Оберон, как и в прошлый раз, укутал лагерь радужной защитной плёночкой. Дождь молотил по нашим палаткам, по наскоро срубленным еловым шалашам. Грустили мокрые лошади. Шевелилась опавшая хвоя — это лезли, разрыхляя почву, остроконечные белые грибы на тонких ножках. Каждый гриб глядел на нас выпученным, белесым, мёртвым глазом. Их топтали, сбивали, сжигали посохом, но они всё равно лезли и глядели.
Всё Королевство провело этот день у костров. Я сидела, нахохлившись, между Эльвирой и Гарольдом, слушала разговоры и старалась не смотреть наверх.
Потому что утром я видела смырка — огромную многопалую ладонь, потянувшуюся с неба ко мне. Именно ко мне; ладонь раскрылась, собираясь схватить меня в горсть, но наткнулась на радужную плёнку Оберона и убралась опять на грозовое небо.
Одна была польза от ливня и грозы: смертоноши больше не орали.
Замучили они совсем. Честное слово.
— Лена? Лена, вы спите?
Мне как раз снилась мама. Как она ласково будит меня, гладит по щеке, и ладонь её пахнет знакомыми духами. Будто она одета как на праздник, улыбается, зовёт: «Леночка, доченька, вставай…»
— Лена!
Я села, перехватив поудобнее посох, готовая сбить с лету всё, что движется.
— Лена… Это я! Александр!
Я протёрла глаза. Посмотрела ночным зрением: действительно, полог шалаша был приоткрыт, в дверях стоял на четвереньках принц. Верхняя половина его была в шалаше, нижняя — снаружи.
— Лена, — шептал он, — пожалуйста… Надо поговорить.
— Ночью? — спросила я сварливо. Мне было обидно и грустно, что мой сон оказался только сном. Да, этой ночью я хотела к маме, как последняя детсадовка. И мне было досадно, что принц меня разбудил.
— Другого времени не будет… Выходите, больше нет дождя.
Сопя, как Гарольд, я выбралась. Огляделась…
С меня моментально слетел сон.
Ночное небо сияло. На фоне звёздных скоплений тянулись друг к другу руки-ветки. Было тихо, торжественно тихо, и от того, что этот мир такой прекрасный, у меня слезы навернулись на глаза.
На дне оврага лежал туман. Он был очень плотный, его верхние слои казались поверхностью молока в блюдце. А над туманом, на другой стороне оврага, светилась башенка. Вот прямо-таки светилась — как звёзды.
— Лена… — еле слышно бормотал принц. — Сейчас Гарольд на страже, но он следит за лесом, а не за лагерем… Я вас прошу: храните в тайне наш разговор. Что бы там ни было, что бы вы ни решили — никому не говорите. Поклянитесь.
— Клянусь, — сказала я и тогда только вспомнила, что говорил мне король насчёт клятв. — А… что случилось?
Из-за ствола большой ёлки вышла Эльвира. В свете звёзд она была бледной и такой красивой, какой прежде я её не видела. В волосах у неё блестели жемчужные капли — венец? Диадема? Или просто капли дождя с необсохших еловых ветвей?
— Случилось вот что. Мы с Александром хотим… вернее, мы твёрдо решили… Основать своё Королевство. Новое. Молодое. Вы слышали, что сказал вчера Оберон?
— Что?
Эльвира протянула руку к белой башенке на склоне оврага:
— Это место для нас, Лена. Это наш единственный шанс. Маленькое Королевство в дремучем лесу.
— Но там же никто не живёт!
— Там поселятся. Стоит нам с Александром занять это место, стоит увенчать головы коронами, хоть бы они были из шишек, и сесть на троны, хоть бы они были из пеньков, — и на другой же день здесь поселятся новые люди. А Оберон со своими пойдёт дальше, найдёт место, пригодное… И рано или поздно признает, что Александр ничем не уступает ему. Когда из нового могучего Королевства придут к нему послы… Он поймёт! Он поймёт, что его сын достоин его славы! Так будет, Лена, ну разве это не справедливо?
— А… вы уже говорили с Оберо… с его величеством?
Эльвира и принц переглянулись.
— Лена, — глухо сказал принц. — Он нас не отпустит. Он не верит в меня.
Я, кажется, слегка побледнела. Во всяком случае, щёки стали холодными.
— Но… вы же не можете… без его разрешения? Его надо как-то уговорить?
— Его не уговоришь, — твёрдо сказала Эльвира. — Поймите, Лена: Оберон признает только одного короля. Себя. Сама мысль о том, что кто-то ещё может претендовать на это звание…
— Я ведь не хочу его свергать! — Принц сцепил ладони. — Мне не нужен его трон! Мне нужен мой собственный…
— Мы уйдём без разрешения, — шёпотом сказала Эльвира. — Вот, слово сказано. Если вы сейчас пойдёте и донесёте королю — вполне возможно, нам отрубят головы.
— Нет. — Я даже засмеялась. — Он же никак не наказал тех принцесс, Алисию и Ортензию!
— Ш-ш-ш! — Эльвира испуганно глянула по сторонам. — На этот раз речь идёт не о капризе. Речь идёт о настоящем расколе, настоящем бунте… как их понимает король. Это серьёзно, Лена.
Она так это сказала, что я вдруг поняла: да. Серьёзно. И щёки мои совсем онемели.
— Я же поклялась молчать… И вообще, при чём тут я? Зачем вы меня позвали?
Принц и Эльвира взялись за руки. Посмотрели друг на друга. Потом вместе — на меня.
— Нам нужен маг, — сказала Эльвира. — Нам — в смысле, нашему королевству. Верховный маг. Самый главный. Магистр.
— Я?!
— А почему нет? Ты делом доказала, что твоё могущество не уступает могуществу Ланса. Или даже самого Оберона.
— Ну что вы…
— Да. А недостаток опыта — дело поправимое. Ты бы согласилась?
Я проглотила слюну:
— Нет. Простите, я не могу. Я не предам Оберона.
— Мы так и думали, — сказал принц после паузы. — Ты не просто могучий маг, ты благородный человек. Но у нас есть ещё одно предложение. Когда там, в башне, возникнет новое Королевство, ты сможешь перенестись домой. В один шаг.
Я вспомнила сон, прерванный появлением принца. Домой, вернуться домой… К маме… Она вот-вот придёт с работы. Станет кормить ужином Петьку и Димку, а я обниму её за шею и пообещаю обязательно исправить алгебру. Жизнь ведь судит нас по экзаменам, правильно говорят учителя…
— Погодите, — сказала я растерянно. — Как же… Ведь всё равно выходит предательство. Выходит, что я бросаю Королевство в пути. А что там впереди, мы же не знаем? Может, все они погибнут потому, что не будет рядом лишнего боевого посоха?
Принц и Эльвира переглянулись в третий раз.
— Мы знали, что ты откажешься, — очень грустно сказал принц. — Что предпочтёшь, может быть, умереть в дороге, но не бросить Королевство Оберона… Тогда у нас к тебе последнее предложение. Вернее, просьба. Если ты нам откажешь, мы не будем в обиде. Просто… мы тогда погибнем, наверное.
— Отчего?!
— Мы пойдём туда, через овраг, — заговорила Эльвира, и свет звёзд матово разливался на её белом лице. — Через туман. Пожалуйста, проводи нас немного. Посмотри, открыт ли путь, нет ли опасности…
Я невольно глянула на башенку. Сейчас, под звёздами, она казалась очень близкой. Прямо рукой подать.
— Но король ведь всё равно завтра узнает…
— …Что ты нам помогала? А как он узнает? Никак. Если ты сама ему не скажешь.
— Нет, он узнает, что вы ушли!
— Тогда будет поздно нас возвращать, — сказала Эльвира со скрытым торжеством. — Мы будем суверенным Королевством.
Я молчала, растерянная.
— Сперва король будет гневаться, — сказал принц. — Но потом — потом всё уляжется. Он сам поймёт, как был не прав. И когда через много лет он узнает, что ты не допустила нашей гибели в этом овраге, — он будет благодарен тебе.
— Благодарен, — подтвердила Эльвира.
Я посмотрела теперь уже на овраг. Туман… А что там, под туманом?
— Нет, ребята, мы так не договаривались, — сказала я чуть охрипшим голосом. — Врать Оберону…
— В чём врать? Просто промолчи!
— В конце концов, ты ведь не обещала не отходить от лагеря ни на шаг? Почему бы тебе не прогуляться под звёздами? Почему бы тебе при этом не пощупать посохом возможную опасность? А мы просто случайно оказались рядом… Мы ведь за себя отвечаем, а не ты за нас, — у Эльвиры ясно блестели глаза.
Я посмотрела на неё: совсем взрослая… красивая… влюблённая. И принц рядом. Смотрит жалобно, как собачка:
— Мы же всё равно туда пойдём! И если мы погибнем — как ты будешь дальше жить?
Я молчала.
— Мы уходим. — Принц поправил на плече мешок. — Прощай.
Они повернулись и зашагали в темноту.
— Стойте! — Меня трясло. — Ладно… Час могу вам выделить. От силы час! Если там опасность на дне — тогда отступаем, ясно? И если вы меня предадите, если расскажете Оберону…
— Ни за что! — Принц вспыхнул. — Лена… Приезжай потом к нам в Королевство! Вот увидишь — я велю поставить тебе памятник!
Я фыркнула. Представила себе этот памятник у входа во дворец: каменная, я стою в гордой позе с посохом, из навершия бьёт фонтан…
Ёлки-палки! А хорошо бы!
Ночь стояла тихая-тихая. Из палаток доносились храп и сонное бормотание: лагерь, измученный грозой, спал, и только Гарольд…
— Кстати, где Гарольд?
— На другой стороне лагеря, не беспокойся, он и ухом не поведёт. Да и вообще: ты что, не имеешь права погулять?
Насчёт права на такие прогулки я сильно сомневалась. Ничего: в любой момент можно повернуть назад. В конце концов, я отказалась от должности верховного мага, от немедленного возвращения домой… Я не предательница. Наоборот, могу собой гордиться.
Путь в овраг был непростой, но и не очень сложный. Спускались налегке, только принц нёс на плечах дорожный мешок — в нём что-то негромко звякало — наверное, котелок. Я шла впереди, смотрела ночным зрением, подсказывала принцу и принцессе, куда лучше ставить ноги.
На границе туманной пелены остановилась. Поводила посохом вперёд-назад, вправо-влево… Вроде бы опасности не было. Вот только туман…
Он мне не нравился.
— Может, дальше вы без меня? — спросила я и покраснела. Выходило так, будто я отправляю беззащитных людей навстречу опасности.
— Только двадцать минут прошло, — сказал принц, цокая от сырости зубами. — Ты же нам обещала час?
— Там что, нечисто? — спросила Эльвира.
— Да как сказать… — Я покачала головой. — Ланс сказал бы… уровень зла не превышает фоновый.
— Тогда пойдём?
— Давайте держаться друг за друга, — решила я. — И, если что, выполнять мои приказания немедленно!
Сжимая одной рукой посох, а другой ладонь принца, я смело ступила в туман.
Он в самом деле был как густое молоко. Он поднялся мне до колен, потом по грудь, потом по шею. Погружаясь с головой, я невольно задержала дыхание и зажмурилась. Открыла глаза — ура! Я видела! Видела в тумане! Правда, нечётко. Всё вокруг было подёрнуто дымкой, похожей на желтоватый расплавленный парафин.
Дно оврага было гладкое, без впадин, без острых камней. Я поводила посохом — уровень опасности не вырос. Осторожно ступая по песку, перемешанному с опавшей хвоей, я повела принца (он ничего не видел, таращил слепые глаза) и Эльвиру (она, кажется, видела лучше, во всяком случае, пыталась всматриваться) к противоположному склону.
Да тут совсем недалеко.
Я доведу их до той стороны оврага — и вернусь. И ещё успею поспать до утра.
А если спросят, почему не рассказала вовремя о планах принца и принцессы, — скажу чистую правду. Я ведь поклялась молчать, а клятва — это обязательство.
Мы всё ещё спускались, но самое низкое место оврага было уже совсем рядом, тут, перед нами…Дёрнулся посох у меня в руке. Как чуткая удочка, ощутившая поклёвку. Я повернула голову…
— Опасно! Назад! Назад!
Чуть не выворачивая руку принцу, я кинулась вверх по склону. Он был тяжелее меня, он не мог понять, что происходит, а тащить его у меня просто не было сил. Я снова глянула на тёмное и мутное, похожее не то на поток пенной воды, не то на приближающийся по дну оврага огромный поезд; у нас ещё был шанс отскочить с его дороги, когда Эльвира вдруг рванулась вперёд, на ту сторону, к своей мечте, к новому Королевству. И потянула принца за собой.
Рука принца вырвалась.
Не соображая, что делаю, я прыгнула за ними, упёрлась посохом в песок и хвою, наставила навершие против лавины, изо всех сил пытаясь остановить её…
Меня подхватило и понесло, будто в потоке мёда. Липкое, тёплое, тугое, не встать на землю, не выплыть, не вырваться.
Рядом барахтался принц.
Я видела, как тщетно пытается вырваться влипшая в воздух Эльвира.
Одно хорошо — посох из рук я так и не выпустила.
Глава 20 Одни
Если бы вы упали в реку со сгущёнкой…
Если бы миллионы змей, изготовленных на кондитерской фабрике из безвкусного желе, все перепутались и стали медленно извиваться…
Если бы… Короче, никакого удовольствия в этом не было.
В плотной струйчатой массе можно было дышать (с трудом) и кое-что видеть (как сквозь мутную воду). Ни вкуса, ни запаха, ни вообще понятия, что это такое, — как будто сам туман сгустился и сделался нашим врагом. В нём нельзя было плыть: проваливались руки, ноги не находили опоры. Мы барахтались, как космонавты-новички, впервые угодившие в невесомость. Вертясь и дёргаясь в прозрачном киселе, мы ухитрились схватиться за руки и не дали «туману» растащить нас в разные стороны — но это была наша единственная победа.
Вокруг неслись, смазываясь, чёрные тени холмов и деревьев, и только небо, безмятежное жемчужное небо, оставалось неподвижным. Долго это продолжалось? Сто лет. Или тысячу. И я, как ни старалась, ничего не могла сделать до тех пор, пока несущий нас поток тумана не схлынул сам и мы не зависли — на мгновение — в воздухе, между звёздами сверху и чёрной темнотой внизу.
— Ай!
Упав, я ушиблась грудью о посох. Было больно, и кружилась голова, но я всё-таки вскочила — как мне показалось, сразу же, хотя на самом деле, наверное, прошло несколько секунд. Рядом поднимался с земли принц…
А прямо перед нами высилась фигура, неясная, серая, почти невидимая в свете звёзд. Сжав зубы, я заставила себя посмотреть на неё ночным зрением…
Огромная баба, толстая, приземистая и голая, была соткана, кажется, целиком из тумана. На круглом лице бродили глаза — именно бродили, не имея постоянного места, это были маленькие чёрные воронки в полупрозрачном студне. Бесформенный нос нависал, будто огромная капля, вот-вот готовая оторваться и упасть. Её тело оплывало, как горячий ком жира, не разобрать было ни рук, ни ног, ни груди; из уголка большого рта тянулся, как макаронина, редеющий поток полупрозрачного «желе» — того самого, что принесло нас сюда.
От ужаса и отвращения у меня остро заболел живот. Трясущимися руками я подняла посох, заранее зная, что обречена: с этим чудовищем, наверное, не смог бы справиться и сам Оберон. Это она? Та самая, о ком он говорил? «Королева тумана»?!
С хлюпающим звуком баба втянула в себя остатки струйчатой массы. Облизнулась бесформенным и рыхлым, как она сама, языком. Посмотрела прямо мне в глаза. Я отступила, всё ещё держа перед собой посох — но уже готовая бросать его и бежать, ломая ноги, хоть навстречу верной смерти…
— У зла нет власти! — пискнула я. Набрала побольше воздуха и крикнула ещё раз, почти басом: — У зла нет власти!
Навершие моего посоха тускло полыхнуло. Я подняла руку, будто отводя от глаз наваждение. Я хотела, чтобы чудище исчезло, истаяло, провалилось…
Чёрный рот, утопающий в складках тумана, ухмыльнулся. Снова послышался звук — уханье, бульканье, сип и свист; бабища смеялась. Она сделала, что хотела, ей было любопытно поглядеть, что из этого выйдет. Хрюкнув, она подалась вперёд, нависла над нами, как облако, а потом вдруг взмахнула всеми своими складками и взлетела.
И поднималась всё выше, улетала всё дальше, пока не прояснилось над нами небо, пока мы не остались одни на бесконечной чёрной равнине.
— Это вы во всём виноваты.
Я их ненавидела — обоих. Они сидели, понурившись, рядышком на стволе упавшего дерева. И принц, и принцесса выглядели неважно — грязные, бледные, у Эльвиры лицо в полосках от слёз. У принца разбита губа. Я могла бы подлечить — но вот фигушки. Пусть мучается.
— Это вы! Что вы сделали! Что теперь будет!
Молчание.
Ни у высочеств, ни у меня не было понятия, куда нас занесло и как отсюда выбраться. Мой посох не находил в обозримом пространстве ни Оберона, ни Гарольда, ни Ланса, зато постоянно напоминал об опасности.
Кругом опасность. За каждым колючим кустом, за каждым кривым деревцем, за каждым гниющим пнём. Под ногами — болото. Небо затянуто туманом. Где Королевство? Как его искать?
Что подумает Оберон, когда ему доложат, что принц, принцесса и младший маг дороги пропали?
Ясно, что он подумает. И будет прав: измена. Я польстилась на обещания, захотела стать магистром… Захотела домой… Захотела себе памятник у входа во дворец… И предала Оберона. Предала всех, кто мне верил.
— Значит, так, — сказала я голосом, дрожащим не то от ярости, не то от страха. — Я ухожу. Основывайте своё Королевство… Вот прямо здесь, на этом болоте, и оставайтесь!
Повернулась и пошла прочь. Хлюпала под ногами вода. Когда-то здесь был могучий лес, и торчащие к небу гигантские корни тому свидетели. Потом прошёл ураган, или пожар, или ещё какая-то беда… Хоть бы и туманная бабища потопталась. Старый лес умер, а новый так и не вырос — разве это скопище древесных уродцев можно назвать лесом?!
Воняло сыростью и гнилью. Посох то и дело содрогался в руках: опасно справа… опасно слева… Я шла всё медленнее, вертела головой: мне очень не нравились полянки, затянутые мхом. Хорошо, если там просто трясина под зелёным покрывалом. А если в трясине есть ещё и хозяева?!
И ещё эти точки в небе… То появляются, то пропадают в тумане. Птицы? Хотелось бы верить…
Те, кто летали, спустились пониже. Их было штук двадцать, из тучи появлялись всё новые и новые — мамочки, да сколько же их! Похожие на огромных бабочек… нет! Больше всего эти твари походили на летающие махровые полотенца.
Хватавцы! Множество! Тучи!
Собираются плотной стаей — к счастью, не надо мной… Что-то их заинтересовало совсем неподалёку, там, откуда я пришла…
Принц и Эльвира!
У меня перехватило дыхание. Я оставила их одних.
«Когда их много, — говорил Гарольд, — они налетают на путника со всех сторон, облепляют так, чтобы не было щёлочки, и…»
— На помощь!
Принц стоял, привалившись спиной к тонкому стволу, отбивался от хватавцев палкой. Ему оставалось жить несколько секунд — вот они кинулись все разом, облепили его, будто мокрой тканью, залепили рот, и крик оборвался.
Эльвира кинулась ему на помощь. Голыми руками попыталась оторвать хватавцев от Александра, но где там — её тоже накрыло, спеленало, как орущую танцующую мумию…
— Держись! — заревела я незнакомым взрослым голосом и ударила по хватавцам «рассыпными искрами», как научил меня недавно Оберон.
Зашипело. Завоняло гарью. Стаи тварей над головой не поредели, ничего не изменилось — принц и принцесса отбивались всё слабее…
Рискуя переломать ноги, я скакнула через поваленное дерево, через вывороченный пень — и ударила таким фейерверком, что волосы задымились на голове.
Те из присосавшихся, что остались в живых, поднялись в небо. Остальные скукожились, как горелая бумага. Принц заворочался, стряхивая с себя обрывки дохлятины. Эльвира лежала неподвижно. У меня не было времени помогать ей — на меня нацелилась с высоты многосотенная стая, и весь мой боевой опыт, приобретённый за время странствий, пришёлся теперь как нельзя кстати.
Хлопья гари сыпались с неба. Я задыхалась и кашляла; прошла минута, другая, казалось, это никогда не кончится, — и вдруг небо очистилось. Только одна издыхающая тварь планировала, подлетая и переворачиваясь, как надутый ветром полиэтиленовый кулёк.
Я всем своим весом навалилась на посох. Оглянулась…
Они были живы, оба. Правда, у принца кровоточила половина лица, будто по ней прошлись наждаком. А Эльвира пребывала, кажется, в шоке — белая, с широченными зрачками, прерывисто дышит, смотрит, но ничего не может сказать…
Я опустилась на колени. Протянула над головой принцессы дрожащую грязную руку с обломанными ногтями:
— Оживи.
Эльвира опустила веки и задышала ровнее.
Принц нервно посмотрел в небо. Я оглянулась, будто опомнившись, подняла антенну-посох, пощупала…
Везде опасность. Но глухая, затаившаяся.
Через несколько часов мы набрели на озерцо и устроили привал. Судьба наша к тому моменту прояснилась окончательно.
Королевства не найти. Мы потерялись на неоткрытых землях.
Без мага дороги принц и принцесса проживут здесь минут тридцать, не больше. А сколько проживём мы все втроём — знает только «королева тумана».
Усевшись на берегу, мы дружно впали в оцепенение. Не хотелось ни двигаться, ни говорить; на поверхность озерца время от времени вырывался со дна большой пузырь, лопался, и тогда по масляной глади расходилась круглая волна.
— Что это было? — спросил наконец принц. — Кто там смеялся?
Оказывается, они с Эльвирой не видели туманную бабищу. Только ощущали беду и слышали смех. Я описала им, не жалея подробностей, всё, что произошло в первые минуты после нашего освобождения из потока.
— Значит, это она всё подстроила?! — Принц почти кричал. — Значит, это она… Она внушила нам идею уйти, оставить Королевство, зажить своей…
— Никто вам не внушал, — сказала я жёстко. — Вы сами этого хотели уже давно. Вы только об этом и мечтали. Я слышала ваши разговоры!
— Ты подслушивала?!
— Тише, принц, — сказала Эльвира. — Лена не сказала ни слова королю, вот о чём подумай. Если бы она не была такая благородная…
— Мы бы здесь не сидели, — зло оборвала я. — Надо было сразу всё выложить, и тогда…
— Нам бы отрубили головы, — спокойно закончила Эльвира. — Вернее, мне. Александр всё-таки единственный сын короля. А я — ходячая угроза раскола. Оберон не стал бы со мной церемониться.
— И правильно! — Я смотрела ей в глаза. — Потому что теперь — теперь! — Королевство осталось без мага дороги. Как эта баба и хотела с самого начала. И они там могут погибнуть, все наши люди, все…
— Не преувеличивай. — Эльвира чуть улыбнулась. — Потерять тебя Оберону обидно, конечно, но это не самая страшная потеря. Магической силой король превосходит тебя в тысячу раз. А есть ведь ещё Ланс. И Гарольд…
— Ах, вот как?! Что же ты мне раньше говорила, что я могуществом равна Оберону? Подлизывалась, да?
— Не кричи, — устало вздохнула Эльвира. — Я, может, хочу тебя успокоить. А ты злишься.
Мы замолчали. Стало тихо. Только булькали, поднимаясь со дна, пузырьки: буль… буль…
— Нам нет смысла ссориться, — снова начала Эльвира. — Мы в одной яме. Надо выбираться. И ты, Лена, прекрасно понимаешь, что твоя ответственность сейчас — это мы. От тебя зависит, будет жить сын короля — или его сожрёт какая-то пакость.
Разумеется, мне нечего было ей возразить. Я уныло молчала.
— Мы должны бороться и выживать, — продолжала принцесса увереннее. — И когда мы выйдем на новое место — мы всё-таки обоснуем там Королевство. Тогда ты станешь верховным магом… или уйдёшь домой. Для тебя это тоже единственный шанс, пойми!
— Всё равно я останусь предателем.
— Кто сказал? Кто сказал «предатель»? Оберон, может быть, никогда не узнает, что с нами случилось. Например, он подумает, что на нас с принцем напало чудовище, ты кинулась нас защищать и мы вместе погибли… Оберон, может быть, тебя павшим героем считает, а вовсе не…
— Кого ты хочешь обмануть? — Я смотрела на озеро. — Оберона? Меня? Себя?
Какая неприятная, неестественная тишина стояла в этом лесу!
— А что мы будем есть? — уныло спросил принц.
Спросил бы чего-нибудь полегче!
Без посоха просто не знаю что бы я делала. А так удалось и огонь развести, и одежду высушить, и отыскать среди множества уродливых грибов такие, которые безопасно есть. Мы накалывали грибы на прутики и пекли на углях. Хорошо бы ещё рыбу поймать, да удочки нет, а посохом я не умею…
Мы согрелись, кое-как утолили голод и даже немножко поспали — принц с Эльвирой в обнимку, я в стороне, свернувшись калачиком. Они любили друг друга, жалели друг друга, поддерживали, я не могла этого не видеть, эта любовь могла быть хоть слабым, но оправданием тому, что мы сделали…
Только мне не было оправданий.
Будь проклят день, когда я познакомилась с принцем на берегу. Будь проклят день, когда я стала хорошо к нему относиться. Он чувствовал во мне эту слабость: не пошёл ведь к Лансу, к Гарольду — ко мне пошёл, предлагая измену, и не ошибся.
А казалось так просто: перейти овраг и вернуться обратно!
Я лежала в обнимку с посохом и вспоминала того, кто дал мне моё первое магическое оружие. Воображала, как Оберон сидит в шатре, спокойный, как обычно, и суровый, как никогда прежде. И Гарольд не знает, куда девать глаза. И Ланс разглядывает свой костяной посох с полным равнодушием на лице: измены случались прежде, измены будут всегда. Не беспокойтесь, ваше величество, ещё есть маги, верные вам и Королевству…А если навалятся сосуны?
А если снова придётся уходить от опасности под землёй? Втроём не удержать тоннель, он завалится, все погибнут…
А что думают обо мне стражники? Повара? Музыканты? Мать Гарольда? Наверное, только и разговоров…
Или наоборот: все молчат, будто сговорились забыть моё имя. Будто меня никогда с ними не было. Как будто я не спасала их, рискуя жизнью…
И я заплакала от жалости к себе. И ещё от стыда.
…Хорошо, что нет пути назад. Потому что не знаю, как бы я осмелилась посмотреть в глаза Оберону. Будь что будет: я доведу влюблённых до безопасного места. Пусть делают что хотят. Пусть строят своё Королевство — на предательстве… А я уйду домой. И больше никогда в жизни не открою ни одной сказки, буду читать и смотреть только о том, что существует в моем мире. О политике, технике, спорте. О моде. Выучусь, стану экономистом. Заработаю много денег. Куплю квартиру…
Слёзы текли по моим щекам, падали в мох и тонули в нём, не оставляя следов.
Глава 21 Скитания
Вот оно, моё Королевство. Бредут, взявшись за руки, глядя под ноги. И правильно делают: земля неровная, торчат корни, то и дело попадаются то ямы, то чьи-то норы…
Содрогнулся посох в руке. Опасность. Где, сверху? Справа? Слева? Где?! Ах, снизу…
Так и есть: в дыре под раскоряченным пнём поблёскивают глазки. Вроде маленькие. Но не дадим себя обмануть: «оно» может быть ядовитое. Или их много. Или это не глаза, а…
Посох реагирует быстрее, чем я. То, что казалось пнём, на самом деле что-то совсем другое. Вот оно поднимается, опираясь на «корни», с треском делает несколько шагов вперёд…
Красно-зелёная струя охватывает его будто огненным поясом. Тварь содрогается, но всё равно идёт, тянется корнями-щупальцами, одно из них обвивает посох и рвёт из рук — сдирая кожу с ладоней.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |