Василий Иванович Сахаров 17 страница

Диспозиция, которую мы занимали в Алтуде, была отличной. Много развалин, густой лес, выросший на месте древнего аула, и одна дорога. Первый день мы продержались очень легко, патронов хватало, а в наличии имелось пятнадцать пулеметов. Кроме того, нам оставили приличные запасы противопехотных мин, которые были в обозе корпуса. Между прочим, большая часть этих мин, была отмечена клеймом фабрики купца Егора Черносвита из поселка Гвардейского. Ну, да не об этом сейчас, а о нашей эпической битве во время отступления частей корпуса в сторону ридной матери Кубани. По крайней мере, как эпическая и героическая, она вошла во все позднейшие описания этой войны, а сами мы в тот момент, никак не ощущали себя героями, а просто выполняли свою работу.

Второй день обороны Алтуда, дался нам гораздо тяжелей. Халифатцы, не смотря на разбитые дороги, ночной морозец, голод и отсутствие в достаточном количестве гужевого транспорта, смогли притянуть минометы, и естественно, сразу же стали нас обстреливать. Сколько боеприпасов они извели в тот день, мы не подсчитывали, факт, что много, а вот атак, было пять, и это точно. Раз за разом, после каждого артналета, «кодсы» мелкими группами шли в наступление и пытались закрепиться за развалины у дороги, но каждый раз, неся солидные потери, откатывались назад.

К ночи появились три гаубицы, старые, но все еще работающие и исправно стреляющие Д-30. Тяжелые чемоданы гаубичных снарядов начали перепахивать остатки аула, а мы, потеряв за этот день семерых бойцов и четыре пулемета, собирались начать отход. Еременко связался со штабом корпуса и узнал, что наши части, благополучно пройдя через Советское, все же достигли населенного пункта Карагач, пограничного поселения Горского Содружества. Раз так, значит и нам пора.

Привычно взвалив на плечи рюкзак, собрался уже покинуть руины некогда большого и просторного жилого дома, где мы отсиживались, когда совсем рядом со зданием взорвался очередной снаряд. И ладно бы, черт с ним со снарядом, но от сотрясения задрожало все строение, вернее его остатки, и крыло в котором мы находились, попросту обвалилось. Когда меня вынули из под кирпичей и кусков бетона, которые только чудом, не прибили меня, я огляделся и понял, что из всего старого состава нашей разведгруппы, уцелел только я. Под обвалом погибли трое, и все они были ветеранами, которые прослужили в батальоне дольше меня.

Они лежали рядком, все трое, пулеметчик Зырян, снайпер Туман и командир группы Гера. На лицах их застыла мертвенно-бледная маска, и выглядели они в этот миг, настолько спокойно, что так и хотелось сказать, что отмучались парни и что все их испытания уже давно позади. Был бы верующим, обязательно тогда молитву или что-то поминальное произнес, а так, все что смог, это закрыть их глаза, забрать медальоны-смертники и постараться запомнить их лица.

Вот Зырян, отличнейший пулеметчик, любитель девушек легкого поведения и постоянный залетчик. Рядом Туман, получивший такой позывной за умение на слух определять цель и мечтавший только о том, чтобы отказаться от своего СВД, сменить должность снайпера на разведчика и получить нормальный АКМ. И, конечно же, прапорщик Гера, бывший наш «замок», ставший в эту кампанию командиром группы, но так и не получивший офицерского чина.

— Прощайте, парни! — еле слышно прошептал я и, накинув на плечи лямки рюкзака, встал в общий строй батальона, который разделился на две части и стал уходить в лес.

После тяжелейшего ночного марш-броска вдоль дороги на север, утро мы встретили на развалинах Советского. Приняли от окопавшейся здесь роты штурмовиков позицию, пополнились боеприпасами, и принялись готовиться к новым боям. Здесь, сидя в обороне, на окраине бывшего поселка, впервые за все время службы, я стал курить. Не то, чтоб потребность была, а попросту вши заели, и единственное, чем от них можно было хоть как-то защититься, это интоксикацией организма никотином. Совсем уж, мелкие твари, ползающие по моему телу, не исчезли, но и донимать стали не так сильно, как в начале. Хотя, может быть, я попросту привык к ним.

Подошедшие к поселку воины Халифата, в этот раз нахрапом не полезли, а проведя ночь в чистом поле, попробовали с нами договориться. К окраине Советского выдвинулась группа всадников под белым флагом, и один из них, какой-то горбоносый мулат, закутанный в несколько одежд, с непонятным акцентом, начал выкрикивать:

— Воины Кубанской Конфедерации, уходите! Вам нечего здесь делать! Зачем вы защищаете тех, с кем не одно столетие враждовали? Возвращайтесь домой, и знайте, что наш возрожденный пророк Магомед не желает вам зла!

На некоторое время переговорщик замолчал, и ему ответил наш комбат, появившийся на позициях:

— Мы уйдем тогда, когда сами этого захотим. Вали в свою пустыню, чмо черномазое, и не сотрясай зря воздух! А что касается нашей вражды с горцами, то она наша, и другим в нее лезть не надо, сами разберемся. Разговор окончен!

Еременко опять исчез в блиндаже, оборудованном штурмовиками, а парламентер продолжил свои уговоры. С полчаса, обещая нам всяческие блага он разливался соловьем и, в конце концов, нам это надоело. Пулеметчик дал предупредительную очередь под ноги лошадей, и вся вражеская делегация незамедлительно испарилась.

Еще сутки стояла тишина, а потом, с самого утра, все завертелось по старому сценарию. Обстрел поселка, где мы закрепились, и атака. Халифатцы несут потери, вновь отходят назад, и снова обстрел. Сутки происходило данное действо и, когда южанам это надоело, они начали обходить нас по лесным чащобам. Делать было нечего, мы покинули поселок, и отошли по дороге на север.

Карагач, некогда обычный небольшой поселок возле дороги идущей в Ставропольский Край, в настоящий момент представлял из себя типичный современный аул Горского Содружества. Густой лес на равнине, каменные дома, толстые стены, и дорога, которая раньше кормила все невеликое население этого места. За то время, что мы сдерживали противника, основные части корпуса успели подготовить вокруг поселка добротные полевые укрепления. Тут было все, и минные поля, небольшие, конечно, но и это хорошо, окопы, блиндажи, врытые глубоко в суглинок, и даже засеки из толстых бревен, сваленных в ближайшем лесу.

Итак, мы соединились с основными силами корпуса, наш комкор, все еще был «болен», и имелась крепкая надежда на то, что еще какое-то время, мы сможем сдерживать наступающих врагов. Именно так думали наши командиры, а я их не понимал. Какого, спрашивается, лешего, сидеть в этих предгорьях, которые никому из нас не нужны? Непонятно. Тем более что у горцев начинается гражданская война, и все договоренности между нашим президентом и Советом Старейшин, можно спокойно спустить в отхожее место.

И вот, когда я сидел в окопчике и размышлял на эту тему, рядом со мной присел мой старый знакомец, Ваня Тарасов, тот самый, который хотел после окончания контракта завести огромное стадо дойных буренок и стать в своем селе самым уважаемым человеком. Он вместе с Иноковым служил в Третьей роте нашего батальона, но видел я его не часто.

— Млять, заколебался, — скинув на землю свой РД, Тарасов плюхнулся на него задницей, и прислонился к брустверу. — Как поживаешь, Мечник?

— Как и все, Тарас, смутно и неопределенно, — плотнее закутавшись в бушлат, ответил я. — Что там со Стасом?

— У него все нормально, бедро навылет, отправили в госпиталь. Счастливчик, четвертое ранение, и каждый раз ничего серьезного.

— У вас, как, радиоприемники в группе еще работают?

— Один, и тот на ладан дышит, зар-ра-за.

— Чего в большом мире слышно?

— Да, все то же самое, люди праздники зимние отмечают и наши геройские действия обсуждают. Правда, была новость, которая лично тебе интересна будет, — он посмотрел на меня, и продолжил: — Кару и его отряды на побережье разбили в пух и прах.

— Как так? — я был удивлен словами Тараса.

— Наши не стали ждать, пока он в наступление перейдет, а сами его атаковали. На «Цезаре Куникове» и «Аделаиде» перебросили наемникам в тыл два батальона морской пехоты, а сами в лоб ударили. Говорят, что там Первая гвардейская бригада отличилась и от наших сводный батальон разведки был. Сам Кара успел сбежать, а вот его бойцы и солдаты Халифата, что на побережье стояли, почти все под Гудаутой полегли.

— А кто нашими войсками командовал?

— Крапивин, конечно, больше там и некому.

— Согласен.

— Я чего пришел то, Мечник, — Тарас оглянулся по сторонам, — посоветоваться хочу, больше не с кем.

— Давай, излагай.

Наклонившись ко мне поближе, он произнес:

— У меня нервы на пределе и чую, что в следующем бою мне конец придет. Что делать, не знаю, хоть на стену лезь, хоть плачь, а хоть сам в атаку иди, чтоб неопределенность эту заглушить.

— Тарас, ты не первый день на войне, и поход на Дон пережил, и Крым, и здесь без одной царапины. Успокойся, и почаще вспоминай про то, как закончится наш контракт. Терпи, братан, немного уже осталось.

— Немного, это целых полтора года, — задумчиво протянул он, и встал. — Ладно, бывай Мечник, наверное, что и не свидимся больше.

— Бывай, камрад, и откинь поганые мысли, — сказал я ему в спину и закурил вонючую папироску.

Тогда я не знал, что вижу Ваньку Тарасова в последний раз. При начавшейся в эту же ночь атаке южан, у него, действительно, не выдержали нервы и он, взяв в руки ПКМ, встал из окопа в полный рост и, поливая все пространство перед собой огнем, в одиночку пошел в атаку. Разумеется, его почти сразу подстрелили, и на этом, жизнь хорошего молодого парня оборвалась.

Тарасов ушел, а я, как-то сразу забыв о разговоре, который меж нами состоялся, думал о заветной дате 16 ноября 2061 года. В этот день я стану свободен, и смогу делать то, что захочу, и идти туда, куда мои ноги пожелают. У меня есть акции некоторых прибыльных предприятий, доля в золотишке, и финансово я стану независим. Что мне хотелось бы сделать сразу, это перебраться в город Трабзон, и выкрасть из дома Кары, которого после разгрома его отрядов на побережье, мне и убивать-то не хотелось, его дочь и моего сына, который вот-вот должен был родиться.

Что потом? Конечно же, вернуться с Марьяной и ребенком в Конфедерацию. В тихом месте, например в поселке Гвардейском, купить усадьбу с большим подворьем, и хорошенько отдохнуть. Хотя бы один год, пожить как все обычные люди живут, и за это время определиться с дальнейшими планами на жизнь, которых у меня было слишком много.

Первая задумка, создать свою торговую контору и снарядить за пределы нашего государства караван. Хотелось попутешествовать по земле бывшей Российской Федерации. Из общения с Чингизом Керимовым, кое-что я в этом уже понимал, и если подойти к этому делу всерьез, то есть набить контакты с СБ Конфедерации, где я на хорошем счету, можно спокойно закупать у нас оружие и боеприпасы, а после этого, отправляться куда угодно. Хм, конечно же, не всюду нам рады, и не везде пройдешь, но на ту же самую Украину, вполне можно сходить и получить выгоду. Опять же, как говорят, после того как царя Ивана прижали, путь в центральные районы России появился. В общем, эта тема была весьма завлекательна.

Вторая дельная мысль. Построить свой собственный заводик по производству чего-то необходимого и ценного. Компьютер, под завязку забитый полезной информацией, ждет меня на нашей бригадной базе, а там, очень много интересного имеется. Что-то серьезное я не потяну, это да, но и на мелочах, вполне можно обеспечить себе приличную жизнь. Одна только проблема во всем этом. Думаю, что это дело мне вскоре надоест и, махнув на все рукой, я его за пару лет заброшу. Однако и совсем уж задвигать эту тему в чулан, тоже не стоит.

И, наконец, третий проект, создание своего вольного отряда. Нет, не наемного, а поискового. Старые карты у меня есть, опять же ноутбук в этом немалую роль может сыграть, а связи с лихими парнями, отслужившими свой контракт в гвардии и иных силовых подразделениях имеются. Что же, вполне можно попробовать это дело провернуть. Как я себе это вижу. Для начала, регистрация подразделения в СБ и МВД. После чего, набор бойцов, на первых порах не более десяти, а затем покупка оружия, снаряжения и боеприпасов. Все это займет не более одного месяца, и можно начинать работать по конкретным объектам.

Все интересно, вариантов продвижения себя по жизни, имелось много, но именно эти три направления, были для меня особенно привлекательны, и в целом, мне хотелось бы их совместить. Как соединить торговлю, производство и поиск всякого интересного добра, оставшегося от предков? Пока не знаю, но для того чтобы решить данную задачу, у меня есть еще целых полтора года. Наверняка, что-то, да и сложится, пусть не полностью, но хотя бы частично. Планы есть, мысль работает, и остается только дожить до того благословенного времени, когда я стану свободен в своих действиях, поступках и желаниях.

За мыслями и размышлениями, прошло время моего дежурства на огневой позиции, пришла смена, и я, отправился в наш временный блиндаж и завалился спать. Отдыхал не долго, так как подошедшие со стороны Советского южане, без артподготовки, что для них не свойственно, в ночь, перешли в атаку.

— Тревога! — вырвал меня из объятий сна чей-то голос и, схватив свой «Абакан», разгрузку с боекомплектом и РД, я выскочил наружу.

По всем нашим позициям и по небольшому полю перед аулом, шел бой. Ночь, как фейерверками была расцвечена тысячами трассирующих пуль, снующими в обе стороны, от нас к противнику и наоборот, и взрывами десятков гранат. Такое, одновременно красивое и страшное светопреставление, увидишь не часто.

— Суки! — слышу я голос нашего пулеметчика, засевшего неподалеку. — Давай, твари, подходи ближе, у меня патронов на всех хватит!

В росчерках трассеров вижу, как пригибаясь к земле, короткими перебежками, по полю к нашим окопам приближаются несколько десятков человек. Думать и рассуждать некогда, падаю прямо в грязь подле нашего блиндажа, передергиваю затвор автомата и выцеливаю ближайшего врага. Есть, дружная группка в пяток человек, совсем рядышком, прет к полю как по проспекту. Затаив дыхание, плавно нажимаю на спусковой крючок и, поводя стволом влево и вправо, в четыре длинные очереди опустошаю первый рожок на тридцать патронов. Троих «кодсов» срезал точно, тут и к гадалке не ходи, а двое других, притворяются мертвыми и лежат в рытвине, которая метрах в тридцати от меня. Затаились, падлы!

Рядом со мной падает один парень из моей группы, новичок, с позывным Север.

— Что делать, сержант? — растерянно оглядываясь, спрашивает он у меня.

Перезаряжаю оружие и киваю на еле заметную кочку впереди:

— Видишь?

— Да, — кивает он.

— Две гранаты туда пульни. Докинешь?

— Запросто.

Одну за другой Север кидает две РГД-5, и они ложатся точнехонько в ту самую рытвину, где прятались вражеские бойцы. На том месте, где взорвались гранаты, раздается мощнейший взрыв. Нас с бойцом закидывает большими комьями земли, и мы падаем на дно окопа.

Спустя пару минут, потряхивая контуженной головой я приподнялся, и не сразу сообразил, что над полем висят несколько осветительных боеприпасов, выпущенных из наших минометов. Все поле было ярко освещено, а рядом со мной стоял Север и что-то кричал.

— Что? — приблизился я к нему.

— Смертники, сержант. Это были смертники, обмотанные взрывчаткой.

— Понял, — кивнул я, подобрал свой автомат и, снова выцеливая на мушку прицела противника, навалился на бруствер.

Однако бой уже был практически закончен, и ночное нападение южан в этот раз было отбито. Правда, ненадолго. Через полчаса они вновь пошли в наступление, а всего в ту ночь, таких атак было еще три. Подобной тактики от халифатцев никто не ждал, точнее, никто кроме нас, и в некоторых местах, смертники все же смогли ворваться на наши оборонительные позиции и произвести самоподрывы. Особенно пострадали территориалы.

День облегчения не принес. Враг подтянул артиллерию, и началась прежняя фигня. Гаубицы заравнивают нас с землей, а после них в бой идут пехотинцы. Так продолжалось еще двое суток и, потеряв почти двести человек, наш корпус окончательно покинул территорию Горского Содружества, и отступил в сторону Пятигорска, в настоящее время независимого вольного города.

Глава 26

Северный Кавказ. Поселок Золотушка. 20.04.2060

— Открывай! Кому сказано, шалава, живо дверь отворяй! — доносившиеся с улицы грубые мужские крики, окончательно разбудили меня и, первое что я сделал, это достал из под кровати свой верный ТТ в кожаной кобуре, передернул затвор, и приоткрыл занавеску висящую напротив моей кровати.

Хозяйка дома, миловидная черноволосая женщина лет двадцати пяти, стояла возле детской кроватки, где находилась ее годовалая дочь и, с какой-то затаенной надеждой, смотрела на меня. Кивнув в сторону двери, я негромко спросил:

— Это кто?

— Ваши, солдаты из территориальных войск, и Бебут, ухажер мой бывший, дружинник городской.

— Проблемы?

— Да, — женщина закивала головой, — у меня муж два месяца назад на охоте без вести пропал, а Бебут теперь ко мне в койку лезет. Я на помощь старейшину поселкового позвала, и его отшила, а он сказал, что с солдатами вашими придет, и им здесь никто не указ.

— Открывай, — указал я стволом пистолета на пошатывающуюся под ударами кулаков дверь.

— Может быть не надо, ты еще слабый совсем, а их трое? — спросила хозяйка дома.

— Надо, обязательно надо.

Пока я общался с женщиной, в дверь начали стучать чем-то более серьезным, чем кулаки, видимо, это были приклады винтовок или что-то на них похожее. Хозяйка, имени которой я так до сих пор и не знал, неуверенно подошла к грозящей развалиться двери, отворила запор, и быстро отскочила вглубь комнаты. Очень вовремя, поскольку от очередного удара, многострадальное дерево, более не сдерживаемое железным вкладышом запора, отлетело в сторону и с грохотом ударило по стене.

За всем происходящим я наблюдал через приоткрытую занавеску, и был готов вмешаться в происходящие события в любой момент. Почему не сразу? Не знаю, наверное, было любопытно посмотреть на уродов, которые вламываются в чужой дом, так сказать, в их естественной среде обитания.

В дом вошли трое. Один из них был высоким и худым, с небритой и грязной мордой лица, видимо, тот самый Бебут, которого боялась женщина. Только у него на линялом армейском камуфляже красовалась синяя повязка местного дружинника, а за плечами висел старенький обрез. Второй и третий, наши, то есть солдаты территориальных войск Конфедерации, оба, как на подбор, толстенькие, низенькие и какие-то вертлявые. При каждом, покрытый легким налетом ржавчины карабин СКС, подсумок и штык-нож от «калаша». Все вошедшие в дом, явно были в хорошем подпитии.

На некоторое время гости остановились на входе и безмолвно разглядывали хозяйку дома. Надо сказать, что, даже не смотря на простенькую одежду, серое платье и косынку, а так же полное отсутствие косметики, посмотреть, было на что, высокая и полная грудь, симпатичное округлое лицо и стройная, как будто точеная фигурка.

Дружинник оглянулся на своих собутыльников и, кивнув на женщину, спросил их:

— Ну, как вам, краля?

Один из территориалов присвистнул, и ответил:

— Прав ты, Бебут. Хороша, кобылка, а сиськи, так просто красота, давно таких шаров не видел.

— Есть такое дело, — поддержал своего товарища второй солдат.

Бебут подошел к хозяйке и, грубо схватив ее за руки, кинул на покрытую шкурой широкую лавку у стены. Его подельники моментально подскочили ближе и стали помогать дружиннику заламывать женщину, которая стала вырываться из их лап.

— Горячая штучка, — сказал один солдат, придерживая женскую руку и задирая подол ее платья. — Люблю таких, строптивых.

— Ничего, — снова поддержал его второй, лапая грудь хозяйки, — скоро шелковой станет.

Местный правоохранитель в это время стал лихорадочно расстегивать свои камуфляжные брюки, и обратился к своей жертве:

— Вот так бывает, Леночка. Не хотела мне одному дать, теперь с тремя оттянешься. И не просто трахнешься, а по полной оторвешься. И так, теперь каждый день будет.

В общем, я увидел все что хотел и, откинув толстое ватное одеяло, встал и вышел из-за занавески. В руке у меня был ТТ, я был спокоен, и с кем имею дело, понимал очень хорошо.

— Стоять, шакалы! — как можно громче произнес я охрипшим голосом, и вся жаждущая сексуальных утех дружная троица, резко обернулась и, глядя на черный ствол, замерла без движения. — Кто такие и что здесь делаете?

— А сам-то, кто такой? — из несостоявшихся насильников, первым, пришел в себя Бебут и сделал шаг мне навстречу.

«Видать, по-хорошему не понимает», — подумал я и, чуть подавшись корпусом тела вперед, без замаха, ударил дружинника стволом пистолета по лицу. Железо раскроило небритую харю и сломало нос этого грязнули. Бебут, зажимая лицо ладонями, отскочил в сторону.

— Повторяю вопрос, кто вы такие и что здесь делаете? — ответа нет, и я добавляю: — Считаю до трех, после чего, стреляю на поражение. Раз. Два…

— Парень, не стреляй! — вскрикнул один из территориалов. — Мы из Пятой отдельной охранной роты МВД, присланы из Краснодара две недели назад. Стоим на постое в районе Новопятигорска. Там познакомились с этим, — он кивнул на пытающегося остановить кровь Бебута. — Выпили, то, да се, он и говорит, что живет неподалеку шалашовка хорошая, которая думает о себе больно много. Мы и повелись.

— Фамилии и звания?

— Рядовой Чаркин, — ответил первый.

— Рядовой Буковецкий, — угрюмо отозвался второй.

— Оружие на пол, документы на стол, — кивок в сторону широкой дубовой столешницы, — и пошли вон.

Карабины с грохотом упали на деревянные полы, вслед за ними последовали подсумки, а свои военные билеты они выложили на стол. Хорошие мужички, послушные, хотя большинство людей, в их ситуации, будь пойманы на месте преступления, точно так же не рискнули бы на ствол бросаться.

Территориалы отошли к двери, и Чаркин спросил:

— Дык, как же это мы теперь, без оружия и документов?

— Нормально, казарма ваша недалеко, раз пешком пришли, а за документами и стволами пускай взводный придет. Если все с ним решим правильно, то разбежимся без особых претензий.

— Так, а ты, чей все же будешь, парень?

В самом деле, я посмотрел на себя. По мне сейчас никак не скажешь, что я сержант гвардии, глаза тусклые, на лице испарина, а на теле кальсоны зеленые и майка камуфляжная. К этому же, ТТ в руках. Вот и пойми, кто перед тобой.

— Сержант Мечников, спецназ Четвертой гвардейской бригады, нахожусь в гостях у своей родственницы.

— Может быть, сами договоримся, сержант?

— Нет, пусть ваш взводный придет, а уж с ним все и обговорим. Дергайте отсюда.

Территориалы исчезли, а я, успокаивающе кивнул хозяйке дома, и она, встав с лавки и, оправив одежду, вернулась к своему ребенку. Подошел к Бебуту, который все так же, тщетно пытался остановить кровь, хлещущую из рассеченных ран на лице. Махнув стволом в сторону распахнутой настежь двери, сказал:

— На выход, дружинник, твой час пришел, молись своим богам, если они у тебя есть.

— Не надо, не убивай меня, — попросил он. — Ты ведь родственник этой семьи?

— Допустим, — смахнув со лба испарину, ответил я, — только что это меняет?

— Я знаю, где сейчас Федор находится.

«Какой Федор? — мелькнула в голове мысль. — Наверное, это сам хозяин этого дома, который на охоте пропал. Интересно, что скажет Бебут. Может быть, действительно, расскажет, где он потерялся».

— Говори, — произнес я. — Если что-то дельное скажешь, то на волю отпущу, а нет, так пристрелю тебя, и через полчаса местный староста со всем своим удовольствием тебя в землю закопает.

— Понял, — закивал дружинник, и капли крови с его лица, при этом движении веером разлетелись по дому. — У нас, в штабе дружинном, информация от бродяги одного была, что Федора Карпова, охотника из Золотушки, карачаи в плен взяли и теперь он у них в рабстве.

— Где он находится?

— Джага, небольшой аул невдалеке от Учкекена. Это пограничье Карачаево-Черкесии и Ставрополья.

— Почему сразу старосте в Золотушку не сообщили?

— Мне Ленка, жена Федора, нравилась давно, вот я и завернул послуха, который весть принес. Никто кроме меня про это не знал.

— Слушай, Бебут, а ты редкостная мразь, однако.

— Ты обещал не убивать меня.

— От слов своих я и не отказываюсь. Оружие на пол, и линяй отсюда пока при памяти. Еще раз наши пути-дороги пересекутся, кадык вырву. Как понял?

— Все ясно, — закивал он головой, — но оружие-то хоть оставь. Мне теперь в бега податься придется, а без ствола, совсем туго будет.

— Оружие на пол, я сказал.

Обрез дружинника и кривой кинжал старой работы, упали рядом с карабинами территориалов, и через мгновение Бебут испарился. Мне все эти движения и разговоры дались очень тяжело и, вернувшись на кровать, я упал на нее без всяких сил. Ко мне тут же подскочила хозяйка, которую, как выяснилось, звали Елена Карпова, напоила жутко горьким отваром, и принялась растирать все мое больное тело какой-то спиртовой настойкой с густым ароматом диких луговых трав и цветов. Теплые и мягкие ладони женщины растирали меня и, расслабившись, я вспоминал минувший месяц и то, как я оказался в этом доме.

Покинув территорию Горского Содружества, в котором царила полная неразбериха, остатки нашего корпуса, перевалив реку Золка, направились к Пятигорску, вольному анклаву, пожелавшему войти в нашу Конфедерацию. Может быть, местные жители и остались независимыми, но войска Халифата, после занятия Кавказа, непременно направили бы свой взор на них, а значит, князю, так назывался местный правитель, надо было выбрать с кем он и на чьей стороне. Разумеется, он примкнул к нам, свои все же, славяне.

Итак, корпус ушел на Пятигорск, а мы, как всегда, стали его арьергардом и еще какое-то время, около трех недель, стояли по границе бывшей Кабардино-Балкарии. Ни горцам, ни южанам, не было до нас никакого дела, и для батальона это было спокойное время. Где-то кипели жаркие схватки, ожесточенные бои и эпические сражения, а мы тихо сидели на дороге ведущей на Ставрополье, охотились на косуль, патрулировали границу и отдыхали. Хорошие деньки.

Наконец, начальство все же вспомнило о нас, и поступил приказ подтягиваться к основным силам Кавказского корпуса, который остановился на постой в поселке Иноземцево, что за Пятигорском. Нормально, мы того только и ждали, собрались и потопали по дороге на северо-запад. Однако так случилось, что при переправе через речку Юца, в воду свалился один из наших парней. Я был рядом и, не долго думая, прыгнул за ним в холодную весеннюю воду. Паренька вытащил, все с ним в порядке, даже насморка не было, а сам, к вечеру в жесткой лихорадке свалился.

Кое-как меня дотянули до окраины Пятигорских владений, поселка Золотушка, и комбат, видя, что я могу копыта откинуть, передал меня на попечение местной знахарки, которая поручилась, что через неделю я смогу встать на ноги и вернусь в строй. Помнил я все это очень смутно, болезнь меня всерьез прихватила, и два дня проведенные в доме местной докторши, как-то выпали из памяти. Так, какие-то обрывки событий, плач ребенка, горькое питье и постоянные спиртовые растирки. Сегодня с утра, я почувствовал себя гораздо лучше, пошел на поправку, и как итог, смог выручить мою исцелительницу из беды.

Знахарка закончила процедуры, и сам не заметил, как в который уже раз за последние трое суток, я провалился в сон. Проснулся к вечеру, и снова от стука в дверь, но теперь не грубого, а осторожного и аккуратного. Снова в моих руках оказался верный пистолет, но Елена, посмотревшая во двор через небольшую отдушину над дверью, успокоила меня:

— Это староста наш местный пришел, дядька Трофим, а с ним военный какой-то.

— Отворяй, — велел я и, спрятав ствол под подушку, натянул на себя выстиранный хозяйкой камок, и вышел к гостям, которых Елена уже усаживала за стол.

— Вечер добрый, господин сержант, — чуть привстав, поприветствовал меня староста, худой как жердь дядька лет под пятьдесят.

— Здорово, гвардия, — на столе появилась бутылка водки с изображением кедра на этикетке.

Конечно же, это был командир территориального взвода, усатый и дородный мужик, на котором мешком висел новенький камуфляж, а на погончиках сияла золотом одна поперечная полоска, что значит, передо мной находится старшина. По виду, нормальный и справный хозяйственник из станицы, может быть, бывший участковый, отправленный в командировку. К таким людям, я всегда уважение испытывал, так как очень уж они мне нашего старосту деревенского, Никиту Демидова, напоминали, такие же основательные, хозяйственные, расчетливые и в меру прижимистые.

— Добрый вечер, — вежливо ответил я и, присев на лавку напротив гостей, обратился к хозяйке: — Мне бы покушать чего.

— Вот-вот, куриный бульончик готов будет, пару минут обожди, — ответила она и отошла от стола к печи.

— Ну, что, — неодобрительно покосившись на водку, обратился я к старшине, — за оружием и документами пришел, взводный?

— Точно так, за стволами казенными и военными билетами, — старшина подкрутил ус.

— Забирай, — выложил перед ним два военника, и кивнул в угол комнаты, где валялись подсумки и карабины, — и охламонам своим передай, чтоб про насилие и не думали больше. Это я еще добрый, а другой, просто пострелял бы их как курчат, и ничего бы ему за это не было.

— Понятно. Раз такое дело, может быть, спрыснем договоренность? — территориал взял в руки бутыль.

Дата добавления: 2015-08-28