Мировоззренческие аспекты логики Аристотеля.

Мировоззренческие аспекты логики Аристотеля.

Откуда она возникла?

Во время икс древнегреческий философ создает новую науку, достаточно полную, строгую и абстрактную. Другой философ овладевает математикой как наукой, продолжая рассматривать ее как часть философского знания.

Логика и математика попадают в современную науку, а философия нет. А что если это ошибка? Что если математика, логика и философия образуют одну непрерывную цепь, полная картина которой это нацеленное нам в грудь копье реальности? Почему не попытаться воссоздать такое структурно развитое целое, существование которого подтверждали бы подобные фрагменты?

Логика Аристотеля со времени своего возникновения неизменно истолковывалась и изучалась, хотя в целом оставалась бесспорной. Не произошло ли за несколько тысячелетий подмены или забвения ее основ? Может ли быть математическая логика ее преемницей.?

Нет, не может. Логика Аристотеля возникла на пределе философского видения и является философией по преимуществу. Символичность и абстрактность ее формальной части может иметь совершенно иные причины нежели подобное в математике. Причин по крайней мере несколько:

Первая. Нечто понятное и очевидное до прозрачности в древнем мире стало совершенно непонятным для современного человека.

Вторая. Восприятие логических объектов происходит в интелегибельной области и не имеет чувственного выражения вообще.

Третья. Предметом логики может быть один единственный объект, содержательно целостный, описание которого возможно только в сфере формального многообразия.

Индуктивный характер проводимых Аристотелем содержательных примеров можно с уверенностью отрицать, или в лучшем случае отнести его к софистической философии.

Отрицать совершенно подобие логики и математики нельзя, но это подобие объяснимо и уместно, если вспомнить об общей природе числа и понятия, сравнение которых приведено в другом месте. Но это не позволяет их смешивать и доказывать одно с помощью другого.

Невидимое, и даже не имеющее ничего общего но существующее, невыразимо, но разве это повод для того чтобы отказаться от его познания? Разве это не достойно быть предметом науки и не требует самого пристального внимания к тому что мы называем опытом и изменения представления о нем?

Математика – наука о числах, а логика? О доказательстве? Но что доказывают? О началах доказательства, силлогизме? Но ведь это же элементы самой логики. У логики должен быть свой предмет, и это не числа. Но это нечто вроде числа, соотносимого с совершенно непривычными нам предметами.

В самом деле, легко себе представить что перед нами яблоко, и это яблоко употребляется нами по назначению. Съели и забыли – это математика. Теперь представим себе отдельно яблоню, яблоко и яблоневый сад – это тоже математика. Теперь представим что эти три предмета связаны между собой и это будет вполне современное представление о логической связи «в духе Аристотеля». Бедный Аристотель! И еще что-то вроде гегелевской логики. А вот если мы представим себе яблоко, яблоню и яблоневый сад одновременно, то получим картину вроде бы предметную, но лишенную предметного выражения. Она будет неисчерпаемой, открытой. Здесь просто речь идет о невозможном для современного человека способе представления свойственного древним.

Аристотеля по всей видимости интересуют эти целокупности предметов определенность которых несомненна, но задана в непривычном для нас мироощущении. Однако нельзя сказать что это совершенно недоступное знание, скорее оно потребует искусственного усилия для того чтобы современный человек овладел им в достаточной степени. Тем более что это не будет для него чем-то совершенно новым.

Структурные особенности такого мироощущения.

Вживание в соответствующую эпоху не кажется нам эффективным, но невозможно отрицать что нам все-таки интересно «что же было на самом деле». Попытавшись идти этим путем мы обнаруживаем что современная культура действительно представляет собой тонкий слой, а под ним простирается необъятное архаичное сознание. Остается очевидный шаг – нет ли в нашем сознании аналогов тому что породило в конечном счете или могло породить древнюю математику, логику. Поэтому мы предприняли некое исследование которое сыграло прикладную роль при подходах к основной проблеме. Перед нами картина сознания специфичная для истории философии в целом:

Сознание делим на собственно сознание и другую его часть – бессознательное. Условимся считать что если есть где то древняя философия и наука то они сосредоточены в бессознательной части, а вот начиная с Плотина сознание постепенно принимает в себя философию, становясь по крайней мере его видимой частью.

Что характерно вообще всякое сознание мы вынуждены были поместить в прошлое и даже склонны считать его неизменным атрибутом сознания.

Характерное для сознания:

Овнешненность – всегда набрана дистанция в отношении предмета, субъект размыт до неопределенности.

Множественность – неизменно предполагается наличие не одного а множества предметов, которые непосредственно мыслятся отдельно друг от друга.

Численная формальность – Это царство математики где любой из предметов может быть задан определенным числом, царство точных и естественных наук.

Пространственность – наличие некой фундаментальной предметной платформы, черной непроницаемой неопределенности которую можно представить как скопление точек, причем движение возможно лишь через одну из них.

Идеальность – свобода мыслей ничем не связанной кроме собственных законов.

Калейдоскопичность общей картины.

Символичность – как правило объекты не обладая безусловной ценностью являются представителями, заместителями и тому подобное.

Абсолютность – всегда предполагается наличие большого замкнутого тела или пространства, которое формально вмещает в себя все остальное. Земля, Вселенная, Поднебесная и другие подобные которые мыслятся аналогично.

Представление – в полной мере представитель сознания и является его элементарной составляющей. Ощущения только каналы по которым текут представления.

У себя. Сознание неизменно полагает себя здесь и теперь, но не столько во временном смысле а скорее в смысле безвременья. Пребывает исключительно на своей территории а на чужой ведет себя так как у себя дома не считаясь с обстоятельствами.

Характерное для бессознательное:

Всеохватность – в бессознательном все присутствует во всем, каждый объект представляет собой маленькую копию вселенной.

Определенность предметной области – всегда это нечто которое невозможно спутать ни с чем другим, уникальность предметов.

Реальность – с бессознательном связано неистребимое чувство реальности как средоточие смысла, нечто аналогичное истине.

Внешнее идеальное время – с бессознательного время и начинается, но так что оно омывает предмет скорее как вечность, фрагменты которого могут обернуться конкретным временем и мыслятся как остановка основного времени – вечности.

Абсолютность предмета – предметы обладают идеальной формой, к которой не добавить ни единого штриха, бесконечное совершенство.

Интимная субъектность – мир предстоит как данный непосредственно наблюдателю, без посредников и даже возможности постороннего вмешательства. При этом сам субъект мыслится как некое идеальное шарообразное тело, по отношению к которому предметы мыслятся как точечные вкрапления в его поверхность.

Идеальность тела носителя, полное его отсутствие и неопределенность, прозрачность но неизменность как определяющего начала.

Определенность всего предметного, но не посредством всего предмета а через предмет который представляется замещением этой определенности.

Где угодно – бессознательное везде на месте, у него нет определенного «у себя».

Соответственная структура мировоззрения.

Она должна сохранятся во все времена при любых обстоятельствах.

В античное время безусловно было и сознание и бессознательное. С одной стороны Пифагор, Евклид, Архимед, с другой стороны Гераклит, Парменид, Платон. Мы видим что несмотря на принципиальное различие их не разделяет роковая пропасть которая легла между современной наукой и гуманитарным знанием. И даже скорее можно предположить что и непреодолимое это различие тоже не является принципиальным, а вот различие античного и современного мира кажущегося на первый взгляд просто эволюционным вызывает серьезные размышления.

Можно с абсолютной достоверностью заключить что мы доживаем эпоху сознания, и что античность была эпохой бессознательного. Отсюда нетрудно заключить что античная философия и наука должны рассматриваться через образы бессознательного, наблюдаться в естественных условиях прежде всего.

Как это сделать в эпоху сознания? Только изучая бессознательное, создавая ему те условия в которых оно способно проявить себя. Нельзя забывать и о временности эпохи сознания, подготавливая будущие просторы.

Бессознательное не мертво, оно только в тени, и облекает плотным кольцом современный мир. Сознавая его мы открываем новые, неведомые горизонты.

Прорыв бессознательного.

Сознание, несмотря на высоту своего положения, никогда не удерживает позиций по всему фронту, и его первой уступкой бессознательному является направленная структурированность. Грубо и привычно это выглядит так – ощущения, впечатления, память, представления, воображение, фантазии и т.д. Точку зрения сознания представляет современная психология и нет необходимости на ней останавливаться. Сущность же этой точки зрения – в ощущении нам дана наиболее полная реальность, а далее посредством нюхания, лизания и ощупывания – разностороннее познание предмета и «обобщение» в высших и тонких эшелонах психики. Низшая, черновая работа ощущений заканчивается триумфом человеческого гения в лаборатории.

С точки зрения бессознательного это не совсем так. Во первых ряд перечисленных компонентов психики не рядоположен, но при этом даже сказать что они равны и автономны – ничего не сказать, это только формальность, хотя и существенная. Здесь вся соль – в предмете ощущений, представлений и т.п. Вот он то как раз и осается неизменным. Есть ценности, которые вообще не меняются. Но если эти ценности в ощущении не даны то львиная доля черновой работы падает на память, воображение и прочее, без которых ощущение и состоятся то не может. Предлагаются объяснения что посылаются некие таинственные обратные сигналы, уже из психики.

В бессознательном же приходится исходить из другой предпосылки – если что-то дано, то дано сразу, целиком и во всей полноте, и не надо ловить рыбку в мутной воде. В ощущении, надо полагать, дан не сам предмет и не столько предмет из области сознания, а скорее предмет из области бессознательного, со всеми соответствующими характеристиками. Свидетельства древних в этом отношении представляются бесценными, ведь именно они обладали незамутненным восприятием бессознательных образов осколки которых являются перед нами в виде разрозненных предметов. В отличие от них мы не можем с той же ясностью и непосредственно наблюдать мир. Для этого надо заново видеть, слышать, понимать и чувствовать. Бывают человеческие состояния которые возвращают нам на некоторое время в этот мир. В этой точке мы достигаем одной вершины на которой и современный и древний человек сидят у одного костра.

Время можно рассматривать как непременное условие сознания, как и пространство – условием бессознательного. Непроницаемое, плотное и бесконечное. Они не существуют вместе. В пространстве, как и во времени есть те же города и сады. В пространство можно войти, оно трансцендентно, из времени можно только выйти, выпасть, оно трансцендентально. Мир, в котором живет наше тело является срединным, в котором два мира существуют абсолютно неразличимо. Один другому постоянно служит фоном, изнанкой. Так время, подобно сети раскидывается тотемом.

Переход из состояния сознания в состояние бессознательного осуществляется как хлопок, преодоление невидимой грани, которой строго говоря не существует. Время всегда сдерживает нас в искусственном мирке который и зовется временем. Эта его неизменность – константа сознания. Что же касается перехода из бессознательного в сознание, то едва ли это возможно в данную эпоху, да и едва ли необходимо, ибо бессознательное и есть сознание.

Бессознательное имеет и характерную для мышления черту – это так называемое мышление мышления, то есть восприятие мысли как следующего предмета мысли и далее в той же последовательности. Познание таким образом сводится к воспоминанию утраченного представления о бессознательном.

Жизнь в бессознательном «типична», «идеальна» и лишена индивидуальности. Это как бы бесконечные вариации на одну и туже тему.

Бессознательное безусловно, оно инвариантно всегда, постоянно и не меняется со временем.

Логика бессознательного.

Начнем с диалогов Платона. Структура каждого из них несмотря на подлинную непредсказуемость образует цепь утраты определенных представлений. Обрывается ли эта цепь ничем, как следует по сюжету? Что вообще происходит в итоге? Какой позитивный итог мы имеем? В итоге мы имеем определение красоты, блага и т.п. Определение это однако не формулируется. Может быть это недостаток литературного таланта? Но чем же оно все таки выражается? Оно выражается в присутствии блага и красоты! Это случается, происходит и это великолепно. Как если бы на вопрос что такое яблоко принесли яблоко. Предъявить их было угодно Платону, и на этом содержание диалогов исчерпывается.

Аристотель. Отказывается ли он использовать определения? Нет, он полагает его как начало доказательства. Он не рассуждает так пространно и глубоко как Платон, а дает примеры определений, краткие и похожие на современные. Он исходит из их присутствия как и Платон, полагая неважным, да наверное и невозможным дискрипцию подобного присутствия. Поэтому в его определениях появляется нечто новое – присутствие в сознании. Через отьятие, отсутствие чего-то, как это и возможно в сознании, но это конкретное отсутствие, также присутствующее, исключительно благодаря тому что была эпоха бессознательного, которое пронизывало собою сознание открыто.

И теперь представьте, как может выглядеть совершенно прозрачный объект. Такие объекты можно накладывать друг на друга, перетасовывать, и не один из них не будет мешать другому. Именно поэтому они могут быть обозначены символически. Числом же они не могут быть выражены постольку поскольку они несут в себе природу бессознательного, и только в нем получают свое значение.

Предварительный итог: бессознательное как и сознание обладает массой возможностей, их отношения также безграничны но в некоторые моменты носят определенный характер. Эта определенность конкретно типизуется, отражаясь закономерностями проявления бессознательного в сфере индивидуального сознания.

Не думается, что Аристотель является предтечей современного мира, поскольку индивидуальность сознания в его эпоху как рядовой случай невозможна, да и не могла она появиться в современном мире на современный лад. Работы Аристотеля отразили все типичные черты индивидуального сознания. Наше сознание отказывается понимать его иначе как демиурга науки. Аристотель – индивидуальность это творение времени, истории, индивидуальности и судьбы, волею которой индивидуальность и получила отражение в предмете.

Категории.

В логике Аристотеля фигурируют категории. Создается впечатление что Аристотель дает анализ предметного содержания познания. Так ли это? И что такое сами категории?

Прежде всего категории являются оттенками целого, его гранями, которые покрывают это целое, но которые сформулированы приблизительно.

Те объяснения которые при этом даются получают смысл только в целом ряде категорий, который представляет собой развернутую структуру определения. Это собирательный образ диалогов Платона. Особенность же категорий еще и в том что во всяком содержании они мыслятся отдельно друг от друга, как истинные дети сознания. То, на что они указывают, нельзя смешать с содержанием другой категории. Содержание категории – ее собственность, и чтобы вы не делали с предметом он будет упорно придерживаться данной категории. Категории призрачны и априорны, и к опыту сознания относятся весьма условно.

Понятие.

Это абсолютный аналог определения, определяющий формальное в целом и согласно данному определению. Это индивидуальность априори, платформа мироощущения в целом в его современном виде. Индивидуальность эта не имеет вид конкретно выраженного лица и не представляет нам субъекта в его теперешнем виде.

Суждение.

Прежде всего присмотримся к его содержанию. Как выглядит субъект суждения? Что означает суждение «Сократ есть человек?». Во-первых это человек во всей его определенности, многосложности и со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но человек этот – Сократ, что вообще не свойственно современному сознанию. Универсальный человек есть Сократ. Если есть какой-либо человек вообще, то он может быть только Сократом. Человек типа Сократ оказывается типом человека вообще. Если есть какой-либо человек, то это Сократ. Познание человеческой природы это высматриваниеСократа, но не высматривание человека на современный лад. Человек же в данном случае есть только формальное вместилище Сократа, как его вид, одежда, дом Сократа и т. п. Многообразие человеческих личностей возможно здесь только как расщепление Сократа. И тогда остается вопрос – «Кем в таком случае был каждый древний грек?». Прежде всего личностью универсальной по природе, фон которой покрывал все остальные личности.

Силлогизм.

Если в случае суждения бессознательное обнаруживает себя в виде образа сознания или предполагает наличие одного единственного мира параллельно с которым мыслятся другие миры – образы, то в силлогизме участвуют несколько суждений, которые вместе с тем лишь увеличивают содержание образа, формально полагая его относительно неизменным. Но кроме этого силлогизм имеет свою собственную природу. Он пускает такие корни в многообразие сущего, которые рассекают его, формально наполняя содержанием категории, словно облаком покрывая и конкретизируя целые предметные сферы. Силлогизм есть непрерывный источник многообразия сущего. Здесь содержание и форма уравновешивают друг друга, создавая тот предметный образ который придает реальность любому предметному состоянию.

Фигуры силлогизма.

Здесь еще полной ясности нет. Но если мы вернемся к силлогизму как таковому, то заметим, что силлогизм есть обращенное вовне своей формальной стороной. Например: Сократ есть человек. Человек есть двуногое без перьев. Сократ есть двуногое без перьев.

Что это за двуногое без перьев в качестве Сократа? В каком смысле Сократ есть двуногое без перьев? Мы сразу заметим, всматриваясь в это существо что оно в лучшем случае обрубок, лишенный перьев и всех ног, кроме двух. Возможен ли такой человек? Конечно нет! Но где же Сократ? И как ему живется без перьев и на двух ногах, не простудился ли он?

Все это указывает на то что Сократ находится вне себя, и притом не только остается еще самим собой, но и как бы процветает. Теперь вопрос только в том, где искать Сократа? И вот это самое интересное. Сократ испарился, но нечто знающее себя, и как бы готовое к услугам в любой момент и в любом месте. Сократ волшебным образом присутствует. Присутствие в бессознательном дает общеутвердительную посылку, в сознании – общеотрицательную. Формально в бессознательном в качестве единственного – частноутвердительную, в сознании в качестве единственного – частноотрицательную.

Логические фигуры не являются тирами силлогизма. Уравновешенность силлогизма между сознанием и бессознательным может быть смещена как в область бессознательного так и в область сознания. По первой фигуре есть собственно силлогизм, поскольку он отражает истинное положение дела сопоставляя одно целое с другим, не меняя их метами. По второй фигуре бессознательное как бы удваивается, относясь к себе и как внутреннему и как внешнему, по преимуществу же выпячивается его внешнее к себе отношение, и оттого вторая посылка выглядит как первая, а третья, заключение, как вторая. По третей же фигуре сознание выглядит как первая посылка, вторая как первая вместо заключения а первая в качестве заключения.

В чем же смысл содержания фигур? То уравновешенное состояние, в котором мы полагаем силлогизм по первой фигуре является частным случаем силлогизма, хотя и называется совершенным силлогизмом. На самом же деле это неуловимое состояние, минимум и максимум конкретного представления. Но полнота этого силлогизма обретается по второй и третей фигуре, с помощью которых он обретает устойчивость в неопределенности.

Модальности.

Соответственно сознанию и бессознательному различают и две модальности, необходимости /сознанию/ и возможности. О них достаточно сказано в другом месте. Они как бы корелляты того и другого. Кроме того они являются содержательно значимыми. Всякий раз мы задаем себе вопрос – это возможно? Или – это необходимо? И полагаем что речь идет о содержательно возможном и необходимом. Но это не так. Ни возможное ни необходимое не относятся к области чтойности. Это скорее бытийные состояния. Бытие едино, как сознание и бессознательное оно неизменно. Но возможность есть одно состояние бытия, в котором образ получает свое воплощение и необходимость другое. Какое отношение это имеет к силлогизму? Силлогизм не только мыслится но и представляется, представление же дает нам собирательный образ. Представим себе что этот человек – Сократ. Можем ли мы утверждать что это не Сократ, если мы не знаем, кто этот человек? Любой незнакомый нам человек может оказаться Сократом, а любой знакомый нам Сократ может оказаться не Сократом. Поэтому всякий необходимо присущий предмет пребывает в возможности, а всякий возможно присущий с необходимостью, поэтому они и могут служить логическими константами. Это два способа гипотетического предположения, от которого по крайней мере зависит способ доказательства.

Доказательство.

Доказательство означает доказанное определение, или достаточное подтверждение сказанного. Доказательство не обязательно составляет длинную цепь умозаключений, оно может быть коротким как молния. Доказывается не силлогизмами а то что в силлогизмах. Доказательством для силлогизма служит истина или лож.

Истину и ложь легко демонстрировать примером, но понять, но так понять что это такое невозможно. Истина и ложь по-видимому также имеют отношение к историческому делению бессознательного и сознания.

В самом деле, в определенном историческом состоянии оказывается кто бы то ни было, и априори предполагается или предзадано что по ту сторону истории находятся лжецы, а по эту – говорят истину.

Поэтому историческое значение слова ложь по древнегречески есть наше собственное положение, и это то же самое что истина для древних. Поэтому говорить правду мы можем только отрицательно, утверждая ложь.

Для древнего грека это могло выглядеть более прямолинейно. Мир лжи – мир варваров, как мир логиков – мир нелогиков. Границы истины и логики совпадают. Не может быть логики о лжи.

Весь реальный мир окружающий нас, его бессознательное и сознание переплавленные в монолит, является миром истины, и независимо от него за его горизонтом простирается безбрежный хаос. Любое проникновение в него осмысливается как неистинное, и любая его видимость оказывается ложной, так как представления не попадают ни туда ни оттуда.

В каждом конкретном случае природа истинности и ложности аналогична.

Логика.

Областью применения логики в древности мог быть весь мир, в современном же состоянии ее предмет не осмысливается ввиду бессознательного сотояния, в котором она оказалась. Ее предмет однако остается неизменным. Это наука о превращении содержания в форму и обратно. Это кажется почти невозможным и непонятным современной науке, которая принципиально отделяет одно от другого. В самом деле, закон, царящий над содержанием не есть ли идеальная для него форма? Число в точных науках и понятие в гуманитарных стали их элементарными составляющими. Если же говорить о современной логике типа Аристотелевской, то в ее задачу входило бы превращение понятия в число, а более широко – превращение гуманитарного знания в математически осязаемое. Если говорить еще более обобщенно, то знания непрерывным потоком устремляются по руслу, основание для которого представляет логика, являясь по существу только безусловным знанием, как бы высекающим науку из хаоса представлений.

В содержательной части логика столь подвижна и прозрачна что практически неуловима для наблюдателя, в формальной же столь постоянна и абсолютна что не может быть мишенью для современного мироощущения.

Текстологическая особенность древнегреческой философии.

Все попытки проникновения в содержание текста древнегреческого философа Аристотеля не дают результатов до тех пор пока текст не начинает восприниматься совершенно особым способом, отличающимся от восприятия любого современного текста. Текст видимо представляет собой органическое целое и представляет собой неразрывную цепь понятий, и связывает непосредственно каждое последующее понятие с предыдущим так что всякий раз предыдущее оказывается объективировано смыслозначащим.

Здесь используется не принцип «домино» а скорее принцип «матрешка», так они вложены друг в друга, это первое. Второе. Речь идет по-видимому о чем-то одном и том же, то есть некоем целом, которое оформляется постепенно. И не в глазах читателя, а как бы исходя из самого предмета, который стремиться к явлению своего присутствия естественным образом.

В отношении древнегреческих философов наблюдается та же картина. О чем бы они не рассуждали, рассуждение стройно ложится в цепь предыдущих рассуждений, а рассуждения одного философа подхватываются другим как ни в чем не бывало. «Критику» можно скорее понимать как соревнование, или как несогласие по поводу одного и того же.

Заключение к содержательному анализу понятий «Органона» Аристотеля.

Мы смогли убедиться, что все содержательные слова, употребляемые в этих текстах имеют ярко выраженную специфическую направленность, природа которой однако не совсем ясна.

Центральным и несомненно преобладающим понятием неизменно является понятие «живое существо», которое во много раз чаще употребляется чем какое бы то ни было другое. Более того, смысловая нагрузка на него – соответственная.

Вторым можно назвать понятие «человек».

Дале идут несколько существ вообще характерных для греческой мифологии и тех которые фигурируют в теогониях и космогониях, ну а затем идут ощущения, состояния и т. п. Вообще все напоминает развернутую характеристику понятия «живое существо», которое достигается посредством понятия «человек» или подобного ему.

Нетрудно предположить что имеется веская причина для этого. Живое существо не объект для Аристотеля, так же как и для любого грека – философа. И коротко мы попытались выяснить, кем оно все-таки было, и выяснили что здесь более всего уместен оракул «Познай себя».

Содержание логики Аристотеля таково, что оно не представляет собой дедуктивные науки, и сравнение это возможно лишь благодаря случайному совпадению.

Реальность, которая перед нами развертывается в логике – это дом, в котором мы живем, и многовековая привычка к нему не позволяет рассмотреть его как следует. Его новизна не начинается с Аристотеля, а скорее заканчивается им. С толку сбивает и то обстоятельство что Аристотель часто говорит о предшествующей философии, и не всегда в ее пользу судя по тону. Так вот, это обстоятельство не имеет того значения которое ему приписывают. Греков можно представить себе как сросшихся спинами /образ мифологический опять же/, как одну стаю. Но и этим дело не заканчивается, между нами еще Рим! И эта реальность также вторгается, несмотря на то что по времени она появиться гораздо позднее. Все это абсолютно нерасчленимое целое и является греческим феноменом. И только с этой точки зрения можно подступать к логике Аристотеля. Если вы хотите конкретный образ – пожалуйста! Это голос самой вещи, это изнанка любого явления, это бессознательное.

Комментарии к фрагментам ранних древнегреческих философов, которые могли прояснить нам некоторые моменты мировоззрения.

Нас интересуют в первую очередь детали, характеризующие фундамент древнегреческих представлений. /цитаты постранично не указываются и даются с сокращениями/.

Из разговора богов: «..я отправляюсь к крайним пределам кормообильной Земли навестить Океана..». «Океан, который всем прародитель..».

Гефест творит щит Ахилла – «Он расположил на нем и великую мощь реки Океана, по крепкому ободу крепкозданного щита».

Ахилл и боги присутствуют в этих фрагментах не случайно. Ахилл – герой бессознательного. Он неуязвим и он победитель. Он имеет уязвимое место в которое его поразят. Встреча сознательного и бессознательного всегда происходит через определенное место и через смерть как высшую форму преображения.

Если океан представляет собой бессознательное состояние сознания, то Зевс – его сознательное –«..но к Зевсу..я не смею ни приблизиться, ни усыпить его..» - говорит Сон.

Если вы сравните описания Океана и описания Зевса, то легко убедитесь, что в одну картину вместе они не умещаются, а как бы накладываются друг на друга как несоизмеримые пространства, так что прародитель Зевса Океан в мире Зеса является Зевсом. Боги с самого возникновения занимают раз и навсегда определенное место, которое затем эволюционирует в Ум Анаксагора. Вся история богов – от возникновения сознания до его исчезновения или полного распредмечивания.

Древнегреческие боги недоступны восприятию современного человека, сознание которого мифологизировано и псевдонаучно. Все касающееся богов воспринимается как естественное. Боги живут как люди! Но люди не были людьми когда боги жили и творили. Индивидуация сознания эпохи Океана не была выражена совсем и восприятие мира в привычном для нас плане отсутствовало. Океан – река, омывающая круг.

Если принять что Тартар – часть эпохи Океана, то это неверно. «..в Тартар туманный, далеко-предалеко, где под землей глубочайшая пропасть, где железные ворота и медный порог, настолько далеко под Аидом, насколько небо от земли.»

Тартар – неизменный атрибут сознания, это его пропасть, а Аид, только царство душ.

«..Славьте бессмертных священный род вечносущих.» Отрицать это в них. Значит не понимать их природу. Почему боги бессмертны? Под богами следует понимать незазличимые сущности, что-то вроде числа, как заключит Пифагор.

Представьте себе некий элемент, начало, и в нем предположите все сущности. Эти сущности образуют нечто вроде цельного мира. Сущности эти априорны и неодновременны. «..пево-наперво возник Хаос /Бездна/..затем Гея /Земля/, прочное седалище навек..и Тартар туманный..и Эрос..прекраснейший..». «..из Хаоса родились Эреб /Мрак/ и черная ночь..». Бездна, мрак и ночь – достойная троица.

Титаны. «..там обитают Гиг, Котт и отважный Обриарей.». Титан может выпить море, украсть луну, расквасить нос Зевсу, он как родственник которого стыдятся. «..обитают Титаны по ту сторону темного Хаоса.», «..там находятся истоки и концы.», «..верные стражи Зевса Эгиоха.». Их истоки находятся не здесь. Это не образы в бессознательном, а труженики бессознательного.

Орфей.

«..и не было ни Земли, ни воздуха, ни неба..». Это ретроспективное состояние, как состояние того, в чем не было, а потом было. Но означает это все же другое – нет, не было и не будет. Возникновение здесь и не предполагается, это не эволюционное начало. Земля и Небо являют себя только феноменально.

Из яйца вылупляется Эрос полный вожделения «..со сверкающими крыльями на спине, подобный..вихрям.». Современный человек воспринимает это либо как чертовщину либо как греховность. У Апулея, Плутарха и прочих мы встречаем иное отношение.

Вожделение именно вылупляет тело из небытия, это архаическое внепредметное состояние сущность которого в подвижности.

Сочетаясь с Хаосом в Тартаре он «..высидел наш род и впервые вывел его на свет.» Появляется род блаженных богов. Это и есть масштаб, изначальное мерило всего остального.

Поэты Греции одержимы, и это состояние означает вовлеченность в содержание, проникновение через момент прозрения.

«Бог..содержит в себе начало, конец и середину всех вещей, он идет к цели прямым путем, вращаясь по природе..». Если бы душа обладала телом ему преличествующим, то получился бы бог, бог из рода богов. Особенность бога греческого в том что он живет здесь и сейчас. Всякая вещь многогранна, бесконечна в проявлениях, глубинна в своей истории. И тем не менее она не является богом и несовершенна, а совершенство ей прямо придает бог, делая ее более того что она есть.

Миром правят не первые по времени боги. Они появляются не во множестве, а группой или по однгому. Боги подчиняются друг другу лишь в определенной степени, и также лишь в определенной степени, в меру своих полномочий правят людьми.

Посвященные, внимайте! Смысл посвящения состоит в зрелости души, которая склоняется к знанию. Личный контакт и отбор составляют посвящение. Это круг друзей.

Современному человеку такая дружба доступна не в полной мере.

Возникновение животного подобно плетению сети. В каждой его части заключено целое. И животное состоит из частей являющихся целым. Греки воспринимали не животное вообще, а конкретное животное в частности, а также его части в частности и по отдельности. Облик животного – некая сеть для восприятия, которая опутывает видящего.

Сознание попадает в определенные рамки под влиянием животного, которое воздействует на него сильно и непосредственно бессознательно. Греки не были подвержены такому воздействию благодаря тому что многие функции, приписываемые животным сейчас были присущи людям, животные же греков похожи на людей.

Орфей одомашнивает всю природу и образ жизни диких зверей, укрощает и искореняет заключенное в душах звериное начало. Вопрос в том, что этому предшествовало, а не чем это стало. Предметы по отдельности способны настолько завладевать сознанием что полностью покоряют его. Человек движется в рамках предметных сфер, не выделяя себя совершенно из природы.

«Я – козленок – упал в молоко.» Вся природа одомашнивается и с нею человек. Все умирает, умирает природа, умирает навеки. Затем врата смети распахиваются и душа оживает. Тело становится его временным домом, до возвращения в Подземное царство. Основой тела становится душа а она под влиянием богов. Душа, это совокупный образ богов. Это то что тянется через всю толщу превращения вещей. У души нет цельного образа, она в гостях даже у бога, и облик ее, сплошная принципиальная неизменность. Она не только вечна во времени но и определяет его целиком. У души есть способность не уклонятся от своего пути.

Смерть – истина – душа – мир- Дионис. Истина есть ничто.

Перворожденным был Уран, сын Ночи, амбросильной кормилицы богов, которому Гея родила Крона. Зевс проглотил мощь этого бога и в нем срослись все блаженные боги и богини.. и все прочее, что тогда существовало.. стал он один.

Все произошло от Зевса, он первый, он последний, он глава. Произвел Афродиту, смастерил землю и небо, мощь Океана. Смастерил и другую землю безграничную, которую Селеной зовут бессмертные, а земные человеки – Меной. Сматерил и солнце и звезды.

Зевс глотает мощь перворожденного, а не первого по времени. Крон содеял великое Урану. Значит Крона можно понимать в рамках Урана. Но до конца Зевс раскроется в Дионисе. В нем срастается все и вся. Это срастание архаического мира сути которого это не затрагивает. Океану Зевс дает мощь, но не жизнь. Как понять что Зевс рождает мир? А понять это следует так что не было ни солнца, ни звезд, ни земли. Вместо всего этого был Зевс. Телос Зевса напоминает телос архаического человека, который воспринимает солнце как свой собственных глаз или свет. Воспринимает он всеми силами природы, которые рассматривает как свои собственные. Ночь накатывает на него как нечто реальное, так воспринимают ночь и туземцы Гогена. Реальность становится богом, распадается на богов, обезличивается, и затем получает божественную персонификацию, которая делает ее феноменально осязаемой.

Селена. «..равной длины ее члены от центра повсюду..». Там есть города, горы, жилища, это новый потусторонний мир, сверхмир, сущности которого несомненно архаические.

Это мир сменяющихся обликов. Зевс превращается в различные существа.

Мать Урана была Ночь. Мать Урана была и Земля. От своего сына Урана Гея родила Крона. Родила Земля и Океана. Зевс – сын Крона. Мать Крона это и мать Зевса. Она родил от Эреба Эфир и Денницу, и Горы, и Море. Совершенно очевидно что она всем жена и мать. Поскольку же в Зевсе сливаются все боги то правильнее сказать сто он сливается со своей частью, подобной ему самому только в женском обличье. И все-таки речь идет о его матери, значит есть то над чем он не властен, и это Эрос. Ночи же по видимому две, первая есть еще и Гея, это видимо функциональная сущность, и получает она одно и тоже имя. Сама Гея это всегда Ночь беспредельно-определенная. Ночь – содержание мира, которое познается через анима – душу мира. Зевс будет сочетаться и с дочерью меняя свой облик, значит это будет на Селене, на изнанке мира, земные же существа испытывают любовь только как тень божественной любви, не зная ее настоящей, и только внушенная любовь чувствуется ими как своя.

Хотя Зевс и есть все, но это все из другого теста, и в нем есть недоступное ему. Эти элементы в мире Зевса получают второе рождение, разделение по полу исходит не от него. Все девственное тянется к Зевсу и остается таким неразрушимо. Девичья любовь это любовь к Зевсу, она самая прекрасная.

Комментатор Дамасский: Хаос – непостижимая и совершенно единая природа умопостигаемого, а Земля – начало генеологии богов. Земля и Хаос могут составлять пару, а также Земля, Тартар и Эрот могут составлять троицу. Гомер начинает с Ночи.

Философы принимают Хронос за единое начало всех вещей, Эфир и Хаос за двоицу, яйцо как абсолютное бытие.

Хаос и Землю следует рассматривать иначе, Земля – совершенно единая и непостижимая природа, которая охватывает Хаос. Тартар же не может быть ничем кроме себя самого а Эрос ему сопутствует.

Эфир и Хаос образуют только известную последовательность.

Комментарий Дамасского замечателен тем что показывает как отличается реальность того что толкуется от толкований, причем так что реальность осмысливается и принимает форму этого осмысления. Это не умозрительные конструкции. Умозрительно не покидает границ реальности оставляя все как есть.

Хронос рождает Эфир и бездну великую, чудовищную, ни границы, ни дна, ни основания, и все в темной мгле. По неизреченно огромному круге оно носилось не зная покоя. Раскалывается туманная бездна и безветренный Эфир, и является Фанес, который первым видим в Эфире, с четырьмя очами, крыльями, женщина и отец, ключ ума /нуса/. Тело его сверкает. Он создал для бессмертных нетленный дом. Пролил несказанный ливень, сотворил Селену. Назначил человекам… Солнце учинил стражем, творит три Ночи, и одной вручает царский скипетр. По преданию Орфея царями были.. Фанес, Ночь, Уран, Крон, Зевс, Дионис. Гею он называет первой невестой. Фанес сидит в заповедном святилище ночи. Итак, Фанес. Кто он, чем отличается от Зевса?

Хронос это и есть яйцо, которое он творит из самого себя. Эфир – это ровное тождество с собой. Все живое в мире восприятия имеет серебристый оттенок, скорее мерцание. Неизреченно-огромный круг надо понимать в том смысле что это скорее движение в себе.

Безграничен же он потому что Хронос выступил здесь в непривычной для нас форме – в форме вечности. Затем раскалывается Бездна и Эфир. Понимать это видимо следует как трещину между ними, которая не проходит в определенном месте, а потенциальна везде. Фанес с головой животного носится туда-сюда. И у него четыре глаза и сверкающее тело..

Голова животного означает что видим он животными, это их мир. Живое в видится в движении и движется непрестанно, пока живет. Глаза имеет два видимых и два видящих.

Сверкает каждая частица в эфире. Он лелеет в душе безокую любовь, то общее, что рождается в любви. Он ключ нуса, это состояние ума в котором нет выбора, золотая середина. Он мастерит Селену как в себе замкнутый божественный мир – дом богов.

Все это происходит в пещере ночи. Кратер ночи же рождает и всякую душу в мире. Душа подобна Фанесу?

Крон захватывает Олимп и предводительствует Титанами, чье сердце неумолимо и природа беззаконна. Олимпийцы их побеждают.

Крон видимо отличается от Хроноса как время от вечности. Олимп заполняет время, то есть Крон. Со временем приходят и Титаны вытесняемые вечностью.

Уран как страж времени оттесняет их в Тартар, но не возвращая их в прежнее состояние, а подпирает их яростью и силой основание земли. Одна и та же вечность – Уран. Фанес – неподвижная вечность. Части Урана падают и образуют времена года.

Есть три рода людей – золотой, серебряный и титанический.

Четырем элементам и странам света соответствуют четыре реки. Реки в подземном царстве есть скорее пути, или четыре состояния остановленной вечности.

После Зевса все вещи становятся отдельными друг от друга, становясь одним и тем же. Это символ греческого миросозерцания и имеет буквальный смысл. Время представляется слитным.

Зевс. Первый, последний, глава, середина, все от него происходит, мужчина, дева бессмертная, основание, дыхание, пыл огня, корень моря, солнце с луною, владыка и царь, прародитель единый всех, единая власть, царское тело одно, а в нем кружится огонь, вода, эфир, ночь, день, Эрос. Лицо – небо, волосы – звезды, рога – запад и восток, глаза – солнце и луна, ум в эфире. Тело осияно, безгранично, неуязвимо, бездрожно, мощно. Плечи, грудь и спина – воздух. Есть крылья. Чрево – Гея и горы. В пахе прибой морской. Ноги – корни земли.

Описание Зевса состоит как мы видим из трех частей, и каждую можно назвать законченной, и следующая как бы начинает все с начала. Причина здесь проста, Зевс три. Один это он сам, другой это космос, а в третьем предметный земной мир.

По свидетельству комментатора Симпликия Орфей неоднократно употребляет одни имена вместо других. В случае же с Зевсом мы можем убедиться и в обратном.

Диметра изобрела амбросию, мед, слуг, провожатых. Видимо надо понимать это так что нечто выходит из небытия обычного употребления и получает обрядово-правовой смысл.

Изобретать – значит придавать вещи определенный, символический вид.

Смысл амбросии в том что она является целомудрием вещей.

Дионис следует за изображением в зеркало и раздробляется на Вселенную. После растерзания труп его погребают на Парнасе. Апполон его собирает к единовидной жизни. Форма расчленения имеет семь частей.

Этот миф один из самых интересных. Вещи это мы. Античность никогда не выпускает это из круга своих интересов. Дионис оказывается со стороны вещей. Его расчленение это творение мира. Число семь это прежде всего семизвучье. Семь априорных, полнозвучных выдохов пространства есть неистребимость нерасчленивающего расчленения. Семь долей – раскрытие абсолюта, семь ударов. Собранный Дионис выглядит как мед цветка не собираемый и розлитый в цвету.

В Аиде души человеческие. Душа животного многоглава, мы узнаем ее благодаря тому что она узнает нас. Как можно душу вдохнуть из эфира? Душа просыпается от весеннего ветра. За душой есть нечто большее чем она сама, а тело остается как бы в отдалении. Есть третья сила, общая с Зевсом природа.

Единое начало имеет неизреченную природу. Представим себя окруженными идеальными предметами.

Дракон, головы льва, быка и лик бога. Адрастея, Ананке, Геракл, Хронос его имена.

Многоглавым бывает только дракон, он является стражем того мира. Выглядит это видимо как три головы на одной шее, они не имеют строго определенного облика, а скорее определенное выражение в зависимости от состояния обращенного к ним. Размеры крыльев и тела пропорциональны видимому. Головы быка, льва и бога означают одно и тоже, целостное восприятие которого имеет многоступенчатый характер. Смысл этого состоит в одновременном взгляде всех трех. Неуловимо пронзительное охватывает душу во всей ее жизни.

Другой образ – бестелесный бог, по бокам его бычьи головы, на голове змей принимающий облики зверей. Золотистость крыльев говорит о их символичности и безмерности.

..материя была живой, пучина вечно текла..мирриады несовершенных соединений, разверстая, зияла,..потекло упорядоченно, от себя к себе,..в центре в воронке..втянула пневму.. и выскочило наверх подобно плоду.

В таких фрагментах обыкновенно интересую детали, и детали эти находят натуралистическими. Но речь здесь идет вообще не о космосе. Двойной образ, наподобие яйца, мужеженский, по проишествии которого и расчленились четыре элемента.

Принципиально важно, случилось это проишествие один раз со всем миром или как то иначе? Как будто все говорит за то что все случилось со всем один раз. Но это как раз спорно. Скорее это выглядит как пробуждение индивидуального сознания. Вообще это не онтология. Исходная точка здесь не яйцо, а живая материя, подобно пучине текущая. Состоит она из тех же четырех элементов и кроме того божественная пневма. Имеем нечто вроде поверхности и горизонта над ней. Верчение – состояние видимости, поверхность – тело. Несовершенные соединения – неизменный вид вещей проявленного мира. Яйцо – определенность безмерного. Четыре элемента – четыре ниши в сознании соответствующие беспредельному. Все элементы по сути являются точной копией друг друга и ничего кроме абсолютного тождества под ними не подразумевается. Тождество не узнающее себя но помнящее. Элементами они являются по отношению к друг другу. Поэтому когда речь пойдет о вселенной, она может появиться из любого, а остальные займут как бы подчиненную роль.

Яйцо как бы наполнено плодоносной мозговиной, способное породить всевозможные элементы и цвета, но при этом выглядело так будто состояло из одного вещества и было одного цвета.

С появлением Фанеса небосвод обретает гармонию и упорядоченность, но здесь надо иметь в виду что речь идет о божественном небосводе. Беспредельную вечность он освещает сокровенно. Он садится на вершине неба. Здесь ясно дается понять что кроме неба имеется пространство которое может занимать Фанес.

Первая грубая субстанция поглощается Кроносом и становится Аидом. Первоначальная смесь остается тоже вне времени, и все что было стекается туда как в резервуар.

Божественная пневма достигая эфира рождает ум, Палладу, наихудожественнейшмй разум благодаря которому мастерится космос. Вода, из которой произошли все вещи появляется замещая первоначальную субстанцию, Плутона, а то чсто вытесняется ею становится воздухом, эфир же как бы стремится к своему положению.

Ехидна говорит о половинчатости Фанеса, о его облике в царстве Зевса.

Слава может достигать и Аида.

Вещи возникают из одного и в одно разрешаются. Значит имеется нечто вроде первоначального положения как бы до-вещи, в которое она затем возвращается. Здесь видимо речь идет о возвращении вещи к себе.

Мусей умел летать, упоминает и об орле, как творце вселенной, уповает на силу растений и совершает обряды при их сборе.

Коза, дочь Гелиоса, привела в ужас кроновых богов, выручает Зевса и становится звездой.

Древние наделены некой божественной мудростью, их речи – купель.

Время это видимо то что зашифровывается временем, и время понимай как покрывало..

Седьмица толкуется и как четыре элемента и три промежутка.

Внимать тропе слов истинной во всем.

Начало и конец произошли один за другим, а затем произошли вместе.

Единица – век а природа – двоица.

Различимый мрак.

Один дух в нас – с неба.

Зевс был всегда, Хронос же создал элементы.

Время – то чем управляется вселенная.

Универсум пронизывают тождественность и единение.

Космос называли пещерой, тюрьмой, гротом.

Хаос – нечто абсолютно непознаваемое.

Когда следовал за богом то был вороном.

Далее идут фрагменты древнегреческих философов.

Некоторые итоги. Ни один из приведенных фрагментов не обращен к толпе..то есть к нам с вами. Об этом часто забывают. Можем ли мы понять разговор двух влюбленных? Приняли ли мы посвящение?

Специфичность обстановки должна быть принята во внимание в первую очередь, стать предметом пристального изучения и принята в текст как составная часть. И мы также являемся неотъемлемой составной частью текста.

При работе с текстом необходимо действовать и рассуждать во Вселенной, которая принята самим текстом.

Фрагменты следует рассматривать как одно целое, как принадлежащее одному автору, и хотя мы в сущности и являемся этим автором но объективно следует признать что дивое мастерство нам не принадлежит, и говоря через нас оно отличается от нас.

Что же искать в тексте? Увы, предмет философии в тексте просто не существует. Искать надо самих себя через прямое отождествление с действующими персонажами. Такое отождествление открывает некую перспективу которая и является одной из главных особенностей греческого мышления. Это пропуск в мир реальности составляющей текст. Театр, в котором один актер и зритель тоже он.

«Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони: От века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовало бездны… Когда он еще не сотворил ни земли.. ни первоначальных пылинок вселенной. Когда он уготовлял небеса я была там. Когда он проводил круговую черту по лице бездны.. укреплял источники бездны,..когда полагал основания земли. Тогда я была при нем художницею, и была радостию всякий день, веселясь перед лицеем Его во все время.. кто нашел меня, тот нашел жизнь, и получит благодать от господа…» Библия.

Пифагор «..называл материю «иное» как нечто текучее и становящееся иным.. счастье заключается в знании совершенства чисел.. Числу все вещи подобны.»

Гераклит «Выслушав не мою, но эту вот Речь/Логос/ должно признать: мудрость в том чтобы все знать как одно: Ум, могущий править вселенной..»

Парменид «..все вечно, не возникло, шарообразно и одинаково, не имеет пространства внутри себя, неподвижно и конечно.. целое ограничено.. мыслить и быть одно и тоже.»

Анаксагор «..любая частица – смесь, подобная вселенной.. но пустоты никакой допускать он в вещах не согласен… они/вещи/ не возникают а изначально находятся в наличии.»

Категории./Аристотель/. Комментарий.

/ Система и способы образования идеями собственной предметности/

Первая глава.

Существуют предметы обладающие одним и тем же смыслом но разные по значению. Природа их такова что они исходят из одного корня, а именно смысла, который распался по своим значениям.

На это указывает и то что существуют предметы которые не смотря на разные значения находят свое выражение через свой смысл как одно и тоже. Более того, на это указывают и те предметы значение которых прямо производно от их смысла.

Вторая глава.

Смысл охватывает таким образом как один так и несколько предметов независимо от их значения. Более того, значение отделенное от предмета способно наделять себя своим смыслом.

Такой смысл естественно носит отпечаток искусственности и напрямую кажется несвязанным со своим значением. Также обстоит и со значением.

В ином случае это искусственность является общей и для смысла и для значения. Более того, она может быть основой для различия, даже причиной несходности иных предметов.

И вообще, любой предмет взятый сам по себе смысл и значение черпает из самого себя.

Третья глава.

Соответственно, то что говорится о предмете является его собственной предметностью которая однако вовлекает в понятие о предмете предметы отличные от него самого. Предмет при этом сам разделяется на разнородные части согласно которым и излагается. Это различие в пределах всего круга предметности и сохраняется.

Четвертая глава.

Такой потенциал внутренней делимости исчерпывается следующим образом. Предмет идеально распадается на понятие, многообразие, идеальное значение /смысл/, идеальное смысл и значение, предметность. Выражение предметности, соотнесенность предметности с собой, включение новых предметов, избыток некоторых предметов, отчуждение некоторых предметов.

Все это не выводит предмет за пределы самого себя и утверждать является ли он идеей или нет невозможно.

Пятая глава.

Понятие не является тем что оно называет, и не является тем что называет. Однако ему соответствует предметность в целом.

Так доказывается что предмет и понятие одно и тоже и в тоже время их различие с очевидностью доказывается так же.

Все другие предметы оказываются вовлеченными в данную предметность независимо от своего назначения. Таким образом понятие больше предмет нежели он сам. Также и предметности /идеальные предметы/, соотнесенными через предметы не бывают.

Итак, предметность и понятие не существует как предмет, и предмет вообще говоря существует как понятие. Но понятие при этом существующим назвать невозможно. Сами же понятия могут свободно выступать предметами друг для друга не оставаясь при этом ими, то есть вполне идеально. И далее, несколько понятий взятых вместе могут составлять один предмет но не одно понятие.

При этом сам предмет оказывается полностью вовлеченным в понятие. При этом он теряет свою соотнесенность с другими предметами которые в нем есть лишь его собственные различия.

Предмет в своем понятии может встречатся множество раз, не будучи при этом одним и тем же. Могут здесь встречаться и противоположности как различия.

Шестая глава.

Различие есть соответственно непрерывное, то есть выражающее непрерывность в понятии, и прерывистое различие, которое является идеальным понятие самого предмета. Смысл и значение здесь уникально распределяются на категории, выражением которых еще правда служит определенное нечто. Это определенное нечто классифицируется по тому же принципу что и общие категории, но относится уже не к различию предмета внутри самого себя а к различию всей сферы через предметность. Заметим также что указанные различия обладают истинной суммарностью, то есть между ними существуют строго идеальные упорядоченные отношения, которые возможны благодаря тому что каждое из них существует в определенной отдельности. Соответственно любая определенность обладает свойствами различенности, но не через себя, а через структурное существование различенности касательно любого предмета.

Предмет и предметность здесь указываются не друг через друга а один не «фоне» другого соответственно и различаются по отношению к друг другу только своим «местом».

Но главную особенность различия указывают уже как на различие между предметом и предметностью вообще.

Седьмая глава.

Предмет. Относясь к себе через понятие оказывается в своей собственной предметности, благодаря которой обретает свойства или теряет некоторые из них. Само же различие сохраняется и указывает на степень таких отношений.

Соответственно здесь могут быть даны имена тому что различается, ибо различается уже то что не различалось, но составляло один предмет. Здесь понятие и предмет как бы поменялись местами

Восьмая глава.

Высказывание касается либо одного предмета либо одного понятия.

Девятая глава.

Единичное и то что будет одно и тоже в том смысле что единичное существует как бы наполовину, как бы в возможности, также и с тем что будет.

Будущее не есть бесконечный выбор, но есть выбор между первым и вторым понятием. Первое безусловно выражает то что есть, а есть только то что дано в понятии /через категории/, в том числе и время, поэтому то что будет сказывается не о другом времени а о втором понятии. /Скажем можно спросить, будет орел или решка, указывая на монету, прикрытую шапкой/. Это второе понятие есть понятие самого предмета. Другими словами речь в данном случае идет не о высказывании, не о его части, а о его двойнике, согласно определению высказывания, но вместе с тем не есть и обычное высказывание, а такое, в котором налицо только первое или второе понятие. Ведь эти понятия суть одно и тоже, но в данном случае «белая лошадь» и «не белая лошадь» объединены в одно. / Речь не может идти о «некой белой лошади» или о другой лошади, которая не белая, а речь идет только об одной лошади относительно которой спрашивается белая ли она/.

В данном случае истинность или ложность касаются не высказывания, а лишь утверждения или отрицания. Здесь один предмет, а отрицается и утверждаются он различно, как если бы это были два предмета. Здесь налицо двойственность самого предмета, которая удвоила только число его понятий, но не его самого.

Об истолковании./Аристотель/ Комментарий.

Глава первая.

Душа имеет представления выражаемые речью, которые одни и те же для всех / а не для каждого, представления которого сравнивают с другим/. Но предметы для каждого, однако одни и те же если их выражать через представления.

Мысли являются содержащимися в понятии в котором они и вступают в отношение, но не друг с другом а с мыслями в другом понятии, которые связываются с данным через предмет который есть нечто отдельное для каждого.

Имя есть обозначение для первого понятия, глагол – для обозначения предмета. Второе же понятие, связываемое с первым может выступить в качестве предмета первого, тогда оно истинно, если же наоборот, первое выступит в качестве предмета второго, то ложно.

Глава вторая.

Понятие существует безотносительно ко времени и имеет свой предмет в качестве значения. Имена устанавливаются согласно неизменным для них представлениям.

Глава третья.

Глагол обозначает предмет, который устанавливает время содержащееся в его существовании.

Глава четвертая.

Высказывание сочетает между собой понятия через предмет, однако предметностью для него служит представление предметности, то есть понятия.

Глава пятая.

Утверждение есть нахождение понятия через предметность, а отрицание – через предмет, который обозначает понятие через отрицание одного из своих свойств, которое есть отрицание внутри понятия.

Глава шестая.

Противоречие указывает на то что относительно одного предмета имеются свойства которые являются содержанием различных понятий.

Глава седьмая.

Противоположное в предмете является противоречием в понятии, и таким образом оно само отрицается или утверждается.

Соответственно когда отрицают понятие целиком то другие понятия содержащиеся в нем отрицаются. Когда же некоторая часть свойств отрицается, то следует рассматривать ряд единичных понятий вместо общего, как было указано в Категориях.

Противоречие вообще устанавливается относительно предметов, а противоположность относительно понятий.

Нельзя сказать определенно что место предметности занимает предмет. Поэтому превращения понятия обратно в понятие не происходит. В конечном счете можно выяснить и то что ни один предмет не есть понятие.

Глава восьмая.

Далее предмет концентрируется уже в сфере предметности и соответственно его определенность находит выражение через определенность понятия, которое не будучи предметом но будучи уже объектом становится идеальным выразителем предмета, свойства которого возвращают ему реальность и схожесть с действительным предметом. Свойства эти отличаются от иных тем что они не будучи в самом предмете тем не менее существенно о нем сказываются. Сами же они подразделяются на те которые присущи понятию предмета и те которые не присущи, другие же это те которые присущи предмету или не присущи, при том что предмет здесь выражается так как сказано выше.

Глава девятая.

Далее подвергается различению реальность самого предмета, который обнаруживает ряд свойств которые ему присущи как идеальной сущности, но которые с необходимостью выступили с собственной предметностью.

Это способность пребывать в ряде мест одновременно с собой, это и способность не быть собой оставаясь собой, это и фиксация своего небытия в качестве бытия, и фиксация бытия в качестве небытия, это и отрицание последнего через утверждение и наконец это возврат к предмету в качестве усвоения последнего.

Глава десятая.

Таким образом мы можем структурно выделить из всего сказанного выше отношение с собой как со своим понятием, отношение между понятием и предметом, о выделении предмета из понятия и наоборот, или о поглощении и наоборот.

В первую очередь это предметы свойства которых могут быть представлены неким идеальным образом. Далее это те предметы которые отрицают некоторые свойства которые возможно присущи данному предмету. Тем не менее есть предметы с отъятием свойств которых или с прибавлением связано существование этого предмета. Соответственно свойства которые могут быть отделены от предмета при помощи других свойств того же предмета могут утверждать либо существование либо несуществование.

Глава одиннадцатая.

Предмет и его свойства сосуществуют как предметы, а также сосуществуют и предметы обладающие одинаковыми свойствами.

Глава двенадцатая.

Предметность также может выступать в качестве предмета, и поскольку она не обладает столь четкой выраженностью, то она наполняет себя предметами которые извлекает из возможных свойств предмета. При этом целостность предмета сохраняется выражаясь в том порядке в каком эти свойства предстают.

Когда предметность заполняет себя предметами то в ней то, что есть от предмета получает стремление развиваться в предметности до ее пределов и возможные свойства выступают фронтом, и если хоть одно из этих свойств будет удалено, то исчезнут и остальные. В другом случае свойства обступают предмет так что то что он есть и будет влиять на порядок среди них. Далее мы имеем дело только со свойствами при неопределенном предмете, тогда свойства перейдут в одну из категорий и порядок наступит сообразно ей.

Когда же сами свойства неясны то выступает предмет для них более подходящий и они сообразуются согласно с ним. Если же определенным является и предмет и понятие о нем, то свойства понятия могут быть перенесены на предмет, хотя понятие будет их причиной.

Глава тринадцатая.

Присущими понятию являются все предметы которые обладают свойствами перечисленными в понятии, а также те которые возникают вместе с ним.

Глава четырнадцатая.

Соответственно свойства могут быть но не присутствовать, увеличиваться оставаясь собой, уменьшаться не увеличивая ничего, превращаться исчезая совсем, менять место не будучи собой.

Глава пятнадцатая.

Обладание есть заключительная категория которая указывает на то что предмету присуще нечто, а именно то что ему присуще через понятие.

Дата добавления: 2015-08-29