Посвящается тем троим, кто не вернулся 11 страница

При извлечении из ножен штык-нож производит скрежет, поэтому

Боб лишь взялся за рукоятку и чуть стронул его с места. Полностью он достанет штык-нож в самую последнюю минуту.

Мы не могли рисковать тем, что один из неизвестных закричит, предупреждая другого. Надо будет одновременно расправиться с обоими, как только они окажутся достаточно близко. В кино нападающий зажимает жертве рот, после чего одним изящным движением вонзает нож ей в сердце или перерезает горло, и обмякшее тело падает на землю. К несчастью, в реальной жизни все происходит не совсем так. Вероятность одним изящным ударом попасть в сердце ничтожно мала, так что лучше даже не пробовать. Твой противник может быть одет в шинель, у него на груди могут висеть подсумки. Ты изящно вонзаешь ему нож в сердце, а он просто оборачивается и просит, чтобы ты так больше не делал. Если в тебе всего пять футов десять дюймов роста, а твой противник при шести футах пяти дюймах роста весит семнадцать стоунов,[11] ты окажешься в глубокой заднице. Даже если перерезать человеку сонную артерию, он еще целую минуту будет истошно кричать и вопить. На самом деле нужно схватить противника за голову, откинуть ее назад, как это делается с овцами, и резать шею до тех пор, пока не будет полностью перерезано дыхательное горло, а голова не очутится у тебя в руках. Только так он больше не сделает ни одного вдоха и не будет иметь возможности крикнуть.

Быстроногий и Боб были готовы. Остальные тоже примут участие в расправе, зажимая жертвам рты, чтобы те не закричали. Нам надо будет очень быстро выскочить из канавы, наброситься на двоих неизвестных, убедиться, что это не наши товарищи, и сделать дело. Конечно, в идеале было бы установить, с кем мы имеем дело, заранее, до того как нас увидят, однако в нашем случае все должно было произойти одновременно. Если это наши товарищи, существовала вероятность, что они примут нас, внезапно напавших на них, за иракцев, и в этом случае не исключена мерзкая ситуация «синее на синем». Подобное случилось на Фолклендах, когда разведотряд нашего полка, случайно наткнувшись на группу морских десантников, вступил с ней в бой.

Неизвестные были уже метрах в двадцати от нас. Прижимаясь к берегу пересохшей реки, я поднял взгляд. По моим прикидкам, еще десять-пятнадцать шагов, и произойдет взрыв движения впереди и позади меня, ну а потом — или счастливое воссоединение с нашими ребятами, или еще два трупа, новые жертвы войны.

Я затаил дыхание. От мыслей о ледяной стуже и о том, что нас могут обнаружить, не осталось и следа. Мое сознание на все сто процентов было сконцентрировано на том, что должно было сейчас произойти. А эта несчастная парочка даже не догадывалась, что им вот-вот перережут горло.

Они остановились.

Неужели они что-то заметили? Теперь они находились настолько близко, что я смог разглядеть, что их «длинные» — это автоматы Калашникова. Спрыгнув на дно реки метрах в шести-восьми перед нами, они перешли через русло, вскарабкались на противоположный берег и направились к оазису — двое самых счастливых людей во всем Ираке. Я готов был рассмеяться. Мне доставило бы огромное удовольствие посмотреть на то, как коротышка Боб выскочит из рва словно чертик из табакерки и займется делом.

Мы оставались на месте еще где-то с четверть часа, прокручивая случившееся. У нас все хорошо, мы достаточно надежно укрыты, мы действуем совершенно бесшумно. Нам надо было лишь не торопиться и следить за тем, чтобы случайно никуда не забрести.

Мы «сомкнули ряды».

Мы не знали, что находится на противоположном склоне возвышенности, с которой спустились двое иракцев. Быть может, это просто два парня, живущие в оазисе, а может быть, нас впереди ждет что-то серьезное. Лучше остановиться, воспользовавшись естественным укрытием, и обсудить, как быть дальше.

— Повернем на юг и обойдем стороной, — прошептал я Бобу на ухо, и он передал это по цепочке.

Мы двинулись в том же порядке, что и раньше; первым шел Быстроногий. Пройдя километра два, мы увидели впереди невысокий холм. Мы решили перейти через него напрямую. Однако только мы двинулись вперед, как Быстроногий остановился. Опустился на корточки, распластался на земле. Мы находились на совершенно открытом месте.

Я улегся рядом с Быстроногим, медленно и осторожно. Он указал вверх. Там метрах в пятидесяти над гребнем холма вырисовывался силуэт головы. Некоторое время мы следили за движениями этого человека, однако больше никого не увидели. Обернувшись к остальным, я указал на восток, показывая, что нам надо будет обойти холм. Мы обогнули возвышенность, держась от нее на расстоянии метров четыреста, затем направились на запад.

На противоположном склоне холма виднелся свет в кабине стоящей машины. Мы наткнулись на целую стоянку машин, остановившихся на ночь. И снова нам пришлось отступить назад, на юг, затем опять попытаться направиться на запад. Повсюду мы встречали палатки и солдат. Повернув на юг, мы прошли около километра и снова направились на запад, и на этот раз наконец путь вперед был свободен. На эти блуждания мы потеряли добрых два часа, а времени в запасе у нас практически не оставалось.

Мы двинулись в сторону Сирии, оставаясь на возвышенности. К этому времени мы поднялись больше чем на тысячу футов над уровнем моря, и здесь оказалось гораздо холоднее, чем мы предполагали. Местность вокруг напоминала фотографии лунной поверхности, сделанные НАСА: унылая и белесая, с редкими вкраплениями холмов. Холмы аэродинамической трубой направляли ветер на нас. Нам приходилось идти, наклоняясь вперед. Наконец мы дошли до обширного пространства выжженной земли, изрытой воронками и противотанковыми рвами. Наверное, это было место запуска ракеты, а может быть, тут проходило сражение. Воронки, наполненные водой, смешанной со снегом и льдом, напомнили мне фотографии полей под Соммой.[12]

Мы договорились, что если кому-то из нас станет невмоготу, он не будет строить из себя героя и сразу же предупредит остальных. Как только кто-нибудь обратится с подобной просьбой, мы как можно быстрее спустимся вниз или постараемся найти укрытие от ветра. Если нам придется провести здесь весь следующий день, мы неминуемо погибнем. Мы по-прежнему оставались промокшими и замерзшими.

Незадолго перед рассветом Марк начал отставать.

— Нам нужно спуститься вниз, потому что мне здесь ужасно хреново.

Мы остановились, и я постарался собраться с мыслями. Сделать это было нелегко. Ледяные струи дождя хлестали горизонтально прямо в лицо. Рассудок мой заполнило сплошное мокрое и холодное пятно. Идти ли нам вперед, на запад, в надежде пересечь возвышенность и, если повезет, найти какое-нибудь укрытие? Или же возвращаться назад, туда, где, как нам уже известно, мы сможем защититься от ветра? Я решил, что если мы хотим дать Марку хоть какую-то надежду выжить, нам нужно спуститься вниз.

Единственное известное нам место, способное предоставить защиту от ветра, осталось далеко позади, — пересохшее русло реки неподалеку от грунтовой дороги. Спустившись вниз, мы направились вдоль дороги, держась от нее на удалении метров двухсот, чтобы нас не выхватил свет фар случайной машины. Возиться с установлением местонахождения у нас не было времени: нам нужно было как можно скорее вернуться назад, чтобы отдохнуть и прийти в себя. И мы не могли рисковать тем, что рассвет застанет нас на открытом месте. Два часа, потраченные на дорогу вниз, дались нам очень тяжело. Мы двигались так быстро, как только могли физически, и перед самым рассветом нашли укрытие, впадину в земле. Нельзя сказать, что здесь мы будем полностью защищены от посторонних взглядов; с другой стороны, мы все-таки не будем у всех на виду. Завтра мы предпримем следующую попытку.

Яма имела в глубину не больше трех футов. Забравшись в нее, мы сгрудились в кучу. Настроение у всех было отвратительное. Мы протопали за ночь несчетное количество километров, лишь для того чтобы сместиться на северо-запад меньше чем на десять километров. Однако лучше потерять лишние сутки, чем потерять товарища. Километрах в двух к северу виднелась грунтовая дорога. Углубление было развернуто вдоль направления, в котором дул ветер, и все же определенную защиту оно обеспечивало. Мы сбились в кучку, держа глаза открытыми.

Утром 26 января с первым светом мы убедились в том, что не устроились прямо посреди неприятельских позиций. Нас можно было увидеть только с одной возвышенности неподалеку, но поскольку мы распластались вдоль края ямы, шансы быть обнаруженными еще уменьшались.

Погода переменилась. На небе не было ни облачка, и взошедшее солнце принесло некоторый уют, хотя по-прежнему было очень холодно. Пронизывающий ветер дул не переставая, и мы промокли насквозь.

У меня с собой был небольшой бинокль, замечательный оптический прибор, купленный в ювелирном магазине в Херефорде. Я посмотрел в сторону севера, на дорогу, поднимающуюся к заправочной станции. Движение было достаточно интенсивное, машины проезжали каждые несколько минут: колонны бензозаправщиков, цистерны с водой, гражданские «Лендкрузеры», за рулем муж, а жена во всем черном сзади. Как правило, машины проезжали группами по три-четыре. Кроме того, встречались и военные колонны, состоящие из бронетранспортеров и грузовиков.

Посмотрев на юг, я в паре километров от нас увидел опоры линии электропередачи, идущей с юго-востока на северо-запад, параллельно дороге. Три-четыре машины проехали на юго-восток вдоль высоковольтной линии, используя ее в качестве ориентира. Мы были зажаты с двух сторон.

Мы прижимались друг к другу, чтобы сохранить тепло своих тел, стараясь держать глаза открытыми. Однако время от времени кто-нибудь проваливался в дрему и тотчас же просыпался, вздрагивая. Нам удалось пережить эту ночь, и хотелось надеяться, что мы снова продержимся до наступления темноты.

Мы распределили, в каком порядке давать отдых ногам. Делается это, для того чтобы в каждый конкретный момент разутым был только один из нас. Все мы имели за плечами опыт долгих переходов в суровых условиях, однако события последней ночи переполнили чашу. Мы двигались непрерывно в течение двенадцати часов и прошли за это время свыше пятидесяти километров в самых отвратительных условиях, с какими мы только сталкивались за обозримое прошлое. На наши ноги выпала страшная нагрузка.

Динджер вспомнил, что Крис был обут в специальные утепленные туристические ботинки, за которые ему в свое время пришлось выложить сотню фунтов.

— Если он до сих пор бегает, готов

поспорить, его ноги чувствуют себя превосходно в этих штиблетах от «Гуччи», — проворчал он, растирая распухшие пальцы ног.

Мы перекусили. Вся еда была холодной. Готовить было нельзя, потому что местность была слишком открытая. У нас еще оставалась достаточно пакетиков с сухими пайками, однако с водой скоро должны были начаться проблемы.

Мы отдыхали и строили планы. Основная мысль сводилась к тому, чтобы сегодня ночью подняться на возвышенность, пересечь ее и снова спуститься в низину, которая, согласно карте, представляла собой плоскую каменистую равнину, простирающуюся до самой границы. Теоретически мы могли, если очень постараться, за одну ночь дойти до самой границы. Для этого нам потребуется лишь непрерывно топать в течение двенадцати часов. Положительная сторона заключалась в том, что нам не придется тащить много тяжестей, потому что у нас оставались лишь подсумки и оружие. И у нас была побудительная причина: поскорее убраться из Ирака в Сирию. Мы понятия не имели, что представляет из себя граница; нам предстояло выяснить это на месте.

Мы снова изучили карту, убеждаясь в том, что всем известно, где мы находимся, куда мы пойдем и что, по всей видимости, мы увидим по пути. В целом информация была очень скудная, потому что нам приходилось работать с картой, полученной по материалам аэрофотосъемки. На таких картах расположение линий электропередачи и других объектов показано достаточно приблизительно, но все же мы установили, что примерно в трех часах пути к северу от нас находится довольно крупный населенный пункт. Пожалуй, это был единственный четкий ориентир.

Все более или менее пришли в себя. Убивая время, мы шепотом рассказывали друг другу похабные анекдоты, стараясь поддержать боевой дух. У нас снова возникало ощущение, что все будет хорошо. Мы по-прежнему мерзли, но теперь этот процесс находился под контролем. По крайней мере нам больше не приходилось мокнуть ни под снегом, ни под дождем. Лично я был уверен, что мы сможем совершить это одно последнее большое усилие.

Эти звуки мы услышали в половине четвертого.

Дзинь-дзинь, ме-е, ме-е.

«Только этого нам сейчас не хватало», — мысленно выругался я.

Быстро оглядевшись вокруг, я ничего не увидел.

Мы плотнее вжались в землю. На этот раз не было тех громких криков, которыми сопровождалось наше прошлое обнаружение, — лишь бормотание себе под нос и позвякивание одинокого колокольчика. Звуки все приближались. Подняв голову, я увидел козла с колокольчиком на шее, вожака стада. Судя по всему, остальные козы покорно следовали за ним, потому что тотчас же к нему присоединилась вся свита. Вскоре уже десять коз стояли на краю ямы, заглядывая вниз. Они смотрели на нас, мы смотрели на них. Я осторожно швырнул в вожака пару маленьких камешков, пытаясь его отогнать.

В ответ козел лишь подошел еще ближе, и козы последовали за ним. Опустив головы, они принялись щипать траву, и воздух огласился пятью вздохами облегчения. Как оказалось, они были несколько преждевременными. Через несколько мгновений показался старик-пастух. Ему было лет семьдесят, не меньше. Он был одет в просторный шерстяной халат, поверх которого было накинуто старое мешковатое пальто. Голова старика была замотана платком. На плече висела потрепанная кожаная сумка. В руках он держал четки. Перебирая их высохшими, узловатыми пальцами, старик бормотал себе под нос: «Аллах!»

Он посмотрел на нас, и у него на лице не отразилось никаких чувств. Ни удивления, ни страха, абсолютно ничего.

Я приветливо улыбнулся.

Совершенно непринужденно, словно ему каждый день приходится встречать пятерых чужестранцев, забившихся в яму в безлюдной пустыне у черта на рогах, старик опустился на корточки рядом с нами и принялся что-то оживленно рассказывать. Я понятия не имел, о чем он говорит.

Мы поздоровались:

— Салам алейкум!

— Ва-алейкум ас-салам, — ответил старик.

Мы пожали друг другу руки. Это было совершенно необъяснимо. Старик встретил нас очень дружелюбно. У меня даже мелькнула мысль, знает ли он о том, что идет война. Через пару минут мы уже стали лучшими друзьями.

Мне хотелось поддержать разговор, однако наших познаний в арабском для этого было явно недостаточно. Начав говорить, я сам не мог поверить своим собственным ушам.

— Вайн эль-сук? — спросил я.

Вот мы здесь, в абсолютной глуши у черта на рогах, а я спрашиваю, как пройти на базар!

Не моргнув глазом, старик молча указал на запад.

— Вот и отлично, — заметил Динджер. — По крайней мере, когда мы попадем сюда в следующий раз, мы будем знать дорогу до ближайшего супермаркета.

Боб увидел в сумке старика бутылку.

— Халиб? — спросил он.

Пастух закивал — да, это молоко. Он пустил бутылку по кругу. Затем достал из сумки ароматных, свежих фиников и ломоть черствого хлеба. Мы уселись и разыграли из себя белых людей.

Один Марк оставался стоять, время от времени украдкой оглядываясь по сторонам.

— Он здесь совершенно один, — сказал он, широко улыбаясь.

Снова указав на юг, пастух махнул рукой.

— Джайш, — сказал он. — Джайш.

Я вопросительно посмотрел на Боба.

— Армия, — перевел он. — Солдаты.

Боб спросил:

— Вайн? Вайн джайш?

Старик указал в ту сторону, откуда мы пришли.

Мы не могли понять, что он имеет в виду: то ли то, что там полно солдат, то ли то, что там полно солдат и они нас ищут, то ли то, что мы пришли вместе с теми солдатами. Никто из нас не смог вспомнить, как по-арабски будет расстояние. Мы попытались изобразить знаками: далеко и близко.

В целом это выглядело довольно забавно. Мы сидели, уютно устроившись на пикник посреди пустыни, а погода еще совсем недавно была такой мерзкой, что мы едва не замерзли до смерти.

Все это продолжалось где-то с полчаса, но наконец настало время принимать какое-то решение. Как нам быть со стариком? Убить его? Связать его и оставить здесь, а самим уходить? Или просто дать ему спокойно заниматься своим делом? Единственное преимущество в расправе над стариком будет заключаться в том, что больше ни одна живая душа не узнает о случившемся. Однако если район будет усеян трупами пожилых представителей местного населения, а нас схватят — что мы должны были рассматривать как весьма правдоподобный исход, — в этом случае нам вряд ли можно будет рассчитывать на то, что иракцы встретят нас с распростертыми объятиями. Если мы свяжем старика и выведем его из игры, вполне вероятно, к рассвету он уже скончается от холода. Можно не сомневаться в том, что его тело будет обнаружено. Похоже, каждый квадратный метр этой страны патрулируется козами и пастухами.

Если мы позволим старику идти своей дорогой, кому он сможет рассказать про встречу с нами, какой вред сможет нам причинить? У него не было никакого транспорта, и, насколько определил Марк, здесь он находился совсем один. Сейчас уже около четырех часов дня, и скоро зайдет солнце. Даже если пастух поднимет тревогу, к тому времени как иракцы спохватятся, уже стемнеет, а мы будем полным ходом двигаться в сторону границы. Так что можно отпустить старика на все четыре стороны. В конце концов мы служим в SAS, а не в СС.

Мы решили, что когда старик надумает тронуться в путь, мы проследим за ним до тех пор, пока он не скроется из виду, затем направимся на юг, совершая обманный маневр.

Пять минут спустя старик начал прощаться. Шаркая ногами, он беззаботно пошел прочь в окружении своих коз. Мы провожали его взглядом до тех пор, пока он не скрылся вдали, отойдя от нас на километр. Затем мы сразу же выступили в путь и, пройдя несколько километров на юг, повернули на запад.

Добравшись до небольшой впадины, мы остановились, чтобы оценить обстановку. Необходимо было обсудить несколько факторов. Во-первых, у нас подходили к концу запасы воды. Продовольствия у нас оставалось достаточно, чтобы продержаться еще пару дней, но воды было очень мало. Во-вторых, надо было исходить из предположения, что противнику известно местонахождение нашего БЛ, обнаруженного вчера вечером, следовательно, он знает, в каком направлении мы двигаемся. В-третьих, мы только что пошли на компромисс, — я уже начинал думать, что мы напрасно отпустили старика и лучше было бы продержать его с собой до наступления темноты. Наше физическое состояние по-прежнему оставляло желать лучшего, а на возвышенности погода быстро ухудшится. Предыдущей ночью мы едва не замерзли до смерти, и я не хотел испытывать судьбу еще раз. Мы напрасно шли в течение целой ночи, и никому не хотелось, чтобы это повторилось опять. По правде сказать, положение наше было не слишком радостное, и, возможно, мы зря позволили старику уйти. Однако сделанного не воротишь.

Мы перебрали все варианты, которые оставались у нас. Во-первых, упорно двигаться на запад, надеясь по пути встретить воду: на возвышенности шансы этого будут высоки благодаря снегу и льду. Во-вторых, направиться на север, к реке, а затем повернуть на запад, однако наша группа относительно многочисленная, и сохранить скрытность будет проблематично, поскольку по мере приближения к границе местность становится все более населенной. В-третьих, угнать машину и уже этой ночью доехать до границы. Времени было уже 17.15, начинало смеркаться. Принимая в расчет высокую активность неприятельских войск и наше физическое состояние, мы решили, как только стемнеет, угнать машину. Чем раньше, тем лучше.

Сегодня ночью произойдет серьезная драма, в том или ином виде. Перед тем как двинуться в сторону дороги, мы проверили оружие. Каждый по очереди разобрал механизм, капнул масла, убедился, что все работает исправно.

Я изучил дорогу в бинокль. Нам нужно было отыскать место, где можно было бы устроить засаду, чтобы выскочить неожиданно. Я остановил выбор на небольшой насыпи на возвышенности, тянувшейся вдоль дороги. Придется довольствоваться этим.

План заключался в том, что Боб, изображая раненого, будет опираться мне на плечо, а я разыграю из себя доброго самаритянина. Для того чтобы выглядеть еще более безобидно, мы решили оставить оружие и подсумки у остальных ребят. Они выскочат из засады, захватят машину, и мы тронемся в путь. На протяжении последних шести часов мы видели на дороге одни только грузовики и джипы. В зависимости от типа машины мы сможем двинуться напрямую через пустыню — на юг до линии электропередачи, а затем вдоль нее на запад, — или рискнуть, поехав по дороге.

Идти до дороги было полчаса. Мы добрались до возвышенности уже в сумерках. Быстроногий отыскал справа от дороги ров, и мы спрятались в нем. На

юго-восток дорога просматривалась на много километров, поскольку она была прямая, а мы находились на возвышении. Однако на северо-западе метрах в трехстах поднимался гребень невысокого холма. Если машина покажется с этой стороны, у нас не будет времени на размышления. Нам с Бобом придется попробовать остановить ее прямо напротив рва, чтобы ребята выскочили из засады и порадовали водителя и пассажиров.

Достав бинокль, я смотрел на восток. Два грузовика, проехав по дороге, направились в сторону нашего предыдущего БЛ. Уже стемнело, и я не смог разобрать, вылезли ли из грузовиков люди, но, похоже, по обе стороны от дороги началась какая-то деятельность. Несомненно, иракцы что-то искали, и я заключил, что ищут они нас. Через какое-то время грузовики выехали обратно на дорогу и направились в нашу сторону.

Твою мать! Неужели нас ждет продолжение кошмара предыдущей ночи? Нам следует или радоваться тому, что мы ушли достаточно далеко, или сокрушаться по поводу того, что мы позволили старику уйти и трепать языком. Впрочем, он ушел совершенно в другом направлении. Эти грузовики появились с противоположной стороны. Тут что-то было не так.

Мы следили за приближающимся светом фар, затем послышался надрывный рев двигателей, поднимающихся в гору. Мы пригнулись, надеясь лишь на то, что из машин, ползущих вверх, ров не будет виден.

Мы ждали. Если мы услышим, что грузовики остановились напротив нас, мы вскочим и откроем огонь. Терять нам было нечего.

Грузовики проехали мимо. У всех на лицах радостные улыбки.

Выбравшись на дорогу, мы с Бобом стали ждать, оглядываясь в обе стороны. Минут через двадцать через гребень холма перевалила машина, направляясь к нам. Убедившись в том, что это не грузовик с солдатами, мы встали. Высветив нас фарами, машина замедлила скорость и остановилась в нескольких метрах от нас. Я опустил голову, чтобы сберечь зрение и спрятать лицо от водителя. Мы с Бобом заковыляли к машине.

— Проклятие! — пробормотал я Бобу на ухо.

Из всех машин, колесивших по Ираку, нам подвернулось желтое нью-йоркское такси пятидесятых годов. Именно на нем нам предстояло мчаться к свободе. Я не мог поверить своим глазам. Хромированные бамперы, покрышки с белыми боками и все остальное.

Однако делать было нечего. Боб, опираясь на меня, притворялся раненым солдатом. Ребята выскочили из рва.

— Твою мать, это еще что такое? — воскликнул Марк. — Просто уму непостижимо! Ну почему, черт побери, это не обыкновенный «Лендкрузер»?

Объятый паникой водитель заглушил двигатель. Он и двое пассажиров, раскрыв от ужаса рты, таращились на дула автоматических винтовок и пулеметов.

Такси, старая ржавая колымага, была украшена в традиционном арабском стиле: повсюду болтались какие-то кисточки и аляповатые религиозные эмблемы. Сиденья застелены старыми ковриками. Водитель сходил с ума в истерике. Двое пассажиров на заднем сиденье представляли занятную картину: оба в аккуратно наглаженной зеленой форме и беретах, с маленькими чемоданчиками на коленях. Младший из них объяснил, что они отец и сын. Мы быстро перерыли их пожитки, проверяя, есть ли в них что-нибудь стоящее.

Нам нужно было действовать быстро, так как не было никакой гарантии, что на дороге не появятся другие машины. Мы попытались отогнать иракцев с дороги, но отец упал на колени, решив, что его сейчас убьют.

— Христианин! Христианин! — завопил он и, порывшись в кармане, достал связку ключей с брелоком, изображающим мадонну. — Мусульманин! — добавил он, указывая на водителя, пытаясь свалить на него всю вину.

Теперь и водитель повалился на колени, отбивая поклоны и причитая молитвы. Нам пришлось подтолкнуть его дулами винтовок, чтобы поднять с земли.

— Сигареты есть? — поинтересовался Динджер.

Сын послушно протянул ему две пачки.

Отец, поднявшись на ноги, начал было целовать Марка, судя по всему, выражая благодарность за то, что его оставили в живых. Водитель продолжал вопить и читать молитвы. Это был какой-то фарс.

— Что он хочет? — спросил я.

— Эта машина — его ремесло, — на довольно приличном английском ответил сын. — Ему нужно кормить своих детей.

К нам подскочил негодующий Боб.

— С меня достаточно, мать вашу! — воскликнул он и, засунув кончик штыка водителю в ноздрю, отвел его в ров.

Мы согнали в ров всех троих. У нас не было времени их связывать, нам просто хотелось как можно скорее тронуться в путь. Нам было нужно оставить позади хотя бы несколько миль.

— Машину поведу я, — сказал я. — Я смотрел фильм «Таксист» с Робертом де Ниро в главной роли.

Рычаг переключения передач на этой допотопной машине находился на рулевой колонке, и у меня не сразу получилось управляться с ним. Под аккомпанемент улюлюканий и насмешек я развернулся в шесть приемов, и мы поехали на запад. Быстроногий сидел впереди, определяя направление по компасу; остальные трое втиснулись на заднее сиденье. Принимая в расчет преследовавшие нас неудачи, я бы нисколько не удивился, если бы и компас тоже спятил и следующим дорожным указателем, который попался бы нам на глаза, стал бы «Добро пожаловать в Багдад».

«Коротких» (пистолетов) у нас не было; все наше вооружение состояло из «длинных», и если нас обнаружат, воспользоваться им будет достаточно сложно. И тем не менее мы были рады до смерти. Приближался решающий час. Мы или сегодня же ночью окажемся в Сирии, или погибнем.

К сожалению, мы были обречены двигаться только по дорогам, однако мы собирались выжать из этого максимум. Бензина в баке было больше половины, более чем достаточно для того расстояния, которое нам предстояло преодолеть. К тому же мы двигались с умеренной скоростью, сберегающей топливо, потому что не хотели привлекать к себе внимание. Меньше всего на свете нам сейчас была нужна авария, хотя бы самая пустяковая. Мы собирались ехать столько, сколько сможем, после чего бросить машину и идти к границе пешком.

Мы попытались проиграть наши действия в том случае, если нас остановят на ТКПП (транспортном контрольно-пропускном пункте). Нам так и не удалось ничего придумать. Мчаться прямо на ограждение бесполезно. В кино такое, может быть, и проходит, однако на самом деле это из области фантастики. Постоянный ТКПП оборудован всем необходимым, для того чтобы предотвращать подобное. Каждая проезжающая через него машина находится под прицелом нескольких стволов, и мы добьемся только того, что нас продырявят, как решето. Вероятно, мне придется резко тормозить, после чего мы выскочим из машины и дадим деру.

К несчастью, у нас под рукой были карты, полученные с помощью аэрофотосъемки, а не автомобильный атлас. Сеть дорог очень запутанная. На перекрестках Быстроногий направлял меня так, чтобы мы двигались преимущественно на запад, и я постоянно сверялся со спидометром, определяя, сколько мы проехали.

Первым крупным ориентиром, который встретился нам по пути, оказалась заправочная станция. Там было полно армейских машин, вокруг которых разгуливали солдаты, однако блокпоста не было. Никто не обратил внимания на проехавшее мимо такси.

Нам нужно было делать вид, будто мы знаем, куда едем. Если со стороны будет заметно, что мы заблудились, это вызовет подозрение, а может быть, даже кто-нибудь вызовется нам помочь.

Вскоре мы подъехали еще к одной развилке. На запад дороги не было, и нам оставалось повернуть на север. Это уже было нормальное двухполосное шоссе, а не те узкие проселочные дороги, по которым мы блуждали до сих пор. В нашем направлении медленно тащилась колонна бензовозов. Мы попытались было ее обогнать, но навстречу двигался поток военных грузовиков. Поскольку никто больше так не поступал, мы вынуждены были смириться и ехать вместе со всеми. По крайней мере мы двигались, и отопитель работал на полную катушку. В салоне царило блаженное тепло.

Колонна остановилась.

Почему, мы не могли определить. Впереди светофор? Дорогу перегородила неисправная машина? Или же это ТКПП?

Выскочив из машины, Быстроногий быстро огляделся по сторонам, но в темноте ничего не смог рассмотреть. Мы снова поползли вперед, затем остановились, и Быстроногий опять выскочил из машины.

— Впереди колонны военные грузовики, — объяснил он. — Один из них или на что-то наехал, или сломался.

Вокруг шатались солдаты, пешие и на «Лендкрузерах»; легковые машины и грузовики вынуждены были лавировать между ними. Мы начали обгонять остановившуюся колонну, и я затаил дыхание. Один из солдат, регулирующих движение, заметил нас и помахал рукой, предлагая проезжать. Марк, Боб и Динджер, сидящие сзади, притворились спящими. Мы с Быстроногим, укутанные платками, глупо улыбаясь, помахали в ответ. Когда все это столпотворение скрылось в зеркале заднего вида, мы расхохотались, словно одержимые.

Дата добавления: 2015-08-29