Было также установлено, что большинство предков Эшли отличалось крепким здоровьем. Наблюдалась ярко выраженная тенденция к долголетию, особенно среди мужчин. Правда, в XVIII и XIX веках она сочеталась с высокой детской смертностью, но ведь это было общим явлением в те времена. Непьющие мелкие торговцы и фермеры породнились с трезвенниками-голландцами с берегов Гудзона Вантуйлами и Вандерлоо (харчевни, извозчичьи дворы), не говоря уже о трезвости, унаследованной от ганноверских и шлезвиг-гольштейнских семейств.
Роджер писал Констанс: Они трудились от зари до зари. Едва ли кому-нибудь из них удавалось днем хоть на минутку присесть. Ни одного адвоката, очень мало купцов, ни одного банкира (исключение наш дедушка Эшли), ни одного фабричного рабочего. Но каждый, как теперь принято говорить, имел самостоятельное дело. Констанс отвечала: Да, все они были самостоятельны, самоуверенны, самонадеянны. Все так гордились своей независимостью. Независимостью в мелочах. Ненавижу их всех. Это из-за них у нашего дорогого папочки было так мало воображения, а у мамочки вообще никакого.
Но у всякой медали есть оборотная сторона. И в роду Эшли и в роду Келлерманов нашлись патологические элементы. Свобода Нового Света влекла к себе не только неукротимых, сильных духом патриархов. В Америку удирали негодяи, фанатики, перекати-поле, авантюристы все гордые и независимые, одаренные пылким воображением, иными словами, прельщенные надеждой на золотое будущее. Специалисты по генеалогии обнаружили случаи недугов телесных и душевных. Тот самый bourgade[48] под Туром, откуда эмигрировали в Новый Свет Буажелены и Дюбуа, послужил объектом одного из первых французских социологических исследований, аналогичного нашим трудам о влиянии дурной наследственности. Более того, выяснилось также, что дед Джона Эшли, сбежавший от своей жены, урожденной Дюбуа, был повешен в Клондайке возмущенными согражданами. К счастью, широкому кругу читателей эти мрачные подробности остались неизвестны. Довольно и того, что тень деда Эшли осталась висеть над его детьми. Нельзя также отрицать, что многие исследователи считали всех Эшли всех до единого, говоря без обиняков, безнравственными. В них нет ни проблеска порядочности и христианской морали. Они недвусмысленно дали понять, что плюют на мнение достойных, благонамеренных людей. Подобных высказываний тоже всегда было достаточно.
Но довольно об этом! Душевное и физическое здоровье непрочны, и за них приходится платить. Люди благополучные и здравомыслящие ничего не открывают и не изобретают, а, отжив положенный срок, превращаются в перегной. Как сказал доктор Гиллиз в первый час нового века (сам не веря ни одному своему слову): Природа никогда не спит и никогда не стоит на месте. Ее детища испытывают постоянные неприятности от болезней роста. То, от чего они избавляются в процессе роста, равно как и то, что приобретают, неизбежно причиняет им страдания.
Лишь немногие из вышеупомянутых исследователей заметили (а тем более попытались описать) столь характерную для Эшли способность абстрагироваться или отчуждаться. Возможно, лучше всего это увидели их враги. В частности, в книге Америка в объективе телескопа, за свой счет изданной автором, который скрылся под псевдонимом Аттикус, Эшли фигурирует в главе под названием Гракхи. Этот Аттикус просто не нарадуется тому, что покинул Америку ради берегов Темзы и Сены. Теперь с безопасного расстояния (приняв английское подданство) он обозревает ужасы и чудовищные нелепости своей родины. Он нападает на Эшли с поразительной злобой. Он, очевидно, хорошо знал их особенно Констанс Эшли-Нишимура и обогатил их портреты множеством дотоле не замеченных штрихов. Аттикус подчеркивает их полное пренебрежение ко всяким условностям. Он особенно негодует по поводу того, что их неуклюжие faux pas[49] нисколько их не смущают. Это справедливо Эшли действительно не умели разбираться в тонкостях общественного, имущественного или служебного положения, а также происхождения и цвета кожи. Кроме того, Аттикус полагает, что они были начисто лишены уважения к самим себе. Они отличались сдержанностью. Они невозмутимо сносили оскорбления и обиды. Он не может отказать им в интеллекте, но утверждает, будто интеллект этот не обладает гибкостью и обаянием. Наиболее язвительные эпитеты он приберег на конец главы. В последнем ее абзаце развивается мысль, что Эшли вне всякого сомнения (ему очень не хочется об этом говорить, но истина все равно должна выйти наружу), что они, вне всякого сомнения, американцы.
5. СЕНТ-КИТТС
1880-1905
Зачем Стэйси вышла за Брека?
Доктор Гиллиз, как и многие в Коултауне, часто спрашивал себя, как могла Юстэйсия Симс настолько потерять голову, чтобы выйти за Брекенриджа Лансинга. Мы немного позже узнаем, как он сам объяснял себе это довольно натянутое объяснение, да еще сформулированное фразой, которая неизменно возмущала его жену, утверждавшую, что так сказать нельзя.
Принято говорить, что мы проживаем жизнь. Вздор! Это жизнь проживает нас.
Брекенридж Лансинг родился в Кристал-Лейк, штат Айова. Мальчишкой он строил планы, когда вырастет, пойти в армию и сделаться знаменитым полководцем. Вместе со старшим братом Фишером он много времени отдавал охоте. Добрым баптистам не положено убивать или другим способом развлекаться по воскресеньям, зато уж по субботам и по праздничным дням они убивали вволю. Брекенридж был настолько метким стрелком, что решил поступить в академию Уэст-Пойнт. К большому его удивлению и разочарованию, оказалось, что от будущих офицеров требуется основательное знание математики. Дважды он держал экзамен и дважды проваливался. За время учения в Брокеттовском баптистском колледже он последовательно собирался в священники, в медики и в юристы. Стал он после окончания младшим продавцом в отцовской аптеке.
Отец его был большой шумный человек, заправила всех клубов и лож, расчетливый бизнесмен, неласковый муж и суровый отец. Повадки свои он унаследовал от собственного отца и впоследствии передал сыновьям. На протяжении многих лет он занимал разные посты от устроителя банкетов до вице-президента Ассоциации фармацевтов Среднего Запада и очень любил бывать на съездах Ассоциации. Во время этих съездов он все вечера допоздна играл в карты со своими коллегами. В ту пору каждый предприимчивый аптекарь старался пристроиться к производству патентованных средств (змеиного навара, как их тогда называли). Мистер Лансинг боялся и презирал своего старшего сына Фишера, который стал адвокатом; Брекенриджа, всем только докучавшего и в аптеке, и вообще в городе, он лишь презирал. Как несостоявшийся медик Брекенридж в свое время немного изучал химию. Отец отвел ему клетушку позади аптеки и велел заниматься изготовлением целительных смесей. Ему уже рисовались в воображении Мазь Лансинга или Лансинговский эликсир из дикого меда. Но у Лансинга-младшего дело не пошло дальше подготовки спиртовой основы и сочинения текста для будущих рекламных проспектов. Зато его лаборатория стала чем-то вроде светского клуба, и опыты часто затягивались до рассвета.
Как-то за картами в Сент-Луисе один из партнеров предложил Лансингу-старшему войти пайщиком в только что созданную компанию по обработке эфирного масла из вест-индского лавра. В соединении с ромом, апельсиновым соком и другими ингредиентами оно может широко применяться и в лекарственной и в косметической практике. По слухам, его также потребляют в больших количествах дамы, имевшие несчастье дать зарок воздержания от спиртного. Лансинг продал два луга и пустошь под застройку и вложил солидную сумму в новое предприятие. По обыкновению он преследовал двойную цель нажить деньги и выдворить Брекенриджа из Кристал-Лейк. Он поехал в Нью-Йорк, взял с собой сына и побывал с ним в главной конторе компании. Он даже дал обед в ресторане Халлорана (специальность бифштексы и раки). Молодой человек произвел благоприятное впечатление. Так бывало всегда при первом с ним знакомстве. Его сделали агентом по закупке сырья. Ром и масла поступали с Антильских островов. Брекенридж отправился к Карибскому морю; там, на острове Сент-Киттс, он и повстречал Юстэйсию Симс.
Юстэйсия происходила из английской семьи, обосновавшейся в тех краях еще в начале XVIII столетия. Из поколения в поколение Симсы роднились с креольскими семьями округи. В жилах Александра Симса, отца Юстэйсии, текла лишь малая толика английской крови, и все же он был британцем до мозга костей. Он не забывал отмечать дни рождения всех членов королевской фамилии, мало того двадцать первого октября, в годовщину славной победы при Трафальгаре, он с утра поднимал на доме английский флаг, а поздней приспускал его в знак траура по адмиралу Нельсону. У женской части семьи, весьма многочисленной обе бабки хозяина и несколько двоюродных тетушек дожили до ста, устремления были другие. Все в них было французское, за исключением подданства. На любом острове, от Шарлотты-Амалии и до Сент-Люсии, у них жили кузены и кузины. Гваделупа была раем их предков. Как все уважающие себя креолки, они числили в своей родне французскую императрицу Жозефину. Почтенные дамы целые дни сидели на верандах, обмахивались веерами и в ожидании очередной трапезы сплетничали о соседях. Мари-Мадлен Дютелье, болтливая, необъятных размеров женщина, была несчастлива, хотя, казалось, привыкла бездумно потакать всем своим прихотям. Происходило это от праздности, обид и скуки. Что до праздности, то в этом была виновата она сама. Она так хорошо поставила дом, что пятеро слуг управлялись со всеми надобностями семейства (от одиннадцати до шестнадцати душ, включая родственниц-приживалок), еще четверых держали для виду. Считалось, что слуги получают по три шиллинга в месяц, но им, в сущности, не нужны были деньги. Хозяева их кормили, одевали, лечили, пороли, заботились об их развлечениях. Себе madame Симс оставила одно только дело распоряжаться. Обиды были те же, что и у всех прочих дам ее положения. Александр Симс имел в Бастерре другую семью. Жила эта семья на окраине, где теснились хижины с тростниковыми крышами, которые едва защищали от тропических ливней, а сильный ветер нередко сносил их напрочь. Каждому солидному горожанину полагалось или, во всяком случае, приличествовало иметь такую вторую семью. У Симса она так разрослась, что сосчитать всех полуголых мальчишек и девчонок можно было, лишь если б все они минуту постояли смирно, чего никогда не случалось. Он часто не узнавал своих отпрысков, встречая их на набережной принца Альберта или на проспекте королевы Виктории. Как только богатый, важный, гневливый белый отец появлялся на пороге их хижины, они поспешно прятались в окружающих зарослях. Не следует путать скуку с апатией, в особенности ту скуку, которой томилась миссис Симс. Скука это энергия, не находящая выхода. Характер миссис Симс, действенный от природы, теперь проявлялся лишь в редких вспышках ярости. Ее предки, до того как осесть на земле и заняться выращиванием сахарного тростника, были моряками, пиратами, искателями приключений. Но она верила, что у истоков ее рода стоит фигура еще более романтическая.
В старину у этих островов часто бросали якорь невольничьи корабли, шедшие из Африки. Здесь свозили на берег больных и умирающих, здесь избавлялись от непокорных, кого не смирили ни побои, ни голод. То были по большей части люди молодые и сильные даже после многих голодных дней за них дали бы на континенте хорошую цену. Капитаны, однако, рады были продать их островным плантаторам даже себе в убыток. Кораблям предстоял еще долгий путь. А эти люди и в оковах были опасны: они сеяли смуту. Вошел в историю Бель-Амаде, принц Ашанти, о нем сложены легенды и песни. Он был продан с аукциона к Гваделупе около 1759 года. Время шло, а он не спешил; сделавшись надсмотрщиком, вел себя так, что заслужил одобрение и даже доверие хозяина. Он был певец, у него был веселый нрав. Он любил детей, и дети его любили. Нередко его звали в дом развлекать пением гостей плантатора; дамы внимали ему, потягивая chocolimiel[50] из чашечек севрского фарфора. Вот как описывает его одна из дошедших до нас песен: Стан его точно высокий кедр, глаза мечут молнии. В той же песне говорится, что у него было сто детей, сто потомков царского рода.
И вот настала ночь Святого Иосифа 19 марта, ночь исступления, ночь разгула длинных серпов. С Мартиники виден был дым, стлавшийся над тринадцатью крупными плантациями. Увлеченные силой духа Бель-Амаде, даже верные слуги старый дворецкий, повар, камеристка, кормилица не пытались помешать резне. Ночь Святого Иосифа! Нельзя, разумеется, вспоминать о ней без ужаса. Но во всяком восстании угнетенных есть величие, заставляющее нас невольно сочувствовать восставшим, это знает каждый читатель мильтоновской поэмы. Рабство и рабовладельца превращает в раба, и, когда оглянешься в прошлое, гордость представляется глупостью. Бель-Амаде схватили, кастрировали и повесили на суку дерева вниз головой, чтоб он умер не сразу, а в длительных мучениях. Потом долгое время им пугали детей; но народное воображение непоследовательно. И о каждом высоком стройном юноше, о каждой здоровой молодой красотке стали говорить шепотом: Y a la une goutte du sang du beau diable![51] Как-то вечером на веранде дома Александра Симса шел разговор о ночи Святого Иосифа и о главном зачинщике событий этой ночи. Юстэйсия, которой было тогда восемь лет, подошла к матери и спросила:
Maman, est-ce que nous est-ce que nous?..[52]
Quoi? Quoi, nous?[53]
Est-ce que nous sommes descendues de Lui?[54]
Tais-toi, petite sotte. Nous sommes parentes de l'Imperatrice. C'est assez, je crois[55].
Mais, maman, reponds[56] Мать повернула к дочери темное, густо напудренное лицо, в ее строгом взгляде сквозила гордость. С минуту она молча смотрела на Юстэйсию. Глаза ее говорили: Конечно, да. Но вслух она сказала:
Tais-toi, petite idiote! Et mouche-toi![57] От кого-то унаследовали Юстэйсия Симс-Лансинг и ее дети буйный нрав, стремление к независимости, своеобразную матовость кожи лишь Энн, пошедшая в отца, составляла исключение.
Александр Симс держал в городе мелочную торговлю. Четыре его дочери были красивы, одна сверх того была и умна. Как только Юстэйсия подросла, ей наскучили пересуды на террасе, и она предпочла помогать отцу в торговле. В семнадцать лет она уже одна управлялась за прилавком, и управлялась с успехом, хоть для нее это было непросто. Красота ей мешала и была в тягость. Приходилось весь день подвергаться упорной осаде не только со стороны местных молодых людей, но и моряков из чужих стран; каждую покупку надолго растягивали нашептываемые любезности, просьбы о встрече, признания в любви. Юстэйсия одевалась строго и скромно, сдерживала природную живость ума. Не насмешничала, да и не хотела насмешничать; только замыкалась в себе. Ее прозвали La Cangueneuse от слова cangue шейная колодка, как называли мундирный воротник французских офицеров XVIII века, до того подпиравший подбородок, что нельзя было шевельнуть головой. Отец сперва удивился способностям, проявленным младшей дочерью, потом обрадовался. Теперь можно было осуществить давнишнюю мечту стать таможенным чиновником и надеть мундир. Можно было послужить своему государю.
Дважды в день ледяной взгляд Юстэйсии теплел: во время ранней обедни, где можно не опасаться посторонних глаз, и поздно вечером, когда в долгожданном уединении она отпирала сундук, таивший в себе белоснежное чудо со приданого.
Она знала свое призвание. Знала, для чего родилась на свет. Для любви, для того, чтобы быть женой и матерью. Вокруг не было примеров такого брака, какой ей рисовался в мечтах. Она его сама придумала. Воздвигла воздушный замок. Птенец, вылупившийся из яйца в темном чулане и сроду не видавший гнезда, когда придет пора гнездования, безошибочно примется за дело. Она собрала милый образ по кусочкам: из наставлении священника, совершающего брачный обряд, из немногих женских романов, ходивших по рукам на острове, из церковных фресок, даже из знакомых супружеств, где господствовали усталость, подавленность, унижение, в лучшем случае покорность судьбе. Есть натуры, которым свойственно создавать идеал так же неуклонно и упорно, как Bombyx mori выделяет шелковое волокно. Юстэйсия Симс ожидала, что любовь поможет ей давать и получать все, чем богата земля; распрямиться во весь рост; родить десятерых детей Рыцарей Баярдов и Жозефин; оправдать свою красоту и дожить до ста лет, лишь слегка согнувшись под ношей любви. При этом она всегда будет непритязательной и скромной и, оставив за дверьми церкви три дюжины детей и внуков, будет, как и теперь, в боковом притворе молиться лишь об одном: чтобы ей и впредь была счастьем женская доля любовь. Уже ей исполнилось девятнадцать, а все не было видно мужчины, молодого или даже в годах, кого хоть на миг она могла бы вообразить своим спутником в той жизни, о которой мечтала. Юстэйсия была так же здорова духовно, как и телесно. Она не мнила о себе чересчур много, просто она знала наперечет всех женихов в округе (все они доводились ей родней), знала их кругозор, их хорошие черты и дурные. Нет, здесь, на этих островах, такого мужа, какой ей был надобен, не найти. Она оживлялась, заслышав иностранную речь. Ей казалось, что нет в мире места прекраснее, чем ее родной край, но что есть места, где не так процветают тщеславие, злоба, лень и пренебрежительное отношение к женщине, она не сомневалась. Она с интересом поглядывала на немецких, итальянских, русских и скандинавских моряков, появлявшихся в порту, однако ухаживаний их сторонилась. Не нужен ей муж-моряк, обреченный три четверти года проводить в плаванье, вдали от домашнего очага, который они вместе построят.
Юстэйсия выжидала. Мать следила за ней из глубокой плетеной качалки, все видя и все понимая. Но у матери были свои заботы; ей нужно было выдать замуж трех старших дочерей, а все имевшиеся на острове женихи не замечали никого, кроме младшей. С ней то и дело заводил разговор кто-нибудь из столпов местного общества, а иногда и священник: Madame Мари-Мадлен Жан-Батист Антуан отличный молодой человек виды на наследство хорошее воспитание без памяти влюблен в вашу дочь Юстэйсию. Не поговорите ли вы с дочерью, chere madame.
Как-то вечером она позвала Юстэйсию в свою комнату.
Послушай, дочка, вот уже два года, как ты отказываешь всем, кто к тебе сватается. Сама не выходишь замуж и сестрам мешаешь. Чего тебе надо?
Вы недовольны, что я работаю в лавке, maman?
Вовсе нет.
Тогда чем же вы недовольны? Разве моя вина, если Антуан и Меме и le petit a Beaurepaire[58] хотят на мне жениться? Они славные молодые люди. Я к ним хорошо отношусь. Но я их не люблю. И они отнимают у меня время, когда я занята делом.
Вот как?.. Тогда слушай меня внимательно, Юстаси.
Оказалось, во Франции, если молодой девушке приходится одной ездить дилижансом или по железной дороге, путешествие часто бывает неприятным. Ее толкают и тискают и всячески, бога не боясь, донимают мужчины, молодые и старые. Что же делает скромная девушка, чтобы уберечь себя от этого? Натирает лоб и щеки соком остролиста. Коже он не вредит. Отмывается в одну минуту. Но, наложенный на лицо, он словно гасит сияние юности. Кожа становится землисто-серой даже с прозеленью. И безобразники больше не привязываются!
Что ты на это скажешь, Юстаси?
Maman, ангел! А где его взять, этот сок?
На наших островах остролист не растет, но у нас есть кое-что другое. Есть растение, которое называется borqui, или boraqui. Вот, взгляни.
Скорей дайте мне его попробовать, maman! Скорей!
По острову пошли толки, что Юстэйсия слишком много трудится в лавке. Она постарела, подурнела. Остаться ей старой девой. А у старших сестер завелись поклонники. На рождество Маржолен стала невестой.
Но стоило появиться на Сент-Киттсе Брекенриджу Лансингу, как к Юстэйсии Симс вдруг вернулась былая красота.
За что бы ни брался Брекенридж Лансинг, начинал он всегда хорошо. Он переезжал с острова на остров, заключая сделки на поставку лаврового масла и рома. Всюду ему сопутствовала удача. Со складов плантаций выкатывали бочки, бутыли, бочонки и наклеивали на них адреса лабораторий компании, которую он представлял: Джелинек, штат Нью-Джерси. Попутно его развлекали кто как мог. Устраивали балы при свечах под открытым небом в просторном дворе плантаторского дома. Приглашали его на охоту. Матери принаряжали для него дочерей. Мужчинам, правда, с ним скоро делалось скучно. В нем было немало мальчишески привлекательного, но местные мужчины не привыкли общаться с мальчишками. Зато он покорил сердца всех женщин, включая Юстэйсию Симс.
Сколько лет потом Юстэйсия будет с тоской спрашивать себя: как? чем?
В одно ясное декабрьское утро, задолго до посещения Лансинга, жители Бастерра были поражены живописнейшим зрелищем: в порт входила большая четырехмачтовая шхуна, где на каждой рее стоял десяток подростков в белом, вытянув руки в стороны. Дальнейшее оказалось еще более удивительным. Учебный корабль польского флота Гдыня совершал кругосветное плаванье. На нем было двести гардемаринов в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет. Когда у людей, населяющих целый остров, у всех черные глаза и черные волосы, им кажется, что такая масть естественна, как и сопутствующие ей черты характера, что таков Человек. Тут нет для них тайн. Черты эти привычны и принимаются как должное и хвастовство, и вероломство, и увертливость. И что же! Вдруг на берег сошли двести юных гардемаринов и их командиры и явили островитянам образ иного Человека с беззащитной синевой ясных глаз, с волосами цвета меда, словно говорящего о чистоте и невинности. Когда Григорий Великий впервые увидел на римском невольничьем рынке рабов из Британии, он воскликнул: Это не англы, это ангелы! Четырехмачтовик Гдыня продолжал свой путь вокруг света, но в воображении женщин Сент-Киттса плыла на развернутых белых парусах другая Гдыня с экипажем из непорочных рыцарей, синеоких и розово-золотистых.
Доктор Гиллиз обсасывал каждую свою идею, как собака обгладывает найденную кость, и доктор Гиллиз говорил:
Природа не терпит крайностей. За последний миллион миллионов лет человечество чересчур расползлось. И вот читаешь в газетах, что во Франции все реже встречаются белокурые женщины; хористок для варьете приходится подбирать в Швеции и Англии. Будущее за шатенами. В российских церквах почти вывелись мощные басы, от которых звенели паникадила, а в Берлине тенора на вес золота. Будущее за баритонами. Когда-нибудь не останется ни высоких, ни низеньких, ни смуглых, ни белокожих. Природа стремится покончить с крайностями. Чтоб ускорить дело, она спаривает противоположные особи. Библия учит, что в конце всех концов, когда наступит Золотой век, лев и агнец возлягут рядом. Мне кажется, это уже не за горами.
Перестань, пожалуйста, Чарльз.
Мужчин буйного нрава начнут привлекать кроткие, благоразумные женщины. Сова и буревестник возлягут рядом. Сонная абстрактная мудрость станет сочетаться с кипучей энергией. А птенцы, птенцы, каковы будут птенцы! Взять хотя бы нас с тобой, Кора.
Уж меня-то оставь в покое.
Дарвин не щадил трудов, чтобы показать нам, как природа отбирает то, что способно приноровиться и выжить.
Чарльз, я не хочу, чтобы в моем доме произносилось это имя.
Может быть, теперь, спустя сотни миллионов лет, природа начала естественный отбор по признаку ума, интеллекта, духа. Может быть, природа вступает в новую эру. Глупцы будут вырождаться, мудрые развиваться и крепнуть. Может быть, оттого Стэйси вышла за Брека. Такова была воля природа. Ей требовалось интересное человеческое потомство для подтверждения ее новых идей Принято говорить, что мы проживаем жизнь. Вздор! Это жизнь нас проживает.
Бессмысленные слова.
У Брекенриджа Лансинга было заурядное лицо продавца из айовской аптеки, но глаза его синели, как васильки, а волосы отливали серебристым золотом. Антильские плантаторы думали о том, что с ним можно заключить выгодную сделку; Юстэйсия Симс думала о том, что от него можно родить детей, похожих на крылатых младенцев с алтарных фресок.
В Нью-Йорке в правлении компании деятельностью Лансинга остались довольны. Он вернулся в Штаты, переполненный идеями и проектами. От предложения снова отправиться на берега Карибского моря он ловко увернулся. Он знал уже, что он не из тех, к кому удача приходит дважды. Он добился перевода в Нью-Джерси, на лабораторную работу. Склоняясь в облаках пара над колбами и ретортами, он многозначительно щурился и бормотал что-то невнятное. От людей, работавших рядом, он заимствовал обрывки познаний, связанных с проводимыми в лаборатории опытами. Он даже пробовал предлагать кое-какие усовершенствования, но благоприятного впечатления от знакомства с ним хватило ненадолго. При перегонке угля на деготь получаются некоторые побочные продукты, со сходной целью используемые в сходных производственных процессах. Компания направила Лансинга в Питтсбург выяснить возможности совместных исследований и получения совместных патентов. В питтсбургской компании пришли в восторг от его ума и энергии (Давно не встречали такого блестящего молодого человека!.., Клад, да и только!) и предложили перейти к ним. Он немедленно согласился. Он любил перемены. Партнеров для игры в карты можно найти повсюду, дичь для охоты можно найти повсюду, женщин, какие ему нравились и каким нравился он, тоже можно найти повсюду. Но прежде, чем переехать в Питтсбург, он еще раз съездил в Бастерр и женился на Юстэйсии Симс. В Питтсбурге молодые супруги больше года не задержались. С любезностями и дружескими рукопожатиями Лансинга проводили в Коултаун, штат Иллинойс, на шахту Убогий Джон.
Перед свадьбой Юстэйсия Симс провела немало мучительных часов в своей приходской церкви. Ведь она выходила за человека чужой веры. Но кое-какие события, происшедшие в городе за последние месяцы, укрепили ее в принятом решении. Она лишний раз увидела, какая участь ждет женщину, становящуюся женой черноглазого и черноволосого представителя мужского пола. Она распродала большую часть своего приданого и изъяла из отцовской кассы сумму, которая, на ее взгляд, причиталась ей по праву. Лансинг так и не узнал, что у нее было припрятано больше тысячи долларов часть за рамой бабкина зеркала, часть в подкладке одежды. Насчет законности супружества Юстэйсии Симс могли бы возникнуть некоторые сомнения. Супружеский обет пришлось давать трижды в королевской регистратуре, в баптистской церкви и в католической. Все три церемонии были втиснуты в три дня, так как Лансинг торопился в Питтсбург, к месту своей новой службы. Единственная из трех церемоний, которая что-то значила для самой Юстэйсии, была совершена в маленькой церковке на дальней окраине острова. Совершавший ее священник доводился ей дядей и нежно любил племянницу. Он постарался сделать свое дело со всей возможной обстоятельностью, несмотря на спешку (Лансинг дал слово, что приступит к работе в кратчайший срок). Юстэйсия не заметила или не пожелала заметить кое-какие пропуски в брачном обряде.
Так или иначе, брак ее был освящен церковью. Лансинг дважды надел ей на палец обручальное кольцо. Он купил его еще в Нью-Йорке, но, к несчастью, накануне отплытия проиграл сорок долларов каким-то случайным партнерам. От наметанного купеческого глаза Юстэйсии не укрылось, что кольцо медное, позолоченное. Она копнула свои сбережения и тайком заменила его другим, из чистого золота.
Они привлекали всеобщее внимание на пароходе, которым плыли в Нью-Йорк,
он живостью ума, она красотой. (В ней природная живость ума не уступала красоте, но за три дня вся куда-то пропала; и возвратилась лишь через восемь лет, как возвращается оголодавший пес к родному порогу.) На седьмой и последний вечер их путешествия капитан поднял тост за самую обворожительную молодую чету, какую ему когда-либо выпадала честь везти на своем судне. Пассажиры аплодировали стоя.
У Юстэйсии было такое чувство, будто она одну за другой одолевает высокие горы отчаяния. Еще можно было как-то свыкнуться с тем, что муж оказался неравнодушен к богатству и общественному положению черта, всегда отталкивавшая ее в отце; что он любит помыкать слугами черта, отталкивавшая ее в матери; что он скуп в мелочах и расточителен в крупном. Но самым, пожалуй, невыносимым для нее была его страсть мысленно убивать людей. И на палубе и в кают-компании он то и дело наводил воображаемый пистолет на пассажиров корабля. Пиф-паф! Ага, готов! Прицел повыше Так! Прошу извинить, мадам! Всего хорошего! Дождемся, когда старый жираф покажется опять!
Да чем они тебе помешали, Брекенридж, пусть живут.
Хорошо, Стэйси, раз ты так хочешь, моя радость. Вот еще только одного скормлю акулам.
Умолкал он лишь во сне. Всякому новобрачному супругу принадлежит завидное право приобщать вчерашнюю невинную девушку к сфере скабрезного остроумия. Почти во всех анекдотах на сексуальные темы, точно дубинка в букете роз, прячется воинствующее пренебрежение к женщине. Если Брекенриджу Лансингу и случалось слышать иные, в его памяти они не удержались.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |