Глава 27
Занавески задернулись, и камеры смерти больше не было видно.
Рива обняла Уоллиса, тот — Риву, и они вместе обняли детей. Дверь открылась, и охранник быстро вывел их на улицу. Через две минуты после констатации смерти Донти Рива и ее окружение уже сидели в автобусе, который мчался к тюремным воротам. После их отъезда семью Драмм вывели через другую дверь и тоже посадили в автобус.
Робби и Кит задержались в комнате для свидетелей. Робби был бледен, а в глазах все еще стояли слезы. Хотя он казался полностью раздавленным, но в то же время выглядел так, будто искал, с кем бы затеять ссору.
— Довольны, что присутствовали? — с вызовом спросил он.
— Нет.
— Я тоже.
В офисе адвокатской конторы Флэка весть о казни восприняли без единого слова — все были слишком шокированы. Сотрудники собрались в конференц-зале и молча смотрели на экран телевизора, не в силах поверить, что чуда так и не произошло. Еще три часа назад они лихорадочно готовили петиции Бойетта и Гэмбла, все это казалось настоящим чудом, ниспосланным свыше в последнюю минуту во имя спасения невиновного. Однако ТУАС отклонил прошение в связи с заявлением Бойетта и буквально захлопнул перед ними дверь, не допустив подачи ходатайства по заявлению Гэмбла.
И вот теперь Донти не было в живых.
Сэмми Томас тихо плакала в углу. Карлос и Бонни продолжали с надеждой смотреть на экран, будто конец истории еще мог оказаться хорошим. Тревис Бойетт, сгорбившись, тер виски, а Фред Прайор не спускал с него глаз. Все с тревогой подумали, как случившееся воспримет Робби.
Неожиданно Бойетт поднялся:
— Я не понимаю! Как это могло произойти? Меня никто не послушал! А ведь я говорил правду!
— Ты опоздал, Бойетт, — резко возразил Карлос.
— Опоздал на девять лет, — добавила Сэмми. — Ты сидел и ждал целых девять лет, пока за твое преступление накажут другого, а потом вдруг появился за пять часов до казни и решил, что к тебе прислушаются!
Карлос подошел к Бойетту и обратился к нему, наставляя палец:
— Нам нужно было всего двадцать четыре часа, Бойетт. Появись ты вчера, мы бы успели найти тело. При наличии тела казни не было бы. Просто потому, что собирались казнить не того парня. Невинного человека засудили из-за тупости полицейских, а еще и потому, что ты струсил. Вина за смерть Донти лежит на тебе, Бойетт!
Бойетт побагровел и потянулся к палке, но Фред Прайор среагировал быстрее. Он перехватил руку Бойетта и, посмотрев на Карлоса, сказал:
— Давайте все успокоимся!
Зазвонил сотовый Сэмми. Она бросила взгляд на дисплей:
— Это Робби.
Карлос отвернулся, Бойетт сел на место, а Прайор остался стоять рядом с ним. Сэмми несколько минут молча слушала, а потом отложила телефон и, вытерев слезу, сказала:
— На этот раз в репортаже не соврали. Донти казнили. Робби сказал, что Донти держался очень мужественно, снова заявил о своей невиновности и сделал это очень убедительно. Робби уезжает из тюрьмы и вылетает обратно. Он обещал быть здесь около восьми и просил всех не расходиться и дождаться его. — Помолчав, она снова вытерла слезу.
К вечеру бойцы Национальной гвардии оцепили Сивитан-парк в части города, населенной белыми, и парк Вашингтона — там, где жили афроамериканцы. На протяжении второй половины дня толпа в Сивитан-парке продолжала расти, все больше распаляясь, и, услышав о казни Донти, двинулась на гвардейцев.
На солдат обрушились проклятия, насмешки и оскорбления, полетело несколько камней, но ситуацию удалось удержать под контролем. Наступала темнота, и сомнений, что волнения будут только нарастать, ни у кого не осталось. В парке Вашингтона толпу составляли люди постарше — в основном местные. Молодежь устремилась в другую часть города, где бушевали страсти.
Жители заперли все двери, мужчины с оружием в руках устроились перед своими домами, возле церквей выставили охрану.
А в десяти милях к югу от города вечеринка достигла апогея. Сообщение о казни было встречено радостными криками, и бокалы вновь наполнились. Пол Коффи произнес тост за Дрю Кербера, а тот, в свою очередь, за Пола Коффи. От замешательства, которое все испытали, увидев Бойетта по телевизору, не осталось и следа. По крайней мере сейчас.
Правосудие восторжествовало.
Начальник тюрьмы Джетер проводил Робби и Кита до выхода из тюрьмы и, пожав им руки, попрощался. Робби поблагодарил его за внимание и понимание. Пастор и сам не мог понять, хотел ли он поблагодарить его или, наоборот, отругать за разрешение присутствовать при казни — для него это оказалось настоящей пыткой, — но врожденная сдержанность и великодушие взяли верх. Выйдя из тюрьмы, они поняли причину шума, который до них доносился.
В трех кварталах справа выстроившиеся в ряд полицейские и бойцы Национальной гвардии сдерживали толпу заполнивших улицу студентов, с криками размахивавших самодельными плакатами и транспарантами. Движение перекрыли. Не сумев добраться до тюрьмы на машинах, студенты их просто бросили и присоединились к протестующим. Операция «Объезд» предусматривала полное блокирование тюрьмы людьми и машинами, и добиться задуманного удалось. Хотя попытка не допустить казни и не увенчалась успехом, студенты заставили услышать их мнение и показали свою организованность.
Аарон Рей, ждавший Робби и Кита на тротуаре, помахал им рукой.
— Мы придумали, как отсюда выбраться, — сообщил он. — Здесь сейчас начнется настоящий ад.
Они быстро заняли места в микроавтобусе, и водитель тут же тронулся с места, продвигаясь по боковым улочкам и объезжая машины и разъяренных студентов. Марта Хендлер пыталась поймать взгляд Робби, но тот отводил глаза.
— Мы можем поговорить? — спросила она.
Он отрицательно покачал головой, и Кит сделал то же самое. Оба закрыли глаза.
Похоронное бюро Хантсвилля получило заказ и прислало один из своих черных катафалков, который теперь ждал в тюремном дворе. Когда здание, где приговор привели в исполнение, покинули все свидетели и официальные лица, катафалк подъехал к нему, из него вытащили складную каталку, сразу отвезли ее в камеру смерти и поставили рядом с кроватью, на которой лежало бездыханное тело Донти, уже освобожденное от ремней. Трубки тоже убрали в соседнюю темную комнату, где готовивший смертельную инъекцию спец заполнял бумаги. На счет «три» четверо охранников сняли тело с кровати и, аккуратно переложив на каталку, снова стянули ремнями, но не так крепко, как тюремныеслужащие. Накинув сверху покрывало похоронного бюро, тело отвезли в катафалк. Через двадцать минут после казни Донти Драмм покинул территорию тюрьмы, и окольными путями, чтобы избежать толпы и телевизионных камер, катафалк двигался к зданию похоронного бюро.
Добравшись до места, катафалк остановился, и тело перенесли в служебное помещение, где находились мистер Губерт Лэмб и его сын Алвин — владельцы похоронного бюро «Лэмб и сын». Им предстояло приготовить тело Донти для захоронения на том же столе, где за пять лет до этого была проделана такая же процедура с телом Райли Драмма. Но Райли умер в пятьдесят пять лет, его иссушила болезнь, а кончина была предсказуемой.
Лэмбы, постоянно имевшие дело с трупами, считали, что удивить их уже ничем нельзя, однако при виде двадцатисемилетнего Донти они испытали настоящий шок. Перед ними лежал молодой и физически здоровый мужчина с застывшим на лице выражением покоя. Они знали его с детства. Как и другие жители города, отец и сын болели за него во время матчей и не сомневались, что его ждет долгая и блестящая карьера. Они обсуждали его арест и не поверили признанию, тем более что он вскоре от него отказался. В их части города не верили полиции вообще и в особенности детективу Керберу. Парня обманули и выбили из него признание, совсем как в старые времена. Лэмбы с возмущением следили за судебным процессом, на котором жюри из белых присяжных вынесло обвинительный приговор и Донти отправили за решетку, они ждали, что тело Николь вот-вот найдется, а может, объявится и она сама.
С помощью двух других служащих Губерт и Алвин осторожно переложили тело с каталки в красивый дубовый гроб, который Роберта выбрала в понедельник. Роберта внесла небольшой задаток — у нее была страховка на похороны, — и Лэмбы сразу пообещали вернуть деньги, если гроб все-таки не понадобится. Они искренне надеялись, что так и произойдет, и им не придется оказаться там, где они находились сейчас, не придется забирать тело, чтобы готовить его для тягостного прощания и захоронения.
Вчетвером они поместили гроб в катафалк, и в 19.02 Донти покинул Хантсвилль и направился домой.
Съемки для шоу Фордайса были устроены в маленьком «танцевальном зале» дешевого мотеля на окраине Хантсвилля. Риву и Уоллиса усадили на кресла и гримировали для съемок, пока Шон Фордайс в свойственной ему манере развивал бурную деятельность. Он только что прилетел с казни во Флориде и был ужасно доволен, что успел в Хантсвилль, поскольку дело Николь Ярбер приобрело огромный резонанс и стояло особняком. Пока шла напряженная работа по наладке звука и света, гримированию и уточнению сценария, Фордайс немного поболтал с Ривой и случайно узнал, что той ничего не известно о заявлении Тревиса Бойетта. Когда тот выступал по телевизору, она находилась в тюрьме и готовилась к предстоящей казни. Фордайс решил ничего ей пока не говорить.
Интервью сразу после казни было апогеем его передачи. Если успеть с вопросами сразу после того, как родственники жертвы наблюдали за уходом из жизни негодяя, лишившего жизни близкого им человека, можно услышать самые необычные ответы. Фордайс прикрикнул на техника, обругал оператора и громко объявил, что сейчас начинает. Ему еще раз припудрили лоб, и он моментально преобразился, глядя в камеру с грустной улыбкой человека, полного сострадания. Пошла запись, и Фордайс объяснил, где и почему находился, указал точное время и подошел к Риве:
— Рива, теперь все кончено. Расскажите нам, что вы видели.
Рива с бумажной салфеткой в каждой руке — с утра она уже использовала целую пачку — промокнула глаза и ответила:
— Я увидела его впервые за последние восемь лет — человека, который убил мою малышку. Я посмотрела ему в глаза, но он отвел взгляд. — Она говорила твердым голосом, полностью собой владея.
— Что он сказал?
— Он сказал, что ему жаль. И я это ценю.
Фордайс наклонился ближе и чуть нахмурился:
— Он сказал, что ему жаль, что он убил Николь?
— Что-то вроде этого, — ответила она, но Уоллис покачал головой и бросил взгляд на жену.
— Вы не согласны, мистер Пайк?
— Он сказал, что ему жаль, что так случилось, но он здесь ни при чем.
— Ты уверен? — Рива резко повернулась к мужу.
— Уверен.
— А я услышала другое!
— Расскажите нам о казни, о том, как он уходил из жизни, — умоляюще произнес Фордайс.
Рива, все еще возмущенная ремаркой мужа, покачала головой и вытерла нос салфеткой.
— Все прошло слишком легко. Он просто уснул. Когда открыли занавеску, он уже лежал привязанным к маленькой кровати и был совершенно спокоен. Потом он произнес своепоследнее слово и закрыл глаза. Никаких проявлений того, что ему уже сделали инъекцию, абсолютно ничего! Он просто уснул!
— А вы в это время думали о Николь, о том, какой ужасной была ее смерть?
— О Господи, конечно! Моя бедная малышка! Она так страдала! Просто ужасно… — Ее голос сорвался, и наехавшая камера взяла лицо крупным планом.
— Вы хотели, чтобы он страдал? — поинтересовался Фордайс.
Она решительно закивала, закрыв глаза.
— А что теперь, мистер Пайк? — спросил Фордайс Уоллиса. — Что теперь для вас изменилось? Что это значит для вашей семьи?
Уоллис задумался, и Рива сразу вмешалась, опередив его:
— То, что он мертв, что понес наказание, значит очень много! Думаю, теперь смогу ночью спать.
— Он настаивал на своей невиновности?
— О да! — ответила Рива, перестав плакать. — Те же отговорки, что мы слышали все эти годы! «Я невиновен!» Что ж, теперь его нет в живых, и этим все сказано!
— А вы когда-нибудь допускали мысль, что он действительно невиновен и Николь убил кто-то другой?
— Нет! Ни на секунду! Это чудовище само призналось!
Фордайс чуть ослабил натиск:
— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Тревис Бойетт?
— О ком? — На лице Ривы отразилось полное непонимание.
— Тревис Бойетт. Сегодня вечером, в полшестого, он выступил по телевизору в Слоуне и заявил, что убийца — он.
— Глупости!
— Вот его выступление, — сказал Фордайс, показывая на экран, висевший справа. Он подал знак, и на экране появился Бойетт. Звук был включен на полную громкость, и на съемочной площадке все замерли. Рива напряженно слушала, сначала хмурясь, а потом отрицательно качая головой. Какой-то сумасшедший! Она всегда знала, кто убийца! Но когда Бойетт вытащил кольцо и, показав перед камерой, сказал, что хранил его девять лет, Рива побледнела, ее лицо вытянулось, а плечи обмякли.
Хотя Шон Фордайс и был ярым сторонником смертной казни, как настоящий телевизионщик не мог позволить личным пристрастиям скрыть настоящую сенсацию. Казнь невинного человека наверняка нанесет серьезный удар по институту смертной казни, но Фордайса это ничуть не смущало. Он оказался в самом центре сенсационных событий — второй по рейтингу новости Си-эн-эн — и не собирался упускать такой потрясающий шанс.
И сейчас он не видел ничего страшного в том, чтобы напасть из засады даже на тех, кто всегда поддерживал его самого.
Бойетт исчез с экрана.
— Вы видели кольцо, Рива? — обрушился на нее Фордайс.
Женщина выглядела так, будто только что повстречалась с призраком. Однако она сумела взять себя в руки и вспомнила, что идет запись.
— Это кольцо Николь?
— Трудно сказать. Кто этот парень, откуда он взялся?
— Он — серийный насильник, которого много раз судили.
— Понятно. И кто ему поверит?
— А вы сами ему не верите, Рива?
— Конечно, нет! — Однако ее слезы высохли, и в словах уже не было прежней уверенности. Рива была сбита с толку и выглядела раздавленной. Увидев, что Фордайс собирается задать следующий вопрос, она сказала: — Шон, для нас это был очень трудный день. Мы уезжаем домой.
— Да, конечно, Рива. Один последний вопрос: вы видели казнь, как считаете, ее стоит показывать по телевизору?
Рива сдернула микрофон с жакета и поднялась с места:
— Пойдем, Уоллис. Я устала.
Интервью было закончено. Рива, Уоллис и двое детей с братом Ронни, выйдя из мотеля, сели в церковный автобус и отправились в Слоун.
В аэропорту Кит позвонил Дане и рассказал о последних событиях. Он уже потерял счет времени, плохо соображал, где находится и куда ехать дальше. Когда он сообщил, стараясь подбирать слова помягче, что присутствовал на казни, Дана на миг потеряла дар речи. Короткий разговор завершился ее вопросом, все ли с ним в порядке, и его ответом, что точно — нет.
Самолет поднялся в воздух в 19.05 и вскоре вошел в полосу плотной облачности, где его начало бросать из стороны в сторону, как старый грузовик на ухабах разбитой дороги.
— Средняя турбулентность, — как выразился пилот, когда они поднялись на борт.
Чтобы отвлечься от рева двигателей, ужасной болтанки и мелькавших в голове картинок из событий двух последних часов, пастор закрыл глаза и погрузился в спасительное оцепенение.
Робби тоже не шевелился и наклонился вперед, опираясь локтями о колени и уткнувшись подбородком в ладони. Он глубоко задумался, заново мучительно переживая случившееся. Марта Хендлер хотела сделать записи по свежим следам, но говорить ей было не с кем. Аарон Рей нервно поглядывал в иллюминатор, будто ожидая, что крыло вот-вот отвалится.
На высоте пять тысяч футов полет выровнялся, и в кабине стало потише. Робби выпрямился и улыбнулся Марте.
— Какие были его последние слова? — спросила она.
— Что он любит маму и что невиновен.
— И все?
— Этого достаточно. В Техасе есть официальный сайт, на котором размещаются тексты всех предсмертных выступлений. Завтра к обеду там появятся слова Донти. Он был замечательным! Перечислил по имени всех негодяев: Кербера, Коффи, судью Грейл, губернатора. Лучше и не скажешь!
— Так он ушел, продолжая сражаться?
— Он не мог сражаться, но остался сильным и непреклонным.
Машина была старым «бьюиком», который принадлежал пожилой вдове миссис Надин Снайдервайн и стоял возле ее скромного домика на площадке под дубом. Она ездила на этом автомобиле не чаще трех раз в неделю и понимала, что из-за ухудшавшегося зрения скоро вообще не сможет сесть за руль. Миссис Снайдервайн никогда не работала, у неебыло мало знакомых и никаких врагов. Ее машину выбрали, потому что она стояла на виду на тихой темной улице в квартале, заселенном одними белыми. Машина была не заперта, хотя это и не имело особого значения. Поджигатели открыли дверцу со стороны водителя, бросили в салон бутылку с зажигательной смесью и исчезли в темноте, не оставив никаких следов. Сосед заметил пламя и в 19.28 позвонил в службу спасения.
Если сначала кто-то и мог подумать, что в старом «бьюике» произошло самовозгорание из-за короткого замыкания в проводке, то уже в 19.36 эти сомнения исчезли: вспыхнула другая машина — на этот раз универсал «вольво», припаркованный на полпути между Сивитан-парком и зданием суда. Пять пожарных машин с сиренами помчались по улицам в сопровождении полицейского эскорта, расчищавшего дорогу. Их прибытие было встречено радостными криками толпы, которая с наступлением темноты только увеличилась. Однако никаких правонарушений кроме распития спиртных напитков слишком юной молодежью и хранения марихуаны зафиксировано не было. Пока. Конечно, общественный порядок был нарушен, но, учитывая висевшее в воздухе напряжение, полицейские не стали вторгаться на территорию парка и разгонять воинственно настроенных людей. Известие о казни Донти, выступление Тревиса Бойетта, оглушительный рев рэпа, доносившийся из мощных динамиков машин, наркотики и алкоголь только усложняли положение.
Полицейские наблюдали за происходящим и размышляли, что делать. К ним присоединились национальные гвардейцы. Любое неосторожное действие могло спровоцировать взрыв, тем более что у толпы, по сути, не было руководителя и никто не знал, чем может закончиться ночь. Каждые полчаса какой-нибудь идиот взрывал петарды и полицейские с гвардейцами замирали, пытаясь понять, не открылась ли стрельба. Пока дальше петард дело не заходило.
Третий звонок, поступивший в 19.40, оказался самым серьезным. Узнав подробности, шеф полиции даже засомневался, не стоит ли ему самому уехать из города. Как обычно по вечерам в четверг, стоянка машин дешевого «Салуна Большого Лу» на западе города была забита — многие начали заранее отмечать конец рабочей недели. Чтобы привлечь побольше клиентов, Лу продавал напитки со скидкой, что находило горячий отклик в сердцах посетителей. Машины, стоявшие на парковке, были в основном грузовыми пикапами марок «Форд» и «Шевроле». Поджигатели выбрали по одной машине, бросили в кабину по бутылке с зажигательной смесью и быстро исчезли в темноте. Одному из припозднившихся клиентов, подъехавших к салуну, показалось, что он заметил «пару подозрительных черных ребят», которые убегали со стоянки, низко пригнувшись. Он находился слишком далеко и не видел их лиц. Он даже не был уверен, что это были чернокожие.
Выскочив на улицу, клиенты увидели объятые огнем машины и бросились к своим. Началась неразбериха, все пытались как можно скорее отогнать автомобили подальше от огня. У многих пропало всякое желание продолжать веселье, и они поспешили домой, чтобы запереть двери и зарядить оружие. В каждом пикапе хранился как минимум один пистолет под сиденьем или в бардачке, и кое-кто сразу выставил дула охотничьих ружей в окна на дверцах.
Воевать с таким людьми было опасно. Если сжечь машину мужчины, он готов взяться за оружие.
Глава 28
Около восьми часов гости Коффи, наевшись и напившись, засобирались домой, тревожась, как там в городе. По всему Слоуну разъезжали съемочные группы телевизионщиков,снимая пожары. К окончанию вечеринки на озере их благополучно удалось потушить. Дождавшись, пока все разъедутся, Дрю Кербер открыл очередную бутылку пива и обратился к Полу Коффи:
— Надо поговорить.
Хотя никого из гостей уже не осталось, они прошли на самый край деревянного настила подальше от дома и, облокотившись на перила, стали смотреть на воду. Коффи тоже прихватил с собой бутылку пива.
Кербер, сплюнув, сделал глоток и поинтересовался:
— Этот парень Бойетт тебя не тревожит?
Коффи удивился или по крайней мере изобразил удивление.
— Нет, а тебя, похоже, тревожит.
Кербер снова приложился к бутылке и после долгой паузы продолжил:
— Я вырос в Дентоне, и там жила семья по фамилии Бойетт. Я дружил с Тедом Бойеттом, мы вместе заканчивали школу, а потом он завербовался в армию и исчез. Ходили слухи, что он попал в неприятности, но затем мне пришлось уехать и, в конце концов, я осел здесь. Сам знаешь, как бывает с друзьями детства, — их помнишь всю жизнь, а отношений не поддерживаешь. Так вот, в январе 1999 года — я помню месяц, потому что мы как раз посадили Донти за решетку, — я услышал в участке, как ребята со смехом рассказывали о поимке какого-то придурка в угнанной машине. Они проверили его и выяснили, что он трижды привлекался за сексуальные нападения. Насильник-рецидивист, успевший за свои тридцать с небольшим лет наследить в трех штатах. Ребята обсуждали, кому из извращенцев принадлежит рекорд, в смысле, кто из них успел отметиться в большем количестве штатов. Кто-то спросил, как имя придурка, и ему ответили, что это Т. Бойетт. Я промолчал, но подумал, что им может оказаться тот самый друг детства. Я проверилего досье и выяснил, что парня звали Тревис. Через пару дней его привели к судье, и я пошел на него взглянуть. Я не хотел попадаться ему на глаза, чтобы не смущать, если он все-таки окажется моим старым приятелем. Там было людно, и он меня не видел. Парня я не знал, но могу сказать одно: тогда в суде находился тот самый Тревис Бойетт, который сейчас объявился в городе. Я узнал его сразу, как только увидел на экране, — та же форма головы, та же татуировка слева на шее. Он был здесь, Пол, в Слоуне, когда исчезла девушка.
Коффи немного подумал.
— Ладно, допустим, он действительно был здесь. Но это не означает, что он не врет, когда говорит, что убил ее.
— А если не врет?
— Перестань!
— И все-таки! Ну а вдруг, Пол? Вдруг Бойетт говорит правду? Вдруг у него на самом деле кольцо Николь? Что, если он покажет, где тело? Что тогда, Пол? Скажи мне как юрист!
— Я не верю своим ушам!
— На нас могут подать в суд?
— За что?
— За убийство.
— Ты пьян, Кербер?
— Есть немного.
— Тогда оставайся на ночь у меня, не садись за руль. А почему ты не в городе с остальными полицейскими?
— Я детектив, а не патрульный. И я дорожу своей работой, Пол. Гипотетически, что может случиться, если Бойетт говорит правду?
Коффи допил пиво и выбросил бутылку в озеро. Потом закурил и выпустил длинную струю дыма.
— Ничего не случится. Мы защищены со всех сторон. Я контролирую большое жюри и потому решаю, кому и какое предъявлять обвинение. Еще не было случая, чтобы прокуроруили детективу предъявили обвинение в неудачном приговоре. Мы — часть системы, Кербер. На нас могут подать иск по гражданскому делу, но и это крайне маловероятно. К тому же мы застрахованы городом. Так что не дергайся! Мы неуязвимы!
— Меня могут уволить?
— Нет, потому что это плохо отразится и на тебе, и на городе. Но предложить досрочную отставку могут. Тогда город о тебе позаботится.
— Значит, все будет в порядке?
— Да, и давай на этом поставим точку. Договорились?
Кербер улыбнулся, сделал глубокий вдох и снова приложился к бутылке.
— Я спрашивал из чистого любопытства, — пояснил он. — Ничего больше. Я не волнуюсь.
— А то я уже начал сомневаться…
Они долго смотрели на воду, погрузившись в свои мысли. Но думали они об одном и том же. Наконец, Коффи поинтересовался:
— Бойетт попал к нам в тюрьму, находясь на условно-досрочном освобождении в другом штате, верно?
— Да. По-моему, в Оклахоме, а может, и в Арканзасе.
— Тогда как он исчез?
— Я не помню деталей, но выясню завтра с утра. Кажется, он внес залог и сбежал. Я не имел никакого отношения к его делу и, убедившись, что это другой Бойетт, сразу выкинул его из головы. Пока не увидел сегодня.
Они снова надолго замолчали, а потом заговорил Коффи:
— Не волнуйся, Кербер. Ты отлично тогда поработал, дело рассматривалось справедливым судом, а приговор утверждали все апелляционные суды. Да разве могло быть по-другому? Система сработала. Черт побери, Дрю, он сам признался в преступлении!
— Конечно, признался! Но я часто думал о том, как бы все повернулось, не будь этого признания.
— Тебя ведь оно не смущает?
— Нет! Я все делал по инструкции.
— Тогда успокойся! Послушай, Дрю, все уже позади. Сейчас слишком поздно в чем-то сомневаться. Парень едет домой в деревянном ящике.
Аэропорт Слоуна закрыли на ночь, и для посадки пилоту пришлось включить бортовые фары. Приземление прошло гладко, и самолет подрулил к небольшому терминалу. Едва лопасти пропеллера перестали вращаться, все поспешили выйти. Робби поблагодарил пилота и пообещал позвонить ему позже, а тот выразил соболезнования. Пока они добирались до фургона, Аарон успел поговорить с Карлосом и узнать последние новости.
— По всему городу пожары, — сказал он. — Поджигают машины. Карлос говорит, возле нашего офиса дежурят три бригады телевизионщиков. Они хотят поговорить с тобой, Робби, и еще с Бойеттом.
— А почему никто не подожжет их фургоны с оборудованием?
— Ты будешь с ними говорить?
— Не знаю. Пусть подождут. Чем занимается Бойетт?
— Смотрит телевизор. По словам Карлоса, он разозлился, что его не стали слушать, и не хочет больше общаться с прессой.
— Если я нападу на него с бейсбольной битой, не дай мне его убить, ладно?
— Не обещаю, — ответил Аарон.
Добравшись до города, все напряженно рассматривали следы прокатившихся волнений. Аарон держался боковых улочек, и вскоре они оказались перед зданием старого вокзала. Везде горел свет. Парковка была забита машинами, и там действительно стояли три фургона с передвижным телеоборудованием. Едва Робби выбрался из автомобиля, какего окружили репортеры. Он вежливо поинтересовался, откуда они и что им нужно. Одна съемочная группа была из Слоуна, другая из Далласа, а третья из Тайлера. Кроме них Робби встречали журналисты нескольких газет, в том числе далласских. Робби предложил им сделку: он проведет маленькую пресс-конференцию у входа в офис и ответит на вопросы, а потом они уедут и больше не вернутся. Он напомнил, что они находились на территории, являющейся его собственностью, и он вправе попросить их уехать. Журналисты согласились, и все остались довольны друг другом.
— Как насчет Тревиса Бойетта? — спросил один репортер.
— Я не отвечаю за мистера Бойетта, — ответил Робби. — Насколько мне известно, он все еще в здании и не хочет ни с кем общаться. Я поговорю с ним и узнаю о его дальнейших планах.
— Спасибо, мистер Флэк.
— Я вернусь к вам через тридцать минут, — пообещал Робби, поднимаясь по ступенькам. Кит, Аарон и Марта проследовали за ним. Когда они вошли в конференц-зал и увидели там Карлоса, Бонни, Сэмми Томас, Кристину Гинце, Фанту и Фреда Прайора, на всех нахлынула волна чувств. Все обнялись, не скрывая слез.
— Где Бойетт? — спросил Робби.
Фред Прайор молча указал на закрытую дверь в маленький кабинет.
— Хорошо, пусть там и остается! Давайте сядем за стол. Я расскажу, как все прошло, пока свежи воспоминания. Преподобный Шредер, возможно, захочет что-нибудь добавить, поскольку тоже там был. Он говорил с Донти и видел, как тот умирает.
Кит уже сидел на стуле возле стены, абсолютно без сил и совершенно опустошенный. Все с удивлением посмотрели на него, и он согласно кивнул.
Робби снял пиджак и ослабил галстук. Бонни принесла поднос с сандвичами и поставила на стол. Аарон и Марта взяли по одному, а пастор отказался — у него пропал аппетит.
— Донти держался очень мужественно, — начал Робби, — но до последнего мгновения ждал чуда. Думаю, что в таких ситуациях его ждут все без исключения.
Как учитель начальных классов на уроке литературы, Робби подробно рассказал о последнем часе жизни Донти, и когда он закончил, все снова утирали слезы.
Первые камни запустили подростки, державшиеся за спинами других, и еще какие-то неустановленные личности. Это случилось на Уолтер-стрит, где полицейские с солдатами держали линию обороны, выстроившись в цепочку. Одному копу камень разбил рот, и он упал под радостное улюлюканье толпы. Вид поверженного полицейского вдохновил толпу, и на блюстителей порядка обрушился новый град камней. Нараставшее напряжение в Сивитан-парке, наконец, нашло выход. Сержант полиции принял решение разогнать толпу и по мегафону приказал всем немедленно разойтись, пригрозив арестами. Это вызвало новую волну возмущения, в полицейских полетели камни и мусор. Толпа издевалась над копами и солдатами, осыпая их проклятиями и угрозами, и не собиралась подчиняться. Полицейские и солдаты в касках и со щитами образовали клин и медленно двинулись в парк.
Несколько подростков, в том числе и Трей Гловер — тейлбек, возглавивший марш протеста, — вышли вперед, протянув руки, — так они демонстрировали готовность к аресту. В шлем полицейского, одевавшего на Трея наручники, попал камень, и тот, выругавшись, бросил Трея и пустился в погоню за парнем, метнувшим этот снаряд. Немало участников митинга разбежались, но многие остались и оказали яростное сопротивление, отбиваясь всем, что попадалось под руку. Скамейки для запасных на одном из полей были сделаны из шлакоблоков, которые легко раскалывались, превращаясь в отличные метательные снаряды, которыми осыпали одетых в форму стражей порядка.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |