Наше третье шоу было незабываемым. Это было в клубе «Кэтэй де Гранде», который, в отличие от Зала Ритма, был реальным местом для живых концертов. Промоутером того вечера был человек сцены по имени Уайзата Кэмерон, который предложил нам двести долларов, что было практически вдвое больше нашего заработка от прошлого шоу. К сожалению, тем вечером в клубе было немного людей, может тридцать человек, но у нас была поддержка. Я встречался с прекрасной французской девушкой по имени Патриция, которая была среди зрителей вместе с девушкой Фли, Три и моим папой, который тоже пришёл посмотреть. Шоу было таким же волнующим, энергичным, взрывным и бесконтрольным, как и первые два. Мы сыграли четыре песни — две, которые у нас уже были, и две новые: Police Helicopter и Never Mind. В Never Mind мы смело опустили ряд других групп (Gap Band, Duran Duran, Soft Cell, Men at Work, Hall and Oates), говоря миру забыть о них, потому мы были теми, кого люди должны были любить тогда.
В один момент этого сета я пил пиво на сцене, спустился на пустой танцпол рядом со сценой и стал кружиться как вращающееся колесо с пивом в руках, поэтому каждый, кто был в радиусе десяти футом от меня, был облит. Между песнями тем вечером мы исполнили несколько а-капельных кричалок, которые мы взяли из песен школьного двора и лагеря. Хиллел рассказал нам одну, которая называлась Stranded (Сжатый), и мы придумали какую-то простецкую хореографию к этой песне. Мы поднимали руки вверх и пели:
Stranded, stranded, stranded on the toilet bowl
What do you do when you're stranded and there ain't nothing on the roll?
To prove you're a man, you must wipe with your hand
Stranded, stranded, stranded on the toilet bowl[19 - Сжатый, сжатый, сжатый на унитазеЧто ты делаешь, когда тебя поджимает, а на рулоне ничего нет?Чтобы доказать, что ты мужчина, ты должен подтереться своей рукойСжатый, сжатый, сжатый на унитазе (прим. пер.)]
Даже притом, что там было немного людей, всем понравилось шоу. Но в конце вечера Уайзата попытался сбежать. Я нашёл его и потребовал наши деньги, но он начал что-то мямлить о маленьком количестве людей.
— Это действительно плохо, но были гарантии, и как промоутер клуба ты берёшь на себя этот риск, — сказал я.
Он полез в карман и достал немного денег.
— Вот сорок долларов. Может, в следующий раз, когда мы сделаем шоу вместе, мы сможем восстановить баланс, — сказал он и заскочил в туалет, чтобы скрыться от меня.
Я рванул прямо за ним, и всё кончилось тем, что я схватил его и окунал в унитаз, выбивая любую наличность, которая у него была, хотя она и не соответствовала нужной сумме. Я просто не мог терпеть, когда разрывают сделку, а потом пробуют ускользнуть.
Ещё одним признаком того, что мы создали шумиху на сцене, было то, что о нас упомянули в разделе газеты Лос-Анджелес Уикли «L.A. Dee Dah», который был той социальной полосой, где отмечались события музыкальной сцены Лос-Анджелеса. Фли и я стали звёздами этой колонки сплетен, не потому что мы пытались, а из-за того, что мы были абсолютно сумасшедшими и тусовались каждый вечер до пяти утра в любом существующем андеграундном клубе. Когда о нас стали много упоминать, я был шокирован.
Одно из первых упоминаний обо мне было в маленькой статье, которая связывала меня с «бескомпромиссно авангардной немецкой певицей» Ниной Хаген. Я не особо много знал о Нине, когда встретил её на том шоу в Кэтэй, но я знал, что она очаровательная немецкая певица, у которой были местные поклонники на голливудской панк сцене. Мы всё ещё были за кулисами после шоу, когда Нина вошла в крошечную ванную-гримёрку и стала безумно смотреть на меня. Она отвела меня в сторону и начала разглагольствовать на этом сочном восточногерманском акценте о том, как сильно ей нравилась наша группа. Это переросло в «нострадамусовские» предсказания:
— Сейчас вы самая прекрасная группа в мире, которую я видела, и через пять лет весь мир узнает о вас, а через семь лет вы станете самой великой в мире группой.
Я отшучивался:
— Хорошо, леди, как вам угодно.
Но у неё был такой стиль и грация, и она была такой очаровательной, что я помню, как злилась Патриция, когда я получал всю эту любовь от немецкой девушки. Нина дала мне свой номер телефона, и я быстро дезертировал с корабля.
Я позвонил ей на следующий день, и она пригласила меня на завтрак. У неё был скромный, но милый домик с бассейном. У неё также была маленькая дочка по имени Косма Шива. Мы завтракали, и Нина была явно приверженцем более здоровой и органической кухни, чем я. В тот день мы много гуляли, и Нина рассказала мне о своей жизни в Восточной Германии и разных мужчинах, которые были в её жизни. О сумасшедшем героинщике, который был отцом её ребёнка, и о её новом парне, который уехал из города на месяц. Я находил её абсолютно интригующей, и она была настолько любящей, что мы начали безумной горячий роман с того дня и дальше. Это продолжалось около месяца, но мы остались хорошими друзьями, и она продолжала энергично поддерживать нашу музыку. Сразу после окончания нашего романа, она попросила нас с Фли написать песню для альбома, над которым работала, и мы сочинили What It Is?.
Тем временем мы непрерывно расширяли наш собственный репертуар. Одной из ранних песен, которые мы написали в доме на Лилэнд Уэй, была Green Heaven[20 - (англ.) Зеленые Небеса]. Я читал много книг о китах и дельфинах, и я всегда чётко знал о социальной несправедливости. В Лос-Анджелесе восьмидесятых среди полиции была распространена коррупция. И я начал писать песню, которая бы показала контраст между жизнью над водой и под водой. Я упоминал остатки времён Рейгана и сравнивал их с идиллическим Ла Шангри-Ла, тем, что происходило ниже уровня моря с животными, силу ума которых я считал равной нашей.
Из Green Heaven:
Here above land man has laid his plan
And yes it does include the Ku Klux Klan
We got a government so twisted and bent
Bombs, tanks and guns is how our money is spent..
Time now to take you to a different place
Where peace-loving whales flow through liquid outer space
Groovin' and glidin' as graceful as lace
Never losing touch with the ocean's embrace..
Back to the land of the policeman
Where he does whatever he says he can
Including hating you because you're a Jew
Or beating black ass that's nothing new[21 - Здесь на земле человек придумал планИ, да, это включает Ку Клукс КланНаше правительство такое кривое и согнутоеБомбы, танки и ружья — так тратятся наши деньгиНастало время отвести тебя в другое местоГде миролюбивые киты плывут через жидкий открытый космосДвигаются и скользят, изящные, как лентаНикогда не теряющие контакт с объятиями океанаА здесь на земле полицейскогоОн делает всё, что хочетНенавидит тебя, потому что ты еврейИли избивает чёрные задницы, что тоже не ново (прим. пер.)]
В итоге мы двадцать четыре часа писали Green Heaven, и она стала эпическим краеугольным камнем наших шоу. Хиллел придумал удивительное вступление с эффектом talk-box для песни: он устанавливал большую пластиковую трубку из его гитарных эффектов рядом с микрофоном. Затем он клал эту трубку в рот и играл на гитаре. Звуки из его гитары шли ему в рот, и, изменяя форму губ, он мог формировать слова из гитарного звука. Это было крайне психоделично, в искреннем смысле этого слова. Не поп-психоделика, не телевизионное неверное толкование психоделики, а реально сердечно-душевная психоделика путешествия в открытый космос.
Хотя эта лирика была политической, я никогда не считал Red Hot Chili Peppers социополитически ориентированной группой как, скажем, Dead Kennedys. Я просто чувствовал, что мы призваны создавать красоту, вызывать радость и смешить людей, а если лирика включала политические или социальные комментарии, то пусть будет так. Но мы никогда не были ответственны за то, чтобы быть U2 нашего поколения.
Даже при том, что мы теперь были группой, Фли всё ещё продолжал репетировать с Fear, а Хиллел и Джек с What Is This, и насчёт этого не было конфликтов. Мы рассматривали исполнение наших песен как весёлое занятие, а не как путь к карьере. Никто из парней не думал о том, чтобы бросать свою повседневную работу и заниматься Red Hot Chili Peppers, и это было нормально. Я был просто счастлив готовиться к нашему следующему шоу, потому что каждое было монументальным для меня. Я не мог спать в ночь накануне. Я лежал в кровати и думал о выступлении. А если я всё-таки засыпал, мне сразу начинало сниться шоу. Когда я просыпался, первой мыслью, которая приходила мне в голову, была: «Это вечер шоу! Сегодня вечером будет шоу!». И весь день был посвящён подготовке к концерту.
Вскоре после того, как Фли, Хиллел и я переехали жить вместе, Хиллел влюбился в новую девушку. Когда Хиллел влюблялся, он изчезал. Он твой лучший друг, он с тобой днём и ночью, но он влюбляется, и всё: увидимся в следующем году. А Фли и я тусовались по клубам, и мы всегда приходили в «Зеро», который переехал из Кахуэнги в отличное новое место рядом с Уилкокс и Голливудским Бульваром. В одну особенную ночь Фли и я приобрели немного китайского порошка и таблеток. Мы приняли наркотики, и это была уникальная комбинация. Нас пустили в «Зеро», и я начал чувствовать себя действительно хорошо и уверенно. Был ранний вечер, и людей в клубе было немного, но одна индейская девушка с алебастровой кожей и голубыми глазами всё ходила и ходила взад вперёд передо мной. Она была в старом комбинезоне без нижнего белья под ним, поэтому её грудь была видна практически со всех углов. Я не мог оторвать от неё глаз, и накинулся на неё с уверенностью от химикатов, которые гнали через мой мозг, и сказал: «Привет!». Она сказала: «Привет!», и начала тереться об меня как кошка на жаре. Мы немедленно пошли к лестнице и направились на крышу, но мы так туда и не добрались.
Она сорвала с себя одежду, упала на пол, и мы начали заниматься сексом. Я даже не знал её имени, но я знал, что она хотела трахаться. И я был полностью готов начать это, когда она развернулась, взяла мой член и ввела его себе прямо в задницу. Это не было как в порно, она очень нежно к этому относилась, но она хотела именно так. Мы наслаждались этим несколько минут, когда этот огромный идиот вышибала поднялся по лестнице и вмешался. Позже она сказала мне, что он слишком резко отреагировал, потому что она ему нравилась. А она никогда не давала ему возможности, но какой бы ни была причина, он сбросил нас с лестницы.
Она предложила пойти к ней домой в двух кварталах оттуда. К тому времени она сказала мне своё имя, Джермэйн, и что она жила в семиэтажном квартирном доме. Когда мы зашли в лифт, вместо того, чтобы подниматься в её квартиру, мы поехали прямо на крышу, где занимались сексом всю ночь напролёт. Я был всё ещё под кайфом от героина, поэтому всё это время я не мог кончить. Когда солнце начало всходить, она села на архаичный механизм лифта, и мы начали следующий раунд нашего общения. Я всё продолжал и взял другой ритм, рассвело, и она стала кричать. Как раз тогда кто-то нажал на кнопку лифта, электричество начало проходить по этому старому механизму, детали заработали, моторы загрохотали, и я, наконец, кончил. Это было драматичной концовкой сюрреалистичной ночи. Я пожелал ей спокойной ночи и побежал сквозь рассвет прямо домой, уверенный в том, что жизнь хороша. И хотя тот сволочной вышибала пробовал навсегда вышибить меня из клуба, его владелец Джон Почна усмирил его, и я проводил там ещё много приятных ночей, таких, как та с Джермэйн.
Спустя пару месяцев после того, как наша группа начала выступать, мы решили сделать демо-запись наших песен. Мы назначили Спит Стикса (Spit Stix), барабанщика Fear, звукорежиссером нашей записи, и на три часа арендовали звукозаписывающую студию «Дыра в стене» на Голливудском бульваре. Чтобы дать вам представление о том уровне профессионализма, о котором здесь идёт речь, стоит сказать, что весь бюджет составлял триста долларов. И это включало время на студии, инженера и плёнку. По некоторым причинам только у меня на той неделе были деньги, поэтому я с радостью отдал их на пользу дела.
Те демо-сессии безусловно были самыми продуктивными и вдохновенными, какие у нас только были. За последние двадцать лет мы никогда не чувствовали момента, который был бы более волшебным и исключительным. Мы поймали нашу волну. Всё было записано за один дубль, и всё было идеально. Мы закончили наши шесть песен так быстро, что у нас ещё оставалось время записать а-капельные кричалки, чего мы не планировали.
Мы вышли оттуда с главной плёнкой и несколькими кассетными дубликатами. Когда мы пришли домой и послушали музыку, мы были в шоке. Люди всегда говорили, что мы концертная группа, которая никогда не может всё перенести на плёнку. А теперь у нас было доказательство — запись была полным дерьмом. Фли и я взяли кассеты, написали свои имена на пластиковых кейсах и начали ходить повсюду, чтобы получить приглашение сыграть где-нибудь. Мы даже и не думали о заключении контракта на запись. Для меня весь процесс делился на две части. Ты пишешь и репетируешь песни, а потом ты играешь концерты. А мы хотели играть на всё больших и больших концертах.
Мы также хотели распространить славу о Chili Peppers в Нью-Йорке. Спустя где-то неделю после записи плёнки наш друг Пит Уайс предложил отвести нас туда. Пит был коренным лос-анджелесцем, который познакомился с Фли на съёмках фильма Пригород (Suburbia). Это фильм о панк-рок сцене в Лос-Анджелес, где снимался Фли. Пит отлично заводил толпу, был музыкантом и крутящимся повсюду человеком Возрождения, который был на полтора года старше нас. У него была квартира на первом этаже в Голливуде, которая стала клубом на дому для нас. У него также была красивая старая американская машина, на которой мы ездили к пляжу или просто разъезжали по округе, куря траву и цепляя девушек.
Пит работал на сценариста Пола Шрэйдера, который переезжал в Нью-Йорк и нанял Пита отвезти огромный грузовик райдер наполненный его вещами на новую квартиру на Пятой Авеню. Фли и я зацепились за шанс. У нас было наше секретное оружие, наша кассета, и мы представляли, как будем ставить её людям в Нью-Йорке. Когда они услышат весь её блеск, двери откроются, моря разойдутся, а люди будут танцевать на улице. Для нас не было сомнения, что нас пригласят играть в каждый клуб Нью-Йорка.
Наш хороший друг Фэб также присоединился к поездке, что было отлично для меня, потому что где-то в калифорнийской пустыне он подошёл ко мне с хитрым видом и сказал, что у него было немного героина. Мы приняли этот китайский порошок и получили хороший кайф. Исключая несколько стычек с сумасшедшими водителями грузовиков, поездка прошла без инцидентов. Пит высадил нас в Сохо, а потом поехал обратно на Пятую Авеню, чтобы разгрузить багаж Пола. Нам с Фли не терпелось показать кому-нибудь нашу запись, но предстояло решить проблему проживания. Нам негде было остановиться, но Фэб знал двух моделей, которые жили на улице Брум. И когда мы подошли к их дому, он сказал:
— Я остаюсь с этими двумя моделями, но я точно не могу привести вас, парни.
— О'кей, но что если мы просто зайдём помыться и всё такое? — предложил я.
Мы зашли к ним и в итоге полностью переехали. Четыре дня подряд эти прекрасные модели постоянно выгоняли Фли и меня из своих постелей и спален. Мы были пиявками.
Мы занялись тем, что давали разным работникам клубов нашу запись. Конечно, у нас не было никаких знакомых или тактики. Мы шли в клуб и спрашивали менеджера. Они указывали на его офис, мы шли прямо туда, включали нашу плёнку и дико танцевали под свою собственную музыку, крича, чтобы продать себя. Единственная проблема была в том, что никто не покупал. Самый тёплый приём нам оказал один курящий сигары итальянский жеребец, который управлял клубом «Зал Мяты». Он дал нам несколько минут. А большинство людей указывали нам на дверь и говорили: «Валите отсюда на хрен со свой плёнкой». После нескольких отказов, я мог сказать, что это было плохим способом наняться для концертов в клуб.
Поэтому Фли и я провели день, посещая достопримечательности. Мы пошли в Центральный Парк, сели на скамейку, вставили плёнку в бум-бокс и включили нашу музыку. Мы хотели, чтобы хотя бы кто-то узнал, что мы сделали эту грёбанную запись. Мы получили много презрительных взглядов от людей, которые думали, что мы ужасно неприятные, и что мы слишком громко включили музыку. Но удивительно, что каждый ребёнок, который был в пределах слышимости, полностью отрывался под неё. Это было интересно. Когда мы вернулись в Лос-Анджелес, мы написали песню Baby Appeal, и она стала основой нашего раннего творчества.
Почти сразу после того, как мы вернулись из Нью-Йорка, Хиллел переехал жить к своей девушке. Нужно было платить аренду, а у нас с Фли было по примерно двести баксов у каждого. У нас был выбор: наскрести вместе достаточно денег, чтобы заплатить арендную плату за следующий месяц, или пойти и купить кожаные куртки отличного качества, абсолютно требуемый этикетом каждого уважающего себя панка предмет. И мы направились на Мелроуз Авеню, который становился центром клёвой старой одежды. Там был парень из Нью-Йорка по имени Дэнни, который недавно открыл маленький магазин с серией отличных старинных кожаных курток а-ля Джеймс Дин.
Мы с Фли выбрали идеальные куртки, но когда мы пошли их покупать, оказалось, что Дэнни установил на них астрономические цены. По меньшей мере на сто долларов больше, чем было у каждого из нас.
— Послушай, у меня сто пятьдесят, а у моего друга сто семьдесят. Так почему бы тебе ни продать нам куртки за эти деньги? — предложил я.
— Ты с ума сошёл? Проваливай из моего магазина, — закричал он.
Но, увидев эти куртки, мы не могли и думать о том, что их у нас не будет, поэтому предложил пикетировать магазин. Мы написали плакаты с надписями: НЕЧЕСТНЫЙ БИЗНЕС, ДЭННИ — ЖАДНЫЙ МОНСТР. Я полагал, что он будет удивлён путями, какими мы идём, чтобы получить эти куртки. Мы начали расхаживать вокруг его магазина с нашими плакатами, Дэнни выбежал.
— Какого хрена вы, маленькие панки, делаете? Валите отсюда, пока я не разбил эти плакаты вам об головы, — орал он.
Я поймал себя на мысли, что обнаружил нотку развлечения в его голосе, поэтому я придумал другой план. Мы организуем голодовку у его магазина и не закончим её до тех пор, пока он не согласится продать нам те куртки. Мы вернулись и легли на тротуар.
Дэнни выбежал, чтобы противостоять нам:
— Теперь что?.
— Это голодовка. Мы не будем двигаться, есть и пить, пока ты не отдашь нам те куртки, — сказал я.
— О Господи, парни. Сколько у вас денег? — спросил он.
Мы, наконец, победили его. Он завёл нас внутрь и попытался склонить к более дешёвым курткам, но мы не сдавались и отдали ему все наши деньги за те две прекрасные куртки.
Позже тем же днём мы гордо шли по Голливудскому Бульвару в совершенно новых куртках, не осознавая той иронии, что мы были в самой горячей панк-фанк группе Лос-Анджелеса, но не имели жилья и денег. И в этот момент к нам подошёл этот безумный, длинноволосый, похожий на книжного червя, панк в очках и сказал: «Эй, парни, вы ведь играете в Red Hot Chili Peppers!». Он видел Фли однажды вечером, когда работал диджеем в клубе и крутил пластинку Defunkt. Фли запрыгнул в его будку и выключил громкость, потому что ему казалось, что этот парень крутил не ту сторону.
Его звали Боб Форрест, и кроме случайной работы диджея, он также управлял клубом «Воскресенье», который был одним из самых горячих мест для живых выступлений. Боб спросил нас, как дела, и мы рассказали ему нашу горестную историю о новых куртках и отсутствии дома.
— Это сумасшествие. Полчаса назад моя жена навсегда ушла от меня, — сказал он, — если хотите, парни, вы можете остановиться у меня.
Форрест жил на третьем этаже классического квартирного дома, который назывался Ла Лейенда, который раньше был довольно хорошим, особенно до притока туда панк-рокеров. У него была квартира с одной спальней, заполненная до краёв тоннами книг и пластинок. Фли устроился в гостиной, а я занял уголок на кухне.
Боб ходил в колледж несколько лет, до того, как бросил учёбу. Он работал в книжном магазине за минимальную зарплату, когда мы встретили его. Но эта работа стала отличным источником дохода для нас, потому что старые книги хорошо продавались. Фли и я шли и крали книги из частных коллекций или библиотек. Стопка книг стоила десять долларов, а на десять долларов мы могли купить наркотики, принять их и получить кайф. Мы обычно покупали кокаин, который был неподходящим наркотиком, если у тебя было немного денег, потому что в следующую же минуту после того, как он заканчивается, хочется ещё. Но мы бежали обратно домой к Бобу, высыпали кокаин в стакан, добавляли необходимое количество воды, втягивали это в шприцы и принимали жидкий кокаин. Мы делали так пару раз, пока он не закончился. Потом мы валились на пол, чувствовали себя порванными и разрушенными. Мы бежали в клуб «Зеро», чтобы залить боль алкоголем, найти девушку, чтобы заглушить боль или найти ещё немного кокаина.
Тем летом у нас появился надёжный поставщик спида, парень со Среднего Востока, который владел репетиционной базой. Мы начали принимать спид, и это намного отличалось от кокаина. Кокаин даёт чистые ультра-эйфорийные, слишком хорошие, чтобы быть правдой ощущения на три минуты. Уши звенят, челюсти раскрываются, и эти три минуты ты чувствуешь себя полностью одним целым с вселенной. Спид намного более грязный, менее эйфорийный и чуть больше затрагивает физическую сторону. Каждый дюйм кожи начинает покалывать и превращается в кожу цыплёнка.
Мы начали уходить втроём в эти спидовые загулы, мы не спали целыми днями, играя всякую фигню. Мы даже организовали группу вместе, The La Leyenda Tweakers. Я сожалею, что мы решили сыграть за пределами нашей квартиры. Во время шоу мы были под сильным кайфом от спидов, поэтому напоминали трёх пациентов психиатра. В Лос-Анджелес Уикли появился первый плохой обзор о нас. Мы знали, что наносили ущерб нашим телам, но были в таком сильном бреду, что думали, если просто будем есть арбузы, то это очистит и наши тела и души от этой отвратительной химической пытки, которую мы были неспособны остановить. Мы покупали арбузы в огромных количествах, возвращались обратно домой и резали каждый на три части. Когда мы доедали арбуз, мы шли на крышу Ла Лейенды, проводили церемонию сброса этих больших арбузных корок и смотрели, как они разбивались внизу на парковке. Потом мы шли и пробовали поспать, затем просыпались и начинали всё заново. Однажды в середине июля мы смогли взять себя в руки и сыграть на концерте, который станет легендарным для Chili Peppers. Мы были хедлайнерами в клубе «Кит Кэт», который был классическим стрип-клубом, который проводил рок концерты. Мы все вчетвером упорно трудились, чтобы подготовиться к шоу. По просьбе Хиллела мы сделали кавер на Fire Джимми Хендрикса. Мы пришли в клуб тем вечером, и они дали нам огромную гримёрку, которую обычно использовали стриптизёрши. Я убедился, что всё было в порядке с лирикой, и написал сетлист. Я взял на себя эту ответственность в ранние годы группы. У нас был особый дополнительный сюрприз тем вечером. Так как мы играли в стрип-клубе, и на сцене с нами танцевали девушки, то мы решили, что подходящим выходом на бис будет выйти голыми, только с длинными спортивными носками, надетыми на причинные места. До этого мы уже играли без футболок и осознали силу и красоту наготы на сцене.
Я придумал использовать носки, потому что когда жил с Донди Бастоном, у него была покупательница травы, которая серьёзно влюбилась в меня. Она была симпатичная, но я сопротивлялся её поползновениям, которые включали посланные мне ошеломительные открытки со вложенными линейками для измерения члена и даже фотографиями, где она делала минет какому-нибудь моряку. Однажды она пришла ко мне домой, и я решил открыть дверь полностью голым, кроме носка, надетого на член и яйца.
Мы были в отличном настроении для игры. Наше взаимодействие становилось лучше и лучше. Прежде наши шоу были одним большим фейерверком от начала до конца; теперь мы начали развивать различную динамику на сцене. За десять минут до начала концерта кто-то принёс косяк. Мы никогда не курили траву перед шоу, но мы передали его по кругу и затянулись, даже Джек. Как только меня забрало от травы, меня охватила паранойя и страх, что весь этот тяжёлый труд и отличные чувства могли легко разрушиться из-за кайфа от травы. Хиллел и Фли начали чувствовать себя так же. Я пробежался по кварталу, чтобы освежить голову, и это сработало. Мы должны были играть после фантастического выступления анархически выглядящих эксцентричных умников, которые назывались Roid Rogers and the Whirling Butt Cherries[22 - Ройд Роджерс и Вертлявые Вишневые Задницы.]. Но это только заставляло меня идти выше, потому что я хотел показать всем, что мы были сильнее. Мы отлично выступили тем вечером, мы просто вопили. Джек и Фли были в отличной связке, и Хиллел был в другом измерении. У меня был отличный вокальный монитор, поэтому я хорошо себя слышал, что не всегда было так на наших шоу. Мы закончили сет и побежали за кулисы, и мы все немного волновались. Джек хихикал, потому что, когда он нервничал, он просто начинал смеяться.
Когда мы вернулись на сцену в одних только носках, зрители внятно и громко вздохнули. Нас ни на минуту не остановил этот коллективный шок, который испытывала толпа. Мы начали играть Fire, а наша подруга Элисон По По пробилась к переднему ряду и стала хвататься за мой носок. Я был сфокусирован на песне и на моём выступлении, но другая часть моего мозга начала говорить мне, сколько между моим носком и той точкой, где она могла достать его. Когда я увидел группу наших друзей, которые рванулись к сцене и хватались за носки, я ощутил полное чувство свободы и силы. Ты молод и ещё не утомлён, поэтому идея обнажённым играть эту прекрасную музыку со своими лучшими друзьями и производить в момент обнажения так много энергии и любви, просто великолепна. Но ты не просто обнажён, у тебя также есть огромный образ фаллоса, работающий на тебя. Это были длинные носки. Обычно, когда играешь, член находится в защитном положении, поэтому ты не напряжён, расслаблен и спокоен. Ты более собран, как будто на матче по боксу. Поэтому иметь дополнение в виде носка было отличным чувством. Но мы никогда не думали, что эти носки станут символом, который ассоциируется с нами. Мы никогда не думали об этом в том ключе, что мы сделаем это ещё раз, и промоутеры захотят добавить к нашим контрактам райдеры с носками, чтобы убедиться в том, что мы сделаем это и на их сцене. Это оставило более продолжительное впечатление, чем мы предполагали.
Одним человеком, кто был реально впечатлён, был тридцатилетний менеджер по имени Линди Гоэтц. Линди работал промоутером в звукозаписывающей компании MCA и был менеджером The Ohio Players, одной из наших любимых групп. Фли и я собрали достаточно денег, чтобы доехать до Вэлли, где находились офисы Линди. Ростом пять футов и шесть дюймов, он был напористым усатым еврейским парнем из Бруклина, который как-то переехал в Лос-Анджелес в поздних шестидесятых. Тем днём мы покурили немного травы, приняли две дорожки кокаина и рассказывали друг другу истории. Я не думаю, что мы это понимали тогда, но Линди был в кризисе от своих мотовских «плати всем подряд» дней. Он был менеджером The Ohio Players, но это было тогда, когда их карьера шла под откос.
Он пытался сохранить лицо и видимость того, что дела идут, но счета не были оплачены, и деньги не приходили. Линди казался приятным парнем, даже притом, что он работал с некоторыми кошмарными однодневками. После нашего долгого разговора, мы с Фли попросили минуту, чтобы посовещаться.
— Давай спросим его, отведёт ли он нас на ланч, — сказал Фли, — если отведёт, мы заключим контракт.
Мы вернулись.
— О'кей, если ты возьмёшь нас в китайский ресторан прямо сейчас, то ты можешь быть нашим менеджером, — сказал я.
Мы получили свинину Му Шу и нового менеджера. А также абонемент на еду. Следующие несколько месяцев мы просыпались и думали: «Что на ланч? Ничего? Пойдём, навестим Линди». Он жил в шикарном квартирном доме в Западном Голливуде и был женат на девушке из Атланты по имени Пэтти. Одним приятным вечером мы приняли немного кокаина, покурили травы и говорили о будущем. Линди сказал, что его первой задачей было найти нам контракт на запись, о чём я вообще ничего не знал. Это казалось крутой и волнующей вещью. Я думал, как раз это и делают группы, но я абсолютно ничего не знал о создании записи.
Если мы собирались попробовать заключить контракт на запись, нам нужен был юрист. Кто-то дал нам рекомендацию на парня по имени Эрик Гринспен. Мы пошли в его юридическую фирму, которая находилась в богатом здании на Бульваре Уилшир. Когда мы вошли в прихожую, мы думали, что оказались в Храме Мормонов. Эта фирма представляла и Израиль и Египет. Мы поднялись на лифте на этаж Эрика, а затем подошли к даме в приёмной.
— Мы Red Hot Chili Peppers, пришли встретиться с Эриком Гринспеном, — сказал я.
— Ну, я даже не знаю, позвольте мне… — она казалась озадаченной.
По какой-то неизвестной причине мы решили ошарашить её. Мы развернулись, крикнули:
— Мы Red Hot Chili Peppers, чёрт возьми, и мы хотим увидеть Эрика! — и сняли штаны. Прямо в тот момент выбежал Эрик и пригласил нас в свой офис. У него на стенах были отличные картины Гэри Пэнтера. Он сказал, что работал с Гэри, а также с некоторыми регги исполнителями, такими как Burning Spear.
Я начал прямо в лоб:
— У нас нет контракта на запись, у нас нет денег. У нас есть только менеджер, и нам нужен юрист.
Эрик даже не вздрогнул:
— О'кей, я буду вашим юристом, вам не нужно мне платить, пока вы не заработаете реальных денег, и потом мы сможем заключить стандартную пятипроцентную сделку.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |