меня, ибо хотя я и выказывала себя к нему жестокой и холодной перед его
отъездом, но ни отъезд, ни его долгое отсутствие, ни несчастная смерть не
могли вырвать его из моего сердца". На это паломник сказал: "Несчастного
молодого человека, которого убили, вы не любили никогда, а любили Тедальдо
Элизеи. Но скажите мне, какая была причина, вследствие которой вы
рассердились на него? Оскорбил ли он вас когда-нибудь?" На это дама
отвечала: "Нет, он никогда не оскорблял меня, но причиной моего гнева были
слова одного проклятого монаха, которому я раз исповедовалась; потому что,
когда я ему рассказала о своей любви к тому человеку и о моих близких
отношениях с ним, он так накричал на меня, что я и теперь еще напугана:
говорил, что если я не отстану, то попаду в пасть дьявола, в преисподнюю ада
и буду брошена в огонь в наказание за то. От этого на меня напал такой
страх, что я решила не искать более близости Тедальдо; и дабы не иметь к
тому повода, не захотела более принимать его писем и посланий, хотя я думаю,
что если бы он продолжал настаивать, а не удалился, как я предполагаю, в
отчаянии, и я видела бы, как он тает, точно снег на солнце, моя твердая
решимость была бы поколеблена, потому что и у меня не было более сильного
желания в мире". Сказал тогда паломник: "Этот один грех вас и мучит теперь.
Я знаю наверно, что Тедальдо никоим образом не принуждал вас, когда вы
влюбились в него, вы сделали это по вашему собственному желанию, ибо он вам
понравился и пользовался вашим расположением, причем вы показывали ему, и
словами и действиями, столько ласки, что если он и до того вас любил, вы
усилили его любовь в тысячу раз и более. Если же это было так (а я знаю, что
так было), то какой же повод мог вас заставить столь жестоко устраниться от
него? Следовало подумать об этом наперед, и если бы вам представилось, что
вам придется в том раскаяться, как в дурном поступке, не совершать его. Как
он стал вашим, так и вы стали его Вы могли, распоряжаясь им по желанию, как
своею собственностью, сделать так, чтобы он не был вашим; но пожелать отнять
у него вас, которая ему принадлежала, это была татьба и непристойное дело,
коли на это не было его желания. Вы должны знать, что я - монах и что потому
мне известны все нравы монахов, и если я выражусь о них несколько свободно
для вашей пользы, это мне более пристало, чем, другому, и я хочу рассказать
вам о них, дабы отныне вы их познали лучше, чем кажется, знали до сих пор.
Были некогда весьма святые и достойные монахи, но у тех, которые нынче
называют себя монахами и желают, чтобы их принимали за таковых, нет ничего
монашеского, кроме рясы, да и та не монашеская, потому что в то время как
основатели монашества наказали делать рясы узкие, простые, из грубой
материи, во свидетельство, что их дух презирает все мирское, коли они
облекают тело в столь презренную одежду, - нынешние монахи делают себе рясы
просторные, двойные, блестящие, из тонкой материи, придав им красивый
архипастырский вид, и не стыдятся красоваться ими в церквах и на площадях,
как миряне своими платьями; и как рыбак старается в реке разом захватить
своею сетью много рыбы, так они, завернувшись в широчайшие складки, тщатся
запутать в них побольше святош, вдов и других недалеких женщин и мужчин; и
об этом они более заботятся, чем о других занятиях. Потому - дабы еще ближе
подойти к истине - у них не монашеские рясы, а только цвет ряс. Тогда как
древние монахи желали спасения людей, нынешние ищут женщин и богатств; и все
свое старание они положили и полагают на то, чтобы криками и изображением
страхов пугать дураков и доказывать им, что грехи искупаются милостынями и
обеднями, для того чтобы им, ставшим монахами по низости духа, не по
набожности, и дабы не нести труда, кто приносил хлеба, кто посылал вина, кто
поминки за души их усопших. Действительно, справедливо, что милостыня и
молитва искупают грехи; но если бы те, что творят милостыню, видели, кому
они ее творят, или знали их, они скорее сберегли бы ее себе или бросили
свиньям. И так как они знают, что чем менее обладателей большого состояния,
тем им живется лучше, каждый из них старается криками и страхами отстранить
другого от того, чем хотел бы обладать один. Они нападают на мужчин,
предающихся сладострастию, для того, чтобы те, на которых они нападают, от
него отстали, а нападавшим остались бы женщины; они осуждают лихву и
незаконные барыши с тем, чтобы им поручили взыскать их, а они могли бы
сделать себе более широкие рясы, приобресть епископство и другие выгодные
прелатуры на те самые средства, которые, как они объявляли, должны вести к
гибели их обладателей. И когда их порицают за эти дела, как и за многие
другие грязные, они отвечают: "Поступайте так, как мы говорим, а не так, как
делаем", ибо полагают, что это достаточное облегчение всякой духовной
тяжести, как будто овцам легче быть непреклонными и твердыми, как железо,
чем пастырям. А сколько есть людей, которым они дают подобный ответ и
которые не понимают его в том смысле, какой они ему придают, про то знает
большая их часть. Нынешние монахи желают, чтобы вы делали то, что они
говорят, то есть чтобы вы наполняли их кошельки деньгами, поверяли им свои
тайны, сохраняли целомудрие, были бы терпеливы, прощали обиды, остерегались
злословия; все это очень хорошие вещи, честные, святые; но для чего они
говорят вам о всем этом? Для того, чтобы они сами могли делать, чего не
могли бы, если бы то стали делать миряне. Кто не знает, что без денег их
тунеядство не могло бы продолжаться? Если ты тратишь свои деньги на свое
удовольствие, монах не может тогда бездельничать в ордене; если ты станешь
ухаживать за женщинами, монахам не будет места; если ты нетерпелив и не
прощаешь обиды, монах не осмелится явиться в твой дом, чтобы осквернить твою
семью. Но зачем мне останавливаться на всем? Они сами обвиняют себя каждый
раз, когда перед лицом людей понимающих приводят то оправдание. Почему не
остаются они у себя дома, если полагают, что не могут быть ни святыми, ни
воздержными? А если они уже хотят посвятить себя на то, почему не следуют
другому святому слову евангелия. Христос начал творить и поучать? Пусть же и
они сперва делают, а уже затем поучают других. Я видел на моем веку тысячи
ухаживателей, любителей, посетителей не только светских женщин, но и
монахинь; и это были из тех, которые громче всех кричали с амвонов. Не за
этими ли, так творящими, последуем мы? Кто так делает, на то его добрая
воля, но бог знает, делает ли он благоразумно. Но положим, справедливо то,
что сказал вам накричавший на вас монах, а именно, что нарушение
супружеского долга - тяжкий грех, но разве не более тяжкое преступление
обокрасть человека? Разве еще не большее убить его или изгнать на скитание
по свету? Каждый согласится с этим. Что женщина сближается с мужчиной это -
естественный грех, но обокрасть и убить его или изгнать - это происходит от
злорадства. Что вы обокрали Тедальдо, отняв от него самое себя, ставшую его
собственностью с вашего добровольного согласия, это я уже доказал вам выше;
затем я утверждаю, что, насколько это зависело от вас, вы убили его, потому
что не ваша была вина, если он, видя, что вы оказываетесь все более к нему
жестокой, не наложил на себя рук, а закон говорит, что тот, кто был причиной
совершенного зла, повинен тому же, что и тот, кто совершил его. А что вы
были причиной его изгнания и скитания по свету в течение семи лет, этого
нельзя отрицать. Таким образом, вы совершили гораздо больший грех каждым из
трех вышеназванных действий, чем какой совершили, находясь с ним в близких
отношениях. Но посмотрим: быть может, Тедальдо заслужил все это? Поистине
нет; вы сами уже признали это, не говоря о том, что, сколько я знаю, он
любит вас больше самого себя. Никого он так не уважал, так не восхвалял и не
превозносил над всеми женщинами, как вас, когда был в таком месте, где он
пристойно и не возбуждая подозрения говорил о вас. Все его благо, вся его
честь, вся его свобода, все было предоставлено им в ваши руки. Разве он не
юноша хорошего рода? Не красив был между другими своими согражданами? Не
доблестен во всем, что прилично молодым людям? Разве его все не любили, - не
дорожили им и не желали его видеть? И на это вы не скажете: нет. Итак, каким
же образом по одному слову дурака монаха, глупого и завистливого, вы могли
принять против него какое бы то ни было жестокое решение? Я не понимаю
заблуждения женщин, пренебрегающих мужчинами и мало их ценящих, тогда как,
сознавая, что такое они сами и каково благородство, дарованное богом мужчине
превыше всякого другого животного, они должны бы гордиться, когда любимы
кем-нибудь, и высоко ценить его и употреблять все усилия, чтобы угодить ему,
дабы он никогда не перестал их любить. Что вы это сделали, побуждаемая
словами монаха, который, наверное, должен быть каким-нибудь прихлебателем и
охотником до пирогов - вы знаете; может быть, он сам желал стать на место, с
которого старался прогнать другого. Вот это и есть тот грех, который
божественная справедливость, праведно уравновешивающая свои действия с
последствиями, не пожелала оставить безнаказанным; и как вы старались без
всякого повода отнять себя у Тедальдо, так ваш муж без справедливого повода
был и еще находится в опасности ради Тедальдо, а вы в печали. Если вы хотите
от нее избавиться, вот что следует пообещать и тем более сделать: если
когда-нибудь случится, что Тедальдо вернется сюда из своего долгого
изгнания, вы должны возвратить ему вашу милость, вашу любовь, вашу
благосклонность и близость и восстановить его в то положение, в каком он
был, прежде чем вы неразумно поверили сумасбродному монаху".
Паломник окончил свою речь, когда дама, слушавшая его внимательно, ибо
его доводы казались ей весьма справедливыми и она была уверена, что, как он
говорил, она взыскана печалью именно за тот грех, сказала: "Друг божий, я
признаю совершенно справедливым все, о чем вы говорили, и благодаря главным
образом вашим указаниям узнала, что такое монахи, которых до того считала за
святых; без всякого сомнения я признаю, что, действуя таким образом с
Тедальдо, я совершила большой проступок, и если бы можно, я бы охотно
искупила его тем способом, каким вы говорите; но как это может статься?
Тедальдо никогда не вернется сюда: он умер; итак, чего нельзя сделать, того,
не знаю, зачем вам и обещать". На это паломник сказал: "Мадонна, Тедальдо
вовсе не умер, как открыл мне господь, а жив и здоров, и ему было бы хорошо,
если б он пользовался вашей милостью". Дама сказала тогда: "Послушайте, что
вы говорите? Я видела его перед моими дверями пронзенного несколькими
ударами ножа, держала его в этих объятиях, пролила на его мертвое лицо много
слез, которые, быть может, и были причиной того, что об этом сказано было
нечто, о чем потом говорили, злословя". Паломник тогда ответил: "Мадонна,
что бы вы ни говорили, я вас уверяю, что Тедальдо жив, и, если вы намерены
пообещать и исполнить сказанное, я надеюсь, вы его скоро увидите". Дама
сказала тогда: "Я сделаю это, и сделаю охотно, и ничего не может случиться,
чтобы доставило мне такую радость, как увидеть моего мужа свободным и без
ущерба, а Тедальдо живым". Тогда Тедальдо показалось, что пора ему открыться
и утешить даму более положительной надеждой насчет ее мужа, и он сказал:
"Мадонна, дабы успокоить вас насчет вашего мужа, мне надо открыть вам одну
тайну, которую вы сохраните так, чтобы во всю вашу жизнь не обнаружить ее
никогда". Они были одни в отдаленном месте дома, ибо дама возымела полное
доверие к святости, которою, казалось ей, исполнен был паломник; потому
Тедальдо, вынув перстень, старательно сохраняемый им и подаренный ему дамой
в последнюю ночь, проведенную с ней, показал ей его и спросил: "Мадонна,
узнаете ли вы это?" Как увидела его дама, признала и сказала: "Да, мессере,
я подарила его когда-то Тедальдо". Тогда паломник встал, быстро сбросил с
себя паломническую одежду, а с головы шляпу, и, заговоря по-флорентински,
сказал: "А меня узнаете ли вы?" Когда дама увидела его, узнав, что то был
Тедальдо, совсем остолбенела, так испугавшись его, как пугаются мертвых,
когда их видят ходящими как живые; поэтому она не пошла ему навстречу, как к
Тедальдо, явившемуся из Кипра, а готова была убежать в испуге, как от
Тедальдо, вернувшегося сюда из могилы. Но Тедальдо сказал ей: "Мадонна, не
бойтесь, я - ваш Тедальдо, живой и здоровый, я никогда не умирал и не был
убит, что бы ни думали вы и мои братья". Немного ободренная и узнавшая его
голос дама, всмотревшись в него несколько и уверившись, что действительно
это был Тедальдо, бросилась к нему со слезами на шею, поцеловала его и
сказала: "Мой милый Тедальдо, добро пожаловать". Тедальдо, обняв ее и
поцеловав, сказал: "Мадонна, теперь не время для более близкой встречи; я
хочу пойти устроить, чтобы Альдобрандино был возвращен вам здравым и
невредимым, и надеюсь, что до завтрашнего вечера вы услышите вести, которые
будут вам по сердцу; если же, как я думаю, вести об его освобождении будут у
меня хорошие, я хочу сегодня же ночью прийти к вам и рассказать их вам с
большим удобством, чем мог бы сделать теперь".
Надев снова свое паломническое платье и шляпу, поцеловав в другой раз
даму и утешив ее доброй надеждой, он расстался с нею и направился туда, где
Альдобрандино обретался в заключении, более отдаваясь мыслями страху
предстоящей смерти, чем надежде будущего освобождения. Как бы в качестве
утешителя, Тедальдо вошел к нему с согласия тюремщиков и, сев возле него,
сказал ему: "Альдобрандино, я один из твоих друзей, посланный тебе для
твоего спасения богом, сжалившимся над тобой за твою невинность; поэтому
если ты из почитания к нему пожелаешь даровать мне небольшую милость, о
которой я попрошу тебя, то без сомнения, прежде чем завтра наступит вечер,
ты вместо ожидаемого тобою смертного приговора услышишь о своем оправдании".
На это Альдобрандино отвечал: "Почтенный человек, так как ты стараешься о
моем спасении, хотя я и не знаю тебя и не помню, чтобы видел тебя
когда-либо, ты, должно быть, мне друг, как ты это говоришь. И, поистине,
проступка, за который, говорят, я должен быть приговорен к смерти, я никогда
не совершал, много других совершал я прежде, они-то, быть может, и привели
меня к этому концу. Но говорю тебе перед богом, если он теперь смиловался
надо мной, я не только обещаю, но охотно сделаю и большее, не то что малое;
поэтому, проси, что тебе угодно, ибо, если случится, что я освобожусь, я
непременно и верно все исполню". Тогда паломник сказал: "Я не желаю ничего
другого, как только, чтобы ты простил четырем братьям Тедальдо за то, что
они довели тебя до этого положения, предположив, что ты виновен в смерти их
брата, и чтобы ты принял их как братьев и друзей, если они попросят у тебя
за это прощения". На это Альдобрандино отвечал: "Никто не знает, сколь
сладостна месть и с какой горячностью ее желают, кроме того, кто получил
оскорбление; тем не менее, лишь бы господь озаботился моим спасением, я
охотно прощу их и простил уже теперь, и если я выйду отсюда живым и
освобожусь, постараюсь сделать так, как будет тебе угодно".
Паломник остался этим доволен и, не желая объяснять ему больше, просил
его ободриться духом, ибо наверное, прежде чем кончится следующий день, он
узнает точнейшие вести о своем спасении. Оставя его, он пошел к синьории и
так сказал тому, кому в тот день принадлежала власть: "Синьор мой, каждому
надлежит по мере сил стараться, чтобы раскрыта была истина вещей, особенно
тем, которые занимают положение, подобное вашему, и это для того, чтобы не
совершившие преступления не несли наказания, а виновные были наказаны. Дабы
так именно и случилось, к вашей чести и назло тому, кто его заслужил, я и
пришел сюда. Как вам известно, вы строго преследуете судом Альдобрандино
Палермини, полагая, будто в самом деле открыли, что это он убил Тедальдо
Элизеи, и готовы его осудить; это наверное ложно, как я рассчитываю доказать
вам до полуночи, отдав вам в руки убийц этого юноши". Почтенный муж,
которому жаль было Альдобрандино, охотно склонил слух к словам паломника и,
когда тот многое рассказал ему об этом деле, схватил по его указанию при
первом сне обоих братьев гостиников и их слугу без всякого с их стороны
сопротивления, и когда он готовился, дабы узнать, как было дело, подвергнуть
их пытке, они, не желая того, каждый с своей стороны, а потом и все вместе
открыто сознались, что они убили, не зная его, Тедальдо Элизеи. Когда их
спросили о поводе, они сказали, что сделали это потому, что, когда их не
было в гостинице, он приставал к жене одного из них и хотел принудить ее
удовлетворить его желаниям.
Узнав об этом, паломник, с согласия синьора, удалился и пришел тайком в
дом мадонны Эрмеллины, которую нашел одну, так как все в доме спали,
поджидавшую его и одинаково желавшую услышать хорошие вести о своем муже и
вполне примириться с своим Тедальдо. Придя к ней, он с веселым видом сказал:
"Дражайшая моя дама, радуйся, ибо завтра наверно твой Альдобрандино будет у
тебя здрав и невредим" - и, дабы дать ей более полную уверенность, он
рассказал ей подробно все, что сделал. Дама, которую эти два таких и столь
внезапных происшествия, как возврат живого Тедальдо, которого она
оплакивала, как действительно мертвого, и ожидание увидеть избавленного от
опасности Альдобрандино, привели в такую радость, какую когда-либо кто
испытывал, любовно обняла и поцеловала Тедальдо; отправясь вместе на
постель, они, с общего доброго согласия, заключили прелестный и веселый
союз, доставляя друг другу удовольствие и утеху.
Когда стал близиться день, Тедальдо поднялся, объяснив даме, что он
намерен делать, и, попросив ее снова держать это в большой тайне, вышел от
нее все еще в платье паломника, чтобы заняться, когда придет время, делами
Альдобрандино. С наступлением дня синьория, полагая, что она имеет полное
осведомление о деле, тотчас же освободила Альдобрандино, и несколько дней
спустя, на том самом месте, где было совершено убийство, сняли головы
преступникам. Альдобрандино, освобожденный, таким образом, к великой радости
его, его жены и всех друзей и родных, ясно понимая, что все это сделалось
благодаря вмешательству паломника, перевел его к себе на все время, пока он
пожелает остаться в городе; и здесь и муж и жена не могли достаточно
учествовать его и нарадоваться ему, в особенности жена, хорошо знавшая, для
кого она это делает.
Через несколько времени, полагая, что пора помирить Альдобрандино с
своими братьями, которые, как он слышал, были не только оскорблены
объявлением его невинным, но из страха и вооружились, Тедальдо напомнил
Альдобрандино об его обещании. Альдобрандино тотчас отвечал, что готов.
Тогда паломник попросил его устроить на следующий день великое пиршество, на
котором, по его желанию, Альдобрандино с своими родичами и их женами
учествовал бы четырех братьев и их жен, к чему прибавил, что сам немедленно
пригласит их с своей стороны на его мировую и на его пир. Когда
Альдобрандино согласился на все, что было угодно паломнику, тот сейчас же
пошел к четырем братьям и, после многих переговоров, потребных в деле такого
рода, очень легко убедил их, наконец, при помощи неопровержимых доводов в
необходимости снова приобрести дружбу Альдобрандино, испросив у него
прощение. Сделав это, он пригласил их и их жен обедать на другое утро к
Альдобрандино; они, поверив его честному слову, охотно приняли приглашение.
Итак, на следующий день утром, в обеденное время, сперва четыре брата
Тедальдо, одетые в траур, как были, пришли с некоторыми из своих друзей в
дом ожидавшего их Альдобрандино; здесь перед всеми теми, кто был приглашен
Альдобрандино разделить их общество, бросив на землю свое оружие, они отдали
себя в его руки, прося прощения в том, что они учинили против него.
Альдобрандино, в слезах, принял их дружественно и, поцеловав всех в губы, в
коротких словах простил им нанесенное ему оскорбление. После них пришли их
сестры и жены, все одетые в черное, и были любезно приняты мадонной
Эрмеллиной и другими дамами. Затем мужчины, а равно и дамы были угощены
великолепным пиром, где не было ничего недостойного похвалы, если не
молчаливость, причиненная недавним горем и выражавшаяся в черном платье
родственников Тедальдо, что заставило некоторых порицать пиршественный
замысел паломника, который это и заметил. Но когда настало время нарушить
эту молчаливость, как он решил это раньше, он встал, пока другие еще кушали
плоды, и сказал: "Ничего недостает этому пиру, чтобы сделать его веселым,
кроме Тедальдо, которого, так как вы его не" узнали, хотя он непрестанно
среди вас, я хочу вам показать". И, сбросив с себя рясу и весь монашеский
убор, он остался в одной шелковой зеленой куртке. Все смотрели на него не
без величайшего изумления и долго приглядывались, прежде чем кто-нибудь
решился поверить, что это был он. Заметив это, Тедальдо начал рассказывать
многое об их родне, о происшествиях, между ними бывших, и своих собственных
приключениях. Тогда его братья и другие мужчины, обливаясь слезами радости,
побежали его целовать, а потом то же сделали и дамы, как посторонние, так и
родственницы, кроме мадонны Эрмеллины. Видя это, Альдобрандино сказал: "Что
это такое, Эрмеллина? Почему ты не приветствуешь Тедальдо, как другие дамы?"
На что дама ответила при всех: "Здесь нет никого, кто бы охотнее желал или
желает оказать ему приветствие, чем я, обязанная ему более всякого другого,
если подумать, что благодаря его помощи ты мне возвращен; но несчастные
речи, сказанные во дни, когда мы оплакивали того, кого принимали за
Тедальдо, удерживают меня от этого". На это Альдобрандино сказал: "Убирайся
с ними, неужели ты думаешь, что я верю тем, кто лает? Стараясь о моем
спасении, он хорошо показал, что это была ложь, не говоря уже о том, что я
никогда тому не верил, встань же скорее и пойди обними его". Дама, не
желавшая ничего другого, не замедлила повиноваться в этом своему мужу;
поэтому, встав, она поцеловала Тедальдо, как то сделали другие, и
приветствовала его. Это великодушие Альдобрандино понравилось братьям
Тедальдо, так же как всем мужчинам и женщинам, бывшим там, и всякая
ржавчинка, которая могла зародиться в умах некоторых от ходивших когда-то
слухов, таким образом сгладилась.
Когда каждый выразил свою радость Тедальдо, он сам сорвал с братьев
черные одежды и темные с сестер и своячениц и приказал, чтобы им принесли
сюда другие одежды. Когда они переоделись, много было там песен и плясок и
других забав, почему пир, бывший вначале молчаливым, имел шумный конец. В
великом веселии все они, как были, пошли в дом Тедальдо, где ужинали
вечером, и много еще дней после того они таким же образом продолжали
празднество.
Флорентийцы долгое время смотрели на Тедальдо как на воскресшего
человека и как на чудо, и у многих людей, даже у его братьев, осталось в уме
слабое сомнение, он ли это, или нет; они еще не вполне верили этому и, может
быть, еще долго не уверились бы, если бы не один случай, который им ясно
доказал, кто был убитый. И этот случай был такой однажды, когда солдаты из
Луниджианы проходили перед их домом, они, увидев Тедальдо, пошли к нему
навстречу, говоря: "Здравствуй, Фациоло!" На что Тедальдо, при братьях,
отвечал: "Вы приняли меня за другого". Те, услышав его речь, смутились и
попросили у него извинения, говоря: "Действительно, вы похожи, больше чем
можно себе представить одного человека похожим на другого, на одного нашего
товарища, по имени Фациоло из Понтремоли, который две недели тому назад, или
немного более, отправился сюда, и мы никогда не могли узнать, что с ним
сталось. Правда, нас удивило ваше платье, потому что он был солдат, как и
мы". Старший брат Тедальдо, услышав это, подошел и спросил: как был одет
этот Фациоло? Те рассказали, и оказалось, что тот убитый одет был именно
так, как они говорили. Таким образом, по этим и другим приметам, узнали, что
убитый был Фациоло, а не Тедальдо, вследствие чего исчезло подозрение к нему
братьев и всех других. А Тедальдо, вернувшись богачом, оставался постоянным
в своей привязанности, и так как его дама более с ним не ссорилась, то они,
осторожно ведя дело, долгое время наслаждались своей любовью. Господь да
способит нас насладиться нашей.
НОВЕЛЛА ВОСЬМАЯ
Ферондо, отведав некоего порошка, похоронен за мертвого; извлеченный из
могилы аббатом, который забавляется с его женою, он посажен в тюрьму и его
уверяют, что он в чистилище, воскреснув, он воспитывает сына, рожденного от
аббата ею женою.
Когда пришла к концу новелла Емилии, не только не надоевшая своей
продолжительностью, но и показавшаяся всем рассказанной слишком кратко,
ввиду количества и разнообразия сообщенных в ней происшествий, королева,
одним знаком дав понять Лауретте свое желание, дала ей повод начать таким
образом: - дорогие дамы, мне припоминается для рассказа действительное
происшествие, гораздо более похожее на выдумку, чем то было на самом деле; а
пришло оно мне на память, когда я услышала, как один был похоронен и оплакан
за другого. Я же расскажу, как один живой был погребен за мертвого, как
затем он сам и многие другие сочли его не за живого, а за воскресшего,
вышедшего из могилы, а тот был почтен за святого, кому как виновному,
следовало бы быть осужденным.
Итак, было и еще существует в Тоскане аббатство, лежавшее, как мы видим
и многие другие, в местности, не слишком посещаемой людьми, куда поставлен
был аббатом монах, во всех отношениях человек святейший, только не в
отношении женщин; и умел он это делать так осторожно, что почти никто, не то
что о том не знал, но и не подозревал, почему его считали святым и во всех
отношениях строгим. Случилось аббату близко сойтись с одним богатейшим
крестьянином, по имени Ферондо, человеком грубым и безмерно простым, и ничем
иным это знакомство не нравилось аббату, как тем, что он иногда потешался
над его простотою. Во время этого знакомства аббат приметил, что у Ферондо
красавица жена, в которую он так горячо влюбился, что о другом не думал ни
днем, ни ночью; но услышав, что Ферондо был во всем остальном простаком и
дураком, но в любви к своей жене и в ее охране был очень рассудителен, он
пришел почти в отчаяние. Тем не менее, как человек умный, он довел Ферондо
до того, что тот с своей женою приходил иногда поразвлечься в сад аббата, и
здесь аббат самым скромным образом говорил им о блаженстве вечной жизни и о
святых делах многих древних мужей и жен, так что у жены явилось желание у
него исповедаться, и она попросила на то позволения у Ферондо и получила
его.
Итак, придя на исповедь к аббату, к великому его удовольствию, и сев у
ног его, прежде чем перейти к другому, она начала так: "Отче, если бы
господь даровал мне настоящего мужа или не даровал вовсе, мне, быть может,
было бы легко, при помощи ваших наставлений, вступить на путь, ведущий, как
вы сказали, к вечной жизни; но я, когда подумаю, что такое Ферондо и какова
его глупость, могу сказать о себе, что хотя я и замужем, но вдова,
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |