Кристин Фихан «Темный огонь», 2011 14 страница

Она пыталась выйти из его рук, но он держал ее плотно к нему, таким образом, она впилась взглядом в него вместо этого.

- В то время как ты осматривал внутреннюю часть моей головы, ты узнал, что я хочу дать тебе половину времени?

Его рот смягчился с насмешкой мужского развлечения.

- Ты имеешь в виду, когда ты не желаешь мое тело в твоем?

Разъяренно она кивала.

- Как теперь, например.

Его ладонь убрала назад влажные пряди волос от ее лба. Его глаза впились в ее.

- У тебя есть удивительная склонность к насилию женского стиля, - прокомментировал он забавно.

- Я начинаю думать, что насилие могло бы быть единственным способом обращаться с тобой.

Темпест вставила руку между собой и стеной его груди и устойчиво увеличила давление, пока она не потеряла свою собственную силу. Если он не заметил тонкие намеки, чтобы позволить ей быстро уйти, она бы обратилась к насилию, и затем он сожалел бы об этом. Серьезное удар просто помог бы сделать его надутому мужскому эго некоторую пользу. Она впилась взглядом в него снова, надеясь иссушить его на месте.

- Я не верю любви. Это - миф. Люди используют это, чтобы добиться их. Нет никакой подобной вещи. Это - простая физическая привлекательность.

Дарий фактически бросил ее из бассейна.

- Вы фактически веришь ерунде, которую ты извергаешь? Я - темнота. Ты - свет. Я - хищник. Ты владеешь состраданием и добротой в себе. Все же я должен научить тебя любви?

- Твое эго показывается снова, - объявила она со слабой надменность в голосе. - Ты знаешь, Дарий, не необходимо, чтобы мы думали или верили в подобное все время. Я не должна видеть все твои пробуждения.

Что-то глубоко темное и ужасающее мерцало в глубинах его глаз, и она задержала свое дыхание. Он мигнул, и иллюзия закончилась, оставляя ее удивленной, если она видела только огонь свечей, отраженных в его глазах.

- У тебя есть одежда на простыне. Оденься, Темпест. Я должен питаться.

Момент когда он произнес эти слова, она услышала свое сердцебиение сильным. Это казалось чрезмерно громко ей, как удар барабана. Хуже, она могла услышать его сердцебиение. Вода, льющаяся со стен, также, была почти оглушительна, тогда как прежде ночью она едва замечала это. И она услышала что-то еще высоко, отдаленный звук зловеще как то, что она предполагала, что большое число летучих мышей могло бы сделать.

Темпест глубоко вздохнула, ее зубы, кусающие нервно ее нижнюю губу. Ей не нравилось использовать Дария как всемирное продовольствие. Ей не нравился факт, что ее слух внезапно стал так странно острым. Что все это означало? Он укусил ее несколько раз. Он мог заразить ее любым сделанным им существом, которым он был? Медленно она надевала одежду, которую он сотворил - что-то еще, что она не хотела исследовать слишком близко. Она не была ее одеждой. Просто откуда они ее производят?

- Ты находишься слишком глубоко на сей раз, Расти, - бормотала она громко.

Дарий был около нее, безупречен, изящен, влиятелен.

Он погладил ее волосы нежно.

- Прекрати говорить с собой.

- Я всегда говорю сама с собой.

- Ты не одна больше. У тебя есть я, таким образом, нет никакой дальнейшей потребности продолжить эту привычку. Действительно ли ты готова?

Его черные глаза просматривали ее бледное лицо, обоснованно в течение момента £ на ее дрожащем рте. Его несколько развлекло, что периодически она испугала себя со своим собственным воодушевляющем неприятностям. Это поразило его, что она не всегда пугалась им, что она приняла его различие: тем же самым путем она принимала различия цвета кожи или религии. Тем же самым путем она принимала животных.

Буря неожиданно потянулась и взяла его руку.

- Даже если ты - самое высокомерное существо, с которым я когда-либо сталкивалась, спасибо за прошлую ночь. Это было красиво, Дарий.

Это была последняя вещь, которую он ожидал, и это переменило его, как ничто иное не смогло. Он повернул свою голову далеко от нее так, чтобы она не уловила мерцание слезы; это внезапно коснулось его глаз. Это само по себе было маленьким чудом. Он еще не верил себе, что способен к слезам, он хотел плакать, потому что она благодарила его несмотря на свой гнев на нем, ее страхи перед его полномочиями, этим местом, их ночь значила достаточно для нее, что она думала, чтобы благодарить его.

Когда он взял ее к поверхности горы, он понял, что это был первый раз, когда любой благодарил его за что-либо. Его роль поставщика и защитника его семьи была установлена давно и таким образом теперь считалась само собой разумеющимся. Эта маленькая женщина, настолько деликатная, но все же настолько храбрая, заставила его помнить причину, почему он выбрал роль поставщика и защитника.

глава 11.

Ночь была наиболее невероятно красивой вещью, которую когда-либо видела Темпест. Это было ясно и немного прохолодно, а верхние тысячи крошечных звезд, пробывали искрить друг для друга. Она вдыхала аромат сосны. Небольшой бриз принес ей намек полевых цветов. Опускающийся туман убрал воздух вокруг них. Она хотела бежать босиком через лес и упиваться красотой природы. На мгновение она даже забыла про Дарий, когда она поднимала свои руки к луне, тихому предложению радости. Дарий наблюдал за ее лицом, чувствовал, что счастье поглотило ее. Темпест сосредоточилась на том, что она делала в настоящее время, беря его в ее ум и тело и наслаждалась ею по самому полному. Она, казалось, знала, как действительно жить. Это было, потому что у нее было так мало радости в ее целой жизни? Было это, потому что она так упорно боролась просто, чтобы выжить? Он коснулся ее ума, тихое, осторожное теневое парение на заднем плане, что он мог бы разделить интенсивность момента с нею.

И он сделал. Он видел все это. Каждая отдельная, яркая деталь удивления. Изящная красота листьев купалась в серебряном свете. Индивидуальное снижение тумана, искрящегося как алмазы в воздухе вокруг водопада. Призмы цветов, вытекающееся из пенистого каскада. Полет летучих мышей и опускающийся за бесчисленными насекомыми. Дарий мог даже увидеть себя высоким и сильным, пугающим мужчиной. Его длинные волосы текли по его широким плечам, и его рот был …, Он произнел у себя короткую улыбка, колеблющаяся близко. Ей определенно понравился его рот.

Темпест ударяла его трудно в груди.

- Убери ту самодовольную ухмылку от лица. Я знаю точно, что ты думаешь.

Его рука прошла ниже ее и поймала ее маленький сжатый кулак в ловушку против его груди.

- Обрати внимание на то, что ты не собираешся отрицать это.

Ее зеленые глаза искрились дразнящей проблемой.

- Почему я должна? У меня есть хороший вкус. Большую часть времени, - добавила она быстро.

Он проворчал низко в своем горле, звук должен запугать ее, но вместо этого она смеялась.

- Вниз, мальчишка. Любой с твоим высокомерием может взять и немного подшутить.

Он поднес ее руку к своему рту и прищемил ее суставы угрожающе, ее смех изменился на резкий визг тревоги.

- Не рассчитывай на это, - предостерег он, его белые зубы мерцали как у хищника. - Я похожу на любого человека. Я ожидаю женщину, которая любит обожать меня и считать меня идеальным.

Она дала неэлегантное фырканье.

- У тебя будет длинный путь к этому.

Его черные глаза, так будучи неотразимы, горели по ее лицу.

- Я не думаю, что это будет таким длинным, дорогая.

- Пойди, найди себе еду. Мы должны встретиться с другими, - сказала Темпест немного отчаянно. Он не мог смотреть на нее таким образом. Он просто не мог.

- А если я уйду, что ты сделаешь для меня? - спросил он, потирая ее суставы вдоль своей затененной челюсти. Ощущение послало темный огонь, мчащийся через ее кровь.

- Я буду хорошей маленькой девочкой и ждать прямо здесь тебя.

Она сгримасничала ему.

- Не волнуйтесь так, Дарий. Я действительно не предприимчивый тип.

Он застонал от наглой лжи.

- Мое сердце не сможет принять это, если бы ты была больше предприимчивой.

Его черные глаза прикрепились к ней.

- Повинуйся мне в этом, Темпест. Я не хочу возвращаться и находить тебя планирующей от другого утеса.

Она закатила глаза.

- В какую проблему я могу попасть здесь? Ничего вокруг на мили. Действительно, Дарий, ты становишься полностью параноидальным.

Она шагала к валуну со стрижкой под ежика.

- Я буду просто сидеть здесь и рассматривать природу, пока ты не вернешься.

- Другая альтернатива для меня, чтобы привязать тебя к дереву, - размышлял он с серьезным видом.

- Попробуй это, - отваживалась она, зеленые глаза, высвечивающие огонь.

- Не соблазняй меня, - ответил он, имея в виду это. Он исследовал валун для себя. С Темпест что-либо было обязано произойти. Змея под скалой, динамитная шашка, взрывающая его.

Темпест смеялась над ним.

- Иди уже. У тебя есть какая-либо идея, что ты настолько бледный? Я боюсь что через минуту ты решишь, что я - твоя полуночная закуска.

Качая одну пересеченную ногу назад и вперед, симулируя безразличие, она подмигла ему, жалея, что она не могла забрать слова обратно. Она не хотела давать ему любые идеи.

- Действительно есть какая-либо идея, что настолько действительно причудливо все это?

Он нарисовывался перед ней, высокий и чрезвычайно сильный.

- Я только знаю, что ты должна сидеть прямо здесь пока я не вернусь.

Он сделал это приказом. Никакой бархат по железу на сей раз. Просто чистое железо. Он сказал это между зубами, чтобы показать ей, он говорил серьезно.

Темпест улыбнулась ему со всей невиновности.

- Я не могу думать, что еще я возможно сделала бы.

Он поцеловал ее тогда, потому что она была так проклята, соблазняя его, он думал, что смог бы сгореть, если бы он не сделал это. Ее рот был невероятно мягок и гибок, такая смесь сладкого огня и горячего меда, который он испытывал разделяя затруднения. Голод бился в нем до такой степени, что он считал трудным не ткнуться носом в ее горло и искать ее вкус, богатый и горячий, текущий в его тело. Он чувствовал, что его клыки удлинили от мысли и быстро резко убрал их. Его беспокойный сон и долгая ночь сексуальных действий истощил его контроль. Он должен был питаться.

В один момент Дарий целовал ее, как будто он никогда не позволит ей уйдти, в следующий он ушел, только исчез. На его месте был тянущийся пар тумана, проносясь далеко от нее к более глубоким лесам. Она наблюдала явление наподобие комете, почти праздно не бесспорно, если это был действительно Дарий или некоторый странный эффект, созданный высокой атмосферой и водопадом. Это было красиво, призма цветов и огней, мерцающих как бесчисленные светлячки через деревья. Она задавалась вопросом, наполнил ли он ароматом добычу, и она дрожала по выбору слов, которые прибыли на ее взгляд.

Когда она вдыхала, вбирая ароматы ночи в ее легкие. Было удивительно, какие различные рассказы могли обеспечить запахи. Дарий был прав; это был только вопрос проведения себя и слушания со всем существом. Сосредоточение. Это было почти подавляющим. Деревья, вода, летучие мыши, животные. Она похлопала валун, любя это чувствовать себя настолько твердым. Она чувствовала, как будто Дарий пробудил ее и воспитал ее от самых недр земли, чтобы открыть вновь красоту природы.

Что-то немного фальшивое вставило себя в ее волшебный мир, но это было настолько медленным, настолько коварным, она только заметила это. Все вокруг нее было настолько захватывающим, замечено через новые глаза, истинное пробуждение. Цвет воды особенно захватил ее, обаяние, способ, которым ветер играл с поверхностью, таща и дразня это в пенистую пену. Но ворчащее вторжение было постоянным, жалобное примечание, шум, как будто что-то шло не в ногу со справедливостью всего, что она видела

Темпест нахмурилась и потерла свой лоб. Он начал болеть, пульсировать, ухудшаясь, когда она сидела не двигаясь. Она встала, перемещая ее вес с ноги на ногу, и очень тщательно изучала свою среду, пытаясь видеть без ярких цветов и деталей, чувствовать действительность вокруг нее.

Ее нога начала болеть, и она сняла свою обувь и стала на колени, чтобы протереть подошву. Но боль не была там, где она причинила себе боль. Это было глубоко в пределах тканей, и она знала, что это не была ее боль; она чувствовала эхо чего-то или кого-то причинение вреда. Внезапная неподвижность, казалось, снизилась в лес, успокаивая всю дикую природу. Она услышала порыв крыльев и думала, что поняла внезапную тишину. Охота на сов держала бы мышей и мелких животных, сжимающихся в их аккуратных домах. Все же летучие мыши оставались занятыми насекомыми выше ее головы. Глубокомысленно она заменила свою обувь и выпрамилась.

Тонкая лента следа оленя вела в беспорядочно торчащий верхней границе распространения леса. Она побрела к нему, что-то тянущее ее в том направлении. Она не пошла бы далеко; она просто хотела найти резкое примечание, нарушающее красоту природы. Чувство сохранилось, как раз когда она следовала за минимальным следом. Время от времени это вело в чащу кустарников и ежевики. Она ощущала, что присутствие кроликов, присевших ниже шипов. Они оставались неподвижными, только их дергающиеся бакенбарды

Новая интенсивность цветов и деталей природы начала накладываться на ее потребность выследить жалобный звук, просачивающийся в ее мозг. Она впялила взгляд на звездное небо и иногда поворачиваясь на полный круг, чтобы восхититься лесом. Папоротники становились более высокими, когда она шла глубже в интерьер. Мшистые стволы деревьев, возвышающиеся ввысь. Она коснулась коры одного и трепетала в сложной смеси структур

В ее голову пришло, что ее чувства были так усилены, что никакой наркотик, действующий на психику никогда не смог бы сравниваться. Она блуждала далеко от следа на мгновение, таким образом, она могла изучить необычное горное образование. Валуны были покрыты на одной стороне с лишайником и крошечными формами жизни, мелкие насекомые, создающие их собственный мир. Темпест поглядела на небо снова, поражаясь этим, что она могла видеть поэтому ясно даже в пределах глубоких теней деревьев.

Она двигалась в более толстые леса, где это было намного более темно, все же она могла видеть вполне хорошо, ее зрение, столь же острое как ее слух. Она поворачивала центр своих новооткрытых чувств внутрь. Ее живот был немного расстроен. Она чувствовала себя сытой; мысль о еде сделала ее немного больной, все же она хотела пить. Она узнала звук потока, пузырящегося счастливо в водопаде. Она удила рыбу в воде, выдвигая ее путь через удочку.

Когда она встала на колени у края ручья, она узнала противоречащее примечание снова. Это было громче на сей раз, сотрясая ее, делая ей главный вред. Где-нибудь рядом с чем-то не было правильным. Что-то страдало от боли.

Она опустила руку в проточную воду и поднесла его к выжженному рту. Ее ум настраивал себя на Дария, автоматически ища его. Она нуждалась в контакте. Темпест не знала, почему, но если бы она не достигала его, не нашла его, просто на мгновение, она знала, что была бы испугана. Она нуждалась в нем.

Идея нуждаться в нем встревожила ее, но, безошибочно, ее ум уже нашел его. Давая ему самое легкое из прикосновений, она была не больше, чем слабым теневым задвижением, ища комфорта знания, что он был жив и здоров, что он насыщал свой жадный голод. Ее сердце дико забилась на мгновение. Она немедленно ушла, раздражаемая сама собой для того, чтобы нуждаться в нем, раздражало ту ее первую мысль, должна была задаться вопросом, искал ли он хлеб насущный у женщины. Она должна была быть заинтересована для его добычи, не ревнующей к нему однако на мгновение.

Темпест мигнула и перефокусировалась. Где она была? Как она добралась сюда? Ничто не выглядело знакомым. Где был след оленя? Она следовала бы за ним назад к валуну, где она обещала ждать.

- Ты сделали это снова, Расти, - упрекнула она себя шепотом, взволнованная тем, что Дарий смог бы коснуться ее ума и почувствовать ее беспорядок.

Медленно она выпрямилась и бросила хороший взгляд вокруг.

В поле зрения не было никакого следа оленя.

- Почему у тебя нет умения ориентироваться? - бормотала она себе, не желая, чтобы Дарий поднял на смех ее невысказанные мысли.

Она не собиралась заглаживать этого, если она не могла найти свой путь назад прежде, чем он возвратился. Она решила следовать за ручьем. Она знала, что он закончивался на водопаде на несколько футов выше небольшого прояснения, выходящего на утесы. Если бы она вышла выше падений, то она могла бы спуститься вниз к прояснению. Все это имело прекрасный смысл.

Вдыхая вздох облегчения, она начала идти оживленно вдоль края быстро движущегося ручья. Проблема стала очевидной сразу. Ручей, загнутый в нескольких местах, представляясь блуждать через самые толстые части леса. Ежевика порвала ее джинсы, и растительность вокруг нее, казалось, вырисовывалась к пропорциям джунглей.

Когда она двигалась устойчиво вперед, жалобное примечание, которое выделило ее во-первых, казалось, увеличилось. Она знала, что была близко к тому, чем это было.

Животное в боли. Она узнала это с внезапной ясностью. Большое животное и оно страдало ужасно. Оно было ранено, раздирание, заражение, и вред лапе когда наступаешь на землю, поскольку оно попыталось идти. Это вещало громко, колебания в ночном воздухе, находящем ее готовый получатель.

Это не было, как будто животное делало фактический шум; это было больше, что Темпест всегда была в состоянии общаться с животными, и она смогла услышать, в ее голове в тихом крике боли. Она попыталась проигнорировать его, даже сделал еще несколько шагов вдоль ручья, но уровень бедствия животного был подавляющим. - Я не могу только оставить проклятую вещь, - спорила она.

- Оно могло быть поймано в ловушке. Одна из тех ужасных стальных вещей, которые сокрушают ногу животного и заставляют его умереть отвратительной смертью. Я была бы, во-первых, так же виновна как кто бы ни соорудил глупую ловушку.

Она уже возвращалась, решительно после колебаний в ее голове.

У нее не было фактическое предупреждение, что она практически была над животным до тех пор, пока она не разделила некоторые кустарники и увидела, что большая пума присела выше ее на скалистом выступе. Его желтые глаза обращены к ней с недоброжелательностью. Кошка была в большой степени мускулиста, немного на тонкой стороне, и передающий столько же голода сколько и боли. Почему она не поняла это прежде?

Темпест погружала свои зубы в ее нижнюю губу в возбуждении. Хорошо. Это было его. Последняя соломинка. Она собиралась быть в такой проблеме, когда Дарий узнал бы об этом. Пума уставилась на нее, замороженный на месте, только кончик его хвоста, щелкающий назад и вперед. Темпест думала об управлении, но она знала, что животное определенно напало бы на нее, если бы она была настолько глупа. Она достигла ума кошки.

Голод. Гнев. Пума была капризна и в боли. Было что-то в её лапе, что-то застрявшее и причиняюшее вред каждый раз, когда она попыталась охотиться. Кошка попыталась укусить и грызть его, но была неудачна. Через несколько дней кошка не поела, и голод ей трудно было сдерживать. И теперь она уставилась на легкую добычу с очевидным удовлетворением.

Темпест, которая попробовала успокоить пуму, попыталась послать впечатление, что она поможет. Она могла удалить болезненный шип; она могла обеспечить свежее мясо. Желтые глаза продолжали смотреть на нее, жуткое предзнаменование о смерти. Темпест вызвала ее ум далеко от возможности нападения и продолжила посылать впечатления от помощи кошке. Она держала страх от своего ума, таким образом, животное не будет прыгать на нее.

Пума покачала головой, озадаченная. Темпест ощущала беспорядок, потребность питаться, все же животное нашло ее странной, незнакомой. Озадачивая пума нуждалась в удалении шипа и Темпест, сконцентрированной на этом. Изображение: шип удалили, лапа заживала. Если бы она не помогала существу, то она осталось бы неспособной, чтобы охотиться, и она погибла бы. Пума была молода, женщина; она могла воспроизвести потомство. Темпест знала, что кошка была чрезвычайно опасна; голод и боль могли вынудить любое животное вычеркнуть. Но это просто не было в ней, чтобы уйти, не пытаясь помочь. Ей удалось управлять большими собаками. Как только тигр в зоопарке сблизился с нею.

Она стояла спокойно, наблюдая за животным близко за признаками принятия. У нее было бесконечное терпение. Ей был дан Богом подарком, и она верила в него неявно. Другие могли бы назвать ее фриком, но она знала, что могла помочь животным, действительно помочь им время от времени как это на пример. Она говорила спокойно, успокаивающе в ее уме, отсылая изображения шипа, лапа, чувствующая себя настолько лучше. Она затопила кошку с изображениями, держал животное на балансе.

Большинству кошек было любопытно по своей природе, и эта большей не отличалась. Она тихо зарычал, но решение в его голове убить и питаться немедленно исчезало. Она хотела, чтобы ужасный шип был удалён и боль закончилась. Темпест знала свое преимущество, разыскиваемое, чтобы расширить ее умственные изображения и колебания доброжелательности. Кошка стала более смягченной, желтое глазное косоглазие не так уже установленное и беспощадное.

Темпест позволила себе дышать более глубоко и переместилась осторожно поближе, ее пристальный взгляд, обращенный к воспаленной лапе. Она была вполне раздутой и смертоносной.

- Бедный малыш, - напевала она мягко. - Мы должны вытащить ту вещь из тебя.

Все время она строила изображения кошки, принимающей ее извлечение шипа.

- Это может причинить боль, таким образом, я думаю, что мы должны решить фронт, что ты не будете сходить с ума и есть меня. В конечном счете для тебя было бы намного лучше, если ты просто позволишь мне вытащить вещь.

Она была довольно близка теперь, достаточно близко, чтобы тронуть животное.

Рана была хуже, чем была первая мысль; инфекция действительно утвердилась. Было возможно, что она не смогла бы помочь бедняжке. Темпест вздыхала. Она не хотела сдаваться. Всегда был шанс, что, если она смогла бы удалить инородное тело, включенное так глубоко в лапу, кошка смогла бы выжить. Это более принимало ее, любопытно, что она могла общаться, что она поняла её боль и голод, преодолея, в настоящий момент, ее желание и потребность поесть.

Сознательно Темпест переместила свой центр, инстинктивно зная, что, когда пума чувствовала сильную боль, поскольку она удалила объект, она будет хотеть наброситься на то, что было самым близким. Она усилила его чувства любопытства.

- К сожалению, малыш, это - я. Разве ты не думаешь, что я довольно интересна? Ты не видела, что слишком многим нравлюсь я вокруг, не так ли? Темпест напевала мягко.

Глубоко вздыхая, она согнула голову, чтобы исследовать порочную рану, впервые доверяя удаче, когда она отводила взгляд от морды кошки.

Страх. Чистый, настоящий страх. Не было никакого другого слова, чтобы описать её эмоцию. Дарий мог чувствовать, что её сердце стучало настолько сильно, что оно рисковало взорваться из её груди. Он оставил Темпест, сидящую мирно на валуне с водопадом. Почему он ожидал, что она будет сидеть все еще там? В страхе ползалось реализация, что он действительно не ожидал этого. Он знал ее слишком хорошо. Проблема следовала за нею следом. Нет, это было больше, чем это. Она искала его.

Гнев. Черный и ужасный. Свирепая волна гнева, который угрожал поглотить его. Он подавлял его и оставался очень неподвижным, становясь частью самой ночи, как только он мог сделать. Его горячий внутренний пристальный взгляд никогда не оставлял пуму, наблюдающую за первым признаком агрессии. Он знал, как быстро пума могла двинуться. Травмированная она была еще более опасна. Он мог убить её от того места, где он стоял. Он мог захватить контроль животного, считать его беспомощным, в то время как она работала. У него были варианты. Он был даже достаточно быстр, что он смог бы удалить Темпест от опасности задолго до того, как она или лев узнали бы, что он был даже близок. Он не сделал ни одной из тех вещей. Дарий слушал ее голос. Мягкий. Успокаивающий. Его стиль, напоминающий о скандировании целителя. Она фактически уговаривала пуму на разрешение ей помочь ей.

Гордость. Это нахлынуло в него откуда ни возьмись. Чистая гордость. Она была напугана ситуацией, как она была напугана его властью по его дикому, дикому характеру. Все же она была полна решимости спасти животное. Дарий был в ее уме, темная тень, остающаяся неподвижным и тихим, таким образом, он не отвлекал ее, но все же он был там, и ее центр был абсолютным. Она была полна решимости дать кошке шанс на выживание.

Что-то в нем чего он не знал, существовало, что-то задолго похоронившее или забытое, нахлынуло, сильное и подавляющее. Эмоция была так интенсивна, что он дрожал от открытия. Любовь. Если он не любил ее за себя прежде, то он знал, что сделал теперь. Он шел посредством своего бесплодного существования, не чувствуя реального значения кроме защитить и сохранить его небольшую семью. Она дала ему более глубокую цель в жизни, радостная причина переместиться через мир, существовать. Он восхищался ее храбростью, как раз когда он тихо поклялся, что она никогда не будет бросать вызов ему снова, никогда снова занимать место в опасности на этом пути.

Он восхищался ею. Открытие было удивительно ему. Он восхищался способом, которым она прошла жизненной принятием людей, как они были без суждения без ожиданий. Он восхищался ее огромной храбростью, ее чувством юмора. Что лучший способ состоял в том, чтобы помочь ей? Дарий изучил ситуацию тщательно. Пума была определенно непредсказуема, боялась, в боли, и была голодна. Немедленно Дарий, начал добавлять его умственную силу к Темпест. Это дало ее дополнительный контроль над животным.

Когда я удалю шип, Дарий, можешь ты избавить бедняжку от инфекции! Несмотря на то, что она держала твердый контроль животного, ее голос был мягок, но устойчив в его уме.

Он должен был знать, что она немедленно ощутила бы его присутствие. Самое легкое из его прикосновений привлекло ее внимание. Она была настроена на него теперь, ее ум и тело, ее сердце и душа. Он связал их. Она могла найти его намного более легко, чем прежде. И она была чувствительна, намного больше, чем большинство людей, с которыми он вошел в контакт. Однако, она держала свое внимание на травмированном животном. Она была удивительна.

Вылечить животное? Он сделал бы это, потому что она попросила его об этом, потому что он знал, что, если бы он не сделал, она попыталась бы найти другой способ излечить пуму. Ты не нуждаешься во мне для этого, он шептал мягко, понимая, что это было верно. Она была способна к сдержанию разрушенного болью существа, в то время как она работала над ним. Он мог чувствовать силу в ней, определениие, и это была она собственная.

Темпест не озиралась, чтобы увидеть Дария; она знала инстинктивно, что он был там. Маленькая улыбка коснулась ее рта, показывая интригующую небольшую впадинку, которая всегда выводила его из себя. Она могла чувствовать его силу желания, льющегося в ее, удваивая ее контроль. Это должно было сделать ее чувство менее уверенным в себе, но Темпест всегда знала, когда она имела власть над животным. Эта пума была восприимчивой, и она положила руку на ее ногу, чтобы позволить ей привыкать к чувству ее.

Она вылила свое заверение в пуму, когда она исследовала порочную рану. Кошка дрожала под ее прикосновениями, ее мех, темнеющий к грязному коричневому. Она дышала для него для них обоих, когда она вырыла для незаконного шипа. Этот был похоронен глубоко, вся область, раздутая и сердито выглядящая. Было более трудно утверждать ее доминирование на пуме, когда она поймала конец густого серебра и начала извлекать его.

Дарий наблюдал за кошкой близко, ее выражением лица и изображениями в ее уме. Это хотело вычеркнуть, закончить ужасную боль, но Темпест была в команде. Она потянула массивный шип, хороший дюйм в длине и сужающийся к противному пункту, из лапы. Пума дрожала, выла, но оставалась тихой. Дарий не мог помочь себе. Даже при том, что он знал, что Темпест была в полном контроле, он тихое животное, захватив его ум и считая его беспомощным его беспощадным контролем.

Темпест поглядела на него однажды, но она не выступала. Она могла чувствовать, что Дарий вел потребность защитить ее. Это совпало бы с тем, чтобы просить, чтобы он поместил оружие в ее голову, чтобы попросить, чтобы он отступил и оставил ее с ее задачей одной. Она была благодарна, когда он сосредоточился на лапе пумы и использовал свою энергию вытянуть яд, пока это не назрело и взорвалось из уродливой раны. Темпест наблюдала, что он бежал по меху кошки на землю.

Дата добавления: 2015-09-29