Петя.
Рост – сто девяносто восемь. Вес – сто двадцать пять. Возраст – двадцать два. Кандидат в мастера спорта по боксу в тяжелом весе. «Петя, никогда не бей людей по голове», – говаривал Петин тренер. Огромные кулаки, впечатляющие бицепсы, трицепсы, широченные запястья, большая голова, тяжёлая нижняя челюсть и тяжёлый взгляд серых глаз. Но... Слегка картавит. Когда волнуется – картавит сильнее, язык заплетается. В общении с прекрасным полом краснеет до свекольного цвета. Очень сильно сексуально озабочен... Однако дела в этом направлении у него совсем не идут. Почти «мальчик» – в свои-то двадцать два и при такой солидной внешности. Родом из-под Одессы. Успел закончить строительный техникум в небольшом молдавском городке. Там же взят под стражу и осужден – на три года условно, с отработкой в народном хозяйстве. Трудится на стройках города Океанска – за тысячи километров от родного дома, в качестве плотника второго разряда. Получает сто пятьдесят, но только на питание ему надо рублей двести. Иногда подбрасывает старикан – фотограф, в сезон вкалывает почти круглосуточно, по патенту на черноморском побережье. Старикан у него неплохой, но вот за то, что он сюда попал, Петя имел к отцу претензии. Почему не выкупил? Заплатил бы, кому надо, и всё. Ведь купил же ему техникум. Не шла учеба, совсем не шла – по семьдесят ошибок делал в небольшом диктанте. Но папаня платил.. И в этот бы раз мог, да не захотел почему-то. А ведь попал Петя сюда, в Океанск, на эти поганые «стройки города» совсем несправедливо! «За превышение самообороны...»
... Они пошли с тренером в ресторан – отметить удачное петино выступление на ринге. Алкоголь Петя не употреблял, но очень уважал тренера и, конечно, в ресторан пошёл. Тренеру тридцать, мужик взрослый, выпил, заторчал, познакомился с девочкой... Петя тоже выпил. Пол стакана сухого вина. И сильно опьянел. Над ним всегда смеялись – вот, такая туша, а пьянеет от глотка кваса. Но что делать, такой у него организм, говорят, от сверхздоровья – не принимает ни табак, ни выпивку. Петю тошнило, он вышел на улицу освежиться. И тут на него напали трое. Нет, он бы не стал «превышать самооборону», если бы ни его только что зажившая челюсть. Её сломали ему при ана логичных обстоятельствах в общаге – чуть-чуть выпил, забалдел и его замесили ногами... Он не удивлялся, он привык, что полно завистливых ничтожеств, объединяющихся, чтоб унизить его, здорового и сильного, избить или даже убить, а потом хвастать перед такой же мразью: вот как мы его сделали.
Сегодня он боксировал одной рукой, прикрывая второй недавно сросшуюся челюсть. Боксировал, правда, недолго – послал противника в нокаут. И вот на него опять напали, опять хотят его унизить. Причём, все трое – совсем не «моськи», а довольно крепкие черти, с кастетами, а у одного он успел заметить нож. И Петя обиделся. Разозлился. Вспомнил, как его всегда обсмеивали вот такие дерьмовые ребятишки: «кабан», «жлобина», «комод», «шкаф»... «А-а, суки! Получите!...» – заорал Петя.
Он и ударил-то каждого не более двух раз. Того, что с ножом, правда, раза три – потому что тот порезал ему новый пиджак на плече. Потом он позвал тренера и они попытались оказать этим ребятишкам некоторую медицинско-спортивную помощь типа массажа. Но все трое лежали без сознания. Пришлось вызывать скорую. Милиция приехала сама...
Все трое выжили, один, правда, тот, что с ножом, побывал в реанимации, но тоже оклемался. А суд признал «превышение самообороны»...
И вот – стройки города Океанска. И ещё два года впереди. Общага со спецурой, в которой нужно каждый вечер, не позже одиннадцати, отмечаться. Нарушил режим раза три-четыре – и можешь загреметь на зону – с новым сроком и с прибавкой туда же всего старого. Майор из спецуры как-то провёл с ним беседу – склонял шестерить за ребятами, а за это обещал помочь скостить половинку. Но Петя, конечно, на это не пошёл. Западло. А вообще, он стал привыкать и осваиваться. Никогда не думал, что заживёт вот такой жизнью, но коль уж пришлось, то надо быть здесь своим. Такой у него метод – там, где живёт, всё и всех знать, вжиться и слиться полностью с тем, что его окружает. Уголовником ему, конечно, быть ни к чему, но и выглядеть белой вороной среди такой публики тоже не годится. И первая его цель – изучить по мере возможности «феньку». В некоторых определенных компаниях он ловит и запоминает: «дурмашина» – шприц, «взлететь» – совершить половой акт. И так далее. Он чувствует, что стал меняться, превращаясь в какого-то другого, в того, в кого его окрестил тот неправедный суд, назначив ему за самооборону три года «химии». Он на собственной шкуре испытал, как неустойчивы и зыбки правила жизни и в любой день ты можешь быть растоптан и брошен в зону. И нужно быть готовым. Уже нескольких ребят при нём из их общаги отправили на зону. За мелочи. Один взял в магазине фотопленку и «забыл» заплатить. Всего месяц оставалось до звонка. А получил шесть лет общего режима. А там, там...
Петя ещё колотил грушу – тащил её на крышу общаги, привешивал на натянутую проволоку и молотил руками в боксёрских перчатках. Он держал форму, но знал – на спорте крест. И что ему сейчас терять? И когда Арик заговорил о миллионе у соседки...
«Миллион, а? Представляешь, Петя? Нам с тобой и десяти жизней не хватит, чтоб его у государства заработать, ха-ха!»
Арик здорово изменился за этот год. Они дополняли друг друга. Рядом с Петей и Арик чувствовал себя значительно здоровее и увереннее, словно это у него самого такие вот стальные бугры мышц и чугунные кулаки. А Петя рядом с Ариком почти не заикался и не краснел. И девки, которые таращились на Арика, унижались перед ним, назначали свидания, вольно или не вольно поглядывали и на Петю. И когда Арик выбирал какую-нибудь девочку, то подруга, пусть всегда похуже, но доставалась Пете. Если же он пытался знакомится сам или с каким-то другим приятелем, то эти сопливые сексотки его только унижали и оскорбляли, даже самые ничтожные, не стоящие и ногтя его. Доходило до того, что он этим сучкам за унижения выдавал пощечины...
Конечно, он одной левой может растереть в порошок десяток таких, как Арик. И в общаге, в комнате с ним живут ещё трое пацанов, для которых его слово – закон. Но дело-то не в этом. Он сам набился Арику в друзья – и это было не просто. Арик его поначалу не принимал. Сейчас Петя может выполнить любую просьбу Арика и не посчитает для себя унизительным.
Но с другой стороны... Ох, эта славянская наивность и нерасчетливость, доходящая просто до глупости! Арик кропает стишки и какой-никакой талант, возможно, и есть, хотя Петя в этом ничего не смыслит, но по человеку-то видно – есть в нём что-то. А попёр сдавать документы на журналистику и ни копейки не заплатил. Наивняк! Всё же на взятках! Мало того, оказывается, там чуть ли не все преподаватели, вплоть до декана – бывшие ученики ариковой мамаши. И ни разу не сходила, не попросила! Вот же интеллигенция... Гнилая. Ни хрена не умеют жить!
Год назад, когда они познакомились, Арик едва ни голодал, потому что умудрился в восемнадцать лет жениться на хитрой молодой шлюшке и сейчас выплачивал алименты, вероятно, чужому ребенку. Но Петя недаром был родом из-под славного города Одессы, в котором барахолка ещё не так давно успешно функционировала каждый день. Петя голодать не собирался. А барахолка – это прекрасное место, где всегда найдутся дураки, которые не знают, что продают, и всегда найдутся также дураки, которые не знают, что покупают. Стоит, к примеру, бабка и продает новейшие, ни разу не надеванные фирменные джинсы «Леви Страус». За стольник. Фокус состоит в том, чтоб раньше всех подскочить к бабке, сунуть ей стольник, схватить джины, отойти на пять метров и через три минуты сдать их за триста.
Арик сначала упирался, отказывался, говорил, что его весь город знает, а он будет по барахолкам таскаться, и вообще, что занятие «купи – продай» – поганое и позорное занятие... Но его ста двадцати рублевая зарплата, из которой высчитывали алименты, была ещё более поганой и позорной. И Арик сдался. Они совершили также несколько поездок по глухим леспромхозам, где в задрипанных деревенских магазинах торговали японским хламом – дерьмовыми джинсовыми костюмчиками и нейлоновыми куртками – в обмен на первоклассный хвойный лес, который вырубали под самый корешок... Петя договаривался в общаговой спецуре, ставил пару пузырей, они добирались до райцентра сначала на поезде, там брали мотор и объезжали несколько деревень, набирая японского тряпья тысячи на полторы, предварительно скопленные в основном из тех, что присылал петин папаня.
А в этом году Арик запел про миллион. Как бы шутя. Пугачёва поет: «Миллион, миллион алых роз...» И Арик: «Соседка по лестничной площадке, миллион...» Бичугана даже подключили. Шутя тоже. Лежали на пляже и тут опять Пугачёва: «миллион алых роз». И Арик за свое: соседка, торговка, миллион...
«Торговка? «Делашиха», значит. Одинокая? Богатая? «Гагара», значит», – это уже Бичуг, ростовский хулиган, хорошо феньку знает.
Они ещё не распределяли ролей, не намечали конкретных планов – всё это пока лишь подготавливалось где-то рядом, висело в воздухе...
То, что висит в воздухе
Они еще не подозревали, что их мужская оболочка – это хранилище фаз, накопленных историей человечества. Они не знали, что история переходит в генетический аппарат людей и то, чем на полном серьёзе занимались несколько столетий назад седобородые мужи, превращается в конце концов для новых юных поколений в детские забавы и игры. Каждый молодой человек в определенное время проходит фазы «любовника», «воина», «купца», «мужа»... Они смещаются, перекомпоновываются, соединяются, разъединяются. Через годы, когда подсознание, в котором заключена вся Вселенная, начнёт переливаться в сознание, для тех, кто не застрял пожизненно в ранних человеческих фазах, придут новые, высшие фазы – общественные, политические, философские... Придёт осознание, что «нормальное» состояние сегодняшнего человека является в высшей степени ненормальным – это предательство подлинных возможностей. Успешное приспособление к «реальности» означает потерю себя самого и утрату подлинной реальности...
Им, темным и необразованным, приходилось на ощупь пробираться во мраке незнания, ставить на себе эксперименты – те, что цивилизованное человечество давно изучило и прошло. Им не дали прочитать ни Фрейда, ни Ницше, а о всяких там психоаналитиках: Лэйнгах, юнгах, янгах, хайдеггерах они и слыхом не слыхивали. Также, как и не удалось им не только прочесть, но и не разу подержать в руках гуманитарной истории человечества – Библии...
За десять лет учебы в школе они изучили лишь арифметические действия и простой расчёт показывал: либо оставаться в фазе раба пожизненно, вкалывать на дне, в грязи, за рабскую зарплату, за работу «бери больше, неси дальше», либо нужно протянуть руку и сорвать запретный плод... Но тогда фаза «разбойники» будет уже наяву, а не где-то там, в генетическом подсознании. И сколько ни оправдывайся, что действуешь в духе Дубровского или Робина Гуда, производя экс у воров, но если поймают, то лишат и этого рабского «рая» и бросят в реальный ад...
Кто знает, в какой бы фазе застряли Арик и Петя, если бы не…
Эпизод первый.
Летним вечером они с толпой собирались на «скачки» в центральный парк. Стояли на трамвайной остановке, Арик с кем-то разговаривал, то ли с Малышом, то ли с Бичугом, и заметил, что Петя отделился и стоит, широко улыбаясь и краснея до своего обычного в подобных ситуациях тёмно свекольного цвета в обществе двух дам. Одного взгляда Арику было достаточно, чтобы вычислить «дам». Как-никак, а лицо всё-таки «зеркало души», даже если её нету. У одной из дам душа была безобразна, видимо, и от природы, и от воспитания, поскольку обладала она физиономией «страшнее атомной войны». Лицо преступницы, которую уже ничем и никогда не перевоспитаешь. Пожалуй, такую страшную молодую женскую физиономию Арик видел впервые. Вторая, возле которой увивался Петя и которая отвечала ему сладкими обещающими улыбочками, наоборот, была довольно смазлива той расплывчатой грязной смазливостью, как будто вобравшей в себя все мировые женские пороки... От «дам» шла почти осязаемая волна. Арика она отталкивала, а Петю притянула... «А всё же ты дурак малоинтеллектуальный», – подумал о приятеле Арик. Сам он, даже в ранней молодости, когда бывали неудачи и перерывы с женщинами, всегда обходил таких стороной. И ещё у него была интуиция, он не смог бы её объяснить, но он точно определял заразных баб и ни разу ничего не подхватил. А сколько друзей за минутное удовольствие!... Сифилис, гонорея, потом – бездетность...
Но Петя... Ох, Петя-Петя! Он совершает ещё одну ошибку, старую, как мир ошибку молодых, неуверенных в себе, закомплексованных мужчин – из дурнушек выбирать самую дурнушку, в надежде, что она сразу согласится. Но дурнушки, как правило, все с придурью, потому они и дурнушки, что у них психика не в порядке. Дурнушка, к тому же, может оказаться либо девочкой, либо неопытной фригидной дурой. А от повышенного внимания к себе, со страху, вообразив бог знает что, может и «написать в капрон». Или, вдруг вздумав, что она вмиг неожиданно похорошела и пришло её время, начнёт кривляться и отказывать. Вот Петя и действовал в таком духе, когда пытался действовать один. А сейчас докатился до подзаборной уголовницы. Нет, выбирать нужно самых-самых – королев! Они достаточно опытны и испорчены, они привыкли к постоянному вниманию к себе и под настроение пойдут куда угодно и с кем угодно – совершенствовать свой опыт.
Показался трамвай, Арик подошёл к Пете.
– Ты что, охреновел? Пошли! Это же..., – прошипел он приятелю.
– Да я, я... я... щас, щас вас догоню, – глазки у Пети замаслились и бегали.
«Голодный, как волк... Ну и чёрт с тобой!» – и Арик запрыгнул в трамвай.
Петя чувствует перед Ариком некоторую вину, поскольку нарушает сейчас неписанные правила их дружбы, отпуская приятеля одного в летний вечер городского парка, где может произойти что угодно. Конечно, Бичуг есть, Толян, Малыш... Да разбегутся, случись что. Но Арик сам виноват, не больно он печётся о друге. Вот, совсем недавно сделал такое, что он его не понял, очень не понял... Зашли в одну общагу, пять комнат пустых, одни кровати и две девочки, медички-акушерки, одна старая знакомая Арика и её подруга. Выпили, разбрелись по комнатам и его, как её там, Верка или Зинка уперлась и ни в какую, не даёт. Одной рукой зажал ей руки, второй сдернул с неё всё. Начала дура стонать да орать, целку из себя строить, а на ней-то и клейма ставить негде... Так Арик вышел, Зинка в окно сиганула, а этот интеллигент начал его отчитывать: «Ты не так с ней поговорил, не там погладил...» Что Арик понимает? Да у него не шибко и стоял на эту Верку. Просто хочется... ласки. Любви. Ведь его никто никогда не любил. Никто. Всегда одинок. Друзья, мужики... Арику хорошо, он всё прошел, бабы его любят. А эта вот сама остановила, сама! Ну что ж, блатная, но мало ли чего? Он тоже сейчас блатным считается... Так что ж, он и не человек? И она человек. Симпатичная...
– Ну ты здоровый, хе-хе. Ты наш? Наш? Ты не «петух»? Хе-хе-хе, – симпатичная дёргает его за рукав, улыбается, она довольная, что он остался и не поехал с товарищами.
– Обижаешь, начальник! – хехекает Петя, пошире улыбаясь, показывая золотую «фиксу» и припоминая термин «петух». – Откинулся из зоны на химию, – привирает он, каная за своего.
– Меня Валькой зовут, – говорит, смеясь, симпатичная. – А её – Нинка. Чё, Нинка, хороший парень? Здоровый. План сделали, пойдём дохать? А тебя как?
– Петя, девоньки, Петей зовут.
– Ха-ха, это чей-то, кликуха? – смеётся Валька. – Петя, пойдем с нами? Мы тут рядом. Мы всё, план сделали, по стольнику в день на каждую. На четвёртом маршруте пашем...
Петя делает вид, что что-то понимает и идёт вместе с ними. Девки ему нравятся. А что? Самостоятельные, не то, что какие-нибудь дешёвые кривляки. И повидали, небось, такое... Девки знают жизнь и он перед ними, конечно, пацан, но не надо этого показывать.
Впереди них идёт слегка покачиваясь подвыпивший мужик с сумкой на плече.
– Щас мы его «купим», – говорит Валька, лицо её загорается и хорошеет.
Мужика задевает плечом встречный прохожий, Валька мгновенно расстёгивает замок на его сумке, выхватывает из неё бутылку шампанского и передаёт Нинке. Нинка также мгновенно прячет её в свою сумку. Валька успевает ещё раз заглянуть в открытое нутро чужой сумки, но, видимо, там больше ничего её не привлекает. Они обгоняют мужика.
– Ха-ха – смеётся Валька. – Этот «пропаль» мы сейчас употребим! Бедный «потерпила», похмелиться нечем будет! Видал, как я лихо «разбила дурку»?
Петя поражён, не все слова ему понятны, но делает вид, что для него всё это не впервой. Девки ему нравятся, есть в них какая-то неизвестная ему свобода, романтика, совсем другая жизнь...
Они проходят через толпу по узкому месту, потому что рядом чем-то ещё торгуют и очередь мешает проходу. Валька, видимо, решила показать новому знакомому свой класс. Длинными тонкими музыкальными пальцами она у всех на виду вытащила из кармана куртки проходящей рядом женщины портмоне и сунула Нинке. Но никто, кроме Пети, этого не видал.
– Вот, «мальцы», кормильцы, – вытягивает пальцы Валька. – Сколько в «лопате»?
Нинка вытаскивает портмоне, считает, портмоне выбрасывает в урну.
– Тридцать два.
Они заворачивают в подворотню, прямо в центре города, поднимаются на третий этаж. Здоровенная, старой постройки с высоченными потолками, запущенная грязная квартира. Три или четыре комнаты. Заходят в одну из них: кровать, стол, детская кроватка со спящим ребёнком, запах пелёнок, бабка. Бабка тут же молча сваливает.
Садятся за стол и начинается разговор за шампанским. Петя узнает, что ребёнок – Валькин, что очищать карманы граждан девочки имеют право только на четвёртом маршруте трамвая, а на Ленинской – это уже они залезли в чужой огород. План у них – по сто в день на каждую. Кому сдают? Кому надо. Подписали их на три года. Осталось пять месяцев...
Нинка ушла. Петя потащил Вальку на колени к себе, начал щупать и балдеть. Она соскочила. «Я щас, в ванну...»
Только легли – звонок в двери. Валька побежала открывать, накинув халатик. В комнату вместе с Валькой зашёл человек – в шляпе, в красивых очках от близорукости, аккуратно одетый. Взглянул на Петю, снял шляпу, интеллигентно сказал: – здравствуйте. И Петя ответил: – Добрый вечер. - Человек положил на стол что-то, завёрнутое в газету, а сам взял со стола приготовленные девками заранее деньги, тоже завернутые в бумажку. Не считая, сунул во внутренний карман пиджака. На лацкане Петя разглядел «поплавок».
«Ну и дела! Вот это люди! Вот это «малина»! – восхитился Петя, радуясь, что так легко попал в этот запретный мир и запросто всё видит.
«Интеллигент» надел шляпу, культурно сказал «до свидания» и ушёл. Валька закрыла за ним двери, вернулась, скинула халатик... «Шикарная фигура! Её бы пододеть, а то носит какое-то замусоленное тряпье. Какая девочка!» – разгорался Петя. Валька легла и в ту же секунду как ужаленный заорал разбуженный интеллигентом ребенок. Опять ей пришлось вставать, кормить молоком из бутылки ребёнка. Халат она не надела и Петя истекал, собираясь соскочить с кровати...
Но вот ребенок накормлен и Валюха рядом, но... звонок в двери!
– Да чёрт с ним, не открывай! – Петя зажал её и ищет то, ради чего он сюда пришёл. Но она напряглась.
– Это муж...
И Петино суперменство начинает катастрофически таять и сокращаться. Вместе с потенцией.
Валька подскакивает, напяливает трусы и халат. Петя бегает – красив, как Апполон, – ищет трусы. Находит, суёт в одну штанину две ноги. А надо успеть ещё надеть брюки, два носка, рубашку и пиджак... А муж всё названивает, специфически, свой код.
Валька побежала открывать. Муж, парень средних размеров, с блатной рожей и руки все в наколках, застал Петю в брюках, в одном носке и с рубашкой в руках.
Муж что-то угрожающе мычит. «Да он же немой! Ну, попал...» –Петя натягивает рубашку обратной стороной. Муж подскакивает к Пете, что-то где-то у себя выдёргивает и в воздухе блестит стальное лезвие. Петя перехватывает руку и давит слегка запястье – примерно в пятую часть своей силы. Нож падает на пол. Петя подбирает его. – Хорошее пёрышко, – говорит Петя, сунув наборную ручку ножа в карман брюк, снимая и надевая правильно рубаху. Он натягивает второй носок, надевает туфли и пиджак. Достаёт из кармана нож и кладет на стол. Молчаливая сцена. Надо уходить. Немой мычит, расстёгивает куртку, вытаскивает из-за пояса бутылку водки и бухает её на стол. Петя пьёт и впервые в жизни не пьянеет.
Потом немой показывает ему – я, мол, уйду в другую комнату, а ты оставайся с ней, с Валькой. Валька как будто слегка смущенно смотрит в пол. В этом мире побеждает сильнейший... Но Петя не готов к такому резкому переходу границы моралей. Да и потенция его от стрессов этого вечера пострадала. Мужчина – организм тонкий...
Валька провожает его на улицу, назначает свидание. Петя уходит и думает, что если волею судеб он попал бы в этот параллельный мир, то вряд ли бы стал в нём атаманом. Не такой он человек. Скорее всего, и его бы заставили сдавать свой «план» – в виде чьего-нибудь телохранителя или боевика. А это совсем не для него. У него есть большая мечта – стать шеф-поваром или даже директором ресторана...
Эпизод второй.
На соседний завод, располагавшийся за забором «Росмясорыбторга», где трудился Арик, приехала выездная сессия краевого суда. Показательно судить трех преступников, совершивших тяжкое преступление. Все трое работали на этом заводе. Милиция попросила администрацию «Росмясорыбторга» выделить нескольких молодых крепких ребят – подружинить во время заседаний.
Попросили подружинить именно посторонних, не с завода – на всякий случай...
Уже несколько месяцев бригада СМУ-3, в которой работал Петя, вела монтаж нового холодильника на территории «Росмясорыбторга». Так что в дружину попали оба приятеля. И Петя был горд. Эта гордость проявлялась на его посерьезневшем, посолидневшем большом лице – доверили ему, химику, дежурить на суде! Но может быть, петина серьезность объяснялась и тем, что этот суд напоминал ему о том, на котором судили его самого.
Возле входных дверей конференцзала крутилось десятка два несовершеннолетних пацанов, из-за которых и потребовалась, очевидно, дружина. На суд пацанов не пускали. Большой современный зал был полон рабочими завода и посторонними, желающими посмотреть... Были даже корреспонденты с фотоаппаратурой и магнитофонами. Преступники сидели ниже сцены, справа, надежно охраняемые изрядным количеством милиции.
Перед тем, как зайти в зал, Петя и Арик, вместе с другими парнями-дружинниками, оттеснили пацанов, смахивающих на малолетних уголовников и рвущихся туда, за дверь, где на скамье подсудимых сидят их друзья и кумиры.
«... попалась птичка», – сказал Козлов и ударил ее кулаком в живот...
«... В то время, когда Козлов и Яковенко надругались над ней, Гниловский вытащил свой импортный фотоаппарат «Канон» с моментальной фотографией и снимал, тут же показывая получающиеся фотоснимки Козлову и Яковенко. Потом Гниловский отдал фотоаппарат Яковенко и присоединился к Козлову...»
«... отпускать нельзя, – сказал Козлов. – Будете тогда дома сидеть и гулять не пойдете. Она заявит или встретит где-нибудь и опознает», – Козлов протянул опасную бритву Яковенко. Тот отказался. Гниловский тоже отказался. «Учитесь, пока я жив», – сказал Козлов и полосанул ей по горлу...
Арик бледнеет, сердце колотится. «Кромсать, кромсать ножом! Сначала эту дегенеративную рожу Козлова или лучше кастетом крошить зубы и по черепу по черепу безмозглому стриженному на тебе сволочь! в узкий лоб! а потом Гниловского приторно-смазливого разыгрывающего раскаяние на! на сволочь! Чтоб не жил... И того заплывшего кабана Яковенко тупой кабан...» – Арика в жизни всегда бьют, а он всегда потом долго разделывается с обидчиками мысленно и всегда жалеет, что не совершил этого наяву. Не может...
«... да, мать умерла пять лет назад, когда Ларисе было двенадцать... Да, следил, это было ее первое в жизни свидание с мальчиком», – выступает отец, молодой ещё мужчина. Он плачет, его трясет. «А вам не жить сволочи, не жить!» – кричит он в сторону подонков. Отцу во время следствия показывали цветные фотографии, сделанные импортным фотоаппаратом...
Арик искоса взглядывает на Петю. Тот сидит свекольнокрасный, сжимает мощные кулаки. – А их на зоне опетушат, козликами сделают, а может, и замочат. Там не любят таких, – говорит Петя, но одновременно оба вспоминают, как совсем недавно Петя заламывал руки девочке в общаге...
«... а я ей сказал, чтобы она не шла через парк, а по дороге...» – говорит «мальчик», тот самый, к которому семнадцатилетняя Лариса Стешкова пришла впервые в жизни на свое первое свидание и который её не проводил домой...
«... всю ночь Лариса ползла по парку к дороге, – рассказывает обвинитель. – Смерть наступила около пяти утра...»
«Приговорить к восьми годам лишения свободы Яковенко...»
«Ведь ошибка природы... Пусть не резать их... Неправильный генетический набор. Их ничем не воспитаешь, тем более, тюрьмой... Пусть не резать их... Чёрт с ними, пусть безболезненно... Укол... Или таблетку цианистого. Они не должны существовать, это ошибка природы. Двоим всего по восемнадцать, а Козлу двадцать два», – думает Арик. – «А сколько на них «пропавших без вести»?
«... приговорить к восьми годам лишения свободы Гниловского...»
Арик оглядывает зал, всматривается в лица. Все разочарованы. Чем? Что закончился спектакль? Жуткий, но всё-таки спектакль. Никто не верит полностью в реальность, потому что это не с ними произошло, потому что не видели своими глазами, потому что подсудимые имеют такую же оболочку как и все остальные, потому что в т а к о е трудно верить. И не хочется. А что думают родственники подонков? Может, им кажется, что они лишь смотрят страшный сон?
«... Приговорить к пятнадцати годам лишения свободы Козлова...»
Всё, кошмарный сон окончен? Пора вставать?
Но не успели отзвучать последние слова приговора, как что-то резко и оглушительно громко взорвалось! И ещё, и ещ! Стешков, отец Ларисы, в упор стрелял из пистолета в гадов! Мимо, мимо... Милиционер повисает у Стешкова на руке, а тот жмёт и жмёт курок. Баx! Бах! Бах! – в пол. Подлетают ещё из охраны и сбивают Стешкова с ног...
Нет, это не страшный сон, это кошмарная жизнь!
Зал очнулся от шока. Заорали, засвистели. И вдруг – все встали в едином порыве и начали хлопать! Стешкову.
– А-а! Суки, суки!! – орал Петя, стоя и размахивая мощными смертельными своими кулаками...
Через несколько дней приятели прочитали в местной газете, что Стешков – мастер спорта по стрельбе и экс чемпион республики, стрелял в преступников из самодельного пистолета почти в упор и не смог попасть... И что один из преступников прислал из мест заключения письмо в часть с благодарностью караулу, спасшему ему жизнь.
После этого эпизода они более не заговаривали о миллионе. И даже, когда мать Арика нечаянно зашла к соседке не позвонив – толкнула дверь, та оказалась открытой, и застала её с несколькими разверстыми чемоданами, полными денег, и Алла Юрьевна с испугу или растерянности предложила: «Вам нужны деньги? Берите сколько нужно...»
Даже после этого Арик рассказал о деньгах Пете, как о казусе, но не больше. И Петя ответил, как на казус: «Да пусть она захавает свой миллион!»
И всё, о миллионе не говорили.
Следствие ведут знатоки.
– Итак, у нас опять большое ЧП – вчерашнее убийство, – подполковник обвел взглядом присутствующих. – Давайте восстановим картину, по возможности, в целостности – что мы имеем. В пятнадцать двадцать нам сообщают, что в горбольницу, во второе отделение нейрохирургии поступила пострадавшая с сотрясением мозга и подозрительными травмами. В шестнадцать тридцать в отделение является водитель одиннадцатой автоколонны и заявляет, что у него угнали самосвал «камаз» номер ПРИ 34-12 в то время, когда он распивал пиво. Угон совершен недалеко от дома пострадавшей. В семнадцать пятьдесят анонимный детский голос сообщает по телефону, что в лесу, в районе бухты Улисс, стоит «камаз», а в закрытой кабине «лежит дяденька весь в крови». На место выехали дежурный следователь Ковалев, оперуполномоченный угрозыска Абдусалямов, эксперт Липецкая, кинолог Петров. Номер «камаза» – ПРИ-34-12. В запертой кабине находился некто Сергей Иванович Новиков, двадцати трех лет, рабочий СУ-9. В карманах обнаружено удостоверение личности, капроновый женский чулок, маховик от водопроводного крана – кастет. На кастете следы крови и присохшие волосы. У самого Новикова тяжёлое пулевое ранение. Успел сказать, что он «химик» из общежития на улице Промышленной. Произнес фразу: «Тёмный гад». Умер по дороге в реанимацию. В кабине «камаза» на полу найдена сторублевая купюра. В двух километрах от «камаза» обнаружены сгоревшие, еще дымящиеся «Жигули» 2108 под номером ПК-17-23. Возле обоих машин зафиксированы идентичные следы.
Хочу отметить вчерашнюю оперативность сотрудников. Многое успели сделать. В больницу к пострадавшей выехал дознаватель Сергей Карнаухов. Пострадавшая, бывший работник четвертого горпищеторга, в этот день должна была сесть на скорый поезд «Россия» и отбыть на новое место жительства – она поменяла квартиру. Карнаухов, что вы можете нам доложить?
– Не много. Карина утверждает, что ничего не помнит. Нейрохирург же говорит, что сотрясение у неё не слишком тяжелое. Скорее всего – шок, потрясение. Она может не помнить самого события – как её ударили, но кое-что из своей жизни она должна помнить. Мне же показалось, что Карина не х о ч е т помнить и не желает со мной говорить. Но, конечно, здесь судить... Психика, мозг, сотрясение... Ведь обычно такие беседы проводим с ними не раньше, чем через сутки.
В общем, она не вспомнила – куда и зачем она должна была ехать, где её вещи. В карманах плаща осмотрел паспорт, ключ от квартиры, билет на поезд, кошелек с пятьюстами рублями.
– Так, хорошо. Ковалёв, продолжите.
– Вот у меня показания соседей Кариной. «Камаз» 34-12 побывал сначала у подъезда Кариной, примерно, около пятнадцати часов. На левой его дверце диагональная царапина, ее заметила одна из соседок, сидевших на скамейке в это время. Но самое главное, соседка по лестничной площадке, Березова, утверждает, что видела Карину выходившей из своей квартиры с двумя чемоданами. Необходимо побеседовать ещё с одной соседкой, учительницей, она хорошо знакома с Кариной. Беседовал с её сыном – молодой человек двадцати пяти пет. Говорит, ничего не слышал, смотрел телевизор. Поведение у него несколько нервозное... Соседка Берёзова видела также в кабине «камаза» одного парня. По её описанию приметы совпадают с Новиковым. Необходимо опознание.
– Хорошо. Вика Александровна, вы успели сделать экспертизу?
– Да, товарищ подполковник. Но только по Кариной. Кровь на кастете принадлежит ей. Волосы – тоже. А на вскрытие трупа сейчас поеду.
– Так, вернемся к фразе Новикова – «тёмный гад». Товарищ участковый, у вас она никаких ассоциаций не вызывает?
– Ещё как вызывает, Виктор Андреевич. Особенно, когда я иду в опорный пункт, а Темнов Гера мимо меня медленно прокатывает на шикарной машине с шикарной, извините за выражение, бабой. И мне ручкой машет. Я сразу вспоминаю свою «квартиру» с услугами во дворе за пятьдесят рэ в месяц, и две двухкомнатных сдвоенных квартиры Темнова – с двумя кухнями, двумя туалетами и двумя ванными...
– Это хорошо, когда злые ассоциации. А по существу есть что-нибудь, Николай?
– По существу? Квартира с учёта снята вместе с хозяином. Что там делалось – рассказывать не буду, известно. И наше прежнее начальство было в курсе, но... Он и раньше не работал, и сейчас числится в каком-нибудь липовом кооперативе. Машина – «тойота». «Карона» называется. Даму видел несколько раз. Молодая, из этих... интер или наших... девочек. Соседи не жалуются. В квартиру заходить не имею права. «Наше время пришло», – так они теперь говорят. Демократизация. Вот всё, что могу сказать по существу.
– Значит, так, товарищи. У нас уже достаточно «висяков». В том числе и «мокрых». Здесь у нас много фактического материала. Но. Версия «сообщника» явно отпадает. Если бы убил сообщник или сообщники, не потребовались бы «жигули». Боюсь, как бы здесь не столкнулись интересы двух преступных групп... Сейчас не упустить время. По горячим следам. Так, следственная группа – соседи, соседи и ещё раз соседи! Наводчики рядом, как можно быстрее нужно выявить. Подключитесь к спецкомендатуре, они выясняют сейчас связи Новикова. Вика Александровна, экспертиза – характер раны, срочно! Сейчас найдем вам машину... Абдусалямов, разыщите, пожалуйста, нашего Шерлока Холмса Лёню и вместе с ним – ко мне! Всё. Николай, задержись...
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |