Возлюбленный продолжает появляться перед вами в том или ином обличье. Вы можете взращивать это восприятие и практиковать свое умение видеть душу. Различение тонкости в другом человеке также зависит от вашего умения признавать ее в себе. Единого познает Единый.
Отпускать опять
Осознанное старение связано с отпусканием, которое позволяет вам вступать в настоящий момент —в дух. Держите крепко, отпускайте легко.
Создавая видимость завершения какой-то работы, которую вы на самом еще не завершили, вы замедлитесь на пути к Богу. Точно так же ваше путешествие затормозят и попытки зацепиться за что-то, с чем вы покончили.
Как в этом случае поступать? Отказывайтесь от вещей, которые не приводят вас к Богу. Что вам бросать? Не только материальное. Также бросайте пути своего самоотождествления, восприятия самих себя. В частности, бросайте свою бесполезность. Не анализируйте ее —просто бросайте. Продолжайте бросать свое чувство вины, свою злость и свою озабоченность собственной мелодрамой. Это всего лишь мелодрама, мыльная опера. Неужели вы до сих пор не знаете, как она закончится?
Вы приняли это рождение, поскольку у вас есть работа, связанная со страданиями и ситуациями, в которых вы оказываетесь. Таков ваш учебный план на это рождение. Место, где вы сейчас находитесь со своими неврозами и проблемами, — самое правильное место. Оно здесь, и это то, что нужно. Живите полной и богатой жизнью Божьего партнера и принимайте все, что приходит, с открытостью и любовью.
Быть С ТЕМ, ЧТО ЕСТЬ
Расширяйте свое восприятие мира, чтобы вобрать в него ужасающую красоту упадка. Взгляните на упадок, и вы увидите, как он по-своему прекрасен. У моей дорогой подруги Лоры Хаксли в кухне над раковиной была коллекция чудесных контейнеров из-под лекарств. Она наливала в контейнеры воду и клала туда старую зелень свеклы, апельсиновую кожуру, еще что-то подобное: все это медленно плесневело и разлагалось на прекрасные формации, отражающие свет. Это было разложение как искусство. В подобном таится истинная красота.
Ужас и красота есть во всем. Я гляжу на свою руку, она стареет. Она прекрасна и ужасна в один и тот же момент, и я просто с этим живу. Наблюдайте красоту и безупречность упадка в окружающем мире и в себе, и просто позволяйте им быть.
У старения есть неоцененные преимущества. За самой бренностью возраста скрываются его секреты. Для многих людей вы теряете актуальность, и это дает вам больше времени на внутреннюю работу. Фрэнсис, живущая в доме престарелых, написала мне: «Недостаток физических сил приводит к моей пассивности и частому безмолвию. Меня называют дряхлой. Дряхлость—удобная ширма, чтобы прикрыть неприятие. Похоже, в действие вступает новый набор способностей. Я, кажется, открываюсь обширному миру удивительных вещей —чтобы ловить еле заметные отблески необъятности и многообразия мироздания. Сейчас я, похоже, как никогда осознаю красоты нашего земного шара и небес. Преклонный возраст заостряет мою осознанность».
Интересно наблюдать, как старение может давать духовные преимущества. Раньше я ездил в Бирму медитировать. Я посещал обитель. Садился там —ни книг, ни телевидения, ни компьютеров, не с кем поговорить. Просто садился и уходил внутрь себя. Уходил в самое тихое место, которое я мог найти. Просто посмотрите, что происходит, когда вы стареете. Вы теряете слух, теряете зрение, хуже передвигаетесь, замедляетесь. Разве не идеальное время для медитации? Если и есть понятные послания, одно из них перед вами. Но при этом мы относимся к старению, как к ошибке или несчастному случаю.
Это искажение возникает из-за того, что мы определяем себя в рамках делания, а не пребывания. Однако за пределами всего делания, всех ролей вы просто есть— чистая осознанность, чистое самосознание, чистая энергия. Когда вы полностью пребываете в настоящем моменте, вы находитесь за пределами времени и пространства.
Трунгпа Ринпоче замечает: «Наши жизни пробуждаются через обычное волшебство». Чудесное происходит в повседнев-
ных вещах. Практикуя пребывание здесь и сейчас, мы развиваем чувственность для восприятия и приятия ежедневных чудес нашей жизни.
Какое-то время я жил на стоянке трейлеров в старом школьном автобусе и проводил много времени с пожилыми соседями. Ранее в своей жизни эти люди концентрировались на планировании будущего. Теперь же, когда их будущее оказалось там, их осознанность занимало прошлое. Я получил большую дозу сентиментальных мечтаний. И, вспоминая это, я подумал: «А как же текущий момент? Как же простое заваривание чая? Как же простое объединение их самосознания в этом прекрасном месте под звездным небом?»
Их умы держались за личности, подпитываемые постоянным оживлением прошлого. Любое воспоминание, что вы удерживаете о хорошем моменте, отделяет вас от момента текущего. Но живой дух находится прямо здесь. Если не здесь, его нет нигде.
Сейчас —не подготовка к потом. Здесь и сейчас есть это. Есть простор, приятие содержания момента, который говорит: «Да, ясно!» всему, будь то уродство, красота, скука, смущение, смерть, злость, темная ночь души или же яркий свет духа. Все просто есть так, как оно есть. И в том, как оно есть, ест дух.
Этого момента вполне достаточно. Вступать в момент со все большей полнотой значит в полной мере ценить проникновение духа. Стоит вам попробовать, каково находиться в духе, находиться с Возлюбленным, вы не сможете выносить разлуку. Полностью находясь в моменте, вы как будто проходите в дверь, ведущую в другое измерение самосознания, — в пребывание здесь и сейчас.
Іенри Дэвид Торо писал в «Уолдене»: «Иногда я сидел у своей залитой солнцем двери от рассвета до полудня, погруженный в мечтания, среди сосен, гикори и сумахов, в безмятежном уе-
динении и безмолвии, а вокруг пели или бесшумно порхали по дому птицы, до тех пор, пока в мое западное окно не проникали лучи солнца, или с отдаленной дороги не доносился стук колес какого-нибудь путника, и я не вспоминал о течении времени. Я рос в ту пору, как кукуруза ночью, и это было много лучше, чем любая работа руками. Те времена не были отняты из моей жизни; они настолько превышали то, что дозволялось мне обычно. Я понял, что люди Востока понимают под созерцанием и отречением от работы».
В письме он также писал: «В некоторой степени и в определенные моменты я даже становлюсь йогином».
Глава 5
Осознанная жизнь, осознанная смерть
СТАРЕНИЕ ДАЕТ НАМ ШАНС научиться использовать тени нашей жизни в качестве инструментов пробуждения, а самая длинная тень — это смерть. Ваше отношение к смерти — суть духовной работы старения. А ваш взгляд на смерть — функция степени вашего отождествления с тем, что умирает. Умирают эго. Души не умирают. Райнер Мария Рильке писал:
Но это: то, что человек может содержать смерть, всю полноту смерти
еще даже до начала жизни, может с нежностью держать ее у самого сердца и не отказываться от продолжения жизни, это невыразимо.
Я призываю вас смириться со смертью, увидеть ее в качестве кульминации этого приключения, называемого жизнью. Смерть — не ошибка, не несчастный случай. Мой астральный учитель Иммануил говорит, с ней вы как будто снимаете тесный башмак. Конфуций говорил: «Те, кто находит Путь утром, вечером могут с радостью умирать».
Одним из нас тему смерти обсуждать нетрудно, других она несколько пугает, кажется угрожающей. Я это все признаю. Но поиск пути пребывания со смертью есть элемент главной духовной работы каждого из нас в любом возрасте.
Надпись на старом надгробии гласит:
Милый друг, ты знай, что я
Ушел отсюда до тебя.
Таким, как я, ты тоже будешь.
Готовься, ты за мной прибудешь.
Примите эту эпитафию как потустороннее благословение, и давайте будем готовиться. Я понимаю, что с моей стороны самонадеянно говорить о смерти так, будто я о ней знаю, но мне свойственна хуцпа, что на санскрите означает «большая смелость». За время моих блужданий по уровням осознанности в течение последних пятидесяти лет со мной случилось нечто, изменившее мое отношение к смерти. Страх, окружающий смерть, во многом меня покинул.
Отчасти это произошло благодаря пребыванию с моим гуру и восприятию отблесков его точки зрения. Он видел жизнь и смерть из-за пределов физического тела, как часть длинной череды рождений и смертей.
Работа со страхом
Не все готовы говорить об умирании. Мы должны чтить наши индивидуальные различия. Много лет назад мой отец готовился перенести незначительную операцию, и за день до нее я вечером навестил его в больнице. Если вам восемьдесят лет, незначительных операций не бывает. Визит прошел хорошо. Когда я уже надел куртку и шел к двери, папа меня окликнул: «Просто на всякий случай: вдруг что-то пойдет не так. Ты ничего не хочешь мне сказать?».
Я вернулся к его кровати и ответил: «Могу сказать тебе одно: как бы хорошо ни было здесь, там будет еще лучше. И куда бы ты ни пошел, я тоже туда приду».
Папа ответил: «Прекрасно, именно это я и хотел услышать. До скорого».
Многих из нас мысли о смерти, размышления о том, что будет при нашей смерти или смерти когото из наших близких, удерживают от пребывания здесь и сейчас. Когда мы умрем? Как мы умрем? Что случится после нашей смерти? Что случится с нашими близкими? Как же все то, чего мы надеялись достичь? Эти глубокие страхи и беспокойства о выживании мешают нам полноценно жить в текущем моменте.
Большинство из нас убеждено, что мы есть наше эго, которым мы являемся, как нам кажется. Эго—часть нашей инкарнации. Оно умирает вместе с телом, и потому мы так боимся смерти. Смерть до смерти пугает тех, кем, как вам кажется, вы являетесь, особенно если вам кажется, что вы—это вот это тело. Пребывание рядом со смертью вынуждает вас открываться вашей глубинной части. Тень, особенно тень смерти—лучший учитель на пути достижения света.
Страх смерти—заблаговременный страх. Единственная реальная подготовка к смерти—ежемоментный жизненный процесс. Когда вы живете в текущем моменте, вы не живете в будущем или прошлом.
Не продлевайте прошлое,
Не приглашайте будущее,
Не меняйте свою врожденную пробужденность,
Не бойтесь видимости.
Нет ничего больше, чем это!
Патрул Ринпоче
Когда вы полностью присутствуете в моменте, у вас нет ни страха о том, что произойдет, ни беспокойства, поскольку вы просто есть здесь и сейчас, а не в будущем. Если мы покоимся в своих душах, смерть просто завершает главу книги.
Работа с болью
Боль или страх боли — одна из основных ловушек для нашего эго в процессе умирания. Хотя духовные практики оказывают огромную помощь, боль — достойный противник. Больше всего мне помогает отождествление с душевным уровнем самосознания и поддержание центровки в мантре. Мы — не наши тела, но когда наши тела чувствуют боль, зачастую ее тяжело воспринимать. Это одна из причин, по которым духовной практикой важно заниматься, когда мы здоровы, — чтобы при ослаблении здоровья сохранять центровку на духе.
Физическая или эмоциональная боль — это как мысль, так и ощущение. Работая с болью, вы фиксируете эти мысли и чувства, но не отождествляете себя с ними.. Вы —не ваша боль. Боль в вашем теле и вашем разуме. Старайтесь присутствовать в своей душе. Это непросто, и Вэйви Грэйви хорошо подытоживает: «Боль — отстой!». Истинное облегчение психологической и эмоциональной стороны вашей собственной боли или боли другого человека зависит от поддержания вашего духовного центра, свидетельствования из вашего духовного сердца и отсутствия отождествления с болезненными ощущениями, мыслями и эмоциями. Боль — мощный мотиватор. С духовной точки зрения это один из моментов ИСТИНЫ.
В традиционной западной медицине люди теперь, в сотрудничестве со своими врачами, сами могут решать, сколько им нужно болеутоляющих. Оказывается, когда люди знают, что могут контролировать свою боль, лекарств им требуется гораздо меньше, ведь зачастую боль фактически усиливается страхом.
Работая с болью, дайте ей пространство, позвольте ей быть и знайте, что ваше осознание боли отделено от нее самой. Открываясь боли, вы позволяете ей стать частью той реальности, которую вы фиксируете, и снижаете уровень сопротивления, что позволяет вам расслабиться в ее присутствии. Открывайтесь тому, что есть, признавайте боль, давайте ей пространство, вовлекайте ваше осознание боли в качестве нового ощущения. Боль есть, и вы есть.
Поэт и наставник Стивен Левайн включил в свою книгу «Медитации с руководством, исследования и целительство» медитацию отпускания боли. Он пишет: «Учтите такую возможность, что сопротивление боли и страх перед ней могут оказаться болезненнее боли. Обратите внимание, как сопротивление закрывает ваше сердце, наполняя ваши тело и разум напряжением и болезнями. Продолжайте отпускать сопротивление <...> зажатость <...> которые накопились в районе боли. “Размягчайтесь” в районе боли».
Джинни была пациенткой калифорнийского хосписа, в котором я проходил служение. Когда я пришел к ней в первый раз, она была настроена скептически и спросила, чему я должен ее научить. Она умирала от рака нервной системы и испытывала ужасную боль. Она сказала, что ей надоело умирать. Я предложил ей попробовать быть здесь и сейчас, и мы провели небольшую практику, чтобы вовлечь ее в момент. Мы слышали, как за ее открытом окном играют дети. Я предложил ей впустить звук детских голосов к себе внутрь. Через какое-то время я предложил впустить к себе внутрь и тикание часов, висевших в палате. Она стала очень присутствующей. Полноценное включение в момент и в душу вывело ее за пределы времени и пространства. Это важно в жизни и еще более важно, когда человек умирает. Душа независима от времени и пространства.
Мы с Джинни стали добрыми друзьями. Наступило время, когда она настолько ослабела, что я мог лишь сидеть у ее кровати. Она буквально корчилась от боли, вращала головой и чесалась. Было видно, что ей очень больно. Я сидел рядом с ней, проводя буддистскую медитацию над умирающим телом. Это формальная медитация, связанная со стадиями увядания человеческого тела. В общем, я сидел там, широко раскрывшись, не закрывая глаза и не уходя ни в какое другое место: я просто оставался с ней, замечая боль, замечая все происходившее. Я позволял своим эмоциям течь, но не держался и не цеплялся за них, а также не уходил в суждения. Я просто наблюдал действие законов Вселенной, что из-за нашей эмоциональной привязанности не так просто делать в связи со смертью, особенно если умирает близкий человек.
И сидя там, наблюдая боль и страдания, я начал ощущать огромное глубокое спокойствие. Комната осветилась. В тот момент, хотя ее тело корчилось от боли, Джинни повернулась ко мне и прошептала: «Я чувствую такое умиротворение». В этой медитативной среде она смогла выйти за пределы боли и ощутить глубокий покой. Мы создали вибрационное пространство, в котором могли находиться вместе. Ни она, ни я в тот момент не хотели быть ни в каком другом месте во Вселенной. Комнату пронизало чувство блаженства. Реально я сделал лишь одно: не стал пугаться, что она умирает или испытывает боль.
ЧТО УМИРАЕТ?
У каждого из нас собственные задачи, собственные уникальные кармические затруднения. Но самое важное — то, откуда вы их решаете, то есть ваша точка зрения. Вы решаете их из эго, своей роли, своей личности — или из того места в вас, которое не меняется, из своего духовного сердца, своей души?
Вы застряли во времени или нет? Время — это река, текущая от рождения до смерти, время жизни. Если вы во времени, вы будете страдать и вы умрете. Начиная отождествлять себя не с тем, что умирает, а со своей душой, вы переходите в царство осознанности, лежащее за пределами времени, хотя время к нему относится. Затем вы становитесь душой, частью Единства. А души не умирают.
Рильке говорил: «Любовь и смерть — чудесные подарки, которые многие из нас не раскрывают».
Примирение со своими чувствами о смерти — предпосылка для радостного проживания жизни здесь и сейчас. Чтобы восхищаться жизнью, к смерти не обязательно относиться как к врагу. Поддержание присутствия смерти в вашей осознанности в качестве одной из величайших тайн, момента невероятного преображения, насыщает этот момент дополнительной полнотой и энергией.
В минуту встречи со страхом смерти меняется значение жизни. В противном случае страх постоянно искажает ваше восприятие, и когда кто-то приближается к смерти, вы паникуете. Причина этой паники — ваше отождествление с такими мыслями.
Цель путешествия осознанности — достижение жизненного баланса, при котором вы открыты тайне всего. Вы не можете быть открыты, когда обилие понятийных моментов тащит вас вниз. В своей собственной осознанности, если ожидание не оправдывается, я наблюдаю, сколько проходит времени, прежде чем я возвращаюсь к пребыванию в текущем моменте. Через какое время я могу отпустить неполучение того, что я хочу, и быть просто с тем, что есть?
Пока вы отождествляете себя с той вашей частью, которая умирает, страх смерти присутствует всегда, ведь это страх прекращения существования. Употребляя в 1960-х годах психоделические грибы, я получил неописуемый глубокий опыт чистой осознанности за пределами моего тела и знание, что эта сущность моей осознанности лежит за пределами смерти. Вскоре после этого Олдос Хаксли дал нам с Тимом Лири «Тибетскую книгу мертвых». Ламы читали эту книгу вслух другим монахам, когда те умирали, и в дни, следовавшие за смертью. Книге много веков, однако в ней описан тот же опыт, который я получил с помощью грибов, и это полностью убедило в меня в универсальной природе такого опыта.
Вопросы смерти, боли и страданий приводят нас к границе возможностей нашего ума по осмыслению тайны жизни. Многие люди полагаются на религию, чтобы та обнадежила их по поводу смерти. Но религиозные учения есть системы убеждений, которые входят в структуру ума, а страх — неотъемлемая часть систем убеждений, поскольку, когда вы умираете, умирает и ваш ум, а вместе с ним и ваши убеждения. Убеждение не согреет вас в холодную ночь.
Вам может послужить вера. Не вера во что-то внешнее —я имею в виду жизнь в вере. Вера в том смысле, что я живу в абсолютном чуде, в присутствии великой тайны.
В нашей западной культуре смерть, хоть на упоминания о ней теперь и не наложено табу, по-прежнему не переживается и не обсуждается открыто. Живя в Индии, я обнаружил, что разница между нашими и тамошними взглядами на смерть огромна. В Индии смерть — значимая часть жизни. Позволяя умиранию находиться в таком мощном присутствии, мы обогащаем как бесценность каждого момента, так и нашу отстраненность от них.
В Индии обычная картина, когда тело несут по улице к горящему гхату для кремации. Тело держат таким образом, что голова обращена к его физическому дому. На полпути к горящему гхату тело разворачивают, чтобы голова оказалась обращена в противоположном направлении, в сторону горящего гха- та, символизируя переход к духовному дому. Всю дорогу члены похоронной процессии распевают «Рам Нам Сатья Хаи, Сатья Бол, Сатья Хаи», что означает «Имя Рама [Іоспода] — Истина».
Однажды, прогуливаясь со своим многолетним последователем, Махарадж-джи внезапно поднял взгляд и сказал: «Только что Ма умерла». Она была старой женщиной и великой преданной. Поскольку она жила в далеко расположенном городе, очевидно, он увидел ее смерть на другом уровне. Потом он начал не переставая смеяться. Его ученик был в шоке, он назвал Махарадж-джи «бесчувственным», ведь тот смеется над смертью такой прекрасной и чистой женщины. Махарадж-джи повернулся и сказал: «Что ты от меня хочешь, чтоб я действовал, как одна из марионеток?»
Махарадж-джи часто говорил своим преданным о смерти, и его восприятие оказало огромный эффект на мое отношение к умиранию. Например, он говорил: «Тело уходит. Все мимолетно, кроме любви Іосподней» и «Умирает тело, но не душа». Еще он говорил: «Весь этот мир — привязанность. И все равно вы волнуетесь из-за того, что привязаны».
Когда великий южно-индийский святой Рамана Махарши умирал от рака, врачи хотели лечить его, но он отказался со словами: «Это тело полностью использовано». Его преданные, которые очень его любили, кричали: «Бхагаван [Благословенный], не покидай нас, не покидай нас». Он отвечал: «Не говорите глупостей, куда я могу уйти?»
Настоящая суть наших дел со смертью — библейская идея умирания и перерождения души в истине, мудрости или духе. Как гласит «Бхагавад-Гита», «мы рождаемся в мире природы; наше второе рождение в мире духа».
Высвобождаясь из жесткого отождествления с телом, личностью и разумом, вы становитесь достаточно открытыми, чтобы позволить смерти стать частью жизненного процесса, а не прекращения существования. Я очень глубоко это чувствую.
Меня спрашивают, верю ли я, что после смерти есть продолжение. Я говорю, что не верю — просто это так и есть. Моих ученых друзей это бесконечно оскорбляет. Но убеждение есть нечто такое, что вы держите своим интеллектом, а у меня это понимание выходит далеко за интеллектуальные границы. «Бхагавад-Гита» также гласит: «Дух нашего смертного тела странствует по детству, молодости и старости, и Дух странствует к новому телу: в этом у мудрого нет сомнений». Как говорит Кришна, «ибо все мы были во все времена. И все мы будем во все времена, все мы есть во веки веков».
В древние времена в одной буддистской стране по деревням шла армия, убивавшая множество людей. Монахов потрошили, чтобы те отреклись от буддизма: во времена Чингиз- хана такое происходило часто. Там был один особенно жестокий командир с репутацией беспощадного человека. Войдя в один из городков, он спросил у своего подручного: «Какая здесь ситуация?»
Подручный ответил: «Все люди тебе поклоняются. Все тебя боятся. Все монахи из монастыря, за исключением одного, сбежали в горы».
Командир разъярился: один монах по-прежнему оставался здесь. Он вошел в монастырь, силой распахнул ворота, и увидел монаха, стоящего посреди двора. Капитан подошел к нему и сказал: «Ты не знаешь, кто я? Я могу, не моргнув и глазом, вытащить свой меч и распороть твой живот».
«А ты не знаешь, кто я? — ответил монах. — Я могу пропустить твой меч через свой живот, не моргнув и глазом». Командир поклонился и ушел.
Вникая в духовную литературу, в смерти вы начинаете видеть свет.
Умирал один мастер дзен. Мастера дзен должны оставлять посмертный стих, а он такого еще не написал. Его ученики очень беспокоились, что он умрет, не написав свой стих. Они повторяли: «А как же твой стих? А как же твой стих?» В итоге он взял свою кисть для каллиграфии и написал: «Земля — вот это, смерть — вон то. Стих, не стих, вам- то что?». И умер.
В предисловии к изданию «Тибетской книги мертвых» 1960 года лама Анагарика Говинда писал: «Можно спорить о том, что, не умерев самолично, никто не может говорить о смерти авторитетно; раз-уж никто, видимо, из смерти не вернулся, как может кто-то знать, что такое смерть или что происходит после нее?
Тибетец ответит: “Нет ни одного человека, на самом деле, ни одного живого существа, которое не возвращалось из смерти. На самом деле, прежде, чем прийти в эту инкарнацию, мы все переживали множество смертей. И то, что мы называем рождением, лишь обратная сторона смерти” — это как две стороны одной монеты или дверь, которую мы называем “входом” снаружи комнаты и “выходом” изнутри.
Гораздо сильнее поражает, что не все помнят свою предыдущую смерть; из-за отсутствия таких воспоминаний большинство людей и не верит, что предыдущая смерть была. Но подобным образом они не помнят и свое рождение — тем не менее, люди не сомневаются, что недавно они родились».
Пребывание с умирающими
Я провожу время с умирающими. Я из тех необычных людей, которым нравится быть с умирающими, ведь я знаю, что окажусь в присутствии Истины. Я был рядом со своей матерью и, позже, со своей мачехой, когда они умирали. Я глубоко благодарен за этот опыт.
Моя мама умирала в начале февраля 1966 года в бостонской больнице. Я сидел у ее постели. К тому времени я уже несколько лет работал над пониманием своей собственной осознанности. Казалось, она отдыхала. Я, вроде как, находился в режиме медитации: просто был обширным, осознанным, и замечал, что происходило, когда родственники и врачи заходили в палату и спрашивали: «Гертруда, как ты себя чувствуешь?». Я прислушивался к бодрому голосу медсестры. Мне стало понятно, что моя мама окружена заговором отрицания. Я наблюдал, как в палату заходят родственники, врачи, медсестры, говорившие, что на вид ей получше, что она молодец, а потом они выходили из палаты и говорили, ей не дожить и до конца недели. Я подумал, как странно, что человеческое существо, проходящее через одно из самых глубоких преобразований своей жизни, полностью окружено обманом. Вы можете услышать, как это больно? Одна женщина зашла и сказала: «Врач только что передал, что есть новое лекарство, которое, как мы думаем, поможет».
Никто не мог говорить с ней начистоту, поскольку все слишком боялись — все, каждый из них, даже раввин. Мы с мамой поговорили об этом. В один момент, когда в палате больше никого не было, она повернулась ко мне и произнесла: «Рич?». Я просто сидел там —без суждений, без всего, просто сидел —и мы просто встретились в этом пространстве.
Она сказала: «Рич, мне кажется, я умру».
Я ответил: «Да, мне тоже так кажется».
Представьте, каково было ей, когда кто-то подтвердил то, что она знала. Она не могла получить это подтверждение ни от кого от целой плеяды друзей, родственников, врачей, медсестер.
Она спросила: «Рич, как ты думаешь, как это будет?»
Я сказал: «Ну, конечно, знать я не могу. Но я смотрю на тебя и вижу, как твое тело распадается. Как будто дом горит. Но ты все еще есть, и я думаю, когда здание догорит, его не останется, а ты останешься. Мне кажется, что на самом деле наша с тобой связь не определяется этим увядающим телом, поскольку ты говоришь так же, как говорила всегда. Я чувствую то же самое, что чувствовал всегда. Но при этом данное тело увядает у нас на глазах.
«Я думаю, что мы с тобой так друг друга любим... Я просто верю, что любовь превосходит смерть». Для нас это был очень трогательный момент.
Позже я был со своей мачехой, Филлис, когда она умирала от рака. Филлис было шестьдесят девять, а моему отцу — восемьдесят один. На их свадьбе я вел невесту к алтарю. Мы дружили. А теперь она умирала, и моей ролью было находиться с ней и помогать ей в этом процессе.
Мы с ней вместе ходили по врачам и делали все, что связано с получением справок, заключений и работой с эмоциями. Филлис была очень сильной представительницей Новой Англии, чудесной, земной женщиной, поклонницей покера, своенравной спорщицей и любила веселье.
Она проживала свою жизнь упрямо, с плотно сжатыми губами, и к смерти приближалась так же. Передо мной не стояло задачи говорить: «Эй, Филлис, ты должна принять это». Я не имел такого морального права. Моей задачей было просто пребывать с ней. Так что я ложился на кровать, мы держали друг друга за руки и разговаривали. Мы говорили о смерти, о том, какой, на наш взгляд, она могла бы быть, и все такое, но Филлис по-прежнему хорошо держалась.
Рак вызывал острую боль, которая со временем подточила ее волю. За четыре-пять дней до смерти наступил момент, когда она сдалась.
В нашей культуре, сдаваясь, вы терпите неудачу. Все говорят нам стараться, стараться. В результате мы иногда окружаем умирающих людей ложной надеждой, порожденной нашим собственным страхом.
С Филлис я просто был открыт, и она могла говорить, что хотела. Я не говорил: «А теперь я дам тебе инструкции по умиранию», она бы это не приняла. Но потом она сдалась. В момент, когда она уступила, я будто увидел, как из яйца вылупился цыпленок. Появилось новое существо, такое блестяще прекрасное, присутствующее, светлое и радостное. Это было существо, которым на каком-то глубоком интуитивном уровне она себя знала, но не находила на него времени в своей взрослой жизни. Она открылась этому существу, и вместе мы просто грелись в его свечении. В тот момент она вышла на другой уровень осознанности. Мы были вместе, разговаривали, но боль и процесс умирания стали просто явлениями. Она больше не занималась умиранием; она просто была, и умирание просто происходило.
И только чтобы завершить эту историю, я расскажу, каким необычайным стало ее преображение. Уже в самый последний момент она сказала: «Ричард, пожалуйста, посади меня».
Я ее усадил. Свесил ее ноги с кровати, и ее тело стало заваливаться вперед. Приложил свою руку к ее груди — тело повалилось назад. Вторую руку я приложил ей к спине — голова стала болтаться. Тогда я приложил к ее голове свою. И мы просто вместе сидели. Она сделала три вдоха — медленных, глубоких вдоха — и ушла.
Если вы знакомы с древнетибетскими текстами, вы читали, что, когда осознанные ламы покидают свои тела, они садятся, делают три вдоха и уходят. Кем была Филлис? Откуда она об этом знала? Что все это значило? Таковы тайны, с которыми мы живем.
Моя подруга Дебора умирала в Нью-Йорке в больнице Маунт Синай. Она была членом нью-йоркского дзен-центра, и каждый вечер ее друзья из центра приходили в ее палату медитировать. Врачи, заходившие в эту палату, удивлялись, что она была наполнена светом свечей, ароматом благовоний и глубоким покоем медитировавших. Группа людей, которые медитировали в этой загруженной городской больнице, изменила метафору умирания. Вы можете создавать собственную вселенную, где бы вы ни находились. Больница есть всего лишь коллектив существ, объединенных определенной моделью действий. По вечерам врачи стали заходить в ее палату деликатнее.
Болезни тела лечатся не во всех случаях, но исцеление на уровне души возможно всегда. Работая с умирающими, я предлагаю другим человеческим существам обширное пространство моего разума, в котором они могут умирать так, как им требуется умирать. Я не имею права определять, как должен умереть другой человек. Я с ними просто для того, чтобы помочь им перейти, однако делать это они должны сами. Моя роль — всего лишь быть любящим камнем у подножия кровати.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |