Сенека приветствует Луцилия! 43 страница

Будь здоров.

Письмо сто двадцать второе (CXXII).

Сенека приветствует Луцилия!

День уже пошёл на убыль и стал на шаг короче, однако даёт довольно простора тем, кто, так сказать, встаёт вместе с ним; ещё добрей и щедрее он к тем, кто дожидается его и видит первый луч. И стыдно тому, кто лежит в полусне, когда солнце высоко, чьё бодрствованье начинается в полдень, – да и это для многих всё равно что встать до рассвета. Есть и такие, что превращают ночь в день и поднимают отяжелевшие от вчерашнего хмеля веки не раньше, чем приблизится тьма. Говорят, что у тех, кого природа, по словам Вергилия, поселила под нашими краями, перевернув вниз головой: «Чуть лишь задышат на нас, запыхавшись, кони востока, там зажигает, багрян, вечерние светочи Веспер». И такой же порядок у людей, у которых перевернута не страна, а жизнь. Есть и в нашем городе антиподы, которые, как говорит Марк Катон, «не видали ни восхода, ни заката». Неужели, по – твоему, знают, как надо жить, не знающие, когда жить? И они ещё боятся смерти, после того как погребли себя заживо, зловещие, словно ночные птицы! Пусть проводят ночи за вином, среди благовоний, пусть коротают время извращённого бдения за пиром из множества перемен, – всё равно они не пируют, а самим себе отдают последний долг. Впрочем, и мёртвых поминают днём. А для занятого делом, клянусь, день не бывает слишком долгим! Продлим себе жизнь! Ведь и смысл, и главный признак её – деятельность. Сократим же хоть ненамного ночь в пользу дня! В темноте держат птиц, откармливаемых для пира, чтобы они легче жирели в неподвижности, и так же у тех, кто в праздности позабыл обо всех упражнениях, ленивое тело пухнет и в сумраке заплывает жиром. Поэтому так мерзки на вид тела обрёкших себя жить в темноте. Цвет их лиц подозрительней, чем у побледневших от болезни: Томные и расслабленные, они бледны как мел, и плоть у них заживо становится как у мертвецов. Но это, я бы сказал, наименьшая из их бед. Насколько же темнее у них в душе! Она уставилась в себя самое, окутанная сумраком, и завидует слепым. Ведь не для темноты есть у нас глаза! Ты спросишь, откуда такая извращённость в душах, чтобы гнушаться днём и переносить всю жизнь на ночь. Все пороки сражаются против природы, все отходят от должного порядка: Наслаждаться всем извращённым – такова цель сластолюбия, и не только свернуть с прямого пути, но и отойти как можно дальше или пойти в обратную сторону. А те, по – твоему, живут не вопреки природе, кто пьёт натощак, чтобы принять вино в пустые жилы, и приступают к еде пьяными? А этот порок, такой частый у юнцов, старающихся стать сильнее: Они пьют на самом пороге бани, среди скинувших платье, и не пьют, а пьянствуют, чтобы потом соскабливать пот, вызванный обильным и горячим питьём? Пить же после обеда или ужина пошло, так делают деревенские отцы семейств, не знающие, что такое истинное наслажденье. Чистое вино приятно, когда не смешивается с пищей и свободно расходится по жилам; опьяненье на пустой желудок – верх удовольствия. Или, по – твоему, живут не вопреки природе те, кто меняется одеждой с женщинами? Не живут вопреки природе те, кто старается, чтобы отрочество блистало и за пределами должного срока? Есть ли что – нибудь более жестокое и более жалкое? Он никогда не станет мужчиной, чтобы дольше быть утехой для мужчины! Но если ради этой гнусности у него пришлось отнять его пол, почему бы не отнять и возраст? А разве не живут вопреки природе те, что хотят роз среди зимы, кто с помощью горячей воды ловко создаёт подложное тепло и в стужу выращивает лилию, весенний цветок? Разве не вопреки природе живут насаждающие на башнях плодовые сады? У кого на крышах домов и вышках колышутся леса, пустив корни там, докуда они едва ли доросли бы вершинами? Не живут ли вопреки природе и те, кто закладывает основания бань среди моря и полагает, что их купанье недостаточно изысканно, если в стенки горячего бассейна не бьют волнами бури? Однажды начавши желать того, что противно заведённому природой порядку, под конец совсем от него отходят. Светает; пора спать! Всё затихло; теперь займёмся упражненьями, отправимся гулять, позавтракаем! Близится рассвет; время ужинать! Нельзя делать так же, как весь народ: Идти в жизни проторенным путём и пошло и низко! Долой день для всех! У нас будет своё особое утро. Они для меня всё равно что мертвецы: Разве жизнь при факелах и свечах – не те же похороны, и вдобавок преждевременные? Я помню многих, которые в одну и ту же пору жили так, и среди них – Атилия Буту, бывшего претора; когда он растратил огромное состояние и признался Тиберию, что обеднел, тот сказал: «Поздно же ты проснулся!». Монтан Юлий, сносный поэт, известный дружбой с Тиберием и её охлаждением, читал перед слушателями поэму. Он очень любил слова: «Восход» и: «Закат», всюду совал их. Когда кто – то, рассердившись на читавшего весь день, отказывался впредь ходить на его чтения, Натта Пинарий сказал: «А у меня не будет лучшего случая показать мою щедрость, и я готов слушать его с восхода до заката». И когда Монтан произнёс такие стихи: «Феб начинает уже воздымать свой пламенник жаркий, сея алеющий свет, а печальная ласточка утром корм начинает носить болтливым птенцам, возвращаясь то и дело к гнезду и всех оделяя из клюва…», Вар, римский всадник из окружения Марка Виниция, ловец хороших обедов, которые он зарабатывал злоязычьем, воскликнул: «Бута дремать начинает!». А потом, когда Монтан прочитал: «Вот уже пастухи загнали стада свои в хлевы, ночь начинает уже тишиною окутывать земли Спящие…», тот же Вар сказал: «Что он говорит? Уже ночь? Пойду приветствовать Буту!». Эта его вывернутая наизнанку жизнь была известна всем и каждому, хотя в то время, повторяю, многие жили как он. А причина этому не какая – то особая приятность, которую некоторые находят в ночи, а неприязнь ко всему общепринятому, вдобавок, нечистой совести свет в тягость, и ещё, кто и желает и презирает всё смотря по тому, дорого или дёшево оно куплено, те совсем уж гнушаются даровым светом. Далее, любители удовольствий хотят, чтобы, пока они живы, их жизнь стала предметом общих толков, и если о них молчат, они полагают, что стараются впустую. Им плохо каждый раз, когда молва не заметит какого – нибудь их поступка. Многие проедают имущество, у многих есть любовницы, и чтобы твоё имя не затерялось среди всех, мало роскошничать, – нужно сделать что – нибудь особенное. В городе, где все так заняты, о простом беспутстве не заговорят. Я слышал, как Педон Альбинован, остроумнейший рассказчик, вспоминал о Спурии Папинии, чей дом стоял ниже его дома: «Слышу в третьем часу ночи удары бичей; спрашиваю, что он делает, отвечают: Ведёт расчёты. В шестом часу ночи слышу: Сильнейший вопль; спрашиваю, что это; отвечают: Пробует голос. В восьмом часу ночи спрашиваю, что значит этот стук колёс; отправляется на прогулку, – отвечают мне. Перед рассветом – беготня, зовут слуг, виночерпии и повара суетятся. Спрашиваю, что такое? Говорят, что вышел из бани, потребовал медового питья и полбяной похлёбки». А на вопрос: «Что же, обед занимал у него весь день?», был ответ: «Ничуть не бывало: Жил он очень умеренно, и если что и тратил, так только ночи». А тем, кто называл этого человека жадным и скаредным, Педон говорил: «Можете ещё назвать его ночным зверём». Ты не должен удивляться, обнаружив у пороков столь странные черты: Пороки бесчисленны и многолики, установить их разновидности невозможно. Прямой путь один, окольных много, и они ещё петляют то так, то этак. То же самое и нравы людей: Кто следует природе, у тех нрав почти одинаков, – покладистый и свободный, а у извращённых нравы не схожи ни между собою, ни с нравами всех прочих. Но главная причина этой болезни, по – моему, в том, что они гнушаются общепринятым образом жизни. Как отличаются они от всех и одеждой, и изысканностью обедов, и изяществом повозок, так же они хотят выделяться и выбором времени. Кто грехами добивается дурной славы как награды, тому обычные грехи не нужны. А её – то и ищут все, кто, так сказать, живёт наоборот. Вот почему, Луцилий, нам и нужно держаться дороги, указанной природой, и с неё не уклоняться. Тем, кто идёт ею, всё легко и просто; кто старается идти в обратную сторону, для тех жить – всё равно что грести против течения.

Дата добавления: 2015-09-28