Терпению моего отца пришел конец! Мы и раньше получали письма! Почти такие же, отчаянные, хрипящие и угрожающие… Старикан складывал их после прочтения в специальную коробочку… Он заботливо расставлял их по порядку в соответствии с датами… Он уносил их все в свою комнату… Покачивая головой и протирая глаза… Комментарии были излишни… Достаточно и того, что он классифицировал эту болтовню!.. По дням! По степени извращенности… Но на этот раз это был ультиматум… Билет… Мне оставалось только собрать вещи… Все, сынок, отчаливай!.. Не позднее, чем на той неделе… Месяц подходил к концу… Окончательный расчет!..
Нора, казалось, ничего не понимала… она сидела, как бы отключившись… С отсутствующим видом… Старик хотел, чтобы она знала… Он закричал ей довольно громко, чтобы она проснулась. Она вернулась на землю… Джонкинд скулил… Она вдруг встала и стала рыться в коробке, чтобы понять… Она читала вслух…
«Я никогда не имел никаких иллюзий относительно твоего будущего! Мы уже несколько раз, увы, убеждались в твоей низости и подлости, в твоем ужасном эгоизме… Мы знаем твою склонность к лени, расточительности, твою quasi — чудовищную жажду роскоши и наслаждений… Мы знаем, что нас ждет… Никакая снисходительность, никакая забота не может обуздать и смягчить твой разнузданный и нетерпимый характер… Мы, кажется, сделали для этого все, что могли! Сейчас наши силы на исходе, мы больше не можем рисковать! Наши скудные ресурсы не позволяют нам продолжать борьбу с твоим злым роком!.. Положимся на Бога!..
Этим письмом я хочу предупредить тебя по-отечески, по-товарищески перед твоим окончательным возвращением, в последний раз предостеречь тебя, пока еще есть время, ото всякого ненужного огорчения, удивления или возмущения тем, что отныне ты сможешь рассчитывать только на самого себя, Фердинанд! Только на себя! Не рассчитывай больше на нас! прошу тебя! Мы не в силах больше обеспечивать твое содержание и пропитание! Мы с твоей матерью на пределе! Мы больше ничего не можем для тебя!..
Мы буквально изнемогаем под тяжестью наших забот, как старых, так и новых… На пороге старости наше здоровье, подорванное длительными тревогами, изнурительной работой, неудачами, постоянными волнениями, отсутствием какого бы то ни было порядка, сильно пошатнулось и продолжает разрушаться… Мы in extremis, дорогой мальчик! Материально у нас ничего нет!.. От небольшого состояния, доставшегося нам от твоей бабушки, ничего не осталось!.. абсолютно ничего!.. ни единого су! Более того! Мы задолжали! В Пассаже твоя мать столкнулась с новыми трудностями, которые кажутся мне непреодолимыми… Перемена, совершенно неожиданный резкий поворот моды свел в этом сезоне к нулю наши шансы немного поправить положение!.. Все наши планы рухнули… Наша предусмотрительность подвела нас… Мы собрали с большим трудом, сокращая все расходы, даже на питание, в течение этой зимы настоящую коллекцию «ирландских болеро». И вот удар! Покупатели неожиданно отвернулись от них в погоне за новой модой… Ничего больше нельзя понять! Это просто злой рок обрушился на наше бедное суденышко!.. Можно было предвидеть, что твоя мать не сможет разом избавиться от этих болеро! Даже по бросовой цене! Теперь она пытается переделать их в абажуры! для новых электрических приборов!.. Бесполезная затея!.. Сколько это может продолжаться? Что нас ждет? В свою очередь в «Коксинель» я вынужден ежедневно отбивать коварные лицемерные, я бы даже сказал, изощренные атаки со стороны молодых редакторов, только что получивших назначение на должность… Богачи с престижными университетскими дипломами (некоторые из них являются стипендиатами), поддерживаемые Генеральным директором, имеющие многочисленные светские и семейные связи, современные и абсолютно лишенные какой бы то ни было разборчивости в средствах, эти молодые выскочки имеют в сравнении с простыми служащими, вроде меня, несоизмеримые преимущества… Никакого сомнения, что им удастся (и кажется, очень скоро) не только выжить нас с наших скромных должностей, но и окончательно выбросить за борт!.. Это вопрос какого-нибудь месяца, даже если особенно не сгущать краски! У меня нет на этот счет никаких иллюзий!
Что касается меня, то я постараюсь продержаться как можно дольше… не теряя самообладания и достоинства… Я стараюсь свести к минимуму возможность грубого инцидента, последствия которого легко себе представить… Все возможные последствия! Я прилагаю максимум усилий!.. сдерживаюсь!.. я стараюсь держать себя в руках, чтобы не дать ни малейшего повода для перебранки! Увы, далеко не всегда это удается… В своем усердии эти молодые выскочки доходят до настоящих провокаций!.. Я становлюсь мишенью, целью для их интриг! Я чувствую, что они преследуют меня своими уловками, издевательствами и непрекращающимися остротами… они меня доводят… Почему? Я теряюсь в догадках… Только ли из-за моего присутствия? Подобное соседство и постоянная враждебность, ты можешь себе представить, для меня чрезвычайно болезненны. Более того, как следует все взвесив, я осознаю, что обречен в этом состязании в ловкости, хитрости и коварстве!.. Что я могу им противопоставить? У меня нет никаких личных или политических связей, моя жизнь близится к концу, у меня нет ни состояния, ни родственников, у меня есть в этой игре лишь один козырь! Это честная беспорочная служба в «Коксинель» в течение ДВАДЦАТИ ДВУХ ЛЕТ БЕСПРЕРЫВНО, моя чистая совесть, моя порядочность и строгое непоколебимое представление о долге… Чего же мне ждать? Очевидно, худшего! Тяжкий груз моих добродетелей мне засчитают, я боюсь, скорее в дебет, чем в кредит, когда придет время сводить со мною счеты!.. Я предвижу это, мой дорогой сын!..
Если мое положение станет совсем невыносимым (а оно таковым быстро становится), если я буду выброшен раз и навсегда? (А предлог найдется! Все чаще ставится вопрос о полной реорганизации наших служб.) Что тогда будет с нами? Мы не можем думать об этом с твоей матерью без содрогания! Нас охватывает страх!..
На всякий случай, пытаясь защититься, я поступил учиться (последняя попытка) печатать на машинке, не в бюро, естественно, а в те несколько часов, что свободны еще от доставок и беготни по делам, связанным с нашим магазином. Мы взяли напрокат этот инструмент (американский) на несколько месяцев (еще расходы). Но и на этот счет я не тешу себя особыми иллюзиями!.. В моем возрасте, ты это знаешь, нелегко приспосабливаться к новой технике, к другим методам, другим манерам, другим мыслям! Особенно людям, измученным, как мы, длительными тяготами жизни, крайне измученным… Все это вынуждает нас смотреть в будущее, мой дорогой сын, с тяжелым сердцем! и мы не имеем права, без сомнения, и это не будет преувеличением, даже на одну ошибку, даже на малейшую неосторожность!.. Если мы, твоя мать и я, не хотим закончить жизнь в полной нищете!..
Мы целуем тебя, мой дорогой мальчик! Твоя мать присоединяется ко мне, еще раз! Она призывает! Умоляет тебя! Заклинает тебя перед возвращением из Англии (не ради нас, не из любви к нам, а в твоих личных интересах) решиться наконец окончательно и полностью отдаться достижению успеха в твоем предприятии.
Твой любящий отец Огюст.. S. Твоя мать просит меня сообщить тебе о кончине мадам Дивонн, последовавшей в прошлый понедельник в Крэмлэн-Бисетр.
Она слегла и не вставала уже несколько недель. У нее была эмфизема и сердечная недостаточность. Она не очень страдала, все последние дни она постоянно спала… Она не почувствовала прихода смерти. Мы видели ее накануне, незадолго до ее конца».
* * *
На следующее утро, примерно около полудня, мы вдвоем, Джонкинд и я, были в саду и ждали завтрака… Стояла прекрасная погода… Какой-то тип на велосипеде… Остановился и позвонил в дверь… Телеграмма… Я вскакиваю… это от моего отца… «Возвращайся срочно, мать беспокоится. Огюст».
Я потихоньку поднялся на третий этаж и встретил там Нору, передал ей бумагу, она прочитала и спустилась к столу. Она принесла суп, и мы начали есть… Уф! Вдруг она разрыдалась… Она всхлипнула, не сдержавшись, и убежала на кухню. Я слышал, как она рыдает в коридоре… меня смутило ее поведение! Это на нее не похоже… этого с ней никогда не было… Я все же сохранил спокойствие… И остался на месте с идиотом, заканчивая его кормить… Наступило время идти гулять… У меня не было ни малейшего желания… Случившееся выбило меня из колеи…
К тому же я снова подумал о Пассаже, меня неотвязно преследовала мысль о моем возвращении «туда»… соседи… снова поиски места… Прощай, независимость! Чертово молчание… Проклятые прогулки!.. Нужно начать сначала, с самого детства, переделать все! Срочно!.. Сволочи!.. Мерзость!.. Гнусное поведение! Очень воспитанный ребенок! Отвратительный бонза! Мне надоели их заклинания! Стоило мне представить своих родителей, у меня во рту появлялся вкус птичьего помета! Мать с ее ножкой-ходулей, отец с его вакхическими усами и вакханалиями, все его отвратительные разборки…
Джонкинд тянул меня за рукав. Он не понимал, что происходит. Он хотел идти. Я смотрел на него. «No trouble». Мы скоро расстанемся… Может, ему будет не хватать меня в этом мире, этому смешному, все заглатывающему, совершенно ненормальному мальчишке… Кем я ему представлялся? Быком? Лангустой?.. Он уже привык, что я с ним гуляю… Ему, пожалуй, повезло… Он мог быть даже нежен, если ему не пытались досаждать… Мой задумчивый вид не очень-то ему нравился… Я ненадолго отвернулся к окну… Когда я обернулся, этот шалун прыгал среди тарелок… Потом он застыл и начал мочиться! Он напустил в суп! Он уже сделал это! Я бросился, схватил его и заставил слезть… Как раз в этот момент открылась дверь… Вошел Мерривин… Он машинально прошел вперед, ни на что не обращая внимания, черты его лица как бы застыли… Он шел, как автомат… Сперва сделал круг вокруг стола… два, три раза… потом опять… Он снова надел свою прекрасную черную адвокатскую мантию… Но под ней был спортивный костюм, штаны для гольфа, напоминающие кальсоны… зеленая блуза его жены… совершенно тупая рожа… Все так же сомнамбулически он прошел дальше… в несколько приемов преодолел порог… немного прогулялся по саду… Даже попытался открыть решетку… Потом заколебался… Изменил свое решение и вернулся к нам, к дому… полностью погруженный в свои мечты… Он прошел мимо Джонкинда… Торжественно поприветствовал нас, очень широким жестом… Его рука поднялась и упала… Всякий раз он слегка наклонялся… Он как бы обращался к толпе, которая далеко, очень далеко… У него был такой вид, как будто он отвечал на бурные овации… А потом, наконец, он снова поднялся к себе… очень медленно… с достоинством… Я слышал, как он снова закрыл дверь…
Джонкинда напугали эти странные выходки… этот человечек на шарнирах… Он не мог больше устоять на месте. Ему хотелось бежать, его охватила паника. Я пощелкал ему языком и сделал так: го! го!.. совсем как лошади, это обычно приводило его в чувство… Наконец я был вынужден уступить ему… И мы пошли через поля…
Возле шотландских бараков мы наткнулись на ублюдков из «Hopeful Academy». Они шли играть в крикет на другой конец долины. Они несли свои клюшки, «Wickets»[6]… Мы узнали всех наших старых знакомых… Они делали нам дружеские знаки… Они все поправились, сильно выросли… Они были очень веселы… И были рады, что встретили нас. Их оранжевые и голубые наряды очень оживляли горизонт.
Мы смотрели им вслед… Мы пошли назад очень рано… Джонкинда все время трясло.
* * *
Мы с Джонкиндом были на верхней дороге, на «Willow Walk», той самой, что вела к колледжу, когда встретили телегу, большой фургон, с тремя лошадьми… Это были грузчики…
Избегая крутого спуска, они ехали через сады и увозили вещи… На этот раз забрали все подчистую, подмели все… Мы заглянули внутрь фургона, занавески были подняты… Две кровати служанок, один шкаф, маленький ларь для посуды, трехколесный велосипед старого хрыча… и еще куча хлама… Они, должно быть, опустошили чердак! Весь дом целиком! Наверное, не осталось больше ничего!.. Они увозили даже бутылки, слышно было, как те перекатываются в глубине ящика… Судя по всему, особенно много не должно было остаться…
Я всерьез начал опасаться за мои шмотки и башмаки! Если уж они решились на такой грабеж, то нужно было быть готовым ко всему!.. Вот уж воистину «все на продажу»! Я бросился со всех ног, чтобы посмотреть, что осталось! К тому же пора было есть… Стол был накрыт торжественно… Самыми красивыми приборами… Тарелки в цветах, хрусталь!.. В голой комнате это великолепие особенно бросалось в глаза!..
Картофель в масле, артишоки в уксусе, вишни в водке, сочный пирог, ветчина… В общем, полное изобилие, и более того, россыпь цветов прямо на скатерти, между чашками! О! да! Такого я не ожидал!
Я застыл озадаченный!.. Вместе с Джонкиндом перед этими чудесами!.. ни он, ни она не спускались… Мы оба проголодались. Мы попробовали сперва всего понемногу… а потом решились, схватили… навалились… Залезли в блюдо пальцами… главное начать… и это было великолепно! Джонкинд буквально катался от удовольствия, он был счастлив, как король… Мы немного даже оставили… Никто так и не спустился.
Утолив голод, мы пошли в сад… Пора было справить нужду… Я осмотрелся вокруг… Ничего, сплошная темнота… ни души… Все же это было странно!.. Наверху, на фасаде, я заметил свет… в комнате старика… Он, должно быть, заперся… Я сказал себе, что нечего терять время, мне надоела эта неопределенность… Так как билетик у меня уже был, я решил складывать чемодан… Завтра утром я отвалю с первым же поездом в 7 часов 30 минут… Хи! Вот так! Представление закончено! Я никогда не любил прощаний…
В то же время… мне хотелось бы достать еще немного денег, один-два шиллинга, чтобы, может быть, купить себе «ginger beer»[7], это приятно в дороге… Для начала я уложил идиота, чтобы он оставил меня в покое… Я его немного потрогал, это его обычно успокаивало… и легко усыпляло… Но в этот вечер он был взбудоражен всеми неожиданностями дня и не закрывал глаза… Я напрасно делал ему «го! го!»… Он безумствовал, прыгал, буянил в своей клетке. Он рычал, как настоящий зверь! Несмотря на то что он был тронутый, он все же понимал необычайность положения… Он боялся, что я просто брошу его во мраке ночи… Он был вредный! Он не мог сдержать свой страх… черт побери!
Дортуар был действительно большой… Он занимал огромное пространство… Мы остались здесь только вдвоем, а раньше нас было двенадцать, даже четырнадцать…
Я собрал свои четыре пары носков, нашел носовые платки и сложил все свои гнусное белье, теперь от него остались лишь лохмотья и дыры… Меня опять придется пристраивать… Опять начнутся крики!.. Заманчивая перспектива!.. Меня еще будут воспитывать… Будущее — это не шутки… Когда я внезапно снова подумал о Пассаже, по телу у меня пробежали отвратительные мурашки!..
Прошло восемь месяцев с тех пор, как я уехал… Что стало с ними всеми там, под стеклянной крышей?.. Не сомневаюсь! Они сделались еще сволочнее!.. Еще надоедливее!.. Этих скотов из Рочестера я никогда больше не увижу! Через большую гильотину окна я еще раз бросил взгляд на открывающуюся перспективу… Погода была ясная, идеальная… Хорошо были видны все сходни, освещенные доки… огни маневрировавших кораблей… краски переливались… как точки, которые ищут друг друга на черном фоне… Я видел отсюда, как уходило множество кораблей с пассажирами… паруса, дым… Они были уже у черта на куличках… по ту сторону… в Канаде… А некоторые в Австралии… распустив паруса… Они били китов… Я никогда этого больше не увижу… Я вернусь в Пассаж… на улицу Ришелье, улицу Меюль… И буду смотреть, как мой отец хрустит воротничком… А моя мать волочит свою ногу… Я буду искать работу… Разговаривать, объяснять, что и как! Я снова буду измотан, как крыса… Они ждали меня, изнемогая от любопытства… Я готов был начать кусаться… Меня уже заранее тошнило от всего этого…
В комнате стало совсем темно, я задул светильник… Растянулся на кровати прямо в одежде, чтобы отдохнуть… Я так и заснул… Я сказал себе: «Малыш, не снимай свои шмотки… Ты сможешь отвалить, как только рассветет…» Мне больше тут нечего было ловить… все мои вещи были собраны… Я взял даже полотенца… Джонкинд в конце концов заснул… Я слышал, как он храпит. Я не собирался ни с кем прощаться!.. С глаз долой, из сердца вон!.. Я не имел права на излияния!.. Я задремал!.. Понемногу успокоился… И вдруг услышал скрип двери… У меня кровь бросилась в голову!.. Я сказал себе: «Вот это да! Малыш! Двадцать против одного, что это прощание! Ты все же влип, мой птенчик!..»
Я услышал легкие шаги… шелест… это она! Дыхание! Как мне везет! Удрать я уже не смогу!.. Она без промедления бросилась прямо ко мне на кровать! Вот так!.. Я был потрясен, распростерт, раздавлен, приплюснут под ее ласками… Я был уничтожен, меня больше не было… Оставалась только она, вся эта масса, которая навалилась на меня… все стало клейким… Моя башка была зажата, я задыхался… протестовал… умолял… Но я боялся орать слишком громко… Старик мог услышать!.. Я дергался… Хотел освободиться снизу!.. Корчился… выгибался дугой! Ползал под собственными обломками… И снова был распластан, оглушен, схвачен… Целая лавина нежностей… На меня обрушились безумные поцелуи, сильные рывки, она лизала меня… Мое лицо было все в компоте… Я больше не мог найти отверстия, чтобы дышать… «Фердинанд! Фердинанд!..» — умоляюще повторяла она… И рыдала мне прямо в уши… Она была вне себя… Я запихнул ей в глотку весь язык, чтобы она так не орала… Старикан точно сейчас же выскочит из своей постели!.. Я панически боялся рогоносцев… Среди них попадаются жуткие…
Я пытался успокоить ее, чтобы она немного сдерживалась… Я понемногу наугад ощупывал ее… старался… изощрялся, как мог… я пустил в ход все хитрости… Я был переполнен… Она необузданно обнимала меня… и вдруг начала отбиваться, как одержимая… Я продолжал… У меня набрякли руки, так сильно я вцепился в ее ягодицы! Я хотел засадить ей! Чтобы она больше не двигалась! Сделано! Вот! Теперь она молчала! Чертова шлюха! Я вонзил ей! Я вошел в нее, как дыхание! Я окаменел от любви!.. Я был один в ее красоте! Я дрожал и дрыгался… Вгрызался в ее грудь! Она стонала… ворковала… Я высасывал все… Искал на ее лице место около рта, то, что меня дразнило, где было сосредоточено все очарование ее улыбки… Вот-вот я укушу ее там, именно там… Одну руку я засунул ей в дырку и там работал… вонзался… расплющивал отверстия и плоть… Я наслаждался, как осел… Я весь взмок… Она резко вывернулась… И высвободилась из моих объятий, сучка!.. отскочила назад… А, черт возьми! Она была уже на ногах!.. На середине комнаты!.. Она обращалась ко мне с речью!.. Я видел ее в белом свете фонаря!.. в ночной рубашке… во весь рост… ее волосы развевались… Я же остался лежать в невменяемом состоянии со стоящим членом…
Я сказал ей: «Вернись!..» Я пытался таким образом ее расположить к себе. Она, кажется, внезапно пришла в ярость! Она кричала, как сумасшедшая… Отступая к двери… Говорила мне какие-то фразы, сволочь!.. «Good bye, Ferdinand!» — орала она. — «Good bye! Live well, Ferdinand! Live well!»
Еще один скандал! Блядство! Тогда я выскочил из кровати!.. Я собирался снова ее уложить! Она будет последней! Бордель, блядский бордель! Она не дожидалась меня, черт побери! Она уже сбежала вниз!.. Я слышал, как дверь внизу открылась и громко хлопнула!.. Я подбежал! Приподнял гильотину окна… И едва успел заметить, как она спускалась по краю… под газовыми фонарями… Я видел, как она движется, как трепещет на ветру ее рубашка… Она сбежала по лестнице… Сумасшедшая! Куда она несется?
Мой мозг внезапно, как вспышка, пронзило предчувствие, что сейчас случится настоящее несчастье!.. Я сказал себе: «Готово! Допрыгался! Это катастрофа! Ты дождался приключений на свою жопу! Это тебе не шутки, черт побери! Трах-тарарах!.. Сейчас она бросится в воду!..» Я почувствовал, что это уже не предотвратить! Она одержимая! Черт возьми!.. Смогу ли я ее оттуда вытащить?.. Но я был бессилен!.. Я ничего не мог поделать!.. Я остановился на площадке… Прислушался… Выглядываю через дверь коридора… чтобы рассмотреть что-нибудь на набережной… Она, должно быть, уже добралась донизу… Еще один удар! снова крики!.. снова «Фердинанд»!.. Черт побери! вопли разрывали небеса!.. Эта скотина теперь вопила снизу!.. Она запыхалась… Чертов бордель! Я слышал ее, стоя у самых дверей! Меня начало корежить!.. Я весь скорчился! Так я и знал!.. Ясно, что теперь меня заберут!.. Я не могу… Наденут наручники! Я был вне себя от волнения… Надо тряхнуть идиота в его корзине… если оставить его одного хоть на минуту, его охватит паника!.. он наделает больших глупостей… подожжет всю спальню… Свинство!.. Я стал трясти его… вытащил его из-за решетки… прямо так, в кимоно… И потащил его к лестнице…
Уже на улице я наклонился над скалами, пытаясь рассмотреть мост, огни… Где она может шляться? В самом деле, я ее заметил… пятно… Мелькнуло в темноте… Что-то белое… Точно, это моя сумасшедшая! Летала от фонаря к фонарю… Эта скотина порхала, как бабочка!.. Вопила то здесь, то там, ветер доносил эхо… А потом вдруг раздался оглушительный крик, потом другой, пронзительный, заполняющий всю долину… «Поспеши, малыш! Она сиганула, наша Лизетта! Ее больше никогда не будет! Получится хорошая смятка! Вот увидишь, малыш! Вот увидишь!»
Я бросился, перепрыгивая через ступеньки… Шлеп! Вот так! Сразу!.. Прямо на середину лестницы! Кровь в моих жилах застыла!.. Вдруг меня осенило. Я замерзаю! Я дрожу! Довольно! Хватит! Я больше не сделаю ни шагу!.. Как бы не так! Я передумал! Я опоздал!.. Я перегнулся через перила! И заметил… Место на набережной, откуда это доносилось, было гораздо ниже… Теперь вокруг все гудело… Люди сбегались отовсюду!..
Площадь была переполнена спасателями! Подбегали еще и другие. Все переговаривались… Суетились во всех углах с баграми, палками, лодками… Свистки и сирены завыли все вместе… Гвалт, суматоха!.. Они старались, лезли вон из кожи… Но ничего не смогли выловить!.. Маленькое белое пятнышко в волнах… уносило все дальше…
Я еще видел его оттуда, где стоял, прямо на середине реки… она проплыла посреди понтонов… Я даже слышал, как она задыхалась… Я отчетливо слышал ее бульканье… Я слышал также сирены… Слышал, как она захлебывалась… Ее подхватил отлив… Ее унесло в пучину… Крошечный белый кусочек скрылся за дамбой! О мамочка моя! О проклятие! Она точно захлебнулась!.. Мне нужно поскорее сматывать удочки! Дать по башке этому недорослю! Нельзя, чтобы нас застали здесь!.. Надо спрятаться, когда они придут… Это же надо!
Он больше не мог бежать… Я оттолкнул его… отшвырнул в сторону… Он ничего не видел без очков… даже фонарей. Он на все натыкался… Дышал, как пес… Я схватил его, поднял и понес наверх!.. Я бросил его в постель… Подбежал к двери старика!.. И с силой ударил! В ответ ни слова!.. Давай! Я постучал снова! Изо всех сил… Тогда я налег на дверь! И вломился!.. Готово! Он был там!.. Точно такой же, как я его видел тогда… развалившийся перед решеткой, весь красный… Он спокойно поглаживал себя по брюху… Он уставился на меня, так как я прервал его занятие… Захлопал глазами… Он ничего не понимал… «Она утопилась! Она утопилась!..» — закричал я ему… Я повторил это еще громче!.. Я надрывался… Жестикулировал… изображал: буль-буль-буль… Показывал ему вниз… В долину… через окно! «Вниз! Вниз! Medway! River! River! Внизу! Water!..» Он попытался немного приподняться… от усилия даже рыгнул… покачнулся и снова упал на табурет… «О! Дорогой Фердинанд! — сказал он мне… — Дорогой Фердинанд!» Он даже протянул ко мне руку… Но его неваляшка запутался… застрял в кресле… Он дернулся изо всех сил… Сбросил все бутылки… Все виски разлилось… Банка с мармеладом опрокинулась… Все перевернулось… Настоящий каскад, это его рассмешило… Он скорчился от смеха… Попытался все поднять… Все течет… рушится… тарелка тоже покатилась… он пополз прямо по осколкам… Заполз под скамейку… И застыл в неподвижности… Устроился у камина… Призвал меня последовать его примеру… Он сопел… рычал… массировал себе живот по кругу… Теребил свои яйца… Он ловил кайф… Растирал их… Потом на мгновение оставлял их в покое… И опять забирал в складки своей одежды…
Я уже забыл, что собирался сказать… Я предпочел ни на чем не настаивать. Я закрыл дверь и вернулся в дортуар… Я сказал себе: «Надо отваливать, как только начнет светать…» Мой багаж здесь, он готов!.. Я ненадолго прилег на кровать… но почти сразу же опять вскочил… Меня снова охватила паника… Я даже не мог понять почему. Я все время думал о девчонке… Я снова уставился в окно… Прислушался… Шума не было слышно совсем… На набережной не осталось ни одного человека… Они уже все разошлись?
Тогда на меня вдруг опять напало беспокойство, несмотря на страх и усталость… Мне захотелось сходить вниз и посмотреть, вытащили ее из воды или нет?.. Я снова натянул штаны, куртку, рубаху… Мальчишка крепко спал… Я запер его в дортуаре на ключ… Я собирался сразу же вернуться… Только сбегать… Я дошел до нижних ступеней… И заметил полицейского, делающего обход… потом моряка, который окликнул меня… Я похолодел… Это меня испугало… Я затаился в закоулке… Ах, сволочь! Я не шевелился! Это было уже выше моих сил! Я больше не мог этого вынести! Я еще ненадолго задержался… Больше никто не проходил. Мост, с которого она прыгнула, был там, внизу… Я видел длинную вереницу красных огней, дрожавших в отблесках на воде… Я решил сдвинуться с места… Быстрее!.. Полицейские могли быть уже там, наверху!.. Я думал, представлял себе все… Я был в изнеможении… Валился с ног от усталости… Но не тут-то было!.. Мои силы иссякли!.. Кроме шуток, я не мог даже согнуться… Я не мог снова подняться в «Минвелл»… Я даже больше не пытался… Я прислонился к стене… Я ничего не мог сделать!.. Мое присутствие здесь лишено смысла! совсем лишено!.. Я решил смыться прямо так, без всего… Я медленно потащился к вокзалу… Я плотно закутался в пальто… мне не хотелось, чтобы меня узнали… Я медленно шел вдоль стен… Правда, я никого не встретил… зал ожидания был открыт… А! Вот это хорошо!.. Я прилег на скамейку… Рядом с печкой… Мне стало лучше… Вокруг было темно… Первый поезд на Фолкстоун отправлялся в 5 часов… Я не взял ничего из своего багажа… Вещи остались там, наверху, на кровати… Тем хуже!.. Я их оставлю… Я не хотел возвращаться… Это было уже невозможно… Надо было как можно скорее сматываться… Чтобы не уснуть, я сел. Я был уверен, что поеду на пятичасовом… Я сел под расписанием… Прямо под ним… и растянулся… «5 o'clock. Folkstone via Canterbury».
* * *
Так как я возвращался без багажа, ничего не захватив из своего хлама, я ждал, что меня встретят взбучкой… Но нет!.. У моих предков был довольный вид, скорее, они были рады, что я приехал… Только они были удивлены, что я не привез ни одной рубашки, ни одного носка, но они не цеплялись… На сей раз они не приготовили сценарий… Они были слишком поглощены своими заботами…
За те восемь месяцев, что меня не было, внешне они очень изменились, совсем сгорбились, их лица сморщились, походка стала нетвердой… Штаны отца были вытянуты на коленях и спадали большими складками, как у слона. Лицо стало мертвенно-бледным, он потерял почти все свои волосы и тонул в морской фуражке. Его глаза почти обесцветились, они уже были не голубыми, а серыми, такими же бледными, как и лицо… У него теперь выделялись только морщины, глубокие и яркие борозды от носа ко рту… Он выглядел гораздо хуже… Он не особенно говорил со мной… Только спросил, почему из Англии не ответили… Не были ли они недовольны мной в «Meanwell College»?.. Как мои успехи?.. Уловил я произношение?.. Понимал ли я быструю речь англичан?.. Я пробормотал что-то невнятное… Больше он об этом не спрашивал…
Впрочем, он меня даже не слушал… Он был слишком взволнован, чтобы интересоваться тем, что прошло. Он больше не спорил… Из его достаточно мрачных писем я узнал еще не все!.. Далеко не все!.. Оставалась еще уйма всего! Напасти! Совсем недавние, о которых еще не успели рассказать! Теперь я мог узнать все подробности!.. Они в самом деле из последних средств послали меня на шесть месяцев в пансион… Полное обнищание!.. Катастрофа с болеро смешала их с грязью… И это было действительно так!.. Хронометр моего отца уже не покидал ломбарда!.. Перстень моей матери тоже… Они заложили и павильоны в Аньер… Последние крохи…
Из-за того что у отца больше не было хронометра, он совершенно обезумел… Отсутствие часов способствовало его краху. Он, всегда такой пунктуальный, такой организованный, был вынужден смотреть каждую минуту на часы в Пассаже… Для этого он выходил на порог… за двери… Мамаша Юссель из галантерейной лавки ждала его в одно и то же время… И говорила ему — тик! так! тик! так!.. чтобы вывести его из себя… Она даже высовывала язык…
Появились и другие трудности… Они тянулись друг за другом, как сосиски в связке… Их было слишком много, чтобы с ними бороться… Родители съеживались, истязали себя в отчаянии, они сжимались в комок, стараясь подставить под удары меньшую поверхность. Они пытались незаметно улизнуть от катастроф… Но все было бесполезно! На них обрушивались новые и новые удары и несчастья.
Мадам Эронд не могла больше работать, она не выходила из больницы… Ее заменила мадам Жасмэн, совсем не похожая на нее, совершенно несерьезная!.. И в самом деле, настоящая транжирка, вся в долгах! Она любила выпить. Она жила в Клиши. Моя мать больше не вылезала из омнибуса, она ездила к ней утром и вечером… Но находила ее только в бистро… Выйдя замуж за колониального жителя, она постоянно пила абсент… Клиенты, приносившие ей что-нибудь починить, вынуждены были ждать свои вещи целыми месяцами!.. От нетерпения и возмущения они устраивали дикие скандалы… Теперь стало еще хуже, чем раньше… Они находились в постоянном исступлении из-за вечных отсрочек и опозданий!.. А потом опять в назначенное время начиналось все то же вранье, увертки и недомолвки!.. Фрр! И покупательница исчезала! Больше никто не приходил… Или же, если был выколочен небольшой аванс, они так хрипели и визжали, тщательно рассматривая счет, что моя мать под конец расчета не знала, что и сказать… Стоило ли задыхаться, хромать, харкать кровью, биться в судорогах, подыхать из-за какой-то мадам Жасмэн, даже из-за всех нас… Игра больше не стоила свеч!
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |