Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Святитель Иоанн Златоуст 4 страница



стезей добродетели? Тех, кто имеет ум, привлекают к исполнению заповедей более

благодеяния, нежели наказания, Итак, если еще прежде, чем мы показали что-нибудь

доброе, лучше же сказать, когда совершили достойное наказания, Бог удостоил нас такого

благодеяния, то после того, как мы станем признательны, воздадим Ему благодарность за

полученные раньше блага и покажем перемену на лучшее, каких опять щедрот своих Он

не удостоит нас? Если мы провинившихся рабов, когда они обещают исправиться, опять

допускаем к себе и возвращаем на прежнее место, а часто оказываем им даже еще

большее доверие, то тем более сделает так с нами Бог, если мы покажем покаяние,

соответствующее грехам. И это видно из случившегося с блаженным Давидом. Он

преткнулся и пал, стал виновен в прелюбодеянии и убийстве; но так как после падения он

не остался лежать, а опять встал и с помощью Бога вооружился против врага, то и поборол

его так доблестно, что и по смерти даже стал покровителем своих потомков. Так

Соломону, который совершил великое беззаконие и сделался достоин тысячи смертей, Бог

говорит, что ради Давида оставляется ему царство в целости, следующими словами:

"отторгну от тебя царство и отдам его рабу твоему; но во дни твои Я не сделаю сего

ради Давида, отца твоего; из руки сына твоего исторгну его" (3 Цар. 11:11-12). И

Езекии, бывшему в крайней опасности, хотя и праведному, опять Он обещал помощь ради

того же блаженного: "буду охранять", - говорит, - "город сей, чтобы спасти его ради

Себя и ради Давида, раба Моего" (4 Цар. 19:34). Как в отношении к тем, которые

обнаруживают благородство духа, Бог по присущей Ему благости отменяет свои

приговоры, принимает кающихся и освобождает от угрожающего наказания, так,

наоборот, когда Он обещает даровать или какие-нибудь блага, или время для покаяния, а

видит, что получившие обещания стали недостойными, равным образом отменяет свои

обещания. Не так преступно грешить, как оставаться в грехе. Для того ведь Бог и наперед

оказывает нам благодеяния, и согрешивших опять удостаивает прощения, и наказаний

тотчас не наводит, чтобы всеми средствами привлечь нас к покаянию - и благодеяниями, и

долготерпением; а часто и наказаниями, которым Он подвергает одних, хочет побудить к

покаянию других, чтобы, вразумившись страхом этих наказаний, они избежали их сами.



Ты много согрешил? Остановись же наконец, обратись на противоположный путь, воздай

благодарение Богу, что Он не восхитил тебя (из среды живых) при самом совершении

грехов, и не желай, чтобы тебе было дано еще время делать зло. Не говори: будет еще

время, когда нужно обратиться. Многие похищены были смертью в то самое время, как

предавались корыстолюбию, и отошли на явное мучение. Бойся, чтобы и тебе не

подвергнуться тому же без всякой надежды на оправдание. Но многим, скажешь, Бог дал

время раскаяться и в самой глубокой старости. Что же? Разве и тебе даст? Может быть,

даст, - говоришь ты. Что за слова: "может быть", "иногда", "часто"? Подумай только, что

 

 

дело идет о душе твоей; представь себе и противное, размысли и скажи: а что, если не

даст? А что, - говоришь ты, - если даст? Положим, что и дал бы Бог; но немедленное

обращение и безопаснее, и полезнее позднего. В самом деле, если ты уже начал его, то во

всяком случае это для тебя полезно, получишь ли или не получишь отсрочку. Если же ты

всегда откладываешь, то, может быть, за это самое не получишь. Отправляясь на войну,

ты не говоришь: не нужно делать духовного завещания, может быть, возвращусь;

собираясь жениться, не говоришь: возьму жену бедную, многие, несмотря и на это, сверх

чаяния сделались богатыми; приступая к постройке дома, не говоришь: поставлю на

гнилом основании, многие дома и так стояли. А когда дело идет о душе, ты думаешь

утвердиться на гнилых опорах, на "может быть", "иногда", "часто", и вверяешь себя

неизвестному? Не неизвестному, - скажешь ты, - а Божию милосердию, потому что Бог

милосерд. Знаю это и я; однако этот же милосердый исхитил (из среды живых) и тех, о

ком я сказал. Хочешь ли знать, как благ наш Владыка? Пришел к Нему мытарь,

исполненный бесчисленных пороков, и, сказав только: "будь милостив ко мне" (Лк.

18:13), ушел оправданным. И чрез пророка Бог говорит: "За грех его Я гневался и

поражал его", "но он, отвратившись, пошел по пути своего сердца. Я видел пути его,

и исцелю его, и буду водить его" (Ис. 57:17-18). Что может сравниться с таким

человеколюбием? Потому только, что он опечалился, Он простил грехи. А мы даже и

этого не делаем, и тем особенно прогневляем Его. Он, умилостивляющийся малым, когда

не видит и этого, справедливо гневается и подвергает нас величайшему наказанию,

потому что это показывает крайнее небрежение. Кто когда-нибудь скорбел о грехах? Кто

воздыхал? Кто бил в перси свои? Я не знаю никого. Люди без конца плачут об умерших

рабах, о потере имущества, а погубляя каждый день душу свою, об этом мы и не думаем.

Как же ты можешь умилостивить Бога, когда даже и не знаешь, что согрешил? Правда, -

говоришь ты, - я грешен. Но это ты говоришь одним языком; скажи же сердцем, и вместе

со словом воздыхай, чтобы тебе постоянно быть в добром настроении. Ведь если бы мы

скорбели о грехах, если бы воздыхали о прегрешениях, то ничто другое не печалило бы

нас, потому что эта скорбь отгоняет всякую печаль. Как птице, попавшейся в сеть, нет

никакой пользы от крыльев, и она совершенно напрасно бьет ими, так точно и тебе нет

никакой пользы от ума, если ты сильно пленен злой похотью. Если в настоящей жизни мы

не желаем даже пред одним опозориться, то что мы станем делать на том свете пред

столькими мириадами? Покаянием зовется не то, чтобы отстать только от прежних зол, но

чтобы показать и дела добрые: "уклоняйся", - сказано, - "от зла, и делай добро" (Пс.

36:27). Для здоровья нам недостаточно вынуть только стрелу, а требуется еще приложить

к ране и лекарства. Случается, что иной, покаявшись, совершит многие и великие добрые

дела, и между тем опять впадет в грех, равносильный этим добрым делам; и этого бывает

вполне достаточно, чтобы ввергнуть его в отчаяние, как будто все созданное разрушено, и

все труды его были напрасны. Этот помысел следует отогнать и подумать о том, что если

мы не успеем заранее запасти добрых дел в мере, равной совершенным после грехам, то

ничто не отвратит нашей полной и всецелой погибели. Теперь же (добрые дела), как бы

крепкие латы, не допускают острой и губительной стреле делать свое дело, но, будучи

сами рассечены ею, защищают тело от великой опасности... Итак, не то бедственно, чтобы

сражаясь получить рану, но то, чтобы после поражения отчаиваться и не заботиться о

ране. Ни один купец, подвергшись однажды кораблекрушению и потеряв груз, не

оставляет мореплавания, но опять переплывает море и обширные бездны и вновь

приобретает прежнее богатство. И борцов мы часто видим увенчиваемыми после

многократных падений, также и воин, много раз обращавшийся в бегство, наконец

оказывается героем и побеждает врагов. Даже многие из отрекшихся от Христа по страху

мучений опять вступали в борьбу и уходили украшенными венцом мученичества. Но если

бы каждый из них после первого удара предался отчаянию, то не получил бы

последующих благ. Да сподобимся же их все мы, благодатью и человеколюбием Господа

нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

 

 

[1] В синод. переводе "сорок дней".

 

СЛОВО 4

 

О посте и целомудрии

 

Хочешь ли знать, какое украшение для людей пост, какая он оборона и защита? Подумай

о блаженном и чудном роде монашествующих. Они, убежав от мирского шума и востекши

на вершины гор и построив кельи в тишине пустыни, как в некоей спокойной пристани,

взяли себе пост в товарищи и сообщники на всю жизнь. Зато он и сделал их из людей

ангелами; да и не их одних, но и кто в городах соблюдает его, - всех возводит он на самую

высоту любомудрия. Пост и ныне собрал нас в отеческий дом; он и сегодня привел в

материнские объятия тех, которые доселе были ленивы. Если же он, только еще

ожидаемый, внушил нам столько ревности, то сколько благочестия произведет он в нас,

когда явится и наступит? Если бы Адам послушался этого голоса[1], то не услышал бы

другого: "прах ты и в прах возвратишься" (Быт. 3:19). Но так как он не послушал того

голоса, то за это (постигли его) смерть, печаль, заботы и жизнь, тягостнейшая всякой

смерти. И как за презрение к себе пост наказал презрителя смертью, так, напротив, за

уважение отвратил смерть. Так, когда великий и дивный город ниневитян лежал уже

поверженный долу, склонив голову к самой пропасти, и готов был принять направленный

сверху удар, пост, как некая слетевшая свыше сила, исторг его из самых рук палача и

возвратил к жизни. Посмотрим же, как постились ниневитяне и как избавились от

угрожавшего гнева. "Чтобы ни люди", - говорится, - "ни скот, ни волы, ни овцы ничего

не ели" (Ион. 3:7). Что ты говоришь, скажи мне? И бессловесные постятся, и лошади и

мулы покрываются вретищем? Да, говорит. Как по смерти богатого человека

родственники одевают во вретище не только рабов и рабынь, но и коней, и заставляют

следовать за гробом, чтобы этим выразить тяжесть потери и возбудить во всех сожаление,

так и тогда, когда городу угрожала гибель, жители облекли во вретище и бессловесную

тварь и наложили на нее иго поста. Бессловесных, говорили они, нельзя вразумить о гневе

Божием словом, пусть же они вразумятся голодом, потому что если они должны разделить

с нами наказание, то пусть разделяют и пост. Если же некоторым из присутствующих

здесь телесная немощь препятствует предаваться посту, то таких я убеждаю и облегчать

телесную немощь, и не лишать себя этого духовного наставления, но потому-то самому и

показывать тем большее рвение. В самом деле, воздержание от пищи Бог повелевает для

того, чтобы мы обуздывали порывы плоти и делали ее послушным орудием для

исполнения заповедей. Если же мы, по причине телесного недуга, не воспользуемся

помощью поста и покажем еще большую беспечность, то причиним себе величайший

вред. Если и пост, не сопровождаемый добрыми делами, не приносит нам никакой пользы,

то тем более (мы подвергнемся осуждению), если мы, не будучи в состоянии

воспользоваться врачеством поста, покажем еще большее нерадение к исполнению

заповедей. Если занимающиеся мирскими делами никогда не решатся взяться за дело, не

определив наперед приносимой им прибыли, то тем более нам следует так делать: не

просто лишь проходить седмицы поста, а исследовать свою совесть, испытывать помыслы

и замечать, что мы успели сделать на этой неделе, что на другой, что нового предприняли

достичь на следующую и от каких исправились мы страстей. Если мы не будем управлять

себя таким образом и показывать такую заботливость о своей душе, то нам не будет

никакой пользы от поста и воздержания, которым мы подвергаем себя. Итак, если ты по

телесной немощи не можешь целый день оставаться без пищи, то никто здравомыслящий

не может порицать тебя за это. Мы имеем кроткого и милостивого Владыку, Который не

 

 

требует от нас ничего сверх силы. Ведь Он требует от нас не просто лишь воздержания от

яств и поста, и не для того, чтобы мы оставались только без пищи, а для того, чтобы мы,

удаляясь от мирских занятий, весь досуг употребляли на духовные. Если бы мы с

трезвящейся душой вели свою жизнь, обнаруживали все усердие к делам духовным,

принимали пищу для того лишь, чтобы удовлетворить необходимой потребности, и

проводили всю жизнь в благих делах, то для нас не было бы нужды и в помощи поста. Но

так как природа человеческая беспечна и склонна более предаваться удовольствию и

распущенности, то человеколюбец-Господь, как нежно любящий отец, изобрел для нас

врачество поста, чтобы истребить в нас и соблазны удовольствия, и заставить нас

переносить заботу о мирских делах на делание духовное. Однако есть много людей,

которые, готовясь сражаться с постом, как бы с диким зверем, ограждают себя

объедением, и, до крайности обременив и омрачив себя, весьма неразумно встречают

тихое и кроткое лицо поста. И если я спрошу тебя: для чего ты сегодня идешь в баню? -

ты скажешь: чтобы с чистым телом встретить пост. А если спрошу: отчего упиваешься? -

ты опять скажешь: оттого, что готовлюсь вступить в пост. Но не странно ли этот

прекраснейший пост встречать с телом чистым, а с душой нечистой и опьяненной?

Приучимся же вкушать пищу в той лишь мере, в какой нужно для поддержания жизни, а

не переполнять и отягощать себя яствами. Не для того явились мы на свет и живем, чтобы

есть и пить, а для того едим, чтобы жить; не жизнь ради пищи, а пища ради жизни создана

была изначала. Жизнь, братия, соразмерена не с удовольствием, а с необходимостью.

Итак, отвергнув все излишнее для природы, будем довольствоваться одним только

необходимым. Что может быть святее той трапезы, где изгнаны пьянство, объедение и

всякое излишество, а вместо того введено некое чудное соревнование в охранении

законов Божиих; где муж наблюдает за женой, чтобы она не впала в бездну

клятвопреступления, а жена оберегает мужа, и преступнику угрожает тягчайшим

наказанием; где господин не стыдится ни принимать обличение от рабов, ни сам

исправлять своих слуг? Не погрешит тот, кто назовет такой дом церковью. Где

господствует такое воздержание, что даже в часы удовольствия все присутствующие

заботятся о законах Божиих, все состязаются и соперничают в этом друг с другом, там

очевидно изгнана всякая злая сила демонов, и в прекрасном соревновании рабов

присутствует Христос. Но с пороком, говоришь ты, соединено много удовольствия, а с

добродетелью - великий труд и усилие. Но какая же была бы тебе благодарность, за что

бы ты получил награду, если бы дело не было соединено с трудом? В самом деле, я могу

указать много людей, которые по природе гнушаются общения с женщинами; назовем ли

мы их поэтому целомудренными или признаем ли достойными венцов? Ни в коем случае,

- потому что целомудрие есть воздержание и победа над искушающими нас

удовольствиями. Часто волны страстей, превосходящие своей свирепостью морские

волны, нападают на нашу душу и производят в ней большое смущение. Человек

беспечный и нерадивый, когда начинается буря, тотчас же приходит в смущение и

смятение, и смотрит со страхом, как душа терпит крушение и потопляется страстями;

напротив, сильный и мужественный человек, поставив, как бы кормчего у руля, разум над

страстями, не перестает принимать все меры, пока не направит ладью в тихую пристань

любомудрия. Не будем же расслаблять свою крепость и разрушать свои силы беседами с

женщинами, потому что отсюда происходит невыразимо великое зло для душ наших. А

что (сказать), если мы даже и не чувствуем этого, опьяняемые пристрастием? Это-то и

ужаснее всего, что мы даже и не сознаем, как расслабеваем и делаемся мягче всякого

воска. Как если кто, поймав гордого и грозного льва, отрежет у него гриву, вырвет зубы и

острижет когти, - делает презренным, смешным и даже для детей одолимым того, кто был

страшен, неприступен и все потрясал одним рычанием, - так точно и женщины, кого

привлекут к себе, всех делают удобоуловимыми для диавола, изнеженными,

раздражительными, бесстыдными, безрассудными, гневливыми, дерзкими,

непристойными, неблагородными, жестокими, раболепными, подлыми, наглыми,

 

 

болтливыми, и, вообще, все женские дурные нравы передают и внедряют в их душу.

Невозможно, чтобы живущий так сочувственно с женщинами и питающийся беседами с

ними не был сплетником, болтуном и легкомысленным, станет ли он говорить о чем-

нибудь, все он будет говорить насчет пряжи и тканей, потому что язык его заражен

свойством женских речей; станет ли делать что-нибудь, сделает с великим раболепством,

потому что он далеко уклонился от свойственной христианам свободы и стал неспособен

ни на какое великое дело. Итак, если ты воочию хочешь доказать нам, что ты не находишь

удовольствия говорить срамные речи, то не дозволяй себе и слушать их. Теперь же

будешь ли ты когда-нибудь в состоянии понести труды ради целомудрия, когда

постепенно расслабляешься смехом и этими срамными речами? Ведь даже и чистая от

всего этого душа едва только может быть святой и целомудренной. И пусть не говорят

мне: я не могу спастись, если не откажусь от жены, если не откажусь от детей, если не

откажусь от дел. Разве брак служит препятствием? Жена дана тебе в помощницы. Разве он

(брак) враг? Не зазорен брак, а блуд - зло. Я своей собственной погибелью ручаюсь тебе в

твоем спасении. Если жена твоя порочна, не представляй этого в свое извинение. И у Иова

жена была нечестива и порочна и побуждала его на богохульство. Что же? Поколебала ли

она твердыню? Сокрушила ли адамант? Осилила ли скалу? Нисколько; напротив, она

нанесла удар, а твердыня стала еще крепче; плод был сорван, а дерево не поколебалось;

листья опали, а корень остался недвижим. Как кормчий, произведший крушение в самой

пристани, не заслуживает никакого снисхождения, так и человек, огражденный браком,

если он разрушает чужие браки или смотрит с вожделением на какую бы то ни было

женщину, не заслуживает ни пред людьми, ни пред Богом никакого извинения, сколько

бы он ни ссылался на требование природы. В самом деле, какое может быть удовольствие

от такого плотского пожелания, когда человек чувствует страх, тревогу и опасение, боится

суда и ответа, представляет себе гнев судии и меч палача, яму и темницу? Ведь такой

человек пугается даже теней, опасается самых стен и камней, как будто имеющих голос,

всего трепещет и боится, и терзает душу ожиданием всяких ужасов. Таким образом, не

помеха брак для целомудрия, а скорее ограждение для него. Девство, ведь, столь великое

дело, и требует такого труда, что Христос, сойдя с неба для того, чтобы сделать людей

ангелами и здесь насадить вышний образ жизни, не решился даже и при такой цели

предписать его и возвести на степень закона; и несмотря на то, что дал закон умирать за

Него, - а что могло бы быть тяжелее этого? - постоянно распинать себя и благотворить

врагам, девства тем не менее не узаконил, но предоставил на произволение слушателей,

сказав: "кто может вместить, да вместит" (Мф. 19:12). Велико, действительно, бремя

этого дела, и весьма обрывисто место этой добродетели. И это доказывают те, которые

процветали многими добродетелями в ветхом завете. Так даже великий Моисей, глава

пророков, приискренний друг Божий, имевший такое дерзновение, что мог исторгнуть от

ниспосланного Богом поражения шестьсот тысяч подлежавших наказанию, - этот столь

великий и славный муж, несмотря на то, что приказал морю и разделил воды, расторгнул

скалы, изменил воздух, нильскую воду превратил в кровь, изменил всю тварь, совершил

другие бесчисленные чудеса и представил много примеров добродетели, - даже и он был

не в силах обратить взор на эти состязания, а нуждался в браке и проистекающей отсюда

безопасности, даже и он не отважился пуститься в море девства, боясь несущихся оттуда

волн. Равным образом и патриарх, приносивший в жертву сына, был в состоянии

преодолеть властнейшее чувство природы, мог убить сына, и при том сына - Исаака, в

самом цветущем возрасте, в самую лучшую пору юности, единородного, возлюбленного,

данного ему вопреки всякой надежде, и его-то был в силах возвести на гору, извлек нож и

вонзил его в гортань сына, - он именно (в намерении) и вонзил нож, и обагрил кровью, - и

все же, оказавшись в состоянии довести до конца столь великий и славный подвиг,

выступив из границ самой природы, он не отважился приступить к подвигам девства, но

убоялся и сам этих состязаний, и предпочел покой, какой дает брак. Точно также и

праведный Иов, который, терпя удары и не нанося ударов, сокрушил уста диавола и

 

 

выдержал всякий вид искушений, и каждый - в самой крайней степени, - ведь все, что в

жизни кажется печальным и в действительности является таковым, излилось на одно тело

и обрушилось на одну его душу, - даже и этот, столь великий и славный муж, поправший

столько законов природы, не осмелился устремиться на это состязание, а насладился и

жизнью с женою, и сделался отцом многих детей. Нигде безбрачия не узаконил Бог,

Которому подобает слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

 

[1] Т. е. заповеди не вкушать от древа познания добра и зла.

 

БЕСЕДА 5

 

О счастье и несчастье

 

Многие люди думают, что когда они богатеют, когда пользуются славой, когда у них все

идет успешно, когда они побеждают врагов, тогда помнит о них Бог; поэтому они не

знают и того, когда Бог позабывает о них. Не зная признака памятования Божия, они не

знают и признака забвения. Памятование Божие о нас происходит ни от чего другого, как

от усердного упражнения в добродетели; равно и забвение ни от чего другого, как от

пребывания во грехах. Поэтому и ты, человек, когда находишься в несчастье, не говори:

забыл меня Бог; напротив, - когда ты находишься во грехах, и тогда особенно, когда все

идет у тебя успешно. Трезвая и бодрствующая душа показывает свое благородство не

только тогда, когда дела идут успешно, но и в случае злоключений воздает одинаковую

благодарность Богу, нисколько не ослабевая вследствие перемены обстоятельств. Как

многоводный поток, принимая приток, образует пузыри, из которых одни лопаются

тотчас же, а другие, хотя и значительно вздуваются, также впоследствии лопаются, так

точно и море настоящей жизни: одних поглощает, едва лишь они явятся, а других, у кого

хватает сил на более продолжительное время, - и их потопляет. И что ты смущаешься,

говорит, если один исторгнут, а другой введен в мир? Христа распинали, а разбойника

Варавву просили освободить; убийца был предпочтен Спасителю. Когда случается

перемена к худшему, тогда снимаются маски льстецов; тогда изобличается толпа

лицемеров и их притворство; все уста открываются, говоря: презренный, мерзкий,

подлый, не ты ли вчера льстил ему, не ты ли лобызал его руки? То была личина; пришло

время, и я сбросил личину и открыл свои мысли. Многие сострадают друзьям, когда они

терпят несчастия; но радоваться с ними, когда они пользуются славой, не могут.

Действительно, радоваться с радующимися не только не малая добродетель, но даже и

гораздо большая, чем плакать с плачущими (Рим. 12:15) и защищать в опасностях. Многие

разделяли опасности вместе с терпевшими опасности, но находившимся в счастье не

сорадовались, а, напротив, даже огорчались; и, таким образом, выдержав более тяжкое,

оказывались бессильными на более легкое. Подлинно, ничто не делает людей так

неразумными и преступными, как привязанность к славе, и ничто не делает так

досточтимыми и твердыми, как презрение к ней. Потому-то и нужна весьма мужественная

душа тому, кто хочет устоять против столь сильного порыва и напора ветра. Когда

человек, привязанный к славе, благоденствует, он считает себя выше всех других; когда

же терпит противное, готов зарыть себя в землю, будучи поглощаем печалью. Три отрока

были ввергнуты в печь и, несмотря на это, не забыли благочестия. Потому-то огонь

сделался для них стеной, пламень - одеждой, печь - источником; приняв их связанными,

она возвратила их разрешенными; приняла тела смертные и не коснулась их, как

бессмертных; не познала природы, но почтила благочестие. Мучитель связал ноги, а ноги

связали силу огня. О, дивное чудо! Узников разрешил пламень и сам затем был связан

узниками. Благочестие отроков изменило природу вещей, а лучше сказать - не природу

 

 

изменило, но, - что еще удивительнее, - не изменяя природы, остановило ее действие: оно

не угасило огня, а заставило его, и горя, не оказывать своей силы. И, что дивно и чудно, -

это случилось не только с телами святых, но и е одеждами их. Как у апостолов одежды

Павла прогоняли болезни и демонов, и тень Петра обращала в бегство смерть, так и здесь

обувь этих отроков угасила силу огня. Не знаю, как и сказать, потому что чудо

превосходит всякое слово. Огонь и угасал, и не угасал. Когда прикасался к телам святых

отроков, он угасал; а когда надобно было расторгнуть узы, не угасал; узы расторг, а пят не

коснулся. Видишь, какая близость, и не ошибся огонь, и не дерзнул пройти дальше уз?

Для чего же мучитель связал их, намереваясь ввергнуть в огонь? Чтобы чудо было

величественнее, чтобы знамение было удивительнее, чтобы ты не принял видимого за

обман глаз. Если бы этот огонь не был огнем, то он не истребил бы уз, не попалил бы

(воинов), сидевших вне печи. Теперь же на бывших в печи он показал свою силу, а на

бывших внутри обнаружил покорность. И когда мучитель увидел, что отроки не

потерпели никакого вреда, послушай, как он переменился. "Рабы Бога Всевышнего!" -

говорит, - "выйдите и подойдите!" (Дан. 3:26). Незадолго пред тем он говорил: "и тогда

какой Бог избавит вас от руки моей?" (ст. 15)? Что же случилось? Откуда такая

перемена? Ты увидел, как погибли бывшие вне печи, и зовешь находящихся внутри?

Откуда напало на тебя такое любомудрие? Видишь, какая перемена произошла с царем?

Для того и попустил Бог быть всему, чего хотел мучитель, чтобы показать, что тем, кого

Он охраняет, никто не может повредить. То же самое сделал Он и с Иовом. Он попустил

диаволу выказать всю свою силу, и когда он истощил все стрелы, и уже не оставалось

никакого рода козней, тогда-то и вывел подвижника с поприща, чтобы победа была славна

и несомненна. И блаженный Павел, просветивший всю вселенную, некогда, во время

призвания, был ослеплен; но его ослепление стало просвещением для вселенной. Так как

он смотрел худо, то Бог хорошо ослепил его, чтобы он прозрел с пользой; и так как он

чрезмерно гнал церковь и был очень силен и неукротим, то на него налагается сильнейшая

узда, чтобы он, увлекаемый порывом своей страсти, не пропустил мимо слуха сказанного

ему, а также узнал, что с Кем он борется, от Того не может перенести не только наказания,

но даже и благодеяния, так как не мрак ослепил его, но избыток света омрачил его. А что

сказать о Петре? Говорится, Иисус "войдя в одну лодку, которая была Симонова",

"просил его отплыть несколько от берега" (Лк. 5:3). Видишь, как входит в корабль не

имеющий нужды в корабле, чтобы уловить господина корабля? В самом деле, почему

Господь просит Симона? Почему Симон, протрудившись всю ночь и ничего не поймав,

оставался без дела? Он весьма досадовал, пустыми руками вымывая сети и присоединяя

труд к труду; и так как ничего не мог прибрести, был печален. Поэтому Господь,

посмотрев на его опечаленное лицо, говорит ему: ссуди мне, рыбарь, на краткое время

челнок твой, чтобы с него поучить Мне народ, который, как ты видишь, следует за Мной.

Симон же, еще погруженный в печаль от неудачи, говорит Господу: откуда явился ты,

человек? Что ты беспокоишь меня? Поищи другой челнок, если хочешь оставаться на

озере. Видишь, что я печален, так как у меня недостает хлеба, а ты обещаешь дать взамен

слово Божие? Я не вижу, где бы занять денег, чтобы накормить свою тещу и жену, а

предоставлю тебе челнок, чтобы напрасно трудиться и день, как трудился ночь? Если

представишь плату за перевоз, входи в мой челн; если же не внесешь, то уходи, прошу

тебя, потому что меня питает дар, а не слово. Не ропщи, Симон, отвечает ему Господь;

поистине, ты говоришь как корабельщик; не считай Моего присутствия лишением для

тебя; оно доставит скорее обилие, чем оскудение. Услышав это и несколько просветлев


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.054 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>