VII
Проводив Музечира и его спутников до Абадзехии, Хагур и Тхахох решили повидаться с Тамбиром. Да и Михаила Некрасова давно не видели. Но хозяев дома не оказалось.
Цицара пригласила гостей в дом и спросила:
- Разве вы их не встретили по дороге? Они поехали в Же-гуф. С ними еще несколько тфокотлей. Слышно, туда приехали из Анапы турки уговаривать адыгов подняться на войну с уры-сами.
- Я вчера взобрался на гору Шибгэ и увидел сотни полторы всадников и две пушки,- сказал Тхахох.- Может, это турки и направлялись в Жегуф?
- Тогда нам тоже надо туда,- встревожился Хагур.- По пути заедем за Нарычем, он уже выздоровел. Нужно поторапливаться.
Распрощавшись с Цицарой, Хагур с друзьями двинулись к Жегуфу. Прискакали туда на исходе дня. Обогнули скалу, выехали на холм неподалеку от аула и увидели на лесной опушке сотни две абадзехских всадников. Внизу по дальней дороге двигался к Шапсугии конный отряд турок. Следом за ними везли две пушки.
Хагур с друзьями подъехал к абадзехам и спросил:
- Что тут у вас происходит, счастливый тхаматэ?
- Пока ничего особенного,- ответил старейший.- Те вон широкоштанники с пушками стали нас частенько навещать, все уговаривают воевать против урысов. А вы откуда? Добро пожаловать!
- Из Шапсугии,- сказал Хагур.- Услышали, что в Же-гуфе неспокойно, вот и приехали... Турки и к нам заглядывают. Раздают мужчинам отрезы на штаны и черкески, а женщинам - на платья.
- И тфокотлей это прельщает? Неужели собираются помогать туркам?
- Нет. Пожалуй, это не так. Правда, не отказались сразу, как абадзехи, но встать под турецкие знамена не обещали. Хотя кое-кто готов. Особенно безлошадные, они надеются, что турки помогут им лошадьми...
- Худо это, худо. Потом этих лошадей, эти отрезы тфокот-лям придется оплачивать кровью. К нашему стыду и у нас есть такие, кто не прочь погреть руки на чужом горе. А Мансур Ушурма не появляется у вас?
- Слышали о нем, но здесь его пока не было.
- Бойтесь его сладких речей - это злой и коварный человек...
Как-то в конце лета Каэджерий привел к Шеретлуковым Мансура Ушурму. Тхахох рассказал об этом Арсею, и вскоре новость облетела весь аул. Донеслась она и до кузницы Патареза, где, по обыкновению, собрались тфокотли.
- Этот остроголовый Казджерий неспроста приволок к Шеретлуковым Мансура,- сказал Патарез.- Что-то они недоброе затевают. Надо же, придумали: Мансура святым называют, посланником аллаха!
В это время раздался голос глашатая, скакавшего вдоль улицы:
- О аул! О люди! Завтра, в пятницу, Шеретлуковы организуют скачки в честь высокого гостя, посланца аллаха Мансура Ушурмы. Будут разыгрываться три оседланных коня! Торопитесь, торопитесь на скачки, готовьте своих быстрых коней! Завтра скачки!..
И скачки состоялись. Народу собралось много. Каждый, что крепко сидел на коне, решил помериться силами с лучшими наездниками аула.
Солнце, достигнув зенита, уже стало скатываться к вечернему пределу. Состязания к этому времени были уже закончены. Первый приз завоевал Арсей.
Вокруг победителей сгрудились все мужчины, поздравляли их с удачей - жали руки, тискали за плечи.
Арсей весь так и сиял - он гордился своей победой и радовался, что в доме будет добрый скакун.
- О аул, о люди! - воскликнул Анзаур, выйдя на середину круга.- Успокойтесь, потише!..
Все притихли, повернули головы к эффенди.
- Али-Султан поздравляет победителей и желает им счастья! Пусть каждый выигранный ими конь превратится в сто коней! А теперь наш гость Мансур Ушурма хочет сказать несколько слов. Послушаем достойнейшего мужа Чечни, посланника пророка Магомета!
- Вон как! Вот для чего они и выдумали эти скачки и призы! - взглянув на Тхахоха, проговорил Хагур.
- Подожди, подожди, Хагур,- ответил Тхахох.- Я сейчас расскажу аульчанам про эти призы, расскажу, откуда взялись кони и почему Анзаур пожелал, чтобы от каждого из них родилось еще по сто коней. Мы не дураки, нас так просто не проведешь. Послушаем, что изречет этот "святой".
Вперед выступил Мансур, человек с тяжелым лбом и густыми черными бровями. Зычно, властно заговорил:
- О мусульмане, чтящие аллаха! Пусть гяуры, затеявшие войну с правоверными, погибнут все до единого, пусть пропадет в веках весь их род! Да превратится Кубань, через которую хотят переправиться гяуры и напасть на землю адыгов, в адский огонь. Я призываю всех мусульман, хранящих в своих сердцах имя аллаха, стать под знамена газавата. Помните, кто прольет кровь в священной войне, для того уготован рай на небесах! Смерть гяурам!
- Гость Мансур,- обратился к чеченцу Тхахох.- Ответь, где ты взял деньги, чтобы купить коней для сегодняшних скачек?.. Молчишь? Тогда я скажу. Деньги тебе дали турки, чтобы ты купил нас, купил нашу кровь для них!
- Тфокотль Тхахох! - возмущенно воскликнул Анзаур.- Как ты смеешь оскорблять гостя? Зачем говоришь ложные слова?!
- Я говорю то, что слышал своими ушами. Я видел, как эти деньги переходили из рук в руки... Аульчане! - возвысил голос Тхахох.- Клянусь великим Солнцем, что говорю истинную правду! А теперь обращаюсь к Али-Султану: если ты истинно мужественный человек, выйди вперед и расскажи, как все это было.
- Нечего нам слушать Али-Султана! - выкрикнул Хагур.- Мы знаем, он все равно не скажет правду! А ты, гость Мансур, передай тем, кто послал тебя: тфокотли Бастука не встанут под знамена газавата!
Мансур побагровел. Казалось, не только глаза, но и брови его позеленели от гнева. Он понял, что с тфокотлями не совладать, что связываться с ними сейчас опасно - все равно что попасть в горный обвал. Он сложил белые, с длинными пальцами руки на груди:
- Тфокотли Бастука, я приехал к вам в гости, сказать слово от имени всемогущего аллаха, а не затевать войну. Придет время, все мы предстанем перед лицом великого аллаха, тогда-то и выявится, кто из нас был прав. Пусть пребудет с вами добро и великое имя великого аллаха и пророка его Магомета...
Мансуру нечего было больше делать в Бастуке, и ночевать
он остался в ауле только из гордости, чтобы не подумали, будто он испугался тфокотлей.... Ночь он провел бессонную, поклялся, что в Бастук никогда - ни с добром, ни со злом - не приедет. Утром Мансур направился в Анапу.
VIII
Зима была тяжелой для всех шапсугов. До самой весны по полям и лугам, по оврагам и перелескам гуляла свирепая метель. Всю зиму скот простоял взаперти, кормов не хватило, и коровы, овцы, лошади сильно отощали. Тфокотли ждали весну, когда зазеленеет трава, чтобы хоть немного подкормить волов, подготовить их для работы в поле. Но и весна оказалась нерадостной. Долго стояли холода - дожди падали на землю пополам со снегом и не давали хода травам.
- Что за страшная весна спустилась на нашу землю? - сказала Дарихат, слушая, как ревут в соседних базах голодные коровы и волы.- Прогневили мы, сильно прогневили аллаха, вот и шлет нам беды. У тфокотлей много пало скота. И у нас корма уже на исходе... Яловых коров надо гнать в лес, пускай там хоть ветки погрызут... Не покидай нас своей милостью, о великий аллах!
Али-Султан, молча выслушав мать, глянул за окно, где валил мокрый снег.
- Наверно, надо мне ехать за сеном. Поеду и выпрошу у убыхов, у них зима была помягче.
- Поезжай, сын мой, поезжай к убыхам, а я тем временем займусь должниками, выколочу из тех, у кого еще осталось сено.
Али-Султан уехал в сопровождении Бидада. Дарихат занялась поисками кормов в Бастуке. Ей удалось добыть немного сена, соломы, кукурузных стеблей.
Проезжая мимо подворья Тхахоха, она увидела добрую копну сена.
- Ты посмотри, сколько у этого беспутного человека сена! - воскликнула она.- И зачем ему столько? Живет бобылем - ни жены, ни детей. Да если уж на то пошло, сено это он накосил на нашей земле, а скорее всего украл его у нас. Ну-ка, парни,- обратилась она к двум работникам, ездившим с нею,- заберите сено! Кому я сказала? Или оглохли? Да не трусьте, я сама буду иметь с ним дело, с этим безбожником!
Не смея ослушаться свою нахрапистую хозяйку, работники заехали во двор, благо Тхахоха не было дома, стали грузить сено.
Соседи подумали, что Тхахох сам так велел, но, когда воз въезжал во двор Шеретлуковых, туда прискакали Арсей с Мы-шевостом.
- Эй, Дарихат! Как тебе не стыдно лезть во двор, когда хозяина дома нет?! Это же разбой!
Хозяйка вышла им навстречу:
- Вы чего разорались в Мосм дворе? Во дворе родовитых! Вон отсюда, грязное отродье!.. Арсей, или ты забыл, как однажды я тебя проучила? Еще захотел?! А ну, дайте мне пистолет, я покажу этому хаму, как надо разговаривать с родовитыми!
Вспомнив свою давнюю обиду, Арсей вскипел:
- Ты не думай, женщина, что я и в этот раз позволю тебе оскорблять меня, не посмотрю, что на твоей голове платок, так отделаю, что до самой смерти помнить будешь!.. А вы поворачивайте волов и везите сено обратно! - скомандовал Арсей работникам.
Дарихат тем временем принесли двуствольный пистолет, и она совсем расхрабрилась:
- Как ты смеешь командовать у меня во дворе, поганое отродье! Убирайтесь вон, а не то я сено сожгу и вас перестреляю! - Совсем рассвирепев, она подбежала к возу и в упор два раза выстрелила в сено. Потом кинулась к Мыше-восту. Взяла под уздцы его коня: - Слопай и ты, дарМосд, мою пулю! - крикнула она, но пистолет уже был пустой.
Мышевост выбил у нее пистолет ударом плетки, а испугавшийся конь свалил Дарихат на землю.
От выстрелов загорелось сено. Испуганные волы рванули и понеслись. Огромный живой факел несся по двору мимо амбаров, конюшни и сараев. Ветер подхватывал снопы искр и швырял их на соломенные крыши. У конюшни волы круто развернулись и опрокинули воз. Пламя перекинулось на сараи, амбары, на конюшню, а потом и на кунацкую.
Ржали кони, ревели волы и коровы, блеяли овцы. Потом обезумевшие животные выломали двери и выбрались во двор, бросились, свалив плетень, в огород.
Пожар неистовствовал.
Благим матом орала обезумевшая Дарихат:
- Люди добрые, спасите, погибаем!
- Что заслужила, то и получила,- сказал кто-то из тфокотлей, которые сбежались во двор и принялись тушить пожар. Бегали с ведрами воды, растаскивали горевшие постройки.
Огонь был быстр и неистов... Скоро на подворье Шерет-
луковых остались груды дымящейся золы да чудом уцелевший дом. Подслеповатыми, закопченными окошками, будто слезившимися глазами, смотрел он вокруг.
Мнения тфокотлей Бастука разделились: одни говорили, что Арсей и Мышевост виновны в пожаре, оставили люден без крова, что в наказание надо сжечь их подворья, другие не хотели раздувать огонь ненависти и мести, этим беде не поможешь. После долгих споров и пересудов решили послать гонца к Абатовым и Наурзовым, пусть расскажет о беде.
К полуночи в Бастук вернулись Хагур с Тхахохом и тут же направились в кунацкую Патареза, где собралось довольно много народа.
- Дело не в сене, а в том, что родовитые не считают нас людьми, лезут не только в наши дома, грабя их, но и в души, стараясь перессорить тфокотлей между собой. И у нас есть право ответить родовитым тем же, надо относиться к ним так же, как они к нам. И все-таки надо быть благоразумными, не горячиться, как эта самодурка Дарихат.
- Согласен с тобой,- кивнул Тхахох,- вчера со мною плохо обошлись Шеретлуковы, и за меня вступились Арсей с Мышевостом. Так должно быть всегда, только тогда мы и сможем управиться с родовитыми... И вы посмотрите, не я, а Шеретлуковы будут мстить мне, хотя в пожаре виновата сама Дарихат. Надо быть всем начеку. Этой же ночью они затеют какую-нибудь гадость. Кроме того, наши родовитые хотят сговориться с турками, но это им не удастся. Натухайцы согласились пропустить войска урысов через свои земли, инерал Гудович скоро разгромит турок. Вот тогда и посмотрим, какую песню запоют наши родовитые...
В довершение всего по Бастуку распространился слух, будто Али-Султан ограбил двух торговцев, гостивших в ауле, и тем самым нанес оскорбление всем его жителям.
Утром множество людей - пеших и конных - направилось к уцелевшему дому Шеретлуковых, но хозяева, предчувствуя беду, ночью покинули Бастук, бежали в Бжедугию.
IX
Здесь, на пожарище, где чернели потухшие головешки, где резко пахло гарью, от смрада першило в горле, под высоким небом начиналась новая жизнь Бастука. Новая,
неведомая и поэтому тревожная, но в тревоге этой таился восторг...
Гомон стоял на пожарище. Прежде всего надо было навести хоть какой-то порядок. Распоряжался всем Хагур - он был торжествен и строг: аульчане чувствовали справедливость его распоряжений. Чувствовали и одобряли: пусть будет, как скажет этот человек.
Во время пожара разбежался перепуганный огнем скот. Хагур называл имена мужчин, которые должны были разыскать лошадей, коров, бычков, овец и привести их в Бастук. Старшим над ними Хагур определил Арсея.
Много бед принесли огонь, суматоха, смятение, и теперь надо было отремонтировать сараи, изгороди, ясли, чтобы поставить скот, когда его пригонит Арсей. Руководить этим непростым делом Хагур поручил Тхахоху. Но чтобы восстановить порушенное, нужен лес, его надо заготовить и привезти в Бастук. Пусть Патарез возьмет людей и отправляется с ними на заготовку.
Всем есть чем заняться, все должны засучить рукава и погорячее взяться за работу, ведь еще никогда не было в Бастуке такого, чтобы люди трудились сообща, делали важное для каждого дело. Люди понимали это скорее сердцем, чем разумом, потому так и волновались.
- Эй, люди! Слушай, Мос! - воскликнул Ханан.- А как же я?! Почему меня забыли? У меня тоже крепкие руки!..
- О чем ты, Ханан? - улыбнулся Мос.
- Чем мне заниматься прикажешь, Хагур? Или я уже не в счет, или я уж не мужчина? - обиделся Ханан.
- Ну зачем ты так? - успокаивающе произнес Хагур.- Мы и на твои руки рассчитываем. Сейчас такое время, что каждый человек нужен, каждая пара рук пригодится,- так много теперь у нас дел, потому что не на хозяев, а на себя работать будем. Вот так, Ханан, нам очень нужны и твои руки.
Ханан сдвинул на затылок папаху, чтобы выглядеть посо-лиднее, и вышел в круг:
- Тогда почему же ты не назвал Мосго имени, почему не поручил мне какое-нибудь ответственное дело? А? Скажи, чем мне заняться, пусть это все слышат.
Хагур немножко подумал, а потом одобряюще сказал:
- Ты умеешь ставить красивые и крепкие плетни. Самые красивые в Бастуке, вот и займись ими.
- Ты скажи мне определенно,- настаивал Ханан,- я буду плести плетни или руководить этим делом?
- Эй, Ханан, пора приниматься за работу, а не болтать попусту,- возмутился Арсей.
Ханан подбоченился, свысока глянул на него:
- Ты, кажется, чем-то недоволен? Повтори, что ты там такое сказал. И уж если хочешь знать, то я не меньше стою, чем ты или Шабан Патарез. Если я возьмусь...
- Хватит, Ханан! - оборвал его Тхахох.- Некогда сейчас тратить время на глупые споры!
- Верно, верно! - обернулся к нему Ханан.- Я знаю, ты настоящий мужчина, ты умеешь сам работать и руководить другими. Хагур не ошибся, назначив тебя руководителем... И все же, когда распределяют должности, пускай не забывают и нас. Мы тоже кое-чего стоим!.. Я еще не забыл, как Дарихат, невестка Шеретлуковых, огрела меня плеткой по спине и вытолкнула из дома. Женщина, с платком на голове, меня, мужчину, вытолкнула, меня огрела плеткой! До сих пор горит спина... Я знаю, Арсей, что и твоя спина помнит Дарихат, помнит обиду. Верно я говорю?.. А вчера, Арсей, ты почему-то не дал мне высказаться на сходе. Не дал, остановил, будто я не ровня вам, но я не в обиде и сейчас хочу сказать, что я с вами заодно, у меня тоже крепкие руки, неглупая голова. Верно я говорю?.. Не сами бежали Шеретлуковы в Бжедугию, это мы, все вместе, выперли их из нашего аула. И в Шапсугии им больше нечего делать! Даже если они на коленях приползут обратно, дадим им от ворот поворот: знай нашу силу! Верно я говорю, люди?!
Легкий шумок прошел по толпе, будто ветер тронул верхушки деревьев. Кто-то не совсем уверенно сказал:
- Но в писании говорится, что аллах прощает того, кто раскаялся. Аллах прощает и нам велит...
- Да, грамотные люди говорят, сказано это в писании,- нашелся Ханан,- но это не относится к таким мерзким людям, как Шеретлуковы. Верно, Хагур? - спросил Ханан и сам же ответил: - Конечно, верно! Иначе разве бы я, Ханан, поддержал вас!.. А теперь говори, Мос, что ты от имени всего аула поручаешь мне?
Вместо Хагура ответил Патарез, которому уже не терпелось взяться за работу:
- А чем бы ты сам хотел заняться? Скажи, не тяни, хватит с нас пустых разговоров!
- Нет! - воскликнул Ханан.- Это не пустой разговор, а очень важный. Я веду речь не только о сегодняшнем дне. Скажите, люди добрые, разве я не прав? Ведь я думаю не только о сегодняшнем дне. Скажите! Я хочу знать, какая
вообще будет у меня должность в нашем ауле. Нет Шерет-луковых, нет над нами власти родовитых - мы теперь сами себе власть, поэтому я и спрашиваю, какая будет у меня должность, чем я буду управлять при нашей власти? А ты, Шабан, сын Патарезов, здесь не распорядитель, не кричи на меня. Я спрашиваю у Хагура. Что он мне поручит, то я и буду честно исполнять.
- Я ведь говорил тебе, Ханан,- спокойно, не позволяя себе взорваться, заговорил Хагур,- что ты пойдешь восстанавливать порушенные плетни.
- Ты шутишь, Мос! - теперь уже просто возмутился Ханан.- Мне это не подходит!
"Ну что ж это такое! Когда этот человек перестанет болтать?!" - чуть не воскликнул было Тхахох, но сдержался.
- Ты можешь объяснить толком, Ханан, чего ты хочешь?
- Это правильный вопрос,- с достоинством ответил Ханан, обращаясь к Хагуру.- Я скажу, чего хочу. Я желаю быть первым помощником у Арсея, мы вместе будем руководить поисками пропавшего скота.
Рассердиться бы Хагуру на этого пустомелю, но он только рассмеялся:
- Но разве это должность?
- Ты прав, Хагур, это не бог весть какая, но все-таки должность. На первый случай с меня хватит и этого, а там видно будет. Главное, вовремя занять место... Эй, парень! - повелительно воскликнул Ханан.- Помоги мне расседлать коня. Да живее поворачивайся! Слышишь?!
- По коням! - скомандовал Арсей.
- Только смотрите,- напутствовал всадников Хагур,- чтоб ни одна голова из живности Шеретлуковых не пропала. Слышите, Арсей, Ханан! Все должны это слышать и знать. Кто позволит себе присвоить чужое добро, того будем строго наказывать. Слышите, строго!
Зашумела, загудела толпа, и непонятно было - одобряет она Хагура или недовольна им.
Арсей взлетел на своего коня и проворчал:
- Ясно... Только кого будем наказывать за проделки волков? Они-то, наверно, потешились, полакомились.
Ханан пришпорил коня и сказал Хагуру:
- Разве без такого помощника, как я, можно отправлять Арсея на поиски скота? Не-ет, без меня он ничего толком не сделает.- А потом, догнав Арсея, проговорил: - Кто же, как не я, может стать тебе надежным и верным
помощником в таком важном, а главное, выгодном деле, а?..- Он подмигнул.- На меня ты можешь положиться.
Арсей испытующе посмотрел на него и раздумчиво произнес:
- А ты разве не слышал, что крикнул нам вслед Хагур? Ты понял меня?
- Ладно, посмотрим... Лучше бы Хагур предупредил Бидада. Тот загнал на свой баз пятьдесят овец Шеретлуко-вых... Вчера вечером в доме Бидада жарили барашка. У-у, должно быть, хороший был барашек. Жирненький, молоденький! Такой запах шел из дома Бидада, что невозможно было усидеть. Слушай, Арсей, в конце концов, чего добивается этот Хагур? Мы прогнали из Шапсугии Шеретлуковых? Прогнали. В Бастук они больше не вернутся, а он, видишь ли, заботится о их добре. Почему, как ты думаешь? Может, решил потихоньку все добро Шеретлуковых прибрать? А? Богатство очень прилипчиво. А что ты думаешь по этому поводу?
- Валлахи, не знаю...- Арсей немного помолчал.- Как угадаешь, что на уме у этих девятерых братьев. Конечно, у каждого своя голова, но ведь все они Хагуровы, одного корня...
Задумался Ханан. Долго думал, тяжелые мысли ворочались в его голове.
- Вот ты как рассуждаешь...- протянул он.- Да-а-а. Девять братьев - это не мало, если они все заодно будут.
Арсей, не слушая Ханана, невесело продолжал:
- Девять братьев... Что там имущество Шеретлуковых, они и весь аул могут захватить. Понимаешь, девять братьев...
- Валлахи, это верно. Надо нам держать ухо востро. О аллах, мой аллах, упаси нас от такой напасти...
С тех пор как Шеретлуковы бежали из Бастука в Бже-дугию, Хагур не знал ни покоя, ни отдыха. У него было такое чувство, будто какая-то незримая опасность нависла над ним, над аулом. В постоянных заботах и тревогах жили и Тхахох, и Патарез, и эффенди Мышевост. Правда, Хагуру казалось, что они живут больше в тревогах, чем в заботах. А может, заботы стали труднее, сложнее.
Хотя раньше Хагуру и досаждали дикие, бесконечные выходки Дарихат, ее жестокость и унизительная для мужчин власть над ними женщины, но все было привычно и ясно: тебе приказали, и ты обязан выполнить. Выполнить беспрекословно. А главное, ни за что не отвечаешь, пусть обо всем
беспокоится Дарихат, пускай она мучится разными сомнениями, скверными мыслями. А теперь, о аллах, о всемилостивейший аллах, каждый раз, даже по самому ничтожному пустяку, ты, Хагур, должен сам принимать решение, сам должен командовать, а потом еще и мучиться: так ли ты сделал, не ошибся ли, не обернется ли это бедой не только для тебя, но и для аула? Как это трудно. Даже мучительно. Верно в народе говорят, что самая легкая работа - привычная... Кто и что тебе может посоветовать, кто возьмет на себя эту ответственность, эту тяжесть?
Участь Шеретлуковых постигла и Наурзовых, и Абатовых, и Шикушевых. Сколько осталось их добра, богатства всякого! Как поступить с ним. Как успокоить тфокотлей, которые тянут к себе хозяйское добро? Хозяйское - значит, чужое, не твое, так было от века. Да и как это все разделить, чтобы угодить каждому, чтобы не было обид, которые вызывают сначала простое недовольство, а потом зло и ненависть. А зло и ненависть всегда ходят с кинжалом в руках.
С землей еще куда ни шло - отмерил каждому, и все. Паши, сей, радуйся. А как быть со скотом? Э-э, совсем не просто. Каждому хочется пожирнее овечку, и корову каждому хочется такую, чтобы молока давала побольше. Но нет одинаково жирненьких овечек, нет коров, которые бы одинаково много давали молока. А тут еще расхватали скот, кто сколько успел, и теперь поди разберись во всем этом, ублажи каждого.
- Так что же будем делать со скотом, Мос? - тревожился Тхахох.
- Думаю, надо собрать весь, что разобрали самовольно, а уж потом разделить по справедливости, как это мы сделали с живностью Абатовых и Наурзовых,- сказал Хагур и распорядился: - Непаш, возьми с собою Шабана, и идите к Арсею, пусть он вернет все, что взял. Мы с Сабехом пойдем к нашему старшему брату.
- А кто пойдет к Ханану?
- К нему не надо идти,- ответил Хагур,- он уже вернул... Первый взял и первый вернул. То ли мудр Ханан, то ли честен, то ли... Впрочем, он так сказал: "Слово аула для меня - закон".
- Хитер Ханан, хитер. Пока хасе не решило, не возвращал, думал обойдется, забудется,- усмехнулся Сабех.- Ох как он хитер!
- Зря ты так на него,- возразил Хагур,- похоже, он действительно честный человек. Другие-то и после решения
хасе не возвращают свою добычу. Поехали, брат, поехали к Бидаду. Нелегкая это будет поездка, круто нам с тобою придется.
Не успели они скрыться за изгородью, как тут же прискакал Ханан и спросил у тфокотлей:
- Куда это Хагуровы направились?
- К Бидаду за скотом.
- Неужели?! - вскинулся Ханан, поводя бровями.- Пускай, пускай попробуют. С чем поехали, с тем и вернутся. Не думайте, что Бидад так глуп, как Ханан. Он им хвоста овечьего и того не отдаст... Валлахи, очень интересно, как младшие будут разговаривать со своим старшим братом. Очень интересно. Поскачу туда, может, и пригожусь им.
Взять легко, но как трудно отдать обратно! А если взял крестьянин, знающий цену каждому зернышку, каждой, даже захудалой курице, попробуй забери у него, попробуй! Однако и это была еще не беда, но если этот крестьянин - твой старший брат, при котором ты и сидеть-то не имеешь права, и слово первым не можешь молвить! Так было испокон века, а теперь вот Хагуру придется поступить вопреки обычаю, вопреки тому, что складывалось во времени и благословлялось им. Трудно, очень трудно было Хагуру, но и выхода у него не было. Все тфокотли, как только решило хасе, вернули захваченный ими скот, не подчинились только Бидад с Арсеем. Как можно простить им то, чего не простили другим? Где же тогда справедливость, чем это лучше того, что было при родовитых.
Знал Хагур, какой трудный разговор предстоит со старшим братом, а потому и поехали они только вдвоем с Сабе-хом, чтобы не было лишних свидетелей, чтобы и самому Бидаду было легче, если придется повиноваться младшему. А придется, придется - никто не должен нарушать закона, принятого на хасе. Хотел Хагур, чтобы не было свидетелей разговора с Бидадом, но их догнал Ханан.
Очень это не понравилось Сабеху, и он, сдерживая гнев, спросил:
- Что, Ханан, тебя беспокоит? Что-то хочешь сказать? Тебе что-нибудь надо от нас?
- Нет-нет, ничего,- замялся тот,- только думаю, что нельзя вам одним туда ехать...
Братья промолчали.
- Бидад! - позвал Мос, остановив коня у ворот.
Из сарая с кнутом в руках вышел Бидад. Он будто
знал, что сейчас приедут братья. Не обращая на них внимания, обратился к Ханану:
- Добро пожаловать, гостем будешь, Ханан. Входи!
- Гость-то гость, да я вот приехал вместе с твоими братьями... С братьями твоими приехал...- повторил Ханан, недоуменно поглядывая на Хагура и Сабеха: почему они не спешились перед старшим братом, как того требует обычай?
- Ну и что, если с братьями? - не то спросил, не то сердито ответил Бидад.- Я тебя приглашаю, заходи...
- Старший брат,- прервал его Мос,- хасе решило, что все должны возвратить взятый скот на общее подворье. Ты тоже должен вернуть. Это воля всего аула. Не моя воля, а всего аула, я приехал от его имени.
- Вон оно что! - угрожающе прогремел Бидад и потом неторопливо вышел за ворота, подошел к Мосу, взял его коня под уздцы.- Тебе не стыдно, что сидишь на коне перед старшим братом?! Позорник! - И, размахнувшись, хлестнул Моса кнутом.- А ну-ка с коня, бесстыжая морда!
Мос спешился и молча стоял перед братом. Бидад еще шире размахнулся и опоясал Хагура кнутом. Сабех не выдержал, соскочил с коня и заслонил собою Хагура.
- Ты что, Бидад! Что ты делаешь?! Уйми свой кнут, иначе!.. Я прошу тебя, Бидад! - вскричал Сабех.
Налились кровью глаза Бидада - такого оскорбления, наверно, не видел еще ни один мужчина Бастука. Раздувались ноздри, вздрагивали мертвенно побледневшие желваки.
- Посмотри, Ханан, на этого безусого пацана! Да у тебя, мальчишка, видно, как у того скудоумного медведя, чешется спина. Ну так получай же, получай!
- Брат, перестань! - теперь уже Хагур заслонил собою Сабеха.- Мы не по личному делу пришли, а по общему, по аульскому. Не нас ты бьешь кнутом, а весь аул.
- Замолчи! - срывая голос, крикнул Бидад.
- Решение хасе - закон для всех! - возвысил голос и Хагур.
- Ни одной головы не получите от меня, ничего не дам! - совсем рассвирепел Бидад. Теперь желваки у него стали багровыми, будто пламенем горели.
- Зря ты так, Бидад,- вмешался в разговор Ханан.- Тут уж ничего не поделаешь, если решило хасе...
- Вон отсюда и ты! - задыхаясь от ярости, закричал Бидад и замахнулся на него кнутом, но тот юркнул под лошадь.
Мос перехватил руку Бидада и пригнул ее к земле:
- Бидад, ты позоришь наш род! Ты не лучше этой хамки Дарихат Шеретлуковой, бросаешься на всех. Одумайся, не срамись. Мы что, мы - твои младшие братья, стерпим, но хасе! Аул тебя не простит. Ты взбунтовался против всех. Опомнись, брат.
- Отпусти руку,- скрипнув зубами, потребовал Бидад.
- Не отпущу.- И Хагур так вывернул руку Бидада, что тот опустился на колени.
- Отпусти, не позорь меня! - взмолился Бидад.
- Это ты позоришь нас перед всем аулом... Сабех, и ты, Ханан, идите во двор, отсчитайте пятьдесят овец и гоните к общей кошаре.
- Не пятьдесят, а сорок восемь,- совсем сникшим голосом произнес Бндад. Но в глазах еще пылала злоба и жажда мести.
- Пятьдесят, слышите! - приказал Хагур.- Я велю вам именем хасе. Идите же!
- Ладно, пусть пятьдесят,- обессилев от боли, согласился Бидад.- Отпусти, а то сломаешь руку... И из-за чего ты со мною так поступаешь, Мос? Из-за добра Шеретлуковых так унижаешь меня. Разве я на них не работал?..
Хагур понял, что Бидад уже не будет бунтовать, по крайней мере, сейчас не будет и отпустил его руку:
- Не один ты гнул спину на Шеретлуковых. Завтра будем всю живность делить по справедливости. Приходи и получи свою долю, твоего никто не возьмет...
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
I
Пламя огня, загоревшегося в Бастуке в конце апреля 1791 года, пошло гулять по всей Шапсугин.
От аула к аулу поскакали гонцы. Лесными и полевыми тропами, переправляясь через быстрые реки и переваливая через хребты холмов, они несли с собою новости о бурных событиях.
Наурзовы, Абатовы и Шикушевы, испугавшись надвигавшейся бури, бежали, как и Шерстлуковы, в Бжедугию, ища защиты у великого князя Алкеса.
Тфокотли не жгли поместий родовитых, а забирали все, что было создано их руками. Опасаясь, что родовитые орга-
низуются и придут расправляться с ними, тфокотли создавали в аулах боевые дружины.
Утром вставало солнце и, свершив свой путь, уходило вечером на отдых. Гонцы не знали отдыха, они скакали от аула к аулу и в знойный день, и в темную ночь...
Вскоре распространился слух, что восставших твердо решили поддержать натухайцы, убыхи и жанеевцы. Абадзехи сказали, что они тоже готовы помочь шапсугским тфокотлям. На взмыленном коне прискакал гонец и сообщил, что гуаи, которые все еще не приняли мусульманства, будут вместе с восставшими.
Узнав, что Абатовы и Шикушевы тоже покинули свои поместья и прибыли искать защиты у великого князя, Али-Султан совсем пал духом.
- События в Бастуке, похоже, только искорка, от которой занялся большой пожар по всей Шапсугии.
- Не надо поднимать панику, мой брат,- успокоил Алкес.- Посмотрим, какую весть принесут наши гонцы. Не беспокойся, бжедуги не оставят вас в беде. Если понадобится, мы сумеем хорошенько проучить смутьянов, уймем и Хагура и Тхахоха. Или мы разучились держаться в седле, или у нас мало свинца и пороха? И друзей достаточно, так что, Али-Султан, не падай духом.
- Я верю тебе, великий князь, мой брат. Знаю твою храбрость, силу бжедугов. С нами всемогущий аллах!
Гонцов, посланных в Шапсугию, ждали к вечеру, но они не вернулись и на другой, и на третий, и на пятый день... "Неужели безумные шапсуги убили моих гонцов? Выходит, они нарушили наш договор о мире, начали войну против нас? Что ж, тогда придется их хорошенько проучить",- подумал Алкес, ложась вечером в постель.
Под окном Алкеса буйно зацвели вишни, но, выглянув утром в окно, он не заметил этого - у него было дурное настроение. Еще вчера он посылал в Селтук за Батчерием - время тревожное, с кем же посоветоваться, если не с родным братом, кому доверять?
"Не случилось ли что-нибудь в Селтуке? Или дорогой? Сейчас всего можно ожидать,- размышлял Алкес за завтраком,- если не приедет к обеду, придется снова послать кого-нибудь, да понадежнее".
Незадолго до обеда Батчерий приехал:
- У меня были гости, зиусхан, поэтому я и не смог быть у тебя так скоро, как ты хотел. Я вижу озабоченность и тревогу на твоем лице.
- Шестой день пошел, как наши гонцы отправились в Шапсугию, не знаю, что и подумать. Посылать следом других?
- Потерпи еще немного, зиусхан. Думаю, они вернутся, в тревожное время день может неделей обернуться,- попытался Батчерий успокоить брата, хотя на его продолговатом лице, в строгих, немного печальных глазах тоже отразилась тревога.
- А тут еще Али-Султан! Недоволен, что мы пропускаем через свои земли войска инерала Гудовича в Анапу. И князь Меджир, и Казджерий, и Хаджумар обвиняют меня в дружбе с урысами. Но мы ведь не враждуем с урысами, они добром попросили нас. Похоже, шапсугские родовитые хотят поссорить меня с инералом Гудовичем и втянуть в газават, который объявил Мансур.
Алкес относился к русским не лучше, чем к туркам, но ему хотелось, чтобы Бжедугия жила в мире со своими могущественными соседями, он не хотел проливать бжедугскую кровь ни за русских, ни за турок. Алкес несколько раз ездил за Кубань к русским, ездил в Турцию и в Крым - ради покоя в Бжедугии хотел угодить всем. Ради этого же он дружил с шапсугами и темиргойцами, наконец-то породнился через Батчерия с абадзехами, и вот теперь...
- Что же ты собираешься делать, зиусхан? - спросил Батчерий.- Ты ведь не сам решил пропустить урысов, такова была воля хасе.
Алкес молчал.
- Чтобы угодить шапсугам и князю Меджиру, ты должен преступить волю хасе.
- Может быть, ошибусь, но не сделаю этого.
- Не ошибешься, зиусхан.
- А если турки придут сюда, если на нашей земле разгорится война между ними и урысами? Тогда горе нам, великое горе!
- Пусть тебя это не тревожит, зиусхан,- твердо сказал Батчерий.- Турки ни разу сюда не приходили, не придут и в этот раз, потому что завтра очень сильное войско инерала Гудовича, переправившись через Кубань, пойдет на Анапу. Очень сильное войско, мой брат. Думаю, турки не устоят. Гость, который был у меня, рассказывал, что урысы разбили турецкий флот на Черном море, это там, где мы переправляемся в Крым. И на другом берегу моря войска Батал-Паши позорно бегут. Не устоит Анапа, не придут сюда турки.
- Добрые вести принес ты, младший брат...
В комнату великого князя вошли Али-Султан и Хаджумар. Сказали, что вернулись гонцы.
Вскоре во двор въехал старший байколь Дердер со своими спутниками. Он поспешно вошел к великому князю.
- Зиусхан,- начал он с порога,- шапсугские тфокотли не приняли наших условий. Они созвали хасе, на который пригласили нас, поэтому мы и задержались. Хасе постановил: в Шапсугии должно быть равноправие. Они сказали: каждый обязан сам обрабатывать свое поле. Тот, кто сеет и убирает хлеб, никому ничего не должен, потому что все люди равны перед аллахом. Тфокотли Шапсугии забрали скот родовитых, запасы зерна и все поделили между собою. Это не грабеж, сказали на хасе, мы только взяли свое. Если родовитые не согласны с нами, пусть остаются там, куда убежали. А еще, зиусхан, решили выполнить просьбу урыс-инерала Гудовича.
Али-Султан передернулся от злости, его губы задрожали:
- Кто руководил этим хасе? Как они посмели созывать его без нас?! Анзаур открывал?
- Руководители Хагур и Тхахох. Анзаура среди них не было. Присутствовали натухайцы во главе с Ахмедом Шепа-ко... А еще они просили передать тебе, великий князь Бже-дугии, шапсугский хасе доволен тем, что и ты пропускаешь войска урысов в Анапу.
Али-Султан не мог стоять на месте от гнева. Он ходил по комнате, слушая Дердера, ломал пальцы, скрипел зубами. Дождавшись конца речи Дердера, сказал:
- Великий князь, я заклинаю тебя молоком Мосй матери, которым она вскормила тебя, не допусти, чтобы грязное отродье так жестоко опозорило нас! - Он воздел руки, молитвенно закрыл глаза.- О мой великий аллах, покарай нечестивцев! Ты слышишь, мой бог, чего они хотят? Разве жалкая коптилка может когда-нибудь сравняться с солнцем?!
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |