Juno Raikkonen (Даня Андреева)

Juno Raikkonen (Даня Андреева)

Место нахождения оригинала – сервер Прозу.ру

http://www.proza.ru/avtor/doshandreeva

measured from THE one wing

замеры от одного крыла.

«Я…где?»

Сознание томно выталкивалось с глубины противно-теплого сумрака. Перед глазами плыло, а что-то очень похожее на лазурную чешую океана испещрялось солнечными зайчиками сверху.

Бесконечность – и никакого пения ундин. Все как надо - светлая, оттого не менее призрачная пустота.

Под…где все одно, но ничего не понятно. Полное всеобъемлющее отсутствие. Вечность, стремящаяся к нулю.

Ритмика пульса над твоей головой. Вынырнуть обратно - прыжком вверх.

Вода, подозрительно похожая на желе с натуральным ароматизатором киви. Глаза открыты – глаза закрыты – вновь открыты. А вот здесь уже опять эта баночка желе – с одним направлением.

ВВЕРХ.

Тупая заторможенность, как после будильника, радует меня частенько. Уже печально. Проблемы с самореализацией? Сомневаюсь, но если да – то будет грустно.

Всплываю как ленивая и пьяная пробка. Пробуждение приветствует меня заглохом моей сообразительности. Вижу…

и что же вижу?

Токио приветствует меня своим хай-тековским муравейником. Брутал-металл с росточками сакуры. Трансформируемая реальность достоинством человеческого разума.

Думаю, если покусать небо, то к языку прилипнет вкус биологического пластика, стали и васаби.

Что для нас полет самолета – просто напросто лоджия предпоследнего пент-хауса. С высоты 21 этажа сюрреальность мегаполиса становиться забавнее. Окна, вывески, соседи, вход-выход – все на месте. На уровне глаз. Ну может улицы малость шире стали.

Институт – эта расплата за любопытство в детстве.

Ну не всегда оплата приходит вовремя, сегодня предпочту впасть в задолжности. Кофе разгонит тупую муть в глазах и напомнит, что для серфинга нужно не забыть взять доску. Вообще такие глупости случаются со мной, начиная с детства – имею ввиду мысленный заплыв со всеми вытекающими оттуда последствиями. И слава богам, что они придумали возраст – хорошая вещь, которая помогает самодисциплине и обучает правильно читать инструкцию к той микросхеме - ну у кого микро, а кому повезло больше – которая по нелепой случайности называется «мозгом».

Утро в кухне – похоже на день, когда мир перестал существовать. Пустая и светлая, наполненная блаженством уединения. Пахнет сладостями, которые держат миллионы людей в этом мире. Кусать печеньку – слышать только хруст. Все восточные учения без одного вещают одну наиглавнейшую вещь жизни – быть здесь и сейчас. Европейцы с этой теорией не особо ладят – шумная земля с нескончаемым стремлением идти, бежать, рвать и метать. Ну что ж – выбор за ними.

Звук ломающихся спрессованных зерен не для меня. В моей голове атомы мира – каждый развивается и жужжит по-своему. С каждым восходом я ловлю на радиоприемнике волну с одним единственным звуком и ищу в нем себя. Ищу ту стену в лабиринте, которая может в порядке домино свалить все белоснежные перегородки любимой игры древних, если её порушить. Как височная часть – удин удар – еще одна реинкарнация.

Дается сложно – но развивает самоконтроль. Да я ведь знаю, что не достигну идеала..

Сиреневые кеды плюются песком. Оставил им в компанию одежду и пошел будить свою доску для серфинга.

Океан – моя слабость. Люблю эту большую воду.

Она может привести куда угодно откуда пожелаешь. Без препятствий. Океан как огромная телевышка – ловит любые сигналы, даже слабые и с сильными помехами.

Здесь мне проще расслабиться, я телесно ощущаю биение сердца совершенно другого континента, это не уровень ощущений – берите выше – на уровне прикосновений. Разница колоссальная. Могу подсказать: застенчивый румянец даже одноглазый пират с блаженством различит от заморозившейся щеки.

Волны цвета индиго занимаются боди-артом на время. Я расплываюсь под колесницами водных атлетов и даю их взрывающимся лошадям втереть в моё тело запах песка. Доска требует действий – не откажу.

Безумная любовь человека и океана. Детская сказка. Романтичная реальность.

Только мечты в голове, где в будни стеклянный кампус инвест-компании содрогается в конвульсиях. Пульс полета падает, а акции сознательности уверенно держат курс на самую высокую стоимость за последние 5 лет. Сладкая дрема, где все моё тело сочтено с мечтами и брызгами. Все что может существовать в этих кадрах, так это моя улыбка и негромкий напев песни группы Lifehouse.

Неглубоко во мне просыпается что-то дикое - сродни звериному. Древняя память. Безобидный азарт играет в мышцах. Могу все, бесстрашный и дерзкий зверь, сын самого воздуха и лучший друг шторма. Человечество знает намного больше, чем хочет знать. Генетически память живет уже не первое тысячелетие. В союзе с ней откроются новые возможности. Страх подкупил нашу независимость – без выгодных условий, одним шантажом справился с человеческой природой. Он оставил место предрассудкам – поэтому лишились мы власти над своими воспоминаниями, жутко опасаясь мыслей космического масштаба.

Теперь отголоски прошедших тысячелетий только иногда щекочут душу - когда желание повыть на луну становится неприлично острым.

Крик прорывает толстую толщу неба, я забываюсь в лазури счастья. Есть места, где самоконтроль все рушит – серфинг. Думаешь, просчитываешься, концентрируешься – неизбежно падаешь. Разрядка.

В остальных же случаях разбиваешься, если забываешь включиться и вовремя выпить кофе..

Прищурился на солнце, вижу далекие иероглифично-четкие контуры птиц. Их пеплом сдувает реальность города. Они заядлые гости из сказки. Внезапно появляются и вспышкой исчезают. Путь их продолжается уже в горных вершинах, с высоты которых все равно виден алый флаг замка.

Профессия архитектора досталась другим, хотя самые твердые основания я имею. Как они совмещают пластику зданий с гармонией природы, оставляя возможность к трансформированию временем, так и я в силах хлопком мысли вылить степь из люка в асфальте. В общем – в моих брюках есть потайной карман, где хрустально звенит фантастика.

Мне повезло – я так думаю. В некоторых случаях желания остаются желаниями. Даже без поправок на жизнь как ни печально. Бывает рвет человеческие сердца от простоты мира. Неизменные законы с неповоротливыми дорогами. Что-то слабым пульсом отзывается в груди. Требует того, что никогда не коснется верхушек елей в голове. Неподкупное желание, похожее на вой волка под гитару. Сладкий ветер, который кружится над бушующим холодным морем. Все люди – это огромная межконтинентальная труппа артистов разного уровня, все так или иначе задействованы в массовке. Игра строит фантазии и накладывает фантомный карточный домик на наш бетонный мир методом полупрозрачного слияния. Это просто выживание в мире, где все знаем. Все кодексы перечитаны жизнью нам на ночь. А если и не знаем - догадываемся, не догадываемся - хотим. Не всем желающим продают билеты на экспресс, всегда отходящий с другой платформы. Шкаф в Нарнию находиться не в каждом доме.

А меня с детства затопило морем, хлынувшим из картины…

Машина – это то, что делает меня легче. Черный Suzuki грелся на палящем солнце. А я бежал к нему по обжигающим плитам предпляжья. Берег начинал затапливиаться людьми и соответствующим беспросветным шумом.

Моё личное пространство не может сдерживать тонны человеческого мяса, желающего попечь свои косточки. Беречь свои силы мне нужно как никому другому. Сохранять чистоту своей души, ведь…на ней удвоенная ответственность. Но об этом позже.

Серф на крышу, себя в салон. Выставил ноги из салона и начал прощаться с прилипшим к ступням песком. Он завивался и падал в общую массу таких же теплых и золотых. Он, я думаю, хочет путешествовать – вырваться из общей капсулы, подавляющей индивидуальность. Стать золотой бусинкой, перед который благоговели и будут благоговеть странные люди в ковбойских шляпах. Но эти песчинки не правы. Песок – не люди. В количестве и масштабности его сила.

Не кручу баранку в погоне за адреналином. Так я не могу поймать наслаждение. Мне нужна музыка – рок или кантри, бутылочка колы и полное отсутствие связи. Ну что я могу сказать собеседнику, когда мои мысли заняты полетом и уединением? Я разве могу удовлетворить его любопытность, объяснив, какие горы остались за моей спиной или какой каньон отбрасывал сиреневатые тени на мой автомобиль. Что я могу ему дать – ничего. Зато я получу раздражение и каплю дегтя в море моей мечты.

Не довелось мне порадовать свои колеса авто-баном в Германии. Я не выезжал из Токио в Европу, но увидел и познакомился со всеми кенгуру в Австралии. Каждый день в мою чашку кофе падает прозрачный сироп желания – попасть на эту бесконечную трассу, поизучать извилистые улочки пригорода Берлина и пожмуриться от сверкающего хай-тека самой столицы.

Я там не был – а я гулял по навесному мосту. Пока моя ненаглядная Suzuki пищала с открытой дверью. Помню и проносившиеся немецкие номера, и приглушенные сухие разговоры немцев. Тембр их голоса отличается от японского – более сухой, оглушенно-хрустящий. С закрытыми глазами нарисую карту Берлина, добавив горсть ценных указаний, как в фильме «Эллизабеттаун». Мигающую в темноте пику телевышки в центре Берлина я фотографировал взглядом, чтобы жить и дышать, будто стоя на её крыше, вздрагивая телом от страха пролететь около 300 метров. Я почему-то уверен, что никакое осознание чего-то важнейшего не придет в мою остывающую от ветра голову, пока я лечу, догоняя по скорости истребитель, чтобы вместо спокойной ночи забрызгать жизнь своей кровью. Может и к великому везению святая истина спустится к моей вот-вот угаснувшей судьбе, то я попросту её не замечу. Так уж мы устроены. Истина становится истиной только в одной параллели – в будущем.

Я желаю провести какую-нибудь значительную часть жизни в городе, который и спит хитро: украдкой, стараясь остаться незамеченным, приоткрывает один глаз - наблюдает. К ночи в столице людей становиться меньше, но все же пешеходы отбивают ритм. Музыка раздается не в воздухе, подхватывая остальной шум, но в наушниках. Берлин очень размеренный город, умный – если можно так отозваться в адрес тысячи строений. У него есть сердце, задающее такт.

В чем счастье? В граммах никотина, в мороженой чернике, в «похудела на 5 килограмм», в уединении и просто напросто в погоне за самим счастьем. Быть счастливым всегда – не представляется возможным.

Турист, которого словно штормом забросило в уединенную тишь токийского кладбища, видит на каменных плитах странные цифры. 2 дня и 16 часов. 5 часов и 32 минуты. 13 минут сорок четыре секунды. 58 секунд.

- Что это? Почему же они так мало прожили? – спрашивает он у хранителя этого места.

- Глупец, это то, сколько они были счастливы.

Счастье может прийти один раз в жизни. Свершиться и разразиться громом. Как нельзя бегать наперегонки с ветром, так невозможно приковать счастье к своему сердцу.

Будь я гепардом – я бы бегал всю свою жизнь, показывая хвост в пятнышку даже времени. Но так уж вышло – я человек. В компенсацию этому я купил машину, которую считаю своими лапами. Любить скорость не значит торопить жизнь. Отнюдь, стремление удержать её, пролететь по всем граням и зазеркальям. Вдруг у меня есть все основания считаться атеистом? Может кто-то заслужил только душу одноразовую?

Шум института сдавил вески. Но к этому я быстро привыкаю. Мелькающие лица - и вот парочка направляется точно ко мне. Прямо по курсу. Невысокая, немного строптивая на вид девушка. С глазами сокола, с характером зубастого дельфина. Боги любят алхимию. Высокий, статный парень, пахнущий единственным отбившимся от своей родословной отпрыском благородного семейства.

Если каждый человек в теории должен иметь при себе и ангела, и демона – то я запасся двумя чертями! Семью не выбирают, даже когда это друзья. Они находят. Как рано или поздно магнитная стрелка компаса притягивается к нужной ей стороне света.

- Параму! – ясно сделав ударение на первом слоге, девушка прищурила глаза и стала буравить взглядом моё лицо, пытаясь спустить мой мозг в мясорубку.

- Таниша, да я здесь. Если это все, ради чего я приехал - пожалуй мне на пляже было лучше. – Я залился глупым смехом, на что эта двойка засмеялась тоже.

- Пам, ты вчера забыл бумажник и … та назойливая девочка из группы 2С его позаимствовала.

- …и сейчас хочет задать тебе серьезную взбучку, то есть я хотел сказать «серьезно поговорить». - Продолжил Ямаку будто мысли Таниши находились для него в открытом сервере. Он пройдет сковзь браузер.

Я не любил, когда мало знакомые мне девушки подходили и говорили: «Нам надо серьезно поговорить». Это означало только 2 вещи: либо я чего-то запамятовал, либо они создали мне в подарок альтернативную реальность.

В бумажнике её могла задеть только фотография, распечатанная на домашнем принтере, с ворохом шума, потому что была прислана по скайпу. В тот момент, её совершенно могло не волновать, что она даже не в курсе численности моей семьи и вообще наличие таковой. Только будоражащая паронормальная идея – он с другой! У него есть девушка! А-а-а!!! Я облажалась! Визг, хрип, плач. А дальше любимое занятие всех девушек – набралась алкоголем, набралась смелости, набрала номер.

Все, что мы говорим – было сказано до нас. Умение выделять закономерности – поможет всегда. Умным людям не надо дважды изобретать велосипед, не так ли? Лучше придумать для него устройство, чтобы катиться в гору, как с горы.

Она обязательно достанет меня сегодня.

А пока если есть возможность скрыться, почему бы и не надеть костюм Бетмена.

Летящие лепестки сакуры за окном и легкая музыка в наушниках отдаляли реальность от меня все больше и больше. Точнее сказать – отдаляли одиночную парту от меня. Я не волновал лекции, а лекции этой пары не волновали меня. Ответственность не последует – все же по обоюдному согласию. В противном случае, к чему законы?

5 сантиметров секунду – вдруг вспомнил я. С такой скоростью падает лепесток сакуры. Меня завораживало, будто кто-то закручивал перед моим носом ванильную массу мороженого с клубничным джемом. 5 километров за сотню секунды.

Мир дернулся, сознание остановилось на мгновенье – крякнуло – очнулось.

2 ложки сахара на чашку мятного чая – отчетливо помню. Включенный телевизор за утренним завтраком. Ветер прорвался через открытое окно, занес с собой шум города и смахнул белую резинку для волос со стола.

- Параму..

Еле-различимый голос. Сквозь закрытые глаза пришлось напрячь слух. Я скривил брови – но глаза не открыл.

- Параму?!

Реальность собеседника была очевидна.

- Да. Чем обязан?

- Хочу отдать тебе твой бумажник, но прежде позволь…

Голос начал приобретать физическую оболочку. Оказывается, она была довольно милой девушкой, красота которой только начала свой восход и еще была чистой и нетронутой. Распущенные волосы, светлые глаза, скромная улыбка, ноги ничего. В целом приятная картина.

- Жаль, что безвозмездность ушла в век минувший. – Я театрально вздохнул и посмотрел ей в лицо. Мысленно я ждал, пока она наконец спросит, кто та девушка на фотографии. Очевидно, что этот вопрос застрял у неё в горле и я даже сам хотел ответить, чтобы не тянуть время. Правда характер джентльмена позволил мне лишь вопросительно приподнять бровь и доброжелательно улыбнуться.

- Позволь мне спросить…

Пауза. Я ждал. А внутри так и клокотало: «Нет, мы не вместе». Больше я и не скажу. С чего ради?!

- Та девушка..

«Ну!!».

- Ты.. Она.. То есть я хотела узнать, она твоя де..любимая?

- Нет, милая. – Ослепительная улыбка. – А теперь если не возражаешь, я пойду. – Но холодный оскал.

Неделю-две она помучается, рассказывая подругам радужные мечты. Ночь проревется, ругая мир за жесткое к ней обращение и безответную любовь. Дня 4 ей хватит, чтобы научиться брать себя под контроль при моем приближении. 2 дня паузы. День безнадежного ожидания. А потом её сердце остынет также быстро как тефлон после утренней яичницы. Стандартная схема.

Я один в семье.

Мои гениальные родители не редко оставляли дом на моё юношеское попечение. Пиар – это то, что требовало от них постоянных действий, «вливаний в жизнь» своих клиентов. Они были специалистами в своей сфере – стратегами и тактиками.

Отсутствие руководящего верха меня ни сколько не смущало, но и не срывало крышу. Зачастую даже друзья узнавали лишь после того, как родители возвращались во главу стаи. Ребята злились и скалили на меня зубы, но язык от этого развязнее не становился.

Мне было чем себя занять. Хотя чувство одиночества для меня весьма неоднозначно. Возможно, нет человека более одинокого, чем я. Но и..

«И когда же ты понял, что она пьяна? – Когда получил смс: «Позвони мне, не могу найти телефон»!».

На это обычно смеются, но я чаще ухмыляюсь.

Когда я не могу найти то, без чего не сможет справиться великий гений 21 века – лучше гильотины делает человека беспомощным, а может и бесполезным – я звоню себе. Сам.

Я стоял и щурился на солнце, пока длинные вызывающие гудки не оборвались и не сменились раздраженным пиканьем. Тогда я подушечкой указательного пальца нашел кнопку блокировки и кинул телефон в сумку

- Кому звонил?

- Да так. Ну что идем?

Пока мы втроем исколесили весь район Токио Тюо и направились далее прямиком к моему дому, была уже глубокая ночь. Однако от этого скромного фактора веселья в салоне не убавилось ни на йоту. Ямаку и Таниша нашли своё призвание в произведении шума невероятных частот. Я был весьма спокоен, ведь вредоносная кола была ликвидирована часом раньше.

Романтики назвали бы небо «ванильным». Сегодня оно было склонно к сентиментальным утопиям, затопляя своим лиловым ликером опьяневшие звезды. Я одел существующие только для меня наушники и протянул слух к заливу. Слышал трепыханье волн и ошалевший от яркого дневного солнца песок, который хотел стать уникальным. Волны задавали темп моему сердцу, ведь их темп полностью эквивалентен нашему сердечному ритму. Вычитал где-то, уже и не вспомню…

Это хорошо, это дает возможность услышать, если в аранжировке кто-то выбьется. Я потерплю крах, не имея своей звукозаписывающей студии, которая не отпустила, пока не добила бы. А что имею? Пригласительное в жизнь, да и только.

Шоссе начало поблескивать. В глазах прошла секундная рябь, и зрение вновь восстановилось после кромешной темноты. Мы уже неслись по кварталам района Кото, где нас ждала прохлада моего дома. Предоставленному на моё попечение – опять.

Квартал Ариакэ.

Белый дом, отделанный пластиком, который больше напоминал моему воображению кубик-рубик с абсолютно одинаковыми секциями. Или сложную зарисовку фантаста. Грани, грани, грани…В духе минимализма, не лишенного возможности трансформироваться под наступающую реальность. В общем, дом наделенный искусственным разумом.

Мои лолитные происки не смогли зайти за порог. Внутри всего до роскоши мало. Графично, четко, продуманно. Прагматика – то, против чего были подняты волосы японской молодежы. Бунт, вызвавший разливы краски на сером и интеллектуальном полотне традиции. 250 граммовый холст цвета сочного барбариса, наложенного на целую стопку кальки, которая дотошно просвечивала каждый иероглиф прошлого года. И так век за веком. Но не теперь.

Что первое оживает в квартире, когда приходит тайфун «Друзья»? Кухня наполнилась светом, паром и запахом почищенных фруктов, и надломленных печенюшек.

- Амиго, что за поэтичная задумчивость?

Слова Ямаку заставили меня подпрыгнуть на месте. Как не хотел я выдать своё волнение, но лицо сделало своё грязное дело. Надо больше хвалить себя в зеркале, может тогда отражение согласиться вернуться под мой контроль. Черт!

- Ничего, просто с целый день за рулем.

Мой мозг все не отпускала мысль, почему вопрос до сих пор не прозвучал: «Действительно, а кто та девушка с фотографии?». Адекватного ответа нет, а врать ой как не хотелось.

Умолчать – не значит сказать неправду.

- Пам, слушай…- Таниша затянула фразу, увлеченная чем-то в горящем экране монитора.

Мои мышцы вновь напряглись. Кажется, я не мог смириться с мыслью, что раз уж они не спросили во всю нашу дорогу до дома, то вряд ли докопаются спустя четверть пройденного дня. Может им было не интересно – мало ли сколько симпатичных девушек я встречаю каждый день. У каждого свои турецкие тараканы…

Хотя я прекрасно знал, что они просто поставили подсознательный блок. Заставили убедить себя в незначительности этого клочка бумаги с расползающейся краской. Иначе….расползлась бы наша жизнь.

- Да, Таниш? Что там?

- А что за…художник такой? Он же не чисто все руками делает?

- Нет, потом обработка в фоторедакторах. – Выдохнул, надеюсь не громко.

На сковородке жарился имбирь в сладеньком сиропе. Сладкие шарики подпрыгивали будто ртутные, разделяясь еще на парочку в воздухе. Из картонной коробочки доносился запах теплых пончиков, и уже чья-то рука хотела совершить покушение..

- ЯМАКУ! А ну брысь! – Я по-детски надул губы, так что без умиления взглянуть на меня было невозможно. Ямаку отступил – ну еще бы. Годы тренировки!! Шутка.

Плоские пакетики с ароматом манго тонули в кипятке и плавно опускались на дно белых чашек. В еде мы экспериментировали постоянно, заменяя карту мира плоскостью стола. Так мы могли путешествовать вместе, как часто хотели. В последнее время Ямаку стал приносить музыкальную подборку под наш тематический вечер. Заранее обсуждалось, что окажется в железной корзине для покупок. Мы выбирали страну - и пока еще не повторились ни разу. Хотя не всегда мы искали легкие пути, бывало, ломали головы и поисковик в розыске ярких отличий национальной кухни. Так вот, трек-лист моего друга уносил нас вместе с нашими вкусовыми ощущениями туда, куда нафантазировала мечта. Кухня меняла очертания и выходила за пределы страны, как сменяющиеся изображения на рекламных баннерах, где на каждой грани вращающегося треугольника фрагмент определенного изображения.

Сегодня наши билеты были в Стамбул, Турция. Центр восточной сказки.

Но то, что чуть не отправило меня в психушку и не заставило с разбегу головой раздробить стенку, подало голос совсем не оттуда.

Звонок. Телефон, жужжа, пополз по паркету в комнате второго этажа. Тогда я искал футболку, которую покупал на распродаже и безумно любил. Она наверняка была мятая, но…Вот тут мои размышления и прервались. Не успев застегнуть джинсы, я пингвинчиком плюхнулся на пол и проскользил добрые 3 метра. Дотянулся до телефона.

Безвольная улыбка натянулась, а потом и вовсе размазалась по лицу. В глазах сиял еще добрый огонек – зрелище от этого становилось просто нетерпимым. Сдвиг.

Я подумал, что спятил. Перевел взгляд на ладони, этапами поворачивая голову вслед за глазами, будто от какой-то боли мою шею парализовало, будто кунай с красной ленточкой был брошен прямо по цели. Не знаю, что ожидал там увидеть. Но они дрожали…

Мир под глазами начало заполнять странными полупрозрачными кружочками. Мир под глазами – не звучит, только бессмыслецой – однако именно так я все это и ощущал.

Гул телефона заполнил комнату, а после и мои легкие. Он был всем, а я…может меня не было вовсе? Был лишь этот гребанный телефон и животный страх.

«Кори».

«Входящий вызов пропущен.»

…и снова вибрация в руке, кости через мясорубку. Бррр, меня передернуло, волосы на руках встали дыбом.

Меня заклинило. Я откровенно не мог понять, я просто не мог сообразить, как Я могу сейчас ЗВОНИТЬ?!

Замкнуло так, что я потерял видимость того, к чему был приучен с детства. Ужас, казалось, ударил меня током, что я начал медленно тупеть. Такого никогда не было, да и как могло вообще такое случится!!!! Я застрял в одном конце, в одной чашке судебных весов, в одном мире, в одном теле!!

«Не пойму…»

«Что с сознанием..?..!»

«Я ведь одновременно пускаю разное количество ложек в сахар и чай. Одновременно дмуаю по-разному! Что за…»

«Почему я не вижу, что там происходит?»

«…я, черт возьми, не вижу, что со МНОЙ происходит!!!»

«…она приобрела свою сущность..?...»

То ли утвердительно, то ли вопросительно признался я сам себе.

Секунда после этой догадки – тошнота подошла к горлу. Я мигом прикрыл рот ладонью, но сил добежать до туалета не оказалось. Ноги будто остались в прошлой жизни. Их просто напросто не было. Скручивало живот жутко, позывы не проходили. Физическая боль смешалась с помехами в голове – я хотел смерти. Я потерял тело, потерял голову, душа….вопрос оставался открытым.

Жутко плохо…ужасно.

Телефон не переставал гудеть, я был уже на грани… а эта дрянь все не переставала. Хотя я уже заклинил себя на другом. Пытаясь соображать, убрал руку со рта и начал массировать виски.

«Я не могу сейчас звонить. Я не держу телефон в руках. Я возле колледжа и сумка закрыта.»

Сосредоточится оказалась не легко, переходил через боль, прокусывал щеку, чтобы не выплеснуть из себя неприятную глазу лужу.

Её лицо было точно таким же, как и у него. Сознание настолько спеклось, что тела физически стали похожими.

«Тогда откуда?!...может это обман и я на самом деле просто болен головой?! Может нет никакого второго, может я просто псих?!!!»

Телефон стих.

Девушка упала в обморок.

Вторая пара глаз накрылась темнотой.

Я вскрикнул и тоже покачнулся.

…хотя мысли у нас были одинаковыми, тела обладали разной выносливостью.

До того, как я упала в обморок, я все таки понял, что не псих.

…Я перевалил чашу весов и нырнул вверх, через толщу желе, к дневному свету. Был день, немного хмурый, но с солнцем.

Поднял себя на ноги, ушиб на локте, удар пришелся на руку, а не на голову: спасла сумка.

Меня накрыла волна облегчения. Глубокий выдох. Но дрожь все не отпускала, звонок телефона призраком стучал в ушах. Мне нужно было понять, что это было! Нужно!!! Как я могу жить дальше, зная, что фантомный случай чуть было не лишил меня рассудка. А вдруг….действительно кто-то оборвал ниточки и забрал одну куклу?

Страх вновь подогнул колени, ударив сзади по ногам.

«Я борюсь с кем-то в ней? Я живу здесь не один?»

Звякнуло! Лампочка загорелась в моей голове!!! Сидя, на паркетном полу, я схватился за телефон и судорожно начал звонить туда, откуда шел звонок. Себе.

Я восстановил полный контроль. Там – здесь. Маленькие дети умеют ведь играть одновременно с двумя «Барби». В моем случае тот же принцип.

Лондонское небо не разразил Rayn Star. Не поняла…Начала шариться в сумке, но…телефона нет?!

Уверен, что мои глаза выражали в то мгновение невероятную тупость. А потом немного истеричный смех, в русле транса, залил два города. Только вот в доме смеялись почти про себя.

«Телефон где-то забыт.»

Мягкие персиковые губы и немного потрескавшиеся повторили беззвучно одно и то же.

Тишина. Пол стал мягче ковра. Неестественная теплота разлилась по телу: от кончиков моей души и до ворсинок моей прошлой жизни. Это даже было не физическое присутствие. Такое ощущение, что в меня вкололи небо. Предельную дозу, от которой ваниль начинает расти из глазниц, а её запах тащит прямо в окно, будто привязавшись к мизинцу твоей правой руки.

Везде было слишком много света, только иногда вспыхивали лиловые квадраты по правилу шахматной доски. Одурманенный организм перестал слушать мысли, как продукт привычной мозговой деятельности – у него было утро с переменным чириканьем птичек. А ночное небо Ариакэ разрасталось соцветиями лунных цветов.

Зажмурил глаза, набираясь сил для рывка. Встал. Я немного покачивался, а в голове было очень пусто. Так бывает после пережитого мозгового штурма. Штиль, когда поднятый бурей песок вновь медленно уходит на дно.

«Думаю, выгляжу ужасно. Придумывай срочно байку».

- Ты где пропал?! Сколько можно уже!!!

Крики снизу немного поскребли о нервы. Убрал телефон в прикроватную тумбочку, засыпал его вещами, прикрыл сверху непонятно откуда взявшейся здесь майкой, аккуратно закрыл. После секундной паузы еще раз ладонью прижал ящик; можно подумать, что я там не телефон оставил, а жучка-шпиона, который мог убежать и сдать меня невиновного властям.

Ну что же воображение не всегда работает на нас. Многие древние культуры были пессимистичными. Мы же не до конца разрушили эту основу.

- ИДУ!!!!

Утро. Глухая тишина мяукала в доме, прося хоть немного шума на завтрак. Довольно сильно болела голова, и я не мог первое время ничего вспомнить – просто кривил губы от непрерывной тяжести. Разлепив глаза, заметил стоящий на тумбочке холодный чай, а немного наклонив голову влево, приметил кончик ноги своего друга из-за стены.

Последнее почему-то улыбнуло.

Спал я в футболке, теперь напрочь помятой и даже немного растянутой, в джинсах, а пряжка от ремня отпечаталась клеймом на животе. Сколько же мы, черт возьми, спали тогда?!!

По дороге на кухню обнаружил еще один спящий субъект в соседней комнате. Он мирно посапывал и улыбался.

Кухня была приветлива как всегда. Токийское солнцем я всегда восхищался, простая грация и непревзойденное величество. Оно стояло уже высоко, вытянутое и сна где-то 6 часов назад. Стальные крыши блестели вместе с кружками, на удивление мытыми.

Думать о жизни за чашкой кофе. Даже не думать, а чувствовать жизнь, находить её голос в мелодии любимой песни из утреннего плей-листа на плеере. Глаза становится немного пустыми, в них отражается только город. Стоя у окна, я поднимаюсь в небо и уже не вглядываюсь в детали, а просто воспринимаю мир на уровне прикосновений. Жизнь ни с чем несоизмерима, она равноценна только себе. Даже душа может быть чем-то меньшим. Есть вещи, которые могут понять лишь их обладатели. Я же не уверен, что мне будет дан еще один шанс. Шанс, чтобы жить и выживать. Ставлю под сомнение, что моё тело это не только сознание, а еще и душа. Муза, которая заступается за нас перед лицом миллиардов звезд. Нерушимая и любящая. Может она оставила меня, может я довел её или пытался застрелить собственным стремлением? Может она, всепрощающая и верная, дала мне то, что я так долго просил? Если я просил свободу, то она даровала её. Она ушла, а может и умерла в цветах роз на уступе скалы, когда её русые волосы последний раз проскальзывали между моими пальцами. Я стал свободен в своем одиночестве.

…она не могла оставить меня одного, хоть была уже с расстроенными чувствами и разбитыми нервами. Моё желание не было так однозначно, как хотелось бы верить. Она видела это, ведь поэтому из глаз её текли лазурные слезы, а на лбу появилась первая морщина за тысячи лет. Ушла, потому что любила. Нимфа моей вселенной оставила меня наедине с собой, без зрителей и судей. Наедине с собой…в прямом смысле. Вдумайтесь…

Что Лондон, что Токио – утро всегда одинаково. Одинаково растрепанно, с одинаковыми мыслями. Я дома, в одиночестве, за стенами, а значит, становлюсь одним человеком. И увижусь с собой только перед сном, когда буду выключать свет. Редкие свидания в одной голове.

Не думаю о потерях, потому что сразу чувствую, как сердце начинает биться в протесте. На этом пути я не должен ничего потерять, как-то нелепо было бы споткнуться на финише. Говорят, что люди осознают все свое счастье, стоя над бездной, когда ничего уже нельзя изменить. А может это правда? А как иначе объяснить, что я сейчас безумно счастлив? Кто знает, вдруг еще один шаг…и …

Лежа на запыленной с вечера скамейке, смотрел в небо. В то, что проносилось моментами. Облака сдувались ветром, предвещающим легкую бурю. Скамейка стояла одна на невысоком обрыве, поросшим вялой травой, и время от времени её ножки засыпались песком. Вид на серый, с черным волнующимся принтом, океан. Глазу открывалась бездна, про которую слагали легенды, по которой писали книги, в которой тонули Титаники, для которой не было дела до каркающих чаек. Она спасла пропавшие души, облегчала сердечные муки, скрадывала расстояние между парами, калечила людские судьбы и убивала. Ей было все равно. Эта вода была совершенной, выше, чем каждый из нас и разумнее. чем все поколение. Совершенство формы, лаконичное величество. Эта простота была всем одновременно – от немого страха до преданного, почти наркотически-преданного благоговения.

Я хотел, чтобы ветер рассыпал меня, сдул серую футболку с моего тела, чтоб песчинки со свистом шкрябались об меня и отдирали кусочки кожи. Минут все меньше, и вот последняя клетка моего существа улетает. Я теряю себя, сливаясь с воздухом и падая в волны. Меня, как такового, нет уже. Нет мыслей – ведь я не могу больше думать. Идеальная смерть. И никакой философии.

Так я буду знать, что со мной. Мне не будет страшно в отличие от перспективы пропасть в религиозном неведении. Родилось бы спокойствие…

Серое небо с потертыми белами дырами. У меня глаза такого же цвета. Серые. Цвет подхалимства, если подумать. Воры, не имеющие своей жизни, а только невнятную основу цвета заливочного бетона. Они забирают живое дыхание из всего, что их окружает и одевают на себя, так чтобы не видно было майку-алкоголичку из-под костюма Paul Smith.

Я был такой же майкой для людей, меня не видели. Я прятался, скрывался, ведь правда очень часто чего-то лишает. Не жил я в такой роскоши, чтобы правдой раскидываться и пить её за ланчом в дорогущих ресторанах, где любят худеть модели. Правду знали два человека в этом мире – оба жили на клочке земли среди океана, на клочке довольно урбанизированной земли. Девушка с традиционно английским вкусом. Побольше строгости – поменьше грации. А потом уже сюда за булавки навешивались уличный фрик-фэшн, глэм-рок и что-то вроде стиля бензоколонки с порванными джинсами и футболками-балахонами. Парень, примкнувший к бунтующей молодежи Японии. Лолитные фотосеты в белых перчатках, черных смокингах, розах, с огромным количеством металла на лице и на руках и возвращение домой в потускневшей майке и сумкой от Nike, куда неаккуратно было брошено скомканное амплуа готической вписки.

Я и я.

Разговоры по скайпу, чтобы проверить своё произношение японского или английского, оценить себя со стороны противоположности. И каждый раз мне не хотелось открывать рот, чтобы сказать предложение. Я все итак знал. Знал наперед, за день, за два. Знал, как только мысль прорастала в моем рассудке. Иногда я зачем то злился от этой предсказуемости, чтобы после одернуть себя ругательством и сплюнуть через плечо. Я б умер от шока, если бы в один день её губы не открылись в ответ на мою мысль.

Природа не хотела, чтобы я был затоптан, превратившись в песок. Поэтому продолжал лежать на скамейке. Без движений. Мне хотелось представить и почувствовать на себе, как это. Превратится в скамейку, в бревно, в кусок дерева…Я хмыкнул. Немного заврался в своих монологах и получилась откровенная чушь. Хватит.

Голова отреагировала легким головокружением на моё резкое пробуждение. В положении «сидя» оказалось холоднее, чем лежа. Песок сыпался из футболки, глаза слезились, и слезы были смешаны с песчинками. Провел ладонью по волосам, смахнув залежавшийся берег.

На сушу уже накатывало темнотой. Свинцовая опухоль подбиралась ближе к берегу. Пространство чистого серого сжималось. Ветер вырывал немногочисленную траву и уносил прочь. Мои босые ноги чувствовали вибрацию от ударяющихся волн внизу, сильные удары разбивали череп уступа. Я содрогался каждый раз. Моё воображение было слишком хорошим.

Кеды выли вместе с машиной. Сигнализация реагировала на удары грома, желтые фары мигали сквозь наступающую пыльную дымку. Я окинул океан еще один раз - он заставлял меня хмуриться – развернулся и, не оборачиваясь, побрел к машине.

И в моей душе зарождалось что-то неспокойное…

Автомобиль подгоняла накатывающая грозовая волна в небе. Окна были открыты, воздух на огромный скорости делал круг по салону и вылетал обратно. От этого свистело в ушах, но я любил нотки электричества в потускневшем воздухе. Оно было влажным и немного кислым. Дождь. Природа ждала дождь.

В Лондоне тоже был дождь, хотя здесь уместней будет сказать «опять». Небо разразилось уже час назад, и первый шок в толпе сменился привычным открытием зонтиков. Высотные дома, видневшиеся из-за старинных улиц, утопали в дожде, который вдали казался располосованным небом. Красный цвет автобусов потускнел и помрачнел, но по-прежнему оставался ярчайшим пятном на городе. Немного перевалив сознание в сторону Лондона, я стал ей.

Кожаные ремешки босоножек от Джимми Чу натирали мокрую кожу. Я не была фетишистской, но эти туфли стояли того, чего они стояли. Помню, как в мои шокированные от цифр глаза смотрел ценник с витрины. В ближайшем будущем так баловаться я не собираюсь больше.

Дождь здесь, в центре контрабанды зонтов, не был чем-то способным удивлять, он уже давно был в расписании поездов, автобусов и самолетов. Зонтики лежали почти в каждой встречной сумке. Напрашивался вопрос: сумки нужны, чтобы ложить в них зонтики, или зонтики нужны для того, чтобы ложить их в сумки?

Amy MacDonald - This Is The Life. Под эту песню капли отбивали ритм. Также звонко и припеваючи. Общую динамику задавали удары по тарелкам, ливень дополнял аранжировку.

Каждый каприз природы отличался от сотен себе подобных, которые уже пропитали город однажды. Он был разного запаха, разного звучания, только цвета был чаще одинакового – серого. Редко пурпурного. Поэтому каждый дольку ливня я пробовала на вкус и запоминала, смакуя на языке и не спеша проглатывать. Пропускать любую дегустацию было не в моем духе.

…Однако мне пришлось это сделать.

Жизнь иногда вынуждает меняться, причем очень быстро. Просто в мгновение, за хлопок в ладоши. Она дисциплинирует, собирают всего тебя в одну кучу, где перемешены и силы, и мысли, и даже не нужный сор, завалявшийся по углам. И то, что совсем в недавнем прошлом казалось не невозможным, а хотя бы недосягаемым в ближайшее время, становится настолько выпуклым, что просто давит массой из плоскости.

Проснувшись в одно время – что бывает крайне редко из-за разницы в часовых поясах – с одной стороны я чувствовала, что мне плохо, а с другой стороны земли я понимал, беспокойство грызет меня со страшной силой.

«Хочу день без сюрпризов».

Но у сценаристов своё мнение – они пошли от обратного.

Пока я шла в колледж, я сидел на подоконнике, постоянно ерзая. Не мог сосредоточиться на тишине, рассыпал молотый кофе, забыл включить плиту, где стояла турка, смотрел на Токио и не видел его. Хотя город пялился на меня в упор, мол, хватит бездельничать и езжай в институт, нашелся неврастеник.

Мои серые глаза завистливо стащили сегодняшний оттенок неба и остались очень довольными. Я же искал, куда можно деть своё внимание, чтобы загубить то, что мучило внутри. Не сомневайтесь, моя дорога в колледж не отличалась от пребывания на кухне, плюс плохое самочувствие.

Время на поиски истекло.

Стрелка, злобно ухмыляясь, подкатила к отметке, на моих личных часах. Несколько часов неврозного безделья не могли сойти на нет, потому что за бездельем пошел минутный транс, а после срыв. Я и подумать не мог, что за 2 часа – это были самые ужасные часы моей жизни – что за два часа возможно проложить себе рельсы через океан из Японии в Великобританию. Я не помню на малейшей детали из этих 120 минут, все смешалось в кашу. Какая разница, что и за чем есть, ведь все внутри все равно смешается!!!

В нервных конвульсиях содрогалась только одно тело…другое, женское, хрупкое, лежало в на больничной койке без сознания с диагнозом «сепсис». Ни одно моё «я» понятия не имело, что это!! В помощь полетел интернет. Google не без гордости сообщил мне, что сепсис - это одна из осложненных форм пневмонии. Я и в этом то не особо разбирался…

«Fail».

Эмоции скончались. Мысли повесились. Но и те, и другие любезно оставили одно запрограммированное действие, чтоб я уж не лежал пустым мешком – психоз.

Уже в самолете стало спокойнее, вспоминал, как собрал некоторые вещи в сумку, закрыл дверь и даже не обернулся, когда садился в такси. Не оставил и записки родителям, те все равно были где-то с другой стороны Японии. Друзья вообще сами вылетели из головы. Даже мысли о них были тактичными – не хотели, чтобы я лишний раз растрачивал свои силы. Они чувствовали, хотя сами и не знали этого, что любой скос на эту тему прожигает мою плоть нагретым шилом.

Стюардессы предлагали напитки, приносили маленькие конфетки. Я просил только апельсиновый сок. Мятный чай тоже предлагали, но мне и без того было не по себе. Еще и мята, Англию напоминающая. Нет уж.

В первый раз за сегодня я смог подумать. Подумать, на высоте 11 тысяч метров. Мне стало даже обидно, что в такой обстановке я вынужден травить всю романтику полета мыслями о своем ближайшем будущем.

Я не импульсом был отправлен в Лондон, не эмоциями и не жалостью, даже не страхом. Я технически должен находится рядом с ней. «С ней»?! Какого черта я уже отделил себя от себя?! Я что уже сдался и простился?...

Сейчас одна чаша весов должна быть пуста. Здоровый дух в здоровом теле. Если я просто вытащу из своей Инь сознание, то не смогу следить за событиями. Я выпаду из реальности – потеряюсь. Но оставить частичку духа погибать вместе с телом – я тоже не могу. Вот причина, по которой я вне зоны доступа и мой оператор скоро сменится местным лондонским провайдером.

Размышления обо всем сразу, разорванные, несформированные.

Призраки бродили внутри меня. Фантомы и суррогаты.

Резко опустевший город с гоняемыми ветром мусорными мешками. Разбитый асфальт. Серый.

Я потерял свой голос, приняв пустоту.

Серые глаза остались серыми.

Забыл. Все забыл. Вся жизнь стала просто написанной и прожитой, а не прочувствованной и живущей. Если бы не инстинкты, то и как дышать забыл бы.

По одному я начал выуживать вопросы из своей головы.

Насколько все было плохо с её здоровьем, я не знал, я не был медиком, не любил биологию, не смотрел доктора Хауса и даже не знал, где находится селезенка. Все нетелесное существо перебралось в одно тело. Я боялся оставаться в ней. Она была слабая. Заглянул на секунду в её голову – ничто мне не ответило, ни единая клеточка организма. Внутри будто в фарфоровой кукле – холодно, жутко, пусто. И где-то трещины… Не выдержал, вернулся.

Что будет дальше. Я же не исчезну – останется еще одно тело? Останется ведь…Морально уродливое. 2 человека в одной башке!! Нет, пара противоположностей в одной голове!!

А может, я умру, мне никто не давал инструкцию по применению. Попугайчики неразлучники, например, не могут жить друг без друга.

Даже оставшись частично в живых, не захочу ли я свести счеты с жизнью, уйти 2 раз? У меня будет полное отсутствие мыслить цельно и здраво, меня будет рвать внутри по каждой возникающей мелочи. Я то знаю – какие разные мужчины и женщины. Я стану либо истеричной дрянью, либо скептиком. Но в любом случае буду шизофреником!!

Душа. Может и нет у меня души никакой?! И тогда что дальше?! Пустота. Нирвана.

Исчезновение. Полное. Тотальное. Без шума, без всплеска и взрыва.

Мне сложно это представить. Я не могу признать полную пустоту, заложенные представления мешают. Они ограничивают. Я просто не могу, кажется это невозможным. А если углублюсь, то начинаю дуреть.

«Бог всегда наказывает нас за то, что мы не можем себе представить».

Самолет плавно сходил на снижение, давление увеличилось и уши чувствовали это. Они начали забиваться пробками, а голова пульсировать. В целом, это продолжалось недолго, видимо пилот был со стажем и в хорошем настроение; но я все равно был рад немногим секундам, когда я не думал о своей жизненной трагедии.

Я и раньше летал уже, так что удивления особо ничего не вызвало. Ноги неслись к выходу под серое небо Лондона. Будто тут, на этой земле, среди дождливого пейзажа должно было что-то проясниться, что-то щелкнуть в голове и встать на место, может просто моя память ждала воспоминаний. Дежевю? Послание? Подсказка? Чего я ждал?

…Тук-тук...тук-тук. Удары сердца очень глухо, но четко отдавались в горле. Выход. Порыв свежего холодного воздуха. Я зажмурился, а когда открыл глаза, думал, что плачу.

Ничего. Город как город. Колышущиеся от ветра деревья, желтые такси, люди с чемоданами и тусклое небо. Было промозгло. Дождь собирался заплакать, как и я. Все моё существо сжалось в комок от досады и разочарования. Мир не хотел помогать мне, или я просто ждал от него невозможного…

Дрожь кусала тело через черное пальто из кашемира, я продрог, наверно, больше изнутри. Такси медленно катило в мою сторону - я не поднял руки и не свистнул – до того мне было лень. Апатия хотела заразить, вколоть вирус, чтобы вызвать нескоротечное онемение сердца. Машина остановилась, приглашая внутрь.

Холодная ручка, приветливый таксист, тихая музыка. Мысли накрыли меня, услышав, как мотор заговорил. Они не отпускали, требовали чего-то. А я ничего не знал, только выбивал из себя последние ростки жизни этим бесполезными размышлениями. Мне казалось, что все в радиусе н-ого количества километров молчит, только моё нутро истошно стонет. Мужчина за рулем молчал, поглядывая иногда в зеркало заднего вида, не говорили и встречные машины, капли дождя не разбивались о стекло, телефон стоял на беззвучке. Планета онемела, чтобы я не оглох.

В воздухе я не видел ангелов, они боялись неверия. Я уже не просил помощи, я ничего не просил, потому что не знал с чего начать. Провалился в карман нигилизма, соответственно пустой. Аккуратно представлял, как это – не дышать? Кто знает, что повлекло за собой отсутствие кислорода в моих легких? А вдруг пришло бы спокойствие вперемешку с уверенностью, вызвав удивление общественности. Счастье оно непредсказуемое. Только вряд ли оно небрезгливое, не сможет жить рядом с остановившимся сердцем. Да и фэйс-контроль не пройдет, не нужны его услуги за пределами земли.

Я подышал на стекло и увидел некогда нарисованное пальчиком сердце. Излюбленные эпизоды сентиментальных историй. Рисунок быстро рассеялся. А в мою голову постучались с очередным нераскрытым делом.

Я не любил.

Я не ужаснулся, но был ошеломлен, да и то с долей тусклых эмоций. Это же было в прошлом, а значит прошло. Про-шло. Не стоило слишком сильных затрат. Зачем раскошеливаться на неизменное? Однако задуматься все же стоило.

Только сейчас я заметил отсутствие на моем пути чувства любви. А что раньше меня это совсем не касалось? Не волновало? Или…было не для меня? Если промотать пленку назад, то флэш-бэк покажет: я не нуждался ни в чем кроме жизни. Моя привязанность отличалась исключительной дружеской ориентацией. Гормоны не действовали на мой феноменальный организм. Существо вне закона – без ферамонов в дыхании.

Мир анонимных алкоголиков не принимал врожденно трезвых. Любовь кружит голову, мысли путает, творит что-то невероятное с человеческой самоотверженностью и почему-то больше всего действует на слезные железы. Не все так просто, без неё мир проще, однозначно легче. Выходит я трезвый и счастливый! И участь моя радужнее!

Тогда загадка столетия в моем лице была неразрешенной. Без нужды, без привязанности – я обогнал своё столетие или просто изначально не котировался на рынке?

Многие темпераментные девчонки должны завидовать. Самоцелью я не держал закрыть сердце, не давать ему проснуться, я не обещался ударять его, как только оно захочет весну. Я не писал перед мысленным взором «души прекрасные порывы», причем «души» здесь представлено в качестве глагола. Мой мир был гораздо проще в глазах девушек, до тошноты сытых печальным опытом. Если все они травили сентиментальные утопии, то я, получается, не мог вылезти из ямы равнодушия.

Но невозможно заставить любить!!! Тирания была б бесполезна, даже при желании. Нам двоим просто ничего этого не нужно было, как не нужны глупые подарки прагматичным людям, как не нужен розовый цвет исключительным реалистам, как выковыривают кусочки мяса вегетарианцы из жаркое.

Мысли улетели к неприятным, но весьма любопытным картинкам. Полил дождь. Дворники заскрипели по стеклу. Желтый свет фар отражался в каждой капельке. Трасса быстро наполнилась дополнительным шумом, а в салоне резко похолодало. Я попросил не трогать кондиционер, таксист удивился и только втянул шею в шерстяной ворот джемпера.

Если её заберет эта болезнь, то я останусь один в мужском теле с раздвоенным рассудком. Что-то подсказывает – ненадолго. Со временем, думаю, сознание не сможет перечить физиологии, и женского во мне будет становиться с каждым глотком воздуха все меньше и меньше. Инь притупится, а потом и вовсе закроется в чемоданчике забытого. Тогда я смогу любить?

Нет, вопрос в том, хочу ли я ЛЮБИТЬ!?!!

И когда я расслабился, надеясь, чтоб меня уже отпустило, и я перестал думать, страх сжал живот. Я хотел высунуться под дождь, вон из салона, и проблеваться. А лучше уснуть на асфальте, окруженным стеной ливня.

Бежать мне было некуда. От проблем было бесполезно убегать. Они не спринтеры, а снайперы – не станут утруждаться, а просто спустят курок в удаляющуюся спину.

До больницы оставалось уже совсем ничего. Пару улиц, поворотов и я буду сидеть на больничной койке под равномерные писки мед.приборов и кардиограммы. Передо мной будет лежать совершенно незнакомая девушка – и это буду Я! Я, какую видела каждое утро в светлой комнате с большой кроватью. Не одна мысль этого тела не была скрыта, мы знали все друг о друге. Я все знал о себе. Но теперь её русые волосы будут разбросаны по подушке не по моей воле. Она будет дышать, не обращая внимания на моё присутствие. Высокая стройная девушка в меру спортивного склада с женственными формами просто будет спать, ничего не чувствуя. Не подозревая!! Но она не могла ни думать, ни чувствовать – ведь я отнял у неё её рассудок. Просто кукла с механизмом, заведенная однажды и не успевшая остановиться.

Ужас заставил прослезиться, я не мог дышать. Я сам не мог понять, что я наделал. Я что собирался убить её собственными руками?! Но не я же так решил - я был счастлив. Это все проклятая пневмония! Чтоб её!! Голова стала тяжелее, пальцы рук онемели, кажется, во рту начал проскальзывать вкус крови…Шок на основе ужаса скрутил грудную клетку. Сон начал одолевать. Голова болталась на шее как у игрушек в автомобилях, где собачка или кошка постоянно кивает от движения. Мутная пелена застлала видение…

Все было бы намного хуже, если б не резкий толчок, грубая и неуклюжая хватка, а потом порыв ветра с холодной влагой. Водитель, увидев, как пассажир медленно, но верно умирает, прижался к обочине и вытащил ватное тело на воздух. Я отдам ему должное, когда смогу разлепить рот. Муть в глазах начала медленно спадать, жар притих, самообладание старалось вернуться. Мужчина побежал к багажнику за аптечкой за нашатырным спиртом. В детстве меня приходилось откачивать именно этим ядерным химическим соединением.

Я стоял, оперившись спиной о бок машины. Капли приятно стекали под рубашку – вниз по разгоряченному телу. Глубокий вдох приносил с собой аромат мокрого асфальта и травы. Не так давно отключенные рецепторы на жизнь будто вновь заработали. Но свет от индикаторов был слишком тусклый для нормы.

Когда мой спаситель вернулся с ампулой, я подал жест рукой: «Спасибо, но не стоит. Все в порядке». Моя улыбка сняла с его лица легкую озадаченность. Он просто встал рядом, не замечая дождя. Промокшая одежда и идущий счетчик не волновали его. Я был удивлен. Чему? Человечности? Не мог я представить, что когда-нибудь буду этим поражен. Мужчина не торопил меня, лицо было умиротворенным, а в глазах - легкий флер мечтательности. Морщины на лбу разгладились, а те, что получаются от улыбки – стали четче.

Дождь продолжал своё дело. Исключения не его почерк.

Белый прямоугольник здания, мраморное фойе, стеклянный лифт и улыбчивый персонал. Дразнящая ноздри чистота – стерильность. Полушепот и прозрачные бахилы. Задумчивые люди, ожидающие возле палат. Тихие слезы и робкие улыбки.

Страх подло вернулся. В животе начали плодиться бабочки.

Вспомнилась истерика в дороге, а за ней….лицо девушки с закрытыми глазами и подрагивающими ресницами. Сейчас за дверью она лежит такая живая и реальная, настоящая. Незнакомка, пока в ней есть только сердце; потому как с мыслями она превратится в моё отражение с моими глазами, в которых буду отражаться я.

Уже не понимая, что страшнее, оттягивать время я больше не мог. Дверь послушалась. Мир замедлил свое движение. Пульс сбавил обороты…

Шаг за порог, наполненный волнением и дребезжащим страхом. Дрожь пронеслась по коже, уйдя через кончики пальцев.

БЕЖАТЬ!

Бежать обратно, не открывая зажмуренных глаз. Уносить ноги пока не появился новый ночной кошмар. Бежать!!

....и замок глухо щелкнул за спиной, закрыв щель, в которой был виден сумрак больничного коридора. Еще одно дыхание в комнате, свет из окна через закрытые веки. Я хотел заплакать, чтобы слезы еще на секундочку отсрочили то, что должно было случится…

Первый раз в жизни с губ сорвалось «О, Господи».

Выдох.

Я открыл глаза.

Как я и представлял: хрупкие руки лежали поверх одеяла, пшеничные волосы рассыпались на подушке. Сквозь легкий хлопок прорисовывался хрупкий и соблазнительный силуэт. Каждая клеточка этого тела была мне знакома. Каждый сантиметр её я уже ощущал подушечками пальцев. Разум не колебался и твердо знал, кто это. Это был я.

…но глаза и сердце видели другое. Нежное, пахнущее ванилью существо. Бархатное, как бабочка. Глаза видели не своё отражение, а независимого и совершенно свободного человека, который дышал не по воле одной сущности.

Ресницы отбрасывали легкую голубую тень на побледневшую кожу.

Какая-то трубка впивалась в набухшую вену в запястье.

Я заплакал. Слезы обливали ладонь и просачивались сквозь крепко сжатые пальцы. Никаких желаний и мыслей, я запутался, вопрос выбора отпал сам собой. Я боялся хотеть. Мысли материальны. А я не был ни в чем уверен, больше – я ничего не знал. Молится на основе незнания – кощунство! Загадывать, сжимая четки – опасно. Всего две комбинации, и в любом исходе могло оказаться поражение. Две карты под ладонью, где не различишь туз и шестерку. Теория вероятности скупится, когда дело касается пары чисел. Колода могла быть фальшивой – без тузов, ну может с одним, да и тот давно уже валялся в куче биты.

«Я выигрываю – ты выигрываешь» - великий Стивен Кинг, ты прав.

Солнце не дрогнуло за окном, когда жилистая напряженная рука робко коснулась запястья, в которое вливалась доза витаминов. Он неуверенно мял тонкие пальцы. Пересохшие губы порывисто открылись, и их тепло поцелуем легло на ладошку. Черные запутавшиеся волосы падали на ванильную кожу. Измученное воображение еще трепыхалось. Он хотел, чтобы она сжала его руку. Это хоть капельку утешило бы – она была жива. Завтра может стать последним, а может остановиться только на сегодня. Но эта минута была важна…

Из серого пятна выделилась черная змейка, как дым, постоянно меняясь, она покинула место, где бок о бок скрывалась с токийским темпераментом последний день. Было опасно – больное тело могло не выдержать такого прилива. Но он посмел и отпустил её в её тело.

Девушка дрогнула, губами схватила дыхание. Их желания стали едиными, все вернулось на круги своя. Ностальгия прежних ощущений накрыла с головой. Пальцы переплелись.

«Я отпустил бы тебя, милая, если бы это только дало тебе жизнь. Я бы стал еще более одиноким, лишь бы нас с тобой не стало меньше…»

Брусничные губы приоткрылись и женский голос продолжил: «Я не хочу умирать. Не умирай, а? Я потеряю сестру-близняшку, которая сажала одуванчики в моем саду! Что, неужели итак мало выпало на нас с тобой?! Смерть не может забрать половинку человека. Даже отрубленная голова волка кусается…но ведь тоже не вечно!! Невозможно жить без сердца или без носа. У нас все пополам…не заставляй меня уходить вслед за тобой…»

Дрема.

Соленая от слез.

Отчаяние.

Как прохудевший хлопок.

Трясина.

Проглотившая окружение.

Оркестр, куда упало отравленное яблоко.

Непрерывное гудение заполнило клаустрофобическое помещение. Будто сквозь водную толщу визжала сирена. Поезд мчался по рельсам, проложенным на воде. Кому-то становилось хуже.

Видения в белых халатах зверски разнимали наши руки. Везде что-то кричало. А поезд все приближался. Зеленая полосочка на мониторе не прыгала от электрошока как тело на больничной койке.

Кому-то становилось хуже.

Движения становились быстрее, а пыхтение состава все ближе.

Кто-то не мог сдвинуться с места, стоя на рельсах.

Брызги летели в разные стороны.

Аппарат, куда было обращено все внимание, пищал в истошно-демоническом скрипе. Люди превратились в суету. Её вой наложился на вой подступающего поезда.

Поезд мчался по воде, и в нем не было пассажиров, только будто прилипшие к крышам чайки.

Плохо сменилось тошнотой.

Поезд ревел и сокращал последние десять метров.

9.

Усиленный разряд по голой коже.

8.

7.

Крики.

Чайки.

6.

Железная морда поезда.

Кто-то не мог сдвинуться с места.

5.

Гудение кардиоприбора.

4.

3.

Тук! Тук-тук…Что-то где-то ожило.

Зеленая ленточка запрыгала.

2.

Дрожащие рельсы.

Что-то продолжало гудеть.

Поезд мчался.

1.

Мгновение и поезд прошел отметку в десять.

Секундное стоп и…

Всплеск, окрасивший море в красное.

Никого больше не было на рельсах.

Кому-то было все равно.

Гудение прекратилось. 28.02.2011

Дата добавления: 2015-08-29