— А еще звезды мне намекнули, что я встречу кого-то, кто определит мою судьбу, — шепчет Чан.
Он оказывается так близко, а Бекхён так заворожен, да еще и эти слова. Кажется, он все-таки попался в ловушку на зверочеловека. Только охотник пока об этом не догадывается.
— А это яшма? — переводит он тему, хватаясь за какой-то кулон.
Пальцы случайно касаются кожи, а Беку кажется, что он дотронулся до углей. Он отдергивает руку, но тут же проверяет, не почудилось ли. Бекхён проводит ладонью по груди, забыв про правила приличия. Под пальцами жар утихает, кажется, что Чанёль сам регулирует тепло. Бек нащупывает шрамы, которые раньше казались просто узорами. Он доходит до пояса штанов и возвращается наверх, забираясь под жилет. Бекхён оглаживает плечи, спускается вниз к запястьям. Он задевает браслет и вскрикивает от внезапной жгучей боли.
— Ой, прости, браслет, наверное, накалился, — пугается Чанёль. — Давай воду принесу.
— Не надо, сейчас пройдет, — смущается Бек и прячет руку в перчатку.
Ожог быстро затянется, одна из сторон метаморфов — быстрое лечение.
Браслет, из-за которого прервался момент, вовсе не металлический — это бусы из темно-красного камня.
— Странно, гранат вроде не нагревается, — удивляется Чан, рассматривая украшение в упор.
— Я, наверное, пойду, — бормочет Бекхён и вскакивает.
— А как же звезды, мясо? — теряется Чанёль, тоже вставая.
— Книгу можешь оставить, а мясо уже пригорело.
С громким ойканьем Чан бросается спасать еду, а Бек бросается прочь с поляны. Ему вдогонку летит «я же читать на вашем языке не умею», но Бекхён несется как можно дальше. Он даже перекидывается и бежит в облике волка, пока не достигает опушки около стены. Обратившись, Бек с трудом переводит дыхание. Ноги трясутся не от быстрого бега, и даже не от страха перед ужасающей силой чужеземца. Бекхёна трясет, потому что его действия непозволительны, потому что это недопустимо, потому что его тянет к человеку так, как никогда не тянуло ни к кому из сородичей.
***
— Тао, подожди!
Цзытао идет дальше, не останавливаясь. Пусть Сехун за ним побегает.
На базаре как всегда шумно, какофония звуков доставляет неприятные Тао ощущения, но он продолжает двигаться в людской толпе. Он в наглую хочет зайти в лавку Хуаху и оценить, насколько тот готов свергнуть князя. Но за ним увязался Сехун и не понимает, что Цзытао так просто разговаривать с ним не будет.
Младший теряется сзади, и рысь вздыхает с облегчением. Но тут же над ним мелькает тень, и, подняв голову, Тао видит своего сокола. Птица кружит над ним, выдавая с потрохами. Цзытао ругается и ускоряет шаг.
Хуаху ждет его на пороге, что не удивительно, спасибо Сехуну. Они приветствуют друг друга. Кажется, старый лис знает о намерениях рыси, поэтому у Тао ничего не выходит. Ну посмотрел лавку, ну пощупал товар, приценился, послушал причитания о тяжелом годе и малом доходе, о том, что у него много лисят, которых надо кормить. А то, что эти лисята старше самого Цзытао как-то не вспомнилось.
Рисковать и подслушивать в облике рыси Тао не хочет. Хуаху может и учуять в конце концов. На улице Сехуна нет, в воздухе тоже. Ждать и искать кмета выше достоинства Цзытао, поэтому он возвращается на княжий двор. Может, у других разведчиков есть хорошие новости.
Идея с котятами оказалась удачной. Ребята с удовольствием порезвились в городе, да и подслушали много интересного. Тао узнает, кто еще присоединился к заговору, пока играет с котятами, и что переворот назначен через неделю. Их это вполне устраивает — можно легко подточить людские силы, посеять смуту, неуверенность, или наоборот, добиться признания и посадить заговорщиков в темницу. Его наглым образом прерывает Сехун.
— Тао, можно тебя?
Тот смотрит на него как на какого-нибудь смерда и не двигается с места.
— Сначала извинись, тогда выслушаю.
— За что извиниться? — недоумевает Хун.
— Как будто сам не догадываешься? — фыркает Тао.
Сехун удивленно чешет затылок, но так и не приносит извинений.
— Я следил за Хуаху, а тебе даже не интересно?
— Мои котята неплохо справляются, так что нет.
— То есть ты готов послать наше дело на темную сторону Луны только из-за того, что ты на меня за что-то обиделся?
— Ты еще не понимаешь за что? — взрывается Цзытао, пугая детей.
Сокол таращится на него очень странно. Он отступает на шаг и разворачивается.
— Ладно, потом подойду, — говорит Хун и уходит.
Были бы у Тао силы и желание, он бы набросился на кмета с кулаками. Что там говорилось в ритуальной молитве — поддержка и взаимопонимание? Какое взаимопонимание, если сокол стремится улететь.
И за столько дней не догадаться, почему Цзытао его избегает? Просто немыслимо. Тао порой кажется, что это только ему нужно, чтобы Хун был рядом, а тот просто так согласился взять на себя роль кмета. Эта седмица убивает Цзытао в прямом и переносном смысле. Он не хочет просить помощи у своего отца или у кого-либо еще, ему вдруг стало важно самому спасти княжество. Ему нужны силы, но когда засыпаешь один в холодной постели, энтузиазма не прибавляется.
***
Ифань обходит с отцом соколиное хозяйство, проверяя, как они готовятся к перелету для зимовки. Каждый год дружина лишается большей части соколиного рода, но такова природа, они не могут ей воспротивиться. Все, кто встречается им на пути, поздравляют княжича, хотя поздравлять еще не с чем. Но только слухи о выбранной невесте расходятся быстрее, чем дело делается.
Закончив, Чэнгун приглашает сына к себе для разговора.
— Я рад, что ты взялся за ум, — скупо хвалит он Ифаня.
Князь наливает им браги и поднимает тост за будущего внука. Ифань скромно помалкивает, что дело пока что не делается, а они с Ликунь только разговаривали. Она оказалась неожиданно хорошей собеседницей, что несомненно выделяло ее среди прочих. Но переступить через себя и отбросить мысли об Исине, как советовал сам юноша, Ифань не мог. Но, видимо, Ликунь все устраивало, и она тоже не спешила.
— Но меня не радует одно, — продолжает Чэнгун. — Ты делаешь глупость, Ифань.
— Простите, отец, что вы имеете в виду? — уточняет княжич, опасаясь, что он не доволен выбором невесты.
— Тот мальчик, Исин, кажется. Я видел на нем украшения, которые ты должен был подарить своему кмету.
Ифань не находит, что сказать. Он сохраняет невозмутимое лицо, но внутри у него все холодеет. Вот и закончилось счастье. Уже по тону отца можно предположить, что тот не просто недоволен, а еле сдерживается, чтобы не заорать. Княжич даже не пытается оправдаться, так велик его страх.
— Вот что я тебе скажу, — молвит князь, насупив брови. — Если бы это был человек из знатного рода, я бы закрыл глаза. Был бы против, но промолчал. А ты спутался с безродным слугой, и это…
— Исин из рода, который прислуживал нам еще во время расцвета павшей цивилизации, мне кажется, это куда весомее, — неожиданно для самого себя прерывает отца Ифань. Уж больно его задело такое отношение к юноше, который заслуживает гораздо большего, чем просто стирать белье княжича.
— Не сметь перечить! — Чэнгут ударяет кулаком по столу. — Не важно из какого он рода, важно, что он челядь, холоп. Я не потерплю от своего сына такого пренебрежения. Немедленно разорвать с ним контакт и послать подальше.
— Но…
— Это не просьба, Ифань, это приказ, княжеский. Отправляй своего мальчишку куда подальше, да хоть вместе с соколами, но чтобы ты больше про него не думал. Найди себе кмета, если девица не удовлетворяет.
Княжич не смеет возразить против прямого приказа. Он кланяется и молча выходит. Ифань не хочет никого видеть, поэтому запирается в своей светелке, да только там его уже поджидает сюрприз в виде Бекхёна.
Волк взъерошен и выглядит встревоженным. Он затравленно смотрит на княжича, даже не пытаясь извиниться за вторжение.
— Проблемы с лесным происшествием? — хмуро спрашивает Ифань. — Ты поймал нарушителя?
Бек смаргивает, будто не понимает вопрос. Он охает и все же отвечает:
— Можешь про это не беспокоиться, проблема решена.
— Хоть что-то, — вздыхает Ифань.
— Я хотел спросить про Исина.
Княжич дергается и сурово сводит брови.
— Как ты перенес то, что он человек? — спрашивает Бек, совсем не замечая реакции.
— Никак не перенес, — цедит сквозь зубы Ифань. — Между нами ничего нет и быть не может.
Бекхён поднимает на него ничего не понимающие глаза и просто открывает рот.
— Я княжич, он слуга. Это было мимолетное влечение. К человеку невозможно почувствовать то, что к истинному кмету.
Во взгляде Бека Ифань читает все те чувства, что бурлят у него внутри: недоверие, отчаяние, непонимание и жгучая боль.
— Ты обманул его, — тихо говорит Бекхён.
— Что поделать.
— А ведь я предупреждал. — Бек встает и подходит к двери. — Мне жаль Исина, он-то по-настоящему тебя любит.
Дверь закрывается, отсекая Ифаня от остального мира. Нарушить приказ отца? Никогда. Сделать больно себе? Обязательно. Разрушить чей-то мир? Конечно, нет проблем.
***
В следующую ночь Бекхён не навещает Чанёля. После слов Ифаня он не находит себе места. Да и Тао отмахивается, мол, дело уже почти решенное, можно обойтись без его помощи. Бек мается целый день, торчит в библиотеке, но книги не помогают, порубиться во дворе не с кем, все заняты. Так и ходит кругами по горнице, отбрасывая прочь скользкие мысли. Он выпивает слишком много браги, так что ночью ему совсем неспокойно.
Внутри как будто натянутая струна, только тронь — зазвенит. Нет ничего, что было бы знакомо, ни тоски, ни ярости, одно напряжение. Бекхён знает, что в лесу его ждет Чанёль, обязательно будет ждать, но прийти туда — значит еще больше загнать себя в ловушку.
Бек не выдерживает и срывается. Волком он бежит по лесу, не разбирая дороги. Ноги сами несут его. Неудивительно, что он так и добегает до своего охотника. Ошарашенный Чанёль таращится на него, как на какое-то чудо, держа в руке кусок хорошо прожаренного мяса. Он даже не пытается ничего сделать. Бекхён рычит и припадает к земле, угрожая. Чужеземец не двигается, и Бек пользуется его замешательством. Он мчится прочь.
Почти добравшись до Сурина, Бекхён останавливается и задирает голову к Луне. Протяжный волчий вой пугает ночных птиц.
***
Приближается новолуние. Постепенно на всех нападает апатия и лень. Пока еще можно, все доделывают свои дела перед тем, как предаться безделью. Так же и Тао спокойно следит за заговорщиками, не особо волнуясь. Ведь дата известна — как раз совпадает с днем отъезда соколов. В менее защищенные хоромы знамо легче попасть.
Цзытао забирается на крышу терема и ловит последние теплые лучи перед началом холодной зимы. Правда приходится разгрести снег, чтобы устроиться, но пока еще не лень. Дни без Сехуна заставляют Тао слишком много думать не о заговоре. Почему Хуну важнее отправиться путешествовать, что для них обоих значат их отношения? Как господин своего кмета, Цзытао должен поддерживать его начинания, давать советы и быть примером для подражания. Но как-то плохой из него пример, который обижается на любую ерунду. Рысь уже остыл и готов идти мириться, но лень и гордость не позволяют. Да и потом, с него не убудет, если младший проведет зиму на юге. И уж лучше это случится сейчас, чем потом, когда станет еще больнее отпускать. А так должен поступить хороший господин.
Тао едва не обращается в полудреме, как ему закрывают солнце. Даже не нужно догадываться, кто его тревожит.
— Хун, я готов принять твое решение уехать, — не открывая глаза, говорит Цзытао. — Только надо было со мной сперва обсудить.
— Да? А я решил остаться, — смущенно говорит Сехун.
— Как остаться? — вскакивает Тао, возмущенный таким к нему отношением. — Я что, зря себе доказывал, что тебе это пойдет на пользу, и ты наберешься опыта?
— Ну, ты же видишь, какая ситуация, я не могу бросить княжество, когда знаю, что нам грозит опасность, — вздыхает Хун и наконец присаживается рядом.
— Не можешь бросить княжество? — переспрашивает Цзытао.
— Ну да, переворот же на день отъезда назначен.
Тао шипит и закидывает сокола снегом с крыши.
— Ну и оставайся тогда в княжестве, но без меня, — рычит он и пытается спихнуть юношу с крыши.
Сехун успевает превратиться и взлететь, прежде чем взбешенный рысь атакует.
— Ты когда последний раз брагу пил?! — кричит он с земли после приземления.
— Не твое дело!
***
Избегать Исина непросто, вернее, даже невозможно, потому что до отъезда соколов он все еще слуга Ифаня. Княжич находит любой предлог, чтобы не быть с ним в одном помещении дольше пары мгновений. Приближается новолуние, а для Ифаня это тяжкое время невеселых дум.
В дверь стучат, и тут же заходит Бекхён. Конечно, этот волк всегда пренебрегает правилами.
— Видел заплаканного Исина, тебе его совсем не жалко? — говорит Бек.
— Что я могу поделать? Приказ отца есть приказ отца.
— Действительно, как разбираться с угрозой государственного масштаба, как любит кричать наш любимый Тао, так он сам, а как проявить твердость характера, так ему отец приказал.
— Ты ничего не понимаешь.
Дверь с грохотом открывается, обрывая разговор. Явление злого Тао посреди споров Ифаня и Бека уже становится нормой.
— Почему я не послушался отца! — стонет рысь и плюхается на лавку рядом с Бекхёном.
Цзытао скалит зубы и почти рычит. Он запускает руки в волосы и бьется головой о стол.
— Давно брагу пил? — спрашивает Бек, узнавший признаки неконтролируемой ярости.
— Да, и что?!
Бекхён кидает ему свою флягу, Тао делает несколько глотков и обессиленно падает обратно на стол.
— Отпустило, — говорит рысь. — Лучше бы так Сехуна отпустило.
Ифань с Беком переглядываются. Ну правильно, из-за чего еще Цзытао будет беситься, как не из-за младшего. Опять друг друга недопоняли, а страдают окружающие.
— Цзы, объяснить не хочешь? — спрашивает княжич.
— Этот пернатый сначала собрался на юг, потом решил остаться, — бурчит Тао, не поднимая головы.
— Ну так это же замечательно, — недоумевает Бекхён.
— А то, что я уже отпустил его в своем сердце на этот юг, не считается? Я все взвесил, обдумал, смирился, а он взял и передумал! Я не могу так быстро привыкнуть обратно!
Ифань шепчет «истеричка» и закатывает глаза.
— Нашли чего не поделить, — откровенно ржет Бек. — У вас все хорошо, чего друг друга мучаете?
— У нас не все хорошо, — раздражается Цзытао и даже поднимается, чтобы посмотреть в глаза весельчаку. — Прав был отец, когда говорил, что кмета нужно выбирать из своего круга. Думаешь, почему мало межвидовых связей? Потому что у нас мышление разное.
Княжич не может не согласиться. Даже с небольшими отличиями могут возникнуть проблемы, а если сойдутся человек и метаморф…
Ему опять не дают додумать мысль — Бекхён резко встает и обнажает зубы на Тао.
— Драться идите на улицу, — предупреждает Ифань. — И вообще, скоро новолуние, расслабьтесь.
***
Они все-таки подрались. Потом тут же помирились и пошли запивать это дело, но осадок остался, по крайней мере у Бекхёна.
В любом случае у него появилась уверенность, что с Чанёлем нужно кончать, раз ничего хорошего из неравных союзов не выходит. А потом можно присмотреться к молодым волкам на грани инициации, вдруг попадется кто-то интересный.
В лес Бек входит с опаской, вдруг Чан расставил силки на волка. Найти чужеземца не составляет труда. Он носится по полянке в чаще леса, пытаясь взять снег в руки, но он постоянно тает.
— Я уж испугался, что ты больше не придешь, — радостно встречает его Чанёль. — Хорошо, что ты меня не боишься.
Бекхён глубоко вздыхает, собираясь сообщить неприятную новость, но Чан его опережает.
— Мне уже пора возвращаться, и не хотелось бы уйти на такой ноте.
— Уже пора? — поражается Бек.
А ведь он как-то забыл, что у Чанёля заказ, который надо выполнить.
— Зверочеловек тут не водится, — пожимает он плечами, и все-таки берет в руки комок снега. Тут же пахнет паленой кожей, и от его жилетки поднимается тонкая струйка дыма.
— Разве ты нашел ответы? — удивляется Бекхён. — Мне показалось, что это тебе важнее.
— Не все сразу, — грустно улыбается Чан.
Проблема Бека решилась сама собой, так почему он чувствует, что все неправильно?
Чанёль уже болтает дальше, рассказывая, какого вчера красивого волка встретил. Потом показывает новый лук, купленный в деревне, и жалуется, что такое же южное оружие не его размера и поэтому ему неудобно стрелять. Он хвастается, что за полдня выучился метко стрелять, и пытается доказать, но в темноте промахивается, вызывая хохот Бека. Развлекаясь, он не замечает, как оказывается к Чанёлю слишком близко. Ему опять жарко, но Бекхён не уверен, что в этом виновата только способность мужчины.
— Мне кажется, я должен был встретить тебя, — шепчет Чан, наклоняясь слишком близко. — Я никогда раньше не забывал о работе.
— Я не могу справиться с влечением к тебе, — сознается Бек, почти касаясь горячих губ.
— Зачем справляться?
Хищник оказывается жертвой и попадает в сети охотника. Бекхён расстегивает пряжку на вотоле и подается вперед, касаясь губ. Чанёля раздевать не нужно, а с его одеждой придется повозиться. Бек чувствует, как горячие руки едва не прожигают ткань. Чан приобнимает его и пытается раскрыть языком чужой рот. Бекхён хватается за его плечи, полностью отдавая себя в руки чужеземца. Чанёль обжигает, но не сильно. Весь жар куда-то уходит.
Бек долго избавляется от многослойной одежды, но в итоге получает одобрительный возглас. Он ложится на подстеленный плащ, раскрывается перед Чаном, как никогда бы не сделал это перед другим. Совсем не холодно лежать под Чанёлем и ощущать пряный вкус его губ. Он берет его за руку и отводит вверх. Снег мгновенно тает.
Они сплетаются друг с другом, двигаются в унисон. Бекхён почти кричит и прикусывает губу Чана. Кровь распаляет звериные чувства, ярость мешается с возбуждением и растворяется в страсти. Чанёль забывается и нежно шепчет на своем языке. Завершающий стон Бека больше похож на волчий вой. Ярость отступает без всякого хмеля, тоска не появляется. Бекхён впервые чувствует себя свободным. Чан тяжело дышит и, в конце концов, кричит. Вокруг них расходятся волны энергии, как круги по воде, и от снега не остается даже лужицы.
Лежа на расстеленном плаще и смотря на закрытый деревьями небосвод, Бек думает, что никуда он теперь от Чанёля не денется.
Чан просит пойти вместе с ним, на что Бекхён обещает подумать. Следующая ночь — новолуние, в это время нельзя принимать серьезные решения. Но на Бека оно не особо влияет, даже ярость не сильно убывает. Сбежать в это время — самый идеальный вариант, никто и не заметит.
Вернувшись в терем, Бекхён запирается у себя. Ему хочется перестать думать и продолжить плыть по течению, но одна его часть рвется к Чанёлю, уговаривая отправиться в удивительное путешествие в страны, о которых он только читал, а другая требует остаться, потому что он нужен Ифаню. Только в чем именно и каким образом не уточняет. Бек не уверен, что так уж нужен в дружине. Ну и что, что сын воеводы, его не сильно заботят государственные дела. Да, он готов помогать Ифаню во всем, но разве это то, что требуется от приближенного князя? Вот Тао — рвет когти из-за заговора. Который почему-то сошел на нет из-за новолуния. Все-таки люди переняли больше традиций, чем они думали. И раз рысь сам справляется, то зачем тогда нужен еще и волк.
Часы до заката Бекхён проводит в волнении. Никто его не спрашивает, он никуда не выходит. Мешок собран, оружие заточено, провиант с кухни сворован. Бек убеждает себя, что на воле у них с Чанёлем получится лучше, чем у тех же Тао с Сехуном или Ифаня с Исином, потому что над ними не будет следить око старших, требующих соблюдения устоявшихся норм. Волк внутри довольно пофыркивает, одобряя движение Бекхёна прочь из княжества. Если подумать, то в дикой природе волки ищут себе партнёра и территорию для размножения вне своей стаи, так чем он хуже?
Темнеет, и Бекхён тайком выбирается за ворота. Всем плевать, что делает одинокий волк, бегущий к лесу.
***
Свернувшись клубочком в облике рыси, Цзытао спит под постелью. Обиженный на весь мир и Сехуна в частности, он пытается забыться. Новолуние как никогда вовремя.
В дверь кто-то тихо скребется, нарушая дрему. Тао дергает ухом, но не двигается. Непрошеный гость все равно проникает внутрь. Рысь снова понимает, что ему мешает Хун. Он вылезает и потягивается, разевая пасть.
Сехун выглядит таким испуганным, что юношу становится жалко. Цзытао обращается и обнимает младшего, потому что кто еще успокоит этого взрослого ребенка. Что-то случилось, раз он не сидит в своей горнице на жердочке.
— Тао, мне страшно, — говорит сокол.
Цзытао гладит его по голове и тянет на постель.
— Посиди со мной и все пройдет.
— Нельзя сидеть, — машет головой Хун. — Хуаху готов напасть.
— Сегодня новолуние, он не сможет ничего сделать, — отмахивается Тао.
— Я проследил, всю седмицу за ним летал, а еще за теми, с кем он говорил, — неожиданно пылко тараторит Сехун. — Он подговорил старосту действовать сегодня!
— Что?
— Да, сказал, что княжич не сможет сопротивляться. Тао, они собираются убить Ифаня! И потом князя! А Хуаху воспользуется ситуацией и подставит людей, повернув все в свою сторону. Его точно поддержат мелкие хищники, я слышал.
Тао пробирают мурашки. Раньше не шло речи об убийстве, так почему же они вдруг решили действовать столь радикально. А он расслабился, уверовал, что ему все известно, и у них есть время. А ведь люди не зависят от смены фаз луны, поэтому для них совершить убийство — раз плюнуть. Цзытао вскакивает и начинает часто дышать, чтобы вызвать прилив ярости и сбросит оковы апатии.
— Ты был у Ифаня? — спрашивает он у Хуна.
— Его нет в светелке.
— Нужно его найти и защитить князя, пока не стало слишком поздно, — вздыхая после каждого слова говорит Тао. — Беги к Бекхёну.
— Тао?
Сокол сидит ни жив, ни мертв, а ведь надо действовать. Цзытао хватает его за руку и заставляет подняться. Возблагодарив небо за верность странному наряду, он кусает открытую шею Сехуна. Тот вскрикивает и пытается ударить его.
— Это чтобы ты разозлился. Бегом к Беку, он единственный может справиться с наваждением новолуния.
Тао вылетает из горницы, и пока у него есть заряд ярости, он должен добежать до светлицы Ифаня. Вкус крови будоражит, давая надежду, что вместе с паникой и отчаянием ярость не будет отступать. Цзытао врывается к княжичу, едва не снося дверь. Но вместо Ифаня находит Исина.
— Где княжич? — рычит Тао.
— Не знаю, — пугается слуга. — Его уже не было, когда я пришел…
Рысь берет юношу за грудки и притягивает к себе. В его голове бурлит подозрение и недоверие.
— Отвечай честно, я услышу, если ты соврешь. Ифань еще жив?
— Почему он должен быть мертв? — удивляется Исин.
Волна ярости откатывает назад, заставляя Тао отпустить слугу.
— Что происходит? — спрашивает Исин. — Заговор, да? Они решили прибегнуть к кровопролитию?
— Да, убить княжескую семью, — вздыхает Цзытао, повторяя упражнение, чтобы вернуть ярость. — Не расти никогда Луна, куда мог пойти Ифань ночью?
— Не знаю. — Слуга оглядывает комнату. — Но одеться потеплее он забыл.
Прибегает Сехун и говорит, что Бекхёна тоже нет на месте. Тот, кто может мыслить здраво, не отвлекаясь на сопротивление природе исчез именно в тот момент, когда просто необходим. Тао даже не нужно часто дышать, чтобы взбеситься. Он пинает ни в чем неповинный стол, коря себя, что убедил Бека в своей самостоятельности. А ведь если бы не Сехун, то он бы все проспал.
— Почему не бежите к князю? — спрашивает Исин. — Он в гораздо большей опасности, потому что совсем не знает про угрозу.
— Точно! — восклицает Цзытао. — Ты же человек, значит, на тебя новолуние не влияет!
Хун и Исин смотрят на него с непониманием.
— Ты быстрее найдешь Ифаня, чем мы. Нужно убедиться, что он в безопасности, а я пока навещу князя.
Тао быстро доходит до светлицы князя. Стража у дверей из обычных людей, но и они спят стоя. Он беспрепятственно проникает внутрь и тут же зажимает уши, чтобы не оглохнуть от громкого храпа. Чэнгун спокойно спит, разбудить его не удается, Цзытао даже орал в облике рыси. Плюнув, он двигает сундуки к двери, закрывая проход. Теперь убийцам придется постараться, чтобы проникнуть внутрь, а он пока попробует найти Бека. В окно он видит, как Исин направляется к лесу, а над ним парит Сехун. Значит, княжича унесло погулять. Остается надеяться, что заговорщики в лес не пойдут искать блудного Ифаня. Тао вылезает через окно и сразу перекидывается, потому что человеку ни залезть, ни слезть просто так не получится. Он спрыгивает и несется в лес, надеясь, что Бекхён найдется там же.
***
Для Ифаня был ударом отказ Исина повиноваться и отправляться на юг вместе с соколами. Юноша был тверд в намерении остаться, даже если ему ничего не светит. Княжич мог бы опять поддаться зову чувств, но тогда бы он снова сорвался. Выдворение Исина из города уже не казалось ему такой ужасной идеей. С глаз долой — из сердца вон. А он теперь упрямится.
В новолуние княжичу не спится. Он думает про свои чувства к Исину, про наследника, про будущее княжение. Почему многие рода позволяли своим женщинам рожать от людей, а медведицам нет? Многие полукровки вырастали в сильных и достойных воинов. Неужели стремление сохранить кровь чистой заставляет Чэнгуна, как главу рода, контролировать все связи. Но через два-три поколения не останется семей, с которыми князья не состояли бы в родстве. Близкородственные связи обоснованно считались больными. Дети рождались слабыми и неспособными обратиться в раннем возрасте. Слабые князья на троне не нужны.
Подойдя к окну, Ифань вглядывается в звезды, ища кромку луны. Грудь сжимает в тиски, когда он видит на месте тонкой полоски улыбку Исина. Смотреть больно. Теперь ему понятно, что чувствует неспокойный Бекхён. Что толку маяться в четырех стенах, когда можно освободиться хоть на немного, обратившись в зверя.
Никто не замечает, как княжич выходит за ворота. Снег скрипит под медвежьими лапами. Ифань медленно прогуливается по тихому лесу, наконец дыша полной грудью. Это неусидчивые соколы и резвые рыси легко меняют облик, а медведям нужно больше времени. И обязанностей больше, чтобы позволять себе праздно тратить время. Хорошо, что зимой его в спячку не тянет, хотя полежать в нагретой постели нравится.
Мысли медленно текут сами по себе, никак не оформляясь в слова. Ифань не считает время, да и никак не может это сделать. Вот бы всегда быть зверем. Хоть сейчас сбегай. Княжич машет головой, отгоняя кощунственные мысли. Он утаптывает полянку, бродя по кругу, и не сразу замечает запыхавшегося Исина с плащом наперевес.
— Я нашел тебя, — тяжело дышит он.
Ифань фырчит. Почему его не могут хоть на секунду оставить в покое. Он не превращается, и садится на зад, спиной к юноше. Княжич ковыряется в снегу, показывая полную незаинтересованность.
— Ифань, прекрати быть тряпкой! — звонко кричит Исин, заставляя к нему повернуться. — Я устал, тебя постоянно нужно куда-то толкать, подводить, намекать. Медведь неповоротливый.
Княжич ревет в возмущении, но остается в облике медведя.
— Как ты собираешься править, если можешь зациклиться на какой-то ерунде и застрять? Так сложно решить: есть у тебя чувства ко мне или нет? А поговорить нельзя было? Я прекрасно знаю, что тебе нужна жена и нормальный кмет, я понимаю, что ты не хочешь меня обижать. Но я все понимаю. Мы выросли вместе, неужели нельзя понять, что я буду рядом всегда, даже если ты ошибся. Я же люблю тебя.
Он впервые открыто говорит о своих чувствах, дезориентируя Ифаня. Исин любит, княжич тоже, но между ними пропасть, которую так просто не перепрыгнуть. Было бы гораздо проще, если бы людей принимали за равных. С равными и кровь разбавить не стыдно. Всего лишь один человек в зверином роду может спасти его от вымирания. Пусть в новолуние думается туго, но оно в этот раз помогает сообразить гораздо быстрее. Его роду просто нужны люди. Такие как Исин — уверенные, напористые и верные. И начать нужно с того, чтобы подать пример.
— Ладно, надеюсь, ты не просто тупое животное, и я еще помню, как ты выглядишь, — вздыхает юноша. — Превращайся, твой отец в опасности, а ты ушел. Заговорщики перенесли день и решили убить вас обоих.
Медленно вставая на задние лапы, Ифань запускает превращение. Еще не полностью изменившись, он хрипит:
— Любовь не должна быть жертвенной.
Он делает шаг навстречу, и протягивает пока еще лапу к Исину, как со стороны чащи раздается вопль и на поляну выскакивает черный волк, перехватывая летящую в Ифаня стрелу.
***
Чанель ждет на условленном месте полностью готовый к дальнему путешествию. Он улыбается так широко и солнечно, что Бекхёну хочется повторить, но его рот может сложиться только в привычный оскал. Они держат путь через лес, мимо Сурина, на южный тракт — так выйдет проще, чем возвращаться в деревню, где остановился Чанёль и идти по северному окружному. Бек не спешит прощаться со своим лесом, уверенный, что никто его не хватится. Он так увлекается новым состоянием, что на него впервые в жизни накатывает безразличие.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |