Бетти Фридан «Загадка женственности» 27 страница

Серьезное образование американским женщинам одно-два прогрессивных учебных заведения дать не могут, оно должно быть организовано в гораздо большем масштабе. И тот, кто из выгоды или деликатности будет повторять прописные истины о загадке женственности, никогда не добьется цели. Неверно считать, как это делают некоторые ведущие специалисты в области женского образования, что женщины, конечно, должны искать применения своему образованию, но ни в коем случае не в тех областях, где они будут конкурировать с мужчинами. Однако, как только женщина начинает всерьез заниматься чем-то и овладевает профессией, без соперничества с мужчинами ей не обойтись. Пусть лучше женщина будет соперничать с мужчинами на работе, чем бороться за сферы влияния с мужем в своем собственном доме или конфликтовать с соседями на пустом месте, либо безудержной опекой так подавлять своего сына, что он уже никогда не выдержит никакой конкуренции. Прочтите следующую заметку о трудотерапии по-американски для женщин, которым необходим дух соревнования:

«Вот как обычно проводит день семья в Далласе. Папа на работе. Грудной ребенок спит. В соседней комнате его трехлетний брат оседлал новую лошадку-качалку, а сестра пяти лет смотрит по телевизору мультфильмы. Где же мама? Она недалеко отсюда, стоит нагнувшись над линией поля, резко повернувшись всем корпусом, чтобы загнать бело-голубой с прожилками шар в лунку. Мама играет в боулинг. В Далласе, Кливленде, Альбукерке или Спокане—повсюду — наиболее энергичные домохозяйки оставили тряпки и пылесосы и притащили детей туда, где в прекрасно оборудованных помещениях их ждали готовые с ними сидеть няни. «Где еще может замужняя женщина дать выход накопившемуся в ней духу соревнования? А это ей необходимо так же, как мужчине... Конечно, это интереснее, чем дома мыть посуду!» — говорит заведующий центром боулинга в Альбукерке».

Может быть, неуместно напоминать, что центры боулинга и супермаркеты располагают оборудованными помещениями, где можно оставить детей, в то время как школы, колледжи и научные лаборатории таких удобств не имеют. Однако здесь уместно подчеркнуть, что, если способные американские женщины не найдут серьезного применения своей энергии и способностям (которое обязательно связано с соревнованием, так как без него не обходится ни одно серьезное дело), они растратят их по мелочам на бессмысленные игры, нервные припадки или мучительные «романы».

Кроме того, пришло время перестать лицемерно утверждать, что американским женщинам больше не за что бороться, что все права ими уже завоеваны. Ведь девушкам, которые начинают работать, приходится не высовываться, чтобы не раздражать мужчин. Почти во всех областях — в бизнесе, искусстве или науке — к женщинам по-прежнему относятся как к людям второго сорта. Мы сослужим девушкам, стремящимся занять свое место в обществе, хорошую службу, если предупредим их об этой скрытой, но унизительной дискриминации, скажем, что надо не покоряться, а бороться с ней. Понятно, что девушке не следует ожидать специальных привилегий из-за принадлежности к слабому полу, но ей также нельзя примиряться с предрассудками и дискриминацией. Она должна вступить в соревнование не как женщина с мужчиной, а как равный с равным. Только когда большинство женщин перестанет прятаться в тень и громко заявит о себе, общество начнет думать о поддержке их новой жизненной программы. При этом каждая девушка, которой удалось пробиться с помощью юридического или медицинского образования, которая получила степень магистра или доктора и нашла ей серьезное применение, прокладывает дорогу другим. Каждая женщина, преодолевшая хоть один из оставшихся барьеров на пути к равенству, которые искусно замаскированы загадкой женственности, облегчает продвижение следующей. Само существование Президентской комиссии по изучению положения женщин, возглавляемой Элеонорой Рузвельт, создает атмосферу, позволяющую признать дискриминацию и начать с ней бороться, и не только в области оплаты труда, но и в плане неравных возможностей. Всюду, даже в политике, вклад женщин должен расцениваться не как участие «домохозяек», а как участие полноправных граждан общества. Можно только приветствовать выступления женщин против испытаний ядерного оружия под лозунгом «Женщины за мир». Но почему женщина (она профессиональный художник-иллюстратор), возглавляющая движение, говорит, что она «лишь домохозяйка», а ее единомышленницы заявляют, что, как только испытания прекратятся, они опять вернутся домой к детям и будут счастливы? Даже в аппаратах крупных политических партий в больших городах женщины могут — и уже начинают — менять несправедливые неписаные законы, по которым на них ложится вся черновая работа, а на мужчин — принятие решений. Когда достаточное количество женщин выработает для себя жизненную программу в соответствии со своими способностями и выступит с требованием декретных отпусков или семестров для матерей, строительства яслей, организованных на профессиональной основе, и других необходимых им нововведений, им не придется жертвовать ни участием в общественно полезном труде наравне с мужчинами, ни замужеством и материнством. Нельзя все время твердить, что женщина поставлена перед выбором, следовательно, она бессознательно отвергает или работу, или материнство, а поэтому ей не нужны социальные перемены. Неправда, что таков удел женщины и она должна отдать предпочтение либо тому, либо другому. Сейчас женщина находится в зависимости от своего пола, и от этого страдает общество, так как она или неудачно копирует поведение мужчины, делающего карьеру, или вообще отказывается от развития и соперничества с мужчиной в своей профессиональной области. Но когда у нее будет новая жизненная программа, она сможет реализовать себя и в профессиональном, и в семейном плане с одинаковым успехом.

Женщины, которым это удалось, несмотря на грозные предупреждения мистификаторов женственности, своего рода «мутанты», показывающие, какой может быть американская женщина будущего. Когда они по семейным обстоятельствам не могут работать в полную силу, они посвящают любимой работе часть своего времени. Понимая, что время дорого, они стараются обходиться в домашних делах без той рутины, что отнимает много времени.

Сознательно или бессознательно, они следуют новой жизненной программе. Они рожают детей до или после интернатуры или аспирантуры. Если они не могут позволить себе хорошую няню для детей, пока те маленькие, они бросают постоянную работу, но находят работу на полставки или почасовую, может быть не так хорошо оплачиваемую, но позволяющую не останавливаться в развитии. Преподаватели переходят работать в Ассоциацию родителей и учителей; врачи находят практическую или исследовательскую работу рядом с домом; писатели и журналисты начинают работать внештатно. Даже если зарабатываемые ими деньги и не требуются для ведения хозяйства или содержания прислуги (а обычно они являются подспорьем), женщины доказывают себе и другим, что они способны быть полезными обществу. Они не удовлетворяются ролью домохозяек; они уважаемые члены общества. Они понимают, что брак и материнство очень важны для женщины, но вся ее жизнь не может сводиться только к этому.

Эти «мутанты» пережили — и преодолели — нарушение устойчивого распределения ролей, «ролевой кризис» и кризис личности. У них, конечно, было много серьезных проблем— они скрывали беременность, искали нянь и домработниц, вынуждены были терять хорошую работу, когда их мужей переводили на новое место. Они должны были терпеливо сносить враждебное отношение со стороны других женщин и возмущение своих мужей. И еще находясь под влиянием загадки женственности, многие чувствовали ложный комплекс вины. От этих женщин требовалась, и до сих пор требуется, необычайная целеустремленность, чтобы неуклонно следовать своей жизненной программе, в то время как общество ждет от них совсем другого. Однако в отличие от запутавшихся домохозяек, чьи проблемы увеличиваются год от года, эти женщины решили свои проблемы и начали движение вперед. Они выдержали массовые упреки и увещевания, но не изменили своим, причиняющим много неприятностей убеждениям ради конформистского покоя. Они не ушли в свою скорлупу, а смело приняли вызов от окружающей их действительности. И теперь они знают, кто они и зачем живут.

Они понимали, может быть, интуитивно, что сегодня это единственный способ для мужчин и для женщин не отстать от стремительно бегущего времени и сохранить свою индивидуальность в этом огромном мире. Одно поколение мужчин или женщин не может преодолеть кризис личности раз и навсегда для следующих поколений; в нашем быстро меняющемся обществе он должен преодолеваться постоянно на протяжении всей человеческой жизни. Жизненная программа должна меняться по мере того, как открываются новые возможности в нас самих и в окружающем нас обществе. Ни одна американская женщина, начинающая поиски своего «я», не знает, к чему это ее приведет. Ни одна из них не проходит этого пути безболезненно, без борьбы, конфликтов и усилий воли. Однако все двигавшиеся по этому неизведанному пути, кого я знаю, не сожалели о страданиях, усилиях, опасностях.

На фоне длительной борьбы женщин за освобождение недавняя сексуальная контрреволюция в Америке представляется последним кризисом, своеобразной передышкой перед тем, как личинка превращается в зрелое существо,— это период застоя, во время которого многие миллионы женщин заморозили себя и перестали развиваться. Говорят, что скоро ученые сумеют с помощью замораживания продлевать жизнь человека. Американские женщины в последнее время живут дольше мужчин, наверное, потому, что они превратились в зомби. Может быть, продолжительность жизни мужчин увеличится, если женщины подставят плечо, чтобы нести ношу жизни вместе с ними вместо того, чтобы взваливать еще и себя на их плечи. Мне кажется, попусту растрачиваемая энергия женщин будет разрушительной для них самих, их мужей и детей до тех пор, пока она не начнет расходоваться с пользой для общества. И если женщины, по примеру мужчин, перестанут жить животной жизнью и осознают себя личностями, те годы, которые им остались, станут годами наивысшего расцвета.

Тогда цельность жизни женщины будет восстановлена, и их дочерям не надо будет совершать прорыв в двадцать один или сорок один год. Когда девушки, видя счастье матери, захотят быть такими же, как она, они не станут из кожи вон лезть, чтобы быть привлекательными; они будут развиваться до тех пор, пока не обретут свое «я». Внимание мужчин перестанет быть единственной движущей силой в их жизни. Когда жизнь женщины перестанет ограничиваться интересами мужа и детей, мужчины перестанут бояться любви и силы женщин. Им не нужна будет женская слабость для доказательства своей мужской силы. Наконец, они смогут увидеть друг друга в истинном свете. И это будет еще одной ступенькой в эволюции человечества.

Кто знает, каких высот сможет достичь женщина, когда она наконец станет самой собой? Кто знает, на что способен интеллект женщины, которая любит и любима? Кто знает, насколько радостней будет любовь, когда общими у мужчины и женщины будут не только дети, дом и сад, не только выполнение физиологических функций, но и увлечение своим делом и ответственность за него, благодаря чему человек ощущает будущее и осознает смысл жизни. Поиски женщинами своего «я» только начинаются. Но приближается время, когда голоса сторонников мифа о женском предназначении уже не смогут заглушить внутренний голос женщин, зовущий их к развитию и совершенству.

Эпилог

Когда рукопись книги была уже в типографии, а мой младший ребенок — в школе продленного дня, я решила снова пойти учиться, чтобы получить докторскую степень. Вооружившись анонсом о выходе моей книги, копиями документов, удостоверяющих степени бакалавра и магистра (последняя была получена двадцать лет назад), и отчетом об образовательной программе, которую я вынашивала и претворяла в жизнь в округе Рокланд, я отправилась к заведующему кафедрой социальной психологии в Колумбийском университете. Он оказался добродушным и терпеливым, но дал понять, что в сорок два года, после стольких лет расслабления, что я была домохозяйкой, я не смогу выдержать нагрузки регулярных занятий, необходимых для получения докторской степени, и собрать требующиеся статистические данные. «Но у меня в книге содержится статистика»,— возразила я. Он не прореагировал. «Милочка,— сказал он,— зачем вам вообще докторская степень?»

В то время я уже начала получать письма от женщин, у которых открылись глаза, которые хотели делать собственные домашние задания, а не просто помогать детям готовить уроки; им тоже говорили, что единственное, на что они способны,— это приготовить клубничный джем или помочь своим детям-четвероклассникам по арифметике. Им стало мало того, что они сами относятся к себе как к личности. Общество должно было перемениться к ним. Ясно, что таким женщинам нельзя было оставаться и дальше «просто домохозяйками». Но что можно было предложить взамен?

Я помню, что я застряла на этом вопросе, когда писала свою книгу. Мне нужно было написать последнюю главу, где предлагалось бы решение проблемы без названия, новые жизненные модели, способы разрешения конфликтов, что позволило бы женщинам как можно полнее реализовать свои возможности и обрести свое «я», живя общественными интересами и не отказываясь при этом от забот о доме, детях, от любви и женской привлекательности. Но я не знала, как это сделать. Понятно было, что сначала нужно осудить старую систему, прежде чем приступить к созданию новой. Формулировка проблемы была необходимым первым шагом. Но этого оказалось недостаточно.

Лично я уже не могла оставаться домохозяйкой, даже если бы захотела. Дело в том, что я стала белой вороной у себя в предместье. Когда я просто писала статьи, которые почти никто не читал, это не было преступлением, тем более что я использовала время, когда дети в школе. К этому относились как к тайному греху, как, например, к привычке с утра выпивать в одиночестве. Но потом, когда я стала писать книги и даже давать интервью на телевидении, грех стал слишком явным и потому непростительным. Женщины, писавшие мне письма, видели во мне героиню, подобную Жанне д'Арк, и я вынуждена была буквально бежать из своего дома и заросшего бурьяном сада, чтобы и вправду избежать сожжения на костре. Хотя у нас с мужем никогда не было недостатка в общении и друзьях, нас вдруг перестали приглашать в гости. Родители учеников, по очереди возившие детей на уроки рисования и танцев, отказались брать моих. Дело в том, что с матерями сделалось дурно, когда я заказала для детей такси, вместо того чтобы везти их самой. Мы вынуждены были переехать в центр города, где все было близко и дети могли добираться, куда им нужно, сами и где я, не оставляя работы, которая требовала частых поездок, могла проводить какое-то время с ними дома. Мне надоело, что на меня все смотрели как на ненормальную.

Сначала враждебность, с которой женщины встретили мою книгу и само движение за эмансипацию, меня поразила и привела в недоумение. Со стороны мужчин подобное не наблюдалось даже в самом начале, хотя тут всего можно было ожидать. Многие мужчины покупали «Загадку женственности» для своих жен, чтобы побудить их снова пойти учиться или работать. Вскоре я поняла, что миллионы женщин, по-видимому, чувствовали так же, как я, но боялись оказаться белыми воронами в своих предместьях. А для тех, кто страшится признаться себе в том, что неудовлетворен жизнью ради детей и мужа, любой, кто, как я, разворошит муравейник, будет представлять опасность.

Я не осуждаю женщин за то, что они испугались. Я сама когда-то боялась. Начать жить по-новому, рассчитывая только на свои силы, не так-то просто. Я всегда опасалась того, что останусь одна. Но возмущение, копившееся во мне все годы, пока я играла роль слабой, беспомощной женушки,— в самом деле становясь тем слабее, чем больше я входила в роль,— стало выплескиваться наружу. Из страха остаться одной я чуть не потеряла собственное достоинство, цепляясь за брак, который держался уже не на любви, а на ненависти и зависимости друг от друга. Мне было легче организовать женское движение, чтобы изменить общество, чем что-то изменить в своей личной жизни.

Наступило время начинать вторую книгу, но у меня так и не появилось четкой программы, которую можно было бы предложить женщинам. Правда, я нашла нескольких женщин, которые, выбиваясь из сил, старались соответствовать стандартам образцовой домохозяйки, воспитывать детей по Споку и работать на полную ставку, испытывая от этого комплекс вины. Кроме того, стали проводиться конференции, где обсуждалась возможность продолжения образования для женщин,- так как стареющие матери-домохозяйки, чьи дети поступили в колледж и разъехались, от тоски начинали пить, принимать слишком много снотворного и даже кончали жизнь самоубийством. Целые научные журналы были посвящены вопросу о «выборе» и «этапах» в жизни женщины. Нас уверяли, что из распределения ролей между мужчинами и женщинами не стоит делать проблему: женщины сначала учатся в школе, потом могут поступить в колледж, после его окончания — пойти работать, затем они выходят замуж, воспитывают детей дома в течение пятнадцати-двадцати лет, а затем, если хотят, могут завершить образование и снова выйти на работу.

Парадоксально, что авторами этих теорий были те немногие женщины, которые представляли собой исключение из правила: они сделали карьеру, так как воспитывали детей, не бросая работы. И при этом они же предупреждали остальных женщин, которые толпами ринулись продолжать учебу, что те не могут рассчитывать на получение профессии и серьезной, настоящей работы; их удел — занятия керамикой или общественная деятельность.

Это опять была болтовня, и ничего больше. В 1965 году наконец появился долгожданный отчет Президентской комиссии по изучению положения женщин, в котором отмечались дискриминация женщин при получении зарплаты (они получали в среднем в два раза меньше мужчин) и уменьшающийся процент женщин, занятых в профессиональных областях и на руководящих должностях. В отчете рекомендовалось убеждать женщин в том, что их силы и способности нужны обществу, и обеспечивать их детскими учреждениями и другими услугами, которые позволили бы им сочетать материнство и работу. Однако, предваряя отчет, Маргарет Мид сказала следующее: «Если все женщины собираются управлять обществом и делать великие научные открытия, кто останется дома, чтобы перевязать колено ребенку или выслушать расстроенного мужа?» (При этом она умолчала о том, что с помощью своего мужа, еще до того, как ее дети со своими коленями целыми днями стали находиться в школе, она сделала крупные открытия в антропологии. Возможно, женщины, являющиеся «исключением», не отождествляют себя с остальными. Для них существует три категории людей: мужчины, они сами и остальные женщины; для поддержания их исключительного положения, по-видимому, необходимо, чтобы остальные продолжали быть послушными и не мутили воду.)

Отчет Президентской комиссии, как и следовало ожидать, был похоронен в ящиках бюрократических столов. Летом 1965 года мне удалось написать только треть книги о том, как исправить создавшееся положение. К тому времени я уже поняла, что никакой новой модели жизни не создано, созданы только новые проблемы, которые женщинам не решить, если не изменится само общество. Все разговоры, отчеты и даже сама комиссия были блефом — может быть, даже попыткой со стороны самих женщин сознательно блокировать движение за изменение своей жизни.

Я надеялась, что разговоры перерастут в нечто более серьезное. «Единственное, что претерпело изменения,— это наше сознание»,— написала я напоследок в книге, которую так и не закончила. Там были и такие слова: «Нам необходимо такое же социально-политическое движение, какое организовали, например, американские негры». Нужно было действовать. В самолете по пути в Вашингтон я раздумывала, что же делать, и вдруг мой взгляд упал на заглавие книги, которую читал какой-то студент: «Путь к революции лежит через изменение сознания». Это было знаком свыше. Я летела в Вашингтон, так как принимался раздел VII Акта о гражданских правах 1964 года, запрещающий дискриминацию при приеме на работу по признакам пола и расы. Говард Смит, член Конгресса от южного штата Вирджиния, представил параграф, касающийся дискриминации по признакам пола, в шутливом тоне. На одной из первых пресс-конференций, после того как закон вступил в силу, чиновник, которому поручено было проводить его в жизнь, пошутил: «Теперь мужчины получат равную с женщинами возможность сниматься для журнала "Плейбой"».

В Вашингтоне я столкнулась с кипящими от возмущения женщинами, образовавшими группировки в парламенте, прессе и профсоюзах, но бессильными остановить саботаж закона, призванного покончить с дискриминацией, царившей во всех областях: на производстве, в образовании, на государственной службе. Многие считали, что мне надо выступить, так как ко.мне прислушиваются как к известному автору. Однажды невозмутимая молодая женщина-адвокат, хлопнув дверью своего кабинета в конторе, где не желали соблюдать закон, запрещающий дискриминацию по признакам пола, сказала мне со слезами на глазах: «Я никогда особенно не сочувствовала женщинам. Больше мужчинам. Но я прихожу в негодование, видя, как женщин опять обманывают. Нам, может, никогда больше не представится такой возможности, какую дает несоблюдение закона. Бетти, ты должна организовать для женщин что-то вроде «Национальной ассоциации содействия цветному населению». Только тебе одной нечего терять».

Я никогда не участвовала ни в каких движениях. Даже не была членом Лиги женщин-избирательниц. Но как раз в то время в Вашингтоне проходило заседание уполномоченных по делам женщин — членов Президентской комиссии — из разных штатов. И я подумала, что женщины разных штатов могут составить ядро будущей конференции, которая предупредит об опасности, грозящей женщинам всей страны.

На заседание приехали негритянка Поли Марри, видный адвокат, Дороти Хинер и Кэролайн Дэвис из профсоюза автомобилестроителей, Кзй Кларенбах, возглавляющая губернаторскую комиссию по делам женщин в Висконсине, Кэтрин Конрой из американского профсоюза работников связи, Эйлин Хернандес, член комиссии по борьбе за равные права всех работающих. Однажды вечером я собрала их всех в своем номере отеля. Большинство считали, что в таком движении, как против расовой дискриминации, нет необходимости, но всех возмущал саботаж закона. Мы пришли к соглашению, что участники конференции могут провести достойную акцию, чтобы потребовать повсеместного его соблюдения.

Я пошла спать, успокоившись от того, что движение организовывать не надо. Однако в шесть утра мне позвонили из аппарата президента Джонсона (одна из женщин, которую для видимости назначили на такой высокий пост) с предупреждением не сеять смуту. В восемь снова раздался звонок; на этот раз от одной из участниц заседания, вчера занимавшей нейтральную позицию, а сегодня по-настоящему разгневанной: «Нам сказали, что наша конференция не обладает никакими полномочиями и наша резолюция не будет иметь силы. Поэтому мы все договорились встретиться во время ленча. Мы собираемся создать организацию». За ленчем каждый из нас положил на стол по доллару. На бумажной салфетке я написала сокращенное название нашей организации— НОЖ. «Мы будем называться Национальной организацией женщин,— сказала я,— однако мужчины тоже смогут в нее войти». Ниже я записала первое предложение, формулирующее цели и задачи новой организации: «...бороться за то, чтобы женщины могли активно участвовать в жизни американского общества, имея те же права и обязанности, что и остальные его члены, делая это действительно наравне с мужчинами».

Для того чтобы такое равенство было достигнуто, потребуются воистину революционные преобразования. Они включают коренную ломку традиционных представлений о распределении ролей в обществе, влекущую за собой перестройку всех его институтов: воспитания детей, образования, брака, семьи, семейного уклада, здравоохранения, труда, политики, экономики, религии, психологической науки, отношений между полами, нравственных ценностей и взглядов на эволюцию человека.

Сейчас я смотрю на женское движение как на необходимый первый этап революционной ломки имеющегося в обществе распределения ролей. Мне никогда не приходило в голову рассматривать его с классовой точки зрения: борьба женщин, угнетенного класса, с целью свержения мужчин, класса угнетателей. Я понимала, что сочувствующих нам мужчин не надо отстранять от движения, хотя на первом этапе возглавить его должны женщины.

Единственный путь всестороннего развития женщины — это участие в жизни общества, во всех решениях, которые оно принимает. Но чтобы обрести свободу и развиваться, женщине нужна экономическая независимость. Она уже добилась доступа к профессиональной работе, но это только первый шаг. Теперь нужно изменить правила игры, чтобы перестроить саму профессиональную работу, а также брак, семью и семейный уклад. Жесткая, несправедливая, разъединяющая структура офисов, больниц, где секретарша и начальник, медсестра и врач разделены непреодолимой стеной, является воплощением мифа о женском предназначении и способствует его распространению. Но экономическая независимость не будет полной, если общество не позаботится о том, чтобы при социальном обеспечении женщин, начислении им пенсий учитывался и их домашний труд. А работа по хозяйству и воспитание детей должны более равномерно распределяться между мужем, женой и обществом.

Женщины могут достичь равенства с мужчинами и сохранить человеческое достоинство только в том случае, если у них будет возможность самим зарабатывать на хлеб. Когда к движению примкнула радикально настроенная молодежь, она заявила, что придавать такое большое значение работе и образованию, то есть материальной стороне,— это «скучно», это «реформизм», «буржуазный пережиток». Но очень немногие могут не считаться с элементарной экономической реальностью жизни. Только экономическая независимость дает женщине возможность выйти замуж по любви, а не из-за положения мужа либо его денег, или покончить с несчастливым, невыносимым, унизительным браком, или — если женщина вообще не выходит замуж — жить нормальной жизнью: есть, одеваться, отдыхать, путешествовать. Но работа нужна женщинам отнюдь не только ради денег. Как она будет принимать участие в жизни развитого индустриального общества, если у нее не будет знаний, умений, а также возможностей доступа к этой жизни, которые обеспечиваются именно работой?

В отличие от феминисток прошлого, нынешние женщины не призывают игнорировать свою физиологию. Но необходимо переделать общество, чтобы женщины, которым дана способность рожать, могли сознательно пользоваться этой способностью, а не выпадать благодаря ей из общественной жизни. Это значит, что они должны иметь право контролировать рождаемость и право на аборты; им должны быть предоставлены декретные отпуска и детские сады, если они не захотят полностью оставить работу на период воспитания детей, и аналог закона для американских солдат— участников войны, который обеспечит возобновление образования после длительного перерыва в работе в связи с уходом за детьми. Я думаю, что большинство женщин предпочтет иметь детей (хотя уже не так много, как раньше) именно потому, что это перестанет быть единственным способом самоутверждения и получения материальной поддержки, тем суррогатом участия в общественной жизни, которым им приходилось довольствоваться до сих пор.

«Освобождение» женщин не означает для меня игнорирование потребности любить, в сексуальном и более широком смысле, и даже иногда зависеть от любимого человека. Но я считаю, что как женщины, так и мужчины должны отказаться от принятых на себя ролей, которые обесценивают любовь, превращают ее в ненависть. В самом деле, как мы можем понимать и любить друг друга, если мы не понимаем и не ценим самих себя?

А разве не одиноки и не отчуждены от женщин мужчины, несмотря на самую искусную сексуальную акробатику в постели? Разве мужчины не умирают слишком рано, вынужденные подавлять в себе страхи, слезы и все нежные чувства? Мне кажется, что мужчины — не враги, а наши товарищи по несчастью, страдающие от изжившей себя загадки мужественности, благодаря которой представители сильного пола чувствуют себя теперь не у дел, когда им не на кого охотиться и не для кого добывать пропитание.

За годы совместных действий мы, женщины, стали сильнее и в то же время мягче, стали относиться к себе более серьезно, а жить — интереснее, отказавшись от прежних ролей. Мы поняли, что можем доверять друг другу. Я с любовью вспоминаю женщин, с которыми вместе рисковала и испытывала радость. Но никто не может себе представить, как ничтожно мало нас было вначале, как мало у нас было средств и опыта.

Откуда у нас взялись силы и мужество сделать все это ради американских женщин и женщин всего мира? Прежде всего, мы делали это для себя. Это не была благотворительность в пользу бедных; мы, вполне обеспеченные женщины, были бедны, но не в материальном смысле. Домохозяйкам, чьи мужья хорошо зарабатывали, было не просто получить у них деньги на билет, чтобы слетать на собрание правления Национальной организации в защиту женщин. Работающим женщинам трудно было вырваться с работы или, если это был уик-энд, оставить на это время семью. Я сама никогда так много не работала, так мало не спала (да что там спала, у меня часто не было времени, чтобы поесть или сходить в туалет), как в эти первые годы женского движения.

Дата добавления: 2015-08-28