mr. real hero and a little bit of love

mr. real hero and a little bit of love

http://ficbook.net/readfic/2651518

Автор: Kitsuri (http://ficbook.net/authors/34015)

Фэндом: EXO - K/M

Персонажи: Бэкхён/Чондэ, Исин/Сехун, Ифань/Лу Хань и мимокрокодильные друзья

Рейтинг: PG-13

Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Юмор, Флафф, Фантастика, Повседневность, AU

Размер: Мини, 19 страниц

Кол-во частей: 5

Статус: закончен

Описание:

Это должна была быть история о маленьких геройствах будней, теневых суперменах в наших жизнях и немного о научном прогрессе, но вышло о любви.

Все истории обожают выходить о любви.

Посвящение:

Моим прекрасным, самоотверженным и отважным бете, оленикам, что бдили надо мною ночью ккк

И еще Леночке, просто потому что ♥

Я вас всех очень-очень ♥

Публикация на других ресурсах:

Только с разрешения автора.

Примечания автора:

Написано в рамках ау-феста http://kpop-au.diary.ru/ в команде EBS ♥

Небольшая благодарность фильму «The Cell» за вдохновение на кое-какие мелочи из вселенной. А ещё неизвестной телевизионной передаче за незначительную, казалось бы, но сыгравшую немалую роль в появлении идеи фика фразу.

Я считаю, что про такого шикарного мужчину, как Чондэ, слишком мало фиков. Исправляем!)

Пролог

«Memoria est signatarum rerum in mente vestigium»

POV

Здравствуйте, меня зовут Ким Чондэ. Сейчас зима 2066 года, и моя бабушка говорит, что в молодости ожидала, что за лет 50-60 человечество шагнёт очень далеко, раз уж тогда придумывали смартфоны чисто для связи и развлечения, хотя сами телефоны оказывались умнее большинства людей её поколения. Но, увы, наверное, весь ум так и пооставался в телефонах да компьютерах, так что из прогресса у нас общественный аэротранспорт, избавляющий от мучительных часов ожидания в пробках, да пара медицинских технологий. Хотя одна из них действительно стала огромным прорывом, покрывающим все эти полстолетия торможения эволюции. Хотите знать, какая? Тогда нам стоит познакомиться поближе.

Как вы уже знаете, меня зовут Ким Чондэ, и я мнезист. Если проще, то — специальный доктор, который занимается исключительно вопросами восстановления памяти, как терапевтически, так и непосредственным копанием в чужом мозгу. То единственное важное, чего смогло добиться человечество — способ вылечить амнезию. Это довольно таки непросто, хотя и действительно интересно. А может, я всегда хотел стать этаким супергероем, как и все мальчишки подросткового возраста? Что бы ни было моим толчком, как только объявили о возможности введения такого способа лечения, я сразу же понял, на кого пойду учиться. И, пожалуй, да, я теперь с какой-то стороны спаситель судеб, только кто бы детишкам рассказал о том, что быть героями не так уж весело. Хотя, чего уж там, я не жалею. Пусть к годам недосыпа, измотанности, чувству сосущего одиночества добавляется лишь капля гордости за свою способность помочь, она перекрывает всё плохое в моей жизни. Улыбки родственников и любимых моих пациентов сияют ярче звёзд, как бы сопливо это ни звучало. Так что я уважаемый и почти счастливый человек. Моё «почти» — это вторая половинка (хотя это самый отвратительный термин, зачем его придумали? Будто делает тебя неполноценным, незавершённым организмом. Любовь не вся же жизнь, в конце концов, и уж точно не главная цель. Хотя, не спорю, с ней живётся получше). Вернее так — моё «почти» заключается в том, чтобы найти свою любовь. Такая малость, правда ведь? Так я думал в конце первого курса, уставшими от ночных изучений теории глазами засматриваясь на парочки с других курсов, так я думал, заканчивая университет с медалью и очень ценной профессией, надеясь стать тем, кем являюсь сейчас — одним из лучших специалистов. Так я думаю сейчас, точнее, надеюсь из последних сил, что эта малость настигнет меня где-то среди редких дней отдыха, потому что иногда улыбки возлюбленных моих пациентов вызывают маленькую примесь — совсем незаметную, но от этого не менее противную, — жгучей зависти.

Итак, меня зовут Ким Чондэ, и я успешный, обеспеченный и умный хрен с двумя котами, то есть очень-очень одинок.

END POV

История первая

Чондэ отцепил последние присоски датчиков, пытаясь растрепать влажную чёлку.

— Хён? Давно тут?

— Тренировка?

— Ох, Чунмён-хён, ты мог бы хотя бы ради исследовательского интереса посмотреть, как проходят подключения и как после них выглядят люди. Тем более, в тренировках я давно не нуждаюсь.

— Зато интерны нуждаются. Значит, проверка и снова внеочередная? — Чунмён скрестил руки на груди, что являлось далеко не самым лучшим знаком, заставляя Чондэ вздохнуть и на секунду прикрыть глаза перед тем, как засиять немного шкодливой кошачьей улыбкой.

— Меня этими фокусами не пронять, — мгновенно предупредил старший, доставая полотенце со стойки и помогая высушить волосы Чондэ.

— Немного устал, было много пациентов, херово сплю, всё как у всех, — пожал плечами Чондэ, почти мурлыча от лёгкой заботы.

— Спит он херово…

— Чего ты ворчишь, будто старый дед, Сухо-я? — Тут же огребая подзатыльник за отсутствие должного уважения к серьёзности и дразнение кличкой, полученной благодаря женской части персонала.

— Ну, мне ж больнооо, — потираясь о руки хёна головой, мол, гладь и суши, чего руки распускаешь.

— Сам виноват. Давай бери выходные и чтобы через три дня спячки вернулся, у меня, вообще-то, дело к тебе было.

— Ты же в курсе, как мне тяжело заснуть после сеансов…

— Поэтому меня так и порывает временами превратиться в твоего психотерапевта, сказать, что эта работа тебе не подходит, но, предупреждая твои гневные метания молний из глаз, я знаю, что тебе она подходит больше всего. Наверное, поэтому я не работаю мозгоправом, раз уж не могу клиента заставить отдыхать, понимая, что хорошая работа и должна выматывать, но ты же реагируешь острее остальных.

— Может, это и есть мой секрет, хён?

— Лучше бы он заключался в другом.

— Так что за дело?

— Слушай, раз уж тебя насильно выгоняют в отпуск, я не дам тебе доступ к пациенту раньше хотя бы мизерного отдыха!

— Сдаюсь-сдаюсь, но, может, хотя бы в общем расскажешь, чего ожидать?

— Ничего сверхъестественного — парочка попала в аварию из-за какого-то мудака. У водителя не очень тяжёлые травмы, а пассажиру досталось — сломанные ребра, повреждённая селезёнка. Ну, думаю, тебе это всё не интересно, тем более, что нами поправимо. Но вот, предполагаю, что из-за болевого шока, частичная ретроградная амнезия.

— Хм, ясно. Она красивая?

— Кто? Ах, хех, любовь водителя? Очень привлекательный, даже со своим болезненным видом.

— Ооо, услышать от тебя в честь парня такое редкость, — рассмеялся Чондэ.

— Почему же? Вот ты у нас просто красавчик, хоть и наглый котяра.

— Ну, хёоон!

Не то чтобы Чондэ удалось за пару дней супер отдохнуть или хотя бы устроить спячку, которую желал Чунмён, но новый пациент будил в Чондэ природное любопытство и тянул за ниточки ответственности. Наверное, его лечение никому не горело поспешностью, кроме его парня, но раз у Чондэ всё равно были проблемы с отдыхом, да и, честно говоря, дома было скучно и, да-да, зверски одиноко, даже Бэм и Бам (чёрно-белая парочка котов, которые играли роль самых близких у Чондэ) особо не скрашивали картину. После работы развалиться на кровати в царстве подушек и шерсти, среди тёплых и мурчащих котов, было самое то, но когда приходилось сидеть дома, Чондэ начинало казаться, что он лишний даже с котами, которые по привычке большую часть времени уделяли своим кошачьим делам и друг другу, сильно удивляясь, неожиданно натыкаясь дома на хозяина.

В квартире становилось особенно грустно и одиноко. Днём гулять было как-то непривычно, будто делаешь что-то неположенное, да если и удавалось поспать, то обычно под самое утро, так что до вечера выбраться из постели казалось мало возможным даже в состоянии бодрствования. А по вечерам, как назло, Чондэ попадались сплошь и рядом одни парочки: держащиеся за руки при шоппинге, сидящие в тёплых огоньках милых до скрежета зубов кафешках, выпивающие в уличных ларьках и, о боже, каков кошмар, в ужасной парной одёжке (неужели дизайнеры не могли придумать что-то более органичное?). В общем, вселенная измывалась над молодым доктором как могла. Сто процентов никому и никогда не попадалось столько парочек за месяц, сколько Чондэ за какие-то несчастные пару часов прогулки по городу.

Поэтому он с необъяснимым облегчением влетел первым же возможным утром на территорию больницы, предвкушая забитый новым пациентом график. Да и в их отделении парочек не было, а если и были, то времени миловаться там точно не появлялось. Его пациента звали О Сехун, довольно молодой парень, третьекурсник хореографического и действительно привлекательный, прям моделью на обложку, не иначе. Сцена — это точно его. Хотя из-за травм Сехуна подключение для Чондэ обещало быть посложнее — обычно их обоих подвешивали в специальном секторе оснащённых для подключения кабинетов, так как в невесомости сознание довольно просто ввести в состояние сна, где подсознание легче поддаётся проникновению, принимая вмешательство за причудливый сон. Зато, с другой стороны, раз у амнезии отсутствовали психические основы, Чондэ мог спокойно поговорить с пациентом до всего этого муторного дела напрямую. А чувство спокойствия он внушать умел мастерски, как и располагать к себе людей.

После обязательной проверки процентного соотношения их совместимости (в случае чего, пациенту выбирали более подходящего доктора, но у Чондэ, к всеобщему удивлению, пока не приключалось результатов, обязывающих к передаче другому врачу) Чондэ ещё немного повозился с разбором вопросов, как же его будут подключать к Сехуну, а когда пришёл в палату для разговора, то, к своему удивлению, обнаружил, видимо, того самого парня. Чондэ замер у двери, разглядывая молодого человека и немножко боясь нарушить момент. Время было не для посещений, но, судя по кольцам Дельбе и перевязанной голове, того и самого недавно выписали, если выписали. Он улыбался так мило, при улыбке появлялась очаровательная ямочка, по крайней мере, со стороны, которую имел счастье наблюдать Чондэ, но глаза были такие грустные.

— Вы в курсе, что чистить для него фрукты, имея Ваши повреждения, не лучшее решение? — Чондэ оттолкнулся от косяка, входя в палату.

— О, здравствуйте! Вы, наверное, лечащий врач Сехуна? Меня зовут Чжан Исин, приятно познакомиться. Я преподаватель Сехуна, — на этих словах Исина почти незаметно дёрнуло. Да уж, вероятно, это не самое приятное, когда тебя забывает возлюбленный, и ты становишься лишь одним из многих. Чондэ не был уверен, что понимает, насколько это больно.

— Ким Чондэ, — кивая вместо пожатия руки.

Исин преподавал композицию и писал музыку, ближайшие недель семь он мог лишь отдыхать и помогать Сехуну приходить в себя. Груз вины, хотя это был не промах Исина, данная авария, давил на его плечи так заметно, что Чондэ хотелось обнять этого похожего на ангела парня. Но единственное, что он мог — побыстрее вернуть память Сехуну, положить все свои силы ради этой цели. Наверняка, их любовь была такой красивой… и Чондэ предстояло захлебнуться этими чувствами, потому что, судя по всему, ключ крылся где-то в отношении к Исину, так как остальное Сехун помнил, большую часть своей жизни, кроме этих отношений и пары-тройки моментов. Исин уходил с улыбкой столь же очаровательной, как подаренные растерянному заботой преподавателя о себе Сехуну. И Чондэ пообещал себе, что глаза Исина будут улыбаться тоже очень скоро.

Сехун был бледный, похожий на зомби из модных фильмов, знаете, которые не страшные, а такие… гламурный, что ли? Фэшн зомби. Чондэ даже посмеялся про себя. Но, на удивление, оказался понимающим и послушным парнем, никакого высокомерия, чего ожидал Чондэ, хотя вряд ли тот ангел с ямочками мог любить кого-то плохого, только ребяческие капризы, но это даже умиляло. Кажется, у Чондэ, тоже за словом в карман не лезшего, вышло покорить Сехуновское сердечко, естественно, в скромном смысле. Аппаратуру прикатили прямо в его палату: раз уж подвешивать невозможно, лучше, чтобы Сехун оставался лежать на своей постели, чем на жёсткой столешнице. А Чондэ предстояла непростая работа, но он хотя бы знал, что копать. Датчики привычно холодили кожу, а сенсорный платок на лицо пах чем-то медицинским почти неуловимо, впрочем, как и вся больница, и сам Чондэ. Он чувствовал, как в виске немного кольнуло, погружая его в сон, он инстинктивно нащупал большим пальцем на другой руке выпуклость отключателя между большим и указательным, подающего электрические импульсы для срочного выхода из погружения в чужой мозг для экстренных происшествий. Случиться может всякое, этой методикой пытались пользоваться для лечения маньяков и людей в коме, и хотя первое себя точно не оправдало, но многое принесло для безопасности специалистов. Когда же всё шло, как положено, сеансы подключения определялись заранее выбранными временными рамками, например, первое для Чондэ подключение к Сехуну должно быть самым длинным, но самым неактивным в плане вмешательства, по сути, Чондэ большую часть времени был гостем в чужих воспоминаниях.

Мозг Сехуна предпочитал хранить воспоминания в виде музыкальных треков, даже библиотеки не были так печальны для Чондэ, как этот поворот. Он прямо чувствовал, как ему предстоит нащёлкаться в поиске нужной композиции. Как ни странно, начинать приходилось с конца; возможно, ему повезёт, и он сразу поймёт причину, кроме механической, по которой память Сехуна решила исключить важную часть воспоминаний об Исине.

Тихая и лёгкая мелодия играла в голове Сехуна, немного ленивая, как и он после насыщенного дня, но с весёлыми нотками. Он даже начал присвистывать себе под нос, шаркая потёртыми кедами по мрамору главного холла на пути к свободе. Уже начинало вечереть, он действительно сегодня задержался в репетиционном зале. Сехун прикусил нижнюю губу, немного тоскливо думая, что давно не летал на общественном транспорте (аэрокары мало кто мог позволить себе как личный, чтобы пробок не выходило и в воздушном пространстве), зато у Исина была вполне быстрая спортивная машина, какая-то модная наверняка, Сехун в этом совершенно не разбирался, впрочем, Исин тоже, машину ему покупать помогал друг. Отлично помог, надо сказать, те, кто шарил, страшно завидовали тачке преподавателя. И посвящённые в тайну завидовали и Сехуну. Он внезапно ощутил, как лёгкое капризное нежелание лететь на автобусе сменилось жгучим хотением срочно увидеть Исина, обнять Исина… Размышления Сехуна прервал знакомый гудок.

— Син-а!

— Ты чего раскричался, — рассмеялся тот, показывая ямочки, которые Сехуну полюбились с первого дня, — Мы ещё на территории университета и, между прочим, студент О, я всё ещё ваш преподаватель. Уж вот не знаю, уважаемый ли…

Но Сехун уже забрался в машину, радостно целуя Исина в щёку и перебивая пламенную речь.

— Так скучал, только что думал о том, как хочу к тебе, — Сехун почти привык такое выдавать, но уши всё равно предательски краснели. Сехун с удовольствием переплёл их пальцы, ладони Исина всегда были приятно тёплые и идеально помещающиеся именно в руку Сехуна.

— Дурак малолетний, — улыбнулся Исин, притягивая младшего для поцелуя, выдыхая перед самым, — любимый дурак.

Сехун обожал Исина за рулём, а когда было тепло, ещё и как ветер трепал их волосы, а шуршание колёс об асфальт тоже напоминало Сехуну какую-то музыку. И когда он поделился этим наблюдением с Исином, тот вместо смеха серьёзно обдумал идею, провозил их кругами за городом, внимательно вслушиваясь, и… написал для Сехуна дорожную мелодию, что так и звала за собой. Хоть сейчас и было холодновато откидывать верх, но сосредоточенный Исин был столь привлекателен, в любом случае, что Сехун не мог отвести взгляд. От переполнявшего восхищения приятно и тягуче щемило сердце, заставляя Сехуна с нетерпением ждать, когда же они доберутся до их квартиры. Их она стала лишь в начале этого учебного года, но Сехуну ещё было сладко от этого слова. Их, их, их. У них теперь столько общего.

Исин немного повернулся к нему, сообщая о том, что у Сехуна на редкость глупое выражение лица, и хоть сам Син был в восторге от этой улыбки Сехуна, но его имиджу классного парня она совершенно не способствует. Сехун хотел что-то съязвить, когда случилось это. После мощного толчка Сехун чувствовал лишь испепеляющую боль, вдохнуть было невозможно, а по лицу Исина кровь текла ручьём, пугая куда больше собственных страданий. Сехун лишь успел подумать о том, как он боится, что с Исином может случиться что-то плохое. Лишь бы с ним всё было хорошо.

— Чондэ?

Чондэ понимал, что надо спеть хотя бы пару строчек, это было как показать, что с тобой всё порядке, кто-то считал считалки, декламировал стихи, он напевал. Но внутри ещё было так невыносимо, и слёзы струились по лицу, что он еле-еле выдавил.

— С-с-егодня ночью везде хорошо. Куда н-н-нам бежать? Куууда нам уйти? Т-т-туда, где небо голубое и полно звёзд.

Теперь он знал, что ему нужно искать.

У Чондэ ещё долго болела голова после первого подключения к Сехуну. Руки тряслись, как у алкоголика, и морозило жуть. Эмоции Сехуна заполняли слишком ощутимо. Это была действительно нелюбимая часть работы Чондэ. От кого-то меньше, от кого-то больше, но первые часы, в худшем случае — дни, чужие эмоции казались своими. Такой себе минус хорошей сочетаемости Чондэ с любыми пациентами, раньше это называли эмпатией, вернее, что-то похожее на это, люди-то к чужому мозгу напрямую не подключались. Чондэ мог перетерпеть грусть и боль, но все эти глубины любви, восхищения, радости накатывали подобно цунами, и ему было страшно встречаться с попечителями, если они оказывались любимыми. А чаще всего так и было. Либо любимые, либо семья, реже — лучшие друзья. Чужие эмоции путались со своими в крепкие клубки, и убедить себя, что ты не любишь данного человека, бывало чересчур трудно. Это выматывало похлеще голых последствий подключений в физическом плане. А Исину Чондэ и сам по себе симпатизировал. Ох, и непростые деньки ему предстояли. Хотелось обнять своих инь-янских и завалиться спать, но и этого нельзя было сразу после подключений.

На следующий день Чондэ ловил себя на том, что откровенно любуется Исином. Беда-беда. Хотелось биться головой о косяки и стены, но в этот раз понимать, насколько это глупо, выходило проще — хотя Сехун не помнил, что связывало их с Исином, но отчего-то постоянно смущался и заваливал преподавателя комплиментами. Чондэ удивился не меньше Исина, когда Сехун взял его за руку и сказал, что ему так жаль, что у Исина сломана ключица, ведь его руки созданы писать музыку, пусть выздоравливает скорее. Похоже, всё существо Сехуна магнитило к Исину, как в посредственных, но не теряющих от этого прелести, дорамах. Чондэ чувствовал себя особенно грустно и одиноко, однако упорно улыбался всем, хотя ему не раз говорили, что, даже когда он серьёзен, из-за изгиба губ чудится, будто он улыбается. Оптимистичный кот. Те, кто поближе, вроде Чунмёна, знали, какой он по натуре тленный человек. Аж до тошноты от самого себя. И работа, далеко не лёгкая, не придавала бытию радужности. Но Чондэ всё равно любил её всем сердцем. Потому что тут он был нужен, он мог что-то сделать.

Да и эти двое так ему улыбались... Он немножечко, по-своему, врачебному, уже любил их.

Большую часть времени в подключениях к Сехуну занимал именно поиск нужного трека. Этот музыкальный ребёнок убивал всё живое в Чондэ отсутствием порядка и понятной ему логики. К счастью, это вряд ли слишком усложняло его задачу вне поисков нужных к просмотру воспоминаний. Чондэ с огромным трудом докопался до момента знакомства этих двоих, хотя прошло всего ничего — около двух лет.

Сехун бесстыже зевал и топтался с ноги на ногу, совсем статичным притворяться ему было трудно, надо было хоть чем-то шевелить. Когда становилось совсем-совсем туго, и надо было изображать приличный прекрасный манекен, Сехун постукивал костяшками по столу, а если же и этого нельзя, то (тсс, это большой секрет!) шевелил пальцами на ногах. Хоть что-то! Тем более, никому не видно в туфлях-то. В начале второго курса им добавили разных развивающих предметов, некоторые вызывали у будущих танцоров и хореографов лёгкое недоумение. Зачем им композиция? Разве они будут писать музыку?

Их преподаватель казался таким молодым, когда вошёл в класс, даже слишком, будто однокурсник Сехуна. В светлой, не застёгнутой до конца рубашке и слегка подранных джинсах. Он был немного потерянным, но излишне очаровательным. Разве так можно улыбаться всего лишь своим студентам? В голове Сехуна играло что-то из Мраза неотчётливо, но крайне подходяще.

— Здравствуйте, меня зовут Чжан Исин, и следующие три года я буду вашим преподавателем по композиции. Надеюсь, вам понравится.

Сехуну уже очень нравилось. Особенно ямочки и ключицы в вырезе рубашке. А ещё пальцы. Точно, пальцы, которые просто обязаны создавать музыку. Руки, которые он обязан держать в своих.

— Чондэ, почему я уверен, что ты не работаешь в моём отделении?

— Тебе кажется, хён. Совсем стар стал, уже склероз догоняет.

— Твою мать, Чондэ!

— Уже и отдохнуть у тебя нельзя? Может, я рядом с тобой чувствую необыкновенное спокойствие.

— Ох, неужели? Почему же мы не живём вместе? И не встречаемся? О, ты ждёшь первого шага, так бы раньше намекнул, дорогой, — Чунмён склонился над лежащим на диване в его кабинете Чондэ, опираясь на руки, изо всех сил стараясь не рассмеяться и сделать томное лицо. Впрочем, разок поцеловать друга ради ужаса в его глазах тоже было не такой уж плохой перспективой.

— Йа! Прекратите немедленно, доктор Ким!

— У нас даже фамилия одна, это точно судьба, Чондэ-я, — почти промурлыкал Чунмён, прежде чем его оттолкнули.

— Ага, судьба, и ещё пары тысяч человек. Фух, напугал, никакой совести у тебя, хён! — Чунмён заливисто рассмеялся.

— Учусь у лучших.

— И никогда в жизни не подмигивай, это ужасно.

— Хэй, вредина, так чего ты у меня забыл? Опять прячешься, да?

— Не могу спокойно смотреть на Исина, а он большую часть суток проводит в палате Сехуна.

Чунмён устроился на узком диване поудобнее, укладывая Чондэ головой на свои колени. Тут уж он ничего не мог сделать, кроме как выслушать, ненадолго укрыть от мира и погладить по голове. Первый раз, когда Чондэ объяснял, что с ним случилось, Чунмён был в ужасе, он не представлял, как так можно жить вообще, да ещё и продолжать профессионально себя вести. Но даже в его голове фраза «эта работа не для тебя» звучала так инородно, столь неправильно в отношении Чондэ. Чунмён ещё в университете считал Чондэ таким хрупким, тем, кого надо беречь и чуть ли не носить на руках, но Чондэ оказался настолько сильным. Оставалось лишь быть рядом и восхищаться. Чунмён порой пытался вообразить, каково это — чувствовать чью-то любовь, боль, радость, как свою, на грани с принятием за свою, так ярко. Быть почти влюблённым в очередного попечителя, улыбаться ему, говорить с этим человеком, постоянно убеждая себя, что какими бы чёткими эмоции ни были, они не твои. И боль от того, что он смотрит не на тебя, улыбается не тебе, тоже совершенно фантомная. Чунмён бы не выдержал. А Чондэ лишь крал себе часы перерыва и продолжал. Чунмён перебирал волосы задремавшего Чондэ и думал о том, что младший просто обязан получить долгожданную любовь. Обязательно с самым чудесным человеком на свете. Ведь и сам Чондэ именно такой.

Чондэ уже обзавёлся привычкой подходить к палате Сехуна как можно медленнее. Где-то над желудком всё ещё немного неприятно сжималось, но не умиляться этим двоим Чондэ просто не мог, даже с его суповым набором проблемных мироощущений из-за работы. Кажется, именно про такие пары говорят, что они созданы друг для друга. С головы Лэя сняли бинты, а Сехуну можно уже было слегка двигаться, довольно долго он задержался у Чондэ. Но теперь доктор Ким был уверен (ещё бы, после стольких часов перебора чужих драгоценным воспоминаний), где находится ключ к возвращению памяти об Исине. Так что либо в этот, либо в следующий сеанс они смогут попрощаться с Сехуном. Даже немного грустно, хотя наконец-то пройдёт это чувство неловкости от частых встреч с Исином. Чондэ будто подсмотрел кучу всего не для посторонних глаз, и так каждый раз, жутко смущало, хотя все понимали, что без этого никуда. Но это не мешало Чондэ ощущать себя этаким вуайеристом. Только моральным, а не грязным извращенцем.

На Сехуна без улыбки не смотрелось, ведь он был таким глупо-неловким в своих подкатах к собственному преподавателю. Прямо пикап мастер местного разлива. Хотя Сехун в воспоминаниях ещё не знал, что нравится Исину, но Чондэ, видя чужими глазами, понимал, что Чжан просто издевался над несчастным студентом. Скорее всего, его просто смешило и забавляло поведение младшего. Такого наивного, трогательно неопытного. Потому что по глазам Исина было ясно, что приглянулся Сехун ему довольно быстро. Чондэ и не подозревал, сколько коварства и озорства скрывается в этом на вид наивнейшем создании на Земле. Исин упорно делал вид, что не понимает двусмысленных намёков, находил просто невероятные отмазы, чтобы воспринимать подарки и приглашения как угодно, кроме любовного интереса. Сехун весь извёлся, изгалился всей фантазией, что была у него в наличии. И у него оставался только один вариант добиться Исина. Чондэ сегодня ждало одно из самых особенных воспоминаний, светлых. Чондэ постучал, прежде чем войти и попросить Исина оставить их с Сехуном.

— Привет, мелкий. Кажется, скоро ты сможешь вернуть свои воспоминания, рад?

— Чондэ-ши… — несмело начал Сехун.

— М, ты чего такой взволнованный?

— Вы говорили, что это воспоминания о каком-то важном мне человеке, — Чондэ кивнул, улыбаясь, — Но я не уверен, что они мне нужны. Ну, то есть… я же почему-то его забыл? И я не помню, чтобы что-то забывал. Ха-ха, звучит смешно?

— Сехун-а, почему ты вдруг об этом задумался в таком ключе?

— Важный человек… я помню родителей и друзей. Значит, кто-то близкий по-другому. И… янехочузнатьктомнетамнравилсяпотомучтоисинши.

Чондэ удивлённо уставился на пациента и от души расхохотался.

— Вот вы даёте! — Чондэ разворошил зажмурившемуся Сехуну волосы и хитро улыбнулся, подмигивая, — Поверь, мелкий, это сделает тебя счастливым. Ты же не сомневаешься во мне? Нет? Вот и правильно. Не бойся.

Сехун сходил с ума, пытаясь понять: это так тонко его отшивают, чтобы не было проблем в университете со слухами, или действительно не понимают всех его намёков. Но там же не реально не понять! Издевается, этот Чжан-ши просто издевается. С другой стороны, он всё же принимал некоторые подарки от Сехуна и даже приглашения, хоть и переводил всё в другую плоскость. Мастерски, надо признать, Сехун просто весь терялся. А потом ещё как улыбнётся с этими чёртовыми ямочками, от которых глаз не отвести, и Сехуну хоть стой, хоть падай. Так дальше продолжаться не могло. Это уже была не просто минутная заинтересованность и охотничий инстинкт. За их разговоры и прогулки Сехун понял, какой восхитительный Исин (чёрт, он смущался, даже когда мысленно называл его лишь по имени) человек. Сехун взъерошил собственные волосы, впиваясь в них пальцами. Блин-блин-блин. Сейчас у преподавателя закончатся дополнительные и… ну, может, Сехун ещё чуть подождёт, наслаждаясь мелодиями — Исин всегда оставался после занятий в комнате для практики и наигрывал что-то собственного сочинения, он даже разрешил заинтересованному Сехуну приходить, если тот не будет мешать. Но потом Сехун взаправду зайдёт и расставит все точки над «і». Точно-точно! Сехун закусил губу, глядя на уходящих студентов, и сел прямо на пол у двери в кабинет. Перед смертью не надышишься?

— Сехун, почему ты не заходишь? — дверь растворилась так внезапно, что Сехун чуть не рухнул в ноги предмету своего восхищения. «Было бы эффектно», подумал он и рассмеялся.

— Чжан-ши, мне надо вам что-то сказать.

— О, и?

Сехун встал на ноги, заталкивая Исина в кабинет, хватая его за плечи, чтобы куда-то деть нервно трясущиеся руки, да и на всякий случай, а то вдруг отмажется по обычаю или убежит. Исин немного растерянно улыбнулся, так что ямочка появилась лишь на мгновение, вызывая у Сехуна мысленный стон и сильное желание коснуться этого места губами, но глаза старшего были полны любопытства и взгляд сосредоточенный, как никогда — обычно он легко отвлекался от нудного бытия на высшие сферы в самые неожиданные минуты.

— Я так больше не могу! — Глаза Исина расширились. — Неужели вы ещё не поняли, как я к вам отношусь?

— Хорошо, но в чём…

— Прекратите! Только не снова. В этот раз у вас не выйдет сделать вид, что ничего не происходит, потому что я … Я собираюсь всё разъяснить. Вы… ты… ты… мне…— Сехун сглотнул и неосторожно сжал пальцы так, что Исину явно пришлось сдерживаться, чтобы не зашипеть от боли.

— Нет, я тебя люблю. Я тебя очень люблю. Поэтому ответь мне уже хоть что-то, только прямо. Забудь, что я твой студент, ведь сейчас дело совсем не в этом. — Сехун с замиранием сердца ждал, когда Исин придёт в себя и что-то ему скажет.

— Такой дурак, — Исин улыбнулся улыбкой, которую прежде Сехун никогда не видел, слишком сияющей, и пока младший не успел возмутиться, сам мягко и осторожно поцеловал его губы. Пришлось даже привстать на мыски. В голове Сехуна звучала такая мягкая мелодия. Идеальная для признаний и концов романтических фильмов.

— Я тебя тоже. И давно уже, просто ты такой очаровательный, что не удержаться и не подразнить было бы глупостью.

— Исин!

Чондэ с Чунмёном непалевно прятались за косяком в ожидании знаменательного момента, впрочем, парочке в палате точно было не до них, так что можно было особо не переживать хотя бы насчёт неудачной маскировки под дверь. Исин, чрезмерно взволнованный и дёрганный, прижимал ладонями наушники на голове Сехуна. Чондэ слышал ту мелодию, что должна там играть, в своей голове так чётко, впрочем, с последнего подключения прошёл всего лишь день. Исин был одет почти так же, как в день их знакомства с Сехуном, и эта мелочь показалась Чондэ столь забавной. Малой лежал с прикрытыми глазами, и его губы слабо двигались, словно напевая слова. Чондэ до сих пор удивлялся, насколько быстро ему тогда удалось признать эту композицию, хотя до того момента он мало какие песни из воспоминаний Сехуна узнавал. И когда, по ощущениям Чондэ, шёл третий повтор, а Исин от нервов успел расцарапать себе ладони, Сехун заплакал, притягивая старшего к себе так резко, что Исин чуть неосторожно не повалился прямо сверху.

— Совсем дурак?!

— Исин-ааа, я так рад, что ты в порядке. Исин-а, я так тебя…

Исин перебил Сехуна, впиваясь в его губы так, будто от этого поцелуя зависела его жизнь. Чондэ понимал, что так оно и было. Что Исин еле дождался, когда снова сможет делать всё, что хочет, со своим мальчиком, а не притворяться кем-то из общей массы. Он оторвался лишь на пару секунд, чтобы прошептать.

— Ты не представляешь, как я тебя.

Чунмёна пришлось утаскивать за рукав халата под причитания: «Ну ты видел, что творят! Эх, я тоже хочу влюбиться. Годы молодые проходят, а мы с тобой что делаем?»

История вторая

Не сказать, что Чонину очень повезло в жизни: у него не было ни семьи, ни богатств, даже какого-то особого наследства, хоть квартирка была, и на том спасибо. Но и невезучим его назвать было сложно — природа внешностью наградила привлекающей, немножко талантами, того да сего, и выходил вполне жизнеспособный экземплярчик. Чонин любил петь и танцевать, и где-то в душе знал, что сцена его ждёт. В реальности приходилось в свои восемнадцать скорее надеяться, что не пролетишь с возрастом ради этой сцены, потому что больше идей, чему себя посвятить, у него не было.

А ещё в ускоренном темпе ходить на собеседования даже в мелкие модельные агентства. И, возможно, эта встреча была подарком мироздания за его старания и то, что он не задирал нос, принимаясь за любую работу.

Презент судьбы звали У Ифань, и если вы вертитесь в нужной сфере, или уж очень интересуетесь кинематографом, то точно знаете его, как молодого успешного режиссёра и продюсера. Все, кто был выбран для работы с ним, почти стопроцентно добивались оглушительного успеха. Вот только привлечь внимание Ифаня было задачей не из простых. Но он почему-то мгновенно выделил Чонина, даже делать ничего не пришлось, кроме как прийти на вечеринку, устраиваемую журналом, для которого в последний раз Чонин работал моделью.

Съёмки шли туго, как ни удивительно, не из-за Чонина, хотя он не рос в атмосфере богатства и элитарности, как его партнёрша (по её словам), но отчего-то играть наследника у него выходило просто, как дышать, тело будто интуитивно знало, под каким градусом держать спину для поклонов или игр в гольф, Чонин даже не задумывался, какой из бессчётного количества приборов брать во время съёмок ужинов, сам удивлялся — то ли память у него почти волшебная, то ли удачи поболе, чем он предполагал (пусть знакомство с Ифанем уже было огромным везением), но хвалившиеся своим происхождением актёры лажали куда чаще Чонина. К большому разочарованию Ифаня, который был зациклен даже на мелочах. В его фильмах всё должно быть идеально, начиная от логичности действий и задумки, заканчивая отсутствием промахов вроде перевёрнутого мобильного при разговоре или рыбной вилки для салата. Пока велась очередная гневная беседа с кучей диалогов и заумных слов, которую можно было свести к единственному «Как вы меня заебали!» от Ифаня, Чонин наслаждался последними тёплыми осенними деньками на газоне перед шикарным особняком. Его недавно выбеленные волосы лениво развевал ветер, и Чонин чувствовал что-то похожее на дежавю, хотя он-то своё детство и школьные годы, в отличие от его героя, пробегал по пыльным узким улочкам да на футбольно-баскетбольных полях в драных джинсах. Это было очень странно и неуютно. К сожалению, подружиться с кем-то из состава не представлялось реальным, Чонин был в непривычной для себя роли изгоя, так как большинство было твёрдо уверено, что роли достались ему через постель. Честно говоря, через постель Ифаня-то было и не грех, будто эти курицы сами бы отказались. Но дело ведь было не в этом. Оставалось успокаивать себя банальным «что уж тут поделать».

На самом деле, было забавно наблюдать, как неловко Ифань метался между желанием избавить Чонина от одиночества и боязнью своей расположенностью убить последние шансы на сближение с коллективом.

Пока в какой-то момент Чонин не осознал, насколько одинок сам Ифань. Со своей этой славой в молодом возрасте, которая давила при каждой съёмке, доводя обычно спокойного парня до белого каления. Возможно, это был не природно заложенный перфекционизм, который выбешивал актёров? Оплетённый слухами, посвящёнными его персоне, был ли у Ифаня кто-то на самом деле? Чонин всё больше замечал, сколько работает Ифань — куда больше актёрского состава, — а на мероприятиях он всегда появлялся лишь с кем-то, связанным с работой над текущим проектом. Бремя его идеального образа прямо нависало дамокловым мечом над, на самом деле, неуклюжим парнем. И Чонин с удивлением уловил, что пока не приглядываешься с таким старанием, эти мелочи, составляющие личность Ифаня, не замечаются. И где-то тогда Чонин окончательно плюнул на его связь с коллективом и их глубокоуважаемое мнение по поводу своей особы в пользу узнать Ифаня ближе.

И с того дня не было момента, чтобы Чонин пожалел о своём выборе. Ифань по утрам после хороших гулянок был похож на сонного ленивца, цепляясь за стены или самого Чонина в пути к протрезвлению. Чонин немного завидовал этим громадным тёплым ладоням, самому ему казалось, что он ещё недостаточно мужественный, незрелый, зато Ифань… так хотя бы выглядел. Ифань также оказался весьма хрупкой натурой, что, наверное, было неудивительно для творческого человека? Чонин не был уверен. Сам он, конечно, не являлся простым, но особых мудрёностей в себе не находил, да и не нравились ему все заковырки. А ещё Ифань, на удивление к своей натуре и статусу, был очень внимательным человеком. Сам Чонин, отдаваясь работе целиком, зачастую не замечал, когда замерзал и простужался, но Ифань отлавливал у него эти признаки чуть ли не в первые же дни. Смеялся, говоря, что это отдача в Чонине его привлекает так сильно, но доводить себя до больницы тоже не стоит. Слухи вокруг них росли снежным комом, но со временем стали не раздражать, а казаться чем-то неотъемлемым, что ли. Чонин долго не мог раскопать природу своих ощущений. Аж до первого поцелуя. Они решили прогуляться после съёмок по побережью; в этот раз сцены были у моря, и еле уловимый солёный запах пропитывал Чонина до костей, он с удовольствием стянул кеды, бегая по уже остывшему к вечеру песку, наслаждаясь океаном свободы и просто океаном под хриплый смех Ифаня. Они оба не ожидали, что так внезапно начнётся ливень, поэтому, ошарашенные, смотрели друг на друга. Чонин рассмеялся, запрокидывая голову под прохладные небесные капли, а Ифань всё смотрел своими тёмными глазами, не отводя взгляда, пока Чонин удивлённо не склонил голову, будто спрашивая: «ты чего?». А потом Ифань своими этими завидными ладонями притянул его к себе, неудобно склонился и прижался губами к чониновским. Будто школьник из начальных классов, испуганный тем, что наделал. Так бы они и стояли — изваянием стеснению, но Чонин понимал, что внутри всё давно отзывается даже на случайные прикосновения Ифаня, так что это так… правильно. И он поспешил развеять сомнения и осторожность Ифаня, нормально целуя, обхватывая его шею ладонями. Вот уж с неудобным стоянием пусть сам мучается.

Ифань готов был высказываться уже нецензурными словами, но ему совесть не позволяла. Особенно при любимом, даже если тот не знает китайского. Считайте, что этакое странное внутреннее возмущение. Наверное, в прошлой жизни Ифань был прекрасным, или не очень, принцем, не зря ж этот комментарий прицепился к, казалось бы, закулисной персоне.

Впрочем, от небольшого эмоционального повышения в голосе он не удержался. Как и от удара головой о кухонный стол, вызывая смех Чонина. Порой тот выглядел, когда заливался, не очень классно, но сам этот звук Ифаню нравился очень, грел изнутри.

— Проблемы с инвесторами? И оно действительно тебе надо? Думаю, если ты вдруг не снимешь очередной фильм, тебе это может принести больше внимания, чем следующий шедевр.

— Что ты начинаешь, а? — Ифань позорно прохныкал, пока до него не дошло, — Но Чонин…

— М? — отозвался тот, намывая посуду. Он не умел готовить совершенно, разве что рамён и чай, поэтому в благодарность за труды Ифаня всегда мыл посуду сам. Это было так удивительно при том, что он жил после смерти родителей совсем один.

— Ты же не знаешь китайского?

— Нет, а что? — Чонин повернулся к Ифаню с улыбкой.

— Ничего… ничего.

«Но ведь я говорил по телефону именно на нём».

Ифань не хотел даже думать о том, что Чонин мог его обманывать, но подозрительные мелочи стали копиться, словно он просто наконец-то воспользовался глазами и мозгом по прямому назначению. Но, что ещё страннее — в глазах Чонина была такая кристальная чистота, такая уверенность в действиях и словах, будто именно Ифань здесь вытворяет что-то необычное. У Ифаня раскалывалась голова от мыслей. Он не хотел, не мог потерять Чонина. Больше Ифань такого не найдёт, большего счастья на него не может свалиться, ведь всё уже идеально, кроме совсем маленьких недоразумений. Ифань уже твёрдо был уверен в решении закрыть на это глаза и наслаждаться подаренным блаженством, как его жизнь в очередной раз сломали. Каким-то одним звонком. Так, оказывается, просто убить, хотя бы морально.

Чондэ так задолбался, а может, это всё зима, что неожиданно для всех и для себя самого взял аж целую неделю отпуска, срочных пациентов у него, к счастью-несчастью, не наблюдалось, так что можно было прокрастинировать. Из самых крутых занятий у него имелись: просмотр сериалов, спихивание котов с кровати, — а то занимают всю, Чондэ даже развалиться негде (он тут хозяин или где?), — и откладываемый на завтра поход по магазинам, потому что человечество придумало доставку пиццы. И гребаные звонящие телефоны. О, бля.

— Чунмён-хён, я так тебя люблю, так тебя…

— Отвлекаю от почёсывания ноги в дырках носков? Что за молчание? Серьёзно? Впрочем, я к тебе с очень оригинальной причиной.

— Я проспал конец света?

— Я тебе работу подкидываю.

— Ты? В мой отпуск? Ух ты, да это триллер получше каких-то концов.

— Дело довольно тонкое, мне нужен не только специалист, но и проверенный человек. Вернее, Ифаню нужен.

— Это тот твой длинный и блондинистый канадец с китайским паспортом? Что ж, интересно, чего у вас там случилось. Выползать из одеял сегодня?

Чондэ внимательно смотрел сквозь стекла своих новых модных черных рейбанов на возмущённого и взъерошенного Чонина. На вид был действительно здоров, как и на свои утверждения. Но при всей имеющейся информации это было так же ошибочно, как мысль, что Земля квадратная.

Чондэ потёр переносицу; ситуация была довольно необычная и, судя по всему, тяжёлая. Если верить другу Ифаня, словам и подозрениям Ифаня, ну и, наконец, своим глазам. Чондэ ещё раз посмотрел на снимки наследника громадной китайской корпорации, принесённые Ифанем и навером, и перевёл взгляд обратно на Чон… вернее, Лу Ханя. Ошибки быть не могло, раз уж природа разок создала столь идеальное, хотя бы внешне, создание, то второй раз у неё бы точная копия не получилась. Ну, как точная, немного посвежевшая, слегка похудевшая, более радостная, с осветлёнными волосами копия. Сам же… пациент себя китайцем и каким-то наследником не признавал со всей искренностью. Говорил, что кореец в третьем поколении, восемнадцати — уж никак не двадцати трёх (хотя Чондэ ему ни на фото, ни в жизни больше шестнадцати не дал бы) — лет, родился здесь, вырос здесь, особо не блистал, китайского не знал, умом и элитностью не отличался. Но, тем не менее, Ифаня он понимал безошибочно, даже когда вполне приличные познания Чондэ зависали на незнакомых словах. Чондэ провёл парочку тестов, уже чисто для подтверждения догадок, и попросил Лу Ханя подождать в коридоре.

— Ифань, ты понимаешь, всё это серьёзно. Если я прав, а я прав, то да, он не врёт тебе, он совершенно искренен, потому что он сам не знает никакого Лу Ханя. Не возникай. Подозреваю, что это диссоциативная фуга. Если проще, то Лу Хань настолько хотел сбежать от того, что у него произошло в его жизни, что не просто это сделал, отправившись в отпуск, а его мозг убежал вместе с ним, сейчас нет никакого Лу Ханя. Есть Чонин, такой, как ты его знаешь, он реален настолько, насколько может быть. И если ты действительно настроен его лечить, то… ты же понимаешь, что это защитная реакция, вероятно: вернув ему память, мы просто окунем его обратно в стресс. Взрослые, конечно, от проблем не должны убегать, но всё же. И ещё один момент — есть вероятность, что, вернув Лу Ханю память о прошлой жизни, мы сотрём Ким Чонина. И ваши отношения… разве ты готов к такому? Действительно, подумай.

— Но его память может же и сама к нему вернутся?

— Может, а может и никогда. Но так ты лишь ускоришь процесс.

— Но что мне остаётся, Чондэ, что?

— Тут я не советчик, Ифань, прости. Я могу пока провести парочку подключений, посмотреть, что его довело, а ты эту недельку-две поразмышляешь о своих желаниях.

Чондэ курил редко, но метко. А сейчас была действительно располагающая ситуация: попутешествовал он по хранилищу памяти Лу Ханя, оказалось оно нелюбимой душе Чондэ библиотекой, но похуже этого было, бесспорно, само наполнение «книг». На месте Лу Ханя Чондэ бы свихнулся давно, или тоже сбежал. Пожалуй, это был тот из немногих раз, когда Чондэ прекрасно осознавал, почему мозг решил заблокировать память. Пока у него было ещё полпачки и немного времени подумать об этичности пересказывания увиденного Ифаню. Но не поведать ему было бы не честно? Особенно после слов, что Лу Ханю нужно вернуть жизнь, чтобы он мог осознанно выбрать путь, а Ифань сделает всё возможное, чтобы помочь, даже если его забудут. «Я просто влюблю его в себя снова. Глупо звучит, да? Это будет непросто. Но это будет моей целью, если он забудет меня». Безмозгло, да, но Чондэ уже знал о том, что влюбиться ещё раз в того же вполне реально. Вопрос в том, как прожить всё бесконечное время до этого момента.

И его ещё зовут сильным? Чондэ не знал, как тогда назвать Ифаня. Самоотверженный? Сумасшедший? Влюблённый. Любовь бывает и такая,— думалось Чондэ, — бескрайний океан боли, затапливающий, царапающий солью даже мелкие ранки. Разве в этом смысл? Сейчас Чондэ казалось, что лучше уж быть одиноким, у него вон Чунмён есть и целых два кота, чем полюбить, как Ифань.

Чондэ закашлялся и кинул остатки пачки вместе с окурком в мусорный бак.

— Я не буду пересказывать тебе всё, основную информацию, ты у нас душа творческая, дорисуешь себе страдания и последствия сам. Вкратце, слишком сильное семейное давление, никаких «можно», сплошные «надо» и «нельзя» с самого детства, он — единственный наследник, и у него от рождения нет права выбора даже как вдох сделать, не то чтобы чем заниматься. Только быть богатым и счастливым этому. Но вот выросло, что выросло. Похоже, Чонин — это воплощение всех его тайных мечтаний. Кроме невозможности избрания судьбы, над ним ещё и ориентация собственная пошутила. Никакого счастья от прекрасных невест у него точно не случится. А от его любви помогла избавиться семья, негоже наследникам геями рождаться. Парень сволочь тоже оказался — предложили пару тысяч, да и отказался от их «вечности», Хань об этом узнал. И, видимо, в какой-то момент накопилось выше горла, дальше не выдерживал, вот и сбежал в Корею отдохнуть, прикупил новые документы и квартиру, пытаясь скрываться, и в какое-то утро просто проснулся Ким Чонином не только по бумажкам. Так что, Ифань, ты всё ещё готов пожертвовать своим счастьем, чтобы попытаться помочь ему обрести своё, даже если он тебя забудет?

Чондэ никогда не забудет глаз Ифаня, когда тот медленно кивнул. Самому оплатить лечение, в итоге которого тебя могут забыть или вычеркнуть, какая ирония.

Впервые после окончания никто из сторон не улыбался Чондэ. И хотя Лу Хань не забыл всё, что с ним случилось в фуге, но Ифаня близко подпускать отказывался. У него были причины, его можно было понять. Но за Ифаня всё равно болело. Их ждали испытания, достойные быть записанными поболе подвигов Геракла.

«Надеюсь, что когда-то у вас всё будет хорошо», подумал Чондэ, закрывая карточку Лу Ханя.

История третья

— Нет, вот вы понимаете, как в шестнадцать лет мы по дурости сосались, он помнит, а что ему уже двадцать четыре годка — нет! Ой, простите… В общем, отлично в отпуск съездили — поломанная нога плюс искренняя вера, что сладкие девятнадцать.

— А что-то располагало? Плохие события, давление семьи, говорил, что хотел бы что-то забыть?

— Вот то-то удивляет, что ничего. Бэкхён весьма устроенный в жизни и собственной оценке парень был, есть… Ничего особого, кроме типично житейских мелких неприятностей, с ним не случалось. Видимся мы часто, веселимся отлично. Он даже ни с кем не встречался уже давно, чтобы задеться расстроенными чувствами. Доктор Ким… ой, вы же тоже Ким, чего вас так много? Так вот доктор Чунмён предполагал, что это сугубо механическое и пройдёт, возможно, с лечением, голову подлатали, а сознанку что-то не очень.

— Странно-странно, — Чондэ задумчиво жевал ручку; чтоб вот два жизнерадостных и благополучных друга к нему попали без особых причин — что-то новое. — А как вы вообще в отпуске так умудрились?

— Да вот новенькое увлечение решили попробовать. Так-то на базе у нас со скалолазанием всё было тип-топ, а вот в Японии с ноги не той, что ли, встал, или недопроверил, сорвался. Высота была не критичная, но я уже успел от страху и сам чуть не помереть. Спасибо хоть жив остался и практически цел, удачник мой. А Чунмён-ши сказал, что лучше вас специалиста не знает, так что я верю, что скоро и остальное будет в рабочем состоянии.

— Ну, хён любит меня перехваливать, но я постараюсь. У вас возможность появляться тут есть? Не отказался бы от вашей помощи, Чанёль-ши.

— С этим сложнее, только после работы по вечерам, а то отчёты скоро, а я и так с отпуском, с лечением…

— По вечерам тоже можно, так что всё отлично.

Когда дверь за попечителем нового пациента закрылась, Чондэ почувствовал некое облегчение. Чанёля было слишком много, чересчур везде, будто маленький ураган, и хоть заряд с собой нёс он явно позитивный, но немного инертного Чондэ это здорово сбивало с ног. Чондэ потёр переносицу и открыл карточку.

— Значит, Бэн Бэкхён. Ну, что ж, приятно познакомиться.

Воочию Чондэ узрел Бэкхёна только на следующий день. Если Лу Хань был идеально красив, то Бэкхён — скорее редкой фарфоровой куклой из чьей-то коллекции. Чондэ даже подзавис. Разве у больных людей так сияет кожа? Он точно настоящий? А ещё этот Бэкхён-ши казался чуть хрупче самого Чондэ, не то чтобы у него были комплексы, но люди вокруг поразрослись такие, что начинал себя чувствовать представителем другой расы, низшей, ага. До сих пор его отрадой был только Чунмён. А вот в обществе Чанёля хотелось только сидеть, желательно не рядом. Вот чего этому лопоухому от потолка надо?

Что же с тобой не так, Бэкхён? Кроме того, что по показателям их теста, они были совместимы на девяносто шесть процентов. Чондэ даже протёр очки и глаза, на всякий.

Воспоминания Бэкхёна были в виде фотографий, развешанных на тонких канатиках. Смотрелось здорово, хотя сомнительно, что в них было проще копаться, чем в мелодиях. Особенно когда без понятия, что именно ищешь. Но Бэкхён не зря выбрал профессию фотографа, это явно было то самое его.

Чондэ разве каким-то чудом откопал середину второго курса и решил начинать оттуда. Оказывалось, что люди, которые не учились на врачей, успевали классно развлекаться, Чондэ даже немного грустно стало. Но самое удивительное, как оказалось, ждало его впереди.

В день переезда Бэкхёна на свою собственную квартиру, а то есть — в полнейшую свободу, шёл ливень. Удачник прямо, как называл его Чанёль. Мокрыми были все коробки, недовольные грузчики и до ниточки продрогший Бэкхён. Оставалось себя тешить тем, что это счастливая примета. Бэкхён обнял последнюю, выглядящую самой печальной, коробку и окончательно двинулся в свою новую обитель. И тут кто-то сжалился над его видом побитого щенка или случилось какое чудо, но над ним раскрыли лаконичный чёрный зонт. Смысла уже не было никакого, но забота была приятна.

— Вам далеко?

— Да вот, до парадной всего, — просиял улыбкой Бэкхён, оборачиваясь и глядя прямо на Чондэ.

— Чондэ, ты с нами?

— Что? Как?

— Чондэ?

— Сегодня ночью везде хорошо. Куда нам бежать? Куда нам уйти? Туда, где небо голубое и полно звёзд.

— Окей, отключайте его полностью.

— Что? Ты в воспоминаниях Бэкхёна пятигодичной давности увидел себя?

— Представляешь, хён! Я так удивился, что даже на кнопку выхода нажал случайно. Видеть себя со стороны прямо жуть!

— Да ладно, ты был весьма очаровательным студентиком.

— Йа! И дело не во внешности, я себя даже толком не разглядел, так удивился. Кажется, мы с ним соседи. Если он ещё не съехал.

— Интересная картина рисуется, а, донсенни?

Чондэ в ответ разворчался, чувствуя эту опасную тонкость намёков. Даже к щёкам кровь прилила. А причины-то не было совсем.

— Бэкхён, привет.

— О, доктор Ким. Вы сегодня опять будете эээ подключаться ко мне?

Чондэ кивнул, немного растерянный вечной жизнерадостностью и приветливостью Бэкхёна.

— На самом деле, это так звучит чудаковато. Как я мог забыть пять лет жизни? Это очередной подкол Пакчана? Точно нет? Точно?

— Точно, Бэкхён!

— Но разве я выгляжу на двадцать четыре? — Бэкхён тут же сложил руки у лица, от всей души изображая милашку. Чондэ рассмеялся. Такой дурак, а.

— А мне, по-твоему, можно дать столько же?

— М, даже и не знаю, — Бэкхён состроил задумчивую мордашку, и когда Чондэ уже подумывал всерьёз обидеться на этого кадра, его поманили пальцем. — Ну, наклонитесь ко мне! Чунмён вчера приходил напоминать, что вставать ещё нельзя, — Бэкхён дёрнул его за руку, как-то неожиданно оказываясь уж очень близко, чтобы стянуть с Чондэ рабочие очки. Но продолжил его разглядывать уже с такого расстояния.

— Знаете, я думаю, дело в них и ещё, — Бэкхён указательным пальцем старательно погладил Чондэ между бровями, там, где обычно появлялась почти незаметная морщинка, когда Чондэ волновался или хмурился, — в этом. А так да, вы удивительно молоды и прекрасны, доктор Ким!

Чондэ отпрянул, с удивлением понимая, что задержал дыхание от близости с Бэкхёном. Ох, добром это всё не кончится.

Чондэ за эти недели уже почти привык видеть себя со стороны, немного другим, не таким, как в зеркале. Через призму восприятия Бэкхёна он казался…прелестным? Это было столь неловко, особенно смотреть потом на шутящего Бэкхёна, у которого отсутствовало понятие личного пространства, и это несмотря на то, что он и передвигаться-то пока не мог.

Оказалось, что люди таки замечают Чондэ, по крайней мере, Бэкхён его точно замечал. Даже слишком часто. Они действительно были соседями, Чондэ жил прямо над Бэкхёном. «Удивительное рядом», посмеивался Чунмён. А ещё им нравились и не нравились одни и те же кафешки и ресторанчики, Бэкхён читал книги тех же жанров и предпочитал ходить только на любимые кинопоказы Чондэ, а ещё Бэкхён просто обожал котов. Но у его матери была аллергия, а когда Бэкхён переехал в свою квартиру, то всё не мог урвать время между сессиями, галереям, участием в проектах и, надо признать, отличными, хоть и чрезмерно шумными, вечеринками. А когда устроился работать, то временами появлялся дома даже реже Чондэ, хотя тут как взять — иногда Бэкхён просиживал целые дни дома или появлялся в довольно раннее время, но порой на несколько недель уезжал по работе. Да уж, если бы он завёл кота, тот бы быстро умер от голода или сбежал.

Но Бэкхён, в отличие от Чондэ, замечал любые мелочи вокруг, а вот Чондэ как-то умудрился прозевать около пятидесяти попыток познакомиться с ним или провести вечер в компании Бэкхёна на свидании в каком-то милом тихом местечке. В итоге он их посещал вместе с Чанёлем, развлекаясь так, что их настроением заражались все окружающие. Но Чондэ-то знал, сколько маленьких болек принёс тем, что умудрился не заметить Бэкхёна. После сеансов он методично бился головой о стол. И это он-то жалуется на то, что пожизненно одинок, что вокруг много парочек, а у него одни коты? Неужели он так занят, так погружен в себя, что не обратил внимания ни разу. Как так вышло? Бэкхён был очаровательным по меркам Чондэ, ярким, завидным парнем, в общем-то. И в какой-то момент, когда Бэкхён решил прекратить попытки позвать Чондэ куда-то, ему стало так тоскливо, что хоть на луну вой. Чондэ в ужасе пытался разобраться, его ли это эмоции, но вроде как сам себя он до сих пор не жаловал, зато увлекался тем Бэкхёном из воспоминаний, и да, этим, что лежал в палате, тоже. Боже, так глупо! Но то, что Бэкхён хоть и перестал добиваться его внимания, но всё равно по инерции продолжал иногда Чондэ фотографировать, пожалуй, у Бэкхёна уже должен был целый склад снимков Чондэ, очень грело, не хуже Бэма и Бама по тоскливым зимним ночам.

А вот то, что лечение шло никак, Чондэ очень сильно раздражало. Он не мог вникнуть, что же случилось за эти годы. Воспоминания Бэкхёна действительно были яркими и увлекательными, его отношения с окружающими — по-своему привлекательными, даже постоянные подколки с Чанёлем. Не то чтобы Чондэ стремился избавиться от Бэкхёна, болтовня с ним скрашивала его рабочие дни, даже некая язвительность не отбивала у Чондэ желания нагло любоваться этим парнем. Чондэ даже подружился с часто приходящим Чанёлем и тоже вникал в болевые точки Бэкхёна, чтобы иметь шанс на достойную расправу за комментарии в свою сторону. Теперь Бэкхёна хотелось звать не иначе, как удачник и щёноча. Но из-за этого всего Чондэ начинал чувствовать, какой он на деле плохой врач, невнимательный человек. Чунмён утешал, что это не так, и Чондэ накручивает себя, не понимая очевидного, но того самого явного не выдавал. Это что, заговор такой? Потому что Чанёль умудрялся порой посматривать точно таким же я-всё-знаю взглядом хёна. Спелись на его бедную головушку.

У Чондэ была вечерняя смена сегодня, и он заглянул к спящему Бэкхёну, тот во сне действительно скулил, как щенок, но довольно тихо, приходилось прислушиваться. Чондэ это очень забавляло, вызывая волнами накатывающую нежность. Чондэ присел на его постель, убирая волосы с лица и поглаживая переносицу невесомо, будто Бэкхён его очередной кот, хотя, судя по морщащемуся, он был не согласен с данным мнением. Бэкхён был совершенно потрясающий, Чондэ уже не мог отрицать, что полностью в его власти. Вот только надо ли это было Бэкхёну теперь? Не притворится ли он, что это ему надо из охотничьего инстинкта, ведь Чондэ так долго его игнорировал, а тут и сам покорён? Бэкхён что-то пробормотал во сне, утыкаясь носом в бедро Чондэ, и обхватил его руками. Ох, Чондэ так попал. И тут он заметил валяющиеся на постели фотки его котов, что он днём приносил показать Бэкхёну. Он собрал их в аккуратную стопку, постукивая островатыми углами о пальцы, и его раньше никогда так не осеняло. И награду в номинации «Самый глупый человек года» выигрывает Ким Чондэ!

Бэкхён определённо обожал фотографировать всё, и самого Чондэ тоже. Почти после каждого их пересечения у него оставалось фото Чондэ. И они впервые столкнулись именно в тот год, после которого Бэкхён потерял память, а единственно, что достаточно долго вызывало у него непонимание и странные, горькие чувства — это Чондэ. Он звонил Чанёлю, как-то совсем позабыв, что сейчас второй час ночи, окрылённый своей догадкой.

— Чондэ, ты сдурел?

— Ох, Чанёль… прости, я забыл, что ты можешь спать.

— Ты представляешь, но люди иногда спят. Да-да, все, кто не Ким Чондэ.

— Чанёра, прости. Но я, кажется, знаю ключ к Бэкхёновской памяти! Ты можешь заехать к нему домой?

— Да, у меня есть ключи, но, надеюсь, не прямо сейчас?

— Можешь не сию секунду, — Чондэ рассмеялся, — Знаешь, ну… я в курсе, кто тот загадочный парень, который нравился Бэкхёну… не думал, что это уместно говорить, но это…

— Ты же?

— Что?!

— По-моему, это очевидно, ты даже сейчас ему приглянулся, может, не так сильно, как тогда, но я же вижу. Да и Чунмён-хён.

— Я с вами двумя ещё поговорю! Но сейчас не об этом, где-то у Бэкхёна есть мои фото. Тебе нужно найти немного мрачную, она снята в дождливый день, на ней я со спины в рубашке в горошек и с большим чёрным зонтом.

— Есть, сэр. А сейчас мне можно доспать?

— Сновидений, Чанёль.

Чондэ от нервного предвкушения не мог спать, но присутствовать при попытке возвращения памяти Бэкхёну побоялся, хватаясь за тренировку интернов в подключениях. От него этого точно не ожидали, интерны как-то даже позамерзали все будто в анимешке. Или это всё дёрганый вид сумасшедшего доктора? Но отказаться они бы всё равно не смогли от помощи Чондэ, с его-то показателями. Должно же сработать, да? Иначе он бросает свою докторскую практику.

— Чондэ?

— Сегодня ночью везде хорошо. Куда нам бежать? Куда нам уйти? Туда, где небо голубое и полно звёзд.

— О, я тоже знаю эту песню! В такое место, вот в такое. Эйо-эйо. Бежим, ещё немного. Думаю, мы почти на месте.

Чондэ вскочил, забывая, что не все датчики ещё сняли.

— Айщ…

Бэкхён тихо рассмеялся, опираясь на свой костыль, щурясь и смотря на Чондэ как-то не так, как в предыдущие дни.

Эпилог

Чондэ сонно щурился от солнечного света. Это чистой воды издевательство — светить ему прямо в глаз в такой чудесный выходной. Под боком шевельнулся Бэм, тоже возмущаясь таким поворотам во вселенной. Непростительно, фррр. Просыпаться они оба не собирались однозначно, ворочаясь, чтобы устроиться удобно заново. Чондэ сквозь дрёму расслышал тихий смешок, прежде чем его начали наглаживать по переносице тёплым пальцем. Чондэ расплылся в улыбке, не разлепляя глаз:

— Бэкхён-ааа, ты же не фотографируешь меня?

— Хэй, но ты сейчас вылитый кот, и такой уютный.

— У тебя уже, такое ощущение, тысячи моих фото, сколько можно? Ммм?

— Мне не бывает тебя много? — лукаво предположил Бэкхён до того, как его со смехом утащили в царство подушек и шерсти.

— Что, мой кот хочет утренних поцелуев? — Бэкхён звонко чмокнул его в нос.

— Почему я люблю тебя, такого вредного и противного?

— Это твоё наказание за то, сколько я тебя ждал. Будьте добры отплатить в полной мере, Ким Чондэ!

— Йа, я уже с процентами возвращаю, — Чондэ таки проснулся окончательно, рассматривая растрёпанного, невинного на вид Бэкхёна, без его привычного для улицы чувства стиля и ауры лоска. Медленно целуя каждый палец на схваченной руке, подбородок, кончик носа и губы. Это должно быть очень ленивое и сладкое утро.

— М, Чондэ-я… Чондэ, мы, кажется, отдавили Бому лапу, — рассмеялся Бэкхён прямо в шею Чондэ. Даже в собственной кровати с собственным любимым покоя нет, эх, что за дела?

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/2651518

Дата добавления: 2015-09-29