другого от печали, сам предаешься печали? Если ты печалишься, что освободил другого
от печали, то представляешь доказательство крайней жестокости и безсердечности; лучше
уж не освобождать, чем освобождать таким образом. Да и что ты вообще печалишься,
человек? Боишься, чтобы не уменьшилось у тебя золото? Если у тебя такое расположение,
то и не давай вовсе. Если ты не веришь, что оно умножится тебе на небесах, не подавай.
Но ты ищешь воздаяния здесь? Для чего? Оставь милостыне быть милостыней, а не
торговлей. Правда, многие и здесь получают воздаяние; однако получают не так, чтобы
поэтому самому имели больше, чем не получившие. Те, которые здесь ищут и получают,
уменьшают себе награду там. Итак, не будем говорить: такой-то порочен и недостоин
благодеяния, такой-то презренный, такой-то отверженный. Смотри не на достоинство
нуждающегося в помощи, а на одну только нужду. Хотя бы то был человек ничтожный,
отверженный, презренный, Христос однако вменяет тебе награду так, как будто сам
получит благодеяние через него. Петр и Иоанн вошли однажды в храм помолиться; и вот
хромой от чрева матери его, которого носили, лежал при дверях храма, и, увидя их
входящими, пристально смотрел на них, надеясь получить от них милостыню. Что же
Петр? "Взгляни на нас", - говорит (Деян. 3:4); в самом внешнем виде ты имеешь
достаточное доказательство бедности; не нужно ни слов, ни ответа; одеяние показывает
тебе ничего не имущего. Что же? В этом ли все дело апостольства в отношении к нищему,
чтобы не облегчить его бедноты, чтобы только сказать ему: золота и серебра нет у меня?
Подожди немного, и ты увидишь большее богатство? "Серебра и золота", - говорит, -
"нет у меня; а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи"
(ст. 6). Видишь недостаток денег и богатство дарований? Посмотри далее и на его
кротость. Не оскорбил, не укорил, не отверг он, как то часто делаем мы по отношению к
обращающимся к нам, требуя от них объяснений, посылая на труд, порицая за то, что они
спят. Разве этому научен ты, человек? Тебе не велено ни обвинять за праздность, ни
порицать за нечестие, ни укорять за леность, а облегчать бедность, спасать в несчастии и
простирать руку помощи лежащим. Итак, не любопытствуй о жизни и делах, собираясь
дать милостыню; ведь это верх непристойности из-за какого-нибудь одного куска хлеба
исследовать всю жизнь. Хотя бы просящий был убийцей, хотя бы разбойником, или кем
бы то ни было, ужели он кажется тебе недостойным куска хлеба, или нескольких монет?
Владыка твой заставляет солнце восходить над ним, а ты считаешь его недостойным даже
ежедневной пищи? Или ты не знаешь, что и Авраам главным образом заслуживает
особенного удивления за то, что, увидев пришедших к нему, и не зная, кто были они,
поднялся и поспешил к ним навстречу, и, поклонившись им до земли, сказал: "Владыка!
если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего" (Быт.
18:3)? Так и ты, не любопытствуй, потому что ты принимаешь ради Христа; а если
станешь всегда с точностью разузнавать, то часто пройдешь мимо и достойного уваженья
мужа, и погубишь награду, которую имел бы за это. И будем заботиться не о своих только
по вере, об остальных не радея, но кого бы ни увидали в несчастии, ни о чем другом не
будем любопытствовать; то, что он терпит бедствие, служит оправданием помощи. Право,
не знаю, откуда укрепился этот обычай: если мы видим мирского человека в несчастии, не
простираем руку помощи, и только к сидящим на горах оказываемся рачительны. Эллина
ли, иудея ли, или кого другого увидишь в несчастии, должно благодетельствовать всем.
Если ты ищешь одних только монахов, и только им одним хочешь благотворить, при чем
и относительно их опять разузнаешь, достоин ли, праведен ли, творит ли чудеса, и без
того не простираешь руки, то ты уничтожаешь пользу от милостыни; да и эту самую со
временем опять погубишь. Если ты поднимаешь осла, когда видишь, что он задыхается, и
не любопытствуешь, чей он, то гораздо более не следует любопытствовать о человеке, чей
он. Он Божий, будет ли то эллин, или иудей; достаточно, что он нуждается в помощи.
Если бы ты видел, что он обладает обильными средствами и пользуется славой, то
справедливо мог бы говорить так; но если видишь, что он терпит бедствия, не говори, что
он порочен и ленив, потому что это признак жестокости, безсердечия и величайшего
высокомерия. Милостыня потому так и называется, чтобы мы подавали и достойным, и
недостойным. Если мы будем разбирать и разузнавать недостойных, то и достойные,
пожалуй, нелегко попадутся нам; а если будем подавать и недостойным, то несомненно и
достойные, и равные со всеми ними попадут в наши руки. Если мы станем расследовать
достоинство и быть строго взыскательными в отношении к нашим сорабам, то и Бог
сделает с нами то же самое; и стараясь требовать отчета у сорабов, сами лишимся
вышнего милосердия. Тому, кто показывает дружелюбие, нужно не отчета в жизни
требовать, а облегчать бедность и восполнять нужду. Итак, когда ты увидишь нищего, не
проходи мимо, а тотчас же подумай, как бы ты себя чувствовал, если бы был на его месте;
подумай о том, что он так же, как и ты, свободен, принадлежит к одному с тобою
обществу, имеет все общее с тобою, и ты часто не равняешь его даже со своими собаками:
тогда как те насыщаются, этот часто засыпает голодный, и свободный становится для тебя
презреннее твоих рабов. Но последние исполняют для тебя нужные дела, и хорошо служат
тебе? Так я покажу тебе, что и тот служит тебе службу, и гораздо более важную, чем они:
он окажет тебе помощь в день суда, и избавит тебя от огня. Что подобного могут сделать
твои рабы? Когда умерла Тавифа, кто воскресил ее? Рабы ли, окружавшие ее, или бедные?
А ты не хочешь поставить даже наравне с рабами свободного, который одним внешним
видом должен был бы склонить тебя к милосердию? И как ты можешь просить Бога
избавить тебя, когда ты будешь в опасности, если сам оставляешь без всякой помощи
человека, ничем не согрешившего против тебя, когда он скорбит, стенает и томится
голодом и холодом? Как Он оставит без наказания тебя, согрешившего против Него? "Кто
затыкает ухо свое", - сказано, - "от вопля" нищего, прошения его не послушает Бог
(Притч. 21:13). Итак, будем относиться к нашим сорабам так же, как мы желаем, чтобы
относился к нам Бог. Милостыня есть более великая жертва, чем молитва, пост и многое
другое, если только она бывает от праведных стяжаний и таковых же трудов, если чиста
от всякого любостяжания, хищения и насилия. Такие приношения Бог принимает, другие
же отвергает и ненавидит. Он не хочет, чтобы Его почитали насчет чужих несчастий,
потому что такая жертва нечиста и непотребна, и скорее может раздражать, нежели
умилостивлять Бога. Милостыня для того так и названа, чтобы мы миловали, а не мучили
наших сорабов. А кто берет чужое и дает другому, тот оказывает не милость, а скорее
подвергает наказанию, и учиняет немалую обиду. Кто желает быть богатым, имеет нужду
в деньгах; кто не желает быть богатым, всегда остается в довольстве. Не богатым быть, а
не желать богатеть, - вот в чем богатство. Есть, - скажу к примеру, - богач, который грабит
все у всех, и есть богач, который отдает свое имущество бедным; один богатеет собирая,
другой - расточая; один сеет землю, другой возделывает небо. Но насколько небо
превосходнее земли, настолько и плодоносность последней скуднее первого. И вот что
удивительно: с хищником бывает так, что его ненавидят не только обиженные им, но и не
потерпевшие от него никакого зла, сочувствуя именно потерпевшим. Если же с ним
случится несчастие, отовсюду несутся тысячи криков: злодей, нечестивец, распутный, и
все нападают на него. С милостивым же человеком бывает так, что его любят не только
те, которым он оказал сострадание, но и те, которым не оказал, относя к себе самим
благодеяние, оказанное первым. А если с ним случится какое-нибудь несчастие, то все
молятся, чтобы Бог помиловал его, устроил ему все благополучно, чтобы у него всегда
оставалось богатство. Видишь, как злоба и тех имеет своими врагами, которые не
потерпели никакой обиды, а милосердие имеет своими приверженцами и тех, коим оно не
было оказано? Прежде всего, поэтому, отстань от хищения, и тогда твори милостыню;
удержи руки от любостяжания, и тогда простирай их на милостыню. Если же мы теми же
самыми руками и раздеваем бедных, то, хотя бы мы подаянием взятого от них даже одели
других, мы все равно не избежим наказания, потому что основа милосердия становится
основой всякого греха. Лучше совсем не жалеть, чем так жалеть. Если Каин, принесши
менее важное, прогневил Бога, то как может не прогневить тот, кто дает еще и чужое?
Милостыня есть благороднейшее искусство, и заступница для совершающих ее, потому
что она любезна Богу, если не безчестится нами; а она безчестится, когда мы творим ее
насчет хищения чужого; если же она бывает чиста, то дает воссылающим ее великое
дерзновение, и молится за навлекших на себя гнев Божий. Такова ее сила: она расторгает
узы, разрешает тьму, угашает огонь, и делает творящих ее подобными Богу. "Будьте", -
говорится, - "милосерды, как и Отец ваш" небесный "милосерд" (Лук. 6:36). Не упустим
же удобного времени, какое представляет настоящая жизнь, но будем всеми силами
заботиться о нашем спасении. Можно, ведь, можно и при последнем издыхании
благоугодить Богу; можно заслужить похвалу и завещанием; не так, правда, как при
жизни, но все же можно. Как же именно? Если ты вместе в число твоих наследников
впишешь и Бога, если уделишь и Ему часть всего наследства. Ты не напитал Его при
жизни? Так по крайней мере по смерти, когда ты уже не господин, удели Ему из твоих
богатств. Конечно, более желательно и больше награда, если бы ты питал Его при жизни;
но если ты не сделал Ему этого, то займи хоть второе место; если же колеблешься и это
сделать, то подумай, что Отец его сделал тебя сонаследником ему, и отрешись от
жестокосердия. В самом деле, какое получишь ты прощение, когда ты мало того, что не
напитал Его при жизни, даже собираясь отойти к Нему, не хочешь дать Ему и малой
частицы тех денег, над которыми ты уже не властен, а относишься к Нему до такой
степени враждебно и неприязненно, что не уделяешь Ему даже чего-нибудь из ставшего
для тебя безполезным? Не видишь ли, сколько людей не удостоились далее и такой
кончины, а внезапно были похищены смертью? Тебе же Бог дал возможность разъяснить
и сказать своим близким относительно имущества, и распорядиться всем по дому. Какое
же будешь иметь ты извинение, когда ты, получивши от Него даже и эту милость, не
пользуешься благодеянием, и даже в силу необходимости не хочешь стать милосердым?
Конечно, много лучшее дело и доставляющее великое дерзновение - облегчать бедного
при жизни; но если ты не захотел сделать этого, то хоть умирая сделай что-нибудь
доблестное: хоть это дело и не великой любви, но все же доброе дело. Хотя ты не будешь
иметь первого места среди овец, но немаловажно и то, чтобы по крайней мере быть с
ними, а не стать вместе с козлищами. Если же ты не сделаешь и этого, то какое слово
оправдания после того избавит тебя от казни? Когда ты жил, ты прилеплялся к богатству
как будто бы был безсмертным; теперь же, когда ты узнал, что смертен, по крайней мере
теперь оставь такое заблуждение, и рассуди как смертный о своем имуществе. Хотя и
тяжко, и полно ужаса то, что предстоит сказать, тем не менее необходимо сказать:
сопричисли Владыку твоего вместе с рабами. Ты освобождаешь рабов? Освободи Христа
от голода, нужды, темницы и наготы. Ты ужасаешься, слыша это? Следовательно, еще
ужаснее, когда ты этого самого не делаешь. Вот и здесь такое слово заставило тебя
оцепенеть; что же ты скажешь тогда, когда отойдешь туда, услышишь гораздо более того
тяжкие слова, и увидишь нестерпимые мучения? К кому прибегнешь? Кого призовешь в
качестве союзника и помощника? Авраама? Но он не услышит. Или отца, или деда? Но и
из них никто, как бы ни был свят, не в силах будет отменить тот приговор. Но ты
безчеловечен, жесток и безжалостен? Устыдись достоинства просящего. Но не
пристыжает тебя это достоинство? Преклонись к несчастию. Но и несчастие не склоняет
тебя к жалости? Дай в виду легкоисполнимости просьбы. Если же ни достоинство, ни
крайняя нужда, ни легкость подаяния не могут убедить тебя, то дай нуждающемуся хоть
ради величия обетованных благ. Какое же будет прощение тем, которые после стольких
увещаний оставляют без помощи нуждающихся? Пусть слышат посвященные в таинства:
Христос, когда нужно напитать тебя, не щадит и собственной плоти; когда нужно
напоить, не щадит и крови; а ты не даешь даже хлеба и воды? И какое будешь иметь ты
прощение, получая такие дары, и скупясь на вещи ничтожные? Ведь ты не уйдешь отсюда
с деньгами, если не дашь их ради Христа; не будешь безсмертным, если не умрешь ради
Христа. Он требует от тебя того, что ты отдашь и без Его требования, потому что ты
смертен; Он хочет; чтобы ты по своей воле сделал то, что ты должен сделать и по
необходимости. Что тебе безусловно необходимо потерпеть, предпочти потерпеть ради
Меня; пусть только будет такое намерение, и Я сочту за достаточное послушание. Может
ли быть терпимо, что, тогда как Бог даже Сына своего предал за тебя, ты даже и хлеба не
даешь Ему, преданному за тебя, закланному за тебя? Отец ради тебя не пощадил Сына, и
при том Сына истинного; а ты презираешь даже томимого голодом, и при том когда ты
должен тратить из Его же благ, и тратить ради себя самого. И что может быть хуже такого
беззакония? Ради тебя Он предан, ради тебя заклан, ради тебя ходит алкая, чтобы ты,
давая из Его же благ, сам получил пользу, и ты все-таки не даешь? Не оказываешься ли ты
безчувственнее всяких камней, когда столько побуждений влечет тебя к милостыне, а ты
упорствуешь в этой дьявольской жестокости? Если, говорит, ты не вознаграждаешь Меня
за то, что я пострадал за тебя, то пожалей ради бедности; если не хочешь пожалеть ради
бедности, будь сострадателен ради болезни, сжалься ради уз; если и это не делает тебя
сострадательным, преклонись ради легкости просьбы: ведь Он не просит ничего,
требующего больших издержек, а только хлеба, кровли и словесного утешения. Если же и
после этого ты остаешься еще жестоким, то стань снисходительнее хотя бы ради царствия.
Но тебе нет никакого дела и до него? Тогда имей хоть сострадание к самой природе, видя
нагого, и вспомни о той наготе, которою обнажился Я ради тебя на кресте. Если же не
хочешь вспомнить о ней, то вспомни хотя бы о той, которою обнажаюсь Я ради бедных.
Не говорю: избавь Меня от бедности, не говорю: дай Мне богатство, а прошу только
хлеба, одежды, и небольшого облегчения в голоде; если попаду в темницу, не заставлю
разрешить и освободить от уз, а ищу только одного, - чтобы ты навестил заключенного
ради тебя, и Я получу вполне достаточный дар любви. Я могу, конечно, и без этого
увенчать тебя, но хочу быть еще и должником тебе, чтобы венец принес тебе некий плод и
дерзновение. Вот почему, хотя Я и сам мог бы напитать Себя, Я хожу как нищий, и, стоя
пред твоими дверями, простираю руку, желая быть напитанным тобою. И Я похваляюсь
этим, чтобы в свое время прославить тебя пред лицом всей вселенной, и во всеуслышание
объявить Моего питальца. Вы, когда питаетесь от кого-нибудь, стыдитесь этого и
скрываете; а Я, так как слишком люблю вас, объявляю о вашем деле с великими
похвалами, хотя бы вы и молчали, и не стыжусь сказать, что вы одели Меня нагого,
напитали голодного, а напротив даже похваляюсь этим, чтобы вы провозглашены были
наследниками царства небесного. Итак, помышляя об этом, возлюбленные, будем усердно
заботиться о спасении, чтобы достигнуть и вечных благ, во Христе Иисусе Господе
нашем, Которому славу во веки веков. Аминь.
СЛОВО 24
О грехе и исповеди.
Путешествовал ли кто-нибудь из вас, возлюбленные, когда-нибудь в Палестине? Думаю,
что так. Что же? Вы, видевшие те места, засвидетельствуйте. Есть там обширная и
плодоносная земля, или, вернее сказать, была, потому что теперь ее уже нет; итак, эта
некогда столь богатая земля, соперничавшая со всеми странами и равнявшаяся по
благосостоянию с раем Божиим, теперь пустыннее всякой пустыни. Стоят там, правда, и
теперь деревья, и имеют плоды, но плоды эти служат памятником гнева Божия; стоят
гранатовые яблони, и как дерево, так и плод имеют пышный вид, и человеку неведущему
подают большие надежды; но если взять его в руки и разломить, то оказывается, что
внутри не заключается никакого плода, а только зола и пепел. Такова вся эта страна; и
деревья, и камни, и воздух, и вода подверглись такой участи. Вы видите там землю, но она
не имеет ничего, свойственного настоящей земле; видите деревья и плоды, но в них нет
ничего, свойственного настоящим деревьям и плодам, а только один пепел; видите воздух
и воду, но они не имеют ничего общего с настоящими воздухом и водой, потому что и они
превращены в пепел силою Совершившего это. Как у сожженного тела наружный образ
остается в виде огня, а сущность уже не остается, так точно и в тех предметах. Ужели и
это одни лишь угрозы? Ужели и это пустые звуки? Но это тяжко? А то не тяжко, когда ты
говоришь, что нет геенны? Ты, не верящий, заставляешь меня говорить это; ты доводишь
меня до таких речей. Если бы ты поверил словам Христа, мне не было бы нужды
приводить доказательства, представляемые самой действительностью. Тот, кто излил
столь великий гнев за один грех, не преклонившись ни на мольбы Авраама, ни Лота,
пощадит ли нас, когда нами совершено столько грехов? Поистине, это смех, вздор,
дьявольский обман и обольщение. Если же хочешь видеть, как подвергаются наказанию и
люди верующие и преданные Богу, но не ведущие правой жизни, то слушай, что говорит
Павел: "не станем блудодействовать, как некоторые из них блудодействовали, и в
один день погибло их двадцать три тысячи" (1 Кор. 10:8). Если же блуд мог столько
сделать, то чего не сделают наши грехи? Если же ты и не потерпишь казни теперь, не
удивляйся. Те не знали геенны, почему и подвергались непосредственно тотчас же
наказаниям, ты же, хотя бы не понес здесь никакой казни, получишь возмездие за все, в
чем бы ни согрешил, там. И хотя мы совершим те же самые грехи, что и они, однако
заслуживаем большего наказания, чем они. Почему? Потому, что получили большую
благодать: Когда же мы и больше их, и более тяжко согрешаем, то какому не
подвергнемся наказанию? Если бы мы, согрешая и оставаясь ненаказанными, не делались
хуже, то Бог отпустил бы, конечно, нам наказание; но Он ясно знает, что безнаказанность
наших грехов приносит нам не меньше вреда, чем и самые грехи. Поэтому Он и налагает
наказание, не только для того, чтобы наказать за прошедшее, но и для того, чтобы
исправить на будущее время. И что это так, послушай, что Он говорит Моисею: "оставь
Меня, да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их" (Исх. 32:10). "Оставь
Меня", - говорит, не потому, чтобы Моисей удерживал Его, - ведь последний ничего не
говорил Ему, а в молчании предстоял Ему, - но желая доставить ему случай к молитве за
них. Так делаем часто и мы, когда, не желая ни наказать своих слуг, совершивших
достойные наказания проступки, ни освободить их от страха наказания, внушаем друзьям
вырвать их из наших рук, чтобы таким образом и страх у них остался в полной силе, и они
избежали наших побоев. Подобного рода случай был, как можно видеть, и с Ионой. "И
было", - говорится, - "слово Господне к Ионе" пророку: "встань, иди в Ниневию, город
великий, и проповедуй в нем: "еще три дня (синод. пер. – "сорок дней") и Ниневия
будет разрушена". Услышав же "Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня, и
пришел в Иоппию" (Ион. 1:1-3; 3:4). Куда бежишь ты, человек? Бежишь от Господа,
скажи мне? Но подожди немного, и ты на опыте узнаешь, что не можешь избежать рук
даже и рабского моря. В самом деле, не успел он взойти на корабль, как то подняло волны
и стало вздыматься на громадную высоту. И подобно тому, как верная какая-нибудь
служанка, найдя беглого сораба, укравшего что-нибудь из господского имущества,
причиняет принявшим его тысячи хлопот, пока не получит его обратно, так точно и море,
найдя и признав своего сораба, доставляет тысячи безпокойств пловцам, волнуясь, шумя,
и не к суду привлекая их, а угрожая потопить корабль вместе с людьми, если они не
отдадут ему сораба. Тогда, - говорится, - "стали бросать в море кладь с корабля" (Ион.
1:5); но корабль не облегчался, потому что вся тяжесть оставалась еще на нем, именно
тело пророка, этот тяжкий груз, не по природе самого тела, а по причине тяжести греха.
Действительно, нет ничего столь тяжкого и неудобоносимого, как грех и преслушание. II
подобно тому как на суде, хотя бы и обвинители были налицо, и свидетели
присутствовали, и доказательства преступления были приведены, судьи не раньше
выносят приговор, пока сам подсудимый не сознается в своем преступлении, так точно
обстояло дело и у пловцов с пророком. "Бросили",- говорится, - "жребии" (ст. 7), и
жребий подверг наконец виновного приговору. Но пловцы и тогда не потопили его; нет,
несмотря на такое смятение и охватывавший их страх, несмотря на то, что море не давало
им ни минуты покоя, неистовствовало, шумело и вздымало на них волну за волной, они,
как будто наслаждаясь полной тишиной, учинили даже судилище на корабле,
предоставили ему слово, дали возможность защищать себя, и все с точностью
исследовали, как будто им предстояло дать кому-нибудь ответ за свое решение; и не
взирая на то, что и море требовало его, и жребий уличил его, и сам он сознался в
преступлении, не произносят приговора. Откуда же явилась такая осторожность? От
домостроительства Божия. Бог изволил совершиться этому, чтобы научить чрез это
пророка быть человеколюбивым и кротким. Подражай пловцам, людям невежественным и
несмысленным, - как бы так взывает Он к нему, - они не презирают даже и одной души, не
пренебрегают даже и одного твоего тела, а ты, насколько это от тебя зависело, предал
целый город, имеющий столько тысяч жителей; они, даже найдя виновника
приключившихся с ними бедствий, не спешат произнести осуждающий приговор, а ты, не
имея никакого повода в чем-либо обвинять ниневитян, потопил и погубил их. Но
большинство людей к своим собственным погрешностям относятся снисходительно, а
чужие осуждают. И многие часто говорят, что государственные и общественные дела идут
худо, и в качестве причины указывают на неразумие правительства; я же говорю, что не
неразумие правящих лиц, а наш грех служит тому причиной: он именно все расстроил, он
довел до всех этих зол, не из другого чего разлился над нами этот рой бедствий. Поэтому,
будь начальник хоть Авраамом, хоть Моисеем, хоть Давидом, хоть мудрейшим
Соломоном, или грешнейшим из всех людей, но если мы настроены худо, причина к
бедствиям остается безразлична. Получать начальников по сердцу нашему - это значит не
что иное, как то, что мы наперед согрешили, и потому нашли такого начальника. Но если
начальник будет даже весьма праведен, так праведен, что достигнет добродетели Моисея,
одна его праведность не в состоянии будет покрыть несметных согрешений
подчиненных. Наоборот, если хотите, я покажу вам, как грех даже одного часто
пересиливает неповинность добрых граждан. Иисус Навин некогда приступил к
Иерихону, и, производя новую дивную осаду, когда стены готовы уже были пасть,
говорит народу: "город будет под заклятием, и все, что в нем, Господу". Итак,
"берегитесь заклятого, чтоб и самим не подвергнуться заклятию, если возьмете что-
нибудь из заклятого", и потребит нас Бог. (Ис. Нав. 6:16, 17). Что же затем? Пали стены,
и город оказался в руках осаждавших. И вот, когда весь народ соблюдал это приказание,
преступление одного возбудило гнев Божий на весь народ. "Сыны Израилевы сделали
преступление [и взяли] из заклятого" (Ис. Нав.7:1). И однако согрешивший был один,
именно Ахар; как же согрешили "сыны Израилевы"? "И гнев", - говорится, - "Господень
возгорелся на сынов Израиля. Иисус из Иерихона послал людей в Гай (…). Итак
пошло туда из народа около трех тысяч человек, но они обратились в бегство от
жителей Гайских; жители Гайские убили из них до тридцати шести человек" (ст. 1, 2,
4, 5). Смотри на взыскание за один грех, смотри на неумолимую казнь; один согрешил, а
на весь народ напала смерть и бедствия. Что же это, добролюбивый Господи? Ты един
праведен, и правы судьбы Твои; Ты каждому воздаешь суд сообразно делам его; Ты
сказал, Человеколюбец, что каждый умрет в собственном своем грехе, и один не будет
подвергаться наказанию за другого; итак, что же это за праведный Твой суд?
Достохвальны все дела Твои, Господи, и свыше всякой меры достохвальны; и устрояются
на пользу нам; почему же Ты за грех одного навёл казнь на других? Грех, - отвечает Он, -
есть некая зараза; пусть же чрез наказание, наложенное на всех, он будет выставлен на
позор, чтобы не заразил всех. Видишь, как грех одного принес наказание всему народу?
Посмотри затем и на позорную и несчастную смерть преступника. "Иисус и все
Израильтяне с ним взяли Ахана, сына Зарина, и серебро, и одежду, и слиток золота, и
сыновей его и дочерей его, и волов его и ослов его, и овец его и шатер его, и все, что у
него [было], и вывели их на долину Ахор (…) И побили его все Израильтяне
камнями" (ст. 24, 25). Итак, не будем самонадеянны, если Бог долготерпеливо сносит
причиняемые Ему оскорбления, но поэтому-то самому именно и будем особенно
сокрушаться. У людей, когда кто-нибудь, будучи ударен в правую щеку, подставляет и
левую, то этим отмщает гораздо сильнее, чем если бы он нанес сам тысячи ударов, или
когда, будучи злословим, не только не злословит сам, но и благословляет, то этим наносит
обидчику более тяжкий удар, чем если бы осыпал его безчисленными ругательствами;
если же у людей бывает так, то гораздо более у Бога: те, кто постоянно грешат и не терпят
никакого зла, должны бояться, потому что на главу их собирается несказанное мщение.
Для согрешающего зло не в том, что он подвергается наказанию, а в том, если он,
оставаясь таковым, не терпит наказания; подобно тому как для больного зло - не лечиться.
Когда наши добрые дела малы и ничтожны, а бремя грехов велико, и мы при этом
наслаждаемся здесь счастьем и не испытываем ничего худого, то мы отойдем отсюда
совершенно нагими и лишенными награды даже и за добрые дела, как получившие уже
все здесь; наоборот, когда наши добродетели велики и многочисленны, а грехи малы и
ничтожны, и вдобавок к тому мы потерпим какое-нибудь зло, и очистимся здесь даже и от
малых грехов, то получим полное и совершенное воздаяние за добрые дела в той жизни.
Итак, не наказание будем считать тяжким бедствием, когда мы согрешаем, а отсутствие
наказания. Если бы даже Бог не наказывал нас, то мы сами должны были бы подвергнуть
себя наказанию, как оказавшихся столь неблагодарными к своему благодетелю. Сказать
ли нечто странное и удивительное? Кто имеет ум и любит Господа, как должно любить,
для того бывает больше утешения, если он подвергается наказанию после того, как
прогневит столь милосердого, нежели в том случае, когда он не терпит наказания.
Обидевший нежно любимого тогда ведь только и находит успокоение, когда подвергнется
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |