Лорен Кейт Страсть (Падшие-3) 9 страница

Ее длинные и распущенные волосы ловили в свои темные сети алмазы, светящиеся от солнца. Люси точно знала это ощущение, как они щекочут ее руки, как они колеблются волнами вокруг ее талии. Солнце сделало кожу Лулу темно-золотой, коричневой — более темной, чем у Люси когда-либо была, даже когда она проводила целое лето в пляжном домике своей бабушки в Билокси — и ее лицо, и руки было раскрашены темными геометрическими татуировками. Она была где-то между совершенно неузнаваемой и абсолютной Люси.

— Ничего себе, — прошептала Люси, поскольку Билл тащил ее назад к убежищу кустарникового дерева с фиолетовыми цветами. — Эй-ой! Что ты делаешь?

— Сопровождаю тебя в более безопасное место. — Билл снова потащил ее в воздух, пока они не поднялись через лиственный шатер. Как только они пролетели деревья, он направил ее к высокой, крепкой ветви и бросил ее так, что она смогла увидеть весь пляж.

— Лулу!

Голос проникал сквозь кожу Люси прямо в сердце. Голос Даниэля. Он звал ее. Он хотел ее. Нуждался в ней. Люси двигалась на звук. Она даже не заметила, что начала подниматься с ее места на высокой ветке, как будто она могла уйти с верхушки дерева и полететь к нему — пока Билл не схватил ее локоть.

— Именно поэтому мне пришлось перетащить твою задницу сюда. Он говорит не с тобой. Он говорит с ней.

— О. — Люси тяжело опустилась вниз. — Верно.

По черному песку бежала девочка с кокосовыми орехами, Лулу. И ниже по пляжу, к ней бежал, Даниэль.

Он был без рубашки, очень загорелый и мускулистый, одетый только в обрезанные темно-синие брюки, потрепанные по краям. Его кожа блестела от морской воды, от недавнего купания в океане. Босые ноги поднимали песок. Люси завидовала воде, завидовала песку. Завидовала всему, что могло прикасаться к Даниэлю, тогда, как она застряла на этом дереве. Она завидовала своему прошлому я больше всего.

Двигаясь к Лулу, Даниэль выглядел более счастливым и более естественным, чем Люси когда-либо его видела. Она захотела закричать.

Они подбежали друг к другу. Лулу обняла его, и он подхватил ее поднимая вверх, и кружа в воздухе. Он поставил ее на ноги и осыпал ее поцелуями, целуя ее пальцы, ее предплечья, и даже плечи, шею, губы.

Билл улегся на плечо Люси. — Разбуди меня, когда они дойдут до чего то более интересного, — сказал он зевая.

— Извращенец! — Она хотела отодвинуть его, но она не хотела к нему прикосаться.

— Я имею в виду татуировки, пустая твоя голова. Я отдохну, хорошо?

Когда Люси оглянулась назад на пару на пляже, Лулу привела Даниэля к сотканной циновке, которая была разложена на песке недалеко от хижины. Даниэль вытянул короткое мачете из-за пояса своих брюк и вскрыл один из кокосовых орехов. После нескольких ударов он снял верх и отдал остальную его часть Лулу. Она пила залпом, молоко капало с углолков ее рта. Даниэль поцеловал их, чтобы вытереть.

— Они не делают татуировку, они только… — Люси, прервалась, когда ее прошлое я исчезло в хижине. Лулу вновь появилась, мгновение спустя неся маленький пакет, связанный из пальмовых листьев. Она развернула инструмент, который был похож на деревянную расческу. Зубцы блестели на солнце, как если бы они были острыми как иглы. Даниэль лег на спину на циновке, наблюдая как Лулу опустила гребенку в большую мелкую морскую ракушку, заполненную черным поршком.

Лулу быстро его поцеловала и начала.

Начиная с его груди, она прижала расческу к его коже. Она работала быстро, нажимая сильно и быстро, и каждый раз она передвигала гребень она оставляла мазки черного пигмента татуировки на его коже. Люси начала узнавать дизайн: узор шахматной доски. Он должен был охватить всю его грудь. Люси только раз была в тату-салоне, когда-то в Нью-Гемпшире с Келли, которая хотела крошечное розовое сердечко на бедре. Оно было сделано менее чем за минуту и Келли ревел все это время. Однако, Даниэль лежал молча, не издавая ни звука, не отводя глаз от Лулу. Потребовалось много времени, и Люси чувствовала как пот стекает небольшой струйкой с ее спины, когда она смотрела.

— А? Как насчет этого? — Толкнул ее Билл. — Я обещал показать, любовь, или я обещал показать, что ты любишь?

— Конечно, мне, кажется, будто они любят. — Люси пожала плечами. — Но…

— Но что? Ты представляешь как это должно быть больно? Посмотри на этого парня. Он позволяет делать себе татуировки, выглядя в это время так, будто его ласкает мягкий бриз.

Люси корчилась на ветке. — Это — урок? Боль равняется любви?

— Ты говоришь это мне, — сказал Билл. — Возможно, ты удивишься, услышав это, но дамы не часто стучат в дверь Билла.

— Я имею в виду, если бы я татуировала имя Даниэля на теле, это означало бы, что я люблю его еще больше, чем я уже люблю?

— Это символ, Люси. — Билл выпустил скрипучий вздох. — Ты слишком буквальна. Подумай об этом так: Даниэль это первый красивый мальчик, таких Лулу никогда не видела. Пока его не выбросило на берег несколько месяцев назад, весь мир этой девушки был ее отец и несколько толстых туземцев.

— Она — Миранда — сказала Люси, вспоминая любовный роман "Буря", который она прочитала в десятом классе на семинаре про Шекспира.

— Как это цивилизовано для тебя! — Билл одобряюще скривил свои губы. — Они похожи на Фердинанда и Миранду: красивый иностранец терпит кораблекрушение на ее берегах…

— Так, конечно это была любовь с первого взгляда для Лулу, — пробормотала Люси. Это было тем, чего она боялась: та же самая беспечная, автоматическая любовь, которая обеспокоила ее в Хелстоне.

— Правильно, — сказал Билл. — У нее не было выбора, кроме как влюбиться в него. Но вот что интересно, так это Даниэль. Ты видишь, он не должен был учить ее обрабатывать сотканный парус, или получать доверие ее отца, принося стоящую сезона рыбу, лечить, или показывать, — Билл указал на влюбленных на пляже — соглашается татуировать все его тело полностью, согласно ее местному обычаю. Этого было достаточно, даже если бы Даниэль только что обнаружился. Лулу любила бы его все равно.

— Он делает это, потому что — подумала Люси вслух. — Потому, что он хочет заслужить ее любовь. Потому что иначе, он только использовал бы в своих интересах их проклятие. Потому что независимо от того, каким кругом они связаны, его любовь к ней … настоящая.

Значит, почему Люси не была полностью убеждена?

На пляже сидел Даниэль. Он обнял Лулу за плечи и начал ее нежно целовать. Его грудь кровоточила от сделанной татуировки, но ни один из них, казалось, не заметил. Их губы только разошлись, они не переставали смотреть друг на друга.

— Я хочу уйти сейчас, — внезапно сказала Люси Биллу.

— Правда? — Билл моргнул, вставая на ветке дерева, как будто она поразила его.

— Да, правда. Я получила то, для чего я пришла сюда, и я готова идти дальше. Прямо сейчас. — Она, тоже, попыталась встать, но ветка, закачалась под ее весом.

— Гм, хорошо. — Билл взял ее руку, чтобы удержать ее. — Куда?

— Я не знаю, но давай поспешим. — Солнце опускалось за горизонт позади них, удлиняя тени влюбленных на песке. — Пожалуйста. Я хочу оставить в памяти хоть что-то хорошее. Я не хочу видеть, как она умирает.

Лицо Билла менялось и гримасничало, но он ничего не говорил.

Больше Люси не могла ждать. Она закрыла глаза, и позволила ее желанию призывать Предвестника. Когда она открыла глаза снова, она смогла различить дрожь в тени соседнего дерева маракуйи. Она сконцентрировалась, вызывая ее со всей своей энергией, пока Предвестник не начал дрожать.

— Давай же. — сказала она, стиснув зубы.

Наконец, Предвестник освободился, пронесся от дерева по воздуху, и завис прямо перед ней.

— Полегче, — сказал Билл, паря над ветвью. — Отчаяние и Путешествие в предвестнике не очень хорошо совмещаются. Как соленые огурцы и шоколад.

Люси уставилась на него.

— Я имею в виду: не поддавайся отчаянию настолько, чтобы потерять из виду то, что ты хочешь.

— Я хочу убраться отсюда, — сказала Люси, но она не могла превратить тень в устойчивую форму, независимо от того как сильно она старалась. Она не смотрела на влюбленных на пляже, но тем не менее она чувствовала, что темнота сгустилась в небе над пляжем. Это не были облака дождя. — Поможешь мне, Билл?

Он вздохнул, достигнув темной массы в воздухе, и потянул ее к себе. — Это твоя тень, твоя реализация. Я управляю ею, но это — твой предвестник и твое прошлое.

Люси кивнула.

— Это значит, ты не знаешь, куда она перенесет нас, и я не несу за это ответственности.

Она опять кивнула.

— Тогда ладно. — Он потер Предвестник, пока он не стал более темным; тогда он поймал темное пятно пальцем и дернул за него. Это работало как своего рода ручка двери. Хлынул запах плесени, заставляя Люси кашлять.

— Да, я тоже чувствую этот запах — сказал Билл. — Он старый. — Он жестикулировал пропуская ее вперед. — Дамы первые.

ПРУССИЯ 7 января 1758

Снежинка поцеловала нос Люси.

Потом еще и еще, и больше, пока буря порывами не заполнила воздух и пока весь мир не стал белым и холодным. Она выдохнула большое облако воздуха в холод.

Так или иначе она знала, что они в конце концов окажутся здесь, хотя она была не совсем уверена в том, где они были. Все, что она знала, это то, что после-полуденное небо было темным, бушевал яростный шторм, а мокрый снег просачивался сквозь ее ботинки, промораживая ее до костей.

Она шла на свои собственные похороны.

Она почувствовала это в момент, когда проходила через этот Предвестник. Надвигающаяся враждебность, неумолимая как слой льда. Она оказалась в воротах кладбища, всего покрытого снегом. Позади нее была усаженная деревьями дорога, голые ветки, цепляющиеся за небо в свинцовых тучах. Перед нею была невысокая из покрытой снегом земли, надгробная плита и крест, выступающие как белые неровные, грязные зубы.

В нескольких шагах позади нее кто-то присвиснул. — Ты уверена, что готова к этому? — Билл. У него был запыхавшийся голос, будто он только догнал ее.

— Да. — ее губы дрожали. Она не повернулась, пока Билл не развернул ее, взяв за плечи.

— Здесь, — сказал он, протягивая темное пальто из норки. — я думаю, для тебя будет слишком холодно.

— Где ты…

— Я взял это у дамы которая вернулась домой с рынка. Не беспокойся, у нее достаточно одежды.

— Билл!

— Эй, тебе это было нужно! — Он пожал плечами. — Носи на здоровье.

Он накинул толстое пальто на плечи Люси, и она потянула его ближе. Оно было невероятно мягким и теплым. Волна благодарности прошла по ней; и она взяла его лапу, даже не заботясь о том, что она была липкой и холодной.

— Ладно, — сказал Билл, сжимая ее руку. На мгновение Люси почувствовала какое-то тепло в кончиках его пальцев. Но затем это закончилось, и каменные пальцы Билла опять стали твердыми и холодными. Он глубоко и нервно вздохнул. — Гм. Мм. Пруссия, середина восемнадцатого столетия. Ты живешь в небольшой деревне на берегу реки Гендел. Очень хорошо. — Он откашлялся и выплюнул большой комок мокроты перед тем, как продолжить. — Я должен сказать, э, что ты жила. Ты на самом деле, только что…

— Билл? — Она вытянула шею, чтобы посмотреть как он сидит сгорбившись вперед на ее плече. — Все в порядке, — сказала она тихо. Тебе не нужно объяснять. Позволь мне, знаешь ли, почувствовать это.

— Это, наверное, лучше всего.

Поскольку Люси шла спокойно через ворота кладбища, Билл опять взлетел. Он сидел со скрещенными ногами на крыше поросшей лишайником церкви, осыпающейся песком из-под его когтей. Люси опустила платок на голове, чтобы больше скрыть свое лицо.

Впереди были скорбящие, одетые в черное и мрачные, сжатые так плотно вместе, чтобы согреться, что они были похожи на одну массу горя. За исключением одного человека, который поддерживал группу и стоял в другой стороне. Он склонил непокрытую светлую голову.

Никто не говорил и даже не смотрел на Даниэля. Люси не могла сказать, был ли он обеспокоен, будучи не со всеми или это его устраивало.

К тому времени, когда она достигла конца малочисленной толпы, похороны приближались к концу. Имя было вырезано на плоской серой надгробной плите: Люсинда Мюллер. Мальчик, не старше чем двенадцать лет, с темными волосами, бледной кожей и слезами, текущими по его лицу, помог своему отцу — ее отец в этой другой жизни? — сделать первую насыпь земли на могилу.

Эти мужчины, должно быть, были связаны с ее прошлым я. Они, должно быть, любили ее. Были женщины и дети, кричащие позади них; Люсинда Мюллер, должно быть, значила что-то и для них тоже. Возможно она значила для них все.

Но Люси Прайс не знала этих людей. Она чувствовала себя черствой и странной, понимая, что они ничего не значили для нее, как раз когда она видела, что боль исказила их лица. Даниэль был единственным здесь, кто действительно имел значение для нее, тот, кем она хотела управлять и, тот, от которого она должна была держатся подальше.

Он не кричал. Он даже не уставился на могилу как все остальные. Его руки были сжаты перед ним, и он смотрел далеко — не в небо, но далеко. Его глаза были фиолетовыми в один момент, и серыми в следующий.

Когда члены семьи бросили несколько полных лопат земли на гроб, и могила была усеяна цветами, посетители похорон разделились обособленно и шатко шли назад к главной дороге. Это был конец.

Только Даниэль остался. Такой же неподвижный как мертвые.

Люси спряталась позади приземистого мавзолея через несколько участков от могилы, наблюдая, чтобы видеть то, что он сделает.

Наступили сумерки. Они все еще были на кладбище. Даниэль опустился на колени рядом с могилой Люсинды. Снег, падавший вниз на кладбище, покрыл плечи Люси, толстые хлопья, запутывались в ее ресницах, кончик ее носа замерз. Она выглянула из-за угла мавзолея, все ее тело напряглось.

Она пропустила это? Цеплялся ли он за замороженную грязь, или бил могильный камень, кричал ли, или плакал, пока не было больше слез, которые он мог пролить? Он не мог чувствовать себя так спокойно, как он выглядел. Это было невозможно, он притворялся. Но Даниэль только смотрел на могилу. Он лег рядом с ней в снег и закрыл глаза.

Люс смотрела. Он был все еще так великолепен. С его закрытыми веками он смотрелся абсолютно умиротворенно. Она была наполовину влюблена, наполовину смущена, и осталась так стоять в течение нескольких минут — пока она не замерзла до такой степени, что она должна была потереть руки и топать ногами, чтобы согреться.

— Что он делает? — Прошептала она, наконец.

Билл появился позади нее и мелькал вокруг ее плеч. — Похоже, что он спит.

— Но почему? Я даже не знала, что ангелы нуждаются во сне…

— Нуждаются — неправильное слово. Они могут спать, если они чувствуют себя так. Даниэль всегда спит в течение многих дней после того, как ты умираешь. — Билл опустил голову, как будто вспомнил что-то неприятное. — Хорошо, не всегда. Большую часть времени. Должно быть довольно больно, потерять того, кого ты любишь. Ты можешь винить его?

— Вид — запнулась Люси, — Я всегда воспламеняюсь.

— А он тот, кто остается один. Извечный вопрос: Кто хуже?

— Но он даже не выглядит грустно. Он выглядел скучающим все похороны. Если бы это была я, я бы… я бы…

— Ты что?

Люси двинулась к могиле и резко остановилась на рыхлой земле, где начиналась ее могила. Гроб лежит под этой землей.

Ее гроб.

От этой мысли дрожь прошла по позвоночнику. Она опустилась на колени и положила свои ладони вниз, в грязь. Было сыро, темно и холодно. Она зарыла руки в земле, чувствуя холод почти мгновенно и не заботясь об этом, приветствуя ожог. Она хотела, чтобы это сделал Даниэль, чувствовал ее тело в земле. Сходил с ума от желания держать ее живую в своих объятиях.

Но он просто спит, как будто мертвым сном, он даже не ощущает ее на коленях рядом с ним. Ей захотелось прикоснуться к нему, чтобы разбудить его, но она даже не знала, что ей говорить, когда он откроет глаза.

Вместо этого она рыла грязную землю, пока цветы сложенные так аккуратно на могиле, были разбросаны и сломаны, пока красивая норковая шуба не испачкалась, и ее руки и лицо были покрыты грязью. Она рыла, рыла и отбрасывала землю, добравшись в глубине до своего мертвого прошлого я. Она болела от какой-то связи.

Наконец ее пальцы ударились об что-то твердое: деревянная крышка гроба. Она закрыла глаза и ждала вспышки которую она ощутила в Москве, воспоминания, которые затопили ее, когда она прикоснулась к воротам заброшенной церкви и почувствовала жизнь Люськи.

Ничего.

Только пустота. Одиночество. Воющий белый ветер.

И Даниэль, спящий и недоступный.

Она откинулась на каблуках и зарыдала. Она не знала ничего о девушке, которая умерла. Она чувствовала, что она никогда не будет знать.

— Йо-хоу, — сказал Билл тихо через плечо. — Ткбя там нет, ты знаешь?

— Что?

— Подумай об этом. Тебя там нет. Ты кучка золы к настоящему времени, если хоть кучка золы. У тебя не было тела, чтобы похоронить, Люси.

— Из-за огня. О. Но тогда почему …? — спросила она, затем остановилась. — Моя семья хотела этого.

— Они строгие лютеране. — Билл кивнул. — Каждый Мюллер умерший в течение ста лет имеет надгробие на этом кладбище. Так что ваше прошлое я тоже этого хотело. Там просто ничего нет под ней. Или не совсем ничего. Твое любимое платье. Детские куклы. Твой экземпляр Библии. Подобные вещи.

Люси сглотнула. Неудивительно, что она чувствовала такую пустоту внутри. — Так Даниэль-именно поэтому не смотрел на могилу.

— Он — единственный, кто знает, что твоя душа уже не здесь. Он остался, потому что это — самое близкое место, куда он может пойти, чтобы держаться за память о тебе. — Билл подлетел так близко к Даниэлю, что гул его каменных крыльев развивал волосы Даниэля. Люси почти отодвинула Билла. — Он пытается спать, пока твоя душа не будет поселена где-то в другом месте. Пока ты не найдешь свое следующее воплощение.

— Сколько времени это занимает?

— Иногда секунды, иногда годы. Но он не будет спать в течение многих лет. Столько, сколько он, вероятно, захочет.

Даниэль зашевелился на земле, это заставило Люси подскочить.

Он пошевелился в своем снежном покрове. Отчаянный стон сорвался с его губ.

— Что происходит? — спросила Люси, опускаясь на колени и подползая к нему.

— Не буди его! — поспешно сказал Билл. — Его сон пронизан кошмарами, но это лучше для него чем бодрствование. Пока твоя душа не поселена в новой жизни, все существование Даниэля — это пытка.

Люс разривалась между желанием ослабить боль Даниэля и попыткой понять, что его пробуждение могло бы только ухудшить это.

— Как я уже говорил раньше, это вид бессонницы… и это происходит тогда когда это действительно интересно. Но ты не захочешь видеть это. Нет.

— Я хотела бы, — сказала она, сидя. — Что происходит?

Мясистые щеки Билла дернулись, как будто он был пойман кем-то. — Ну, Мм, много раз, другие падшие ангелы вокруг, — сказал он, не встречая ее взгляд. — Они приходят и они, ты знаешь, пытаются утешить его.

— Я видела их в Москве. Но это не то, о чем ты говоришь. Есть что-то, что ты не говоришь мне. Что происходит когда…

— Ты не хочешь видеть те жизни, Люси. Это его сторона…

— Это его сторона, которая любит меня, не так ли? Даже если это что-то темное, плохое или тревожащее, я должна видеть это. Иначе я так и не пойму то, через что он проходит.

Билл вздохнул. — Ты смотришь на меня так, как будто ты, нуждаешься в моем разрешении. Твое прошлое принадлежит тебе.

Люси уже была на ногах. Она поглядела вокруг кладбища, пока ее глаза не упали на маленькую тень, простирающуюся из задней части ее надгробной плиты. Там. Это — она. Люси был поражен своей уверенностью. Такого никогда не происходило прежде.

На первый взгляд эта тень выглядела, как и любая другая тень, которые она неуклюже вызвала в лесу в Береговой линии. Но на этот раз, Люси видела что-то внутри тени. Это было не изображением какого-либо конкретного назначения, но вместо этого странное свечение серебра, которое предполагало, что этот Предвестник перенесет ее туда, куда нужно идти ее душе.

Она призвала её.

Она ответила, достигая внутри себя, привлекая тот жар, чтобы вести тень от земли.

Черепок темноты поднялся с белого снега и сформировался в круг, когда придвинулся ближе. Он был темно-черным, более холодным чем снег, падающий на нее, и он несся к Люси как гигантский, темный листок бумаги. Ее пальцы оцепенели и были скованы морозом, когда она расширила его в большую форму, которой управляла. Из центра Предвестника исходил тот знакомый порыв грязно пахнущего ветра. Дверь стала широкой и устойчивой прежде, чем Люси поняла, как она запыхалась.

— Ты становишься мастером в этом деле, — сказал Билл. Его голос прозвучал как-то странно, но Люси не стала напрасно тратить время на анализ.

Она также не стала тратить время на то, чтобы гордится собой — хотя в глубине души она могла признать, что, если бы Майлз или Шелби были бы здесь, они бы выпучили глаза. Это безусловно был лучший вызов, который она когда-либо делала самостоятельно.

Но их здесь не было. Люси был одна, так что, все, что она могла сделать, это идти дальше, к следующей жизни, больше наблюдать за Люсиндой и Даниэлем, впитывать все это, пока что-то не начнет обретать смысл. Она чувствовала вокруг липких краев замок или кнопку, всего лишь в каком то дюйме. Наконец, Предвестник скрипнул, открываясь.

Люси глубоко вздохнула. Она оглянулась назад на Билла. — Ты идешь или как?

Будучи серьезным, он прыгнул ей на плечо и схватил ее за воротник, как за уздечку на лошади, и они оба вошли внутрь.

ЛХАСА, ТИБЕТ, 30 АПРЕЛЯ 1740 ГОД.

Люси задыхалась.

Она вышла из темноты Предвестника в водоворот стремительного тумана. Воздух был тонким и холодным, и каждый вдох был как удар в грудь. Она никак не могла отдышаться. Прохладный белый пар тумана унес ее волосы назад, прошел вдоль ее распростертых рук, впитался в ее одежду росой, и затем закончился.

Люси увидела, что она стоит на краю самого высокого утеса, который она когда-либо видела. Она колебалась и сделала шаг назад, голова закружилась, когда она увидела, что ее ноги сбросили гальку. Если сдвинутся на несколько дюймов к краю, она сорвется вниз.

Она снова начала задыхаться, но на этот раз от боязни высоты.

— Дыши, — инструктировал ее Билл. — Больше людей падает в обморок здесь от паники, чем от фактического не получения достаточного количества кислорода.

Люси осторожно вдохнула. Ей стало немного лучше. Она спустила грязную норку с плечей и наслаждалась солнцем на лице. Но она все еще не могла привыкнуть к виду.

От утеса, где она стояла, тянулась зевающая долина, с какими-то строениями, которые, судя по всему, были сельскохозяйственными угодьями, и затопленными рисовыми полями. Со всех сторон был туман, сквозь который тянулись высокие горы.

Далеко впереди, врезанный в один из склонов, стоял огромный дворец. Величественно-белый и увенчанный темно-красными крышами, его наружные стены были украшены лестницами больше, чем она могла себе представить. Дворец был похож на какую-то древнюю сказку.

— Что это за место? Мы в Китае? — спросила она.

— Если бы мы стояли здесь достаточно долго, то были бы в Китае, — сказал Билл. — Но сейчас, благодаря Далай Ламе, это Тибет. Это его площадь там. — Он показал на монстр-дворец. — Шикарный, а?

Но Люси не последовала за его пальцем. Она услышала смех где-то рядом, и развернулась чтобы найти его источник.

Ее смех. Мягкий, счастливый смех, она не знала, что у нее был такой, пока она не встретила Даниэля.

Наконец, она различила две фигуры, через несколько сотен ярдов вдоль обрыва. Ей придется пересечь несколько валунов, чтобы стать ближе, но это будет не слишком сложно. Она, сгорбившись в своем грязном пальто, начала пробираться по снегу, на звук.

— Стой тут. — Билл схватил ее за воротник. — Ты видишь какое-то место для нас, что бы укрыться?

Люси оглядела голый пейзаж: кругом одни скалистые снижения и открытые места. Нет ничего для того, чтобы хотя бы укрыться от ветра.

— Мы выше линии деревьев, приятель. И ты маленький, и к тому же невидимый. Ты можешь и здесь повисеть.

— Но я ничего не увижу…

— Карман пальто, — сказал Билл. — Пожалуйста.

Она почувствовала что-то в кармане пальто — того же самого пальто, которое она носила на похоронах в Пруссии, и вытащила от туда новый, дорогой на вид, театральный бинокль. Она не потрудилась спросить у Билла где или когда он его нашел, она просто поднесла бинокль к глазам, и стала крутить фокус.

Там.

Двое из них стояли напротив друг друга, на расстоянии нескольких футов. Чёрные волосы её прошлого "я" были завязаны в девичий пучок, и её тканое льяное платье было розовым от орхидей. Она выглядела молодой и невинной. Она улыбалась Даниэлю, покачиваясь назад и вперёд на ногах как будто нервничая, наблюдая за каждым его движением с неограниченной интенсивностью. Глаза Даниэля были дразнящими; куча круглых белых пионов была в его руках, и он скупо подавал их ей, один за другим, заставляя её смеятся тяжелее с каждым разом.

Внимательно наблюдая через биноколь, Люси заметила, что их пальцы никогда не касались. Они держаличь на определенном расстоянии друг от друга. Почему? Это было почти поразительно.

Наблюдая за другими жизнями, Люси видела столько страсти и голода. Но здесь все было по доугому. Тело Люси начало дрожать, желая только одного момента физического контакта между ними. Если она не могла прикоснуться к Даниэлю, то, по крайней мере, ее прошлое воплощение могло.

Но они просто стояли там, теперь ходя по кругу. Никогда не становясь ближе друг к другу или дальше.

Каждый раз, когда они смеялись, их смех снова переносился на Люси.

— Ну что? — Билл пытался втиснуть свое маленькое лицо рядом с Люси, чтобы мог смотреть через одну линзу бинокля. — Что происходит?

— Они просто говорят. Они флиртуют, будто они незнакомцы, но в то же время, они, кажется, действительно хорошо знают друг друга. Я не понимаю этого.

— Ну, они не торопятся. Что в этом плохого? — Билл спросил. — Ну и дети сегодня, они только и хотят поторопиться — бум бум БУМ.

— Ничего плохого в том, что они общаются медленно, я просто… — Люси прервалась.

Ее прошлое упало на колени. Она начала качаться назад и вперед, прикладывая свои руки то к голове, то к сердцу. Испуганный взгляд пересек лицо Даниэля. Он выглядел таким жестким в своих белых штанах и тунике, как статуя себя. Он покачал головой, смотря в небо, его губы изрекали только одно слово Нет. Нет. Нет.

Ореховые глаза девушки стали дикими и огненными, будто что-то завладело ею. Высокий крик отозвался эхом в горах. Даниэль упал на землю и спрятал свое лицо в руках. Он потянулся к ней, но его рука повисла в воздухе, даже не прикоснувшись к ее коже. Его тело рухнуло и задрожало, и когда это было важнее всего, он отвел взгляд.

Одна только Люси наблюдала, как девушка, ни с того, ни с сего, стала столбом огня. Так быстро.

Дата добавления: 2015-08-28