Where Angels and Demons Collide 41 страница

Предмет мебели, не потерпевший такого варварского отношения, подломился, пара ножек отлетела в сторону с треском и стол, кренясь набок, начал заваливаться на пол, унося с собой лежащего на нем плашмя Билла, а, заодно, и теряющего равновесие Тома.

Разборки перешли в горизонтальную плоскость на развалинах былой роскоши, Том упал прямо на Ангела сверху и, радуясь такому шансу, продолжил свои удары. Билл исхитрился и засветил ему коленкой под дых, лежа под ним. Том, охнув, скатился с него прочь, хватаясь руками за несчастные ребра, которым досталось сегодня уже так, что этот последний раз, судя по ощущениям, вырвал у него с мясом легкие, заставляя отплевываться кровью на пол и хрипеть почти уже в предсмертной судороге. Это дало Биллу нужную возможность, которой он, естественно, не преминул воспользоваться.

Билл кошкой прыгнул на раздраженного парня, наседая на него сверху, придавливая его своим весом к земле изо всех своих сил и нависая над ним, дыша на него жаром и капая на порванную им же рубашку парня своей кровью, которая стекала у него уже из двух ноздрей.

-Успокойся, пожалуйста… - зашептал он … - Иначе, мы поубиваем друг друга. - капельки пота струились по его вискам, смешиваясь с красной жидкостью, бегущей по подбородку, пока Том, который еле-еле мог разогнуться от боли, насколько это было возможно.

-Черта с два я успокоюсь, - Том вырывался, его собранные в хвост дреды бешеными змеями метались по полу, пока он выкручивался из захвата, все еще ослабевший от дикой боли. Все его тело превратилось в одну сплошную отбивную котлету с легкой подачи этого чертова, мать его, «Ангела».

Том рычал под ним, пытаясь скинуть дрянь с себя, но получалось у него это с таким характерным ерзанием и поднятиями всего корпуса в виде волнообразных движений, что Билл вдруг понял - он откровенно пялится на мягкие разомкнутые губы с вдетым в них колечком, на трепещущие ресницы, сжатые челюсти, длинную шею, взмокшую от драки, на раскрасневшуюся, дышащую жаром кожу. Том резко мотнул головой в сторону, рыкнув, как дикое животное, которому совершенно не нравилось его положение на лопатках тогда, когда он должен был быть сверху и отвечать на удары, которые, кстати, почему-то прекратились.

Спина Билла моментально взмокла, и он вспомнил очень вовремя про верный и действенный способ успокоения буйных пациентов. Он знал, что если сделает это, то тогда Том уж точно его не простит, но остановиться уже не мог. Эта мысль, как страшная зараза, с быстротой молнии распространилась по его телу, отстреливая разрывными осколками в голову. Том удивленно посмотрел на него, повернув голову, чтобы понять, почему его больше не били, но глаза его наткнулись в темноте на взгляд, в котором бешенства не было уже и в помине. Он увидел нечто дикое, пляшущее адским огнем в зрачках Билла, смесь каких-то новых и подозрительных эмоций. Оно полыхало там с такой яростью, что Тому вдруг стало страшно.

Он задергался и начал отбиваться, предвидя недоброе в этом дьявольском блеске, но Билл придавил его руки и, сидя на нем верхом и поставив ему на грудь коленку, сделал единственное, что пришло ему в голову в этой ситуации.

«Блин, какой же ты …»

Он, шумно вздохнув, примкнул к этим губам, вкус которых в последние часы чувствовал во рту даже в те мгновенья, когда Тома не было рядом, с такой яростью, что чуть сам не потерял сознание от ощущения этого запредельного сумасшествия. Губы Тома были немного солоноватыми от пота и крови, но Билл не обращал на все это внимания, и Том почувствовал его язык, который бесцеремонно и грубо вторгся в его рот, почувствовал, как Билл влажно захватывал его губы - с таким напором, что парню с дредами натурально стало плохо. Крыша его резко сорвалась с места, помахивая размашистыми ангельскими крыльями. Он все еще продолжал сопротивляться, отпихивая Билла кулаками в грудь и пытаясь сбросить его, смыкая губы, кусаясь, с намерением прогнать, вытолкнуть эту ядовитую ангельскую тварь, пускающую свой яд ему в мозг, когда ему вздумается. Он разомкнул зубы и захватил кончик его языка, проводя своим языком по нему, закусывая его губы.

«Каулитц! Очнись! Не засасывай его, дай ему в морду, что ты делаешь!»

Он с ужасом обнаружил, что, вопреки своему желанию, оказывается, уже не отбивался, а горячо отвечал на поцелуй, проводя своим языком по небу брюнета, стукаясь зубами о его зубы в безудержном порыве. Руки его тоже перестали молотить Билла по ребрам, они лихорадочно шарили по его коже, сжимая ее, тиская в объятиях, пытаясь ощупать каждый миллиметр, точно так же, как делали это сейчас и руки Ангела - они ходили под рубашкой, гладили его, лаская по шее, предплечьям, ключицам.

Кто-то разжег доски пола под лопатками, они начали греться, как долбаная конфорка.

Коленом Билл раздвинул ноги Тома и твердо прижался туда, где немедленно начало становиться неприлично жарко. Том не удержался и застонал, когда Билл задел его в этом месте. Волосы парня растрепались, и он жадно набрасывался на Тома, целуя его везде, где только мог достать. Том позволял ему это, стискивая стройное тело в своих ладонях, наслаждаясь запахом и теплом. Он откидывал голову назад и закрывал глаза, выгибаясь от этих прикосновений, жарких и таких приятных. Он позорно терял эту реальность, загораясь от поцелуев парня, как маленькая бумажка, брошенная в костер. Какой у этой бумажки еще был выбор, если все, что ее окружало, было жаркое, бушующее пламя, охватывающее ее со всех сторон? Билл прижимал к полу, влажно целовал - с таким напором, что Том немедленно обзавелся стояком такой твердости, что с трудом припоминал теперь, бывало ли с ним такое вообще хоть когда-нибудь. Он хрипло застонал, запуская пальцы в растрепанные черные волосы, которые щекотали его лицо и шею, прижимая к себе сумасшедшую черную голову, с единственным желанием – сделать так, чтобы Билл никогда не прекращал целовать его так.

В голове мелькнула пошлая мысль, что, если бы Билл вдруг начал стаскивать с него одежду, он бы не особо возражал, а если бы тот очень хорошо попросил, возможно, даже помог бы сам. Вместе со злостью в его теле вспыхнуло такое дикое возбуждение, выпрыгнувшее откуда-то из несущейся, как торнадо, черноты его сознания, что он искренне пожалел, что Билл его просто не вырубил вместо того, чтобы вот так вот издеваться над ним. Том пытался сопротивляться из последних сил, протестующее застонав еще раз, но получилось у него это так сладко, что вряд ли этот его уже чисто показательный протест был воспринят врагом серьезно.

Билл был без рубашки, и это совершенно не помогало, Том сходил с ума под его жарким телом, изредка, когда предоставлялась возможность, покрывая каждый миллиметр доступной ему кожи поцелуями, заставляя его закатываться, выгибаться с силой. У парня это получалось так, что в голове возникало единственное желание – повалить его на пол, забив на все, и трахнуть его так, чтобы он выпрашивал пощады и заодно очень сожалел о том, что он натворил. Том был панически близок к этому решению.

«Что я творю… Стой, Каулитц, стой, не будь такой бабой!» - в ужасе уговаривал он себя, проваливаясь в этом задании на подлете - его рука сама по себе проползла между ним и Биллом в район его паха и мстительно, Том надеялся, что еще и болезненно, сжалась там, между ног брюнета, на твердом месте, которое доставало Тома своим трением последние несколько минут. Билл зашипел и дернулся от этого движения; кровь всей своей массой, что только была в его теле, метнулась ему в голову. Этот его стон отозвался во всем теле Тома в ответ, как звон колокола, резонирующий от стенок его мозга. Как ни странно, это помогло. Он понял, что чуть снова не скатился в Ад. И с этим надо было завязывать.

Том очнулся. Он почувствовал, что нельзя сейчас поддаваться этому наваждению, и у него даже появились силы ему противостоять. Это надо было срочно прекращать. Ангел или нет, для него Билл все еще был Биллом – страшной наркотой разрушительной мощи, рядом с которой тело само собой творило, что хотело, готовое задешево продаться этим горячим прикосновениям за символическую цену – одно маленькое обещание, выпрошенное страшным шепотом у Билла с просьбой никогда не останавливаться.

Том уже прямо сейчас готов был открыть рот и с хрипом выдавить эту просьбу, если бы ему удалось оторваться от изучения рта Билла своим языком. Но это надо было прекратить, это был кошмар наяву, и он не хотел его прямо сейчас, ему нужно было немного времени, чтобы понять для себя, как быть дальше. Он резко отвернулся в сторону от этих ядовитых губ.

- Я тебя ненавижу. Ты мне должен был сразу сказать! – прошептал он еле слышно в темноте комнаты.

Он уперся ладонями в голую грудь парня и, насколько еще оставалось сил, оттолкнул его в сторону. Билл откинулся назад, ошарашенным и совершенно мутным взглядом глянув на Тома. Том молча, не говоря больше ни слова, поднялся с пола и, придерживая рукой дико гудящие ребра, медленно, не оглядываясь больше на Билла, поковылял в комнату. Дверь хлопнула за его спиной.

Билл застонал и, еле-еле пошевеливаясь, привалился затылком к тумбочке, которая так кстати оказалась позади него. Он не чувствовал себя живым физически. Однако, он был более чем жив там, внутри, зная, что Том уже, кажется, никуда не собирается уходить. И он приложился к мебели затылком еще раз уже нарочно и с силой, остужая тем самым свою буйную голову и пытаясь тряхануть как следует рой жужжащих мыслей, чтобы они делись куда-нибудь и не доставали его сейчас. Он опустил лицо в ладони.

Плечи его дернулись и, все так же уткнувшись в спасительную темноту, он всхлипнул пару раз, истерично смеясь и одновременно растирая по своему лицу соленые дорожки пота вперемешку с кровью и бегущей из глаз горячей водой. Эта победа далась его психике со стопроцентными потерями, и он сидел теперь, один в темноте, успокаивая клокочущее внутри бешеное облегчение и чувствуя синяки, горящие на его коже – они, почему-то, были слаще, чем любые поцелуи.

Билл понял вдруг, прижимая снова это горячее тело к полу минуту назад – его большая ложь все равно не смогла разрушить ту жуткую привязанность, которая возникла у них друг к другу всего за каких-то сорок восемь часов. И он надеялся, что это означало одно - ему был дан шанс и что, возможно, Том все-таки сможет его простить. Эти его отчаянные слова, брошенные напоследок перед тем, как он сбежал, испугавшись, что снова потеряет над собой контроль, были самым лучшим, что Билл слышал когда-то в своей жизни. Просто Тому нужно было дать немного времени, и Билл готов был ждать под его дверью хоть вечность, живя одной лишь надеждой на положительный результат.

После того, как за Томом захлопнулась дверь, в домике воцарилась абсолютная тишина. Билл сидел еще долго, собираясь с силами и мыслями, прислонившись затылком к твердой дверке тумбочки, единственному, что вообще было твердого в пространстве вокруг него. Все остальное шаталось и отвратно плыло перед глазами, когда Билл закрывал их. Он, ненароком, подумал, что, возможно, в раже драки, Том мог нанести ему какое-нибудь сотрясение мозга, потому что у нормального человека не могло быть такого люфта и качки помещения, которое перекатывалось и блевотно заваливалось направо и налево, как будто кто-то тряс стеклянный шар, садистски выжидая, когда на чудный миленький домик в его центре посыплется пенопластовый снежок. Билл сейчас ощущал себя как раз-таки в таком домике, а наверху кто-то большой и злой тряс его и заставлял мечтать о том, чтобы только это прекратилось. Он пытался успокоить несущиеся наперегонки мысли, прижимая бледные тонкие пальцы к вискам и шумно сглатывая ком в горле, который никак не хотел проходить.

«Кто шатает стены…Дайте по тормозам…»

Домик, в который их принесли Ангелы, так давно стоявший без человеческого тепла, вдруг начал казаться дьявольски холодным. Но, когда они с Томом только залетели с улицы, это не казалось таким очевидным - на тот момент тут было теплее, чем снаружи. А потом они и вовсе подрались до такого, что обоих бил жар и тек пот в три ручья, как будто они возились внутри огромной печки, опаляя друг друга пламенем своей злобы.

Но сейчас, с уходом Тома, комната медленно начала остывать. За окном все так же заунывно выл ветер, рыдая о каких-то своих проблемах и бросая в окно ледяные искры острого дождя. Билл открыл глаза и со своей точки, откуда ему было видно лишь кусочек окна, посмотрел на макушки деревьев, гнущиеся в ночи под царапающими и дерущими их лапами ледяных порывов ветра, на клочковатые облака, рваными черными перьями проплывающие в воздухе на фоне яркой, как медная монета, луны. Земная ночь была очень красива, он так толком и не успел осмотреть этот мир, вместо этого как-то сразу нырнув в другие ощущения. Чувства затмили для него белый свет, он вообще подумал друг про себя, что все эти дни не видел вокруг ничего, кроме Тома. И сейчас ему не было дела до этой красивой бархатной ночи - темнота и холод завладевали сознанием, прокрадываясь с улицы во все щели и, завывая среди досок и прогнивших половиц, шумно топая по крыше тяжелыми шагами, закрадывались прямо в душу. Билл поежился и обхватил себя руками. Без объятий Тома, пусть даже вырванных у него обманным путем в пылу драки, становилось совсем одиноко, и он просто готов был завывать на эту Луну и одинокую сизо-черную ночь, которые держали его тут в плену одного.

Он был очень зол сейчас на себя и на то, что, все-таки, не послушался тогда совета Дарии, которая, конечно, была, как всегда, отвратительно права, говоря ему: «Когда врешь человеку, которого ты любишь, ничего хорошего не бывает». Вот сейчас Билл и имел, что имел, сидя у разбитого корыта, которое самолично раскрошил до этого в щепки огромным топором ослепившего его желания казаться тем, кем он не являлся на самом деле. И винить кого-то во всем этом теперь было глупо - виноват в этом был он и только он. Ну, и еще немного карие глаза, в которых оказалось так легко утонуть.

«Как теперь заглаживать свою вину? Что мне ему сказать? Бл*дь, почему это стало так сложно?» - Билл крепче прижал ладони к лицу. Он не имел никакого, даже самого малейшего понятия, как ответить на эти вопросы.

Он знал лишь одно, постепенно успокаивая свои больные и бешеные мысли, - он не был намерен сдаваться. Перед мальчишкой нужно было извиниться, встать на колени, сложить молитвенно руки, виснуть на его рубашке, сделать что угодно, лишь бы только тот хотя бы раз сказал еще хоть одно слово. Лишь бы только мелькнула в его глазах снова та искорка, которая поджигала в организме страшный напалм и учиняла там вооруженные государственные перевороты без спросу каждый раз, как только он смотрел в эти глаза.

Сейчас, и правда, было не время ломиться за ним в комнату с извинениями, Билл не был большим спецом в отношениях, но тут не надо было быть пророком, чтобы понимать, что можно сделать хуже, если попытаться идти напролом прямо сейчас. Можно было только испортить всю ситуацию и окончательно довести все до ядерного взрыва. А Билл только что с таким трудом остановил это стремительное движение в Ад, предотвратив их обоих от крушения в щепки. Том не уходил. Он мог злиться, беситься, желать с той стороны двери смерти предателю, но он больше не бежал, и это уже было много, после всего того, что произошло. И сейчас нужно было лишь побыть в тишине – им обоим.

Билл поморщился и, застонав, попробовал сменить позу – все его тело занемело от холода и пребывания в одном положении, он уже минут пятнадцать сидел просто так, таращась в одну точку за окном без особой осмысленности и следя, как в небе медленно плывут заплатками на синем одеяле неба сизые облака.

Он поднес руку к лицу и, морща нос, пальцами провел по нему, стирая уже остановившуюся кровь. В его теле, похоже, не осталось ни одной целой кости, Том задел его очень качественно во всех смыслах этого выражения. Биллу было дико больно теперь еще и за то, что и он отвечал Тому ударами на его удары, с яростью доставая парня, но на тот момент он понимал, что это было единственное, что могло бы выпустить мальчишке пар. Нужно просто было дать ему выместить всю его злость, распаляя его своими ударами в ответ, чтобы разозлить его сильнее, и чтобы тот в конце успокоился. Правда, потом пришла в голову эта идея с поцелуем, но оно как-то само собой получилось… И чуть даже не закончилось тем, чем и предыдущий их спор...

«Он был такой горячий…Так… Вот сейчас просто заткнись!» - Билл в ужасе сжал пальцами виски, он не хотел, чтобы сейчас его доставали еще и эти мысли.

Он судорожно вздохнул. Вспоминать губы Тома было еще больнее сейчас, зная, что он не имеет больше права пока к ним прикасаться. Билл надеялся, что это было действительно «пока». Если «пока» переросло бы в «вообще», это было бы концом света. Он еще не успел сполна насладиться этим ощущением бесконечной, всецелой эйфории сполна, она вырвалась из его рук быстрее, чем он смог понять, что потерял. Он не хотел больше думать обо всем этом.

Том научил его хитрости, как «включать свет», и Билл, со стоном поднявшись на ноги, пошел проверять наличие выключателей. Он сам обалдевал, насколько хорошо уже ориентировался в этом мире, проблем у него было значительно меньше, чем в первый день, когда он вывалился с квадратными шарами в том переулке посреди ночи и, хлопая ресницами, набил себе в первый же день столько шишек, что и сосчитать теперь затруднялся. Хорошо, что у него был учитель, который не давал ему получить их еще больше. Если бы не Том, не было никакого понятия, в каком месте он бы был. В какой-нибудь сточной канаве, с пробитой головой и притворно сокрушающимся, парящим рядом Рафаэлем.

С тех пор, как Том ушел, бухнув дверью, уже прошло минут двадцать, и оттуда после не донеслось ни звука. Билл опасался, что строптивый и упертый на характер и больной на голову, парень свалит, используя окно. Хорошо, что в таких тонких стенах было слышно бы даже шорох мыши и полет комара в другой комнате – он мог бы сразу понять, что это происходит, влететь туда и предотвратить этот суицид. Но оттуда не доносилось ровным счетом ничего, как будто мертвая тишина воцарилась во всей округе и, в особенности, в той комнате. Биллу с удивительной четкостью показалось, что он вообще остался один.

Хотя инстинктивно он чувствовал, что оттуда, из-за стенки, в его сторону шли такие волны напряга и гневного молчания, что это было почти физически ощутимо. Поэтому, за Тома можно было временно не переживать.

Билл пощелкал выключателем, и это не привело ровным счетом ни к какому результату.

Почему-то он в этом и не сомневался, не похоже было, чтоб в этом домике было хоть что-то целое, не говоря уже о проводке. Он поежился и пошел на поиски чего-нибудь похожего на свечи, фонарик или спички, но в такой темноте это было заведомо провальным занятием.

Билл кинул взгляд на камин. В Раю тоже были такие штуки, потому он примерно знал, что с ней делать, только огонь в них жил вечно, его не надо было разводить. Эта штука, похоже, нуждалась в топливе.

Он огляделся и, обнаружив, что у двери стоят две пары обуви, поежился, накинул на себя плед, валявшийся тут же, на диване, влез в обувь, которая оказалось ему немного мала, и вышел на улицу. Холодный ветер, который так и не унялся с их прилета, а только стал еще хуже, бросил в лицо уйму морозных колючек и снежинок доживающей свои дни зимней пороши. Парень скривился - весна тут явно не спешила со своим приходом, задерживая новую жизнь в ледяных объятиях. Он поморщился и пошел на поиски. За домом его старания увенчались успехом, там обнаружился какой-то склад, назначение которого еще предстояло выяснить.

Он взял в руку топор, стоявший тут же, прислоненный к стенке, и с нескольких попыток отодрал его от стены, к которой он прикипел за несколько лет, видимо, повстречав не одну зиму снаружи. Инструмент был ржав, как мозги Сакия, но со второго раза, как следует прицелившись, Билл, все-таки, сбил замок с прогнившего дерева. Хотя, это вообще была бы не проблема, при случае чего можно было бы разнести и саму створку, все равно от нее мало что осталось – лишь делающие вид, что они все еще дверь, трухлявые доски.

Билл, пошарив в стремном и скользком нутре сарая, нащупал, все-таки, в темноте поленья. Они, разумеется, были отсыревшие после зимы, но не настолько, чтоб их нельзя было поджечь - все же, хлипкие стенки пристройки немного продлили их жизнь. Он довольно хмыкнул и перетащил в дом с десяток штук, чтобы хватило на долгое время.

Спички, к счастью, обнаружились на каминной полке, Билл с трудом нашарил их в темноте. Значит, не придется звать злобного Тома, чтобы он подышал на поленья огнем. Это было бы лишнее.

Билл пошарил глазами в поисках чего-нибудь, чем можно было начать разводить огонек в камине. Взгляд его упал на первую попавшуюся тонкую книжонку, стоявшую в шкафу рядом с ним, название корой многообещающе гласило: «Ночь с Ангелом». На обложке была изображена полуголая грудастая девица в прозрачной блузе с рюшками, в объятиях гиперболизировано огромного мохнатого брутального мужика, больше похожего на жирную откормленную обезьяну с парой накачанных сисек, чем на Ангела. Хотя, вспомнить хоть того же Сакия, многое перевернулось бы в представлении у неподготовленного психологически зрителя...

Неуемное воображение тут же подсунуло Биллу охранника в подобном виде в обнимку, почему-то, с Давидом. Впрочем, подобная ассоциация была вполне ожидаема. Только вот дядя, за которым доблестный страж ходил страстно вздыхающей тенью, полюбовно сдувая со своего начальника любую неугодную пылинку, конечно, никогда бы не ответил на эти пылкие чувства взаимностью, лишь отмахиваясь от его томного и грустного взгляда и в очередной раз приказывая ему идти присматривать за племянником или ворочать какие-нибудь ненужные шкафы в библиотеке. Но представить эту парочку в таком вот виде было весьма ржачно.

Билл не удержался и фыркнул, пожалев об этом тут же, потому что болящий организм немедленно постучал по ребрам ломиком, как недовольные соседи по батарее, с требованием, чтобы его хозяин сейчас же прекратил всякие попытки напрягаться. Билл старался не ржать больше. Он развернул сомнительную книженцию на первой попавшейся странице и, повернув ее туда, где сквозь окно сочился единственный лучик лунной дорожки, зачитал про себя:

«Чего она хочет? Просто секса, или чего-то более глубокого? В его поцелуях не было никакой неуверенности. Он точно знал, как найти её губы. Мужские пальцы гладили её голую кожу. Его язык, ворвавшийся в её рот, неистово делал то, к чему стремилась другая часть его тела. Жоржетта стенала, больше не напрягая мозг. Одним мощным толчком он вошел в неё, и она застонала, восхищенная его точностью.»

Это было его большой ошибкой.

- ОМГ! – Поперхнулся Билл, вспомнив очень к месту это словечко, которое он услышал вчера от Тома, снова чувствуя, как ребра ломанулись прочь, и в ужасе округляя глаза. – Что это еще за на*уй…

Его начал душить неудержимый смех, и он не смог даже закончить чтение фразы. Опершись рукой о каминную полку, он затрясся от безудержного смеха, который рвался наружу без спросу.

Хотел бы он показать это Тому, тот наверняка слег бы с температурой тут же, если бы вообще выжил от смеха. Хотя, учитывая обстоятельства, сейчас был вполне вероятный риск, что он бы просто заставил поужинать подобным печатным изданием, как совсем недавно это было с бутербродами. Билл поймал эту мысль и прекратил свой смех, положив руку на ребра. Вспоминать улыбку Тома было сейчас больно и ни к чему, но Билл не старался нарочно, оно подумалось как-то само.

Он поморщился, стараясь блокировать эти мысли, которые, как он подозревал, скоро начнут лезть в его голову все активнее и активнее, доставая гораздо больнее, чем этот сравнительно незначительный физический дискомфорт. Без Тома начало становиться плохо уже минут через пятнадцать, через полчаса загудело где-то с левой стороны, а что будет дальше, Биллу и вообще было страшно подумать. По опыту сегодняшнего случая с беготней по городу в поисках друг друга – пощады можно было не ожидать. Но пока еще было терпимо, хотя и досаждало, и он, кинув полный тоски взгляд в сторону двери, слегка вздохнул. Помяв книжку в руках, брюнет, все-таки, пожертвовал ей ради благого дела.

-Однозначно, в топку, – еще раз хмыкнул Билл, уже не так весело, как до того.

Он присел на корточки, поджигая один край книжульки, и снова поднялся на ноги, наблюдая, как Жоржетта с ее волосатым самцом сомнительного происхождения, заявленным, как Ангел, буквально сгорают в пламени страсти. Отблески этого огонька отражались в его больших карих глазах.

As I sit here alone

Thinking about everything that you said.

You know since I'm alone.

Well, maybe after all, I was better off dead.

Cause without you my life's gone down...

What do I do, when I find myself wanting to die?

I bleed for the second time tonight

Holding the love that's in my mind.

If only my love could be with you.

If only this pain, this pain died too

(Dear Angel -April Sixth)

Том с той стороны двери слушал, как Билл ходит и чего-то возится, сопит, смеется еще, кажется, сам с собой, как лунатик. Его все еще подколачивало от неуемной злобы, и он гневно сжал на коленках пальцы до побеления.

«Он еще там и ржет сам с собой, козел», - начал снова заводиться парень.

Услышав победный вскрик и звук скидываемых в костер поленьев, а за ним и треск занимающегося пламени, Том и вовсе тихонько завыл, потому что ему было дико холодно, так, что зубы начали отбивать черепосокрушительную дрожь, отдаваясь болью в правом, подбитом Биллом глазу. Он зажал глаз рукой и стиснул покрепче зубы, чтобы дрянь в другой комнате, чего доброго, не расслышала это беспомощное клацанье. Мало ли, чего от него теперь можно было ожидать, может, он еще и суперслухом обладает, как какой-нибудь Бэтмен. Один хрен, родственники - оба ведут двойную жизнь и порхают себе при этом беззаботно над ночным городом, делая вид, что они хорошие, пряча свое поганое лживое лицо за маской того, кем не являются на самом деле. Том не хотел бы, чтобы Билл вообще слышал от него хоть что-нибудь, и тем более то, что он трясется тут один, в темноте, проклиная весь мир. Ему в голову лезла какая-то раздраженная ерунда.

Парню живо представилась картинка, как Билл, уютненько разведя камин, устраивается напротив него с какой-нибудь найденной на полу газеткой и вычитывает оттуда всякие похабные анекдоты, радостно хихикая при этом. И, разумеется, совесть совсем не гложет его, нет-нет. Потому что у него, поганой черноволосой и черноглазой дряни, ее попросту нет. Иначе стал бы он там так заливисто гоготать над чем-то, явно, он был несильно расстроен ссорой. Расстроенные люди себя ведут совсем не так - они ходят, мечутся по всей комнате, ищут пятый угол и рвут на себе волосы, мечтая о том, чтобы день кончился быстрее или планета перевернулась с ног на голову. Том знал это не понаслышке, с надеждой прислушиваясь к своим собственным чувствам и желая именно того самого – незамедлительного конца света.

С той стороны двери не было ни намека на желание изменить себе форму прически, уменьшив ее на пару лишних клоков, не слышно было ни хождения по потолку, ни долбания стен кулаками. Билли там было хорошо, светло и тепло, и он наслаждался своей чудесной земной жизнью.

Том, сидя под дверью и привалившись к ней спиной, лишь надеялся, что гад сейчас вспоминает его хотя бы болью во всех частях тела, потому что сам он вспоминал Билла очень даже часто своими отбитым в котлету ребрами, гудящей головой и, похоже, вывернутым запястьем. И еще больше – таким же точно нутром, вывернутым наизнанку и мастерски выпотрошенным, как чучело воробушка.

Гад прополз туда тайно, обманно, как троянский конь, и коварно прожег дыру своими карими глазами цвета крепкого коньяка. Действовали эти глаза так же, опьяняя и задуряя разум до такой степени, что Том вообще ни разу не озадачился даже мыслью про то, что что-то с этим парнем было не так.

«Билл я могу тебе доверять?» - «Меньше всего на свете я бы хотел подвести …»

«Блядь, странные представления какие о том, как не подводить.» - Том прижал руку уже к другой части лица, нервный тик электрическим разрядом передернул всю сторону, от подбородка до брови, отдаваясь в затылок.

Он так чертовски злился сейчас не только на Билла, но и на себя, за свою слабость и за то, что не задался даже вопросом, с кем он собирается связаться - не спросив у Билла толком ничего, сразу потащил его к себе в квартиру. В свою группу. В свою постель…

Хотя, не то, чтобы он не спрашивал – он ведь много раз просил Билла рассказать о себе. Только вот получал в ответ всякие уклончивые отмазки про каких-то озлобленных дядюшек, многодетную семью с проблемами и прочие мелочи, которые мало что говорили о его сущности, не отличая его ничем от обычного парня, которым он хотел казаться.

А вот главное как-то ускользало раз за разом из его историй. Этакая крошечная деталька, которую Билл умудрился как-то опустить в диалоге, не забывая при этом сидеть сверху и запускать свой язык прямо в мозг. Как простодушно и легко были проглочены его враки, Том ненавидел себя за то, что он делал это с радостью, вдохновенно раскрывая рот и пялясь в эти бесконечно прекрасные карие омуты, довольствуясь всем, чем бы Билл его ни кормил. Хоть селедкой с огурцами и молоком или цианидом с ложечки, он готов был принять от него, что угодно. И вот именно за это-то он и злился на себя сейчас, не понимая, как он мог так слепо нырнуть неизвестно к кому в объятия, не разобравшись и не узнав этого человека, попавшись на очарование его улыбки и раскрывшись ему по полной программе. Больше, чем он раскрывался когда- либо перед кем-то.

«Черт, как же больно…»

Дата добавления: 2015-09-29