– Зачем? – искренне удивился он.
Послышался визг железа, подающегося под чрезмерной нагрузкой. Один из верхних углов двери погнулся, пропуская в комнату холодный ночной воздух.
– Быстрее, – прошипел Томас. – Надо что-то делать, и быстро.
– Верните мне Баттерса, – сказал я Гривейну. – А я дам вам информацию, которую мне удалось найти.
– Вы предлагаете мне ерунду, – хмыкнул Гривейн. – Он уже в моих руках. Я сам могу вытащить из него эту информацию.
Гривейн рявкнул что-то на незнакомом мне языке. Я услышал шарканье подошв, потом звук пощечины и приглушенный вскрик Баттерса.
– Это правда? – спросил у него Гривейн. – У вас имеется информация про «Слово».
– Черт его знает, что это, – пролепетал Баттерс. – Там была флэшка. Цифры. Черт-те сколько цифр.
– Какие цифры? – прорычал Гривейн.
– Не знаю. Много. Не помню их всех. Они у Гарри.
– Лжец, – произнес Гривейн. Послышался звук еще одного удара, и снова Баттерс вскрикнул.
– Не знаю я! – взмолился Баттерс. – Их было слишком много, а я смотрел на них всего пару се…
Послышался еще один удар – на этот раз не шлепок, а глухой, тяжелый стук кулака.
Я стиснул зубы; бессильный гнев клокотал во мне.
– Я не знаю, не знаю, не знаю… – всхлипывал Баттерс.
– Посмотри на меня, – приказал Гривейн. – Посмотри!
Я зажмурился и отвернулся от окна. Я очень хорошо представлял себе, что там происходит. Баттерса, возможно, на коленях, в руках у пары зомби. Гривейна, стоящего над ним в своей шинели, удерживающего Баттерса пальцами за подбородок, чтобы тот встретился с ним глазами. Гривейн хотел заглянуть ему в голову – грубо, бесцеремонно заглянуть, чтобы узнать правду.
А Баттерсу, в свою очередь, откроется прогнившая, отравленная черной магией и душа закоренелого убийцы.
Я услышал пронзительный звук – начавшись негромко, он все нарастал, пока не превратился в полный ужаса и безумия вой. В нем не осталось ничего человеческого. Никаких тормозов. Я бы никогда не приписал его Баттерсу, если бы не знал, что это он. Баттерс визжал и продолжал визжать до тех пор, пока вой не сменился захлебывающимся бульканьем и не стих.
– Ну? – спросил другой, незнакомый мне голос. Хриплый, словно говоривший едва ли не с самого рождения хлестал дешевый скотч и курил самые дешевые сигары.
– Он не знает, – негромко ответил Гривейн, не скрывая досады.
– Ты уверен? – спросил второй голос. Я сделал шаг в сторону и привстал на цыпочках, чтобы выглянуть из окна. Я разглядел второго говорившего. Трупные Пятна.
– Да, – кивнул Гривейн. – В нем нет силы. Если бы он знал, он бы ответил.
– Если вы убьете патологоанатома, вам придется убить меня, – окликнул я их. – Учтите, если не считать Собирателя Трупов, информация имеется только у меня. И конечно же, ваша психованная братия с претензией на мировое господство наверняка горит желанием поделиться ею с вами, некрофилы проклятые.
За окном воцарилась тишина.
– Так что валяйте, выдергивайте меня отсюда, – продолжал я. – Конечно, когда я наложу на вас смертное проклятие, вам будет немножко труднее побить Собирателя Трупов при Темносиянии, но что такое жизнь без препятствий? – Я помолчал и добавил: – Не валяйте дурака, Гривейн. Если вы не договоритесь со мной, вы все равно что горло себе перережете.
– Вы так считаете? – откликнулся Гривейн. – Может, я просто возьму и уйду.
– Не уйдете, – уверенно произнес я. – Потому что когда Собиратель Трупов добьется членства в Кантри-Клабе на горе Олимп, первое же, что он сделает – это отыщет главного своего соперника – уж не вас ли? – чтобы натянуть ему жопу на нос.
Дверь вдруг согнулась по диагонали, словно была сделана из тонкого картона. Она не выпала из рамы, но я видел мертвые пальцы, просовывающиеся сквозь нее и пытающиеся сорвать ее с петель.
– Гарри, – произнес Томас перехваченным от напряжения голосом. Он достал свою саблю, подошел к двери и принялся рубить появляющиеся в прорехе пальцы. Отрубленные серые пальцы летели на ковер, продолжая извиваться как разрезанные лопатой половинки червяков.
– Решайте, Гривейн, – крикнул я. – Если это не прекратится, я сделаю все, что в моей власти, чтобы убить вас. Я не могу победить вас – мы оба это понимаем. Но и вам не получить от меня информации против моей воли. Я не анютина глазка. Я найду способ заставить вас убить меня.
– Вы считаете, я поверю, что вы так просто покончите с собой? – поинтересовался Гривейн.
– Чтобы утащить вас с собой? – отозвался я. – Да с удовольствием. Можете не сомневаться.
– Не слушай его, – прошипел Трупные Пятна. – Убей его. Он знает, что ему конец. Он изворачивается от безнадежности.
Что, черт подери, абсолютно соответствовало истине, но меньше всего я хотел, чтобы в этом убедился Гривейн. Мимо моей головы пролетел отрубленный палец зомби, другой ударился о мою ветровку и упал на пол у моих ног, продолжая дергаться и царапать мой башмак длинным пожелтевшим ногтем. Стук в дверь сделался громче, и каждый удар отдавался противным лязгом о стальную раму.
А потом все вдруг стихло. В квартире воцарилась мертвая тишина.
– Каковы ваши условия? – спросил Гривейн.
– Вы возвращаете мне Баттерса, – ответил я. – Вы даете нам уехать, захватив вашего пятнистого жеребца. Стоит нам отъехать отсюда, как я отдаю ему цифры и выпускаю из машины. И взаимное прекращение огня до восхода солнца.
– Эти цифры, – сказал Гривейн. – Что они означают?
– Представления не имею, – признался я. – По крайней мере, пока. И Собиратель Трупов – тоже.
– Тогда какой мне смысл от них? – спросил он.
– Кто-нибудь рано или поздно найдет его. Но если вы не договоритесь со мной сейчас, готов спорить, это будете не вы.
Последовала долгая пауза.
– Поклянитесь мне, – произнес, наконец, Гривейн, – что вы будете соблюдать эти условия.
– Только в обмен на вашу клятву, – заявил я.
– Вы ее получили, – сазал Гривейн. – Клянусь своей властью.
– Нет, – прошипел Трупные Пятна. – Не делай этого.
Я изогнул бровь и переглянулся с Томасом. Клятвы и обещания в некотором роде обладают собственной силой – это единственная причина, по которой они ценятся в сверхъестественном обществе так высоко. Когда кто-либо нарушает данное им обещание, часть вложенной в него энергии обращается против нарушителя. Для большинства людей это не так уж и страшно. Это проявляется в какой-нибудь мелочи – ну, в неудаче небольшой, или в простуде, или в головной боли.
Но когда своей властью клянется кто-то более могущественный, а может, чародей, эффект значительно сильнее. Слишком много нарушенных обещаний и клятв могут вообще лишить чародея магических способностей. Я ни разу не слышал, чтобы чародей нарушил то, в чем поклялся своей властью. В сверхъестественном мире это едва ли не единственное, на что можно положиться в сверхъестественном мире.эффект значительно сильнее. продолжая дергаться ито едва ли не единственное, на что можно положиться.
– А я в свою очередь клянусь своей властью, что буду соблюдать условия соглашения, – произнес я.
– Гарри, – прошипел Томас. – Что, черт подери, ты делаешь?
– Спасаю нашу с тобой задницу, – буркнул я.
– Ты что, серьезно веришь, что он выполнит условия, а? – прошептал Томас.
– Выполнит, – сказал я убежденно. – Если он хочет выжить, у него нет иного выбора. Гривейн поставил все на то, чтобы обрести власть. Он не будет рисковать ею теперь, нарушая клятву.
– Блажен, кто верует.
– Даже если ему вздумается надуть нас, надо заставлять его говорить. Чем дольше мы протянем, тем больше шансов, что появятся копы. А тогда он уберется – это тоже слишком большой риск для него.
– Но если копы не появятся, а ты дашь ему то, чего он хочет, он же в чудовище превратится, – возразил Томас.
Я покачал головой.
– Может, и ничего. Мне его не побить. И Собирателя Трупов тоже. Дать ему больше шансов в игре – и как знать, может, им тогда будет не до меня.
Томас медленно выдохнул.
– Это чертовски рискованно.
– Ах, да, рискованно, – хмыкнул я. – Ты же не любишь рисковать, нет?
– Терпеть не могу хитрозадых, Гарри.
– Баттерс положился на меня, – буркнул я. – В настоящий момент я его последняя надежда. Или у тебя есть предложения лучше этого?
Томос поморщился и мотнул головой.
– Отлично, – окликнул нас из окна Гривейн. – Как мы будем действовать?
– Отзовите своих зомби, – сказал я. Говоря это, я взял ручку и листок бумаги, достал из кармана сложенный листок и переписал цифры. – Вы отойдете в сторону вместе с ними. Трупные Пятна с Баттерсом ждут у машины. Мы все садимся в нее и отъезжаем. Как только проеду несколько кварталов, я высаживаю Трупные Пятна с цифрами, невредимого.
– Договорились, – произнес Гривейн.
Мы подождали несколько секунд, потом Томас вдруг насторожился.
– Ты ничего не слышишь?
Я подошел к двери и Прислушался. Кто-то дышал – часто, тяжело. Баттерс. Ничего больше. Я мотнул головой и оглянулся на Томаса.
Он подошел к двери, не выпуская из руки сабли. Потом отворил дверь. Она здорово погнулась, так что ему пришлось тянуть, откинувшись всем телом, чтобы перекошенное полотно выскользнуло из рамы. На лестнице продолжали дергаться останки двух зомби, но больше никого я не увидел. Томас начал осторожно, оглядываясь по сторонам, подниматься по лестнице. Мой посох до сих пор лежал на полу у двери. Томас ногой толкнул его мне.
– Вроде бы чисто.
Я взял со стола обрез и поднял посох, удерживая их одной рукой. Мыш, прихрамывая, пристроился ко мне сбоку. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, и из груди его вырывался с интервалом в пару секунд низкий, почти неслышный рык. Мы вышли и начали подниматься по лестнице.
На улице шел дождь, мелкий, но ровный. Было темно. Очень темно. Сколько хватало взгляда, я не видел ни одного горящего фонаря. Должно быть, с началом атаки Гривейн вырубил своей магией электричество во всем квартале. Сам-то я электричеством не пользуюсь, так что, сидя в подвале, не заметил этого.
Я испытал очень неприятное ощущение тонущего, у которого отняли даже соломину. Если свет не горел, а телефоны не работали, значит, возможно, никаких копов нам на помощь не спешит. Когда мои обереги начали грохотать и вообще нарушать тишину, телефоны уже молчали. А без фонарей более чем вероятно, никто и не заметил в темноте ничего особенного, а и дождь наверняка приглушил звуки. В подобных условиях люди обыкновенно предпочитают оставаться в уюте своих домов, а если кто и услышал чего-нибудь странного, не имея при этом возможности сообщить об этом в полицию, скорее всего, он остался дома и сделал вид, что происходящее его не касается.
Запчасти зомби усеяли верх лестницы, стоянку и маленький газон перед домом. Часть их казалась обгоревшей, часть на вид поплавилась как воск на летнем солнцепеке. На земле виднелось довольно много жирных черных пятен. Я затруднялся подсчитать, сколько зомби уничтожено – но вряд ли меньше, чем сколько я видел их в первые секунды нападения.
Однако у Гривейна их еще хватало. Дождь почти скрывал их из вида, но я все-таки мог разглядеть их, стоявших неподвижно вокруг дома. Десятки неподвижных фигур. Блин-тарарам. Если бы мы предприняли попытку прорваться к машине, мы бы и «мама» не успели сказать. Где-то позади продолжал равномерно ухать сабвуфер.
Возле Жучка стоял Трупные Пятна. На нем было то же пальто, та же широкополая шляпа, да и на морщинистом, покрытом пятнами лице его сохранялось все то же кислое выражение. Тонкие седые волосы шевелились с каждым слабейшим движением воздуха – за исключением нескольких мокрых прядей. Секунду-другую я смотрел на него. Роста дюйма на два или три выше среднего. Черты его казались мне знакомыми, я был в этом совершенно уверен, но никак не мог вспомнить, почему именно. Это раздражало меня засевшей занозой – чертовски раздражало – но мне некогда было разбираться с этим, роясь в памяти.
Баттерс лежал, съежившись, на мокром гравии у ног Трупных Пятен. Он дышал часто, хрипло, уставившись в темноту перед собой.
Трупные Пятна махнул рукой в сторону Баттерса. В ответ я поднял листок с цифрами, помахал им в воздухе и убрал обратно в карман.
– Положите его в машину, – приказал я Трупным Пятнам.
– Сам клади, – отозвался тот хриплым, пропитым голосом.
Мыш уставился на Трупные Пятна и зарычал чуть громче. Я тоже злобно прищурился, но сдержался.
– Томас, – бросил я.
Томас сунул саблю в ножны и, настороженно косясь на Трупные Пятна, поднял Баттерса как ребенка и понес его к машине. Мы с Мышом тем временем присматривали за Пятнами.
– Положи его назад, – скомандовал я.
Томас открыл дверцу и сунул Баттерса на задний диван. Коротышка привалился к стенке и застыл, съежившись. Возможно, в таком состоянии он уместился бы в пакет для покупок из супермаркета.
– Мыш, – произнес я. – В машину.
Мыш прыгнул в салон и устроился на диване рядом с Баттерсом, так и не сводя глаз с Трупных Пятен.
– Хорошо, – кивнул я, передавая обрез Томасу. – Дальнейший порядок действий. Томас, ты сядешь сзади. Пятна, вы сидите на стволе обреза. То есть, я имею в виду, Томас разрядит его вам в задницу, стоит вам выкинуть хоть какой-либо фортель.
Он смотрел на меня с непроницаемым лицом.
– Вы меня поняли.
Он кивнул, сощурив глаза.
– Повторите.
– Я тебя понял, – на этот раз в его хриплом голосе слышалась нескрываемая ненависть.
– Отлично, – сказал я. – Садитесь.
Трупные Пятна подошел к машине. Ему пришлось обойти меня, чтобы сесть в правую дверь, и когда нас разделяли один-два шага, он вдруг застыл. Он стоял так несколько секунд, разглядывая меня с ног до головы.
– Ну, чего? – спросил я.
– Где она? – спросил он. Казалось, он обращается не ко мне, а сам к себе. – Почему ее здесь нет?
– Знаете, я сегодня что-то устал, – сообщил я ему. – Заткнитесь и садитесь в машину.
На короткое мгновение я увидел его глаза, и при этих моих глазах они вдруг вспыхнули смертельной, почти безумной ненавистью. Даже не заглядывая ему в душу, я видел, что Трупные Пятна жаждет моей смерти. В этой жажде не было ничего разумного, ничего осознанного. Он хотел причинить мне как можно больше боли, и он хотел, чтобы я умер. Это читалось в его глазах так отчетливо, словно это было написано у него на лбу крупными буквами.
И все равно он казался мне до ужаса знакомым, хотя – хоть убей! – я не помнил, откуда его знаю.
Я отвел взгляд, чтобы не заглядывать ему в душу.
– Садитесь в машину, – повторил я.
– Я тебя убью, – произнес он. – Может, не сегодня. Но скоро. Я увижу, как ты подохнешь.
– Придется вам занимать очередь, Пятна, – буркнул я ему. – Я слышал, билеты остались только по брони.
Он прищурился еще сильнее и открыл рот, чтобы сказать что-то.
Мыш вдруг испустил предостерегающий рык.
Я напрягся, глядя на Пятна, но он сделал то же самое, что и я. Он вздрогнул и принялся тревожно оглядываться по сторонам. Когда глаза его уставились куда-то мне за спину, взгляд его вдруг расширился.
Томас держал его на мушке, поэтому я повернулся и посмотрел туда же.
Из дождя, из темноты выплывало облако света. Оно надвигалось с угрожающей скоростью, и через пару полных замешательства секунд я понял, что это такое.
Это были призраки.
Окруженная зеленоватым призрачным сиянием, на нас неслась кавалерийская лава – несколько дюжин всадников времен Гражданской войны. К такому зрелищу полагался бы еще грохот сотен подков, но звук доносился негромкий, далекий и напоминал, скорее, бегущее стадо скота. В полупрозрачных руках всадники держали пистолеты и сабли; синие мундиры казались в призрачном свете черными. Один из передних всадников поднес к губам горн, и в ночном воздухе прогремел сигнал к атаке.
Следом за ними верхом на призрачных конях (вид те имели такой, словно их утопили) неслись Ли Хань и Собиратель Трупов. На бедре у вурдалака висел на широкой кожаной лямке тамтам, и тот на всем скаку отбивал на нем бойкий боевой ритм – примитивный, дикий. Алисия сменила одежду и теперь щеголяла в кожаном байкерском прикиде со всеми положенными цепями и шипастыми браслетами. На поясе ее висел изогнутый меч, тяжелый ятаган весьма угрожающего вида. Приблизившись, она послала своего призрачного скакуна на острие атаки, выхватила меч и, раскрутив его над головой, с диким, свирепым смехом устремилась прямо на нас.
– Подстава! – взвыл Трупные Пятна. – Нас предали!
Из тумана вынырнул в гуще своих зомби Гривейн. Он бросил взгляд на приближающегося Собирателя Трупов и испустил полный ярости вопль. Потом поднял руки, и все зомби, которых я мог разглядеть, резко дернулись, а потом бросились навстречу нападающим.
– Убейте их! – ревел Гривейн. Ей-Богу, не вру, в уголках рта его виднелась пена, а глаза прямо-таки горели злобой из-под полей котелка. – Всех убейте, всех!
Трупные Пятна повернулся ко мне и выхватил из рукава маленький пистолет, «Дерринджер». Судя по размерам, и пуля в нем была вряд ли большая, но чтобы убить меня с такого расстояния, хватило бы и маленькой. Я отпрянул назад и направо и упал, пытаясь прикрыться от него машиной. Послышался хлопок, блеснула вспышка. Я крепко приложился боком о гравий. Трупные Пятна обошел машину кругом, явно решив использовать вторую пулю.
У Томаса не оставалось времени на то, чтобы выскочить из машины. Грянул гром, и ветровое стекло моей бедной машинки вылетело вместе с зарядом картечи. Облако картечин и осколков стекла ударило в Трупные Пятна, и он, пошатнувшись, упал.
Я перехватил посох здоровой рукой и с размаху огрел его по запястью. Послышался неприятный хруст, и пистолет вылетел из его пальцев.
Он рассвирепел.
Пржде, чем я сообразил, что происходит, Трупные Пятна навалился на меня сверху и вцепился обеими руками в горло. Я понял, что он вот-вот передавит мне трахею и отчаянно забился – без особого успеха, потому как силой старик, похоже, обладал безумной.
– Моя! – взвизгнул он и встряхнул. Я больно ударился затылком о камни, и в глазах моих вспыхнули славные такие, разноцветные звездочки. – Отдай! – он тряхнул меня еще и еще. – Моя!
Рядом с нами приземлился на четвереньки зомби и повернулся в мою сторону. Мертвые глаза его смотрели, казалось, сквозь меня, но он занес кулак и устремил его точно в мою голову.
Прежде, чем я ощутил удар, в ночи свистнула сабля одного из призрачных кавалеристов и отсекла зомби голову. Из обрубка шеи брызнула черная жижа; голова покатилась по гравию и застыла, продолжая глядеть на меня пустыми глазами.
– Пригнись! – рявкнул Томас. Я перестал сопротивляться Пятнам и вжался спиной и затылком в землю.
Водительская дверь Жучка распахнулась, едва не задела мне по носу и с размаху врезала Пятнам по физиономии. Тот отлетел от меня.
Томас высунулся, чтобы втащить меня в машину, и тут второй наскакавший кавалерист замахнулся на него саблей. Томас дернулся, так что удар пришелся не по шее, а по голове. Лицо и плечо его мгновенно залило кровью, слишком светлой, чтобы спутать ее с человеческой.
Не обращая внимания на рану, Томас схватил меня за шиворот и, стиснув зубы, втащил в машину. Я выудил из кармана ключи и сунул их в замок зажигания, вдавив ногой в пол педаль газа. Двигатель провернулся раз, чихнул и стих.
– Черт! – в ярости вскричал Томас. Воздух над крышкой багажника Жучка прочертила тонкая зеленая линия. Мгновением спустя вторая такая же уткнулась в крышку. Лязгнул металл, и в крышке появилась пулевая пробоина.
Я попытался завести мотор еще раз, и на этот раз он ожил.
– Слава великому Жучку! – заорал я и врубил задний ход. Разбрызгивая колесами гравий, мы тронулись с места и врезались хвостом вперед в самую гущу зомби. Я крутанул руль, нацелив округлую крышку багажника в сторону улицы, и переключил передачу. Краем глаза я успел увидеть, как Собиратель Трупов с занесенным над головой ятаганом налетает на Гривейна. Не отступив ни на шаг, тот извлек откуда-то из карманов своей шинели длинную стальную цепь, которой он перехватил опускавшийся на него клинок и отбил его в сторону.
Алисия взвыла от злости и развернула жеребца для новой атаки, снеся мимоходом голову подвернувшемуся зомби.
Я вдавил в пол педаль газа, и Жук ринулся вперед – прямо на троицу призрачных кавалеристов. Те повернули нам навстречу.
– Ненавижу праздновать труса, – буркнул я и врубил вторую передачу.
Когда столкновение казалось неизбежным, полупрозрачные всадники послали своих призрачных лошадей в прыжок, и они перемахнули через машину и приземлились за ее хвостом. Я не стал давать им шанса развернуться и напасть на нас сзади. Я врубил третью, выскочил на улицу, повернул налево и на полной скорости погнал машину прочь. Только отъехав на несколько кварталов, я сбавил ход настолько, что смог опустить окно.
Ни криков, ни шума боя сюда не доносилось. Дождь глушил звуки, и в сгустившейся позади темноте я не видел никого и ничего. Единственным слышным звуком оставалось далекое уханье сабвуфера, гнавшего в бой Гривейновых зомби, а еще дальше, тихо, но с каждой секундой все громче и громче – сирены.
– Все в порядке? – спросил я.
– Выживу, – буркнул Томас. Он стащил куртку и рубашку, и теперь прижимал последнюю к окровавленной голове.
– Мыш? – спросил я.
Холодный нос с шумом выдохнул мне прямо в ухо, а горячий язык лизнул щеку.
– Хорошо, – вздохнул я. – Баттерс?
Последовало молчание.
Томас, хмурясь, оглянулся на задний диван.
– Баттерс? – повторил я. – Эй, дружище. Земля вызывает Баттерса.
Тишина.
– Баттерс? – встревожился я.
Последовала долгая пауза. Потом кто-то медленно перевел дух.
– Полька не умирает, – произнес он чуть слышно.
Рот мой против воли скривился в свирепой ухмылке.
– Черта с два умирает! – сказал я.
– Верно, – вздохнул Томас. – Куда мы едем?
– Возвращаться мы не можем, – вслух размышлял я. – И с разрядившимися оберегами в этом нет никакого смысла.
– Тогда куда же?
Я остановился на перекрестке и порылся в карманах. Одну из двух вещей, которые я искал, я нашел, вторую – нет.
– Гарри? – покосился на меня Томас. – Что случилось?
– Копия цифр, которую я написал для Гривейна, – ответил я. – Она исчезла. Должно быть, Трупные Пятна выдернул ее, пока мы возились.
– Черт, – буркнул Томас.
Я убрал ключ от дома Мёрфи обратно в карман.
– Ладно. Есть одно место, где мы можем занориться на некоторое время, пока не решим, что делать дальше. Тебя здорово порезали?
– Царапина, – фыркнул Томас. – Выглядит страшнее, чем есть на самом деле.
– Ты ее только продолжай зажимать, – посоветовал я.
– Спасибо, сам знаю, – отозвался Томас, правда, без раздражения.
Я тронул Жучка с места, хмуро глядя в окно.
– Эй, – произнес я. – Ребята, вы ничего не замечаете?
Томас огляделся по сторонам.
– Вроде, ничего. Слишком темно.
Баттерс судорожно втянул в себя воздух.
– Правильно, – произнес он продолжавшим еще немного дрожать голосом. – Слишком темно, – он махнул рукой в сторону окна. – Ведь дома должны быть видны.
Томас выглянул в окно.
– Темно.
– Огни не горят, – негромко сказал я. – Видишь хоть чего-нибудь?
Томас внимательно огляделся по сторонам, докладывая обо всем, что видит.
– Вон там, вроде, костер горит. Фары. Полицейская мигалка. А больше… – он мотнул головой.
– Что случилось? – прошептал Баттерс.
– То, о чем говорила Мэб. Они это сделали, – сказал я. – Наследники Кеммлера.
– Но зачем? – не понял Томас.
– Они думают, что один из них станет завтра вечером богом. Они сеют страх. Хаос. Неуверенность.
– Зачем?
– Мостят дорогу.
Томас ничего не сказал. Остальные тоже промолчали.
Ничего не могу сказать за остальных, но я изрядно струхнул.
Холодная, сырая темень погребальным саваном опустилась на Чикаго.
Глава двадцать четвертая
Дом, в котором жила Мёрфи, достался ей от бабушки – славный домик в районе, построенном еще до того, как в обиход вошли лампочки Эдисона, и в то время как некоторые подобные кварталы пришли в упадок, эта улочка производила впечатление исторического заповедника – гладенькие, аккуратно подстриженные газоны, ухоженные деревья, уютно окрашенные домики.
Я свернул Жучка с улицы, поколебался секунду и повел его дальше – по газону – за дом, к маленькой пристройке, похожую больше на сарайчик для инструментов, спроектированный Человеком – Имбирной Коврижкой. Я заглушил мотор и с минуту сидел, слушая, как тихонько шипит и пощелкивает остывающий агрегат. Стоило мне выключить фары, как вокруг сделалось очень темно. Нога болела как черт-те что. Я испытывал огромный соблазн закрыть глаза и отдохнуть немного, не сходя с места.
Вместо этого я полез в картонный ящик, который вожу с собой в машине рядом с ручником. Порывшись, я нашел рядом с двумя наполненными святой водой воздушными шарами, парой старых носок и тяжелой, проросшей картофелиной похрустывающую пластиковую упаковку. Я разорвал ее, достал пластмассовую трубку. Резко согнул ее и встряхнул. Две жидкости внутри смешались, и трубка засветилась золотисто-зеленым сиянием.
Я выбрался из машины и потащил свою усталую задницу к задней двери. Томас, Мыш и Баттерс шли за мной. Я отпер дверь Мёрфиным ключом и запустил всех внутрь.
Внутри Мёрфиного дома царил… скажем так, ужасно славный уют. Старая викторианская мебель, поношенная, но при этом ухоженная. В убранстве в изобилии присутствовали кружевные салфетки, и вообще, это место производило впечатление этакого… девчачьего, что ли. Когда бабушка Мёрфи отправилась в мир иной, а в дом въехала Мёрфи, она почти ничего не стала менять. Единственным свидетельством того, что здесь проживает самый крутой детектив Чикаго, стала деревянная подставка на каминной полке, на которой красовалась друг под другом пара японских мечей-катан.
Из гостиной я прошел на кухню и полез в тумбочку, где Мёрфи держала спички. Я зажег пару свечей, потом с их помощью нашел пару старых керосиновых ламп и раскочегарил и их.
Пока я занимался этим, вошел Томас, взял светящуюся трубку и, держа ее в левой руке, полез в холодильник.
– Эй, – окликнул я его. – Это не твой холодильник.
– Мёрфи ведь не стала бы жадничать, не так ли? – бросил Томас, не оборачиваясь.
– Дело не в этом, – возразил я. – И он все равно не твой.
– Электричества нету, – отозвался Томас, скрывшись в холодильнике по самые плечи. – Не пропадать же добру. Ага, вот, пицца… И пиво.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |