Гермиона трагически поджала губы.
— Гарри, мы так беспокоимся о тебе! — с отчаянием прошептала она.
Гарри мог бы поклясться, что через две минуты по сценарию положены слезы. Ему снова стало противно.
— Так, — сказал он, выставляя вперед указательный палец. — Еще одна попытка вывести разговор на истерику, и он будет считаться оконченным. Вообще-то, если ты еще не поняла, Герм, единственное, что ты сейчас могла бы — это извиниться передо мной. Если ты еще помнишь, как это делается. В этом случае я, возможно, поверил бы, что мы действительно еще друзья. Извиниться — и начать, в конце концов, уважать меня и мои решения, даже если ты с ними не согласна.
— Гарри, но при чем здесь я! — тонко выкрикнула она. — Дамблдор сказал…
— Если в наших отношениях не осталось ничего, что не диктуется волей Дамблдора, то говорить о них уже бессмысленно, Герм, ты не находишь?
— При чем здесь наши отношения! — она стукнула кулачком по подлокотнику. — Идет война, Гарри! Сейчас решается все, понимаешь, вообще все, что будет дальше! А ты, вместо того, чтобы подумать, что делать, и прислушаться хоть к кому-то, носишься со своими психозами и дергаешься, что тебя никто не уважает!
— Сейчас решается больше, чем твое будущее, Герм, — негромко ответил Гарри. — Возможно, именно сейчас решается, кем ты станешь. И пока я вижу, как ты выбираешь путь к трусости, лжи и предательству. Ты, Герм, а не я.
— Как ты можешь так говорить! — задохнулась Гермиона.
— Если, узнав о смерти Люпина, которого ты так уважала, ты садишься играть с Роном в шахматы и болтаешь с подругами об уроках, ты больше, чем предатель, Герм. Ты трусливое ничтожество.
Девушка тяжело дышала, глядя на Гарри. Гриффиндорцев, казалось, вдавило в стены гостиной, так они подобрались.
— Мы не хотели, чтобы ты об этом узнал, — наконец выдавила она.
— Вот видишь, Герм, — горько улыбнулся Гарри. — Мы возвращаемся к теме лжи.
Он запустил пальцы в волосы и оперся локтями о колени. Лицо его не выражало ничего, кроме боли.
— Каждый вправе делать свой выбор, Герм, — медленно сказал он, по-прежнему глядя на нее. — Я не стану осуждать вас. Вы предпочли лгать, что ж, это ваш выбор. У меня хватит достоинства его уважать. Тогда будьте последовательны и примите его последствия как данность: я не стану больше называть вас друзьями и ждать от вас откровенности. У меня нет желания поссориться сейчас, чтобы потом не один месяц бегать друг от друга и делать вид, что мы незнакомы. Все остается по-прежнему, разве что мы больше ничего друг другу не должны. Я запер кое-какие свои вещи, и, если вам они будут нужны для своих целей, попросите, я поделюсь. Но использовать их, чтобы подглядывать и следить за мной, я больше не позволю. Если вам до зарезу необходимо обо мне беспокоиться, вы вправе продолжать это делать. Но вмешиваться в мою жизнь, оправдывая свою беспардонность заботой и беспокойством, я вам также больше не позволю.
Гарри говорил, а сам все смотрел на девушку, мучительно пытаясь найти в ее лице хоть тень прежней Гермионы Грэйнджер. Теней не наблюдалось.
— Когда мы успели превратиться в это, Герм? — спросил он. — Посмотри на себя. Ты выбираешь сценарий истерики, которая заткнет мне рот — вместо того чтобы поговорить со мной, как друг, и попытаться меня понять.
— Ты просто не понимаешь, как много поставлено на карту… — прошептала Гермиона, закрыв лицо руками. Гарри подумал, что, возможно, ее новой ипостаси слишком тяжело так долго смотреть кому-то в глаза.
— Как много важного лично для тебя, Герм? — перебил он ее. — Действительно, не понимаю. Я только знаю, что за это нечто ты перепугалась до такой степени, что не заметила, как страх сломал тебя. Война еще не коснулась вас, вы сидите в школе, спрятавшись под крылышком Дамблдора, а страх уже разъел ваши души.
— Ты нужен нам, Гарри, — всхлипнула она. Вот теперь, кажется, и вправду начинаются искренние слезы. Не те, что брызнули бы пять минут назад.
— Я? Я вам не нужен, — Гарри встал и подошел к ее креслу. Подумав, сел около него, осторожно обняв ее колени. — Вам нужно оружие, инструмент, который защитит вас. Только я человек, Герм. Вы забыли об этом, а я даже не помнил, что это нужно защищать от своих друзей.
Гермиона разрыдалась. Он спокойно стянул ее с кресла к себе на колени, обнял, поглаживая по голове и плечам.
— Вспомни, какой ты была, пожалуйста, — прошептал он. — Может быть, еще не поздно что-то исправить. Стоит ли твой страх того, чтобы потерять себя?
— Ты не понимаешь, Гарри, — плакала она, цепляясь за его мантию. — Ты просто не понимаешь… игрушки кончились. Мы не можем больше… геройствовать… Это твое геройство убило Сириуса! А мы тебя… не остановили… Хватит… самодеятельности…
— Так вот чего ты боишься, — Гарри прижался губами к ее виску.
— Мы всегда думали… что спасаем мир… — всхлипы не останавливались. — Это было так… увлекательно… Успеть разобраться во всем самим… пока тупые взрослые отворачиваются от правды… Только это мы тупые, Гарри! — она уже рыдала в голос. — Мы, а не они! Нас заманивают в ловушки, а убивают — их!
Гарри закусил губу, глядя в огонь поверх ее плеча. Его ладони по-прежнему обнимали девушку, скользили по ее волосам.
— Плачь, Герм, — негромко сказал он. — Может быть, если ты еще способна плакать, значит, хоть что-то в тебе осталось… настоящего.
Он поднял глаза и скользнул взглядом по лицам остолбеневших гриффиндорцев. Те, казалось, забыли, как дышать.
— Мы закончили, — устало улыбнулся он им. — Трупов не будет, публичных распятий тоже. Лаванда, проведи меня, пожалуйста, в вашу спальню.
С этими словами он сгреб всхлипывающую Гермиону в охапку и поднялся на ноги. Лаванда Браун, вздрогнув и опомнившись, сорвалась с места. Ее каблучки процокали вверх по лестнице, Гарри услышал, как она открыла дверь и пробормотала нужное заклинание. Ступеньки, сложившиеся при приближении Гарри, тут же выстроились обратно.
Уложив Гермиону на первую же попавшуюся кровать, Гарри набросил на ее плечи плед и повернулся к выходу. Лаванда все еще стояла у двери.
— Пусть она побудет здесь немного, ладно? Пока не успокоится, — сказал он. — А потом поднимется в свою спальню, если захочет.
Та смущенно кивнула. Гарри подавил желание потрепать будущую прорицательницу по щеке. Прикоснешься к такой, а у нее сдуру опять транс начнется… Ему хватило одного раза, чтобы надолго расхотеть прикасаться к Лаванде. Тем более, как он с тех пор подозревал, это желание было взаимным — видимо, видения о Гарри Поттере не отличались обилием положительных эмоций.
Он попытался улыбнуться ей, она неуверенно попыталась ответить.
«Вот и славно, — подумал Гарри. — Хоть здесь от меня еще не всегда шарахаются».
А потом их взгляды встретились, и он увидел, как расширяются испуганно глаза Лаванды. Она охнула, отпрянув от него, почти впечатавшись при этом спиной в дверь, плечи ее сжались, и она, не отрывая взгляда от глаз Гарри, со вскриком зажала рот своими холеными наманикюренными пальчиками.
В глазах юной прорицательницы бился ужас.
* * *
Драко лежал на груде подушек, закинув руки за голову, и напряженно разглядывал потолок собственной спальни. Хватит бегать от проблемы, Малфой, повторял он сам себе. Пора собраться с духом и разложить по полочкам все, что мы имеем.
Мысли разбегались и раскладываться ни в какую не хотели. Драко боролся с ними с переменным успехом.
Поттер. Все опять возвращалось к этому зеленоглазому ублюдку. С какой стороны ни начни, все возвращается к нему. А Поттер — величина неизвестная. Икс в нелинейном уравнении. Никакие игреки не найти, пока не вычислишь этот самый икс. Если система уравнений вообще имеет решение… в данной системе координат.
Отставить арифмантику. Думать. Начни с другой стороны.
Снейп. Тот, кто докопается до сути раньше всех. Даже раньше вездесущего Дамблдора. Снейп, который уже что-то подозревает — дважды за сегодня он пытался вывести Драко на откровенность. Со Снейпом будет тяжелее всего.
Мелькнула предательская мысль — а, может, пойти и самому все ему рассказать? Драко не мог предугадать его реакцию. Попытки поставить себя на место профессора приводили к неутешительному выводу — если бы такую новость сообщили самому Драко, он бы за это убил. Скорее всего, добавив при этом от злости парочку запрещенных заклятий.
Нет, Снейп не убьет. Он старше, ему эмоции до факела уже давно. Он поймет… что у Драко не было выбора. И ведь действительно не было! Ну, и почему же тогда так тошно? Как будто оправдываешься перед самим собой. Ни в какие ворота не лезет — слизеринец оправдывается.
Драко перевернулся на бок. Успокоиться и думать. К Снейпу пойти необходимо, на самом деле. Положение, в котором сейчас оказался Драко, требует куда больших знаний, чем у него есть. Профессор может многое объяснить; тут же сдуреть можно, если запутаешься окончательно. И так уже… ох, ладно.
Пойду, решил он. Обязательно пойду. Когда-нибудь — обязательно. Но не сегодня. И не завтра, скорее всего. Когда-нибудь.
Интересно, сколько у меня времени, спросил он сам себя. Если Поттер задал такой вопрос уже сегодня, спустя всего сутки. До чего этот любопытный черт додумается завтра? И, главное, по-прежнему непонятно, что именно ему отвечать.
Врать нельзя, сейчас он это почувствует. Через неделю — уже не факт. А вот есть ли у Драко в запасе эта неделя? Если Поттер щелкает извилинами с такой скоростью? Зря я всегда считал его тупицей. Примитивной, напыщенной, переполненной дурацкими идеалами, вечно лезущей в центр внимания, обложившись группой поддержки, — тупицей. Когда этот придурок успел так измениться?
И почему рядом с ним так… так…
Драко сел, с силой опустив кулак на подушку. Успокоиться. И думать. Не об этом. Об этом — ни в коем случае.
Рывком встав с постели, он подошел к зеркалу и, обхватив ладонями виски, уставился на свое отражение.
На лице отражения явственно проступало смятение.
Примитивен? Будь честен, Малфой, он разложил твое вранье сегодня по полочкам, перетряс и играючи выплюнул тебе в лицо, как какую-то мелочь. Драко закрыл глаза, вспомнив ночной разговор в башне.
«Ты же хочешь поговорить о ней. Вот и расскажи».
С какой непринужденной легкостью он это выдал! Просто забрался в душу обеими руками… и сделал с ней что-то, чего Драко никогда никому не позволял. Что-то, что было и невозможно в его жизни раньше. Что-то, от чего и было так… так…
Драко развернулся и полез в шкаф за вином. Не глядя, зажег огонь в камине и сел в кресло, сжимая в руках кубок.
Все. Хватит домыслов. Только факты.
Первое. Можно смело скидывать со счетов свои права на наследство и шанс договориться с отцом. Нападение организовано им, и Драко — такая же цель, как и Поттер. У Люциуса больше нет сына. Такой сын ему действительно не нужен. Вот и использует шанс избавиться от позора. Но это мы еще посмотрим. Убить Драко незаметно он больше не сможет, а лезть под руку самостоятельно, как Нарцисса — нет уж. Что бы ее туда ни потянуло, это была ее ошибка. Нельзя было так… с Люциусом.
Драко стиснул зубы. Ну почему она так себя вела? Что могло заставить вечно ледяную Нарциссу кинуться на мужа с пощечинами? Да еще и запрещать ему что-то? Нет ответов…
Он потер внезапно заболевший лоб, отпуская непрошенную мысль. Не сейчас.
Что же до нападения… Ведь спасти Поттера мог кто угодно. Ничтожный шанс, что Драко случайно узнал бы о Ритуале. Так что — с отцом стоит продолжать вести себя так, как будто ничего и не произошло.
Второе. Ох… Со вторым хуже.
Драко вздохнул. Нельзя. Не общаться больше с Поттером — забавное решение, отдающий ребячеством, но это не просто неправильный выход. Трусость это, если уж честно. Причем — бессмысленная.
Драко не мог сформулировать, что именно его пугает. Умом он прекрасно понимал, что надо не валять дурака, а бежать со всех ног к Снейпу. Пусть тот сам раскидывает мозгами, ему легче. Его ум не замутнен сейчас этой внезапно возникшей связью, которая сбивает с толку, заставляя кудахтать над Поттером и беспокоиться о нем не хуже Грэйнджер. Драко усмехнулся от этой мысли. Да, Малфой, сейчас ты похож именно на нее. И что с того, что это нормальное следствие? Думать оно тебе мешает, и это главное.
Третье. Сколько у него все же времени? И сколько его у Поттера, пока объяснения не станут очевидными? Драко задумался. Неизвестно, на самом деле. Максимум — несколько недель. Минимум… да кто его знает. С Поттером всегда так, думаешь, что все просчитал, а он берет и переигрывает спокойно по своим правилам. Как же это всегда злило, Мерлин его побери…
Четвертое. Как это все отразится на нем самом? Не может ведь не отразиться. Снейп говорил, что, если избегать прямых контактов со стихией, это ослабит ее влияние. Но контакт вчера был сильнее некуда. Просто непонятно, возможно ли вообще сильнее. Черт, и здесь тоже без Снейпа никак.
«Как мало ты все-таки знаешь о самом себе, Малфой», — усмехнулся Драко, глядя на танцующие в камине языки пламени. Стихийная магия — дрянь, проклятие. Порядочные люди морщат нос при ее упоминании. Чистокровные семьи выбивают из своих наследников все эмоции чуть ли не с рождения, заботливо пестуя в них холодность и высокомерие, лишь бы обезопасить себя от этой чудовищной напасти. Может, поэтому он никогда особенно ею не интересовался? И, может, поэтому Снейп сказал ему — сразу же после посвящения — что поймет его, если тот захочет умереть?
Драко задумался. Теперь, когда он сидел, запершись в спальне и поглощая вино в одиночку, тогдашний поступок Снейпа выглядел для него совершенно иначе. В те дни это прозвучало чуть ли не как обещание помощи, если он все же надумает уйти. Сейчас больше всего изумлял вопрос — чего же стоило мрачному нелюдимому профессору сказать это? Сказать ему, Драко, которого он сам вытаскивал из объятий стихии? Сказать — спустя всего два дня после посвящения. И быть готовым действительно помочь, если тот решится.
Драко подумал, что никогда больше не будет судить о Снейпе сгоряча. И что, пожалуй, теперь этот его поступок вызывает в нем даже не уважение, а восхищенное преклонение. Он спросил себя и тут же признался — сам бы он так не смог. Ни за что. А Снейп смог и был готов выполнить просьбу, если бы она последовала.
Так чего же я боюсь, снова спросил себя Драко. Не убьет он меня, это точно. И в истерику не впадет, просто поможет разобраться, скажет, что делать дальше, уточнит, все ли я выполнил, что должен был. Подскажет, если я о чем-то забыл. Объяснит, если я о чем-то не знал. Как я мог подумать, что Снейп может быть моим врагом? После того, что мы пережили вместе?
А еще он тут же потребует рассказать все Поттеру, пронзила непрошенная мысль. Тут же, немедленно. И надерет Драко уши за то, что тот не сделал этого сразу. А, может быть, расскажет сам.
И черта с два его кто-то сможет остановить.
Драко похолодел.
И только через некоторое время смог задышать снова.
Вот и ответ тебе, Малфой, на все вопросы. Ты пойдешь к Снейпу, только когда будешь готов подставить свою красивую мордашку под кулак Поттера. А потом увидишь, как тот хлопает дверью и сваливает из твоей жизни на все четыре стороны. Но перед этим — и это пугало больше всего — он посмотрит тебе в глаза. И спросит — почему, Малфой? А его пронзительный изумрудный взгляд размажет тебя при этом по стенкам вместе с остатками твоей трусливой душонки.
И, что уж совсем погано, в этом взгляде не будет обиды или злости, к которым ты давно привык. В нем будет только разочарование. И презрение.
Черт. Это неизбежно, ведь так? Более того — это и правильно. Возьми себя в руки, Малфой, и ответь сам себе — ты все еще помнишь, кто ты? Изгой, собирающийся достичь многого, ты не забыл, куда ведет твой путь? И на этом пути не существует страха перед чьими-то взглядами. Это все равно случится — рано или поздно. Вот и пусть.
Поттер выберет свой путь, на котором не будет места таким трусам и лжецам, как Драко. И слава Мерлину. Каждому свое, у каждого свой выбор. Не сегодня ли Драко сам сделал все, чтобы потом этот чертов гриффиндорец даже и не подумал поступить по-другому?
Пусть все идет, как идет.
Драко залпом допил вино и встал, вертя в пальцах кубок.
Он справится. Как же иначе. Построит именно ту жизнь, которую выбрал. Понадобится — станет правой рукой Лорда, а, может, будет вылизывать ему пятки, трепетно склоняя голову перед очередным приказом. Он выдержит. А Поттер… Что Поттер? Драко прекрасно проживет без него.
И больше никогда не почувствует этого… этого…
Со стоном сжав зубы, Драко размахнулся и что было сил швырнул в стену кубок, который с оглушительным звоном разлетелся, брызнув во все стороны ливнем серебряных осколков.
Глава 3. Панси.
Завтрак в Большом Зале проходил, как всегда, под гомон учеников и звон сотен столовых приборов. Только за столом Гриффиндора образовался островок, где царило гнетущее молчание. Гермиона поглощала содержимое своей тарелки, демонстративно уставившись в книгу. Гарри сидел, подперев одной рукой голову, и отрешенно ковырялся вилкой в омлете. Рон, напротив, то и дело переводил настороженный взгляд с одного на другого, не решаясь заговорить с Гарри, чтобы не разозлить Гермиону еще больше, и, уж тем более, не пытаясь оторвать девушку от чтения, которым она закрылась от возможных вопросов.
Что с нами происходит, с горечью спросил Рон сам себя в который уже раз за сегодняшнее утро, оглядывая лица друзей.
Ровный фон разговоров прервался свистом воздуха и хлопаньем крыльев — в Хогвартс прилетела утренняя почта. Все трое на автомате подняли головы, высматривая летящих сов.
Рядом с Гермионой опустилась сипуха с «Ежедневным Пророком». Девушка молча положила в мешочек кнат и, отвязав от лапки птицы газету, принялась ее сосредоточенно просматривать. Гарри и Рон, убедившись, что больше совы к их столу не прилетят, вернулись к созерцанию своих тарелок.
— Что пишут, Герм? — спросил Рон, придумав, наконец, вопрос, за который можно было не опасаться получить в лоб.
— Ничего нового, — вздохнула девушка, сворачивая «Пророк» и пряча его между листами книги. — Потом внимательнее пролистаю.
В этот момент со стороны слизеринского стола раздался грохот. Гриффиндорцы, как ужаленные, подскочили на месте, одновременно повернувшись на звук.
Из-за стола, чуть не опрокинув лавку, выскочила белая, как мел, Панси Паркинсон. Сейчас она стояла, уставившись невидящим взглядом на зажатый в ее руке пергамент, как будто он был змеей, способной в любую секунду встрепенуться и ужалить ее. Потом, закрыв лицо руками, быстрыми шагами побежала к выходу из Зала, по пути задевая чужие столы. Плечи ее вздрагивали от сдерживаемых рыданий.
Следом за ней, отшвыривая с дороги подвернувшихся учеников, вихрем пронесся Драко Малфой, почти успев поймать девушку за локоть, но та вывернулась, и дверь захлопнулась за обоими.
— Ни фига себе, — проговорил Рон, проводя их взглядом.
Гарри, не говоря ни слова, выпустил тихо звякнувшую вилку и, перешагнув через лавку, побежал к выходу. Рон кинулся за ним.
У двери он не успел затормозить, налетев на спину внезапно остановившегося друга. Гарри застыл, держа дверь одной рукой и упираясь другой в косяк. Рон заглянул ему через плечо.
В десяти шагах от выхода, прислонившись к колонне, рыдала Панси. Малфой ловил ее за руки, не давая убежать, и, видимо, что-то говорил ей, заглядывая в лицо. Панси отворачивалась и кричала, то срываясь на шепот, то снова переходя на визг.
— Завтра! Уже завтра, понимаешь! Все! — долетали обрывки ее фраз. Драко попытался ее обнять, и девушка забилась в истерике, колотя его по груди и вырываясь.
— Я не могу! Я не поеду!!! — рыдая, визжала она.
Гарри резко отвернулся и, захлопнув дверь, медленно пошел вместе с Роном обратно к своему месту. Гермиона непонимающе смотрела, как они садятся за стол.
— Что там? — наконец спросила она.
— У Паркинсон истерика, — небрежно ответил Рон.
— Не новость, — Гермиона снова опустила голову к тарелке. — Когда у нее их нет…
— А что, часто бывают? — посмотрел на нее Гарри.
— Каждый день почти, — равнодушно ответила Гермиона, не поворачиваясь. — Странно, что ты не заметил.
— Может, у нее с Малфоем роман? — подпрыгнул Рон. — Ссорятся, мирятся, ссорятся, мирятся…
— Да ну, брось ты, — усмехнулась Гермиона.
— А что. Если бы у меня был роман с Малфоем, я бы вообще все время был в истерике, — засмеялся Рон. — Представляешь, такая мерзость рядом…
— У нее нет метки, — вдруг тихо сказал Гарри.
— Что? — повернулись они к нему оба.
— Черная метка. У нее ведь ее нет? — спросил Гарри у Гермионы. Та наморщила лоб.
— Ну… Зимой точно не было, на балу на день всех влюбленных она, кажется, была в открытом платье, и…
— О, черт, — Гарри опустил голову на руки.
— Да что??? — затормошили они его.
— То, — ответил он, не поднимая головы. — Нет, значит, будет.
Гриффиндорцы замолчали, непонимающе глядя друг на друга.
— Гарри? — осторожно спросил у него Рон. — Ты не заболел опять?
Тот поднял голову, с тоской глядя на веснушчатое лицо друга.
— У них почти у всех уже есть метки. Это же Слизеринцы, Гарри.
— Я поняла, — перебила Гермиона. — Он хочет сказать, что Панси устраивает публичные сцены уже как бы не месяц, потому что не хочет…
Гарри кивнул, снова взяв вилку.
— Не-е-е, — помолчав, одновременно выдохнули они.
Гарри пожал плечами. Некоторое время все сосредоточенно копались каждый в своем омлете.
— Ты не прав, — наконец, заявила Гермиона. — Это же Слизеринцы, они все на стороне Сам-Знаешь-Кого. Это наши враги, Гарри! Враги Ордена. Они против твоей победы, они все до единого поддерживают своего Лорда. И с чего тогда Паркинсон рыдать от того, что у нее тоже будет метка? Это скорее честь для них. Ей, наверное, родители денег прислать отказались. Испугалась, что тряпок новых купить не сможет.
Гарри покосился на уверенное лицо подруги.
— Может, и так, — ответил он, отодвигая от себя тарелку. — А ты не думала, Герм, что они, возможно, вовсе не поэтому против Ордена? Может, они просто знают Волан-де-Морта не понаслышке, в отличие от большинства из нас, и ни на секунду не верят в то, что я могу его победить?
— И что? — повернулась к нему Гермиона.
— Их родители — Пожиратели Смерти. Их друзья, все до одного, в таком же положении. Может, у них просто нет выбора?
— Ты что, жалеешь их? — возмутилась она.
Гарри примиряюще махнул рукой.
— Не злись. Пойдем, к Снейпу опоздаем.
Когда они выходили из Зала, ни Драко, ни Панси снаружи уже не было.
Зато в классе Зельеварения они были. Сидели, как ни в чем не бывало, рядышком. Лицо Паркинсон — как непроницаемая ледяная маска, ни следа слез. Гарри отметил, как слегка дрожат ее руки. И как угрюмо смотрит в стену Малфой.
Весь урок, почти полностью доверив приготовление заданного зелья Гермионе, он украдкой наблюдал за Панси. Она держалась великолепно, и, если бы не эта внезапно открывшаяся способность Гарри видеть мелочи — слегка закушенная губа, едва заметная дрожи пальцев, горькая тоска на дне глаз, — он бы по-прежнему ничего не видел… Как не видят Рон с Гермионой.
Гарри подумал, что, возможно, слизеринцы вовсе не настолько бесчувственны и непрошибаемы, как ему казалось все эти семь лет. Просто они действительно умеют держать себя в руках, когда это необходимо.
Решение пришло внезапно, когда все зелья были сданы, и Снейп взмахом руки отпустил учеников на волю. Просто вдруг стало очевидно, как дважды два, что иначе он поступить не может. И плевать на все.
Спокойно собрав вещи, не обращая внимания на выходящих из класса учеников, Гарри подошел к Малфою и, не глядя, на секунду взял его за локоть.
— Задержись, — тихо бросил он, одновременно выпуская из рук сумку и рассыпая книги.
Пока он возился и подбирал их, Панси уже успела уйти. Впрочем, как и все остальные. Гарри закинул сумку за плечо и вышел из класса, провожаемый язвительным взглядом Снейпа.
Драко стоял снаружи, подпирая стенку.
— Что за бесцеремонность, Поттер? — на Гарри уставились непроницаемо-холодные глаза, на дне которых клокотало… что-то. Раздражение, догадался он. И усталость.
— Я знаю, как ей помочь, — без предисловий объявил он. — Но мне нужна твоя помощь.
Драко на секунду лишился дара речи. Гарри почти с удовольствием отметил, что слышит смену всей череды эмоций — удивление, потом понимание, затем гнев, за ним приходит тоска, и, в итоге — решительность.
— Ей ничего не нужно, Поттер, — медленно ответил он. — Тем более, ей вряд ли будет что-то нужно от тебя. Не лезь не в свое дело.
— Можешь считать, что я лезу не в ее дела, а в твои, — сказал Гарри, глядя ему в глаза. — Ты сам, лично ты, хотел бы ей помочь?
Драко молчал.
— Ты мне веришь? — спросил Гарри.
Малфой, вздохнув, потянул его за рукав, двинувшись прочь из подземелий. Некоторое время он просто шел, глядя себе под ноги. Потом остановился и развернулся к Гарри, заложив руки в карманы.
— Поттер. Я не знаю, что ты подумал… — начал он.
— Что завтра состоится ее помолвка, — спокойно ответил Гарри.
Драко вскинул на него внимательный взгляд. Ухмыльнулся и начал изучать глазами потолок.
— Поттер, — со вздохом сказал он, выдержав паузу. — Это действительно не твое дело. Будь добр, отстань от нее. И от меня заодно, — он посмотрел на него, и добавил уже тише: — Ты гриффиндорец. Тебе никогда не понять нас. Нам не нужна ничья помощь. Мы в ней не нуждаемся.
— Это неправда, — процедил Гарри сквозь зубы. — А ты обещал не лгать.
— Ну, что ты прицепился? Какой смысл оттягивать, летом она все равно поедет домой, и придется это сделать. Тогда пусть лучше покончит со всем сейчас.
— Спроси себя, Малфой, не греет ли тебе душу то, что у тебя есть еще пара-тройка месяцев свободы?
Драко опустил глаза.
— Они есть не потому, что я их выклянчивал.
— Но они есть. А у нее их нет. И ты толкаешь ее к Пожирателям Смерти, а сам радуешься, что тебе повезло пока избежать этого.
— Хорошего же ты обо мне мнения.
— Где я сказал неправду?
— Поттер, нет, — на скулах Драко заиграли желваки. — «Нет» — это обдуманный окончательный ответ. Она большая девочка и справится со всем, что должна сделать. Ей давно пора перестать биться в истерике каждый раз, когда реальность начинает стучаться в ее хрустальный девичий мирок. Так что не лезь со своей Гриффиндорской добротой к каждому, кто пролил три слезинки, потому что не может заставить себя повзрослеть.
Гарри молчал, глядя на него.
— Если ты передумаешь… — наконец сказал он.
— Я не передумаю, — перебил его Драко. — И, пожалуйста, перестань считать, что ты знаешь, что для нее лучше.
— Ты этого тоже не знаешь.
— Поттер…
— В любом случае, я обведу этот день в календаре красными чернилами, Малфой. Ты в первый раз сказал мне «пожалуйста».
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |