Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Http://ficbook. Net/readfic/493209



Раз, два, много...

http://ficbook.net/readfic/493209

 

Автор: АлхимиКотэ (http://ficbook.net/authors/%D0%90%D0%BB%D1%85%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D0%9A%D0%BE%D1%82%D1%8D)

Фэндом: Ориджиналы

Персонажи: Альфа и омега

Рейтинг: R

Жанры: Романтика, Флафф, Фэнтези, Повседневность, Омегаверс

Предупреждения: Кинк, Мужская беременность

Размер: Миди, 36 страниц

Кол-во частей: 8

Статус: закончен

 

Описание:

18+ ОМЕГАВЕРС! Как тяжело остатья одному беременным и воспитывать внебрачного ребенка...

 

Посвящение:

Третьему полу

 

Примечания автора:

Внимание ОМЕГАВЕРСЫ!!!

Глава 1

В кабинет первичного приема в Центре репродуктивного здоровья протиснулся боком паренек и, тщательно прикрыв за собой дверь, остановился на пороге.

 

Роберт Мейлз — врач-гинеколог, специалист по мужской беременности, кандидат медицинских наук, без пяти минут доктор этих же самых наук (он уже защитил диссертацию и теперь ждал документы и подтверждение из ВАКа), не отрывая глаз от монитора, а лишь мельком взглянув на вошедшего, продолжал заполнять карту предыдущего пациента, бодро что-то выстукивая на клавишах своего компа. Он кивнул головой на стул стоящий рядом с его столом, и довольно громко произнес: — Проходите, пожалуйста.

 

«Посетитель, еще один. Интересно, сколько их там еще за дверью?» — вдруг раздраженно подумал он. Роберт всегда злился, когда в кабинет заходили вот такие юнцы. Но злился он скорее не на них, а на себя, когда, поддавшись уговорам старинного университетского друга, решил подменить его на первичном приеме, пока тот находился в свадебном путешествии. Он ученый, исследователь, и рутинная работа его изматывала.

 

Вот опять он выслушает жалобы пациента, быстро осмотрит его и направит к другим специалистам. На все про все ему дается всего двадцать минут. А посетители иногда оказывались очень разговорчивыми, когда делились с врачом своими проблемами, приходилось их грубо обрывать, чтобы выяснить, что же все-таки привело их в Центр.

 

Дописав, наконец, он открыл карту следующего пациента и взглянул на посетителя: — Георг Ризен?

 

Паренек кивнул, опускаясь на стул и нервно комкая в руках бейсболку.

 

— Слушаю, — Роберт придал своему лицу самое миролюбивое и внимательное выражение и принялся рассматривать своего пациента, пытаясь быстро в уме придумать, что тот может ему сказать.

 

«Физиономист хренов, — опять раздражено подумал он о себе. — Пациент, как пациент. Лет двадцати. Не альфа точно, скорее омега. Худенький только, недоедает, похоже, студент из бедной семьи, скорее всего. Или между течками или беременный. Скорее второе. Такие молодые не приходят заранее, а только, когда приперло».



 

— Я, кажется, беременный, — тихо произнес паренек, взглянув в глаза Роберту и тут же опуская их снова в пол.

 

— Ну, что же, — бодро произнес врач. — Так беременный или кажется?

 

Он и сам впрочем не чувствовал от паренька никаких запахов, как от беты, которые не беременели и в Центр, соответственно, не приходили. Сюда приходили только беременные омеги, иногда в паре со своими альфами, когда забеременеть не получалось, или альфы, которые хотели усыновить ребенка. Но все они пахли, даже беременные и те пахли, сладенько так, совсем чуть-чуть. Только его нос высокородного альфы мог это уловить. А этот почему-то не имел никакого запаха. Даже как-то странно.

 

— Тест на беременность показал, — тихо выдохнул паренек.

 

— Ну, тест! — рассмеялся Роберт. — У него точность пятьдесят на пятьдесят. Он даже бетам беременность показывает. Я вам сейчас направления на узи и на анализы выдам. Тогда достоверно можно будет сказать, беременны вы или нет.

 

— Не надо направлений. У меня все равно денег нет, чтобы узи делать и анализы сдавать, — паренек грустно покачал головой. — А можно без этого определить?

 

— Срок какой? — раздраженно бросил Роберт. Насмотрелся он и на таких за две недели, что сидел в этом кабинете, — первичный прием в Центре был бесплатным, а они, все, как один, оказывались жертвами изнасилования или просили направление на аборт по медицинским показаниям. И этот, видимо, такой же.

 

Паренек пожал плечами: — Не знаю точно. Думаю, недель двенадцать.

 

— Направление на аборт хочешь? — продолжал злиться Роберт на пациента. — Изнасиловали?

 

— Почему изнасиловали? Нет… Я сам… — и паренек, втянув голову в плечи, сжался в комок на стуле.

 

— Раздевайся и на кресло для осмотра, — бросил врач, доставая из ящика стола одноразовые перчатки. Ему приходилось не часто осматривать пациентов, в основном работать психологом и оформлять кучу пластиковых направлений на анализы.

 

Паренек, бросив бейсболку на стуле, просеменил за ширму, где стояло кресло для осмотра. Стесняясь Роберта, стоявшего рядом, и все время пытаясь зажать ноги, он, наконец, улегся.

 

Врач погладил его по слегка выступающему животу рукой, попросил не напрягать пресс и стал наружно ощупывать.

 

«Мать моя мартышка, — ахнул Роберт, плод легко прощупывался. — Там не двенадцать, а все шестнадцать недель, скоро шевелиться начнет. Где была твоя голова? Похоже, там, что сейчас болтается у тебя между ног».

 

— Вставай, — приказал он пареньку.

 

— Все? — изумился тот. Он настроился, что сейчас в него будут пихать непонятные инструменты, чтобы что-то рассмотреть, а его просто погладили по животу.

 

— Все, все, вставай, — продолжал злиться Роберт. Он кинул перчатки в мусорное ведро и вернулся за свой стол к компу, но писать ничего не стал, дожидаясь исповеди пациента.

 

— Рассказывай, — попросил он паренька, когда тот снова опустился на стул.

 

— Что рассказывать-то? — казалось, что парень вот-вот расплачется от непонимания, чего от него хотят.

 

— Все рассказывай. Кто? Откуда? Когда была последняя течка? Кто отец ребенка? Как получилось, что шестнадцать недель ты выдаешь за двенадцать? — Роберт говорил быстро, наблюдая, как меняются эмоции на лице парня. Но последний вопрос привел его в шоковое состояние.

 

— Почему шестнадцать? — удивился тот.

 

«Я могу ошибаться, — Роберт потер прохладными пальцами виски. — У него плод может быть крупным, тогда двенадцать».

 

— Извини, я погорячился, может и двенадцать, если твой партнер был крупным.

 

Парень кивнул головой и начал рассказывать. Отпущенные на прием двадцать минут уже давно истекли, а он все говорил и говорил, а Роберт, пожалуй, впервые не прерывал своего пациента.

 

— Зовут меня Георг Ризен. Родился в маленьком городке К на берегу большой реки В в трехстах милях от столицы. Учился хорошо, школу окончил с золотой медалью, что дало мне дополнительные бонусы при поступлении в престижный столичный университет на факультет естественных наук. Сейчас учусь на третьем курсе. В этом году нас распределили по специальностям и соответственно расселили в общежитиях не так, как мы жили до этого. Я и в университете учился хорошо, по баллам меня зачислили на высокорейтинговую кафедру информатики к известному профессору М, он сам же и стал моим научным руководителем. А соседом по комнате оказался однокурсник Акерлей Борг, он мне и предложил заняться с ним сексом. Я долго отказывался, но однажды мне вдруг этого сильно захотелось, как-то даже не по себе стало. Я сам на него набросился… — Георг замолк и судорожно сглотнул, видимо, вспоминая, как это произошло.

 

— Расскажи, что ты в этот момент почувствовал? Постарайся все вспомнить и описать подробно, — попросил Роберт.

 

Парень, слегка покраснев, кивнул и продолжил после секундного замешательства: — Я готовился к контрольному опросу, который должен был состояться на днях. Это случилось вечером. Я, лежа на кровати, читал учебник, когда в комнату вошел Акерлей. И тут я почувствовал его запах, желание отдаться ему вдруг стало таким сильным, что я, почувствовав влагу между ног, решил, что описался. Мне хоть и было очень стыдно, но я все равно кинулся к нему, скидывая с себя одежду, оставаясь обнаженным. Он в первый момент удивился, даже растерялся, а потом стал мне помогать сдирать с него его одежду. Мы рычали, как дикие звери, буквально набрасываясь друг на друга. Остановиться смогли только утром, и то только потому, что обессилили оба. Но, немного перекусив в университетской столовой, снова вернулись в комнату и два дня занимались сексом, не выходя из нее, с маленькими перерывами на сон. Я тогда впервые не смог по-человечески подготовиться к опросу и получил тройку.

 

Георг замолчал и снова стал теребить свою бейсболку, которая, пока он рассказывал, преспокойно лежала на его коленях.

 

— Когда ты почувствовал, понял, что беременный? — поинтересовался Роберт.

 

— Не помню точно. Но… Наверное… У меня стали появляться смутные сомнения, что со мной что-то не так, когда сначала по утрам появилась стойкая тошнота, а потом и рвота.

 

— У тебя были еще сексуальные партнеры?

 

Парень отчаянно замотал головой: — У меня и секса-то после того раза не было больше.

 

— А твой сосед? Он что? Ты ему говорил, что беременный?

 

Георг снова пожал плечами: — Он, когда увидел однажды, как я блюю, обнимаясь с унитазом, в самом прямом смысле, сил стоять даже не было, пригрозил, что если кто-нибудь узнает о том, что было между нами, то убьет меня. Он может, здоровый очень. А потом съехал в другую комнату, но последнее время я его даже на занятиях не вижу. Говорят, что перевелся в другой универ.

 

— Двенадцать недель — большой срок. Почему раньше не пришел? Сейчас никто тебе аборт делать не станет, если только к этому нет действительных медицинских предпосылок… Так что анализы все равно тебе сдать придется, чтобы хоть за что-то зацепиться.

 

— Раньше не пришел, не верил, что такое могло случиться со мной. Мне же никогда не говорили, что я омега… Я всегда считался бетой… — парень всхлипнул. — А теперь мне грозит отчисление из универа за аморальное поведение, если отец ребенка откажется на мне жениться. А где его искать? Да и стоит ли?

 

«Не хватало, чтобы он расплакался», — не любил Роберт омег за их слезливость, не знал, как с ними такими нежными обращаться в обыденной жизни, может до сих пор, поэтому и был один, используя для естественных потребностей организма приходящего любовника-бету, которого тоже устраивали ни к чему не обязывающие отношения. Встретились, удовлетворили друг друга и опять расстались на неопределенный срок.

 

— У меня нет денег на обследование, живу только на стипендию, а она еще не скоро. У родителей денег не могу попросить, они от меня откажутся, как только я им скажу, что тест на беременность положительным оказался. Это такой позор для нашей пуританской семьи — добрачная связь и внебрачный ребенок, — меж тем продолжал Георг, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону.

 

— Я попробую тебе устроить льготное обследование, как малообеспеченному.

 

Роберт понимал, что идет на должностное преступление, но уж больно жалко ему было этого паренька, который ни разу не солгал, как на исповеди, ничего не придумал. Ну, штрафанут его, когда это обнаружится при проверке, а может, пронесет… Он протянул парню подготовленную пластиковую карточку с направлениями и свою визитку: — Как все сдашь, приходи ко мне снова. Если меня здесь не будет, найдешь меня в городском медицинском госпитале. Попробую что-нибудь для тебя сделать.

 

Парень, благодарно кивнув, отправился на выход, а Роберт нажал кнопку «следующий», так ничего и не написав в карте Георга Ризена.

Глава 2

Первые пару дней Роберт Мейлз непрерывно думал о том парне и своем поступке. Ему не давал покоя один-единственный вопрос, насколько этично он поступил, как врач? Если посмотреть с одной стороны, то он прав — нет у парня супруга, некому содержать ребенка и его самого, нечего плодить нищету. А с другой стороны, сделает парень аборт — убьет еще одну маленькую неродившуюся жизнь, а это уже плохо. Так можно и привыкнуть, идти по пути наименьшего сопротивления, решая возникающие проблемы. А что он мог предложить парню? Ни-че-го…

 

«Надо было поговорить с ним о контрацепции, может еще раз залететь, не подумавши. Видно же, что неопытный совсем, — корил себя эти два дня Роберт. — И что? Опять аборт?»

 

Он, как специалист по мужской беременности, был против абортов и многократных беременностей. Он знал, что три — это уже много. А что уж говорить о четырех или пяти, когда омегу уже и мужчиной-то с трудом можно назвать — с отвислым животом в багровых растяжках, порванными и заштопанными опытными хирургами родовыми путями, когда вместо ануса дыра и шрам на шраме, ничего уже самостоятельно не подтягивается, и когда дать прежнее подобие красоты может только пластическая операция. Ему иногда казалось, что и характер у многодетных омег, которых он лечил в госпитале и на которых опробовал свои нововведения, менялся, не оставалось ничего, что напоминало в нем мужчину, как защитника, — истеричная особа и не более того.

 

В последующие дни вдруг пациентов значительно прибавилось, они шли косяком, чтобы становиться на учет по беременности. Роберт только и занимался тем, что выписывал направления к специалистам.

 

А потом наступило относительное затишье, но в этот период к нему приходило несколько бездетных пар, и он уже, как научный работник, оказывал им консультации. Одним словом, он забыл о Георге и данном ему обещании помочь с абортом, и был страшно удивлен, когда тот возник в дверях его кабинета.

 

 

— Что так долго не приходил? Ты что не понимаешь, что срок увеличивается, твой живот уже невооруженным глазом можно заметить? — бросил он раздраженно.

 

Парень, ничего не ответив, пожал плечами и протянул Роберту карту с анализами. Тот быстро ее вставил в комп и, пробежав глазами по результатам, остался крайне довольным. Беременность протекала наилучшим образом, никаких отклонений от нормы, и отец, и ребенок абсолютно здоровы.

 

«Вот черт», — выругался мужчина, понимая, что ему, как врачу не за что зацепиться. И тут его глаз упал на группу крови парня — четвертая, да к тому же еще и резус-отрицательная. Он быстро открыл результаты анализов на антитела — все в норме и даже билирубин.

 

«Везет же некоторым, — совершенно искренно позавидовал Роберт парню. — Похоже, отец ребенка тоже имеет резус-отрицательную группу крови. Но это его и мой шанс — дать ему направление на аборт по показаниям».

 

И он быстро исправил анализы на требуемые. Он был уверен, что никто в его госпитале не будет перепроверять, все доверяли ему, зная его дотошность. И если Роберт Мейлз направил на аборт, значит, другого выхода не было.

 

Он вернул парню карту и, сказал, стараясь не смотреть на него: — Вот. С этими результатами и моим направлением сейчас же отправляйся в городской госпиталь. Утром будешь свободен от приплода. Операция будет для тебя бесплатной, как единственный способ спасти жизнь отца, о ребенке вопрос вообще не стоит.

 

— Все так плохо? — Георг прикрыл рот ладонью от ужаса.

 

— Дурак! — бросил ему Роберт. — У тебя все настолько хорошо, что я порадовался за тебя. Но пришлось один анализ подправить, чтобы все сразу стало не просто плохо, а смертельно плохо. Иди. Прием пациентов в госпиталь по показаниям до шести часов вечера, еще успеешь.

 

Парень схватил карту, поблагодарил врача, впервые улыбнувшись за все время их знакомства, и исчез за дверью.

 

Роберт откинулся на своем кресле, повернулся влево, вправо, покачал головой. Нет, не одобрял он своего поступка, но и не помочь парню не мог. Понравился он ему, очень понравился. Пусть доучится нормально, а потом родит — вот это правильно.

 

Не для него эта работа, когда каждый пациент приходит со своими проблемами. В его отделении патологии мужской беременности проблем тоже хватало, но там были совсем другие проблемы — физические, здесь же, что ни пациент, то этические, моральные или психологические проблемы. Все, еще два дня и вернется из своего свадебного путешествия Терри, а он, догуляв оставшиеся несколько дней своего отпуска, который практически весь просидел в этом кабинете, будет заниматься своими больными в госпитале.

 

И Роберт нажал кнопку «следующий».

 

* * *

 

Георг, тихонько постучавшись и получив ответ «войдите», зашел в палату гинекологического отделения городского госпиталя. Его без проволочек оформили, увидев надпись «cito» на карте с анализами и направление на аборт за подписью врача Роберта Мейлза, одного из ведущих специалистов в области мужской беременности. Переодели во все больничное, сказали, чтобы он ничего не ел после восьми вечера, а пил только воду, довели до палаты под номером 223.

 

Георг поздоровался с двумя больными, что были в просторной палате на шесть человек, поозирался по сторонам и, подойдя к пустой на его взгляд кровати, поинтересовался можно ли ее занять. Получив положительный ответ, он опустился на краешек.

 

— Тоже токсикозом мучаетесь? — поинтересовался тот, что помоложе.

 

— Я вообще ничего съесть с утра не могу, все назад выходит, — доложился тот, что показался Георгу постарше, — Говорят, когда ребенок шевелиться начинает, токсикоз сразу же проходит, как по мановению волшебной палочки.

 

— А у вас только тошнота или рвота тоже бывает? — снова поинтересовался тот, что помоложе.

 

— Нет, — голос у Георга предательски захрипел. Он откашлялся и сказал: — Я на аборт.

 

— А-а-а, — протянул тот, что помоложе и отвернулся. А тот, что постарше углубился в чтение книги, которую держал в руках. Стало ясно, что он им не интересен, и разговаривать больше с ним они не намерены.

 

Георг лег на кровать, накрывшись с головой легким одеялом, и притворился, что заснул. А те двое продолжили тихо переговариваться между собой.

 

— Мой Генри настаивает, чтобы деток было не меньше трех, а доктор Мейлз говорит, что нормально выносить и родить я смогу только двоих и то в случае, если буду неукоснительно следовать требованиям врачей, а я такой неорганизованный.

 

— Не переживайте, Эдди, медицинская мысль не стоит на месте, и когда вы будете вынашивать третьего, тот же доктор Мейлз будет говорить, что мужчинам можно родить и пятерых. Когда я был беременный первым, то все с ужасом наблюдали, как я смогу родить младенчика весом в три килограмма, а сейчас мальчики меньше четырех не рождаются и это считается уже нормой. Альфы репродуктивного возраста становятся все крупнее и их детки тоже, и не только маленькие альфочки, но и омежки тоже. Мой старшенький в свои двенадцать уже выглядит, как восемнадцатилетний юноша. Я даже рад, что он альфа, в подоле, по крайней мере, не принесет. У многих омег в двенадцать лет уже первые течки проходят. Представляете, что это такое? Вспомните себя… Гормональный взрыв, который требует выхода. Сейчас уже в школах проводятся уроки сексуального поведения, а в аптеках продаются препараты хоть для альф, хоть для омег для подавления желания.

 

— Да-а-а, — протянул тот, которого назвали Эдди, — Маленькие детки — маленькие бедки.

 

— Не переживайте, проблем на самом деле гораздо меньше, чем радостей, которые эти маленькие чуда человеческие могут подарить нам. Представьте только, он обнимает тебя за шею своими ручками, утыкается тебе в губы своими, пахнущими молочком, и шепчет «папочка, я тебя так люблю, так люблю». В этот момент ты готов объять необъятное, свернуть горы, любить весь мир. Но ты только целуешь свое чудо в животик и говоришь ему, что ты тоже его безмерно любишь, а он смеется своим звонким смехом, потому что ему, видите ли, щекотно.

 

Георг вздохнул, видимо, слишком шумно, и разговоры сразу стихли.

 

* * *

 

— Подъем, — медбрат потряс Георга за плечо, и когда, наконец, тот открыл глаза, тихо, чтобы не разбудить больных в палате, продолжил, — Операция по прерыванию беременности через полчаса в процедурном кабинете. Подойдите к постовому медбрату Брюсу, он проведет все необходимые процедуры перед операцией. Не опаздывайте.

 

Парень принял вертикальное положение, посидел пару минут на кровати, приходя в себя, и вышел в коридор в поисках Брюса.

 

А дальше его тщательно вымыли, выбрили промежность, облачили в одноразовую рубаху до колен, носки и привели в процедурный кабинет.

 

Георг взгромоздился на гинекологическое кресло, возле его головы встал молоденький медбрат, врач подкатил тележку с инструментами и вакуумный отсос для того, что еще сейчас внутри него было маленьким человечком. Вроде все готово, но операция так и не начиналась, парень начал нервничать, врач положил руку ему на живот, успокаивая, и попросил подождать еще пару минут, пока не подойдет анестезиолог, который еще не освободился от предыдущей операции.

 

И тут Георг почувствовал толчок, легкий совсем, а следом еще один. Врач, похоже, тоже почувствовал, потому что руку с живота парня сразу убрал и задумчиво потер свой подбородок.

 

В кабинет с грохотом и шумом ввалился здоровый мужчина, нарушая мертвую, почти кладбищенскую тишину, что стояла до этого.

 

— А что такие все грустные? — пробасил он с порога. — Сейчас уколем и можно начинать.

 

— Дозу сделай, пожалуйста, больше, чем обычно, — устало, хоть день только начался, попросил врач и сразу пояснил, —Плод крупный, сначала придется его иссечь, а только потом отсасывать вакуумом. Процесс может занять несколько больше времени.

 

Георгу сделалось страшно, как никогда, — анестезиолог нащупал венку и уже проколол кожу иглой, врач привычным движением ввел расширитель один, взял в руку другой. В этот момент ребеночек в животе толкнулся еще разочек.

 

— Не надо, — закричал парень и забился в руках медиков. — Не надо. Он живой, он толкается.

 

— Успокойтесь. У вас истерика, — медбрат уверенно и сильно прижал его голову к креслу. — Он мертв. Доктор Мейлз никогда не ошибается.

 

— Он ошибся. Мой малыш живой!

 

Георг, продолжая кричать и всех костерить, что его не слышат и не понимают, с силой оттолкнул руку анестезиолога, выбив шприц с наркозом, пнул врача, ногой опрокинул тележку с инструментами. Врач умудрился каким-то чудом вынуть из него расширитель, чтобы тот себя не покалечил, почти вовремя. Георг вывернулся из рук медбрата и, проваливаясь в темноту, рухнул на пол с кресла, сильно ударившись боком.

Глава 3

Георг медленно приходил в себя. Первое, что почувствовал — нещадно болел бок, только он не понимал, почему. Кто-то ласково гладил его по волосам, видимо отец, больше некому, и это было приятно.

 

— Папа, — тихо позвал парень.

 

— Все хорошо, — ласково отозвался незнакомый голос, не прекращая гладить по волосам.

 

И тут Георг узнал голос, это тот мужчина из палаты в госпитале, которого звали Эдди. Он сразу все вспомнил и занервничал, открыл глаза, но так как все плыло и вращалось перед его взором, он снова закрыл их. Затем он попытался задвигаться и прикрыть руками живот с малышом, если он еще там, защищая его от всех.

 

— Тихо, все хорошо. Он на месте, — снова отозвался Эдди, правильно истолковав хаотичные дерганья парня. — Они не стали ничего делать: анестезиолог не успел ввести весь наркоз, ты выбил шприц и все, что в нем осталось, разлилось, с малой дозой было опасно начинать операцию, сколько добавлять, было непонятно, могла быть передозировка. Я сам слышал, когда выскочил на шум в коридоре. Ты такой переполох устроил в нашем тихом отделении.

 

И мужчина негромко рассмеялся. Георг облегченно вздохнул.

 

— Ты даже в бессознательном состоянии кричал, что твой малыш живой, и закрывал руками живот. Они привезли тебя в палату, привязав к каталке, и всадили лошадиную дозу успокоительного, чтобы ты не бился в истерике. Только поэтому ты спишь, не от наркоза. Операцию перенесли на завтра.

 

«Не будет никакой операции. Надо уходить отсюда, пока не поздно», — решил Георг и, по-прежнему не открывая глаз, попытался подняться и принять вертикальное положение. Заботливые руки участливо помогали ему.

 

Спустя какое-то время он прекратил раскачиваться из стороны в сторону в попытке удержать равновесие, и снова приоткрыл глаза. «Ведьмина» пляска и головокружение прекратилось и первое, что Георг увидел, это свою пластиковую карту с ядовито-красным штампом «cito» на прикроватной тумбе. Он потянулся и взял ее в руку. Повертев несколько секунд и разорвав пластиковую оболочку, вынул чип и тут же разломил его пополам, откуда только силы взялись.

 

— Что ты наделал, — ахнул Эдди, забирая у парня из рук осколки и пытаясь их соединить между собой.

 

— Вам нельзя здесь оставаться, — тут же раздался голос второго мужчины, того, что постарше.

 

— Я не собираюсь, — усмехнулся Георг. Он напялил на себя больничную пижаму, что висела на спинке кровати, поднялся на ноги и неуверенной походкой пошел вон. — Желаю счастья и родить здоровеньких малышей.

 

Ему надо успеть дойти до приемного покоя, пока охрана не спохватилась, что больной Георг Ризен исчез, а там он уже спокойно объяснит старичку, который его принимал, что случилось. Тот поймет. Люди, которые долго живут, многое понимают даже без слов.

 

Эдди кинулся следом, то ли помочь, то ли найти врача или хоть кого-то, кто бы помог парню.

 

Георг благополучно добрался до лестницы, ведущей на первый этаж, он предусмотрительно не стал пользоваться лифтом, где могли его заблокировать. И тут он столкнулся с врачом, который должен был сделать ему аборт.

 

— Вы куда? — поинтересовался тот и внимательно посмотрел на больного.

 

— Я ухожу. Доктор Мейлз ошибся, — быстро проговорил парень, хватаясь за перила лестницы и собираясь сопротивляться, если его попытаются вернуть назад.

 

— Что вы. Доктор Мейлз, хоть и молод для врача его квалификации, но он никогда не ошибается в людях, как не ошибся и вас… Пойдемте, я провожу вас, — и врач участливо протянул руку, на которую парень оперся с благодарностью. Все же его еще немного покачивало и после наркоза, и после успокоительного.

 

Врач помог ему без лишних проволочек и формальностей сменить больничную пижаму на его вещи в приемном покое, карта ведь была сломана. И вывел на крыльцо, минуя охрану, используя свой врачебный пропуск.

 

— Могу пожелать вам только счастья и родить здорового малыша, — врач повторил то, что совсем недавно сам Георг пожелал тем счастливым отцам в палате, мучающихся токсикозом.

 

Парень махнул врачу рукой, прощаясь, улыбнулся и направился в сторону остановки общественного транспорта, не оглядываясь.

 

Спустя полчаса, он вошел в свою комнату в общежитии, упаковал в коробки вещи, взяв с собой только маленький пакетик с самым необходимым. Написал заявление об отчислении по собственному желанию и отправился в деканат. Георг обрубал все концы старой жизни, теперь у него будет совсем другая, новая жизнь, в которой будет только он и малыш. А вот потом, потом, когда все наладится, он сможет даже подумать о завершении образования — ведь он сам ушел, его не отчислили, когда возвращение почти невозможно, тем более с такой формулировкой, как за аморальное поведение.

 

Секретарь в деканате, глядя на заявление Георга Ризена, долго причитал и уговаривал его остаться. Как такое вообще возможно, чтобы лучший студент добровольно покидал стены такого престижного вуза, а на кафедре ему равных просто не было? Ну, подумаешь, получил за последнее время несколько троек, но так то же не за экзамены, а всего лишь на контрольных опросах. Ерунда какая! Это не повод впадать в истерику и кидаться заявлениями об отчислении.

 

Георг выслушал его тираду, дождался визы на заявлении, которую тот все не мог поставить, так как его комп в этот момент постоянно зависал почему-то, ишь, хитрец выискался, ему, Георгу, лучшему программисту и электронщику на кафедре пытался вешать лапшу на уши, и, улыбнувшись, покинул стены ставшего почти вторым домом учебного заведения.

 

А что делать дальше? Он купил несколько газет с предложениями работы и карандаш. Почти все уже было в электронном виде. Только рекламные газеты, да желтые бульварные газетенки по-прежнему печатались на бумаге на старом допотопном оборудовании. Оставались еще, так называемые, глянцевые журналы с красивыми андрогинными омегами на обложках, но Георг их никогда не покупал, стипендия не позволяла…

 

…Моросил противный мелкий дождик, уже напоминавший осенний, когда Георг вошел в очередное кафе в поисках работы, седьмое по счету, в предыдущих шести ему отказали, сославшись на отсутствие вакансий, хотя в газетках было четко прописано, что места есть. Парень уже несколько раз пожалел, что не взял зонт из общежития, оставив его упакованным в коробках с вещами. И теперь он промок и напоминал бродяжку, который ищет сухой и теплый угол.

 

В кафе было чистенько, сухо, а главное, пахло так вкусно едой, что у Георга неприятно засосало под ложечкой, но денег все равно хватит только на стакан сока, если ему и здесь откажут.

 

— Нищим не подаем, — отозвался из-за барной стойки громила в черной кожаной куртке и с огромной окладистой бородой, а потом добавил угрожающе. — Шел бы ты отсюда.

 

— Я по поводу работы, — отозвался Георг твердым голосом, стягивая с головы капюшон своей промокшей «кенгурухи» и являя миловидное лицо мужчине.

 

Тот ухмыльнулся, парень ему понравился, не испугался его грозного рыка: — А что ты умеешь делать?

 

Георг пожал плечами: — А что надо?

 

— Сможешь починить вон ту штуку, — и громила кивнул в угол, где стоял старый-престарый музыкальный автомат. — Моим посетителям он дорог как память.

 

Парень такие видел только в фильмах про старые времена, но попытка не пытка. Как учили его на кафедре, поиск поломки он начал с не менее старинной вилки прибора. Инструмент, типа отверток, у громилы нашелся, таких же старинных, как сам аппарат. Георг ловко открутил винтик и обнаружил… отпавший проводок. Он прикрутил его на место, воткнул вилку в розетку и нажал кнопку «вкл». Аппарат заскрежетал, видимо, это когда-то было музыкой, и включился, засияв разноцветными огоньками.

 

— Ну, ты талантище, — пробасил мужик, выбираясь из-за барной стойки и подходя к Георгу. Вблизи с невысоким парнем он казался еще огромнее, к тому же у него на ногах оказались берцы на платформе, которые добавляли сантиметров семь роста.

 

Он опустил в аппарат кругляш, который когда-то был монеткой, выбрал песню из списка, и помещение заполнили звуки приятной легкой музыки.

 

— Я твой должник, — пробасил довольный громила и добавил с добродушной улыбкой, которая так не вязалась с его устрашающим видом, — проси, чего хочешь.

 

— Работу мне надо и есть я хочу.

 

— Работу, говоришь, но мне нужен только официант.

 

— Я могу и официантом, — перебил его Георг, он не уйдет отсюда, почувствовал, что вот сейчас, вот здесь у него может получиться.

 

— Видишь ли, дорогой друг, — громила усадил парня за столик и сам ему принес тарелку с овощами и огромным куском мяса, — Мои посетители довольно странные люди, тяжело с ними. Справишься — будешь работать, не справишься — не обессудь.

 

Георг радостно закивал головой, наворачивая овощи за обе щеки. Хоть не отказали и то хорошо, а он постарается, справится. Громила присел рядом, с трудом уместившись на лавке и наблюдая, как парень ест с аппетитом, любил он людей, которые охочи до еды.

 

— Зовут-то тебя как?

 

— Георг, — отозвался тот с набитым ртом, — Георг Ризен.

 

Громила, поднявшись с лавки, снова сходил на кухню и принес парню огромный бокал с глинтвейном, видел, что тот промок и замерз, а теплый напиток с толикой алкоголя помог бы ему согреться. И вправду, поев и выпив напиток, Георг почувствовал комфортно, и ему стало тепло и уютно. Он стащил с себя мокрую «кенгуруху» и довольный откинулся на спинку лавки, на которой сидел.

 

— Так ты, как я посмотрю, беременный, — пробасил громила, окинув его фигуру взглядом, снова усевшись на лавке напротив.

 

— Есть немного, — парень инстинктивно прикрыл живот руками. Ну вот, все, ему снова откажут. Что ж, хоть накормили и на том спасибо. Он поднялся, взял свою так и невысохшую курточку, снова натянул ее на себя и, опустив голову, побрел к двери, буркнув на ходу «спасибо».

 

— Ты куда? — раздалось вслед.

 

— Вы же мне отказываете? — отозвался, не оборачиваясь, Георг.

 

— Вот этого я как раз и не говорил.

 

Громила в одно движение оказался рядом с парнем и взял его рукой за плечо, Георг даже как-то сжался, ему стало страшно. Что может он против этого просто огромного мужчины? А тот развернул его к себе и спросил, глядя прямо в глаза: — Где отец ребенка?

 

Парень, не отводя взгляда, как кролик от удава, тихо прошептал: — Не знаю.

 

— Ты шлюха?

 

Георг отчаянно помотал головой.

 

— Впрочем, и так вижу, что нет, зря спросил, только обидел. Бросил, что ли, подонок?

 

— Нет, мы расстались, — ответил парень, по-прежнему глядя в глаза громиле.

 

— Жить-то есть где? — продолжал допытываться громила.

 

— Нет. Ничего у меня нет, ни жилья, ни денег, ни работы, — честно признался Георг и, наконец, смог опустить взгляд.

 

— Значит, так. Ты никуда не пойдешь. Зовут меня Джеральд. Имя прошу не сокращать, не люблю я этого. Я хозяин этого заведения. В нем собираются байкеры. На вид они мужички суровые, но добрые в душе. Слабого не обидят, однозначно. Жить будешь здесь же, в заведении есть меленькая неиспользуемая каморка, тюфяк я тебе туда кину, как разбогатеешь, кровать себе купишь.

 

Парень радостно закивал головой, он был готов кинуться Джеральду на шею и расцеловать его, только природная скромность не позволила этого сделать.

Глава 4

Георг привычно разносил пиво, теперь стараясь медленно передвигаться между столиками, стараясь не зацепить никого и ничего своим огромным животом. Он не нагружал на поднос больше пяти кружек, ему Джеральд запретил поднимать тяжести, но зато заставил его больше двигаться, мол, полезно ему, видите ли.

 

За окном раздался знакомый рев Харли Дэвидсонов и спустя буквально пару минут в двери ввалились четверо знакомых байкеров — постоянных посетителей кафе. Они приезжали строго по четвергам, чтобы выпить по кружке пива и съесть жареных ребрышек под гранатовым соусом с капустой, которые отменно готовил повар этого заведения. Георг и сам подсел на них, а еще он полюбил тефтели с луком, но Джеральд не признавал блюда из рубленого мяса, поэтому повар готовил их для мальчика, как он называл Георга, втихаря от хозяина.

 

— Хай, Джеральд. Привет, Георг. — Билли, самый старший из вошедших и бывший у них, видимо, за главного, поздоровавшись, ласково похлопал парня свой огромной лапищей по животу, когда тот приблизился к ним, чтобы проводить к свободным столикам и принять заказ. Трудно было поверить, что эти люди способны на нежности.

 

— Мы думали, ты разродился, и мы на крестины уже приедем, — пробасил Джонни, второй из четверки.

 

— Можно, я еще немного поползаю? А то с младенцем на руках мне трудно будет вас обслуживать, — хохотнул им в ответ парень, дожидаясь, когда все четверо рассядутся и скажут, какое пиво им принести. Это ребрышки у них были пристрастием, а пиво они могли сегодня попросить одно, а завтра, точнее, через неделю, совсем другое.

 

— Поползай, поползай, — согласился Билли и добавил, — когда родишь, мы из твоего пацана настоящего мужчину делать будем. Куртку ему кожаную купим, краги, берцы, все, как положено. Подрастет, мотоцикл подарим, Харли Дэвидсон.

 

— Ага, — рассмеялся Георг, — мне уже обещали и Сузуки подарить, и Ямаху, и Кавасаки.

 

— Как они посмели опередить нас? Не позволю, — с ревнивой ноткой в голосе возмутился Джонни, и все громко рассмеялись.

 

Приняв заказ, Георг умчался на кухню, если можно так назвать его медленное передвижение походкой, как у утки с переваливанием с одного бока на другой.

 

Он любил всех этих людей, что заглядывали в кафе к Джеральду. Они только на вид были суровыми мужчинами, оставаясь в душе мальчишками, которые не доиграли в детстве в машинки, точнее, в мотоциклы. Он научился отличать на слух рокот Хонды от рева Харлеев, Сузуки от Ямахи. Всегда знал, кто подъехал, и кто сейчас объявится в дверях.

 

А Джеральду же очень льстило, что он не промахнулся с мальчишкой, и все его посетители полюбили нового официанта, который был со всеми предельно вежлив, даже когда ему кто-нибудь пытался нахамить. За все время он ни разу никому грубого слова не сказал, всегда мог поддержать разговор или сказать что-нибудь в тему.

 

Только упрямый был донельзя, сколько не отправлял Джеральд его встать на учет по беременности, категорически отказывался, ссылаясь на отсутствие денег, мол, все анализы и походы по врачам стоят дорого и требуют много времени. А так как ему предстоит рожать в бесплатной муниципальной больнице, зачем на все это тратиться.

 

Ни словом, ни полусловом так ни разу Георг и не обмолвился, что проходил это уже однажды, когда в его глупую голову пришла мысль избавиться от ребенка. Он знал, что малыш здоров, так сказал доктор Мейлз, который никогда не ошибался. И этого ему было достаточно. Токсикоз, который доставал его в самом начале беременности прошел без следа, чувствовал он себя просто великолепно, а остальное не важно. На узи ему сказали, что физических дефектов у ребенка нет, на чипе карты, который он сломал, даже фотография его младенчика была — маленькое личико, сморщенное, чем-то как будто недовольное, но такое красивое, самое красивое на свете. Это, пожалуй, единственное, о чем он жалел, об этой фотографии с узи. Ничего, он еще немного потерпит и будет любоваться этим красивым личиком наяву.

 

Георг еще раз совсем недавно пересчитал все недели своей беременности и вывел на календаре, что висел на стене в его каморке, дату предполагаемых родов. Правда, чем ближе к сроку, тем ему становилось все страшнее, он переживал и боялся не на шутку, что схватки могут начаться ночью, когда он оставался в кафе с приходящим старичком-сторожем.

 

Джеральд тоже переживал за парня, но, зная его упрямый характер, ничего старался не предлагать, а пошел на маленькую хитрость и стал «забывать» свой телефон по вечерам на стойке бара. А потом из дома звонить на него, и просить Георга прибрать его к себе в коморку, мол, утром он его заберет.

 

— Георг, — позвал официанта Билли. — Принеси нам еще по кружке пива, хорошо пошло.

 

Пиво, действительно, было свежим, только вчера завезенным. Оно понравилось не только компании Билли, но и многим другим, что сегодня заходили в кафе. Почти никто не удовлетворился привычным количеством. И Георг, уже который раз дожидаясь, когда Джеральд наполнит снова кружки, потирал спину, ее тянуло непривычно сильно, но он списывал свое состояние на то, что практически не присел, обслуживая посетителей.

 

Подняв поднос с пивом, Георг развернулся, пожалуй, немного резковато и чуть не выронил все из рук. Он пошатнулся и прикусил губу от резкой боли, пронзившей его спину и внезапно напрягшийся живот. Джеральд, смотревший в эту минуту на него, легко, словно и не весил центнер, перепрыгнул через стойку бара и подхватил одной рукой парня, другой поднос, стараясь не уронить его и одновременно не облить пивом посетителей, сидевших за ближайшим столиком.

 

— Кажется, началось, — белый, как мел, дрожащими губами прошептал ему Георг.

 

— Ну и славненько, — весело ответил Джеральд, продолжая бережно поддерживать парня и взглядом прося, чтобы забрали поднос из его рук.— Скоро папой станешь.

 

— Все шутишь, да? А мне страшно, — парень от обиды, что его не понимают, готов был расплакаться. Ему больно, а кому-то смешно.

 

— Друзья, наш бар закрывается сегодня несколько раньше обычного, в силу непредвиденных обстоятельств, — громко объявил Джеральд. — Точнее предвиденных, но как всегда неожиданных.

 

Все зашумели одновременно, со всех сторон посыпались советы, кто-то стал возмущаться, что не догулял, кто-то поднялся и, кинув деньги на столик, не дожидаясь счета, потянулся к выходу.

 

— Давай я пацана в больницу отвезу, — предложил Джонни, своим басом перекрывая общий гомон. — А ты работай дальше, — предложил он Джеральду.

 

— Ага, щас, — язвительным тоном произнес тот. — На чем ты его повезешь? На своем Харлее? Ему машина нужна. Причем удобная, а вдруг он рожать начнет.

 

Джонни усмехнулся и почесал своей пятерней макушку: — Я и впрямь об этом не подумал. А ты на чем? Может, неотложку вызвать.

 

— У меня старый пикапчик имеется. А неотложка непонятно когда приедет, и деньги заломит, что твое такси, там же и врачи будут, и оборудование, — ответил ему Джеральд и, подхватив Георга на руки, понес сначала в его каморку, где, знал, у него приготовлен пакет для больницы, а потом на задний двор в гараж, где стоял видавший виды автомобиль, на котором он ездил за пивом и продуктами.

 

Он совершенно не переживал за кафе, там оставался повар, он сможет заменить его, пока посетители не разойдутся, не впервой, через полчаса придет сторож, все закроет, когда в заведении никого не останется. Даже если с ним не рассчитаются за съеденное и выпитое сегодня, не та проблема, о чем можно горевать, значит, в гостях были не друзья…

 

…Они ехали уже минут сорок. Джеральд периодически поглядывал на Георга, который то прикусывал нижнюю губу, то поглаживал живот, то растирал спину, но молчал, даже слабого стона не сорвалось с его губ. До муниципальной больницы ехать еще и ехать, а поток машин в этот час, как назло, замер в пробке.

 

— Похоже, впереди авария, — чтобы как-то разрядить обстановку и отвлечь парня, проговорил Джеральд.

 

— Похоже, — согласился тот и снова прикусил губу, а потом, не выдержав, прошептал: — Сыночек, потерпи немножко.

 

Джеральд сразу занервничал и постучал руками по рулю автомобиля, до этого они хоть помаленьку двигались, а сейчас стояли уже почти десять минут без движения. Поток машин опять двинулся немного вперед и опять замер.

 

— Георг, поговори со мной, — попросил мужчина.

 

— О чем? — сквозь стон прошептал парень.

 

— Расскажи мне о себе, я же ничего о тебе не знаю.

 

— Родился, учился, снова учился, решил родить, все, — быстро проговорил Георг и снова застонал.

 

— Где ты снова учился? — переспросил Джеральд. — Насколько я понял, учился первый раз ты в школе. А снова учился, это где?

 

— В университете, — тихо проговорил Георг и всхлипнул, то ли от боли, то ли от воспоминаний.

 

— А почему ушел? Ушел ведь? Так? — пристал к нему с расспросами Джеральд.

 

— Потому что забеременел, поэтому и ушел. Не мог я там оставаться, отчислили бы все равно за аморальное поведение, — почти прокричал Георг и, громко застонав, откинулся на спинку сидения.

 

— Что за странная формулировка? — не унимался мужчина.

 

— Не странная, у моего ребенка не было отца, значит, я его нагулял неизвестно с кем и, следовательно, морально неустойчив. Мне не место среди студентов престижного университета столицы, — прошептал Георг и даже стонать перестал.

 

— Вот оно что, — присвистнул Джеральд и замолчал, обдумывая сказанное парнем. Впрочем, он и сам видел, что Георг грамотен, интеллигентен, воспитан. Даже об отце ребенка ни разу дурного слова не сказал, сколько тот его не пытался спрашивать. Вот и сейчас пытается всю вину за случившееся взять на себя. А может оно и к лучшему…

 

…Джеральд припарковался на обочине, завидев здание из стекла и бетона медицинского госпиталя, выскочил из автомобиля и, подхватив Георга на руки, быстрым шагом прямо по газону зашагал к приемному покою. Он знал, что услуги здесь стоят недешево, но парня до бесплатной муниципальной больницы не довезти. А принимать роды в грязном пикапе ему не очень-то хотелось.

 

— Джеральд, поставь меня на ноги, — негромко попросил Георг, — Я беременный, но не больной. Я в состоянии сам дойти, только туда я не пойду, это дорогая больница, у меня нет таких денег.

 

— Заткнись, — рявкнул Джеральд, он разозлился, что в такой момент парень опять проявляет свой упрямый характер. — У тебя нет, зато у меня есть. Ты что, не понимаешь, что я тебя до больницы с такой скоростью, с которой мы едем, не довезу? Отработаешь после.

 

— Хорошо, — согласился Георг. — Только давай я сам пойду, мне так меньше больно.

 

Это он, конечно, погорячился. И после того, как Джеральд его поставил на ноги, он смог сделать всего пару шагов, а потом сложился практически пополам от боли, руками обнимая свой живот.

 

— Вот, что, дорогой, ты уж помолчи, пожалуйста, пока я тебя не отшлепал за твое упрямство, — проворчал мужчина, снова подхватывая его на руки и почти уже бегом устремляясь к крыльцу.

 

Мимо них по подъездной дороге с воем пронеслись несколько машин неотложной помощи.

 

— Похоже, впереди на дороге случилась страшная авария, если раненых везут даже сюда, — сказал Джеральд Георгу, видя, что тот тоже наблюдает, как из дверей выскакивали санитары с каталками и увозили раненых, доставленных в госпиталь.

 

— Им не будет до меня дела, — усмехнулся парень. — Ты видел, скольких привезли. Сейчас все врачи будут заняты на операциях.

 

— Глупый, ты глупый, — Джеральд нежно прикоснулся к его щеке губами. — Роды принимают совсем другие врачи. Хотя их могут тоже привлечь к ассистированию.

 

И мужчина нахмурился, только этого ему не хватало…

Глава 5

В приемном покое царила суета и бедлам, раненых было слишком много, врачей не хватало, как и операционных, и их развозили по всем отделениям, включая гинекологическое. Стояли крики, стоны, плач. Люди старались перекричать друг друга. Кто-то бился в истерике и медработники уже не пытались их успокаивать, а сразу кололи лекарство, просто так быстрее.

 

К беременному Георгу, лежащему на кушетке, сидеть он уже просто не мог, долго никто не подходил. Джеральд сам готов уже был завыть, как все остальные. И только роженик сохранял спокойствие и невозмутимый вид.

 

— Пойдем, родной, я тебя провожу, куда следует, — возле мужчин возник старичок, Георг его вспомнил, он оформлял его в прошлый раз. — Здесь это надолго. Бензовоз в междугородний автобус въехал и еще один, шедший в попутном направлении зацепил. К нам только раненых везут, а обгоревших — в ожоговый центр пытаются доставить. Но говорят, что пробка на шоссе в обе стороны.

 

Джеральд еще раз мысленно поблагодарил небеса, что госпиталь оказался у них на пути. И, больше ни секунды не раздумывая и не обращая внимания на протесты парня, снова подхватил его на руки и зашагал за старичком, семенившим впереди. Тот не пошел к лифту, как когда-то Георг, а поднялся на второй этаж по лестнице, пройдя по одному коридору, потом по другому и остановился у двери.

 

— Ждите, — сказал он и исчез за ней.

 

Легко сказать ждите. Джаральд начал нервничать, видя, что Георг уже в кровь искусал свои губы.

 

— Ты постонал бы, что ли, — попросил он парня.

 

— Нельзя, — тихо проговорил Георг. — Малыш услышит, испугается.

 

Джеральд истерично расхохотался, нервы у него точно с этим парнем станут ни к черту — ему больно, а он о малыше, который в животе ничего не слышит и не видит, думает. Он хотел уже ему сказать все, что по этому поводу думает, но тут открылась дверь, и на пороге возник дежурный администратор.

 

Он окинул мужчин взглядом и торжественно изрек: — Значит, так. Хоть шоссе и заблокировано, но нашему госпиталю бесплатно приказали принимать только пострадавших в аварии, остальных — по обычному тарифу. Вы готовы заплатить за роды?

 

— Готовы, — буркнул Джеральд, не понравился ему этот надменный тип. Думает, что если он одет в «косуху», кожаные штаны и берцы, то у него и денег нет совсем.

 

— Тогда посмотрите вот это, — и администратор протянул планшет с договором и счетом для ознакомления. — И заметьте, это в том случае, если роды пройдут без осложнения.

 

Джеральд, пробежав глазами по ряду цифр, присвистнул, увидев итоговое число. Да… Недешево ему обойдется малыш, но он решил, что здоровье Георга и ребенка того стоит. И уже не раздумывая, вставил свою банковскую карту в аппарат. Буквально через пару минут, как только деньги поступили на счет госпиталя, сразу же началась суета вокруг роженика.

 

Санитар погрузил его на каталку, в это же самое время медбрат взял у него кровь на анализ, следовало заранее определить хотя бы группу и резус-фактор, если что-то пойдет не так. Джеральд попытался пойти за ними, но его остановил все тот же администратор: — Если хотите присутствовать на родах, требуется оплатить эту услугу дополнительно.

 

Джеральд отрицательно покачал головой, он не собирался присутствовать, да и денег на карте осталось не так уж и много.

 

— Тогда спуститесь вниз и ожидайте в приемном покое…

 

…Ожидайте… Джеральд пытался сначала сидеть, но оказалось, что ходить из угла в угол, когда нервы на пределе гораздо проще. К тому же раненые все прибывали и одному из них кресло, на которое он пытался иногда присаживаться, более необходимо — у парня была сломана нога. И стоять в ожидании помощи он не мог…

 

…Георг врача узнал сразу, врач его тоже узнал.

 

— Кто вас привез? — поинтересовался он, увидев парня, лежащего на кровати в предродовой, уже одетого только в короткую стерильную рубашку.

 

— Друг, — ответил, не задумываясь, Георг и, снова прикусывая губу, чтобы сдержать рвущийся наружу уже не стон, а крик.

 

— Да кричите вы, — махнул рукой врач, — Не бойтесь, ваш малыш уже ничего не испугается. Вы его напугали смертельно еще в прошлый раз, теперь ему уже ничего не страшно. Меня волнует другое — ваша группа крови. Насколько я помню…

 

— Очень редкая, — согласился Георг. — Поэтому доктор не берите в голову, если мне суждено помереть на столе, значит, тому и быть. Я думаю, что у вас нет ее в запасе, даже сыворотки, думаю, нет.

 

— Была, но из-за аварии, все выгребли во всех отделениях, даже у нас, — вздохнул врач. — А ваш друг?..

 

— Он не имеет никакого отношения к моему ребенку, поэтому с кровью помочь мне не сможет. Что же, — улыбнулся Георг. — Значит, будем рожать без осложнений.

 

— Будем, — согласился с ним врач. — Давайте я вам обезболивающее поставлю. Роды — это длительный процесс, выматывающий и отца, и малыша.

 

— А вот этого мы точно делать не будем. Я хочу, чтобы все прошло честным образом. Положено помучиться, чтобы испытать счастье отцовства, значит, будем мучиться.

 

Врач разулыбался: — Смелый вы, Георг Ризен. Уважаю таких. Пока я вам не нужен. На стене кнопка экстренного вызова, нажмете ее примерно через час. Часы над дверью перед вашими глазами. Если что-то понадобится раньше, не стесняйтесь, жмите, к вам подойду или я, или медбрат.…

 

Время тянулось бесконечно медленно. Почему час? Этот вопрос не давал покоя Георгу. Но когда ближе к концу этого самого часа резкая боль схваток сменилась тянущими потугами, он смело нажал кнопку. В дверях предродовой незамедлительно возник врач.

 

— Потуги? — поинтересовался он, неизменно вздохнув, как будто ему тяжело.

 

— Ага, — кивнул головой Георг.

 

— Подожди, дорогой, еще немного. Сейчас санитар увезет из родзала в палату предыдущего роженика и начнем. Поверь моему опыту, рожать одному, когда никто не кричит и не стонет рядом, гораздо приятнее.

 

И врач объяснил удивленному Георгу, что роды обычно принимают опытные акушеры. И их ровно столько, сколько родильных столов в зале, а именно шесть. За всю историю госпиталя только единожды у них было одновременно семь рожеников. А вот врач на родах присутствует только один. Он наблюдает за процессом и если вдруг пошло что-то не так, то помогает акушеру или сразу вызывает дежурную операционную бригаду и ведет операцию. И чтобы не бегать врачу от одного роженика к другому, все маленькие родильные, в конце концов, объединили в один огромный родзал с множеством аппаратов для родовспоможения.

 

— Последнее время стали мало рожать, — продолжил доктор. — В родзале бывает один человек, иногда два. Вам повезло, кричать рядом никто не будет. Предыдущий уже родил, а у следующего потуги еще не скоро начнутся.

 

В этот момент в палату заглянул санитар, видимо тот, который отвозил предыдущего роженика в палату и сказал, что все готово.

 

— Пойдемте, — врач помог Георгу подняться с кровати и, бережно поддерживая, повел в освещенное помещение напротив.

 

— Не бойтесь, — врач услышал через тонкую рубашку, как бешено бухает сердце парня, и увидел, как дрожит жилка на шее от толчков крови. — Вам осталось потерпеть минут тридцать не более того. Я уверен, с вами все будет просто отлично.

 

Он передал его в руки опытного немолодого акушера, который помог ему взобраться на стол и удобно улечься.

 

— Ну, что? Начали? — бодрым голосом произнес акушер и положил свою руку в тонкой латексной перчатке на живот Георга. И тут же удивленно произнес, обращаясь к врачу: — А у него воды не отошли.

 

— Не отошли, — согласился тот. — Значит, его мальчик родится в рубашке.

 

Акушер почувствовал, как напрягается живот роженика под его ладонью, и скомандовал: — Тужимся…

 

…Джеральд все мерил и мерил широкими шагами коридор приемного покоя, он ходил от лифта до самого выхода, а потом разворачивался и шел обратно к лифту. Пятьдесят шагов туда, пятьдесят — обратно. Если ходить не спеша, то триста шагов — это ровно пять минут. Он подошел к лифту в тот момент, когда его двери открылись, и из него вышли несколько человек, видимо, пострадавшие в аварии, но не сильно, — у кого-то была перевязана голова, у кого-то рука, а кому-то просто пластырь наложили. Этого высокого мужчину он сразу заметил среди вышедших. Он был одет в дорогой, хоть и залитый теперь кровью костюм, но не это привлекло его внимание, по красивому лицу мужчины непрерывным потоком бежали слезы. Он не рыдал, не всхлипывал, не истерил, слезы просто текли и текли по его щекам. Пройдя несколько шагов, он прислонился к стене и так замер.

 

— Что случилось? — участливо поинтересовался Джеральд. Так как видимых повреждений на мужчине не было, и кровь эта была, скорее всего, не его.

 

— Я стою здесь и ничем помочь ему не могу, — простонал мужчина. — А он умирает там.

 

«Прямо как я», — пронеслось вихрем у Джеральда в голове, а вслух он спросил: — Кто умирает?

 

— Мой сынишка... Ему всего пять лет… Только сегодня исполнилось… Мы с праздника ехали… Ему кровь нужна для переливания, а она у них закончилась и когда доставят, неизвестно. А он умирает.

 

— А вы? Почему они не взяли вашу кровь для переливания? — не выдержав, поинтересовался Джеральд.

 

Мужчина отчаянно покачал головой: — Моя кровь ему не подходит. Они проверили. Он же не мой родной ребенок. Я женился на его отце, когда он только-только родился. Но я люблю и его, и его папу. Это самые дорогие мои люди. Нужен донор.

 

И тут Джеральд решил для себя все, в чем так долго сомневался. Он схватил мужчину и за руку и скомандовал: — Веди, может, моя подойдет…

 

…В родзале раздался громкий детский плач.

 

— Ну, вот и все, — устало проговорил акушер, вытирая испарину с лица счастливого отца. Казалось, что он устал больше улыбающегося от счастья Георга.

 

— Ни одного даже минимального разрывчика, — констатировал довольный врач, осмотрев родовые пути, пожалуй, впервые он не казался усталым, хотя пробыл с Георгом почти всю ночь. — Сейчас обработаю небольшую ссадинку и можешь отдыхать. Все бы молодые папаши были такими! Приходи еще — тебе можно рожать.

 

А потом поинтересовался: — Есть хочешь?

 

— Очень, — ответил ему парень, он и впрямь ощутил настоящий приступ голода.

 

Пока акушер продолжал заниматься Георгом, врач сходил в столовую отделения и принес ему оттуда стакан некрепкого горячего чая и хлеб с большим куском вареного мяса и листьями салата.

 

— Извини, но на кухне среди ночи я смог найти только это, — смутился врач, протягивая Георгу еду.

 

— Пойдет, — благодарно улыбнулся тот, жадно откусывая кусок бутерброда и запивая чаем, хоть есть, лежа на спине, было не совсем удобно, да еще и с прибором на животе для сокращения матки.

 

Он был счастлив — на столе под инфракрасной лампой покряхтывал его малыш, к которому периодически подходил врач и щекотал по маленькой попочке, пока тот не разражался громким плачем.

 

— Плачь, маленький, тренируй легкие, — улыбался врач, наблюдая, как тот снова укладывается поудобнее и только слегка покряхтывает.

 

А где-то внизу волнуется за него, и за Георга, и за малыша, Джеральд, как только он его увидит, то сразу ему скажет, все скажет, что он к нему чувствует…

 

…Джеральд вошел в палату к Георгу и остановился на пороге, тот спал лежа на животе! безмятежным сном и улыбался, а рядом в маленькой каталочке возился и покряхтывал малыш.

 

— С рождением тебя, сыночек, — ласково прошептал мужчина, погладив его по бархатной щечке пальцем и радостно наблюдая, как тот открыл крошечный ротик, как будто с ним здороваясь.

 

А потом Джеральд подошел к спящему Георгу и, опустившись перед ним на колени, чмокнул в щеку, положил свою лохматую голову на подушку рядом с ним, и в такой позе уснул. Он просто устал, чертовски устал… Случайно или нет, но он смог помочь мальчику того мужчины. И вот теперь у него двое сыновей, родившихся за одну ночь.

Глава 6

— Джеральд, Джеральд, — тихонько позвал Георг, опершись на локоть и нависая над мужчиной, в попытке разбудить его. Он ласково погладил его по закрытым векам, по небритым щекам, по усам, бороде. Удивился, что тот спит в такой неудобной позе. А потом наклонился и поцеловал в нос, а затем в лоб, непокрытый растительностью. Он убрал непокорную длинную прядку темных растрепанных волос с его лица и снова поцеловал в нос. Но мужчина только вздохнул сквозь сон, завозился, потершись щекой о подушку и почмокав губами, как ребенок, но так и не проснулся.

 

— Джеральд, — уже громче позвал парень и потряс его за плечо. Наконец, ему удалось добиться того, что мужчина все же открыл глаза. И сразу же счастливая улыбка растянула его губы. Георг тоже улыбнулся ему в ответ.

 

— Домой? — негромко, практически одними губами, спросил он парня.

 

— Домой, — согласился тот. — Сейчас меня врач осмотрит и можно уходить. Все равно нам не разрешат задержаться дольше оплаченного. Но я без завтрака не уйду. Говорят, здесь вкусно кормят, как в ресторане.

 

— Не поверю, что вкуснее, чем в моем кафе, — снова улыбнулся Джеральд, садясь на пол рядом с кроватью.

 

— Так то ж, в твоем кафе… — протянул Георг. — Я пойду, а ты проследи, чтобы сына тоже накормили и бутылочку с молочком для него в дорогу потребуй.

 

И он легко, словно и не рожал ночью, откинув в сторону одеяло, поднялся с кровати. И сразу смутился, осознав нелепость своего вида с прокладкой для рожеников между ног. Джеральд, чтобы не конфузить его еще больше, отвернулся, а Георг сразу же натянул на себя пижаму.

 

Он отсутствовал недолго, а когда вернулся, то сиял, как начищенный пятак.

 

— Джеральд, представляешь, у меня все просто отлично, — почти закричал с порога парень. — Врач сказал, что можно рожать второго хоть следом. И у сына все отлично, они уже успели сделать часть анализов, и по всему выходит, что он альфа. Такой маленький, а уже альфа. А что будет, когда он вырастет?

 

— Байкер-альфа, — пошутил улыбающийся Джеральд. За время отсутствия Георга он самостоятельно успел накормить малыша из бутылочки, которую принес детский врач. Подмыть, перепеленать его, так как тот после еды, потужившись немного, сделал свои детские делишки.

 

— Пусть будет байкер, — согласился Георг, наплевав на все условности и кидаясь Джеральду на шею и повисая на нем. — Главное, он альфа.

 

— Ты недоволен своей омежьей сущностью? — сурово спросил мужчина, подхватывая парня под пятую точку.

 

— Я? — парень не понимал, почему Джеральд не разделяет его радость. — Я доволен. Мне понравилось быть беременным, да и рожать не так уж и страшно. Я просто рад, что у меня родился первенец альфа. Говорят, что из таких малышей сильные личности вырастают. А потом можно нарожать и маленьких омежек. Вот только беточек я не очень хочу, мне всегда их очень жалко. Представляешь, им не дано познать радость отцовства.

 

И тут только, наконец, до Джеральда стало доходить, что Георг говорит с ним, с ним, с Джеральдом о детях. И об этом маленьком альфе, спящем в каталочке, и о тех, которых еще нет и в помине, но которые, скорее всего, будут у него вместе с Георгом. От этой мысли у него светло и тепло стало на душе, он крепче прижал к себе парня и прошептал: — Омежки пусть будут… Я люблю омежек, особенно тебя.

 


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Принцесса, дракон и два рыцаря. | Мадина - чеченка, дочь замглавы Республики, приехавшая в столицу учиться. Алекс - ловелас и повеса, любитель женщин, шумных вечеринок и, конечно же, своего мотоцикла. Как могли встретиться два столь 1 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.185 сек.)