человека. Между тем в России создавались десятки сект последователей
Хамары, называвших себя "детьми Татхагата". Это был синтез трех религий -
буддизма, христианства и иудаизма,- объявленный ими истинным учением.
Существовала многоступенчатая иерархия, продвижение в которой
обусловливалось уровнем достигнутого совершенства. Секты "детей Татхагаты"
были некими подготовительными классами, в которых отбирались кандидаты для
дальнейшего восхождения на Гору Совершенства.
А сама Гора Совершенства находилась где-то на Балканах.
Тойё утверждал, что Хамара имеет сакральный облик и простым смертным, не
достигшим тридцать третьего уровня Совершенства, видеть Охотника за
Будущим опасно, поскольку мгновенно наступает слепота. Иван Сергеевич, как
человек реалистичный и лишенный мистического воображения, во все эти
проповеди не верил даже находясь под воздействием препарата. Еще будучи в
здравом рассудке и памяти, он определил "истинное учение" как прикрытие
некой главной цели, с которой охотники Дальнего Востока пришли на Урал.
Впрочем, и Тойё, убедившись, что ключа к Афанасьеву таким способом не
найти, скоро отказался от проповедей и приблизил его, открыв истинный
замысел - создание Союза между Севером и Дальним Востоком.
На фоне действия препарата эти идеи показались ему вполне осуществимыми.
Подкупало то, что Дальний Восток не стремился к материальным ценностям
сокровищницы Урала, а искал путь к Знаниям, о которых твердил Мамонт.
Но кроме того - ив этом Иван Сергеевич долго не мог признаться себе,- Тойё
повязал его роскошью, поймал на слабости к женщинам, окружив молодыми
таиландками, которые выполняли всякое его желание. Ничего не скажешь:
несколько месяцев жизни в "империи" казались сказочными и длились как один
нескончаемый сон. И теперь ему грезились руки гейш - сразу восемь!-
ласкающие тело. Можно было избавиться от навязчивого страха перед Хамарой
- переливанием крови, сменой образа жизни, или, наконец, каким-то еще
препаратом, который снимет запрограммированность сознания,- однако забыть
потрясающее состояние самонаслаждения, когда от легчайших прикосновений
рук все существо наливается энергией невесомости и парит в воздухе, когда
ты превращаешься в сгусток летучего вещества,- избавиться от этого
казалось невозможно вообще, поскольку отравлено было не сознание, а
чувства.
Поэтому он ждал Мамонта, тешась надеждой на покаяние, и одновременно
боялся его: свалить все на препарат Тойё не получалось...
Выставленные в леваду пчелы, облетавшись, теперь гудели ровно и размеренно
в теплом вечернем воздухе. Иван Сергеевич никогда не занимался пасекой,
хотя после ухода на пенсию подобные мысли его посещали. Делать все
пришлось по инструкции, заблаговременно составленной бывшим хозяином
Петром Григорьевичем. Выполнив все пункты, новоиспеченный пчеловод
расположился между ульев на траве, чтобы испытать благость, обещанную
стариком. Пчелы действительно убаюкивали, наполняя небо тихим звоном,
однако вместо радости жизни он испытал внезапный толчок тревоги: над
перевалом заклубилась темная, похожая на дым от пожара, туча, и скоро с
востока отчетливо донеслись звуки боя.
Иван Сергеевич вскочил, вглядываясь в седловину гор, потом побежал, чуть
не опрокинув улей,- зарево огня вырвалось из-за хребта и осветило дымы,
поднимаясь выше и разливаясь по небу. Казалось, та сторона гор постепенно
заполняется раскаленной лавой и еще миг - огненный поток хлынет с востока
на западные склоны. Ослепленный, он не сразу заметил рой самолетов,
беззвучно кружащихся в пурпурном небе, время от времени падающих к земле:
скорее всего, это было ковровое бомбометание...
Хамара! Это был он, Охотник за Будущим! Это его последователи - "дети
Татхагата" шли с востока!
Он побежал в избу, достал коробку с пультом управления и радиостанцией,
натянул наушники и услышал сплошной треск. А война между тем достигла
седловины и, перевалившись, потекла на запад. Зловещие стрелы самолетов
выныривали из-за хребта и вонзались в голубое небо, выискивая цели.
Приковавшись к ним взором, Иван Сергеевич забыл о страхе и почти наощупь
нажимал кнопки - приводил зенитно-ракетный комплекс в боевое положение.
Когда платформа выехала из горы и на пульте загорелся сигнал готовности,
он надавил красную кнопку пуска и в тот же момент увидел стартующие
поочередно все четыре ракеты. Столбы пыли и дыма затянули весь
противоположный берег!
Приступ страха накатил мгновением позже, когда белые хвосты ракет уже
резали пространство навстречу самолетам Хамары. Вернуть назад их было уже
невозможно!
Он стиснул голову руками, чувствуя, как раскалывается череп, сжался в
комок на дне укрытия-окопа. Грохот разрывов встряхивал небо, как огромный
жестяной лист, на землю дождем сыпались огненные обломки, вычерчивая
дымные следы...
Потом в области темени что-то щелкнуло, словно гранатный запал, в сознании
сверкнула яркая вспышка, и мозг начал медленно оплавляться, словно кусок
воска.
Когда он снова поднял голову и разлепил глаза - увидел, что по-прежнему
лежит на траве между ульев, а над восточным склоном и горами громыхает
далекая майская гроза.
Самая обыкновенная, первая в этом году гроза. И пчелы, почувствовав ее
приближение, попрятались в ульи и теперь слышен лишь тихий, замирающий гул.
Иван Сергеевич вскочил, обрадованный, что все это - лава огня, самолеты и
наступление Хамары,- только приснилось, и что он не переступил черту, не
нарушил табу и не поднял руку ни на Охотника за Будущим, ни на его
"детей". Тут поднялся ветер, обычный перед ливнем, и пришлось спасаться
бегством, чтобы не попасть под дождь. И едва успел заскочить в сенцы, как
стена воды обрушилась на крышу дома. Гром уже долбил над самой головой, но
был не страшен. Иван Сергеевич допоздна просидел у окна, не включая света.
Всю ночь лил дождь и бушевала гроза над Уралом. А утром, когда он вышел на
улицу, чтобы посмотреть пасеку, случайно заметил в прошлогодней траве
какой-то серый, поблескивающий на солнце предмет. Без всяких мыслей, из
инстинктивного любопытства, он свернул с тропинки и увидел перед собой
кусок рваного дюраля. Неподалеку валялся еще один, с закопченным концом и
лохмотьями обгоревшей пластмассовой обшивки.
Не веря своим глазам, он побрел вдоль изгороди, натыкаясь на обломки
самолета чуть ли не на каждом шагу: склон горы вместе с пасекой и
взлетно-посадочной полосой у леса - все было усеяно искореженным и
обожженным металлом!
- Я победил тебя, Хамара!- закричал он, грозя Востоку кулаками.- Я сжег
твои самолеты!
Он бегал по берегу и пинал обломки, словно добивал своего противника. И в
радости не заметил, как из-за перевала вновь потянуло дымом и из-под него,
как из адова пекла, покатились волнами "дети" Хамары. Иван Сергеевич
бросился на свою позицию, изготовился, приведя в боевое положение весь
арсенал, и стал ждать команды. А ее почему-то не было!
Между тем Охотники за Будущим, словно туча саранчи, неслись по склону и
уже были в опасной близости от пасеки. Они поливали огнем пространство,
так что вокруг Ивана Сергеевича земля кипела от взрывов. И тогда он
включил систему залпового огня. Снаряды ложились так плотно, что стена
поднятой в небо земли не успевала оседать, а он, двигая эту стену впереди
себя, начал медленно выдавливать противника назад, за перевал. А сам уже
поглядывал в небо, ожидая, когда придет подмога, поскольку бой длился уже
больше двадцати минут.
И только выдавил "детей" Хамары за хребет, как оттуда появились стрелы
черных самолетов. Иван Сергеевич хладнокровно выждал, когда они пойдут в
пике, и дал ракетный залп. В небе расцвели дымные цветы разрывов и первая
тройка истребителей превратилась в обломки. Он уже было крикнул "Ура!", но
из-за гор, на низкой высоте потянулись гусиным косяком тяжелые
бомбардировщики.
Он сделал еще один залп, но на той стороне реки взлетела всего одна ракета.
Последняя...
Иван Сергеевич обернулся и теперь смотрел уже не на восток, в сторону
противника, а на запад, откуда должны были появиться наши самолеты...
Он вынырнул из пучины и чуть не ослеп от яркого весеннего солнца. И чуть
не оглох - от птичьего пения, заглушающего шум вспененной, бурной воды.
Несколько минут, распластавшись, он плыл по течению, наконец-то ощутив
себя Счастливым Безумцем. Мимо проносились берега, покрытые лесом и
зеленой травой, забрызганной пестрым ликующим разноцветьем. Кипела и
пузырилась голубая вода на камнях, в глубине скользили стаи рыб, спешащих
на икромет,- живая и замершая материя двигалась, переливалась красками,
звуками, и только высокое небо стояло над землей неподвижно и вечно.
Мамонт выбрался на сушу, сделал несколько шагов и рухнул в траву. Он еще
не мог, широко открыв глаза, таращиться на мир, и, как новорожденный,
познавал его, щурясь от света, вдыхая запахи и ощупывая землю руками.
Никогда еще он не воспринимал и не чувствовал так ярко то, что обычно
попирал ногами - цветущую весеннюю землю.
Наконец глаза привыкли к свету солнца, и он рассмотрел перед собой
копошащуюся на цветке пчелу. И она, как золотое звено, связующее два
разных мира, вернула его в реальность и поставила на ноги. Счастливый
Безумец ощутил земное притяжение и, тяжело передвигая ноги, побрел вслед
за улетающей пчелой.
Он с трудом узнал пасеку Петра Григорьевича. Нет, все было на месте: дом,
широкая левада с аккуратными ульями, баня на берегу, но все это как бы
уменьшилось в размерах, приземлилось, потеряло прежний горделивый вид,
потому что на месте взлетно-посадочной полосы до самого леса чернело
хорошо возделанное поле, на котором всходили какие-то посевы, а за домом,
на уступе горы, где когда-то стояла палатка Мамонта, поднимались
недостроенные стены огромного дома, сложенные из дикого камня и
напоминающие средневековый замок.
Мамонт пошел краем поля, отмечая, какой титанический труд был вложен,
чтобы облагородить эту насыщенную камнем землю - убрать с нее
тысячелетиями враставшие глыбы, перетрясти, перебрать руками, освободив от
валунов и щебня. Но когда приблизился к строительным лесам, ощутил себя
маленьким, словно стоял возле египетской пирамиды. В основание фундамента
были заложены камни высотой в человеческий рост, выше они уменьшались в
размерах, однако все равно без крана их вряд ли поднимешь, а строительной
техники нигде не видно. Мамонт поднялся по лесам и со стены заметил
человека, который с помощью деревянной ваги вкатывал в гору камень. Этот
"сизиф" работал без устали и через четверть часа полутонная глыба
оказалась у строения. Он даже не перевел дух, не смахнул пот со лба и
сразу же принялся втаскивать камень на леса по деревянному трапу,
используя веревку, переброшенную через блок, и простой лом.
Разбираемый любопытством, Мамонт спрятался за стеной. Человек не кряхтел,
а рычал от напряжения, двигая камень сантиметров по десять за один рывок.
Спиной, грудью и предплечьем, опутанным веревкой, он отрывал глыбу от
досок и, загоняя под нее лом, багровел от натуги. И не сказать, чтобы
выглядел богатырем: просторная, серая от пота и пыли, рубаха болталась,
как на колу, большая клочковатая борода, под которой мелькали вздувшиеся
на горле жилы, длинные волосы подвязаны ремешком. Еще четверть часа
потребовалось "сизифу", чтобы втащить камень на стену. И снова без всякой
передышки он положил две лопаты раствора и с удовлетворенным урчащим
возгласом впечатал глыбу на место.
И только тогда вздохнул облегченно, утер лицо подолом рубахи, тем самым
будто смахивая гримасу невероятного напряжения.
И на какой-то миг стал похожим на себя, поскольку узнать в этом заросшем,
исхудавшем человеке Ивана Сергеевича Афанасьева было невозможно.
- Иван?- неуверенно спросил Мамонт, выступая из-за укрытия.
"Сизиф" обернулся, посмотрел через плечо каким-то незнакомым,
пытливо-суровым взглядом, напоминающим взгляд Стратига.
- А, Мамонт,- проронил он без особой радости.- Здравствуй, Мамонт.
Помнится, они всегда встречались бурно, смеялись, орали, хлопая друг друга
по плечам и тиская в объятьях...
- Почему ты здесь? Как ты тут очутился, Ваня?- Мамонт встал перед ним с
раскинутыми для объятий руками.
- Исполняю урок,- пожал он плечами.
- Но ты же не строитель? И не пахарь!
- Нет, я исполняю урок Драги. Охраняю путь.
- А что же ты строишь?
- Дом. Я строю дом.
- Зачем? Старый дом еще очень хороший и крепкий.
- Но я должен построить свой дом. И своими руками,- объяснил Иван
Сергеевич с незнакомым упрямством и строгостью.- Скоро в горы пойдут люди
- альпинисты, "тарелочники", спелеологи. Их всех мне нужно принять, дать
ночлег. Пока это будет странноприимный дом.
- А поле?- Мамонт указал на пашню.- Ты решил заняться еще и сельским
хозяйством?
- Нет, и это от нужды. Нынче я первый раз встречал перелетных птиц. И не
хватило на всех запасов зерна. Поэтому я посеял ячмень.
- Не проще ли купить зерна?- засмеялся Мамонт.- Ты же один не успеешь -
строить дом, пахать, сеять, убирать урожай...
- Я должен успеть. Потому что мой труд имеет двойное назначение.
- Двойное?
- Нет, даже больше, но мне важно двойное.- Иван Сергеевич взял лом,
намереваясь спуститься на землю.- Извини, Мамонт, мне сегодня нужно
уложить еще семнадцать камней. Пойдем и поговорим на ходу. Я буду
перетаскивать камни и одновременно разговаривать.
- Давай я тебе помогу!
- Спасибо, но я должен делать все сам. И один. У нас с тобой разные уроки.
И судьбы разные.
Глыбы серого известняка он брал у дороги за пасекой - добрых триста метров
от стройки! Технология передвижения их была отработана и доведена до
совершенства. Афанасьев не делал ни одного лишнего движения, орудуя вагой.
И успевал еще говорить.
- Не легче ли камни скатывать с горы?- спросил Мамонт.- Пусть больше
расстояние, но ведь под гору!
- Легче,- согласился он, всаживая рычаг под глыбу.- Я уже скатывал... Но
мне нужно, чтобы было труднее. А труднее, когда камень втаскиваешь на
гору. Чтобы было двойное значение.
- Какое же второе?
Иван Сергеевич на секунду замедлил движение, словно поразмыслил: сказать -
не сказать?- и решил положительно.
- Ко мне приходил Авега... Принес хлеб и соль... Ты же помнишь, что со
мной случилось? Там, в "империи" Тойё?.. Меня травили уколами, ты знаешь.
А избавиться от страха перед Хамарой ничем невозможно, лекарства не
помогают... Авега сказал, что у меня размягчился мозг. Это действие
препарата... Я находился в состоянии Великого Хаоса. Я - человек Земной, а
стал Земноводным, размягчился мозг,- он на мгновение вскинул глаза.-
Впрочем, ты Вещий, что тебе рассказывать... Поэтому я стал терять память и
жил иллюзиями. Я здесь так воевал с Хамарой...
- Воевал?- переспросил Мамонт.
- Каждый день, утром и вечером... Выдерживал такие атаки! А наши так ни
разу и не пришли на подмогу. Один против всего Дальнего Востока... Ну и
проиграл все сражения. Не хватало ракет,- он вздохнул перед тем, как в
очередной раз опрокинуть глыбу.- Авега мне сказал: чтобы мозг снова
затвердел до нормального состояния, надо испытать земное притяжение. Иначе
так и будешь воевать сам с собой.
- И как же ты его испытываешь?
- Да это не сложно. Земля притягивает, если ее обрабатывать и строить. Вот
потому я строю дом и пашу поле... Знаешь, и дело идет на поправку. Я уже
стал вспоминать детство... И не тянет больше играть в войну.
- Ты избавился от страха перед Хамарой?
- Когда построю дом и сниму урожай - избавлюсь,- перекантовывая глыбу,
проговорил он.- Надо трудиться, как пчела... У меня была
предрасположенность к размягчению мозга, потому препарат Тойё
подействовал. Я же любил сладострастие... Это прямой путь к Хаосу.
Между разговорами Афанасьев докатил камень до стройки и, не снижая темпа,
потащил его наверх. Это была самая трудная часть.
- Еще шестнадцать!- хрипло проговорил он и сорвал с себя рубаху, стал
отжимать ее, как отжимают половую тряпку.
На его теле оказались вериги - мелкоячеистая сетка, сплетенная из тонкого,
деревянно-прочного каната. Кое-где многочисленные узлы растерли кожу до
крови, из подсыхающих корост сочилась сукровица...
- Это тебе Авега велел надеть вериги?- спросил Мамонт.
- Нет, я сам себе велел,- признался Иван Сергеевич.
- Но зачем? Зачем?!
- Тебе этого не понять, Мамонт... Хотя, да, ты теперь - Вещий, все
понимаешь, все знаешь наперед.
- Не знаю, Иван!
- Хорошо, скажу... Когда я в веригах, меня не касаются руки гейш,- он
первый раз улыбнулся.- Я нашел способ, как вытравить их из чувств. Это у
меня рабочие вериги, щадящий вариант. На ночь я надеваю рубашку из колючей
проволоки.
Иван Сергеевич направился вниз, за очередным камнем, и Мамонт пошел за ним.
- Ты стал одержимым. Или блаженным,- усмехнулся он.- Не узнаю тебя...
- Ну, до твоей одержимости мне еще далеко!- отпарировал Афанасьев.-
Рассказал бы, избранник Валькирии, где был и что видел. И куда теперь путь
держишь? Я слышал, на Балканы? В Землю Сияющей Власти?
- От кого ты слышал?
- У меня единственный источник соли - Авега.
- На Балканы мне нет пути, Иван...
- Ладно, можешь не признаваться, если не доверяешь,- чуть обиделся Иван
Сергеевич.
- Я доверяю тебе!
- Ничего, Мамонт, я же все понимаю... Но погоди, вот построю дом, сниму
урожай...
- Мне уже достаточно того, что я увидел,- заверил Мамонт.- Я верю, ты
выйдешь из Великого Хаоса. А мне на самом деле путь в Землю Сияющей Власти
закрыт. Стратиг не даст мне урок Страги Запада.
- Почему? Он хочет опять изменить твою судьбу?
- Нет, никто не в состоянии изменить судьбу... Страгой Запада может быть
только Вещий Гой, каким был Зелва.
- А ты... ты не получил титул Вещего?.. Как же так, Мамонт?- Иван
Сергеевич даже остановился.- Ты ходил в пещеры, спускался в копи добывать
соль. И не добыл ее? Ты был допущен к Весте и не стал Вещим?.. Зачем ты
обманываешь? Я не принесу тебе вреда...
- Это правда, Иван!.. Я не смог прочесть последнюю Книгу - Книгу
Будущности.
- Не смог или не захотел?
- Не захотел.
Иван Сергеевич поднял на плечо вагу и молча шагал до своего карьера. И
лишь там вдруг первый раз присел, отвлеченно глядя перед собой.
- Хотел тебя спросить... О будущем. А ты не захотел узнать его. Скажи,
Мамонт, ты испугался?
- Откровенно, да, испугался. Открыл футляр, вынул свиток, а развернуть
побоялся.
- Значит, у тебя тоже есть страх перед Хамарой,- неожиданно заключил
Афанасьев.
- Нет, я не боюсь Хамары!
- Боишься. Если не посмел узнать будущее.
- Не понимаю, причем здесь Хамара?
- Он - Охотник за Будущим.
- Это ни о чем не говорит... Я испугался не Хамары, а самого себя.
Побоялся потерять вкус к жизни, побоялся переесть соли, потому что после
нее все покажется пресным.
- Ты не этого испугался, Мамонт.- Иван Сергеевич встал, одним взмахом
всадил вагу под камень и опрокинул его.- Ты почувствовал дыхание Великого
Хаоса! Потому что и у тебя есть предрасположенность...
- Наверное, есть,- согласился он.
- Жреца Хамары... не существует. Его нет ни в образе человека, ни в образе
полубога. Тойё говорил об этом, только тогда я не понял... Почему и
невозможно увидеть его. Хамара - это идея, символ страха перед будущим. Он
поселяется в душах всех людей, неважно - гой он или изгой. Он охотится за
будущим каждого человека. Потому что мы утрачиваем земное притяжение и
вольно или невольно движемся к Великому Хаосу. Как только я понял это -
стал на месте взлетно-посадочной полосы распахивать поле. И строить дом.
Он играючи опрокидывал неподъемный камень, приближая его к своей стройке,
и глядя на его движение, ощущая неведомую, рвущуюся наружу энергию, Мамонт
неожиданно открыл для себя одну из тайн, которую не успел познать из Весты
- кто, зачем и как строил египетские пирамиды.
- Жаль, что ты не открыл Книгу Будущности. Я так надеялся на тебя,
Мамонт... Ждал тебя, хотел спросить.
- Вещий князь Олег открывал ее. И Зелва открывал... Но что с ними стало,
ты знаешь... Это же невыносимо - жить, зная, каков будет исход жизни!
- А что, если и они не открывали? Как ты, остановились в самый последний
момент?.. Об этом ведь никто не знает!
- Возможно,- задумчиво обронил Мамонт.- Эту Книгу при свидетелях не
открывают.
- Всю жизнь ты искал сокровища Валькирии, а когда нашел - не посмел взять.
- Я взял сокровища Валькирии!- запротестовал Мамонт.- Я нашел то, что
искал!
- Как же ты нашел, если испугался?
- Ты прав, я побоялся будущего... Но Книгу Любви прочитал от начала и до
конца! Истинные сокровища Валькирии - не золото, и даже не соль Знаний...
Иван Сергеевич внезапно бросил камень и вагу, схватил Мамонта за грудки.
- Хочешь сказать?.. Сокровища, это...
- Будет в сердце любовь - значит, будет и будущее. После Книги Камы
становится страшно открывать последнюю Книгу. Твой Хамара действительно
охотится за будущим, но отнимает не волю и даже не разум. Он изымает из
будущего его сердцевину, изначальный свет и огонь, любовь между мужчиной и
женщиной, заменяя ее высший смысл примитивным наслаждением. Ты же испытал
это, и потому теперь носишь вериги! Состояние Великого Хаоса начинается
там, где начинается поиск удовольствий. Так написано в Книге Любви. И
нужно ли после этого открывать Книгу Будущности?
Афанасьев неожиданно легко поднял камень на руки и внес его на стену. Там
нашел ему место, положил на раствор, крикнул сверху:
- Когда я испытаю земное притяжение, снова сделаю взлетно-посадочную
полосу. И научусь летать!
- Я верю в это, Иван!- откликнулся Мамонт.
- Куда ты сейчас пойдешь?
- Я не получил титул Вещего, и потому буду исполнять урок Страги Нового
Света. Стратиг оказался прав, он видел мою судьбу.
- У меня просьба к тебе, Мамонт... Не помни зла!
- Не помню, Иван!
- И еще, знаешь,- он замялся.- Помнишь, у меня была Дара, Августа? Если
где встретишь.., скажи, я здесь и строю дом. Большой, как крепость.
Блаженный "сизиф" и в самом деле напоминал пчелу, не ощущающую земного
притяжения....
В объединенном штабе, куда Джейсон вынужден был явиться для уточнения
новой даты вылета, его ждали люди Барлетта-Бейлесса - те же парни в
кожаных плащах. Без всяких объяснений они предложили сесть в машину, но
вели себя предупредительно, никак не выдавая своих намерений. Поехали по
дороге к городку Пловар, где располагалась штаб-квартира службы
национальной безопасности, и Дениз решил, что встречи с "иезуитом" не
миновать. Однако его привезли в здание Гражданской полиции ООН - такая
вывеска была у входа, и неожиданно поместили в камеру. Стало ясно, что
здесь располагается некая секретная служба, к полиции не имеющая отношения.
Сначала ему предложили расписать по минутам все время, которое он
отсутствовал, указав места, где находился и с кем встречался. Только
сейчас Джейсон осознал опасность своего положения: группа ученых из
"Арвоха" захвачена неизвестными людьми, а он, командир батальона,
отвечающий за охрану, вдруг куда-то пропадает и опаздывает на самолет.
Установить, что он был на сербской территории, ничего не стоит, и об этом
наверняка уже знают. И не так сложно выяснить, куда он ездил. Чтобы
подозревать его в связи с злоумышленниками, достаточно одного странного,
нестандартного поведения. А если еще станет известно, где и с кем он гулял
прошлую ночь - вместо отдыха в центре реабилитации можно надолго
поселиться вот в такой камере.
И последствия могут быть непредсказуемые. Ему не докажут вину, поскольку
ее нет - Джейсон не помогал неизвестным преступникам, а то, что
пропьянствовал ночь в обществе русского, это частное дело, не связанное с
похищением ученых, но подозрение все равно останется. И можно погибнуть в
примитивной автокатастрофе...
Скрывать правду было опасно и еще опаснее писать все как было.
Дениз скомкал оставленную ему бумагу и забросил в угол.
Примерно через час за ним пришел человек в кожаном плаще и отвел в комнату
на втором этаже, где оказался Барлетт-Бейлесс.
- О, Дениз!- почти радостно воскликнул он.- Я полагал, вы уже в Штатах! Но
почему-то вижу вас в Боснии!
Это его актерство сразу не понравилось Джейсону, хотя новый шеф играл все
время, и понять, когда он бывает самим собой, становилось невозможно.
- Вы написали рапорт?- "иезуит" протянул руку.- Это чистая формальность...
- Почему я должен указывать в рапорте, то, что касается моей личной
жизни?- возмутился Дениз.- Я покинул расположение батальона в свободное от
службы время. Тем более, официально я отстранен от командования и нахожусь
в отпуске.
- Хорошо, хорошо!- тут же сдался Барлетт-Бейлесс.- Но вы опоздали на
самолет и не выполнили предписания. Это нарушение по службе, и его я не
могу вам простить, как простил халатное отношение к своим обязанностям.
Поэтому, Дениз, вы обязаны отвечать на мои вопросы.
- Если я арестован - прошу предъявить обвинение,- отчеканил он.
- Почему вы решили, что арестованы?
- Меня лишили свободы, посадили в камеру!
- Это для вашей личной безопасности,- вывернулся "иезуит".- Мы располагаем
информацией, что в Боснии есть... люди, которые охотятся за офицерами
службы безопасности.
- Я служу в морской пехоте ВМС.
- Не забывайте, Дениз, кому подчиняется ваш батальон. Вас могут выкрасть,
как выкрали ученых... Итак, куда вы ездили? И с какой целью?
Джейсон представил себе, как делает бросок вперед и бьет "иезуита" в лоб,
как того негра в школе морской пехоты. И лишь от одной мысли у него
закружилась голова и к горлу подступила тошнота...
Физическое отвращение к убийству стойко удерживалось в подсознании...
- Ездил к тому старому сербу, о котором говорил вам в прошлый раз,-
преодолевая тошноту, сказал он.
- Любопытно!.. Но вы же не знали ни имени, ни места, где он живет. Куда же
вы поехали?
- Я нашел записку Густава Кальта у себя на столе. Среди бумаг.
- Как вы считаете, зачем он оставил вам записку?
- Вероятно, хотел сообщить мне, где живет этот человек.
"Иезуит" подошел к Джейсону на расстояние вытянутой руки: великолепная
дистанция для прямого удара...
- И что же было в записке?
- Несколько слов... Имя и название селения.
- Да, да, я слушаю, продолжайте,- поторопил он.
- "Радмир Бушич, селение Святки". Барлетт-Бейлесс посмотрел пустыми
глазами.
- Кстати, она у вас не сохранилась?
- Нет, я выбросил ее по дороге...
- Жаль!.. Прочитали записку и сразу же поехали?
- Да, было мало времени, я рассчитывал успеть на самолет.
- И вам удалось встретиться с этим человеком?
- Да, сэр.
- И Радмир Бушич удовлетворил ваше любопытство? Он подтвердил, что на горе
Сатве жил Христос? Ведь вы же ездили за этим?
- Нет, он ничего мне не ответил, а предложил совершить то, что совершить
невозможно: подняться на высокий камень с отрицательным уклоном сторон, а
потом спуститься с него.
- Вам это удалось, Дениз?
- Мне это удалось.
- Каким же образом?
- Я до сих пор не могу этого понять,- проговорил Джейсон и тут же
поправился.- Точнее, не хочу. Я поднялся на скалу и потом прыгнул с нее.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |