Гарри Поттер и Кубок Огня 2 страница

Немедленно в голове у него зазвучал голос Гермионы Грэйнджер — пронзительный и испуганный:

— Твой шрам заболел? Гарри, это очень серьезно... На­пиши профессору Дамблдору! А я пойду и посмотрю в «Обычных магических болезнях и недомоганиях». Воз­можно, там найдется что-то о шрамах от проклятий...

Да, таков был бы совет Гермионы — обратиться пря­мо к директору Хогвартса, а тем временем покопаться в справочнике. Гарри посмотрел в окно, на чернильно-синее небо. Он очень сомневался, что какая-нибудь книга может ему помочь. Насколько ему известно, он един­ственный человек, уцелевший после подобного заклятия; поэтому вряд ли можно отыскать его симптомы в «Обыч­ных магических болезнях». А что до идеи сообщить ди­ректору, то у Гарри не было ни малейшего представле­ния, где Дамблдор проводит летние каникулы. На мину­ту он даже развеселился, представив себе Дамблдора с его огромной серебряной бородой, в длиннополой мантии волшебника и островерхой шляпе, растянувшегося где-­то на пляже и натирающего кремом для загара длинный крючковатый нос. Хотя, конечно, где бы ни был Дамблдор, Букля его найдет, в этом Гарри не сомневался — его сова ни разу еще ничего не напутала, доставляя письма — даже те, на которых не было адреса. Вопрос в другом: что написать?

Дорогой профессор Дамблдор, простите за беспокой­ство, но сегодня утром у меня заболел шрам.

Искренне ваш Гарри Поттер

Даже вообразить глупо такие слова.

Тогда Гарри представил себе совет своего второго луч­шего друга — Рона Уизли. Перед его мысленным взором тут же всплыла носатая веснушчатая физиономия Рона с самым озадаченным выражением.

— Твой шрам разболелся? Но... Сам-Знаешь-Кто не мо­жет быть поблизости, верно? Я хочу сказать... ну, ты бы сра­зу узнал, правда? Он бы наверняка напал на тебя еще раз, ведь так? Не знаю, Гарри, может, шрамы от проклятий все­гда немного побаливают... Спрошу у папы...

Мистер Уизли был весьма образованный волшебник. Он работал в Министерстве магии в Отделе по борьбе с противозаконным использованием изобретений маглов, но по части заклятий, насколько понимал Гарри, осо­бым специалистом не был. В любом случае Гарри вовсе не улыбалась мысль оповещать все семейство Уизли о том, что он так перепугался из-за минутной боли. Мис­сис Уизли разволнуется еще хуже, чем Гермиона, а Фред и Джордж, шестнадцатилетние братья-близнецы, запро­сто подумают, что у Гарри разыгрались нервы. Гарри лю­бил семью Уизли больше всего на свете, он надеялся, что они пригласят его погостить — Рон говорил об этом и связи с Чемпионатом мира по квиддичу, — и Гарри вовсе не желал, чтобы его пребывание в этом доме омрачалось­ тревожными расспросами о шраме.

Он потер лоб костяшками пальцев. На самом деле ему хотелось (в чем он стеснялся признаться даже самому себе) иметь хоть кого-то наподобие родителей — взрос­лого волшебника, у которого можно было бы спросить совета, не боясь при этом выглядеть идиотом, кого-то, кто поддержал бы его и разбирался в черной магии...

И тут к нему явилось решение. Такое простое, такое очевидное, что было даже непонятно, о чем он мог ду­мать так долго — Сириус.

Гарри соскочил с кровати и бросился к столу, развер­нул кусок пергамента, окунул в чернила орлиное перо, вывел: «Дорогой Сириус!» — и остановился, призадумав­шись, как лучше изложить свою проблему, и все еще удив­ляясь тому, что мысль о Сириусе сразу не пришла в голо­ву. Но с другой стороны, чему удивляться — как-никак, он всего два месяца назад узнал, что Сириус — его крест­ный отец. Причина, по которой Сириус так долго не по­являлся в жизни Гарри, была проста — до недавних пор он сидел в Азкабане, ужасающей тюрьме для волшебни­ков. Ее охраняют дементоры — незрячие, высасывающие душу демоны, и они явились разыскивать Сириуса в Хогвартс, когда он сбежал. Но Сириус был невиновен. Убий­ства, за которые его осудили, совершил Хвост — пособ­ник Волан-де-Морта, которого все считали погибшим. Гарри, Рон и Гермиона знали, что это не так, — в прошлом году они лицом к лицу столкнулись с живым Хвостом. Увы, поверил им только профессор Дамблдор.

Этим же летом был чудесный момент, когда Гарри уже поверил, что наконец-то уедет от Дурслей — Сириус предложил переселиться к нему, поскольку его доброе имя восстановлено. Но надежды не сбылись — они не сумели доставить Хвоста в Министерство магии, тот ухитрился улизнуть, и Сириусу пришлось скрыться, что­бы спасти свою жизнь. С помощью Гарри он улетел на спине гиппогрифа по имени Клювокрыл и с тех пор в бе­гах. Но мысль о доме, который мог бы у него быть, сумей они изловить Хвоста, преследовала Гарри все лето. Было вдвойне тяжело возвращаться к Дурслям, зная, как близ­ка была возможность покинуть их навсегда.

Но все же Сириус помогал Гарри, даже не будучи рядом. Только благодаря Сириусу Гарри мог отныне держать у себя в спальне волшебные школьные принадлежности — Дурсли никогда раньше этого не позволяли. Неуемное стрем­ление отравить, насколько возможно, жизнь Гарри соче­талось у них со страхом перед его способностями, и это заставляло их каждое лето запирать чемодан с его школьными вещами в чулан под лестницей. Однако они по­спешно изменили позицию, узнав, что крестный отец Гарри — опаснейший убийца. Гарри тактично забыл со­общить им, что Сириус ни в чем не виновен.

От Сириуса пришло уже два письма. Оба принесли не совы (как принято у волшебников), а большие яркие тропические птицы. Букля неодобрительно отнеслась к эк­зотическим пришельцам и весьма неохотно позволила им напиться из своей миски перед обратной дорогой. Гарри же, напротив, был им очень рад — в его воображе­нии сразу возникли пальмы и белый песчаный пляж. Гар­ри надеялся, что где бы Сириус ни находился (тот никог­да об этом не писал — на случай, если письмо перехва­тят), он хорошо проводит время. Почему-то с трудом можно было представить себе дементоров, способных долго продержаться на солнцепеке — возможно, поэто­му Сириус и подался на юг. Его письма, которые теперь спрятаны под чрезвычайно удобно поднимающейся половицей под кроватью, были очень бодрыми и в обоих он напоминал, чтобы Гарри обращался к нему, когда бы потребовалось. Что же, вот и потребовалось...

Свет лампы начал тускнеть в лучах холодного серого рассвета, вползавшего в спальню. Когда поднялось солнце и окрасило золотом стены, а из комнаты дяди Вернона и тети Петуньи послышалась невнятная возня, Гарри выбросил в корзину скомканные куски пергамента и перечитал окончательный вариант письма.

Дорогой Сириус!

Спасибо за последнее письмо. Эта птица была та­кой большой, что с трудом пролезла в мое окно.

Дела идут как обычно. У Дадли ничего не выходит с диетой, вчера моя тетка застукала его, когда он пы­тался тайком пронести к себе пончики. Ему пригрози­ли, что урежут карманные расходы, если он будет так себя вести, отчего он совершенно рассвирепел и выки­нул в окно свою игровую приставку. Это такая штука вроде компьютера для игр. На самом деле глупая выход­ка — теперь у него нет даже «Суперкостоломки. Часть третья», чтобы отвлечься от неприятностей.

У меня все в порядке — в основном из-за того, что Дур­ели страшно боятся, что ты можешь вдруг нагрянуть и по моей просьбе превратить их всех в летучих мышей.

Правда, сегодня утром произошла одна непонятная вещь. Мой шрам разболелся снова. Прошлый раз это про­изошло потому, что Волан-де-Морт был в Хогвартсе. Но, думаю, он сейчас не может быть где-то неподалеку от меня. Ты не слышал, шрамы от заклятий болят мно­го лет спустя?

Я отправлю это письмо с Буклей, когда она вернется, — сейчас она на охоте. Передай от меня привет Клюву.

Гарри

Да, подумал Гарри, это то, что надо. Никаких намеков на его сон, он не хочет показаться уж слишком напуган­ным. Гарри свернул пергамент и положил на край стола — все готово, надо лишь дождаться возвращения Букли. Он поднялся на ноги, потянулся, снова открыл шкаф и, даже не взглянув на отражение, стал одеваться к завтраку.

Глава 3 ПРИГЛАШЕНИЕ

Когда Гарри спустился на кухню, все трое Дурслей ей уже сидели за столом и даже не подняли на него глаз. Дядя Вернон загородил широкую багровую физиономию ут­ренним выпуском «Дейли Мэйл», а тетя Петунья сосре­доточенно резала грейпфрут на четыре части, скрыв ло­шадиные зубы за поджатыми губами.

Дадли выглядел рассерженным, угрюмым и, казалось, еще больше раздулся. Это кое-что значило, если учесть, что он и без того обычно занимал собой целую сторону квадратного стола. Тетя Петунья положила ему в тарелку четверть неподслащенного грейпфрута, боязливо про­ворковав: «Это тебе, Дадли, милый», на что он только злоб­но посмотрел на нее. В его жизни произошли крутые и очень неприятные перемены с того дня, как он принес домой годовой табель успеваемости.

Как всегда, дядя Вернон и тетя Петунья старались най­ти оправдания его скверным оценкам: тетя Петунья ут­верждала, что Дадли — очень одаренный мальчик, но требует особого подхода; дядя Вернон держался другой линии — ему «не нужен сын неженка и зубрила». Столь же деликатно они касались обвинений в хулиганстве, записанных в табеле. «Он шумный маленький мальчик, но и мухи не обидит!» — восклицала тетя Петунья со сле­зой в голосе.

Однако в конце табеля было несколько вежливых за­мечаний школьной медсестры, которым даже дядя Вер-нон и тетя Петунья не могли найти оправданий. Сколько бы тетя Петунья ни причитала, что Дадли крупный маль­чик со здоровым детским жирком и что растущему орга­низму необходимо много еды, факт оставался фактом — у поставщика школьной формы уже не было бриджей до­статочно большого размера. Острый глаз тети Петуньи различал неуловимый отпечаток пальца на ее сверкающих чистотой стенах и насквозь видел соседей, но отказывал­ся замечать то, что было очевидно школьной медсестре: без всякого дополнительного питания Дадли разнесло до размеров молодого кита из породы косаток-убийц.

И вот — после многих скандалов, где в ход шли такие веские аргументы, что от них дрожал пол в спальне у Гар­ри, и потоков слез, пролитых тетей Петуньей, — был объявлен новый режим. Диетическая программа, при­сланная медсестрой школы «Воннингс», была прикреп­лена к холодильнику, из которого убрали все, что обо­жал Дадли, — газировку и пирожные, шоколадки и бургеры. И вместо этого наполнили овощами, фруктами и зеленью — «кроличьей едой», как выразился дядя Вернон. Чтобы умилостивить Дадли, тетя Петунья настояла, что­бы и вся семья села на ту же диету. Поэтому Гарри тоже получил свою четвертинку грейпфрута. Она была намно­го меньше, чем у Дадли. Тетя Петунья явно считала, что лучший путь поддержать моральный дух Дадли — это уверить его в том, что еды у него, во всяком случае, боль­ше, чем у Гарри.

Но тете Петунье было невдомек, что спрятано под все той же поднимающейся половицей в комнате наверху; у нее и мысли не возникало, что Гарри вовсе не собирает­ся следовать диете. Сообразив, что ему грозит все лето просидеть на одной моркови, он сразу послал к друзьям Буклю с призывом о помощи. И те, к их чести, не пожале­ли усилий. Из дома Гермионы сова вернулась с большу­щей коробкой печенья без сахара (родители Гермионы были стоматологи). Хагрид, хогвартский лесничий, не пожалел целого мешка твердокаменных кексов собствен­ного приготовления (к ним Гарри не притронулся — слишком велик был его опыт по части стряпни Хагрида). Миссис Уизли прислала их семейную сову, Стрелку, с чудовищных размеров тортом и пачкой пастилы. Бедня­га Стрелка была уже в преклонном возрасте и целых пять дней приходила в себя после такого путешествия. А на день рождения (который для Дурслей просто не суще­ствовал), Гарри получил сразу четыре великолепных тор­та — от Рона, Гермионы, Хагрида и Сириуса. У него и сей­час еще оставались два и поэтому, предвкушая роскош­ный завтрак, который он себе устроит наверху, Гарри беспечально взялся за свой грейпфрут.

Неодобрительно хмыкнув, дядя Вернон отложил га­зету и хмуро уставился на собственную четвертинку грейпфрута.

— И что это? — проворчал он.

Тетя Петунья строго взглянула на него, кивком указав на Дадли, который уже прикончил свою часть и мрачно смотрел в тарелку Гарри маленькими поросячьими глаз­ками.

Дядя Вернон обреченно вздохнул, взъерошив боль­шие густые усы, и взял ложку.

В дверь позвонили. Дядя Вернон поднялся с кресла и вошел в прихожую. С быстротой молнии, пока мать была занята чайником, Дадли стащил остаток отцовского грейпфрута.

Из прихожей донеслись звуки разговора, чей-то смех, и затем отрывистый ответ дяди Вернона. Парадная дверь захлопнулась, и послышался треск разрываемой бумаги.

Тетя Петунья поставила на стол заварной чайник и недоуменно оглянулась: где это дядя Вернон? Минуту спу­стя он вернулся, красный от злости.

— Ты! — рявкнул он на Гарри. — В гостиную, живо!

Сбитый с толку и ломая голову над тем, в каких гре­хах его подозревают на этот раз, Гарри встал и вслед за дядей Верноном пошел в соседнюю комнату.

— Итак. — Дядя Верной со стуком закрыл за ними дверь, твердым шагом дошел до камина и повернулся к Гарри с таким видом, словно собирался объявить ему, что он арестован. — Итак.

Гарри так и подмывало спросить: «Итак что?» — но он счел, что не стоит подвергать характер дяди Вернона такому испытанию с утра пораньше, учитывая, что его нрав и без того ожесточен голодным пайком. По­этому Гарри решил принять вид вежливой озадаченно­сти.

— Это только что принесли, — сказал дядя Вернон. Он угрожающе помахал перед Гарри исписанным лист­ком сиреневой бумаги. — Письмо. Насчет тебя.

Гарри растерялся еще больше. Кто мог написать о нем дяде Вернону? Да еще прислать письмо по обычной по­чте?

Дядя Вернон свирепо взглянул на Гарри и стал читать вслух:

— «Дорогие мистер и миссис Дурсли!

Мы с Вами незнакомы, но я не сомневаюсь, что Вы немало слышали от Гарри о моем сыне Роне.

Как Гарри Вам, возможно, рассказывал, финал Кубка мира по квиддичу состоится в следующий понедельник вечером, и мой муж Артур сумел достать очень хорошие билеты благодаря своим связям в Департаменте магиче­ских игр и спорта.

Я надеюсь, что Вы позволите нам взять с собой Гарри на матч, тем более что такая возможность выпадает раз в жизни — Британия не принимала у себя финал вот уже тридцать лет и добыть билеты крайне трудно. Мы, разу­меется, будем рады, если Гарри проведет у нас остаток летних каникул, и проследим, чтобы он благополучно сел на поезд в школу.

Пожалуйста, ответьте как можно скорее. Лучше вос­пользоваться обычным способом, поскольку магловские почтальоны не сумеют доставить письмо в наш дом. Я не уверена, что они вообще знают, где он нахо­дится.

В надежде вскоре увидеть Гарри искренне Ваша Молли Уизли, P.S. Надеюсь, мы наклеили достаточно марок».— Дядя Вернон закончил чтение. — Взгляни на это, — прорычал он.

Это был конверт, в котором и прибыло письмо мис­сис Уизли, и Гарри едва удержался от смеха — конверт был сплошь заклеен марками за исключением един­ственного квадратного дюйма на лицевой стороне, куда миссис Уизли умудрилась втиснуть написанный бисер­ным почерком адрес Дурслей.

—Ну… она наклеила достаточно марок, — сказал Гар­ри таким тоном, будто подобную ошибку мог совершить кто угодно. Глаза дяди сверкнули.

—Почтальон это заметил, — процедил он сквозь зубы. — Ему было очень интересно, откуда такое пись­мо пришло. Потому-то и позвонил. Кажется, он нашел это забавным.

Гарри ничего не ответил. Возможно, кто-то и не понял бы, почему дядя Вернон поднимает такой шум из-за чрезмерного количества марок, но Гарри слишком дол­го прожил с Дурслями и знал, как безумно их раздражает все хоть сколько-нибудь необычное. Не дай бог кто-то подумает, что они связаны (пусть даже и отдаленно) с такими людьми, как миссис Уизли.

Дядя Вернон грозно смотрел на Гарри, а тот старал­ся сохранить на лице самое невинное выражение. Если сейчас повести себя правильно, то можно запросто по­пасть на самое интересное событие за всю свою жизнь. Гарри ожидал, что же скажет дядя Вернон, но тот по-прежнему не произносил ни слова, вперив в племянни­ка злобный взгляд. Наконец Гарри решился нарушить молчание.

— Так что... я могу поехать?

Багровую физиономию дяди Вернона исказила лег­кая судорога. Усы встали дыбом. За этими усами сейчас происходила ожесточенная схватка двух основных дя­диных инстинктов, вступивших в острое противоречие. Разрешить Гарри ехать, значит, сделать его счастливым, а против этого дядя Вернон неустанно боролся трина­дцать лет. С другой стороны, отъезд Гарри избавлял от него на две недели раньше, чем можно было надеяться, а дядя Вернон не выносил присутствия Гарри в своем доме. Раздираемый противоположными чувствами, он вновь уставился на письмо миссис Уизли.

—Кто эта женщина? — спросил он, неприязненно разглядывая подпись.

—Вы ее видели, — ответил Гарри. — Это мама моего друга Рона, она встречала его, когда мы приехали на Хог... на школьном поезде в конце прошлого семестра.

Он чуть было не произнес «Хогвартс-Экспресс», но это был верный путь взбесить дядю. Во владениях Дурслей никто даже не упоминал вслух названия школы Гарри.

Дядя Вернон скривил широченную физиономию, словно припоминая что-то очень неприятное.

— Толстуха такая? — проворчал он наконец. — С ку­чей рыжих детей?

Гарри нахмурился. Это уж явная глупость со стороны дяди Вернона — обзывать кого-то толстухой, когда его собственный сын Дадли был именно таким лет с трех, а теперь и вовсе стал больше в ширину, чем в высоту. Дядя Вернон вновь внимательно перечитывал письмо.

— Квиддич, — пробормотал он. — Квиддич — это что еще за чепуха?

Гарри опять почувствовал раздражение.

—Вид спорта, — отозвался он нехотя. — Играют на метлах...

—Ладно, ладно! — торопливо прервал его дядя Вернон.

Гарри не без удовлетворения заметил, что дяде ста­ло не по себе, — он не мог вынести слово «метла» в сте­нах собственной гостиной и вновь поспешил укрыться за чтением письма. По его губам Гарри разобрал слова: «Пришлите ответ обычным способом». Дядя сдвинул брови:

—Что это она имеет в виду — «обычным способом»? — фыркнул он.

—Привычным для нас, — пояснил Гарри и, прежде чем дядя успел остановить его, добавил: — Вы же знаете, совиная почта. Это обычное дело для волшебников.

Дядя Вернон вскипел, как будто Гарри произнес не­пристойное ругательство. Затрясшись от злости, он не­рвно оглянулся на окна, словно ожидая увидеть кого-то из соседей, прижавших уши к стеклу.

—Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не упоминал всей этой пакости под моей крышей? — прошипел он, и его лицо приобрело густо-фиолетовый оттенок. — Здесь даже одежда на тебе та, что мы с Петуньей надели на твою неблагодарную спину!

—Только после того, как Дадли ее износил, — холод­но отозвался Гарри. И в самом деле, на нем был свитер размеров на пять больше чем надо, так что рукава при­ходилось закатывать едва ли не наполовину, а свисал он ниже пузырей на коленях его потрепанных джинсов, ко­торые тоже висели мешком.

— Не смей так разговаривать со мной! — яростно взревел дядя Верной.

Но Гарри не собирался молчать. Миновали те дни, ког­да ему приходилось безропотно исполнять каждый пункт идиотских дурслевских правил. Он обошелся без диеты Дадли и не позволит дяде Вернону помешать ему поехать на Чемпионат мира по квиддичу, как бы тому ни хотелось.

Гарри сделал глубокий успокаивающий вдох и сказал:

—Ладно, хорошо, я не увижу Кубка мира. Теперь я могу идти? У меня там не закончено письмо к Сириусу. Вы зна­ете — мой крестный отец...

Он сделал это. Он произнес волшебные слова. Крас­нота пятнами схлынула с лица дяди Вернона, и оно ста­ло похожим на плохо перемешанное черносмородино­вое мороженое.

—Ты... пишешь ему, да? — В голосе дяди Вернона про­звучала претензия на спокойствие, но Гарри видел, как зрачки его маленьких глаз сузились от страха.

—Пишу, — ответил Гарри небрежно. — Я уже давно ему не писал, и вы понимаете, боюсь, он может подумать что-нибудь не то...

И остановился, наслаждаясь действием этих слов. Он почти видел, как закрутились колесики под густыми, тем­ными, разделенными идеальным пробором волосами дя­дюшки. Если помешать Гарри написать Сириусу, тот мо­жет подумать, что с Гарри тут плохо обращаются. А если запретить ехать на Кубок мира, Гарри напишет Сириусу, и маньяк-убийца будет знать, что с его крестником пло­хо обращаются. Выбора не остается. Гарри наблюдал, как у дяди в мозгу созревает решение, словно здоровенная усатая физиономия была прозрачной. Мальчику стоило больших усилий сдержать улыбку и сохранить безраз­личный вид. И вот наконец...

— Ну ладно. Можешь ехать на этот чертов... эту глу­пость... короче, Кубок мира. Напиши этим... этим Уизли... пусть имеют в виду... они должны сами забрать тебя. У меня нет времени таскаться с тобой через всю страну. Можешь остаться у них до конца лета. И еще, скажи сво­ему... своему крестному отцу., напиши ему... что едешь.

— Ну разумеется, — просиял Гарри.

Он повернулся и пошел к дверям гостиной, борясь с желанием вопить и прыгать от радости. Он поедет! Он по­едет к Уизли, он поедет на Чемпионат мира по квиддичу!

В холле он едва не налетел на Дадли, притаившегося за дверью с явной надеждой подслушать, как влетит Гарри. Широкая улыбка на лице Гарри совершенно сразила его.

— Замечательный завтрак, верно? — спросил Гарри. — Я просто объелся, а ты?

Смеясь над изумлением братца, Гарри помчался к себе В комнату перемахивая через три ступеньки сразу.

Там его поджидала Букля. Она сидела в клетке, уставив-шись на него громадными янтарными глазами, и щелкала клювом, показывая, что чем-то недовольна. Тотчас же обнаружилась и причина ее недовольства.

— Ой! — воскликнул Гарри.

Нечто наподобие серого, покрытого перьями теннисного мяча ударило его по голове. Гарри потер висок, озираясь — что такое? — и увидел крохотную сову, настолько маленькую, что она могла бы уместиться в его ладони. Она возбужденно носилась по комнате, словно шальная Шутиха. Тут только он обратил внимание, что к его но­гам упало письмо. Наклонившись, Гарри узнал почерк Рона. Внутри была наспех нацарапанная записка.

Гарри! Папа достал, билеты! Ирландия против Болгарии, в понедельник вечером! Мама пишет маглам, чтобы те разрешили тебе остаться. Они уже могли получить письмо — не знаю, насколько магловская почта быстрая. Все равно решил написать тебе. Отправ­ляю это письмо с Сычом.

Гарри задержался на слове «сыч», затем поднял глаза на малютку-сову, кружившую вокруг абажура под потол­ком. Меньше всего на свете она походила на сыча. Мо­жет, что-то не разобрал? Гарри вернулся к письму.

Мы приедем за тобой, нравится это маглам или нет; ты не можешь пропустить Кубок мира. Но мама и папа считают, что сначала для вида надо все-таки спросить их разрешения. Если они согласятся, срочно присылай Сыча с ответом — мы приедем и заберем тебя в воскре­сенье, в пять часов. Если они скажут «нет», опять-таки быстро присылай Сыча, и мы все равно увезем тебя в пять часов в воскресенье.

Гермиона приезжает сегодня днем. Перси приступил к работе в Департаменте международного магическо­го сотрудничества. Пока будешь у нас, не упоминай даже слова «заграница», если не хочешь, чтобы он заго­ворил тебя до смерти.

До скорой встречи, Рон

— Уймись! — крикнул Гарри, когда маленькая сова про­неслась прямо над его головой, что-то отчаянно вереща — видимо, очень гордясь, что доставила письмо по назначе­нию. — Давай сюда, понесешь мой ответ обратно!

Сова спорхнула на верхушку клетки Букли, та холод­но покосилась на гостью — вот только попробуй подой­ди ближе!

Гарри взял свое орлиное перо, чистый кусок перга­мента и написал:

Рон, все в порядке. Маглы сказали, что я могу ехать. Встретимся завтра в пять. Не могу дождаться.

Гарри

Он сложил это послание в несколько раз и с большим трудом примотал к левой лапке крошки-совы, пока та взволнованно скакала на правой. Едва письмо было за­креплено, сова вновь отправилась в путь — через окно свечой взмыла в небо и пропала из виду.

Гарри повернулся к Букле.

— Ты готова к долгому путешествию? — спросил он. Букля с достоинством ухнула.

— Сможешь отнести это Сириусу? — Он взял письмо. — Подожди, я только допишу.

Он вновь развернул пергамент и торопливо приписал:

Остаток лета я пробуду у моего друга Рона Уизли. Пиши мне туда. Его папа достал билеты на Чемпионат мира по квиддичу!

Закончив письмо, он привязал его к лапе Букли — та держалась необычайно спокойно, словно желая проде­монстрировать, как должна себя вести настоящая, серь­езная почтовая сова.

— Я буду у Рона, когда ты вернешься, ясно? — сказал ей Гарри.

Она нежно ущипнула его за палец, со свистящим шо­рохом развернула огромные крылья и вылетела в откры­тое окно.

Гарри провожал ее взглядом, покуда она не исчезла из глаз, потом нырнул под кровать, вынул заветную дос­ку и достал из тайника изрядный кусок торта. Он сидел на полу и ел, наслаждаясь нахлынувшим на него счасть­ем. У него торт, а у Дадли ничего, кроме грейпфрута; на дворе — солнечный летний день, завтра он расстанется с Тисовой улицей, шрам больше не болит, и впереди — Чемпионат мира по квиддичу. Можно пока ни о чем не волноваться — даже о Лорде Волан-де-Морте.

Глава 4 ВОЗВРАЩЕНИЕ В «НОРУ»

К двенадцати часам следующего дня все школьные при­надлежности Гарри уже были уложены в чемодан, в том числе и наиболее ценное имущество — мантия-невидим­ка, которую он унаследовал от отца, метла «Молния» — по­дарок Сириуса, и волшебная Карта Хогвартса, которую в прошлом году ему вручили Фред и Джордж Уизли. Гарри освободил от запасов еды тайник под кроватью, дважды перепроверил каждую щелку и закуток в спальне — вдруг оставил где-то перо или учебник, и снял со стены кален­дарь до первого сентября, на котором старательно зачер­кивал дни, оставшиеся до возвращения в Хогвартс.

Тем временем атмосфера в доме номер четыре по Тисовой улице накалилась до предела. Неминуемый ви­зит в их жилище целой компании волшебников поверг Дурслей в крайнюю нервозность. Узнав, что Уизли при­будут завтра к пяти часам, дядя Вернон не на шутку встре­вожился.

— Надеюсь, ты им сказал, этим людям, чтобы они оде­лись подобающим образом, — проворчал он. — Видел я, в какой хлам вы там рядитесь. Нет чтобы носить нормаль­ную одежду, как подобает порядочным людям.

Гарри ощутил что-то вроде дурного предчувствия. Мистер и миссис Уизли редко бывали одеты «прилично», но меркам Дурслей. Их дети могли еще нарядиться на каникулах по магловской моде, но родители обычно хо­дили в длинных мантиях разной степени изношеннос­ти. Гарри мало волновало, что подумают соседи, но его беспокоило, как бы его родственники не нагрубили Уизли, если те и впрямь будут выглядеть согласно худшим представлениям Дурслей о волшебниках.

Дядя Вернон надел свой лучший костюм. Дело тут было отнюдь не в гостеприимстве — он стремился при­обрести вид величественный и устрашающий. Дадли, напротив, как-то весь сжался. И совсем не оттого, что диета наконец возымела эффект, а потому, что он просто струхнул. Последняя встреча со взрослым волшебни­ком подарила ему закрученный поросячий хвостик, вы­сунувшийся наружу прямо сквозь брюки. Чтобы от него избавиться, дяде Вернону и тете Петунье пришлось заплатить немалые деньги в частной лондонской клинике. Поэтому никто не удивлялся, что он то и дело нервно ощупывал себя сзади и боком передвигался по комнатам, чтобы еще раз не подставить врагу ту же мишень.

Ланч прошел почти в полном молчании. Даже Дадли не высказывал недовольства едой (домашний творог с тертым сельдереем). Тетя Петунья вообще ничего не ела. Скрестив руки на груди и поджав губы, она словно заку­сила и даже отчасти пожевывала язык, как будто удержи­вая гневные речи, готовые обрушиться на Гарри.

— Они, разумеется, приедут на автомобиле? — зары­чал через стол дядя Вернон.

— Э-э-э-э... — протянул Гарри.

Об этом, честно говоря, он не подумал. Как именно Уизли собираются забирать его отсюда? Машины у них больше нет — старенький форд марки «Англия», который у них когда-то был, ныне одичал и затерялся в дебрях

Запретного леса. Правда, в прошлом году мистер Уизли брал служебную машину из Министерства магии. Может, он так сделает и сегодня?

— Думаю, что да, — ответил Гарри.

Дядя Вернон фыркнул в усы. Будь это обычный слу­чай, он бы непременно спросил, что за автомобиль у мистера Уизли; он обожал посудачить, насколько вели­ки и роскошны машины соседей. Но Гарри сомневался, что дядя Вернон полюбил бы мистера Уизли, даже если тот бы ездил на «феррари».

Большую часть дня Гарри провел у себя в комнате — не было сил смотреть, как тетя Петунья каждую минуту выглядывает на улицу из-за тюлевых штор, словно по телевизору объявили о сбежавшем стаде бешеных носо­рогов. В конце концов, без четверти пять Гарри спустил­ся в гостиную.

Тетя Петунья в некоем помрачении безостановочно выравнивала пузатый строй диванных подушек. Дядя Вернон делал вид, будто читает газету, но его маленькие глазки оцепенело смотрели в одну точку, и Гарри был уве­рен, что он изо всех сил прислушивается — не подъез­жает ли к дому автомобиль. Дадли забился в кресло, под­сунув под себя ладони и крепко сжимая собственный зад. Не желая участвовать в этом психозе, Гарри вышел и при­сел на ступеньку лестницы в прихожей. Он не сводил глаз с часов, а сердце колотилось от волнения.

Вот и пять, вот уже и шестой час. Дядя Вернон, слегка вспотевший в своем костюме, открыл парадную дверь, вы­сунул голову, обежал взглядом улицу и поспешно вернулся.

— Опаздывают! — буркнул он Гарри.

— Вижу, — ответил тот. — Возможно... м-м-м-м.... проб­ки или еще что-нибудь...

Дата добавления: 2015-09-29