Рассказывает Тамара Ивановна Дьяконова (Беспалова):

***

Рассказывает Тамара Ивановна Дьяконова (Беспалова):

«Шла война. Город был сжат в тисках блокады. Кроме бомбежек и артобстрела нависла угроза смерти от истощения и голода. Ряды кадровых бойцов резко сокращались. По решению военного совета из МПВО откомандировали в армию около 8 тысяч бойцов и командиров. На смену ушедшим были призваны девушки от 18 до 32 лет. Был март 1942 года. Получила повестку и я. 17 марта 1942 года во Фрунзенском военкомате состоялось распределение по командам. А 25 марта 1942 года, в канун своего восемнадцатилетия, я явилась для прохождения службы в команду управления штаба МПВО Фрунзенского района. Казарма наша находилась на Загородном проспекте, дом 19, рядом с Фрунзенским райсоветом. В первые дни службы старожилы МПВО приучали нас, как нужно нести службу наблюдения на вышке, помогали изучать винтовку и устав, а через некоторое время мужской состав во главе с политруком Сусаровым ушел на фронт. Теперь в команде, кроме командиров и нескольких стариков, оставались одни девчата. Укомплектовывали отделения. Я попала во взвод наблюдения и разведки. Командиром отделения была Вера Вишнякова, командиром взвода – Тося Белая, политруком – Ткаченко, начальником команды – Скидельский. Впоследствии команда была переименована во взвод штаба Фрунзенского района и командиром стал старшина Рассказов, которого мы называли «батей». Связистов возглавлял старшина Костин, подрывной взвод – Смолко. В наши обязанности помимо дежурства на вышке входили учеба и ряд хозяйственных работ. Как-то: носка воды из люка, заготовка топлива, уборка снега. Каждое утро на поверке свободные от наряда люди получали назначение на работы. Очень много приходилось заниматься разборкой завалов после бомбежек и обстрела, а также – в зимнее время – уборкой снега и сколкой льда. Первое время не все девчата могли привыкнуть к воинской дисциплине, часто бегали к себе домой навестить своих, даже не думая, что это является самовольной отлучкой. За что получали наряды вне очереди. В число таких попала и я. Пришлось на пару с Алей Чудовой потаскать воды из люка с Чернышева переулка, за что получили прозвище «водоносы». Но это продолжалось недолго, так как сознательность одержала верх. Весна и лето 1942 года особенно запомнились бомбежкой и артобстрелами. По каждому сигналу мне приходилось бежать на вышку. Бывало, только придешь со смены с вышки, которая находилась на здании райсовета, не успеешь раздеться, как опять нужно бежать. Особенно доставалось ночью. Очень хорошо осталась в памяти одна тревога. Обычно я дежурила в смене с Асей Чащиной, с которой, кстати сказать, и по сие время не теряем дружбы. Но на это дежурство мы пришли с Пановой Мусей. Ночь была лунная. Началась очередная тревога: опять налет авиации. И вот мы видим, как от самолета отделяется бомба. Взрыв, очаг поражения – район Боровой, 26. Дом номер 26 – это дом Пановой. Там ее мать, сестра с детьми. Но Муся не ушла с поста до конца смены. Можно много привести примеров мужества наших девчат. Несмотря на все лишения, голод, обстрелы и бомбежки наш дух сломить врагу не удавалось. Каждую свободную минуту мы любили петь. Пели песни, ставшие популярными во время войны. В некоторых песнях меняли текст на свой лад. Многие из нас вступили в ряды доноров, в том числе и я. В день сдачи крови нас кормили в донорском пункте обедом и давали дополнительный паек. Это уже было хорошо. В июле 1943 года мы давали присягу, так как с 6.07.43 МПВО было приравнено к армии*. Командиры получили аттестацию, мы стали именоваться не бойцами, а красноармейцами, надели погоны. Это еще больше увеличило нашу ответственность к долгу. Несение службы и работы не мешали, однако, нашим девчатам вести переписку с фронтовыми друзьями. Помню, однажды получили «Ленинградскую правду» и прочитали в ней обращение воинов к девушкам-ленинградкам. Стихи назывались «Просьба». (Воины просили писать им письма.) Мои подружки приставали ко мне: «Напиши в стихах». Решилась! И вот что получилось. (Было это 13.09.1943 года.) Наш ответ:

Получив в воскресенье газету

И прочтя вашу «Просьбу» в стихах,

Мы решили послать вам приветы,

Нашим славным, отважным бойцам.

Может быть, вам откликнется много,

Много девушек, жен, матерей

Но хотелось, чтоб наши приветы

Долетели б до вас всех быстрей.

Вы – защитники города славы,

Охраняете входы в него.

Мы же зорко несем нашу вахту

в ленинградских частях ПВО.

И хотелось бы дружбою этой

Ваш дух еще выше поднять,

Нам же, город родной защищая,

С этой мыслью на вышке стоять.

Мы ждем, товарищи родные,

Чтоб вы откликнулись нам,

И, вдохновленные нашим призывом,

Сильнее били по врагам.

Среди наших солдат, командиров,

Много лиц не имеют друзей.

Шлите им свои письма, родные,

Если можно, то шлите скорей.

В ответ посыпались письма. В январе 1944 года была полностью снята блокада Ленинграда. Встал вопрос о восстановлении города и разминировании полей и поселков. В конце апреля 1944 года Тэся Брониш, Валя Блавнер и я были отчислены из взвода Управления штаба района в 4-й саперный батальон для прохождения дальнейшей службы. Я попала в спаренную роту, где командиром роты был капитан Зайцев, комвзвода – Аня Матвеева, командиром отделения – Шура (фамилию девичью не помню, а впоследствии Овчинникова).

22 апреля 1944 года наш батальон был отправлен на минные поля в район сел Покровское и Антропшино. Получилось так, что 10-дневные курсы по минподрывному делу я не прошла, так как в это время была при штабе района. Шура – командир отделения – мне много помогла, переложив часть своих знаний в меня. Итак, мы едем на работы. До станции Гатчина доехали поездом. А дальше продолжили путь пешком. Нас встретили сожженные поля, разрушенные деревни. И вот преграда – в районе деревни Романовка разрушен мост через реку. Восстанавливали мост своими силами. Задача была, прямо скажем, не из легких. Но мы ее выполнили. Несмотря на задержку, мы у цели – село Покровское. Расквартировались в оставшихся избах. Наша рота остается в Покровском, остальные уходят в Антропшино. Спим на нарах под крышей. Устроились неплохо. Начались работы. И в первые же дни работы – «ЧП». Хаютиной покалечило руку. Работали мы внимательно и осторожно. Прощупывали щупом и миноискателем буквально каждый сантиметр земли. При обнаружении мины, снаряда или какого-либо неизвестного предмета обязаны были ставить флажок. Дальше дело подрывника – обезвредить мину или подорвать на месте. Работать приходилось без плана, вслепую, так как немцы своих карт на минные поля нам не оставили, да и наших не сохранилось. К тому же за три года многие мины ушли в землю, заросли травой. Много нашими было обнаружено мин, собрано боеприпасов, неразорвавшихся снарядов. После окончания работ на этом участке нас вернули обратно в Ленинград для нового назначения. Следующий участок – это район села Петровского, Порожки, Большое Коновалово. Дальше Стрельны поезд не идет. Идем пешком поротно, строем. Путь длинный, было несколько привалов. Добираемся до места уже в темноте. Располагаемся в лесу – в землянках, где раньше жили немцы. Немцы располагались основательно: видно, не один год сидели в наших лесах без движения. Землянки были обустроены – от одной к другой проложены дорожки из стволов березок, скрепленных между собой проводами, через канавки – такого же типа мосты. Около землянок – из тех же наших белых березок скамейки со спинками. На берегу речки была банька. В общем, жилье нам досталось неплохое. Зато поля… Но об этом дальше. Забыла сказать: на этот раз к каждой роте были прикомандированы офицеры-спецы. Каждая рота, а также каждый взвод получили свой участок работы. Наш взвод получил участок километра за полтора от нашего лагеря. Ежедневно ходили на работу. В любую погоду и при любых обстоятельствах. Ходили строем, с песнями. Работать тяжело, очень много всевозможных сюрпризов. Попадаются заминированные галоши, трубки, различные предметы. Немцы изощрялись, как только могли. Бывали случаи, когда на ветках деревьев обнаруживали подвешенные гранаты и натянутую проволоку, которая вела к другой гранате или мине со взрывателем натяжного действия. Особенно немцы любили ставить взрыватель Smiz с усиками, который мог срабатывать и натяжным, и нажимным действием. Повторяю, это был самый тяжелый участок в нашей практике. Мины были расставлены в хаотическом беспорядке, причем встречались и противопехотные, и противотанковые (как немецкие, так и наши). Попадались даже мины Селянкина. Эти мины были чуть больше жестяной коробочки с вазелином, весом всего сорок граммов. Это была ничейная земля, нейтральная полоса, поэтому мины ставили и немцы, и наши*.

Кругом валялись неубранные немецкие трупы, стоял отвратный запах, было множество трупных мух, всевозможных мошек и комаров. Я в это время работала на подрывах с Валей Блавнер. Наши лица были распухшими от укусов. Доктор Френкель ежедневно нам и другим пострадавшим делала спиртовые примочки. Несколько дней работали с забинтованными лицами, оставались открытыми только нос, рот, глаза и уши. Узнав об этом, комбат Литвинов на несколько дней освободил нас от работ, пока не спадет опухоль. Большая трава очень усложняла работу. Участились случаи подрывов на минах. Получили разрешение на поджог травы. Началась такая канонада, стали взрываться брошенные боеприпасы и мины. После пожара работать стало легче, но подрывы не прекращались. Раненых увозили в Ленинград. Пострадала Нина Смирнова. Вскоре с этого участка нас сняли и отправили всем батальоном в Ленинград. На наше место должны были придти более опытные минеры с собаками. В городе нас ждала новая работа. Предстояла поездка в Карелию на уборку урожая.

Перед отъездом в Карелию нам, разминерам, были вручены награды – нагрудный знак «Отличный минер». Получила его и я. Опять десятки километров по карельской земле. Эта земля до войны принадлежала Финляндии. (Отошла к Советскому Союзу по договору уже во время войны.) Шли с ночевками. Один раз ночевали в брошенном доме, вторую – в пустом магазине на полках. На этот раз я была вместе с пожарным взводом. Командиром взвода был Бубнов. Вместе с командиром нас было шестнадцать человек. Остановились на финском хуторе. В первую очередь проверили на минированность. Все было в порядке, никаких «сюрпризов» не обнаружили. Начали работать. Необходимо было убрать хлеб с поля, высушить его, обмолотить, провеять и отправить в Ленинград. Косили, жали, вязали в снопы, кто не умел этого делать – научились, не обошлось без порезов пальцев. Топили ригу, сушили снопы. Нужно сказать, что на нашем хуторе было полное хозяйство. Также были молотилка и веялка, но для работы на лошадях. Наши мужчины кое-что в них переделали, и мы начали крутить вручную. (По четыре человека на колесо.) Молотьба получалась, но было очень, очень тяжело. Не помню, какая нам была дана норма, но мы чувствовали, что не сумеем справиться к октябрьским праздникам, т. е. выполнить свою норму. А попасть в Ленинград очень хотелось. Разделились на две группы. Стали молотить в две смены. Ночью работали с фонарем «летучая мышь». Фонарь от движения колеса без конца задувало, то и дело приходилось зажигать вновь. Питались мы там, как в санатории, в дополнение к пайку была у нас своя картошка, сало, горох, в лесу – ягоды, которые собирала наша повариха Муся Ярышкина. Готовила она вкусно, даже из картошки умудрялась делать несколько блюд. К концу работ, несмотря на тяжелую работу, мы все очень окрепли и поправились. План мы свой выполнили и 6.10.1944 года были в Ленинграде. Зима 1944/45 года характерна тем, что все роты нашего батальона помогают в восстановлении хозяйства. Почти все девушки приобрели какую-либо строительную специальность. На мою долю досталась специальность кровельщика, с опытными кровельщиками восстанавливали крыши домов на улице Тюшина. Кроме этой специальности, еще освоила специальность штукатура. Восстанавливали Воронежские бани и дома на Сайкином переулке. В наши обязанности входило включать уличное освещение нашего района. Правда, следует сказать, что освещение было очень скромным, и не всю ночь. Включали вечером с темнотой и до часа ночи. Пока горел свет, дежурили у рубильников. Жили в этот период на Лиговке, дом 100. Весной 1945 года в апреле я была направлена на 10-дневные курсы разминеров, которые находились на Хрустальной улице. После курсов (в апреле же) получили участок для разминирования между Гореловым и Стрельной. Недалеко от аэродрома, бывшая деревня Рюмки. Я говорю «бывшая», так как от деревни ничего не осталось. Командиром взвода был у нас Н. В. Егоров. Небольшая группа во главе с Егоровым поехали на машине благоустраивать лагерь. Помню, с нами были Сима Клементьева, Тося Шестакова, Маша Ярышкина. Менее чем за сутки установили и окопали палатки, поставили походную кухню и вообще благоустроили весь наш лесной лагерь. Прибыли остальные минеры, и началась повседневная работа по разминированию мин, сбору и подрыву боеприпасов. В это же время другая часть батальона находилась на Пулковских высотах, там же было и высшее начальство. Периодически мы доставляли в штаб города с нарочным донесение о проделанной работе. Наступила и моя очередь побывать в городе. Завтра утром я должна была идти на станцию Горелово и ехать в Ленинград, а сегодня вечером пришла машина с продуктами, сопровождаемая капитаном Островским. Он предложил мне поехать с ним в Пулково сегодня, а завтра утром – из Пулково в Ленинград. Конечно, это было удобно. Комвзвода Егоров меня отпустил. И вот я уже в Пулково. Ночую у Лиды Салтыковой (Сивоконь). Нары свободны – Лида на дежурстве. Вдруг началось что-то невообразимое. Крики «Ура!», стрельба. Все выскочили из землянок. Наконец свершилось то, чего все так долго ждали: немцы капитулировали. Какое было ликование – этого не описать словами! Стреляли все, у кого было из чего. Кричали и пели, кто как мог. С этой великой радостью утром, отдав донесение в Ленинграде, скорее помчалась к своим в Рюмки. Конечно, там еще ничего не знали, так как сообщение с внешним миром было только через связных. Радости всех не было границ. По окончании работ на данном участке мы были отправлены в помощь нашему же батальону. После Пулковских высот пришла очередь и пушкинским паркам. Расквартировались в Александровском дворце, где более-менее подходящие комнаты для жилья. Из нашего зала на втором этаже была дыра от снаряда в первый, но крыша не текла, и все было хорошо. Одновременно с нами по городу работали отряд разминеров Московского района и отделение из города Пушкина. В течение всего июня проводилась проверка города и парков на минированность. Противопехотное минное поле нашим отрядом было обнаружено на бульваре вблизи Египетских ворот. Также на Слуцком шоссе города Пушкина были случаи минирования развалин домов и колодцев. Всего же в результате проверки на минированность Екатерининского и Александровского парков, а также территории города обнаружено и уничтожено около 400 мин и свыше 10 тысяч различных боеприпасов. За успешное выполнение работы все разминеры были награждены 10 июля 1945 года грамотами Исполкома Пушкинского райсовета депутатов трудящихся. На этом наше разминирование окончилось. Но зато мы неоднократно принимали участие в подрывах стен разрушенных домов*. В период с июля по 4 августа я тоже принимала участие в подрыве и разборке двух домов: один на улице Степана Разина, а второй – на берегу Обводного канала. И вот наступил долгожданный день демобилизации, 7 августа 1945 года. У всех хорошее настроение, и радостно, и немножко грустно. Ведь все трудное время были вместе и вот теперь расстаемся, но не в полном смысле слова, так как нас всех передали заводу «Ленгазаппаратура». Будем видеться ежедневно на работе. При демобилизации вместе с документами получаем грамоту Исполкома Фрунзенского райсовета депутатов трудящихся и благодарность за большие заслуги МПВО в противовоздушной обороне района, за оказание помощи пострадавшему в результате военных действий населению и проведение работ по восстановлению районного хозяйства.»

* 6.06.1943 года приказом № 92 группа бойцов была награждена медалью «За оборону Ленинграда», в том числе и я.

* Когда здесь проходили бои.

* В самом Ленинграде.

Дата добавления: 2015-08-28