печальные вести. – Его лицо стало мрачным. – Я сомневался, говорить ли вам, но скоро о скандале станет известно повсюду, и лучше, чтобы вы узнали от меня, чем от досужих сплетников. Уильяма Маршала отлучили от двора под страхом смерти… обвинив в прелюбодеянии с супругой Генриха Молодого.

Ида в ужасе уставилась на него:

– Не верю! Он бы не стал! Он как вы – человек чести. Кто посмел его обвинить?

– У него есть враги в свите молодого короля, – скривился Роджер, – которые завидуют его положению и считают, что их несправедливо обошли. Маршал стал слишком известен и влиятелен, у таких людей всегда находятся враги.

– Но состряпать подобную историю! – Ида представила Уильяма Маршала.

Он был непременно добр и любезен с ней, даже когда она была королевской любовницей, и ей было известно, что отношения Уильяма с Роджером основаны на уважении и товариществе.

Роджер стиснул ладони коленями:

– Маршал и молодая королева – верные друзья. Домыслить подробности несложно. Молодой король и так уже завидует доблести Маршала и преклонению мужчин перед ним, а Генрих полагает, что Уильям в ответе за расточительность молодого короля, и потому рад его падению.

– Да, я часто слышала жалобы Генриха насчет непомерных расходов сына на свиту. Похоже, он считает виновником Уильяма Маршала.

– Несомненно, Маршал любит земные удовольствия, – развел руками Роджер. – Но он не транжира, и молодого короля не нужно подстрекать к чересчур вольному обращению с деньгами.

– И что теперь будет?

– Он лишился должности маршала Генриха Молодого и отправился в Кёльн поклониться мощам трех волхвов, – вздохнул Роджер.

– А когда вернется?

– Этого я не знаю, но у него много друзей, и он во Фландрии сдает в аренду несколько домов. Столь искусный воин не останется без дела. Но даже если рано или поздно Уильям будет оправдан, скандал оставит горький привкус. – Уголки губ Роджера опустились. – Король и его сыновья весьма искусны в варке горьких зелий, которые они предлагают другим.

Ида промолчала. Замечание мужа было справедливым, но она не знала, как ответить. Генрих соблазнил ее, удержал наследство Роджера и разлучил ее с сыном. По жесткому блеску глаз мужа было ясно, что он думает именно об этом.

– Так разбрасывают семена недовольства и мятежа, – зловеще добавил он.

– Но Уильям Маршал не повернет против своего лорда, – возразила Ида, и между супругами повисло непроизнесенное имя самого Роджера.

Он мрачно посмотрел на нее:

– Не повернет – из-за чести, которой его лорд и отец его лорда пренебрегли. Во мне же эти семена не взойдут, поскольку я видел, какой урожай пожинают те, кто возделывает подобные посевы. Король отобрал у моего отца земли, разрушил его замок, наложил штрафы и на вырученные деньги воздвиг Орфорд, чтобы ограничить его власть. Если бы отец не восстал, графство Норфолк не было бы конфисковано.

– Но вы вернете его. – Она накрыла руку мужа своей. – Рано или поздно этот день наступит.

– Как и Судный день, – отрезал Роджер и пожал плечами, словно стряхивая тягостные мысли. – Идемте. – Он встал, его лицо смягчилось. – К вопросу о будущем – мне есть что вам показать.

Заинтригованная Ида с улыбкой взяла мужа за руку и пошла за ним в спальню. Она хихикнула, когда он заставил ее закрыть глаза перед дверью и приобнял за место, где прежде находилась ее талия.

– Готово, – произнес он. – Смотрите.

Ида опустила руки и оглядела комнату. Слуги положили заказанные рулоны ткани на кровать, и еще несколько ярких тюков так и умоляли о внимании. Затем ее взгляд упал на изысканный латунный таз для купания новорожденного, на стоящую рядом с ним колыбель из теплого золотистого дуба с изящным узором из листьев клевера, вырезанным на боках и опорах. Колыбель была застелена мягчайшим отбеленным льном и накрыта прелестным покрывалом с белой вышивкой.

Ида прижала ладони к губам, заглушив тихий вздох изумления. Она подошла ближе, чтобы посмотреть и пощупать собственными руками. Дерево под пальцами было гладким и блестящим, никаких шероховатостей. Ида качнула колыбель. На ее боку рядком висели серебряные колокольчики, они дружно звякнули. Внезапно глаза Иды наполнились слезами. Ее поразила предупредительность мужа. Большинство мужчин не стали бы тратить время на подобные пустяки, предоставив женам самим собирать приданое для младенца. Она не купила колыбель, полагая, что Роджер захочет оставить старую, дабы продолжить традицию.

– Она прекрасна! – Ида повернулась и обняла его за шею. – Поистине прекрасна!

– Это новое начало. – Он ласково погладил ее округлившийся живот. – Для наших сыновей и дочерей. Они будут воспитаны в уважении к своему роду и семейному долгу, но никогда не будут связаны им по рукам и ногам, клянусь спасением своей души.

Роджер сощурился, и Ида не могла не заметить ударение на слове «наших». Она поняла, что это не просто подарок, чтобы порадовать ее. Это заявление о намерениях – символическая замена их прошлого будущим.

– Да, – энергично, со слезами на глазах кивнула она. – Они не будут связаны.

Ровно через год после свадьбы Ида лежала на большой кровати во Фрамлингеме и в муках давала жизнь ребенку. Хотя она уже знала, чего ожидать, это все равно было тяжелой и болезненной работой. Она исповедовалась и получила отпущение грехов на случай смерти родами, хотя повитухи, похоже, не сомневались, что все идет своим чередом. Опираясь спиной об одну из женщин, Ида тужилась что было силы. Она многие часы провела на коленях, моля Господа о милосердии, полная страха, что Он накажет ее за прелюбодеяние с Генрихом. А если маленький Уильям останется ее единственным живым ребенком?

– Ну вот и головка, – произнесла повивальная бабка, шуруя между бедрами Иды. – Теперь плечики.

Внезапно тембр ее голоса изменился.

– Осторожно, – предупредила она. – Осторожно, миледи, не тужьтесь!

– Что случилось? – Иду охватила паника.

– Ничего, миледи, ничего не случилось, просто не тужьтесь. Пуповина обмотала шею младенца, мы же не хотим ее затянуть…

Ида тяжело дышала с закрытыми глазами, борясь с почти неодолимым позывом потужиться. Пресвятая Богородица, святая Маргарита, только бы ребенок выжил. Только бы не погиб… Пожалуйста, пожалуйста!

Повивальная бабка кивнула Иде.

– Ну вот, освободился. Теперь тужьтесь, – приказала она, – но осторожно, миледи, легонько, как ветерок.

Ида повиновалась, и через мгновение женщина подняла в воздух синеватый комочек.

– Прекрасный мальчик, – сообщила она, вытирая рот и нос младенца, пока другая женщина перерезала пульсирующую пуповину. – Ну-ка, малыш, пора вдохнуть жизнь. Милостью Пресвятой Богородицы!

Держа ребенка за пятки, она резко шлепнула новорожденного по ягодицам, отчего он захныкал, а затем заорал. Звук, сперва прерывистый и неуверенный, набрал силу, когда повивальная бабка перевернула младенца вверх головой и отнесла к большому латунному тазу, который другая женщина наполнила теплой водой, сдобренной розовым маслом.

– С ним все в порядке? – Ида наблюдала за повивальной бабкой, вне себя от беспокойства.

– Да, миледи, – заверила женщина. – Сперва мы немного испугались, но все обошлось. – Она широко улыбнулась. – Замечательный маленький мужчина.

Женщина закончила омывать младенца и поднесла его Иде, завернув в теплое полотенце.

Ида побаивалась смотреть на ребенка, принимая его в объятия. Воспоминание о том, как она держала на руках своего первого новорожденного сына, было мучительно-ярким. Тогда Ида был напугана, изнурена и растеряна. Теперь ее переполняли другие, но не менее сложные чувства. Усталость повторилась, но к ней добавилось чувство вины из-за того, что случилось в прошлом. Ида испытывала облегчение и радость, родив Роджеру наследника, и свежую и нежную любовь, пронизанную страхом: она может оказаться недостаточно хорошей матерью и Господь, увидев это, накажет ее и снова лишит ребенка. Ей понадобилось собрать все свое мужество, чтобы взглянуть на новорожденного.

К счастью, ребенок мало напоминал своего единоутробного брата. В чертах его лица угадывался Роджер. Брови были тонкими ниточками светлого золота, а не четкими темными дугами, как у Уильяма. Иду переполнила любовь к сыну, горло сжалось от острой боли, а живот свела судорога. Мальчика назовут Гуго, традиционным именем сыновей Биго, и Ида прошептала это слово, обещая, что он ни в чем не будет нуждаться, насколько это в ее силах.

– Подите к милорду. – На ее ресницах сверкали алмазы слез. – Сообщите, что у него родился сын.

Испытывая тревогу, возбуждение и несомненную неловкость от вмешательства в женские дела, Роджер вошел в спальню. Последний месяц, ввиду приближения родов, он спал в отгороженном углу зала и управлял своими владениями из главной комнаты, чтобы Ида и женщины могли уединиться в опочивальне.

Он был как на иголках с тех пор, как начались роды. Прошло уже больше половины дня. Прежде он не ведал о том, что время может тянуться так долго и быть сущим наказанием. Он считал себя терпеливым и хладнокровным, но сейчас расхаживал по залу, словно зверь в клетке, и рявкал на людей, которые задавали совершенно безобидные вопросы. Когда на цыпочках вошла служанка и с улыбкой сообщила, что Ида благополучно разрешилась сыном, он оцепенел от облегчения.

Кошачье мяуканье младенца из новой золотистой дубовой колыбели неудержимо влекло его через комнату. Сын был распеленат и голеньким уложен на мягкую овчину чтобы Роджер мог осмотреть его собственными глазами и убедиться, что все на месте. Ребенок вопил и сучил крошечными ручками и ножками, словно пьяный плясун. Его лицо было красным, а все остальное – ярко-розовым. Оцепенение Роджера развеялось, будто дым на ветру.

– Прекрасный, здоровый мальчик, милорд, – улыбнулась повивальная бабка.

Роджер кивнул, не в силах говорить. Его распирало от гордости, ликования и осознания своей мужской силы. Теперь он мог спокойно смотреть Генриху в глаза.

Дама Сесили подняла ребенка, умело закутала его в льняную пеленку и теплое одеяльце и подала Роджеру. Сперва он пребывал в замешательстве. Затем, повинуясь инстинкту, о существовании которого и не подозревал, уложил хрупкое тельце себе на руку. Младенец вопросительно глянул ему в лицо, словно умудренный летами старец. Древний и новорожденный. Лицо его отца, его деда. Его самого и Иды. На мгновение Роджер увидел вереницу поколений, уходившую в далекое прошлое и неведомое будущее.

Нежно и осторожно он отнес ребенка к кровати. Ида сидела, опершись о взбитые подушки. Ее волосы были заново заплетены, и, хотя она выглядела усталой, глаза сверкали, а на губах играла улыбка. Роджер ласково поцеловал ее и сел на кровать.

– Служанки говорят, с вами все хорошо… – смущенно начал он.

– Да, милорд, – кивнула она, – хотя это нелегкое дело.

– Биго и де Тосни могут вами гордиться.

– Надеюсь. – Ида продолжала улыбаться, но глаза наполнились слезами.

– Никогда в этом не сомневайтесь. Вы подарили нам сына – еще одну причину бороться за наше будущее. – Внезапно испугавшись, он накрыл ее ладонь своей. – Ида?

– Мне говорили, это в порядке вещей, – надтреснуто рассмеялась она. – Женщины всегда плачут после родов. Настроение меняется каждую минуту. Позвольте подержать его.

Роджер осторожно протянул ей сына, а потом любовался, как Ида баюкает его. С ребенком на руках, опущенными ресницами в росе слез, в свободном голубом платье, она напоминала Мадонну. Возможно, эта мысль была нечестивой, но Роджер надеялся, что Господь поймет и простит его. Зачатие не было непорочным, но Ида – добродетельная жена.

– Я отправил весть вашему брату и моей матери, – произнес он. – Посыльный сообщит моим вассалам и аббатству в Эдмундсбери. Королю я тоже отправил гонца.

Внезапно в комнате повисло напряжение. Имя Генриха было подобно неглубокому и тонкому порезу, который заживает медленно и даже в столь радостных обстоятельствах способен вдруг заныть.

– Возможно, теперь, когда у нас есть наследник, он вернет мне отцовское имущество.

В голосе Роджера было больше надежды, чем веры. Более того, подумал он, все может обернуться совсем иначе. Генрих достаточно мелочен, чтобы лишить его милости теперь, когда род продлен.

Роджер оставался с Идой, пока она не поникла от усталости и повитуха не пробормотала вежливо, но твердо, что роженице нужно отдохнуть. Он предпочел бы остаться с женой и сыном, но знал, что рыцари ждут его, чтобы вместе открыть бочку доброго вина, припасенного специально для такого случая.

– Я зайду утром. – Он поцеловал жену и неохотно направился к двери.

На пороге Роджер обернулся и, увидев, как Ида целует головку ребенка, прежде чем отдать его повивальной бабке, ощутил всепоглощающую любовь.

Глава 21

Ида напевала Гуго песенку и смешила его, дуя на шею, когда Роджер влетел в спальню их дома в Ипсуиче. При виде мужа ее сердце забилось сильнее. Он сражался под знаменами Генриха за Узким морем и недавно вернулся домой. Служба сделала тело Роджера жестким и подтянутым, а походку – упругой. Ида ужасно скучала по мужу и даже сейчас с трудом выносила разлуку, хотя он всего лишь ушел на рассвете, чтобы обсудить дела с Александром, начальником гавани.

Дата добавления: 2015-09-29