- Так чего, все, наверное... - приподнялся Лешка Винокуров. - Я вот посмотреть хочу.
Рита обессилено села на бревно.
Мужики засобирались все.
Но Леонидыч остановил их.
- Погодите, девочки тут останутся. Кто-то с ними еще. Еж, как везунчик и больной... И?
- Ну чего... Чуть что - сразу Ёж! - Плюнул Андрейка с досады и попал себе в кружку с чаем.
- Можно я еще останусь? - поднял руку Лешка. - Не хочется бегать туда-сюда.
- Ага... И Иванцов остается. Через пять минут выходим.
- Пять минууут, пять минууут... Это много или мало? - запел Еж.
- А я вот все думаю... - внезапно сказал Толик, ворочая угли палкой. - Интересно, а как бы мы себя повели, если бы там оказались?
Риту передернуло:
- Я бы забилась куда-нибудь за печку и до конца войны не вылазила.
- Нет, а если серьезно посмотреть?
- Я б в разведку пошел!
- Т-тебя б-бы, Еж, не взяли.
- Это еще почему, Тимофеич.
- Шумный слишком, - засмеялся Виталик.
- Толика бы в артиллерию взяли! - сказал Вини. - Он здоровый, как раз ему снаряды ворочать.
- А тебя? Ты ж лейтенантом запаса будешь после военной кафедры? - спросила Маринка.
- Ну, вот лейтенантом бы и сунули в пехоту. А Виталика в десантуру и сюда - в Демянск.
- Это ты хочешь меня тут голодом заморить что ли? Хренушки!
- А ты ешь мало и без мяса, тебе как раз.
Виталик действительно мясо не ел. Вообще. Ни в каком виде. И яйца не ел. Зато майонез мог ведрами жрать. Странно...
- Леонидыч, а ты куда бы?
Особо не разговорчивый, тот только пожал плечами.
- В авиацию, куда еще-то... - сказал Захар.
- Был бы я помоложе - да. А так-то максимум в БАО.
- БАО? Что это? - переспросила Маринка.
- Батальон аэродромного обслуживания. Дерьмо бочками возить. Извините за мой джентльменский!
- Не, хеер майор. Это вряд ли, - сказал Еж. - Уж очень ты ценный кадр, чтобы такого терять.
- Т-точно. В н-ночной п-полк. На 'уточке' немцев г-гонять
Леонидыч улыбнулся и промолчал.
- А девчонок в медсанбат. Пусть нас, раненых героев, вытаскивают и лечат.
- Я тебя, Еж, вытаскивать не буду, - сказала Рита. - Пусть тебя немцы в плен заберут, ты им мозги так высушишь, что они бросят свои 'шмайсеры' и, злобно бормоча проклятия, разойдутся по домам.
Еж засмеялся довольный:
- Договорились. А Маринку в школу радисток, чтобы потом в тыл врагам забросить. Пусть диверсии делает.
- Не, не, не! Не хочу я в тыл к немцам!
- А тебя никто и не спросит. Так, кто следующий?
- Я, - сказал Захар. - Меня, значит, в пехоту заберут. Я первым делом захвачу цистерну с германским антифризом. Нажрусь в хлам и какому-нибудь политруку морду разобью. Ну, меня сразу в штрафбат и все такое.
- Тоже судьба. Тимофеич, а тебя оружейных дел мастером. Пулеметы-минометы чинить.
- С-согласен. - улыбнулся довольный Юра. Чего-чего, а железяки он очень любил, таща из болот всякую редкую вещь. В этот раз нашел ампуломет. Правда, пробитый осколками в нескольких местах, но это только повышало ценность уникального экспоната. Улюлюкал на все болото, когда тащил его в лагерь.
- А мне вот что интересно... - задумчиво сказал Вини. - Смогли бы мы с нашими знаниями сегодняшними, историю повернуть?
- Это как? Чтобы немцы выиграли что ли?
- Нет. Чтобы победу ускорить? Чтобы война закончилась не в сорок пятом, а, хотя бы в, сорок четвертом?
- Ну, ты хватанул... - протянул Леонидыч, качая головой.
- А чего я такого сказал? Вот есть же ключевые точки войны? Хорошо, про двадцать второе июня говорить не будем... Нам бы все равно не поверили. Таких предупреждений было - с первого мая и почти каждый день. А во время самой войны? Поворот Гудериана на юг и Киевский котел? Если бы информация попала к нашим вовремя? Как бы все повернулось?
- Это, Леш, тебе надо до товарища Сталина добраться было бы. А как?
- Можно над этим подумать...
Виталя почесал щетинистый подбородок:
- Шлепнули бы тебя особисты на первом допросе. Или в дурку отправили бы. Сразу после заявления - я, мол, из будущего, здрасте...
- Вот если бы у тебя ноут был бы, мобила, часы электронные, еще чего-нибудь - можно было бы доказать, - сказала Маринка.
- С ноутом и дурак сможет. Ну ладно, не дурак. А мне интересно, вот если бы своими силами без всяких девайсов. А? - идея захватила Винокурова.
- Вини... Ты же историк... П-помнишь, как операция 'Б-блау' начиналась?
- Удар Клейста во фланг группе Тимошенко? Вот тоже вариант...
- Там за несколько д-дней самолет немецкий ориентировку п-потерял и сел на наш аэродром. А в самолете - полковник и у него п-портфель с документами. По операции. Д-дезинформация. Так решили. Ждали удара на Москву.
- Хорошо. Моя информация подтвердилась бы. А значит дальше стали бы мне доверять.
- Не ф-факт...
И мужики заспорили - можно или нельзя изменить историю?
- Лех, - обратился ко мне замолчавший Еж. - А ты чего молчишь?
- М?
- А ты бы кем стал?
Иванцов пожал плечами:
- Не знаю. Может Героем Советского Союза. А может быть в плен бы попал и в каком-нибудь лагере сгнил бы. А может быть в полицаи бы пошел. Одно точно знаю. Вряд ли бы кто-то из нас в живых остался.
И только треск костра в ответ...
- Так... Все мужики, выходим, - прервал молчание Леонидыч. - Фантазии фантазиями, а время не ждет. Завтра опять в бой.
Лагерь засуетился, забегал... Кто-то, чертыхаясь, надевал потные, не высохшие носки, кто-то доедал макароны, кто-то, не торопясь, покуривал табачок.
И через пять минут лагерь опустел.
Повисла какая-то тяжелая, но в то же время опустошающая и облегчающая тишина. Тишина, от которой звенит в ушах.
Первым, естественно, не выдержал Ёж.
- Лех, сыграй чего-нибудь?
- Не могу. - Соврал тот в ответ. - Палец чего-то выбил, когда корни рубил.
- Рит, тогда ты?
Рита молча развернулась и ушла в палатку, ровно в какое-то убежище.
- Ну, блин, - ругнулся Ёж. - Марин, может ты?
- Андрюша, - ласково улыбаясь ответила ему Маринка, - я уже сто тысяч лет на гитаре не играла.
Ёж скорчил недовольную физиономию:
- Ну, тогда я буду болеть! - воскликнул он и надуто отвернулся вполоборота к костру.
И в этот момент, южный небосвод озарила вспышка, а через секунду ударил мощный гром. Лешка подпрыгнул на бревне вместе с землей.
- Мля... - только и успел он сказать, как по стволам деревьев, с непередаваемо противным звуком, гулко ударили осколки. Несколько железяк, брошенных тротилом, взбили прошлогоднюю листву совсем-совсем рядом от костра.
Из палатки выскочила Рита:
- Слушайте, прошло-то минут пятнадцать, после того как они ушли.
Ребята стояли и неотрывно вглядывались в темноту, будто что-то могли разглядеть там.
- Чего стоим? Побежали! - Она вытащила за собой медицинскую сумку со всем набором поисковой зеленки да бинтов, дрожащими руками натянула сапоги и бросилась в ночь.
На секунду позже за ней побежали и остальные.
Отбежав несколько метров от костра, Алексей вдруг обнаружил, что побежал босиком. Пока вернулся, пока натягивал сырки и сапоги, ребята уже умчались в темноту.
- Эй! - заорал он вслед. - Вы где?
Но ответом была тишина, тогда он снова помчался в сторону взрыва.
Бежать было тяжело, непросохшая апрельская земля разъезжалась под ногами. Да и кочки то и дело цепляли ноги. Несколько раз он спотыкался, но удерживался, пока не зацепился обо что-то податливо мягкое. И плашмя врезался в глину.
"Твою кочерыжку..." - подумал он, но не успел подняться, как получил сильнейший удар по голове. И потерял сознание.
Глава 2. Первый пошел!
Предательство, предательство,
Предательство, предательство, -
Души не заживающий ожог
Рыдать устал, рыдать устал,
Рыдать устал, рыдать устал,
Рыдать устал над мертвыми рожок
Зовет за тридевять земель
Трубы серебряная трель
И лошади несутся по стерне
На что тебе святая цель,
Когда пробитая шинель
От выстрела дымится на спине?
А. Городницкий. 'Предательство'
Очнулся он уже днем. Лицо нещадно кололо трухлявое серое сено. Голова болела? Нет, голова раскалывалась как спелый арбуз. С трудом Лешка перевернулся на спину. Очки, как ни странно, были на месте, только оправа вся изогнулась. Постепенно размытое серое небо сфокусировалось и превратилось в крышу сарая. С трудом он перевернулся еще раз и встал на четвереньки. И его тут же вырвало остатками вчерашних макарон.
Пересилив себя, он подполз к стенке и, цепляясь за доски, встал. Несколько минут постоял так, а потом выглянул в щель между досок.
И едва опять не потерял сознание.
По двору ходили немцы.
Самые настоящие. В серых мундирах и касках, которые архетипами остались в подсознании, вколоченные советскими фильмами. Сломав забор, засунул задницу во двор полугусеничный бронетранспортер - Шютценпанцерваген. Кажется, так Юрка говорил.
И говорили фашисты на немецком. Чего-то реготали, над чем-то ржали. Двое курили на завалинке около дома.
Леха сполз по стенке, судорожно хлопая себя по карманам в поисках "Примы".
А хренанас! Сигарет не было. И зажигалки тоже. Стырили, суки арийские.
"Вот я приложился башкой-то" - подумал Лешка. - "Зрительно-слуховые галлюцинации в полном объеме. Впрочем, и тактильные тоже"
В этот момент во двор въехал мотоцикл, судя по звуку. Чихнул и развонялся бензиновым угаром. "И обонятельные еще..." - меланхолично добавил он сам себе.
Во дворе завопили чего-то, забегали туда-сюда.
Лешка привстал до щели. И точно, приехал какой-то сухопарый чувак. С витыми погонами, в фуражке с загнутой вверх тульей. Быстро пробежал в дом, махнув лениво открытой ладонью солдатам. Через минуту оттуда выскочил боец и вприпрыжку побежал к сараю.
"А вот и большой белый писец пришел..." - подумал Алексей.
Дверь, невыносимо скрипя, открылась.
- Raus hier, beweg dich! - немец уточнил свои слова, показав направление стволом карабина.
Лешка на всякий случай поднял руки за голову и вышел из сарая. С каждым шагом его колотило все больше и больше. На ступеньках крыльца вообще едва не упал. В сторону повело как пьяного.
Конвоир жестко, но аккуратно схватил его за шкирку, не дав свалиться. Странно, но гансы не обращали никакого внимания на пленного. Хотя в фильмах обычно показывали, что они должны непременно издеваться над пленным и ржать как дебилы последние.
А эти вели себя совершенно не так. Один чистил шомполом ствол карабина, другой чего-то писал, наверно письмо своей фройляйн, третий вообще дрых под телегой. Никто не играл на гармошке и не гонялся за курицами. Впрочем, может быть, они их уже давно сожрали?
При входе в комнату Лешка едва не хряпнулся о притолоку многострадальной головой.
- Nehmen Sie Platz! - вполне дружелюбно показал ему на табурет в центре комнаты упитанный офицер в расстегнутом кителе. Сам он сидел за большим круглым столом, а тот тощий, что приехал - стоял в углу, слегка справа за спиной.
- Данке шён! - кивнул осторожно Алексей и сел на табурет.
- Sprechen Sie Deutsch? - приподнял бровь сидящий.
- Я. Абер зер шлехт... Ин дер шуле Лере.
- Klar... - И тут в голосе офицера появился металл - Name, Dienstgrad, Truppengattung, Einheit?
- Эээ... Вас?
- Имья, звание, род фойск, фоенная част? - подал голос стоящий.
- Что? Кто? Я? Я не военнослужащий. Я гражданский, не солдат. - Лешка усердно замотал головой.
- Antworte auf die Frage!
- Отвечайт на фопрос!
- Алексей Иванцов. Только я же говорю, я не военнослужащий.
- Warum hast du dann Uniform an?? - уставился на него сидящий офицер.
- Тогда почьему ит. есть ф фоенный форма?
Тут Алексей замялся не зная, что и сказать. Как тут объяснить то, если сам ничего не понимаешь?
- Господин... эээ...
- Herr Hauptman!
- Хер гауптман... - Лешка внутренне ухмыльнулся - Я форму снял с убитого, потому что своя одежда вся уже изорвалась, а ходить-то надо в чем-то?
Стоящий офицер быстро переводил гауптману. Тот кивал, записывал и, почему-то, морщился.
- Was für ein Toter? Dieses Muster gibts weder bei uns noch bei den Russen?
- С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
- Wie bist du hierher gelangt? Woher kommst du und wo willst du hin? Mit welchem Ziel?
- Как здьесь оказался? Куда и откуда шел? С какой целью?
- Живу я тут, герр гауптман, вернее не тут... Домой иду, в Демянск.
Немцы переглянулись.
- В Демянск? - переспросил длинный.
- Ну да, я там родился, потом родителей посадили и мы переехали в Вятку, потом меня призвали, но я сбежал, потому что не хотел воевать. Я этот... Свидетель Иеговы. Вот.
"Что я несу-то..." - с ужасом подумал Лешка.
- Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militärform weder bei uns noch bei den Russen.
- Послушай, Ифанцов, хватьит валять ваньку-встаньку. Нам не надо фрать. Это глюпо и бессмысльенно. С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
"Млять... Чего сказать-то ему?" - пронеслось в голове. И неожиданно выдал единственную фразу на немецком, которую произносил без ошибок.
- Geben sie mir bitte eine Zigaretten!
Немцы переглянулись.
Тощий достал из кармана... Лешкину "Приму" и пластиковую китайскую зажигалку. Не спеша вставил в мундштук, не спеша прикурил и, также не спеша, подошел к пленнику. Затем наклонился вплотную и выпустил в лицо струю дыма.
- У тьебя ньет документов, ти в чужой формье, also... если вьерить тьебе. В карманах нет ничьего кромье этого - он показал "Приму" и зажигалку. - Ты ильи мародьер ильи дивьерсант. В любом случае тебя ждет расстрьел. Verstehst du?
- Ф-ф-ферштеен. - кивнул Лешка.
Немец кивнул в ответ и отошел, так и не дав покурить. Но и сигаретой не ткнул.
- Имья, звание, род войск, военная част? - повторил он свой вопрос. Гауптман громко зевнул.
- Я... Я не помню... Контузия у меня. Не помню ничего. Честное слово.
- Schteit auf! - неожиданно рявкнул в ответ тощий.
Лешка привстал с табурета. Тощий снова подошел к нему и без замаха, коротким тычком пробил в солнечное сплетение. Дыхание мгновенно остановилось, в глазах потемнело от боли и Лешка согнулся буквой "Г". И тут же колено офицера въехало ему в нос.
Пленник упал назад, брызнув кровавым веером из разбитого носа и опрокинув табурет. Очки разломились по дужке, но, слава Богу, не разлетелись на осколки. А то бы остался без глаз, военнопленный студент...
- Der Schweinerne Dussel! - пробормотал немец, с явным огорчением разглядывая кровавое пятно на брюках. - Der regt mich auf......
Гауптман опять зевнул и подошел к окну.
Пока они чего-то там балакали, Лешка кое-как пытался восстановить дыхание. В конце концов, получилось, хотя явно сломанный нос этому не способствовал. Зажав нос рукавом куртки, он встал, сглатывая кровь.
- Жиф? Ничьего... скоро мы тьебя расстрьльяем, польшевистский фанатик.
- Г-г-господин...
- Feldpolizeikomissar.
"И у них комиссары есть?!" - мелькнула удивленная мысль, но тут же уступила место боли и страху.
- Г-господин ф-фелдьп-полицайкомиссар... Я с-скажу в-в-все... - гундосо заикаясь, произнес Лешка.
- Sietzen! - рявкнул тот в ответ.
Лешка, повинуясь приказу, поднял одной рукой табуретку и присел на нее с краюшка:
- Я и в-вправду не з-знаю как здесь оч-чутился. С-скажите, сегодня к-какое ч-число?
- Тридцатое апрьеля тысяча девятьсот сорок второго года.
- А я из т-тридцатого ап-преля д-две тысячи п-первого. Я из-з-з б-будущего...
Фельдполицай поморщился и вмазал Лешке еще раз. По уху. Этого хватило, чтобы тот вновь свалился на пол.
Потом фриц высунулся в окно и чего-то гавкнул. В избу влетели два дюжих солдата, схватили Лешку под мышки и потащили в сарай. По пути пересчитали им все ступеньки и пороги.
Только в сарае уже Лешка несколько оклемался. Хотелось пить, но вот есть почему-то не хотелось. А еще хотелось умыться. Кровавые сопли - вот только теперь он понял, что такое "кровавые сопли" - подсыхали и стягивали кожу. Стреляло в ухе, саднило в носу...
Но больше всего хотелось жить...
Как-нибудь, но жить.
Лешка свернулся калачиком на охапке сена, ровно в детстве и попытался задремать...
- Обычный сумасшедший, герр фельдсполицайкомиссар. Попал на фронт, первый раз под обстрел и тронулся умом.
- Не сомневаюсь, гауптман. Я был под Оршей, когда русские первый раз применили свои "органы". Тех кто, выжил в том аду, списали поголовно. Одного мне даже пришлось пристрелить. Он лежал в траншее, палил в небо из пулемета и орал "огненные черти, огненные черти!". Меня волнует другое... - фельдсполицайкомиссар не заметил, как передернуло толстячка гауптмана. - Меня волнует другое. Его форма. Эти сигареты и эта зажигалка. Видите наклейку на зажигалке? "Сделано в Китайской Народной Республике". Китайской??? Но Китай воюет с Японией... Им не до мелочей. Японский протекторат? Манчжурия? Или Шаньси? Или Синьцзянь? Там черт не только ногу сломает, в этих китайских государствах.... Похоже это японцы. Они, хотя и наши союзники, могут приторговывать с Советами по мелочам. Второго фронта на русском Дальнем Востоке, к сожалению, мы до сих пор не имеем. Далее... Сигареты 'Прима. СССР' производства компании "ДЖ. Р. Рейнольдс Тобакко Компани. г. Санкт-Петербург" Американцы штампуют эти сигареты в забытой Богом Флориде и ленд-лизом поставляют русским. В эксклюзивном, экспортном исполнении.
- Почему во Флориде, герр...
- Давайте без чинов. Дитер Майер, к вашим услугам. - Щелкнул каблуками комиссар тайной полевой полиции.
- Хорошо, герр Майер. Рудольф Бреннер. Так причем же тут Флорида? - переспросил гауптман.
- Там у янки есть город. Санкт-Петербург. Один из центров табачной промышленности Юга, между прочим. Дразнят американцы Усатого. - Ухмыльнулся Майер. - Дразнят... Это как раз в духе янки. И только им в голову приходят эти идиотские слова - прима, экстра, королевский размер... И что в итоге мы имеем?
- Что? - не понял Бреннер.
- Японская зажигалка, американский табак, новая форма. Без знаков различия, к тому же... Русские перебрасывают сюда элитные свежие части с Дальнего Востока. Вот что это значит. Парень просто не умеет врать. Можно выбить из него все, что требуется. Но мы же, немцы, интеллигентные люди... Не так ли, Бреннер?
- Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! - щелкнул каблуками гауптман и раздраженно подумал: 'Ты-то конечно, интеллигент! Не-то что мы мясо окопное...'
- Да перестаньте, Бреннер, мы же договорились с вами...
Майер высунулся в окно:
- Эй, рядовой! Ко мне!
Рыжий немец, сидевший около бронетранспортера, подскочил и бросился к окну:
- Рядовой первого класса Эрих Грубер по вашему приказанию прибыл!
- Рядовой, бегом до местного старосты. Отряду вспомогательной полиции прибыть сюда через полчаса. Приказ понятен? Выполнять!
- Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! - рявкнул рядовой, развернулся кругом и побежал за ворота.
- Как мне, Рудольф, надоели эти чинопочитания... - вздохнул Майер. - Хочется чего-то простого, домашнего, человеческого. А вам?
"Конечно" - мрачно подумал гауптман - "С тобой пообщайся по-родственному. Мигом дело заведут и в штрафбат загремишь, павлин расфуфыренный" Но вслух сказал совершенно другое:
- Может быть, отобедаем, герр Майер?
- С удовольствием. Только дайте приказ своим солдатам сопли этого большевика вытереть с пола.
Лешка очнулся от скрипа дверей. Он вздрогнул от предчувствия, но на этот раз пришли не за ним. В сарай влетел от могучего пинка долговязый красноармеец в натянутой до бровей пилотке и ржавой от грязи шинели.
- Вот, суки! - ругнулся он, когда дверь закрылась. - Чего пинаются? Гады...
Потом он перелез по сену к Лешке, улегся рядом и протянул руку.
- Здорово! Ты чьих будешь?
- Наших. - Буркнул Леха в ответ.
- Да вижу, что наших! - Засмеялся красноармеец в ответ. - Тебя как звать-то?
- А ты чего такой жизнерадостный? - Покосился на него Алексей.
- Вадик Зелянин! - вместо ответа протянул руку тот.
- Иванцов. Алексей!
- Слышь, Лех... - Вадик подвинулся поближе. - А ты как сюда-то попал?
- На летающей тарелке прилетел...
- Чего? На какой тарелке?
- Ничего. Сам не помню. Помню, что по полю шел. Ночью. Темно было, как у негра в заднице. Споткнулся. Упал в яму какую-то, а там чем-то по голове накрыли. Днем тут очнулся.
Вадик засмеялся.
- Ты что как кобыла? - разозлился Лешка. - Все ржешь и ржешь...
- Да так, выражение забавное, как у негра в заднице... Не слышал раньше. Агась!
- Дарю, - угрюмо ответил Алексей и осторожно потрогал нос. Кровь уже давно подсохла, но дышать было носом тяжело. - Слышь, Вадик, а у тебя покурить есть чего?
- Откуда... Фрицы все отобрали... - Печально вздохнул "сосарайник". - А меня оглушило. Очнулся - немцы кругом. От полка щепки. Триста двенадцатый стрелковый, двадцать шестая Сталинская дивизия, Первая ударная армия. Слышал?
- Северо-Западный?
- Агась. Под Рамушево бились. То наши надавят, то немцы... Траншеи из рук в руки переходили за день раза по два. А дна в траншеях нет. Кровь да трупы. Да... - Вадик на минуту замолчал, а потом продолжил. - Ну, меня и уволокли. А я сбежал. Агась. Деру на пересылке дал. Лопухнулись фрицы. До вологодских им далече...
Он покрутил головой и хекнул.
- А я то родом из Старой Руссы. Вот туда и пошел.
- Фига себе. А сюда-то как попал?
- Так я это... Неделю у солдатки отлеживался. Вроде затихло, ну я и отправился в путь-дорогу. Нарвался, блин масленичный, на полицаев... Вечером отправят по этапу - в деда, в душу, в мать...
- А меня расстрелять собираются...
- Да ты чего? За что?
- Рожей не вышел.
Вадик хихикнул:
- То-то они тебе нос поправили. А чего за форма такая у тебя? Не видал ни разу.
- Опытные образцы ввели. - Покосился на него Лешка. - А я ночью до ветра пошел. Ну и блуданул малость. Вляпался к фрицам в дозор.
- А ты не из десантуры? Тут, говорят, немцам в котел две бригады закидывали комиссары...
- Да какая десантура... Их же вроде в феврале закинули. А к апрелю вроде как кончили уже. - Сказал Лешка, а сам подумал, что под свитером-то тельняшка...
- Да не... Шарахаются еще где-то, - равнодушно сказал Вадик. - Остатки. Фанатики, блин. Ни еды, ни оружия. А все по болотам бегают. Главное толку от них никакого. Сдохли только без дела...
- Странно ты как-то говоришь... - Лешка искоса посмотрел на Вадика.
- А что тут странного? Уж не знаю, что лучше. По болотам без оружия голодным и раздетым бегать или немцам в плен сдаться. Из плена и бежать можно. А тут куда? Или свои или немцы шлепнут. Немцы дюже десантников не любят. Агась.
- А свои-то за что?
- Знамо дело... - пожал Вадик плечами. - За невыполнение приказа и дезертирство. Они тут должны были двумя бригадами весь котел немецкий в плен взять. А немцев тута тысяч семьдесят. Во как.
- Делааа...
- Лех, слышь чего скажу... У меня папироса есть немецкая. Одна. Заныкал от вертухаев фрицевских. И спички в ботинке. Давай-ка курнем!
- Давай! - обрадовался Лешка. - А ну немцы унюхают?
- А... - Махнул собеседник рукой. - Фингалом больше, фингалом меньше. Подумаешь.
- А давай!
Соблазн, втянуть хотя бы каплю никотина, был больше, чем очередной удар прикладом.
Они устроились в углу сарая и, накрывшись шинелью Вадика, стали по очереди тягать цигарку.
В голове поплыло, по рукам и ногам побежали приятные мурашки...
- Где, говоришь, служил то?
Не задумываясь, Лешка ответил первое, что пришло в голову.
- Триста двадцать вторая стрелковая. Восемьдесят шестой полк. Рядовой.
- Вроде не было тут триста двенадцатой?
- А перекинули недавно. Я вообще первый день на фронте.
- Понятен. Ну, сиди пока.
Тут Вадик откинул шинель, подошел к двери и пнул несколько раз.
- Открывайте, песьи дети! Расколол я его.
Дверь открылась. На пороге стояло три бойца в красноармейских ватниках, с трехлинейками, но без петлиц и белыми повязками на правых руках.
'Полицаи!' - понял Лешка.
- Ну, чего, тезка? Будем знакомы сызнова? - ухмыляясь, сказал 'Вадик'. - Олексий Глушков, начальник Ивантеевского волостного отряда шютцполицай.
Леха молчал. А что тут скажешь? Он встал, заложив руки за спину.
- Выходи, тезка. Сейчас тебе шиссен делать будем.
Делать нечего. Леха вышел под небо, висящее такой же свинцовой тяжестью над бестолковым миром.
Двое полицаев оттащили его к стенке, а начальник Глушков что-то пояснял фельдсполицкомиссару. Тот уже успел сменить штаны, и стоял безукоризненно чистый в этой грязище.
Потом они подошли к Иванцову.
Немец долго разглядывал опухшее лицо Алексея, а потом сказал:
- У тьебя есть два варианта. Льибо ти умираешь сейтчас, льибо ти жьивешь сейтчас. Что ты виберешь?
Леха молчал. На дурацкий вопрос можно дать только дурацкий ответ. Но такого ответа не было в пустой звенящей голове.
- Молчьишь?
Потом он развернулся и резко бросил, ровно выстрелил:
- Erschiessen.
Рядовые немцы наблюдали молча за происходящим.
Глушков взял винтовку, передернул затвор и спросил:
- Тезка, а ты родом-то откуда?
- Вятка, - Приглушенно сказал Иванцов.
- Молись, коли верующий! И глаза-то закрой. Легче будет.
Леха закрыл глаза. До сих пор ему все это казалось бредом каким-то, сном, фантастикой. А тут вот она правда-то... Несколько секунд - и тебя нет. А смерть вот она. Из глаз полицая смотрит. Пулей дотянется сейчас и все...
Конец...
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
Леха свалился на колени:
- Ж-жизнь. Жить х-хочу.
А потом зарыдал и упал окровавленной мордой в коричневую жижу.
- Gut! - остановились рядом с ним начищенные сапоги фельдсполицкомиссара Дитера Майера. - Жизнь есть карашо. Но ее надо заслужить. Да? Ты себя плёхо показал на допросе. Сейчас ты докажешь свою преданность жизни, когда съездишь со своими новыми друзьями в деревню Опалево. Говорьят там есть раненый партизан, а можьет твой товарищ. Соратник. Найди и привези его сюда. Поднимите его.
Майер отошел на пару шагов, не желая больше пачкаться.
Двое полицаев подхватили Иванцова под руки и попытались поднять на ноги. Но Лешка был в полуобморочном состоянии, еле стоя даже с помощью.
Полицаи потащили его к телеге и закинули туда как зарезанного поросенка.
'Russische scwiene...Welche sie die Schweine aller...' - потом он, поморщившись посмотрел на небо: 'der Arsch der Welt...'
По дороге в Опалево Лешка успокоился, хотя его и потрясывало время от времени. Ему дали какую-то тряпку, он, сколько смог, отчистил форму. Потом нацепил такую же белую повязку, как и у других. Ему что-то говорили, но он не реагировал, не понимая смысла обращенных к нему слов. Точно через туман доносились звуки разговоров, смешки. Кто-то совал в рот сигарету, он механически курил. Потом снова пошла носом кровь. Он сел сзади телеги - время от времени сморкая и харкая красным на дорогу.
Из оцепенения его вывел только сильный толчок в спину.
- Приехали! - больше догадался, нежели услышал Иванцов Алексей. Бывший студент первого курса, бывший поисковик, а ныне предатель и полицай.
Двое полицаев пошли по одной стороне деревни, Глушков потащил его за собой по другой. Еще один остался в телеге.
Они зашли в первый дом, заглянули в подвал, под кровать, залезли на чердак, посмотрели в хлеву. Потом начальник волостной полиции сунул под нос старухи кулак, и они пошли в другой дом.
Потом во второй, в третий...
А в четвертом Глушков увидал то ли дочь, то ли внучку хозяйки. Молоденькую девчонку лет четырнадцати-пятнадцати.
Выпнув тетку на улицу, он рявкнул на Лешку, чтобы тот постоял в сенцах.
Тот повернулся было, но краем глаза успел увидеть, как полицай влепил пару оплеух девчонке и навалил ее на стол.
Винтовку, чтобы не мешалась, тот поставил в угол и теперь, одной рукой задирая ей юбку, судорожно стаскивал с себя штаны. Девка орала благим матом, но отбиваться даже не пыталась от страшной вонючей скотины за спиной.
Впрочем, Алексей этого всего не слышал и не видел.
Он целился из винтовки в спину полицая.
Грохот выстрела снял все. И вату из ушей, и оцепенение в душе, и вялость в теле.
Тело бывшего полицая сползло на пол, а девчонка билась в истерике, залитая его кровью.
Иванцов вышел во двор.
На выстрел уже неслись по улице двое.
Он перезарядил трехлинейку и почти в упор разнес голову одной сволочи.
Второй остановился, задергался и побежал обратно за забор.
Иванцов пошел за ним. Но дойти не успел.
Пуля из немецкого карабина оставшегося в телеге часового пробила ему живот.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |