Из прошлых дней. Прошлых поступков. Прошлых ошибок. Прошлых чувств.
И ты слышишь их. Ты видишь их лица. Лица тех, кто остались там, в туннеле прошлого.
Их глаза не порицают, не дарят ни любви, ни ненависти.
Немой укор. Просто ты бы так смотрел на себя. Если бы был на их месте. Но как они смотрят? Никак. Просто смотрят.
Шаг – и отец, выигравший лишь мгновения для жизни любимого человека.
Шаг – и мама, вставшая между тобой и твоей смертью. Между смертью и миром. Потому что если бы она не умерла за тебя, то погибли бы сотни других. Она, мама, спасла мир. Не ты. Это ее рука держала твою палочку в тот момент, когда ты впервые осознанно убивал человека. Убивал во имя жизни. И во имя смерти. Смерти тех, кто уже не мог держать палочку.
Год за годом ты слышишь ее крик. И сам кричишь вместе с ней. Потому что тогда ты тоже кричал. Это память тела, память чувств. Ты кричал над ее телом. Год за годом, шаг за шагом.
Туннель уходит вглубь, петляя, сгущая сумрак и туман.
Шаг – и мертвый Квиррел. Он умер из-за тебя. Потому что ты и только ты был нужен убившему Квирелла. Ты. Не было бы тебя, он бы не умер, брошенный хозяином за ненадобностью. Твои руки все еще ощущают горящую кожу. Ты все еще слышишь тот крик в подземелье. И он присоединяется к крику мамы и твоему собственному крику.
Шаг - тонкий, едва проходимый туннель, в котором светятся глаза. Они были выколоты, но все равно светятся в темноте твоего туннеля. Ты сам убил его. Ты впервые отнял жизнь. Чтоб жить самому. Чтобы жила твоя Джинни. Чтобы она стала твоей. И ты жил, потому что мама умерла за тебя, Квиррел погиб из-за тебя, а ты убил ради себя. И ради твоей Джинни.
Мрак. Страх. Неизвестность. Это туннель твоей судьбы. День за днем, неделя за неделей. И здесь пусто, потому что ты подарил несколько лет жизни. Ты впервые дарил жизнь, но зачем? Ты не дал убить другим, не дал убить себе. Но разве это что-то изменило? Ты подарил не жизнь, а лишь ее продление. На какой-то миг. Ты подарил жизнь – и боль. Боль самому себе.
Шаг – и Седрик. Мальчик, вставший рядом с тобой и твоей смертью. Он погиб зря. Просто зря. Он никого не заслонил собой, никого не спас. Он просто оказался рядом с тобой. Рядом с тобой и твоей смертью. И он принял смерть, но свою. Бессмысленную, ненужную, не решавшую ничего в этой войне. И ты опять кричишь, надрываясь, именно из-за этой бессмысленности, этой жертвы твоего благородства, твоей глупости, твоей веры в справедливость. И твой крик становится надрывным, потому что он был по маме, умершей за тебя, из-за Квиррела, умершего из-за тебя, из-за Седрика, умершего рядом с тобой.
Как ты выжил, как ты продолжил карабкаться в этом туннеле? Зачем ты карабкался, царапался, цеплялся за жизнь? Чтобы день за днем идти в темноте, натыкаясь на стены, слыша дыхания, видя лица. Их становилось все больше. Ты даже не знал многих и не видел их смерти. Но знал – из-за тебя. Для тебя.
Шаг – и крестный. Ты подарил ему несколько мгновений жизни, чтобы он умер по твоей вине. Прямой и непростительной, выжигающей твое сердце вине. Он жил, чтобы быть рядом с тобой. Он жил для тебя. А умер по твоей вине. И его лицо ты не можешь видеть, потому что нет сил. Ты лишь задыхаешься от рыданий и крика – такого, что если бы Сириус мог тебя услышать, он бы вернулся. И горло разрывается от этого крика.
Если бы кто услышал тебя, то оглох бы, его сердце не выдержало бы этого. Но ты выдержал. Зачем? Чтобы идти дальше, разбивая в кровь руки, ноги, лицо, сердце, душу.
Какой терпеливый мастер выбивал для тебя этот бесконечный туннель? Чья бесчувственная рука проложила этот путь для тебя одного? Весь путь, который и сто человек бы не прошли так, как ты. Кто решил, что ты, и только ты, должен идти день за днем по этому туннелю, теряя почти все, обретая – и снова теряя? Кто решил, что туннель твоего ада должен быть таким длинным? Почему его не оборвали тогда, когда разорвалось, разлетелось вдребезги твое сердце?
Шаг – и Дамблдор. Вот здесь это случилось, вот здесь ты был разбит, сломлен, обессилен. Здесь на тебя смотрят не так, как до этого. Здесь ты – это все. И ничто. Потому что он умер не из-за тебя и не ради тебя. Он жил и действовал для мира. А ты был лишь орудием, лишь мостом к достижению цели. Тебя оберегали, тебя любили. Но тебя использовали. Но и здесь ты кричишь, потому что, даже зная, что ты был оружием, что ты был отправлен на смерть ласковой рукой Учителя, ты был разбит. Потому что вот тогда, вот здесь ты остался один на один со своим страхом. Со своим криком, со своим адом, тогда еще только возводившим стены внутри тебя.
А потом – лица. Лица, лица… Не шаг – полшага, четверть. Многих ты не узнаешь, потому что никогда не знал и не видел. Они стоят в стороне. Но есть те, от взгляда на призрачные лица которых ты снова заходишься криком.
Хедвиг. Он погиб, потому что погибал весь твой мир, а он и был для тебя твоим миром. Нитью, цепочкой. Он связывал тебя и твой мир.
Грюм.
Тед Тонкс.
Добби.
Фред.
Колин Криви.
Ремус Люпин.
Тонкс.
И ты уже не идешь – ползешь, стараясь уйти отсюда, не видеть, не слышать, не рвать свое горло, не слышать звон твоей души, осколки которой никак не умрут.
Шаг – и перед тобой Северус Снейп. Ты даже не останавливаешься, потому что иначе не сможешь дышать. Не сможешь вынырнуть из его серебристой памяти. Это страшно. Это больно. Это конец. Здесь тебя разбили. Здесь тебя растоптали. Окончательно.
Шаг – здесь умер ты. Ты умирал какие-то долгие минуты, пока шел от замка к лесу. Ты умирал. Тебя еще не убили, а ты уже умирал. Потому что вдруг все понял. Все узнал. Твой хрупкий мир разрушился, и ты впервые оказался в аду. Впервые ты шел по его темным коридорам. Потому что у тебя отняли последнее – надежду. И даже осколки души умирали. Вместе с тобой. И взглянув в глаза своей смерти, ты, тот ты, уже был мертв.
Преданный. Растоптанный. Покинутый. Разбитый.
Почему ты не умер тогда? Почему? Да потому что твой крик – твоя боль – твое разбитое и растоптанное сердце – не должны были умереть. Они должны были все так же показывать миру Мальчика, Который Выжил. Потому что он – он – спас мир. Он спас мир – и умер. А ты остался жить. А миру был нужен он. И ты стал им, ты сделал вид, что тот ты все еще жив. Но никто не заметил этого.
Шаг – здесь всегда холодно. Здесь красные глаза и нестерпимый холод. Здесь ты стал убийцей. Он умер от твоей руки. Ты. Его. Убил. Именно ты, а не он, не Мальчик, Который Выжил. Потому что он остался в лесу, на той поляне. А ты пошел и убил. Ты отомстил. За каждый свой крик, за каждую смерть в твоей жизни: за тебя, из-за тебя, рядом с тобой, для тебя… За каждую.
А туннель вел все глубже, все дальше, он резко менял направление, но был все так же холоден. Все так же наполнен твоей болью и эхом твоих криков. Потому что кричал – каждый раз кричал – не тот, не умерший Мальчик, кричал ты, ты настоящий, ты, никогда не желавший быть героем, не желавший терять близких для того, чтобы однажды стать спасителем мира. И крик остался в тебе, еще пронзительнее от прожитых дней, от прожитых лет.
Ты кричал на могиле последнего из Мародеров. Так же пронзительно, как кричал его сын. Только твой крик никто не слышал. Потому что ты уже не мог выдавить ни звука. Не было Мальчика, Который Выжил, была твоя разбитая и растоптанная жизнь.
И ты стал жить. Жить за него и за себя. Часто даже не разделяя, где твоя жизнь, а где его. Но ты за вас двоих шел по туннелю вашего общего прошлого. Вашего прошлого ада. Только он был мертв. А ты продолжал идти.
Шаг. Шаг. Шаг. Лица, их немного. Но каждого ты помнишь. Ты их убивал. Ты. Потому что ты сам выбрал этот путь однажды. Путь мести. Путь воздания по заслугам. И ты шел, наполняя повороты твоего туннеля лицами, взглядами, дыханием.
Шаг – вот она. Она умерла за него, за того мальчика. Но из-за тебя. Из-за того, что ты не успел поднять палочку. Из-за того, что кто-то другой убил ее за тебя. Здесь ты можешь отдохнуть, немного, потому что в этой женщине нет укора. Она – мать. И она умерла бы и за тебя, если бы ты был ее сыном. И между вами молчаливое понимание. И отсюда не хочется уходить.
Шаг. Шаг. Шаг. Ты живешь. За двоих. Все больше за себя, все меньше за него. На работе – за себя. С детьми – за себя. С Гермионой – за себя. С Тедди – за себя. С Джинни – за себя и за него. С Роном – за него. С окружающими - за него. Он жил, хотя был мертв.
Шаг – и здесь умерла твоя Джинни. Она умерла из-за тебя. Ради тебя и него. Рядом с тобой. И ты сам ее убил. Все слилось, весь ад собрался в одной точке. В этой. Где умерла твоя и его Джинни. Ты не можешь здесь дышать, ты только рыдаешь, бьешься о каменные стены, разбиваешь в кровь руки и лицо. И кричишь – и в этом крике прорываются все те, что были в тебе раньше. От такого крика должны рушиться стены. Потолок. Пол. Но они стоят. Ад не может быть разрушен.
Шаг – здесь умерло прошлое. Болезненно, но тихо. Прошлое – это три первокурсника. Черноволосый мальчик в очках. Рыжий парнишка в поношенной одежде. Девочка с крупными зубами и растрепанными волосами. Они тихо стоят. И ты снова виноват. Ты не уберег прошлое. Ты не смог убедить Рона, что тот ты, умерший в лесу много лет назад, жив. Что он все еще рядом. Что трио все еще существует. Ты. Сам. Виноват. Потому что тот, умерший, спас бы Джинни. Тот, умерший, мог все. Он совершал даже невозможное. Но он умер. А ты жил – за себя и за него. Но его не было. И прошлого не стало.
Вот теперь тот ты, воскрешаемый тобой столько лет, был действительно мертв и похоронен. Ты перестал жить за него. Потому что не стало Джинни. Не стало Рона. Не стало окружающих. Не стало прошлого. Мальчик, Который Выжил, умер даже в тебе самом.
Ад. Он снова стал ощутим, потому что готовил новый поворот внутри тебя. Твоя Лили. Неужели всего полшага, четверть шага отделяют тебя от ее укора? Твоей вины. Ее дыхания во мраке.
Когда же это закончится? Неужели никто не остановит этот путь? Не остановит того, кто пробивает в скале окаменевшего от горя и нескончаемого крика сердца этот страшный туннель?
- Они в поместье Малфоев,- ворвался, словно лучик солнца, нежный и полный уверенности голос.- С Лили все в порядке. Они все живы и ждут нас.
Гарри поднял голову и увидел полные тепла глаза. Глаза девушки, которая так обнимала его сына. Она смотрела прямо на Гарри. Прямо ему в душу. И, казалось, что тонкий, несмелый лучик – надежды? – проник в его ад, выбитый в туннеле его воспоминаний.
Глава 4. Теодик.
Целитель. Легилимент. Все.
Только так. Только это. Больше ничего. Миру больше ничего от него не нужно. Людям больше ничего от него не нужно. Он сам им не нужен. Только целитель. Только легилимент.
Это не было ново. Это не причиняло боли. Вообще никак не ощущалось. Просто мысль. Просто факт. Факт.
Тео шел по коридору. Он устал.
Тяжело чувствовать страх. Еще тяжелее – чужой страх.
Ментальная нить высушила его. Он устал.
Ксения тоже устала. Но она была нужна там. Все прояснилось. Он больше не нужен. Она – нужна. Она нужна Поттерам.
Тео отгородился от чужого сознания. Там сейчас было пусто и тихо. Но все было в порядке. Он почувствует опасность. Прорвется сквозь блок. Он почувствует страх. Ее страх. Страх рыжей девочки с зелеными глазами.
Ощутимый. Наполненный липким ужасом. До дрожи. До паники.
Но она держалась. Сильная. Беззащитная. Но сильная.
Ее сила в ее чувствах. Воспоминаниях. В ее душе. Она была нужна другим. Ей были нужны другие. Вот и вся ее сила. В слабости.
Нуждаться – значит, быть слабым.
Нуждался ли он? Когда-нибудь? В ком-то? Да, когда-то. В маме. В отце.
Мама. Странное, далекое слово. Он давно не видел ее. Он стал для нее чужим. И она – для него. Потому что она предала. И он не простил.
Предала. Не его. Его мечту. Мечту об отце. Ему было восемь. Он ждал. Она перестала ждать. В их доме появился он. Отчим. Безликий. Ненужный. Неправильный.
А Теодик ждал. Он ждал отца. Он верил. Он мечтал.
И не простил. За преданную мечту. За чужого мужчину. За забытого отца.
Нет ничего справедливее детского гнева. Ничего более жесткого, чем разбитая мечта ребенка. Ничего более сурового, чем месть мальчика за предательство.
И он мстил. Потому что месть – это справедливость. Мстил со всей силой. Чтобы она знала. Чтобы она чувствовала. Чтобы всегда помнила. Тот миг, когда чужой человек растоптал мечту восьмилетнего мальчика об отце.
Чужая. Она тоже стала чужой. Не нужной. Он изгнал ее из своего мира. Отгородил от мечты. День за днем. Она была рада, когда он уезжал. Он знал – рада. И чужой мужчина рад.
Отец. Мечта для Тео. Помеха для них. Для матери. Здесь они стали друг другу не нужны.
Она ждала отца девять лет. Он был мертв, а она ждала. Не помнила, но ждала. И Тео – ждал. Каждый день. Она сама виновата. Она сотворила его мечту. Она согревала ее годами. И она посмела поднять на нее руку.
Тео ответил ударом на удар.
Поэтому он никому не был нужен. И ему никто не был нужен. Просто Тео не был нужен. Ни-ко-му.
И так даже лучше. Не будет жестокости. Не будет мести.
Он стал необходимым. Не «нужным». Необходимым. Пациентам. Студентам. Теперь Дамблдору. Поттерам. Отцу. И этого было достаточно.
Тео шел по вечернему Хогвартсу. Студенты. Вокруг столько их юных эмоций. Любовь. Страсть. Влечение. Интерес. Презрение. Ненависть. Веселье. Столько так легко уловимых эмоций. Школа была полна ими. Никуда не деться. Не спрятаться. Только закрыться. Ото всех.
Он повернул в пустой коридор. Замер.
ОНА сидела на подоконнике. Голова опущена. В руках – письмо. ОНА плачет. Он почти слышал. Слышал путь слезинки от ресниц. По щеке. К губам. На подбородок.
Можно ли любоваться чужыми слезами? Можно. Он любовался. Потому что ОНА была красива и в своем горе.
Тео медленно приближался. Он не будет говорить. Потому что не знает что. Зачем? Но он может ЕЙ помочь. Если ОНА захочет. Он сделает для НЕЕ все. Потому что он мог нуждаться в НЕЙ.
Мог.
Подняла голову. Волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Красные глаза. Красивые глаза. Умные. Цепкие.
Пальцы чуть подрагивают. Сжимают пергамент.
Он легко мог узнать. Узнать, что в письме. Но зачем? ОНА почувствует. Воспротивится. Уйдет. Он не хотел. Не хотел остаться один. Сейчас.
Тео протянул ЕЙ платок. Просто белый платок. ОНА взяла. Кивнула. Всхлипнула. Мило и как-то совсем по-детски. Улыбнулась. Сквозь слезы.
- Спасибо,- промокнула щеки. Откинула волосы с глаз. Улыбается. Только что плакала. А теперь улыбается.
- Плохие вести?- Тео не сдержался. Спросил. Как обычные люди. Они спрашивают. Спрашивают, чтобы узнать. Он почти никогда не спрашивал. Мог узнать все сам. Но сегодня спросил. У НЕЕ.
- Да, не радостные,- сидит на подоконнике. Письмо в руках. Опять расстроена. Так быстро ОНА переходит между эмоциями. Так просто.- Это от папы…
Да. Конечно. Дочь оборотня. Тоже жертва. Только о НЕЙ он так не мог думать. О Лили Поттер мог. О Гермионе Уизли мог. О Джеймсе Поттере – мог. О НЕЙ – не мог. Как и о Гарри Поттере. Это совсем другое. Такие не становятся жертвами.
- Он пишет, что должен уйти…- смотрит на руки. На буквы. На слова. Тео догадался. Он предвидел такой исход. Оборотень. Волк-одиночка. Страх. Неизвестность. Семья – не для такого человека. По крайней мере, пока.- Я ничего не поняла из его объяснений…- невесело улыбнулась. Наверное, от своих мыслей. Об отце.
Отец.
- Я не понимаю и не хочу, чтобы он уходил… Но я ведь должна принять его решение, да?- с надеждой смотрит.
С надеждой на что?
- Но как? Как он будет без нас?
Он без нас. Не мы – без него. Тео тонко чувствовал слова. Чувства. Нити.
- И как я скажу об этом Хьюго? Как объяснить все это?
Сложный выбор. Быть дочерью. Или сестрой. Страдать самой. Или помочь в горе другому. Сильная. Взрослая. ОНА.
- И почему он решил, что опасен? Что он должен от нас уйти…- разговаривает, словно с собой. Не с ним.
Он вздрогнул - ОНА подняла на него заплаканные глаза.
- Простите, вам, наверное, не интересно…
- Я могу помочь.
ОНА поняла его. Смотрит немного испуганно. Качает головой.
Спрыгнула с подоконника.
- Я знаю, что вы хотите… Но мне не нужно этого. Наверное, кому-то это нужно,- хмурится, смотрит прямо в глаза.- Нужно тому, кто сам не может найти в себе счастливые воспоминания. Я могу.
Молчит. Упрямо качает головой. Твердые слова. Словно уже думала об этом. Размышляла. Готовилась. К чему?
- И зачем погружаться на миг в счастье, если потом снова нужно вернуться в реальность? Разве от мгновений забытья изменится что-то в жизни? Нет. Вы хотите дать мне иллюзию, но мне она не нужна.
Хочет уйти. Он оттолкнул ЕЕ. Но раньше никто не отказывался.
- А у вас, целитель, есть счастливое воспоминание?
Дрожь. Он отвел глаза. Впервые отвел взгляд.
В самое сердце. В душу. Там никогда и никого не было.
- Простите,- развернулась и пошла прочь.
Он стоял. Смотрел. Смотрел, как ОНА уходит. Уходит, унося в себе часть его души.
Счастливое воспоминание. Может ли он? Нет. И никогда не пытался. Потому что счастья в нем не было. Счастье – это слабость. А он сильный.
Только сила. Она всегда была с ним. Сила. Сила против слабости. Против предательства. Против несправедливости. Против всего. Сила.
И он стал сильным. Целителем. Легилиментом.
Глава 5. Скорпиус Малфой.
Он до смерти не забудет лицо отца, когда он, почти выбив ногой дверь, внес бесчувственную Лили в столовую. Скорпиус бы посмеялся, если бы не ситуация, а главное – кровавые руки девушки.
- Мама, мне нужна твоя помощь,- слизеринец не стал размениваться на мелочи. Пошутить и позлить отца у него еще будет время, когда он убедится, что с Лили все хорошо.
- Скорпиус,- кажется, Драко Малфой обрел дар речи, он переводил взгляд с сына на Джеймса Поттера, что переминался с ноги на ногу рядом.- Откуда ты взялся? И что за манеры вламываться в дом…?
Отец не договорил - властная рука матери легла на его плечо.
- Ох, простите, папа. Здравствуйте, приятного аппетита, разрешите познакомить – это Джеймс Поттер и Лили Поттер, простите, что ворвались и прервали вашу трапезу,- все это Скорпиус проговорил быстро и четко,- а теперь МОЖНО МЫ ПОПРОБУЕМ ОСТАНОВИТЬ КРОВЬ, ПОКА ОНА НЕ ИСПОРТИЛА ВАШ КОВЕР, ПАПА?
Руки Драко сжались в ярости, подбородок стал еще острее, глаза недобро сверкнули. Но тут вмешалась мать, поднявшись со своего места:
- Идем, Скорпиус, нужно ее положить на кровать.
Юноша кивнул и вскоре уже покинул столовую, поймав на себе взгляд, обещавший ему если не немедленную кончину, то долгие и страшные муки. Но Скорпиусу было плевать, потому что в его руках была хрупкая Лили, с бледным, бескровным лицом. Он чувствовал ее кровь на своем свитере, но не давал панике перерасти в неконтролируемую.
Рядом спешил Джеймс, взволнованно пыхтя (точно ежик слазит с пихты), а мать шла впереди, то и дело окликая домовых эльфов:
- Дана, полотенца и горячую воду. Дета, крововосполняющее зелье и заживляющую мазь, они в шкафчике. Дора, постель в малой спальне…
Путь через дом Малфоев был слишком долог, хотя Скорпиус знал, что мать ведет их к ближайшей спальне. Время, время…
Он опустил Лили на уже расстеленную эльфами кровать и отступил, позволяя матери и домовикам склониться над девушкой.
- Выйдите вон,- бросила она, даже не повернувшись к парням. Наверное, Поттер хотел возразить, но Скорпиус знал, что лучше послушаться такого тона миссис Малфой. Да и чем они могли помочь, кроме как топтаться и мешаться тем, кто может оказать реальную помощь Лили?
Малфой почти за шиворот выволок друга в коридор. Тот насупился.
- Поттер, не знал, что ты жаждешь увидеть свою сестру обнаженной,- прибег Скорпиус к своей обычной тактике поведения. Джеймс лишь хмурился, глядя на закрывшуюся за ними дверь.- Все будет хорошо.
- Это ты меня или себя успокаиваешь?- огрызнулся гриффиндорец.
Малфой лишь пожал плечами.
- Ладно, можешь стоять тут столбом, а я пока пойду и переоденусь во что-нибудь приличное, подходящее случаю беседы меня самого и моего жаждущего объяснений папеньки…
- Ты уверен, что твой отец тут ни при чем?
- Да, потому что для пленников у него есть замечательные, обширнейшие и скрытые от чужих глаз нижние подземелья. Зачем ему какой-то садовый домик? Но не спеши звать помощь, ладно? Пока я не поговорю с отцом…
Джеймс неохотно кивнул. Скорпиус хлопнул друга по плечу и пошел по коридору, к холлу, шагнул в камин и вскоре вышел в своей комнате на третьем этаже, в самом дальнем от холла крыле. Ох, даже не верится, гиппогриф тебя затопчи, родная комната!
Скорпиус содрал с себя грязный джемпер и кинул на пол, потом стянул кроссовки и в одних носках прошагал к двери в шкаф. Вошел и с удовольствием тут же увидел на плечиках свой любимый серый свитер (тонкий, с вышитой серебром змеей), а под ним на полу – черные туфли. Что ж, раз так хочется, почему бы нет?
Скорпиус медленно одевался, решая, что в какой последовательности стоит сделать.
Итак, разговор с отцом. Желательно до появления тяжелой артиллерии (откуда у него взялось это выражение, нюхлер его побери!), гвардии мракоборцев с Гарри Поттером на гиппогрифе во главе, размахивающим палочкой.
Затем – Лили. Удостовериться, что с ней все хорошо, что ей лучше, что она отдыхает и приходит в себя.
А потом – месть. Жестокая. Без деления по возрасту, полу и тяжести вины. Они все виноваты. За каждую каплю крови, за каждую слезинку. Плевать на мракоборцев и правосудие – это его дом и его правила. Даже правила войны.
Только идиоты могли выбрать себе убежищем поместье Малфоев. И только его отец мог нанять себе в садовники милую зверюгу с оскалом и жаждой похищать маленьких девочек из школы.
Он прошел к камину в своей комнате и вскоре тихо ступил на ковер в столовой, где его поджидал Драко Малфой. Знал, что сын все равно придет.
- Скорпиус,- раздался первый аккорд, и парень направился к столу,- сейчас же объяснись!- все, сейчас будет музыка. Слизеринец остановился у края ковра, доставая платок из кармана.- Во что ты опять вляпался?- вот сейчас должна быть упомянута ненавистная фамилия. Скорпиус нагнулся и стер красную каплю с белого пола.- Опять Поттеры, да?- хорошо, папа, узнаю любимую симфонию, давай, рассказывай дальше. Парень сложил платок и бережно убрал его в джинсы.- Во что они опять тебя втянули? Когда ты поумнеешь и перестанешь якшаться с этими гриффиндорскими идиотами?- нет, па, тебе далеко до МакГонагалл, попробуй взять у нее частные уроки. Скорпиус подошел к столу и отодвинул стул.- Ты меня слушаешь? Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!- может, еще сплясать? Спеть и походить на руках для эффекта? Слизеринец сел на стул, сложил на груди руки и закинул ноги на стол, скрестив.
Драко Малфой буквально потерял дар речи от такого поведения единственного сына и наследника. Он то открывал, то закрывал рот, а глаза были готовы вылезти из орбит.
- Сопляк, что ты себе позволяешь?!- Скорпиус лишь усмехнулся – так быстро прорвало плотину.- Ты приволок в мой дом Поттеров, приказываешь матери лечить эту девчонку! Сбегаешь из школы! А теперь еще и…
- Пап, ты, когда закончишь, скажи, ладно? А то у меня есть, что тебе рассказать. Надеюсь, это случится до того, как здесь появится толпа мракоборцев с Гарри Поттером во главе…- скучающим тоном попросил слизеринец, довольный произведенным эффектом. Трусливый хорек. Никогда парень не думал, что отец может стать таким бледным.
- Что ты сказал? Повтори…- угрожающе произнес Драко Малфой, приближаясь к сыну.
- Пап, со слухом проблемы? Может, позвать целителей?- Скорпиус знал, что играет с огнем, но совсем не боялся. Не боялся и тем более не уважал отца. Мать – уважал. Отца – уже давно нет.
- Откуда здесь должны быть мракоборцы? Что еще ты натворил?- прорычал старший Малфой, сбрасывая ноги сына со стола и нависая над ним.
- Хм,- Скорпиус сел прямо, глядя на перекосившееся лицо отца,- на этот раз я ни при чем. Это ты, отец, оказался в… сложной ситуации.
- Что?!
- Ну, в парке твоего дома сейчас бегает стая премиленьких волков-оборотней, которые похитили дочь Гарри Поттера с целью убить ее, а также добраться до самого мистера Поттера. Как тебе такие гонки на нюхлерах?
Отец отшатнулся, судорожно хватая воздух ртом. Что ж, эффект на лицо.
- Поттер! Опять Поттер!- Драко Малфой стукнул кулаком по столу. Звякнули приборы.- Это все он… решил меня подставить… Решил, что раз он долбанный герой, то…
- О, да, обычно Поттер так и поступает со своими врагами: отдает своих беззащитных детей в лапы оборотням и засылает их в садовые домики родословных поместий. Всемирный заговор против чистокровных древних фамилий… Прекрасный заголовок для вечернего номера…- Скорпиус поднялся на ноги.- Отец, ведь ты тут ни при чем?
Малфой-старший резко поднял взгляд на сына, который был одного с ним роста.
- Да как ты смеешь, щенок…?!
- Выглядит натурально,- кивнул Скорпиус, засовывая руки в карманы.- Этот вопрос мы решили. Надеюсь, в следующий раз ты будешь внимательнее выбирать садовников…
- Я не занимаюсь такими делами,- презрительно сощурил глаза Драко Малфой.- Это…
- Да-да, я помню, Малфои не пачкают руки о всякий сброд. Тогда не удивляйся, если однажды на территории Малфой-Мэнора обнаружат труп Министра, а у тебя не будет алиби на это время,- Скорпиус щелкнул пальцами, давая отцу время на то, чтобы снова разозлиться. Иначе разговор становился скучным.- Донг.
Эльф возник посреди столовой, его полотенце было кое-где замызгано землей. В волосах, что торчали из большого уха, запутался лист.
- Молодой хозяин…
- Так, обойдемся без церемониала…- Скорпиус видел, как домовик испуганно скосил глаза на отца.- Что там, на территории?
- Как и приказывали, сэр. За хвост – и мордой об землю…
Слизеринец видел, как вытянулось лицо отца, но было не до смеха:
- Сколько?
- Четверо, сэр.
- Не… себе… Прости, отец,- кинул Скорпиус через плечо. Как они попали на территорию поместья? Садовник понятно…- Все наши?
- Не знаю, сэр, по мордам не разберешь.
- Хорошо, сейчас найди Джеймса Поттера, скажи, пусть вызывает отца, мракоборцев, все Министерство, короче, пусть сеет панику в правительственных рядах…
- Скорпиус, я не позволю…
- Черт, отец!- резко развернулся к нему Скорпиус.- Ты не понял?! У нас во дворе – оборотни! Которых ищут второй месяц! Они похитили и чуть не убили Лили Поттер! Да ты век не отмоешься от этого! Так что стой и молчи!
- Ты не имеешь права так со мной говорить, мальчишка!
- Папа, пожалуйста, хватит строить из себя идиота,- устало попросил Скорпиус.- Ты знаешь, что я тебя не боюсь. Я же тебе – тебе! – помочь пытаюсь, неужели не доходит до твоей чистокровной душонки?! Да Гарри Поттер весь этот дом разнесет на камни, когда узнает! Да я сам бы разобрал его по камням, если бы узнал, что ты к этому причастен… К счастью, ты всего лишь трусливый…
Он не успел договорить, когда вошла мама, в другом уже платье, с привычно-спокойным выражением аристократичного лица. Сколько Скорпиус себя помнил, она всегда была такой.
- Все в порядке,- мать остановила легким жестом вопрос сына.- Она спит. Я бы отправила ее в больницу, но ей нельзя трансгрессировать, а для летучего пороха и других транспортных средств она слишком слаба.
- Хозяин Скорпиус, сэр…- Донг тихо напомнил о себе.- Что мне делать, сэр?
Скорпиус взглянул на мать. Та села на стул и спокойно спросила:
- Что происходит?
- У нас на территории четверо оборотней. Они похитили Лили.
- Мы сами сможем решить этот вопрос?
- Нет,- покачал головой юноша.- Слишком серьезно. Тихо сделать ничего не получится.
- Ты же знаешь, что наше имя не должно быть упомянуто вслух?- напомнила Скорпиусу мать. Тот кивнул и посмотрел на отца.
- Надеюсь, что вы тоже это понимаете. Поэтому, отец, когда здесь появятся Поттер и компания, не надо орать и качать права…
- Скорпиус. Ты знаешь, что делаешь?- мать серьезно глядела на него, и парень опять кивнул.- Тогда поступай, как считаешь нужным. Мы доверяем тебе.
Скорпиус лишь хмыкнул, взглянув на отца, который злился сам по себе у камина.
- Донг, к Джеймсу Поттеру, пусть открывает свои мозги для всей гвардии спасателей. А потом вернись на территорию и жди их прибытия. Выполняй любой приказ Гарри Поттера, понял?
Донг кивнул.
- Джеймс Поттер в красной спальне для гостей. Дора должна была отвести его туда – привести себя в порядок и отдохнуть.
Донг исчез с поклоном, а Скорпиус лишь ухмыльнулся: отвести. Наверное, только его мать могла сейчас заставить Поттера отойти от сестры.
Но матушке было очень трудно перечить, если ты не тренировался в этом хотя бы пару лет. Даже Скорпиус старался не пререкаться с ней особо. С отцом – без проблем. Он всего лишь трусливый хорек. Он мог строить из себя великого Малфоя, хозяина богатств и поместий, большого человека, но Скорпиусу то было прекрасно известно, кто в этом доме хозяин. То есть хозяйка.
- Ты еще о чем-то хотел поговорить?- мама махнула рукой эльфихе, чтобы та убрала остывшие блюда.
- Да, мы с отцом разобрали только первый пункт повестки.
- Скорпиус, прекрати так разговаривать,- пресекла сына миссис Малфой, одарив его холодным взглядом.- Драко, дорогой, успокойся. Все будет хорошо.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |