Матиуш на необитаемом острове 5 страница

На корабле уже были расставлены столы. На них стояли вино, коньяк, наливки, ликеры. Блюда полные всяких яств, корзины с фруктами.

Сажают Матиуша на почетное место. Наполняют бокалы.

— За здоровье Матиуша!

Оркестр играет гимн. Все пьют, едят, и Матиуш тоже. Только выпьет вина, ему сейчас же наливают снова.

— Да здравствует Матиуш Первый!

— Да здравствует Матиуш Великий!

Целуются с ним, просят называть их по имени.

У Матиуша кружится голова, но ему ужасно весело. Он поет и пляшет вместе со всеми.

— Сам скажи, дорогой Матиуш, разве не лучше дружить с белыми королями? Вот отдохнешь на необитаемом острове, вернешься к себе, будешь жить, как все короли — весело и беззаботно. Раньше короли воевали, потому что им было скучно сидеть в своих замках, окруженных стенами. А теперь у нас развлечений вдоволь. Выпьем за вечную дружбу!

Выпили.

— Выпьем за реформы.

Выпили.

— Выпьем за права детей.

Еще выпили.

Но не было среди них ни Пакса, ни грустного короля, — они остались в зале заседаний, писать протокол. Там же остался и молодой король, который все время спорил и не желал ни с чем соглашаться.

— Я так не желаю! — кричит молодой король. — Пусть будет, как решил Матиуш.

Видя, что к соглашению они не придут, каждый написал протокол по-своему.

— Пусть Матиуш решит сам, какой протокол он подпишет.

Ладно. Сели в лодку, едут на корабль, а там все пьяные, и Матиуш тоже. Ни с кем невозможно договориться.

Схватили их короли, обнимают, целуют, благодарят за то, что написали протокол. То поют, то начинают плакать, жаловаться, что их чуть не съели дикари, то упрекают грустного короля, что не хочет с ними пить, пренебрегает ими. Вырвали у молодого короля протокол, подписали, решили: все именно так, и все хорошо. Потом подписали протокол грустного короля: и тут все хорошо.

— Стоит ли спорить по пустякам? Даже лучше, если короли напутают! Хоть будет потом у министров занятие, все поправить и привести в порядок.

Да здравствует протокол! Да здравствует лорд Пакс, который довел совещание до конца! Да здравствует молодой король! Да здравствует грустный король! Возлюбим друг друга! Да здравствует Матиуш Реформатор!

15

Теперь мой рассказ будет совершенно иным, потому что с этой минуты, когда Матиуш высадился на необитаемом острове, все изменилось. До этого было одно, а теперь совершенно другое. Как будто и сам Матиуш другой, как будто ему все это снится или приснилось то, что было раньше, и теперь он проснулся. Матиуш был удивлен. Удивлен, что все так быстро изменилось.

Ничто его больше не касалось — ни трон, ни негры, ни дети. Пусть делают, что хотят. Тот, прежний Матиуш, который вел войну, выигрывал и проигрывал битвы, сидел в тюрьме, убегал из тюрьмы, скитался, снова убегал, — это как будто кто-то другой, о ком Матиуш слышал, может быть, даже знал его. Только очень давно.

Сидит Матиуш у моря, бросает в воду камешки. Вода такого красивого цвета. Так тихо и хорошо. Никого Матиуш не боится, ни от кого не прячется, ни с кем не разговаривает, не думает о том, что будет завтра.

«А может быть, действительно все только снилось?»

Нет, это было, только очень давно.

И опять не так: было, и совсем недавно. Но это ничего не меняло. Матиуш стал другим. И странно, что до этой перемены даже не думал, что может так измениться. Который же из них настоящий Матиуш? Гордый король-Реформатор или тихий и задумчивый добровольный изгнанник с необитаемого острова, Матиуш-философ?

Матиуш стал философом, то есть человеком, который обо всем думает и ничего не делает. Но философ не бездельник, — мышление это тоже работа, даже очень трудная работа. Обыкновенный человек видит лягушку, но это не останавливает его внимания. А философ размышляет: «Для чего Бог создал лягушку? Ведь быть лягушкой так неприятно».

Обыкновенный человек, если его кто-нибудь заденет или надоест ему, — начинает злиться, дерется или обороняется, а философ думает: «Почему этот человек такой задиристый и любит приставать?»

Обыкновенный человек, если видит, что у кого-то есть что-нибудь хорошее, — или завидует, или старается приобрести то же самое, а философ думает: «А может быть так, чтобы каждый имел все, что хочет?»

Вот таким стал Матиуш.

Сидит Матиуш у моря, бросает камешки, как будто ничего не делает, но голова его работает.

«Что происходит в голове, когда человек думает? Почему человек спит? Как это так — засыпаешь и никак не можешь узнать, когда засыпаешь? И что такое сновидение? Как человек умирает? Почему человек растет и становится старым?

И дерево живет. Дерево тоже растет, стареет, болеет. Бедное дерево, не может сказать, что ему больно.

А море тоже живет? Пожалуй, нет. Но в море рыбы. И опять вопрос: человек не может дышать и умирает в воде, а рыба задыхается и умирает на суше.

Когда не было самолетов, летали только птицы. Не странно ли, муха могла летать, а человек — нет. И выходит, что муха умнее человека. Да вот и теперь — муха ходит по потолку, по стене, по раме, а человек сразу бы упал и разбился.

Интересно, канарейка поет словами или нет? А другие канарейки понимают, что она поет?»

Столько разных вопросов возникает в голове Матиуша, но он старается сам ответить на них. И получается так, как будто Матиуш и ученик, и учитель одновременно. И так даже лучше. Когда раньше он спрашивал о чем-нибудь иностранца-воспитателя или капитана, они как будто бы ему объясняли, но не так хорошо, как теперь он объяснял себе сам. Теперь он стал понимать, потому что, спрашивая себя, он долго размышляет над ответом.

Вообще у Матиуша такое чувство, как будто он не один. Будь он один, ему было бы скучно, а он совсем не скучает. Разговаривает с самим собою, как будто беседуют несколько человек. Ведь что значит мыслить?

«Наверно, у каждого человека в голове имеется много маленьких человечков, и каждый что-то новое знает и что-то новое говорит. Иногда они спорят, иногда один другого поправляет или советует. Например, вдруг ты вспоминаешь что-то, о чем давно забыл. Видимо, человечек в голове спал, а тут проснулся, и говорит. Странно они живут. И очень маленькие. Хотя муравьи тоже маленькие, а какие умные.

А может быть, это не человечки, а такие машинки, пружинки или что-то вроде фонографа или магнитофона? Нет, это было бы хуже, ведь машинки сделаны из железа, их люди делают на фабриках. А это человечки.

В крови тоже есть такие малюсенькие существа, которые можно увидеть только через увеличительное стекло. И в воде есть червячки, которых простым глазом не увидишь. Может быть, люди не изобрели еще таких стекол, через которые можно тех малюсеньких человечков увидеть?

Может быть, они есть и в сердце? Люди думают, что это кровь в сердце стучит, а это человечки там летают. Может быть, у них даже есть крылья? И когда в сердце больше грустных человечков, делается грустно, а когда больше веселых, делается весело?

Тогда можно понять, почему один раз человек поступает умно, а другой глупо. Может быть даже, у одних человечков крылья, и это ангелочки, а у других — рога, и это чертики».

Думает Матиуш то так, то иначе, старается, чтобы всё сошлось. Точно ничего не знает — так же, как и настоящий философ, который тоже много думает, а ничего точно не знает. Но самое важное, чтобы всё сошлось.

«Вот, например, молитва. Что это такое? Как Бог может знать, о чем думают люди? Значит, есть один маленький человечек в каждом человеке, может быть, он и есть то самое, что называется душой или совестью. Тому человечку легко все знать — ведь он внутри человека — у него крылышки, и, когда человек спит, он выходит, например, через ухо, совершенно как пчела из улья, и летит, и все Богу рассказывает. Господь Бог сидит на троне, а маленькие пчелки, те человечки, ждут аудиенции. А люди спят, ничего не знают. А когда человек молится, то сам по собственной воле посылает своего человечка — эту совесть, или душу — и он даже за один день может слетать к Богу».

Иногда Матиушу кажется, что в его голове как будто идет война или какие-то бунты. Одни человечки говорят так, другие иначе. Наверно, в голове есть и войско, и министры. И самая важная мысль, как пчелиная матка. И человечки могут перелетать из одной головы в другую. И у Матиуша в его голове есть пчелки-мысли из головы министров, лорда Пакса, Бум-Друма, и даже из головы отца, мамы, бабки и прадеда.

Сидит Матиуш у моря, бросает в воду камешки и думает. В голове говорят маленькие пчелки, Матиуш слушает. И кажется, будто он на уроке. Только учителей у него тысяча, даже миллион, и никто друг другу не мешает, все говорят по очереди, а слово берет всегда тот, который сейчас всех нужнее.

Встает Матиуш, идет в лес, там есть муравейник. Садится на пень, смотрит на муравьев. На муравейник так же приятно смотреть, как на море. Матиуш бросает кусочек листика или коры, смотрит, как муравьи его тащат, такие крохотные. Возьмет осторожно муравья, положит на руку, смотрит, как он кружится, хочет убежать. А Матиуш каждый раз ему палец подставляет. Муравей думает, что это высокая гора. Думает, что уже прошел десять километров, а это все еще рука Матиуша. Муравей ножками перебирает, бежит, а ножки, как ниточки.

А то вынесет Матиуш клетку с канарейкой, повесит на сучок, откроет дверцу и наблюдает, что будет. Но канарейки необитаемого острова, свободные птицы, — не понимают канарейку из клетки. И не любят ее. Когда Матиуш выпустил канарейку, те начали с ней ссориться, а потом стали ее клевать и заклевали бы, если бы Матиуш ее не защитил. Матиуш не видит между ними разницы — и то птицы, и это птица. Его канарейка желтая, и те канарейки желтые. И одинаково чирикают. Однако должна же быть разница, если они ее отличают. И не любят. Канарейка Матиуша боится свободных птиц. Перепрыгнет с жердочки на жердочку, зачирикает. Те послушают и что-то ответят. Канарейка из клетки сядет у открытой дверцы, повертит головкой и чирикнет, как будто сама с собой советуется, что делать. То наклонится вперед, чтобы вылететь, то снова возвращается. Или вылетит, посидит немного, но видно, что ей не по себе. Такая взбудораженная, поправляет крылышки, головкой крутит… А местные канарейки что-то ей говорят. Не знает Матиуш, ссорятся они или только спрашивают, кто она и откуда. Но Матиушу кажется, что он начинает кое-что понимать, — они ей завидуют, что у нее золотая клетка, но смеются над ней, потому что она разучилась летать!

«Привыкнет, — думает Матиуш. — Моя канарейка может многому их научить».

Но лесные канарейки знают много такого, чего не знает его канарейка.

Как все странно, но очень интересно.

Как будто бы Матиуш ничего не делает, а в то же время очень занят, и нет у него ни одной свободной минуты. И когда наступает вечер, Матиушу жаль ложиться спать. Сидит он перед домиком и смотрит на звезды. Точно в первый раз их видит. Кажется, звезды такие же огромные шары, как наша земля. Интересно, там тоже есть люди, пчелы, мушки, муравьи? А человек такой крошечный в сравнении с огромным морем и звездами, которые невозможно сосчитать!

Матиуш пробовал сосчитать звезды, но так и не смог.

16

Остров Матиуша делился на две части — западная часть была слегка гористая, три небольших холма, полянка у самого моря, а с левой стороны гора, скалистая и довольно высокая. У ее подножья залив. Остров здесь узкий и порос лесом. В этом месте в море впадает река, текущая с восточной части острова, значительно более широкой и покрытой густой чащей. Там укрылись остатки туземцев, убежавших от эпидемии. На поляне здание опустевшей школы занимает Матиуш и полковник Дормеско. Стража живет в бывшем домике купца. Дормеско за прежние заслуги помиловали, тем более, что дело о побеге знатного пленника закончилось благополучно.

Невдалеке от острова, на скале, возвышался маяк, который сейчас не горел, так как был испорчен.

Раз в неделю корабль привозил почту и все необходимое. Писем было немного, газет Матиуш не читал: не имел ни желания, ни времени.

Зачем ему новые известия, когда есть столько старых, которые нужно основательно обдумать? Матиуш начинает новую, совсем другую жизнь; но чтобы было все действительно хорошо, он должен хорошенько вспомнить, что было перед этим, тогда, когда он был королем-Реформатором. В улье его головы нет порядка. Человечки говорят и делают, что им вздумается, ложатся спать, когда хотят, вылетают из головы и возвращаются, когда хотят. Ведут войны и даже не говорят Матиушу, из-за чего ссорятся и дерутся. И получается, что чем больше Матиуша мучают мысли, тем меньше он знает и понимает.

— Ну хорошо: не хочу быть королем. Но кем хочу быть? Ведь нельзя же всю жизнь бросать в море камешки и смотреть на муравьев?

Ну хорошо: в тюрьме я ходил по тюремному двору и считал шаги, А теперь считаю звезды и камешки, которые бросаю в море. Но тогда я был пленником и хотел убежать/ А теперь?

И теперь Матиушу как будто тоже хотелось убежать, но не с необитаемого острова, а как-то иначе. Но куда и зачем?

Матиуш не знает, потому что в голове у него беспорядок: то веселые человечки начинают хозяйничать, как хотят, и Матиуш радуется, сам не знает почему. То снова грустные человечки берут верх, и Матиуш вспоминает, что он сирота, как будто он только теперь об этом узнал. На глаза навертываются слезы. То он чем-то встревожен, словно ждет, что должно случиться что-то очень плохое.

И все делается само собой, так, что Матиуш не может сказать:

— Я так хочу.

Матиуш любит купаться в море. Но иногда остановится на берегу, уже начав раздеваться, и вдруг — передумает. Почему? Ветер, или вода холодная? Нет, солнце светит так же, как вчера. Только Матиуш другой.

Любит Матиуш грести. Сядет в лодку и начнет грести, быстро, быстро, и чем больше болят у него руки, тем ему приятней. А иной раз посмотрит на лодку и удивляется, что вчера плыл на ней с таким удовольствием. Если бы плыть и знать, что там тебя что-то ждет, стоило себя мучить. Но так повертеться по кругу и вернуться на то же самое место — смешно и глупо.

Любит Матиуш ловить рыбу, А тут вдруг жаль ему стало пойманной рыбы. Пусть бы плавала в море. Зачем он ее обманул? А если бы рыба поймала Матиуша на крючок и утащила в море?

Бывают минуты, когда Матиуш не на шутку сердится.

Был королем, управлял целой страной, и все должны были ему повиноваться. А теперь даже себе не может приказать, так как взбунтовавшиеся человечки, или пчелы, или муравьи, не хотят его слушать и делают, что им захочется.

Или себе приказывать труднее, чем другим?

Как приказать этим маленьким человечкам? Ведь не прилепишь приказ себе на лоб. Да и как приказать, когда он даже не знает наверно, существуют ли они, как выглядят, есть ли у них глаза и уши?

Маленькие человечки в голове Матиуша разные: одни уже старые, как церемониймейстер, и много помнят, рассказывают, что было раньше. Другие — как бы служба напоминания, подсказывают Матиушу, что надо одеться, умыться, съесть завтрак, выкупаться, пойти в лес, отвязать лодку. С этими нет никаких хлопот, тут полный порядок. Когда он был королем, он делал то, что ему говорили именно эти человечки.

Но есть другие, молодые, своевольные, дерзкие, носятся, летают, делают, что хотят, очень беспокойные, невозможно с ними справиться. И тут нужна сильная воля. Тут нужна гимнастика, дисциплина, они могут быть хорошими или плохими. Такой, например, Фелек. Он был неплохой мальчик, а сколько делал плохого: брал взятки, воровал, обманывал. Может быть, и мальчики из приюта неплохие, только их человечки шаловливые и непослушные.

Сильная воля это как военный министр. Жаль, что Матиуш точно не знает, что делает военный министр. Но у него имеются генералы, полковники — и в армии порядок. Матиуш должен построить в своей голове сильные крепости, чтобы, как только он что-нибудь себе прикажет, все мысли его слушались.

Но что он им прикажет?

Не знает Матиуш, что приказать непослушным мыслям.

А не знает потому, что мало умеет, мало знает.

И Матиуш написал грустному королю, чтобы он прислал ему побольше книг.

Матиуш должен прочитать все книги на свете. Матиуш положил на стол часы и смотрит, быстро ли он читает, может ли в день прочитать одну книгу. Ведь в году 365 дней. Значит, Матиуш за год может прочитать 365 книг.

За два года семьсот тридцать.

За три года тысячу девяносто пять.

За четыре года тысячу четыреста шестьдесят.

Мало. Сколько на свете имеется всяких книг!

Вздохнул Матиуш: ужасно много у него работы.

Все грустные человечки бросились на Матиуша, начали говорить, что все это напрасно, что Матиуш ничего не знает, ничего не умеет, что он слишком много времени потратил на глупости вместо того, чтобы учиться, что Матиуш растерял наследство отца, что из-за него столько людей погибло, что Стефан Мудрый, Юлиан Добродетельный, Павел Победитель, Анна Благочестивая — всем за него стыдно, потому что он всех их опозорил.

Сидит Матиуш над листом бумаги, на котором сделал умножение, и так огорчен, жалеет даже, что просил прислать книги.

И вдруг, как ударит кулаком по столу да как крикнет:

— Прочь!

Так, что даже канарейка от испуга затрепетала в клетке.

Прочь, унылые мысли. Он не знает, как они выглядят, и ему все равно, похожи ли они на пчел или на муравьев, и есть ли у них крылья, глаза и уши. Они должны слушаться его, и баста! Он, Матиуш, господин своих мыслей, он должен иметь сильную волю и приказывать. И должно быть так, как он хочет.

Вот назло Матиуш будет веселым. Три дня не купался, не катался на лодке, слонялся из угла в угол. Разве это дело? Ни минуты отсрочки — марш на море, живо!

И трусливые человечки разлетелись на все четыре стороны, а Матиуш, веселый, довольный, бежит к морю, купается, плывет вдвое дальше, чем обычно. Садится в лодку, плывет далеко, почти до самого маяка. Он силен, весел и здоров, знает, чего он хочет и к чему стремится. Он начнет читать и будет все знать.

Прекраснейшая вещь — книга. Все, что люди придумали самого умного, написано в книгах. Иногда человек всю жизнь, сто лет думал и потом написал. А Матиуш в один час прочитает и это узнает. Человек давно умер, а мысли его продолжают жить в книге. Книга как будто говорит, как будто советует. Зачем мучиться самому, когда можно найти в книгах сто учителей и советчиков?

Матиуш не король, потому что сам этого не хочет, но через год он, может быть, снова захочет. Он должен приготовиться, должен уметь и знать. Он узнает города своего государства, все законы и параграфы, узнает жизнь королей, ученых. Он прочитает книги о звездах, он будет знать не только то, что знают дети, но и взрослые.

Взобрался Матиуш на вершину скалы, сердце его громко билось, он смотрел вдаль, на море, дышал глубоко и чувствовал себя счастливым.

А по возвращении домой записал в дневнике:

Воспитывать волю — значит делать то, чего не хочется делать. Король должен уметь себе приказывать…

17

Матиуш начал вести дневник. На обложке нарисовал домик, пальму, вдали гору и море, много орлов и закат солнца. Внизу написал: Мой дневник на необитаемом острове Белого Дьявола. О чем я думал и что делал.

На первой странице опять рисунок, но неудачный, потому что Матиуш торопился. А под ним написано семь книг, которые Матиуш хотел бы прочитать:

1. Книгу, в которой описаны все науки, чтобы можно было выбрать самую нужную и интересную науку и уже с этого начать.

2. Книгу о королях, но не их историю, а какие они были, когда им было лет десять-двенадцать.

3. Книгу о великих изобретателях, путешественниках и разбойниках, когда они были маленькими.

4. Книгу сказок черных и желтых детей.

5. Книгу, только очень толстую, о пчелах и муравьях, и о животных.

6. Книгу про разных людей: про хороших и плохих, лентяев и трудолюбивых, веселых и грустных, злых и добрых, таких, которые надоедают и не дают покоя, и можно ли их исправить, чтобы не дрались, не ссорились, не приставали.

7. Книгу, где записаны умные законы, которые можно оставить, и глупые, которые надо отменить.

Я хотел бы также прочитать книгу, как дрессируют диких зверей: львов, тигров и т. д.

Я сегодня думал, что вода может быть водой, но если ее нагреть, она становится паром, а если охладить — льдом. И неизвестно, чем она является на самом деле: паром, водой или льдом.

Может быть, так же и с человеком, он тоже бывает разным.

Сегодня был в лесу. Хотел обойти весь остров, но слишком далеко. Причалил с той стороны. Мне показалось, что я видел черного человека. Но может быть, это была обезьяна. Он что-то крикнул и убежал.

Мне кажется, что даже герой иногда пугается. Есть ли на свете человек, который никогда, ну, просто никогда, ни разу ничего не испугался?

Сегодня день моего рождения. Грустный король прислал поздравление и подзорную трубу. Смотрел в подзорную трубу на луну. Видел на луне горы. Но лесов нет.

Я не знаю, сколько мне исполнилось лет, одиннадцать или двенадцать? Пробовал думать, какой я буду взрослый. Знаю, что расту, но не могу поверить, что буду большим и старым. Всё так странно.

На море была большая буря. Мне очень хотелось взять лодку и попробовать, смогу ли я грести. Но Валенты не разрешил. Я бы и сам не поехал, но очень хотелось. Но и на горе было прекрасно. Молнии и такой треск, такой гром! Кажется, собираются исправить маяк, потому что, если бы сегодня шел корабль, маяк ему был бы просто необходим.

Люблю ли я родителей? Можно ли любить умерших?

Почему я сирота? У стольких детей есть родители, а у меня нет.

Если бы отец был жив, все было бы иначе. А маму я почти не помню. Фотография ее очень потерлась, но я не огорчаюсь. Даже лучше. Потому что, раз мама умерла, ее фотография тоже должна быть немного потертая.

Из стражи больше всего мне нравится Валенты. Сам никогда не говорит, но, если его спросишь, так обстоятельно всегда отвечает. И отлично объясняет сны. Мне приснился аэроплан, и он сказал, что мне будет грозить опасность. Я поскользнулся и чуть не упал со скалы. Так приятно сидеть на камне над самой пропастью. Валенты умеет делать сети. Сеть хороша тем, что рыб не ранит. Можно опять пустить их в воду. Они так радуются. А думали, что уже нет спасенья.

Валенты учит меня играть на скрипке. Скорее бы научиться хоть немного! Усядусь на своем камне и буду играть.

Раньше люди зажигали лучину как у Бум-Друма. Потом появились свечи, потом керосиновые лампы, потом газ, а теперь электричество. Может быть, придумают еще что-нибудь?

Как делаются открытия? Может быть, по книгам?

Опять долго думал, как приходят мысли. Может быть, в голове нет человечков, но не все ли равно? Может быть, это еще и лучше. Хотелось бы увидеть. Вчера я почувствовал, что засыпаю, хотел проследить, но заснул и опять ничего не узнал. Спросить бы у Валенты, но стыдно.

Взрослые не стыдятся, а дети очень стыдятся. Может быть, потому, что над ними часто смеются?

Если бы не надолго, на один день, на один только день, на три часа, поехать в столицу и посмотреть! Немножко походить по площади, по парку, по городу. Пошел бы на кладбище, на могилы родителей.

Здесь теплее, и небо такое синее. Но когда оно закрыто тучами, мне приятнее. Потому что похоже на мое родное небо. И пальмы красивые, но мои деревья какие-то были знакомые, а пальмы чужие.

Самая большая моя ошибка, что я был гордый.

Может ли король любить весь народ или только хочет, чтобы его хвалили, и потому добрый?

Можно ли любить тех, кого не знаешь? Я хотел, чтобы детям было хорошо, но хотел, чтобы они знали, что все это сделал король Матиуш-Реформатор.

Я огорчался, что я маленький, хотел показать, что маленький тоже может многое. Знал, что взрослые на меня злы, но должны слушаться.

Начал писать такую тетрадь: «Ошибки моего царствования».

И другую: «Разные планы, если бы я снова стал королем».

Дормеско сказал:

— Человек не должен думать, а только слушать приказы и точно каждый приказ выполнять. Если я даю приказ, я должен быть уверен, что он будет точно выполнен.

— Но король должен все понимать и думать, какие давать приказы, — ответил я.

— Король — другое дело, — согласился Дормеско.

Значит, взрослые тоже могут быть не очень умны?

Жду, жду, а почта не приходит. Видимо, что-то случилось.

Не писал целую неделю.

Приехал грустный король. Удивился, что я не читаю газет. Я сказал, что раньше читал, и что мне это дало? Он сказал, что я прав, что лучше читать книги.

Он очень добр ко мне, но я не понимаю то, что он мне говорит, поэтому мне с ним неприятно. Он сказал так:

— Раньше, мой Матиуш, ты что подумал, то и сделал. Теперь ты решил только думать и ничего больше. А у человека должны быть одни мысли для себя, а другие для людей.

Так что же получается, что человек должен лгать? Знаю, что не так, но не понимаю. Наверно, я еще маленький.

Опять давно не писал.

Читаю, уже немного играю на скрипке. Я хотел бы играть как грустный король, или хотя бы как Валенты.

С книгами все иначе, чем мне казалось. Когда читаю, то потом еще больше думаю. В книгах есть много, но не все, и в прочитанном нужно самому разобраться.

Скоро уже смогу доплыть до маяка. Видел там в подзорную трубу двух детей. Один совершенный малютка, наверно, еще говорить не умеет. А другой немного постарше, но тоже маленький.

Раньше я смотрел через решетку на Фелека и его игры. Железная решетка королевского парка отделяла меня от детей, и я был один. Теперь от детей меня отделяет море, и опять я один.

Мне снилось, что на стене висит какая-то картинка. И много людей на нее смотрят. Картинка плохая, я знаю какая, но не хочу писать. И потом где-то начали звонить, все побежали, и я побежал. Но смотрю, они от меня убегают. Боятся меня. Я остановился и остался один.

Валенты не знает, что это значит, он не смог объяснить этот сон.

18

Наконец Матиуш решил доплыть до маяка. Когда-то он учился писать, чтобы написать Фелеку письмо, теперь он все дальше и дальше заплывал в море, пока, наконец, не достиг цели.

Он привязал лодку и прямо пошел на маяк. Но по дороге встретил детей: мальчик вел за руку маленькую беловолосую девочку.

— Папа! — крикнула девочка и, протянув ручки, побежала к Матиушу. — Папа! Иди! Аля хорошая!

Она споткнулась о камень или корень, упала и громко заплакала.

Мальчик, должно быть, ее брат, помог ей подняться, поправил платьице. Но она вырвалась у него из рук, на щеках еще блестят слезы, а сама уже смеется, бежит к Матиушу и кричит: «Папа!»

Братишка остановился, ждет, что будет. И Матиуш остановился, не знает, что делать. Он так мечтал доплыть до этих детей, а теперь стоит в недоумении.

— Иди к дедушке! — кричала малышка. — Иди! Аля хорошая. Дедушка там. Иди, папа.

И теребит, тянет Матиуша. Страшно неприятно, когда надо что-то сказать, а что — неизвестно.

— Але, иди. Папа, иди. Але, Аля, папа — к дедушке.

И тянет, толкает обоих, лепечет, спешит и опять чуть не упала.

— Дедушка, дедушка, смотри — папа!

А смотритель маяка, прищурившись, улыбается, бороду гладит. Такой славный, похожий на доктора.

— Приветствую высокого гостя, — говорит он, снимая шапку. — Должно быть, король Матиуш хотел узнать, почему маяк не горит? Уже все в порядке, сегодня зажжем. Уж я бы давно приехал просить у вашего величества прощенья за такую тьму, да вот… с этим далеко не уедешь.

Матиуш только теперь заметил, что у старика нет одной руки.

— Другую руку отняло у меня море. Но море щедрое: за мою руку дало мне вот эту парочку.

И Матиуш узнал, что старый смотритель был в прошлом моряком, что во время кораблекрушения потерял руку. Тогда он устроился на маяк. Год назад, после шторма волна выбросила двух детей, едва их спас. А что самое удивительное, что мальчик не выпустил из рук девочку, хотя был без сознания.

— Мальчика я назвал Але, а девочку Аля. Кто они, чьи — не знаю, У негров, которые жили на острове, Але значило — сын моря, а Аля — дочь моря. Чужеземные какие-нибудь дети, должно быть, с севера, потому что южные языки я все немного знаю, а с мальчиком ни на каком говорить не мог.

Аля нетерпеливо вертится и смотрит, то на деда, то на Матиуша.

— Папа! — крикнула она, наконец, и начала смеяться.

— Вот видишь, глупышка, — сказал старик, — я говорил, что папа вернется. Вот он с тобой, твой папа.

— Это вовсе не папа, — сказал, нахмурившись, Але.

— Для тебя, может, не папа, а для Али папа.

— И для Али не папа. Это Матиуш.

Матиушу стало не по себе. Опять он не знал, что сказать, А старый моряк смотрит на детей и улыбается.

— После дороги надо перекусить, — сказал он.

И пригласил Матиуша в свое странное жилище. Матиуш пожалел, что ничего не привез для детей, и в тот первый раз был на маяке недолго.

Дата добавления: 2015-08-29