— Если бы не он, меня бы здесь не было, и, следовательно, я бы не мог вас избавить от верной гибели… Вы сказали, государь, что мне могло переломать все кости. Верно — но мой старый скелет не такая уж большая жертва ради жизни Вашего Величества. А юноша этот еще находится на заре своих дней; он любит, любим — У него есть все причины желать прожить как можно дольше… Однако он, не колеблясь, выручил вас. Потому говорю еще раз: если королю благоугодно свидетельствовать свою признательность — то ему в первую очередь!
От Генриха Ждали, так сказать, окончательного приговора, и он поневоле подчинился… Обращаясь к Пардальяну, он сурово произнес:
— Я велел этому юноше, чтобы он исчез, и тогда бы о нем забыли. Но вчера и сегодня мне о нем много говорили — даже слишком много. Его считали мертвым — и хорошо, что так, иначе бы его по меньшей мере вздернули. Вы говорите, я обязан ему жизнью… что ж, я помилую его, и мы будем в расчете.
Он повернулся к Жеану, стоявшему с каменным лицом:
— Даем вам сорок восемь часов, чтобы покинуть наш город. До той поры вас не будут преследовать, но далее я ни за что не ручаюсь. Больше, молодой человек, ни о чем меня не просите.
Жеан поклонился с унаследованным от отца благородным достоинством и строго ответил:
— Я уже имел честь говорить Вашему Величеству, что не могу сейчас уехать из Парижа.
— Вот как? Очень жаль!
— Вашему Величеству вовсе не стоит сожалеть об этом.
— Что такое?!
От тона, которым разговаривал король, любой царедворец скончался бы на месте. Жеан же держался с уверенностью, которую, казалось, ничто не могло поколебать.
Пораженные безмолвные свидетели этого разговора — герцоги Бельгард и Лианкур — в ужасе смотрели на несчастного юношу. Как он не может понять: король гневается, гроза вот-вот разразится — и тогда он погиб!
Пардальян неподвижно стоял, смотрел на сына и глаза его радостно сверкали.
Король же, проговорив «Что такое?», отвернулся с видом полного равнодушия. Даже полному профану в этикете стало бы ясно: разговор окончен.
Однако у Жеана Храброго было свое на уме. Он с усмешкой поглядел на Пардальяна, что значило: я все понял, но не все еще сказал.
До Пардальяна дошел смысл его взгляда.
«Что он собрался делать? Черт! Надо быть начеку!» — не без тревоги подумал он.
Не сдвинувшись с места, Жеан многозначительно произнес:
— Ваше Величество и вправду думает, что лошади понесли случайно?
Генрих разом обернулся, словно услышал в траве шуршание ядовитой змеи. Все его величие вмиг пропало, и на смену ему явилась тревога, совершенно нескрываемая тревога. Дрожащим голосом король произнес:
— Что вы хотите сказать?
— Спросите этого человека, — все так же многозначительно кивнул Жеан на кучера. — Он теперь, кажется, понял, в чем дело.
Кучер давно уже слез с козел и осматривал лошадей, пытаясь разобраться, отчего же они взбесились. В тот самый миг он как раз принюхивался к острому характерному запаху, исходившему из конской пасти… Бледный, обескураженный, он повернулся к королю.
Генрих скорым шагом подошел к нему. Бельгард и Лианкур, забыв об этикете, последовали за королем. Пардальян с Жеаном остались стоять на месте. За спиной у короля Жеан вновь тайком улыбнулся отцу: он-де кое-что задумал…
— Ну что? — беспокойно спросил Генрих IV.
— Боже, Ваше Величество! — ответил кучер. — Некий преступник напоил лошадей водкой! Это не случайное происшествие — это подлое, умышленное покушение!
Генрих побледнел. Мы с вами знаем: страх покушений был кошмаром, отравлявшим ему жизнь. Безумными глазами он поглядел на своих спутников — Бельгард и Лианкур были еще бледнее.
— Ох, злодеи! — прошептал Генрих. — Убьют меня, ей-богу, убьют! Тыщу раз я говорил себе: живым из этого города мне не выбраться!
Он вновь повернулся к Пардальяну с Жеаном:
— И вы это знали?
Отец и сын кивнули. Король в гневе стиснул кулаки и выругался про себя. Жеан медленно и веско заговорил:
— Да, мы знали. Слава Богу, в этот раз мы успели вовремя. В этот раз… Не обманывайтесь, государь: то, что не удалось сегодня, завтра повторится каким-либо иным образом.
Он воздел руку к небу и продолжал тоном пророка:
— Смерть рыщет вокруг вас, тащит в пучину, хочет схватить вас своей костлявой рукой! Я вижу ее! Быть может, мне улыбнется удача, и я еще раз вовремя поспею отогнать ее. Итак, сегодня, а может быть и завтра Вашему Величеству не стоит жалеть, что я остался в городе, вопреки высочайшему повелению.
Эти слова и тон, каким они были сказаны, произвели на короля сильнейшее действие. Он невольно всем телом содрогнулся от ужаса.
Но в то же самое время Жеан исподтишка поглядывал на Пардальяна с тайным лукавством. Пардальян вновь все понял и подумал: «А ведь неглупо, ей-ей! Королю не хватило великодушия помиловать его — так мы напугаем его покушением и добьемся-таки своего! Парень защищает себя, и защищает смело, любыми способами… — Он усмехнулся: — Моя кровь, ничего не скажешь!»
В смятении король обратился к Пардальяну с красноречивейшим немым вопросом в глазах. Шевалье про себя засмеялся: «Погоди, я тебя сейчас утешу!»
С прекрасно известным Генриху непроницаемым видом он сказал:
— Молодой человек не преувеличивает… скорее даже недоговаривает.
— Дьявольщина! — похолодев, прошептал король.
— Разве господин де Сюлли не предостерег Ваше Величество относительно некоей церемонии?
— Как же! Я как раз хотел благодарить вас за это.
Все так же невозмутимо Пардальян возразил:
— И за это, Ваше Величество, благодарить надо не меня, а этого юношу. Если бы не он, мне бы не удалось предупредить господина де Сюлли о тайных планах злоумышленников.
Жеан насторожился: он понятия не имел, на что намекает шевалье. Пардальян между тем не лгал. И о планах Кончини, и о действиях Парфе Гулара он узнал потому, что разыскивал Жеана. По своей особенной логике Пардальян рассудил: не будь Жеана, он ничего бы не узнал. Значит, чья тут заслуга? Жеана! А раз так — честь по всей справедливости надлежит воздать юноше.
Генрих IV, как известно, верил каждому слову Пардальяна. Он утер рукой пот со лба, тяжело вздохнул и сказал:
— Так вы, молодой человек, знаете, кто те злодеи, что тайно преследуют меня? Так вы уже однажды спасли своего короля?
Пардальян поспешил ответить за сына:
— Ваше Величество ошибается: не однажды, а дважды. Совсем недавно он одним-единственным словом обезоружил человека, собиравшегося…
— Господин де Пардальян! — прервал его Жеан. — Прошу вас, не рассказывайте об этом королю!
— Нет, расскажите, тыща чертей! — возбужденно воскликнул Генрих. — Королю необходимо знать храбрецов, что так отважно и бескорыстно служат ему!
— Жеану Храброму, — продолжал Пардальян, сдерживая улыбку, — действительно много известно. Может быть, потому-то его и стараются очернить в глазах Вашего Величества. Так или иначе, он не хвастал — ему еще, возможно, придется сохранить жизнь королю. Что до меня, я уверен: отправив его в ссылку, Ваше Величество добровольно лишит себя преданного защитника. Вы сами заточите то оружие, которым вас лишат жизни.
Последние слова он произнес с необыкновенным пылом, а про себя подумал: «Ну-ка, попробуй, отвертись теперь!»
Генрих был в ужасе и в ярости.
«Три покушения! — думал он. — За один месяц! И никто не подозревал! И не будь этих двоих — мне конец! Что ж — слава Богу, теперь я предупрежден и найду защиту!»
Вслух он невольно сказал:
— Да, это дело другое!
Пардальян с сыном быстро переглянулись. Король действительно сильно перепугался и вел себя иначе — если прежде он разговаривал с Жеаном сурово и отчужденно, то теперь ласково, почти по-семейному.
— Итак, молодой человек, — добродушно произнес он, — вы хотите остаться в городе только затем, чтобы охранять нашу особу?
Жеан бесстрашно и честно ответил:
— Не только… но отчасти.
— Недурно, — прошептал Пардальян, с нетерпением ожидавший его ответа. И улыбнулся:
— И царедворец он будет такой же плохой, как отец!
Генриху ответ понравился. На душе у него сразу полегчало, и с громким смехом он произнес:
— Вот это откровенно! Признаюсь, молодой человек, вы мне по сердцу!
Лианкур с Бельгардом, видя, что дело для юноши приняло хороший оборот, любезно заулыбались ему, кстати вспомнив, что их он тоже спас. Прежде это им как-то в голову не приходило…
— Но скажите, — продолжал король с лукавой улыбкой, — откуда в вас такая перемена? Я ведь не забыл о самой первой нашей встрече. Тогда вы собирались любой ценой лишить меня жизни, а теперь так отважно ее защищаете.
— С тех пор, — без малейшего смущения отвечал Жеан, — я узнал нечто, чего не знал тогда.
— Вот как! И что же это?
Жеан почтительно склонился и сказал:
— Что она ваша дочь.
Глава 57
НЕУДАВШЕЕСЯ ПОКУШЕНИЕ
Смысл этих слов был Генриху совершенно ясен. Парой минут раньше такой ответ задел бы его и вызвал бы гневную отповедь. Но теперь он иначе относился к Жеану. Эти слова успокоили короля больше любых пылких заверений в преданности. Верность отцу Бертиль де Сожи, справедливо подумал он, будет гораздо сильнее верности государю. Что еще нужно человеку, который опасается за себя? Оба ответа Жеана были крайне рискованны, но оба раза ему удалось понравиться королю.
Однако Генрих IV, прежде чем ответить, долго еще стоял молча, глядя словно сквозь Жеана. Он думал о дочери.
«Почему я не сдержал слова? — размышлял он. — Почему не забочусь о ней? Да, ведь у меня было столько дел…»
В действительности его испугал и оттолкнул прием, который она ему оказала. Король Генрих чувствовал себя неловко перед этой удивительной девушкой. Она посмела судить его. Она не явила ни дочернего почтения, ни трепета перед королевским саном. Она, наконец, горделиво отринула почести, титулы, богатство, а главное — его отеческую привязанность. И он не смел более являться к ней.
Генрих думал, что теперь настала пора о ней вспомнить. Это был его долг — ведь ради нее у него появился защитник, одаренный чудесной силой и безумной отвагой.
Мысли его были чистосердечны, хотя от дела их отделяло еще немало. Отцовское чувство было в короле развито очень слабо. Притом он не мог открыто признать эту свою дочь, а ее несносный (по мнению короля) характер выводил его из себя.
Так что, скорее всего, вернувшись в Лувр, он про нее тут же забудет, как забыл и в прошлый раз. Генрих сам это чувствовал и заранее оправдывался перед собой:
— Да ведь ей только того и надо…
Тем временем со стороны аббатства послышался глухой топот копыт — он был все ближе, ближе… Никто не обратил на него внимания, и лишь Жеан Храбрый догадался, кто скачет.
В тот момент, когда король Генрих наконец-то собрался с мыслями, чтобы ответить, отряд во главе с Кончини, д'Эперноном и Неви с двух сторон обогнул часовню Святых Отцов и во весь опор помчался вдоль садов королевы. Генрих обернулся и увидел: множество всадников вихрем скачет мимо мельницы.
Он воспрял духом, довольная улыбка мелькнула на его хитроватой физиономии — и он забыл ответить Жеану.
Все, кто был там, также обернулись и принялись внимательно вглядываться в конный отряд.
Обернулся и Жеан, и Пардальян, не спускавший глаз с сына, заметил, что юноша вдруг встрепенулся и гнев и вызов загорелись в его глазах. Одним стремительным движением он подтянул перевязь и поправил шпагу, приготовившись к неминуемой схватке.
Все это Пардальян заметил моментально — и тут же все понял. Он перевел взгляд с Жеана на кавалькаду, потом — на короля, ничего не сказал (лишь усмехнулся недобро), тоже поправил шпагу и гордо выпрямился.
Меж тем д'Эпернон, Кончини и Неви заметили короля с его спутниками. Разом приподняв шляпы, они воскликнули что было мочи:
— Да здравствует король!
И позади всадников раздался, подобно эху, тот же клич. Это кричала толпа любопытных, устремившихся за кавалькадой; кричали жители предместья, ушей которых достиг молниеносно распространявшийся слух о готовившемся покушении… кричали те, кто сам не знал, почему надо кричать:
— Да здравствует король!
Генрих, повеселев, помахал всадникам рукой и крикнул:
— Спасибо, друзья!
Затем, так и сияя, он повернулся к своим спутникам:
— Тыща чертей! Да, есть негодяи, желающие нашей смерти, — но куда больше, благодарение Богу, добрых людей, спешащих явить свою преданность! Дьявольщина, до чего ж веселее становится от этого на душе!
Справа от короля в этот момент стояли Бельгард с Лианкуром, слева — Пардальян с Жеаном. Пардальян нарочно устроил так, чтобы Жеан оказался рядом с королем. Ему-то и были, соответственно, адресованы эти слова, а благосклонная улыбка говорила, что к Жеану они действительно относятся.
Юноша молча и со скептической усмешкой поклонился. Пардальян заметил и эту улыбку, и яростный взгляд, брошенный Жеаном на троицу во главе колонны.
Генрих же ничего не заметил. Он всматривался во всадников, но пока не мог их узнать: отряд был еще далеко, а зрение короля с каждым днем слабело. Он только поспешно приказал:
— Прошу вас, господа, не болтать об этом деле. Помните: это всего лишь несчастный случай.
И, не дожидаясь ответа, Беарнец пошел вперед — этот ртутный шарик не мог долго стоять на одном месте.
Вышло так, что Пардальян с Жеаном оказались позади короля и в нескольких шагах от двух герцогов. Те тоже с ненавистью смотрели на приближавшийся отряд — теперь лица всадников были ясно видны.
Дело в том, что Бельгард с Лианкуром, как мы уже говорили, люто враждовали с Кончини. Они прикидывали, не соучастник ли он неудачного покушения, — и, как мы знаем, догадки их были верны. Спрашивали они себя и о том, не по его ли милости им была оказана столь сомнительная честь — сопровождать короля в карете, обреченной на гибель. Возможно, что и тут они не ошибались.
Пардальян воспользовался тем, что на него никто не смотрит. Он заговорил с сыном так, как будто Жеан все это время объяснялся с ним не взглядами, а самыми недвусмысленными словами:
— Итак, среди этих добрых людей, спешащих проявить свою преданность, — еле слышно прошептал он, повторяя последнее замечание короля, — едет убийца.
Жеан не удивился, что шевалье все понял и во всем разобрался. Пардальян уже ничем не удивлял его… Он кивнул на отряд и так же тихо ответил:
— И не один… А еще кое-кто предпочел остаться дома, иные же схоронились в монастыре.
Пардальян сказал себе: сын его знает все — даже больше, чем он сам.
— Неужели? — возразил он. — И начальник полиции?
— Этот — нет… а впрочем, не поручусь.
— Вот черт! — прошептал Пардальян и с состраданием поглядел на короля.
В нескольких шагах от Генриха IV три передовых всадника спешились и приблизились к нему. Д'Эпернон и Кончини выпустили вперед Неви. У них были на то веские причины.
В дороге они с адской хитростью обрабатывали начальника полиции. Впрочем, большого труда им это не стоило. Неви, естественно, был настроен против Жеана Храброго — он помнил стычку на улице Арбр-Сек, гибель своих людей, угрозу собственной жизни… он помнил все и не простил ничего. Неви искренне считал Жеана способным на любое преступление. Ловкие и коварные наветы своих спутников он ловил на лету — и немедля принимал их за чистую монету.
Когда же настало время действовать, Кончини с д'Эперноном предпочли уйти в тень, а начальника полиции выпустить вперед, чтобы в случае чего свалить на него всю ответственность. Смотря по тому, как все обернется, они или открыто поддержат его, или же ловко вывернутся — но в любом случае беды избегнут.
Неви один из всех добросовестно заблуждался и не подозревал, что таскает для предателей каштаны из огня.
— Что вас так встревожило, Неви? — спросил король.
— Ах, государь! — вскричал Неви (он и вправду был очень взволнован). — Случись с вами беда, мне впору было бы утопиться!
— Вот черт! Отчего же?
— Я опять опоздал прийти на помощь королю… Второй раз за несколько недель!
— Я не виню вас. Вам поручено надзирать за порядком в городе — это верно, но нельзя же предусмотреть все несчастные случаи. Какому еще государю служат так плохо, как мне! — проворчал он как бы себе под нос, но так, чтобы все слышали. — Держу пари, негодяи конюхи забыли напоить лошадей. Те, бедные, помирали от жажды, почуяли, что река неподалеку да чуть не скинули меня туда… Господин Легран! Последите, чтобы этих олухов наказали по заслугам.
— Будет исполнено, государь! — отозвался господин Легран, герцог де Бельгард, конюший и первый камергер короля.
Кончини с д'Эперноном переглянулись. Жеан Храбрый, оказывается, не донес на них — по лицу короля это сразу видно. А коли так — не лучше ли вообще замять дело? Бандит ведь никуда не денется. Кинжал меж лопаток — и все.
Но был еще Неви. Надо было предупредить его — тут же, при короле, при всех. Дело нелегкое! Д'Эпернон рискнул: он с королем держался запросто. Кончини скромно отошел в сторонку, застыв в церемониальной позе, д'Эпернон же подбежал к Генриху и воскликнул:
— Именно! Мы случайно узнали об этом — и, как видите, тут же поспешили на помощь королю. Как и Неви, мы просим прощения, что не поспели вовремя. Но мы рады видеть Ваше Величество живым и невредимым после этого рокового случая.
Генрих решил, что д'Эпернон все знает, но не хочет открыть истины перед многочисленной свитой. Он был рад, что его так хорошо поняли, и крайне милостиво сказал:
— Благодарю вас, герцог! Благодарю вас всех, друзья!
— Да здравствует король! — хором отозвались присутствующие.
Д'Эпернон сделал упор на слове «случай» и при том многозначительно посмотрел на Неви.
Но начальник полиции, как мы уже говорили, заблуждался добросовестно и не имел никаких причин менять устоявшееся убеждение — да он и не понял герцогского взгляда. Неви решил все-таки сказать свое слово.
— Это не случай, Ваше Величество, — категорически заявил Неви. — Это подлое, хладнокровно замысленное злодейское покушение.
Генрих нахмурился, недружелюбно посмотрел на начальника полиции и раздраженно ответил:
— Что такое, сударь? Да вы забываетесь!..
Пардальян с Жеаном остановили карету на большом Пре-о-Клер. Река катила мутные волны за спиной у короля и четверых его спутников, всего лишь в паре сотен туазов. Против них, лицом к Сене, стояли д'Эпернон, Неви и Кончини. За каждым из них — его люди, три отряда, выстроившихся широким полукругом. Самый маленький отряд — Кончини — был рядом с Бельгардом и Лианкуром, отряд д'Эпернона — самый большой — напротив короля; отряд же Неви находился рядом с Пардальяном и Жеаном Храбрым.
Не успел король ответить Неви — причем, судя по его тону, он не собирался терпеть никаких возражений, — как за спинами всадников раздался многоголосый крик:
— Да здравствует король! Слава нашему доброму государю! Ура!
Это жители предместья, наводнившие луг — на почтительном, впрочем, расстоянии от короля, — демонстрировали свои верноподданнические чувства…
Генрих благодарно помахал им рукой. И тут же, словно прозвучал какой-то тайный пароль, со всех сторон из толпы посыпались проклятья и угрозы:
— Убийца! Вон проклятый убийца! Смерть ему! Смерть! Утопить его! Повесить! Нет, колесовать! Выпотрошить живьем! Выдайте его на растерзание! Бросим его труп свиньям!
Пардальян краем глаза посмотрел на сына. Тот стоял слева от короля, всего лишь в нескольких шагах. Он не пошевелился, не дрогнул — он улыбался. Вид его был грозен. Пардальян прошептал себе в усы:
— Сейчас лев прыгнет — и тут ему в лапы не попадайся… Но, черт побери, почему эти мужланы кричат, что он убийца? Ведь это на него они указывают… Откуда взялось столь трогательное единодушие?
В одиночку Неви, быть может, отступил бы перед королевским гневом, но нежданная поддержка придала ему смелости.
— Ваше Величество! — настойчиво повторил он. — Прислушайтесь к гласу народа! Обуреваемый природным чувством справедливости, он требует покарать преступника! Народ понимает, что столь ужасное злодеяние не может остаться безнаказанным.
— Вот же тыща чертей! — выругался в ответ Генрих. — Я вам битый час толкую: несчастный случай, а вы все свое гнете — злодеяние, преступник! Сил никаких нет! Хорошо, если вам так уж хочется, найдите этого преступника и арестуйте.
— Преступник уже найден, Ваше Величество! — торжествующе возвестил Неви.
Он подал знак жандармам. В тот же миг они обступили Жеана, и сам начальник полиции направился к юноше. Тот молча, скрестив на груди руки, ожидал его.
Кончини с д'Эпернон ом беспокойно переглянулись и нагнули головы. Д'Эпернон про себя клял на чем свет стоит этого чурбана из полиции, который никак ничего не может взять в толк…
А тот подошел к Жеану, стоявшему подобно мраморной статуе, низко поклонился королю и произнес:
— Я повинуюсь воле короля.
После чего сделал еще шаг вперед, вытянул руку и сурово сказал:
— Вы арестованы!
Но тут же громко вскрикнул от боли и отступил.
Жеан, до сих пор равнодушно смотревший на начальника полиции, не стерпел, когда тот опустил руку ему на плечо. Тут он вдруг отстранился, изо всей силы стукнул Неви кулаком по запястью и звонко прокричал:
— Прочь руки!
Сперва при столь неслыханном неповиновении властям в присутствии короля все пришли в замешательство. Затем толпа пуще прежнего завопила, требуя смерти злодею, и жандармы поспешили на помощь начальнику.
Жеан обратился к ним:
— Назад! Назад, я сказал!
Он был великолепен — подобен дикому зверю, готовому наброситься на добычу… Лучники чуть попятились — но Жеан все еще оставался недоволен. Он сам стал наступать на них с грозным криком:
— На место, кому говорят!
Тут юноша взмахнул «обеими руками — и два жандарма покатились по траве. Он хотел было замахнуться опять, но вдруг передумал, увидев, что рядом с ним стоит некий вояка колоссального роста. Жеан мгновенно сгреб великана в охапку, крепко стиснул, поднял, как перышко, и, раскрутив на вытянутых руках, вопросил:
— Ну, кого угостить такой дубинкой?
Жандармы торопливо разбежались…
Однако Неви опомнился, подскочил к Жеану со спины и закричал:
— Взять его живым или мертвым!
Но на пути у него встал Пардальян. Шевалье не произнес ни слова и улыбался весьма и весьма любезно. Он появился перед начальником полиции так неожиданно, что Неви сперва ничего не понял.
Он, как и всякий другой на его месте, проворно шагнул вправо. Пардальян, как бы случайно и с той же улыбкой — туда же. Неви ругнулся про себя, ступил влево — и опять почему-то наткнулся на Пардальяна.
На сей раз, впрочем, шевалье вдобавок наступил начальнику полиции на ногу.
— Что за черт, сударь! — взорвался тот. — Вы что, меня не пропускаете?
Улыбка исчезла с лица Пардальяна.
— Наконец-то догадались, сударь мой, — отвечал он ледяным голосом.
Неви схватился за Шпагу. Люди из свиты д'Эпернона встрепенулись. Толпа завопила еще яростней. Жеан по-прежнему держал колосса над головой; тот тщетно вырывался и пронзительным голосом звал на помощь. Жандармы, одолев страх, собрались вновь подступиться к Жеану. Еще секунда — и полиция, солдаты и народ все вместе ринулись бы на двух человек…
— Всем стоять! — повелительно возгласил Генрих IV.
И все тотчас остановились.
Пардальян опять насмешливо улыбнулся.
Жеан, когда жандармы отошли, осторожно поставил своего гиганта на землю и как ни в чем не бывало с легкой усмешкой сказал:
— Ступай, малыш, да смотри — держись от меня подальше. Сам видишь, что может выйти.
«Малыш» не заставил себя упрашивать и со всех ног кинулся наутек. Такой забавный ужас был написан на его лице, что король не мог удержаться от улыбки. Затем он посмотрел на Жеана и очередной раз восхитился им:
— Ну и силища, черт подери!
Дело, меж тем, требовало немедленного разъяснения. Начальник полиции должен был тотчас сказать, на чем основано его страшное обвинение.
Генрих повелительно махнул рукой — и все отступили, даже Бельгард с Лианкуром. С королем остались только Жеан, Пардальян и Неви. Генрих подошел к карете и подозвал их к себе.
— Сударь! — гневно обратился он к Неви. — Все мы знали, что я чуть было не погиб в результате покушения. Но к чему, скажите, кричать об этом вслух и при всех? Причем, заметьте, король ясно выразил свою волю, ибо намеренно произнес слова: несчастный случай. По-моему, милостивый государь, для начальника полиции вы слишком несообразительны!
— Но, Ваше Величество, — побледнев, пробормотал Неви, -поймите мое усердие…
— Чрезмерное усердие, сударь, ничуть не лучше небрежения! Запомните это!
Сокрушенный Неви. покорно склонился в низком поклоне, но при этом поглядел на Жеана Храброго с ненавистью. Стало ясно: отныне он ему непримиримый враг.
Немного успокоившись, король мрачно продолжал:
— Вы собирались арестовать этого молодого человека. В чем вы его обвиняете? Только без околичностей.
Генрих, сам того не замечая, явно выказывал расположение к Жеану — так, по крайней мере, показалось Неви. Как опытный царедворец, при других обстоятельствах он бы отделался какими-нибудь пустыми отговорками.
Однако начальник полиции стоял сейчас с Жеаном лицом к лицу, причем чистосердечно считал его опасным бандитом. Он не мог стерпеть перенесенного унижения и во что бы то ни стало хотел взять реванш. И вот твердым голосом и с гневом во взоре он объявил:
— Этот человек обвиняется в оскорблении величества и в умысле цареубийства! Он обвиняется в том, что посягнул на священную особу короля, подмешав в овес лошадям ядовитого зелья!
— Ложь! — прогремел Жеан.
— Молодой человек! — величаво произнес король. — В присутствии короля никому нельзя говорить без дозволения.
Жеан хотел было возразить — но красноречивый взгляд Пардальяна преуспел там, где был бессилен приказ короля: юноша ничего не сказал. Беарнец же, совершенно успокоившись, продолжал:
— Я здесь для того, чтобы воздать каждому по справедливости.
И вновь обернулся к начальнику полиции:
— Этот юноша только что, рискуя жизнью, схватил за узду взбесившихся лошадей и вместе с присутствующим здесь господином де Пардальяном укротил их. Стало быть, спасением жизни я обязан ему. Если бы, сударь, вы это знали, то не стали бы его обвинять. Вы также не знали, — продолжал он, потихоньку приходя в ярость, — что за полтора месяца меня еще дважды чуть не убили, и только благодаря тайному вмешательству этого юноши я оба раза избежал гибели. Вы также не знаете — а он знает, — что против меня зреет тайный заговор и что сегодняшнее покушение каким-то иным способом, но будет вскоре повторено… Право же, сударь, для начальника полиции вы не слишком-то осведомлены! Я уже начинаю подумывать, не поставить ли на ваше место этого юношу, раз он знает столько, сколько положено по долгу службы знать вам.
Пардальян с Жеаном переглянулись. Было понятно: король гневается не из-за обвинения Неви — да он о нем, собственно, и не думает. Просто хитрый Беарнец воспользовался этим случаем, чтобы выразить неудовольствие дурной охраной.
Погиб, решил Неви. Впереди — отставка, опала, ссылка в поместье, а то и Бастилия… Собравшись с духом, он все же решился отчаянно защищать себя.
— Ваше Величество! — сказал он. — Мне известно, что этот человек задержал лошадей Вашего Величества. Мне также известно, что это дьявольская уловка. Он знал, что уличен, и таким дерзким образом решил спасти себя. Что касается прошлых и будущих покушений, о которых известно ему, а не мне, начальнику полиции, у меня есть все основания полагать, что и они — его же рук дело.
Тут он вскинул голову и горделиво заявил:
— Арестуйте меня немедленно, государь! Если я виноват по службе — судите меня; я готов поплатиться головой. Но окажите мне милость — пусть вместе со мной судят и этого человека. Тогда все узнают, сколь обоснованны мои обвинения.
Генрих IV был отнюдь не так подозрителен, как позднее сын его, Людовик XIII, — напротив, он скорее грешил излишней доверчивостью. Но в тот миг им еще владел ужас — хорошо, впрочем, скрываемый — перед смертельной опасностью, от которой он только что избавился.
Достоинство и уверенность в себе, с которыми говорил начальник полиции, сильно подействовали на короля и спутали его мысли. Он подозрительно посмотрел на Жеана (тот стоял невозмутимо) и беспокойно подумал: «Тыща чертей! Такое честное лицо — или я совсем ничего не понимаю в людях!»
Вслух он этих слов не сказал — только подумал. Но Пардальян прочел их в горящем взоре короля, понял, что происходит в его душе, понял, что ловкий ход Неви сейчас погубит Жеана… И с хладнокровием, не изменявшим ему в критических обстоятельствах, шевалье ответил тайным мыслям короля Генриха:
— Вы правы, государь. Этого юношу выдают за убийцу, но он не убийца. Господин де Неви заблуждается — надеюсь, искренне. Я утверждаю это вслух, а Ваше Величество знает, что я никогда не лгу.
Генрих IV вперил лукавый взгляд в ясные глаза Пардальяна и тихо сказал:
— Друг мой, я знаю, что вы никогда не лжете… но ведь вы можете ошибиться.
— Тут я не ошибаюсь, — спокойно сказал Пардальян.
Король еще какое-то время смотрел на него, а затем вновь обернулся к начальнику полиции и вполне дружелюбно спросил: — Ну хорошо, Неви! Если вам все известно, скажите мне — почему он хочет меня убить?
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |