— Нехорошо, однако, что его всюду так любят. Ты ведь не разбивал сердца придворных дам. А, Доминик? Надеюсь, что это не так.
— Конечно, нет. Я всегда был сама добродетель. Всегда был верен своей матушке. Ведь так, отец?
— Да уж, твоя мать знала, что тебе нужно, — рассмеялся Микаел.
Виллему поежилась. Хоть Анетта всегда хорошо относилась к ней, она никогда не считала ее своей невесткой. И хотя внешне все было в порядке, отношения у них не ладились. Открытой конфронтации не было. Но эти маленькие уколы! Доминик их просто не замечал. Он считал, что Виллему прекрасно владеет собой. Ей-то должно было быть известно, что в глазах Анетты любая невестка будет плоха. А Виллему она считала не совсем пропащей. Когда Анетта в очередной раз стала жаловаться на боли в желудке, Виллему вздохнула свободнее. Наконец в доме наступил мир и покой.
Но тяжелее всего далась борьба за Тенгеля. Что бы не делала Виллему, все было неправильно. Бабушка Анетта только портила мальчика. Виллему ужасно боялась, что из ребенка вырастет настоящий шалопай и бездельник.
К счастью, так не случилось. Анетта умерла одиннадцать лет назад, и мальчику стало спокойнее жить. Да, он был несколько ленив и беззаботен, но, в общем-то, из него рос неплохой парень. Все устроится.
Вдруг Доминик схватил Микаела за руку.
— Что случилось? — одновременно спросили остальные.
— Отец, последи за ребенком. Я что-то вижу.
— Что ты видишь? — в растерянности спросили остальные, пристально глядя во двор.
— Нет-нет, не здесь. Я вижу дворец. Дворец в Стокгольме. Весь в огне.
— Что ты такое говоришь, мальчик мой? — воскликнул Микаел.
— Постарайся удержать его дома подольше, — попросил Доминик, страшно побледнев. — Я знаю, он уже начал служить при дворе пажом. Но сделай все, чтобы его перевели в другое место. В Рыцарский замок, куда угодно. Только не во дворец! Иначе мы никуда не уедем.
— Хорошо, я переведу мальчика в другое место. Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что ты видишь? — в изумлении спросил Микаел.
Виллему была удивлена не меньше:
— У тебя же никогда не было такой способности! Ты можешь предчувствовать, ощущать. Но не видеть!
Лицо Доминика помрачнело.
— В последнее время… На прошлой неделе ты спросила меня, где Тенгель. Я сказал, что он направляется домой. И вскоре он действительно пришел. Откуда же я мог знать, где он? Ведь я не видел его целый день! А когда отец, в который уже раз, потерял свою ручку — разве не я сказал, что она лежит у него в комнате на подоконнике!
— Да, — раздумчиво подтвердил Микаел. — Тогда мне тоже показалось это странным. — Ты считаешь, что твои способности обострились?
— Именно так. Поэтому отнеситесь серьезно к тому, что я сказал про Стокгольмский дворец. Пока к нему что-то приближается, события не будут развиваться быстро. Но ведь и мы с Виллему не знаем, когда вернемся.
— Как бы мне хотелось поехать с вами, — ответил Микаел.
— Тенгель тоже так говорит, — улыбнулся Доминик. — Ему так хочется поехать. Но мы очень рады, что вы остаетесь здесь.
— Ты видел смерть? — тихо спросила Виллему.
Он заколебался. Потом ответил:
— Да, я видел смерть. Но не знаю, за кем она приходила.
— Будем надеяться, что ты видел конец чудовища, — вставил Микаел.
— Может, и так. Но меня тревожит кое-что еще.
— Что же? — тут же спросила Виллему. Он встряхнул головой, отгоняя видения.
— Я все время вижу нас с тобой в погоне за чудовищем. Но меня не покидает чувство, словно нас четверо.
— Четверо? — повторила Виллему. — Но ведь это не так. Поедем только я, ты и Никлас. Точка.
— И все же с нами будет еще один. С кем мы еще не знакомы. Или, разве что, чуть-чуть.
— Очень странно, — ответила Виллему.
На следующее утро, не успело еще солнце подняться над горизонтом, Доминик с Виллему покинули Мёрбю. Микаел со своим юным внуком стояли на веранде.
Тяжело было на сердце у Микаела. Никто не знал, суждено ли им еще раз увидеться.
Виллему долго надоедала Доминику. Ей обязательно хотелось ехать в карете с эскортом. Доминик признал, что вовремя они покидают роскошную жизнь при дворе. Он же предпочитал ехать верхом, как обычно. Да к тому же он вряд ли смог бы защитить свою жену от разбойников на большой дороге. А ведь у них была главная цель — чудовище!
В предрассветном полумраке Виллему пристально наблюдала за своим мужем. Да, он остался, как был, королевским курьером, но старался совершать короткие непродолжительные поездки и побольше времени проводить с семьей. Он был так же прекрасен, как и раньше. Разве что стал более смелым и взрослым, разве что пошире в плечах. Да черты лица несколько огрубели. Он несколько постарел и выглядел так, как обычно выглядят люди в этом возрасте. Не то, что Виллему. Конечно, ей было уже не двадцать. Чтобы увидеть ее истинный возраст, надо было подойти как можно ближе. Она выглядела настолько молодо и свежо, что сама пугалась. Никак не больше двадцати восьми, говорили все. А ей на самом деле было уже тридцать девять!
Виллему радовалась поездке вместе с Домиником. Как в старые добрые времена. Но сейчас они путешествовали с большими удобствами. Спали не на земле, а останавливались на лучших постоялых дворах; наслаждались хорошей едой и питьем. Хотя зрелище было необычным — не так часто увидишь знать, путешествующую без слуг и горничных и почти без багажа. Доминик позаботился о том, чтобы взять в поездку как можно меньше. Чем меньше вещей, тем быстрее езда.
Дорога была каждая минута. Он ехал все быстрее и быстрее. Его словно гнал вперед безудержный страх.
Виллему старалась не думать о том, что ждет их впереди…
Доминик знал о будущем много больше жены:
— Сначала заедем домой, и возьмем Никласа. Потом…
— А ты знаешь, где сейчас чудовище?
Он заколебался:
— Оно кружится на одном месте. Когда подъедем поближе, я буду знать больше.
В тот вечер они планировали заночевать на постоялом дворе у озера Венерн. Но Доминик неожиданно передумал.
— Нет, — сказал он. — Мы туда не поедем.
— Почему?
— Не могу объяснить. Не лучше ли нам просто положиться на мою интуицию?
— Ну конечно. Однако до другого постоялого двора довольно далеко.
— Да. Но… нет, все во мне сопротивляется.
— Тогда поедем дальше. Но мне стало любопытно, что же может скрываться за стенами этого гостеприимного дома.
Он рассмеялся.
— Как это похоже на тебя! Ты словно хочешь неприятности на наши головы. Чтобы на нас кто-нибудь напал?
— Возможно. Но мы ведь не так хорошо одеты.
— Что ты говоришь, — смеялся он, поворачивая лошадей. — Для простого народа мы более чем хороши.
— Странно все это, Доминик. Люди Льда вовсе не знаменитый род. Но как же много из нашего рода заключили брак со стоящими выше их!
— Да, — поддразнил он. — Чем-то, мы привлекаем к себе знать. Но я думаю, причина тут проста — помнишь, Тенгель и Силье приютили в свое время малыша Дага Мейдена, дворянина.
— Угу. А его настоящая мать, Шарлота Мейден, представила наш род в самых высоких кругах.
— И мы должны быть благодарны за это. Когда видишь, как тяжело живется беднякам, их страшную нужду, чувствуешь себя в привилегированном положении.
— Верно.
— Но и для знати наступили тяжелые времена. Они теряют свои угодья и собственность. Так что я рад, что Его Величество так и не возвел нас с отцом в ранг дворян, как хотел. Мы занимаем некое промежуточное положение, и оно меня удовлетворяет больше всего.
— Проезжаем мимо, — решила Виллему.
Кто-то из них случайно вспомнил, что где-то здесь жили друзья. Там их тепло приняли. Хозяева рассказали, что постоялый двор пользуется дурной славой — слишком много состоятельных путешественников пропадало там без следа. А их вещи потом объявлялись тут и там.
Засыпая, Виллему заметила:
— Твои ощущения и впрямь стали более сильными, Доминик. Сегодня мы спаслись.
— А вокруг тебя, милая моя девочка, появилась аура. Приближается наше время.
— Наше время. Интересно, каково будет Никласу с нами? И что нам придется делать? Нас же выбрали наобум.
— О нет, — отвечал Доминик. Он пытался что-то разглядеть в туманном будущем. — Думаю, нам надо поспешить, — в глазах его отразился ужас.
В Гростенсхольме не спалось Ирмелин. Она лежала и смотрела в потолок. Рука ее крепко держала руку Никласа, ей не хотелось отпускать его.
Всем нашлось дело кроме нее. Ей оставалось только сидеть дома и бояться.
Сын Альв жил в основном у деда в Линде-аллее. В разгар страды он здесь не появлялся. В Гростенсхольме оставались только она с Никласом да Маттиас. Ну и, конечно же, слуги.
Она знала, что будущего боялись все, не только она. Калеб с Габриэллой никак не могли дождаться, когда же приедет их дорогая и любимая дочь из Швеции. Наконец-то Виллему приедет домой. Столько лет они не видели своего ангела!
Тут глаза ее непроизвольно раскрылись. Ей показалось, что кто-то пристально ее разглядывает.
Она огляделась. Комната была полна теней. Никлас забылся в тяжелом сне, повернувшись на другой бок. Окно…?
Нет, квадрат окна светлел как всегда. И потом, это второй этаж! Она, верно, совсем сошла с ума.
И потом она слышала, что это чудовище из преисподней куда-то исчезло. Все надеялись, что оно отправилось в свои родные места. Каждый прекрасно знал, где эти места.
Чудовище было надежно заперто на Ладегордшёен. Но, несмотря на вооруженную охрану с пушками — более сотни человек, что надежно сторожили мост на материк, монстр все же сбежал. В ночной тиши его никто не услышал и не увидел. Там, где он прошел, остались лежать мертвые тела охраны.
Чудовище исчезло. Словно его поглотила земля. Кое-кто даже облегченно вздохнул. А вдруг оно исчезло навсегда!
И потом — на утесе, там, на Ладегордшёен, нашли следы крови. Так что оно не было таким уж неуязвимым.
И все же Ирмелин была уверена, что за ней кто-то наблюдает. Она снова посмотрела на окно.
Вдали виднелись горы. Там обожал сидеть и смотреть на усадьбу Колгрим. Тогда он чувствовал себя властелином мира.
Но Ирмелин ничего не знала об этом. И она никогда не видела брата отца. Колгрим умер в четырнадцатилетнем возрасте.
Она поежилась. Было как-то не по себе. Горы вдруг показались ей враждебными. А ведь Ирмелин так нравился вид из окна спальни! Она долго смотрела на горы. Потом демонстративно отвернулась от окна, тесно прижалась к спине Никласа и попробовала уснуть. Постепенно неприятное ощущение прошло.
Чудовище стояло на горе и в темноте ночи разглядывало привлекшую его внимание усадьбу. Оно долго-долго смотрело на усадьбу. Непонятно почему. Что-то тянуло и манило. Но у монстра не было души, и потому он не понимал, что так влечет его к усадьбе.
Совсем недалеко отсюда располагалась еще одна усадьба. Но она не интересовала чудовище. А вон еще жилая постройка, что позади дома с высокой башенкой. Ноздри его трепетали от недовольства, ощущая запахи, идущие от дома с башенкой. Башня острой верхушкой словно упиралась в небо. Вид башни вызывал у чудовища чувство острой неприязни. Вон та усадьба, поближе к морю… С ней что-то связано. И с этими двумя усадьбами тоже.
Нужно ли ему что-то сделать с этой большой усадьбой, что к нему ближе всего? Разрушить ее, уничтожить всех тварей.
Нет. Еще рано. Сначала он должен…
А ведь он не знал, что должен.
Он зажал здоровой рукой плечо. Кровь не текла, но рана по-прежнему болела. Как и масса других ран на теле. Ему надо домой, залечивать раны.
Домой?..
А что это такое? У него никогда не было дома. Была только исходная точка.
Светало. Чудище было в замешательстве. Оно уже обошло всю округу, само не зная, чего ему надо. Спросить было некого. Его притягивали горы.
Может быть, горная долина? Почему он все время думает о горной долине? Он пришел из одной, побывал во многих других. Но нигде, нигде он не чувствовал себя дома.
Может, следовало вернуться обратно на исходную точку? И в самом деле, что ему делать тут, на равнине, среди озлобленных людей?
Раны сильно болели. Он открыл рот в беззвучном крике. Он чувствовал себя плохо, кровь стучала в висках, ослабли ноги.
Он должен! Должен!
Он еще никогда не чувствовал цель так близко — и все же, что-то было не так!
Ему надо не сюда, а в горную долину.
Но ему нужно было сначала побывать здесь. Зачем?
Что он тут стоит? Теряет время и ждет, пока силы совсем пропадут?
Днем во дворе усадьбы он увидел много народа. Люди ему не понравились. На ночь двери запирались. Чудовище уже пробовало прошлой ночью. Оно без труда могло разбить замок, но когда не знаешь, что искать… И потом повторилось бы все как всегда: на шум бы выбежали люди, и ему снова пришлось бы убивать их. А он уже устал.
И он удержался от соблазна. Что-то управляло им из глубины подсознания. Он никак не мог уловить суть, и это его ужасно раздражало.
На востоке разгоралась заря. Монстр зашипел на свет, верхняя губа приподнялась. Свет был ему ни к чему. Он так же хорошо видел в темноте, как и при свете.
Бросив последний взгляд на усадьбу, что казалось такой привлекательной, чудище отвернулось. И быстрыми шагами направилось на север. Снова через долину, что оно уже пересекало однажды, высоко в горы. Может, ответ на загадку все же там? И еще ему надо было в тиши и покое зализать свои раны.
Как раненый зверь ищет одиночества и укрытия при болезни, так и чудовище искало родную долину и расселину, где могло бы укрыться.
— Чувствуешь, Гростенсхольм уже близко, — сказала Виллему, глубоко вдыхая.
— Чувствую, — улыбнулся Доминик. — Но нам еще ехать и ехать.
— Доехали благополучно.
— Угу! С тобой хорошо путешествовать.
— Я не только хороший товарищ в пути, в жизни тоже. — И она взяла его за руку. Держаться за руки было неудобно, потому что крупы лошадей были широкие. И она скоро отпустила руку.
— Примерно через час будем на месте. Здорово будет увидеться. Ведь мы не встречались уже несколько лет.
— Да, — посерьезнела Виллему. — Милые мои мать с отцом… Время их не красит. Доминик, мне так не хочется, чтобы они старели! И все же жалко, что мы не смогли взять с собой Тенгеля!
— Не прошло и двух лет, как он приезжал сюда. Один.
— В мальчике много хорошего.
По высокому небу проплывали кучевые облака. Лето 1695 года подходило к концу. Чувствовалось дыхание осени.
Проехали постоялый двор. На дороге мальчишки кидали камни.
— Если они забивают камнями какую-нибудь зверюшку, я им этого так не оставлю, — процедил Доминик.
Виллему знала, что ничего плохого Доминик не сделает, но в ней тоже все восставало против жестокости.
Они подъехали ближе.
— Но постой, ведь это человек! — прошептала Виллему.
Если только можно было назвать человеком жалкое существо, из последних сил пытающееся защититься.
— Что вы делаете, ребята? — зарычал Доминик. Дети бросились врассыпную. Некоторые остались, и один из них не побоялся ответить:
— Это беглец. В нем сидит сам дьявол. И поэтому мы имеем право…
— Ни у кого нет права забивать другого камнями.
Виллему спрыгнула с лошади и направилась к несчастному существу, что лежало в придорожной канаве. Доминик направил лошадь прямо на мальчишек, и они разбежались.
— Как он там?
— Чудо, что он еще жив, — звенящим голосом произнесла Виллему. Ему была хорошо знакома эта интонация — Виллему пыталась скрыть свои чувства. Намочив платок в придорожной канаве, женщина принялась промывать раны несчастного.
— Один из несчастных детей нашего общества, Доминик! И в них еще бросают камни! Мне просто дурно становится от мирового зла!
— Дети неразумны!
— Так поступают не только они.
Доминик подошел к несчастному. Тот смотрел на них таким испуганным, таким безнадежным взглядом, что оба поежились.
— Но ведь это совсем еще ребенок! — прошептал Доминик.
— Да, — странно напряженным голосом подтвердила Виллему. — А на ноге у него обрывок цепи.
— Цепь кто-то оборвал, замок еще цел.
— Как это можно сажать на цепь больного ребенка? Одежда на нем давно превратилась в лохмотья. Он, очевидно, полз на коленях.
Доминик поднял мальчика:
— До чего же худ! Когда он ел последний раз? А одежда… Одно тряпье!
Голос его дрожал. Зрелище и впрямь было угнетающим.
— Как тебя зовут?
Парнишка затряс головой, пытаясь, что-то сказать.
— Он не может говорить. Подожди, дай я попробую. У меня есть небольшой опыт.
Доминик знал — такие несчастные всегда пользовались благосклонностью Виллему.
— Пойдем с нами, — мягко предложил он. — Ты здесь живешь?
Мальчик отрицательно покачал головой.
— Где же?
Какие-то непонятные звуки вырвались из искривленного рта.
— Кристиания? — догадалась Виллему. — Это очень далеко. Ну, ничего. Вернешься домой.
Снова энергичные покачивания головой. И поток рычащих звуков.
Доминик удивлялся, как это Виллему понимает их. Один несчастный из Тубренна говорил точно так же, и Виллему научилась его понимать.
— Что? Тебя продали родители? Человеку в форме? А тот посадил тебя на цепь?
— Если б я не видел цепь, никогда бы в это не поверил, — пробормотал Доминик.
Мальчик заговорил снова.
— Пришел Дьявол? Чудовище? — Виллему бросила взгляд на Доминика. — Очень интересно! Это случилось в Кристиании? Как же ты добрался досюда? Ты же не мог сам оборвать эту цепь.
Мальчик «заговорил» снова, на этот раз более живо.
— Нет, нет, не так быстро, — Виллему присела около него на корточки. Ребята, что бросали в него камни, стояли в отдалении и всё глядели на них. — Говори помедленнее, иначе я не понимаю тебя.
Непонятные звуки стали раздаваться медленнее.
— По всей вероятности, его привязали к столбу для приманки, — пробормотала она. — Как это ужасно, бессердечно, просто цинично! Объясни еще раз, только помедленнее. Я хочу понять все, что ты говоришь, — снова обратилась она к пареньку. — Мы твои друзья. Тебя как зовут?
Он что-то ответил.
— Как? Хромоножка? Это же не имя. Неужели у тебя нет другого? Нет? Доминик, это просто ужасно! Зло в мире перешло все границы!
— Что же дальше?
Хромоножка пытался говорить как можно членораздельнее, но получалось все хуже и хуже. Пока Виллему пыталась разобрать каждое произносимое мальчиком слово, Доминик принес воды и хлеба. Парень протянул к еде дрожащие руки.
Доминику приходилось следить, чтобы тот не ел слишком быстро.
— Что тебе удалось узнать? — спросил он у жены.
— В это трудно поверить. Я даже думала, что неправильно поняла, но он повторил то же самое. Короче говоря, глубокой ночью его привязали к столбу, а неподалеку спряталось несколько человек…
— Ясно! Стрелки в засаде!
— Потом ему послышалось, что кто-то идет. Этот кто-то сильно хромал. Он остановился неподалеку.
— Продолжай. Очень интересно!
Паренек лежал и смотрел на них во все глаза. Недоверие в его глазах постепенно сменялось осторожной надеждой. Впервые в жизни ему захотелось покончить со своим одиночеством. Его слушали и понимали!
Перед ним словно распахнулось окно в огромный мир.
— Потом ему почудилось, что кого-то убивают. С другой стороны раздался крик: «Пли, черт возьми, пли!» Потом стало тихо.
— Отлично. А он видел, каким образом произошло убийство?
— Нет. Только три коротких предсмертных всхлипа. Почти одновременно. У мальчика очень бедный словарный запас. Не от собственной ограниченности, а благодаря среде, в которой он вырос. А вообще, он умный парнишка.
Лицо Доминика скривилось от боли:
— Он об этом даже не подозревает. А сколько таких на свете…
— Если думать об этом, то лучше вообще не жить. Послушай же дальше.
— Ну, — поторопил ее Доминик. Виллему очнулась от задумчивости.
— Дальше чудовище вошло в полосу света. Остановилось около парня и оглядело его, фыркая и шипя, словно кот. Мальчик был уверен, что пришел его последний час.
— Послушай, Виллему… Неужели он все это сказал?
— Нет. Он произносит не так много слов. Но я ведь сказала тебе, что научилась понимать такую речь.
— Отлично. И что дальше?
— Дальше чудовище склонилось над ним, оборвало цепь и пропало. А Хромоножка — фу! что за ужасное имя — даже не знал, где в Кристиании он находится. Он никогда не покидал пределы родной улицы. Увидев, что люди куда-то идут, он двинулся вслед за ними и вдруг оказался за пределами города. А потом ему уже ничего другого не оставалось, как идти дальше. По дороге он попрошайничал, тем и питался, в основном получая побои. Думаю, народ просто боится таких, как он. Они, верно, считают… Да ты и сам знаешь, что они говорят.
Доминик знал очень хорошо. «Дьявольская тварь», — говорили люди… От таких старались держаться подальше, чтобы они не принесли несчастья в дом.
Знал Доминик также и то, что ему не надо спрашивать Виллему, можно ли прикоснуться к этому несчастному.
— Поедешь с нами, — ласково сказал он. — Постараемся найти гостеприимный дом, где к тебе будут хорошо относиться. Может, там ты встретишь таких же, как сам.
«Если они еще живы», — подумала Виллему. Слова мужа согревали сердце. Скорее всего, ее протеже из Тубренна живы и здоровы. Тогда, много лет тому назад, они были еще совсем юны… Это место называлось Элистранд — приют для беззащитных.
— Мы, наверно, не должны нагружать твою мать — она ведь немолода, — неуверенно сказал Доминик.
— Мама? — улыбнулась Виллему. — Не думаю, чтобы ей пришлось посвящать ему много времени. Если я не ошибаюсь в моих протеже, то они будут считать мальчика своим и окружат его заботой и вниманием.
— Ему не повредит, — улыбнулся Доминик.
Он посадил Хромоножку на лошадь впереди себя. Путешествие продолжалось. Мальчику было тяжело сидеть спокойно. Руки и ноги у него двигались бесконтрольно, и он постоянно оборачивался, чтобы посмотреть на удивительного добряка.
Он не мог поверить в свое счастье. Подумать только — о нем заботятся, разговаривают с ним, добры. Слишком много для одного раза!
Разве такие люди есть на свете? Может, он уже умер и очутился на небесах? Нет, непохоже. Да и потом дома всегда говорили, что он слуга дьявола.
Он решил подождать и посмотреть, что будет дальше. А может, это ловушка?
Через некоторое время Виллему сказала:
— Нам нужно изменить отношение к чудовищу.
— Вряд ли. Считай то, что случилось, актом мести по отношению к тем, кто устроил ловушку. Его отношение к животным тоже совершенно ясно.
Виллему снова взглянула на паренька. Да, его легко сравнить с бессловесной тварью. Но она знала также и то, что под этой убогой оболочкой скрывается погибшая душа, душа эта отчаянно тянется к людям. Виллему была одной из немногих, кто заботился о заблудших душах, пытаясь переводить их несвязную речь. Хромоножка был отнюдь не глупым, и его совсем несложно было понимать. Разговаривая с другими, ей приходилось подолгу расшифровывать каждое слово, каждый слог. Сейчас ее терпение подвергалось испытанию, а Виллему была не из тех, кто обладал солидным запасом этой добродетели. И сейчас она старалась из последних сил, чтобы внимательно слушать — да и то ей иногда хотелось поторопить мальчика, заставить его говорить быстрее и понятнее.
У Людей Льда сложилась такая традиция, что они всегда приезжали в Гростенсхольм не одни, а привозя с собой заблудшие души. Этот обычай сложился еще со времен Силье и Тенгеля, когда они привезли с собой Дага и Суль. И ведь именно Суль привезла с собой Мету и Клауса, попыталась оставить свою собственную дочь, выросшую без отца, у приемных родителей. Лив… разве она не мечтала посвятить свою жизнь детям-сиротам? Она не раз делилась этой мечтой с Маттиасом, Калебом и Габриэллой.
Виллему тоже посвящала все свое свободное время отверженным. Она не сомневалась ни секунды, что Хромоножке будет хорошо в их доме в Элистранде.
Он тоже в этом не сомневался. Как она и предполагала, их встречала масса народа. Много приехало людей из Тубренна. Они сразу же окружили Хромоножку, и повели в свой дом. Отнеслись к нему как к своему родному ребенку, хоть ни у кого из них никогда не было детей.
Виллему встретилась со своими родителями.
— Дорогие мои дети, добро пожаловать! Как же давно я вас не видела, — восклицала Габриэлла. — Вы совсем не изменились. Разве что Доминик обзавелся бородой, что очень ему идет! И ни одного седого волоса! А Виллему, ну ни капельки не изменилась. Годы совсем не затронули тебя.
Виллему засмеялась. У нее перехватило горло, когда она увидела своего отца, Калеба. Он держался молодцом, но ему уже было семьдесят семь лет! Мама Габриэлла была на целых десять лет моложе. Она оставалась изысканной придворной дамой, с седыми волосами и тонкими чертами. Её возраст шел ей.
«Но как же они постарели, — думала Виллему. — Скоро их не станет. И кто будет тогда жить в Элистранде? Наверно, только управляющий. Альв будет по-прежнему заниматься усадьбой. Но ведь исчезнет жизнь, атмосфера, близость между людьми…»
Жаль, что у них с Домиником больше не было детей. Кто-то из них мог бы поселиться в Элистранде, ее обожаемом доме детства, с его сбегающими навстречу морю холмами.
Альв, как и раньше, жил в доме. И Виллему очень была этому рада. Когда-то в юности она затеяла, было большие перемены, но взрослые вовремя ее остановили. Как она была теперь рада и благодарна за то, что они ее отговорили.
Ее спальня… Кровать, что она сама соорудила. На дереве не было вырезано никакого пожелания. И хорошо, что так, подумала она. Тогда она была совсем еще ребенком. «Тут спит самый счастливый человек на свете…»
Виллему погрузилась в воспоминания.
Она же была счастлива. Потом спокойные годы в Швеции, с Домиником и Тенгелем III, свекром Микаелом. Хорошие были времена.
Неужели они уже позади?..
Отдохнув после долгого пути, все направились из Гростенсхольма в Линде-аллее — повидаться и обсудить ситуацию.
Доминик и Виллему обстоятельно рассказали о чудовище и его целях.
Когда они обсудили все, Виллему добавила:
— В последнее время чудовище исчезло, больше мы ничего не знаем.
Никлас помолчал.
— Оно уже было здесь, — коротко бросил он.
— Что? — удивленно спросил Доминик.
— Да. Несколько дней тому назад. Его следы видели в лесу, совсем недалеко отсюда. Они, правда, были не совсем свежие. А потом и они пропали.
— Следы еще можно найти? Мы с Виллему очень бы хотели посмотреть на них.
— К сожалению, нет. Этот капитан Дристиг, что привел с собой целый батальон негодяев…
— В батальоне примерно шестьсот человек, Никлас, — поправила его Габриэлла. — С ним же было не более тридцати-сорока человек!
— Какая разница! Они же приходили сюда, расспрашивали о чудовище. Их задача — уничтожить его. Пока им не везет. Их должно быть не менее сотни. Кого-то убили, кто-то сам дезертировал. Оно очень опасно, Доминик. Даже капитан Отчаянный выглядел угнетенным, и я что-то не заметил в нем особого желания продолжать преследование. Но его смелые парни так постарались, что вытоптали все следы.
— Жаль. И куда же направили свои стопы эти бесстрашные кнехты? — спросила Виллему.
— Крутились где-то у соседнего поселка, ожидая появления новых следов, — отвечал Андреас.
Никлас задумался.
— Но Ирмелин рассказала кое-что. Я думаю, нам стоит прислушаться.
Все повернулись к высокой блондинке. Та даже чуточку смутилась:
— Не думаю, что это так важно, но я расскажу. Четыре-пять ночей тому назад я проснулась оттого, что за мной кто-то следил. Но мы живем на втором этаже, так что это невозможно. За окном у нас видны горы. От них словно исходила какая-то угроза.
— Вы потом ходили туда? — спросил Доминик.
— Пока нет.
— Тогда поедим и пойдем туда. Меня очень интересует одна вещь — сколько же лет этому чудовищу.
Наступила мертвая тишина. Наконец ответил Маттиас:
— Мы не знаем. Никто никогда не упоминал о его возрасте. Наверно, еще ни один человек не подошел к нему так близко, чтобы судить об этом.
— Есть все же один — Хромоножка. Альв, будь добр, позови его, — попросила Виллему.
— Разве его зовут Хромоножка? — возмутилась Габриэлла.
— Да, это на самом деле так. Мама, не могла бы ты его окрестить? Тогда ему подберут подходящее имя.
— Обязательно, — пообещала Габриэлла.
Альв привел с собой чисто вымытого и прилично одетого мальчика. Теперь в нем никто не смог бы узнать несчастное, жалкое существо, что лежало в придорожной канаве. В его глазах появился блеск.
Взяв мальчика за руку, Виллему спросила, сколько лет было чудовищу.
Хромоножка напряженно думал, озирая непривычную красивую обстановку и волнуясь оттого, что не мог ответить. Он обреченно покачал головой.
— Посмотри на нас. Может быть, кто-то из нас такого же возраста?
Взгляд паренька заметался. Ему на помощь пришел Калеб:
— Он был моего возраста?
Мальчик так энергично тряс головой, что всем сразу стало ясно — нет.
— Тогда посмотри на Альва.
Тот долго смотрел на восемнадцатилетнего Альва, потом обернулся к Виллему, не зная, что ответить.
— Видимо, ему сложно дать ответ. Не забывайте, что разница между восемнадцатилетним Альвом и тридцатидевятилетней Виллему слишком велика. Видимо, он ни старше и не младше.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |