Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Народный перевод TwilightRussia 10 страница



Адам – совсем другое дело. Запомнить Адама было бы подобно тому, чтобы снова потерять его, не знаю, смогу ли я помимо всего прочего вынести ещё и это.
Ким подходит к операции по отвлечению внимания, когда Брук Вега с дюжиной отборных панков нагрянули в больницу. Она говорит, что до того, как они попали в отделение интенсивной терапии, она очень боялась влипнуть в неприятности, но когда ворвалась в палату, то приободрилась. Когда охрана схватила Ким, она совсем не боялась.

– Я продолжаю думать, что самое худшее из того, что могло случиться? Я попадаю в тюрьму. У мамы истерика. Я под домашним арестом на целый год, – на минуту Ким замолкает. – Но после того, что случилось сегодня, ничего более страшного произойти не может. Даже заключение в тюрьму – пустяк по сравнению с тем, чтобы потерять тебя.

Я понимаю, Ким говорит это, чтобы попытаться подержать во мне жизнь. Скорее всего, она не осознаёт, что каким-то странным образом её комментарий освобождает меня, совсем как дедушкино разрешение. Знаю, для Ким моя смерть станет кошмаром, но я также думаю о том, что она сказала: о том, чтобы не бояться, о том, что тюрьма не сравнится с моей потерей. И вот почему я знаю, что с Ким всё будет хорошо. Моя смерть причинит ей боль, такую, которая поначалу не будет ощущаться по-настоящему, а когда будет, то от неё перехватит дух. Остаток выпускного класса Ким будет, наверное, отстойным, что касается получения всех этих надоедливых выражений сострадания о смерти-твоей-лучшей-подуги, которые будут сводить её с ума, потому что мы действительно самые близкие школьные подруги друг для друга. Но она справится. Она уедет из Орегона. Поступит в колледж. Обретёт новых друзей. Влюбится. Станет фотографом, таким, которому никогда не приходится летать на вертолётах. И держу пари, она станет сильнее благодаря тому, что теряет сегодня. У меня есть ощущение, что, пережив однажды что-то подобное, ты становишься чуточку более несгибаемым.

Знаю, это делает меня немного лицемерной. Если это так, не следует ли мне остаться? Пройти через это? Может быть, если бы у меня был некоторый опыт, может быть, если бы в моей жизни было больше потерь, я была бы лучше подготовлена к уходу. Не то, чтобы моя жизнь была идеальной. У меня были разочарования, я испытывала одиночество, и раздражение, и злость, и всю эту фигню, которую испытывает каждый. Но что касается большого горя, то эта участь меня миновала. Я никогда не была достаточно сильной, чтобы справиться с тем то, что мне придётся вынести, если я должна была бы остаться.



Сейчас Ким рассказывает мне о том, как была спасена Уиллоу от неминуемого ареста. Когда она описывает, как Уиллоу распоряжается всем в больнице, в её голосе столько восхищения. Я представляю, как Ким и Уиллоу становятся подругами, несмотря на разницу в возрасте в двадцать лет. Это делает меня счастливой – представлять их пьющими чай или идущими вместе в кино, всё ещё связанными друг с другом незримыми узами семьи, которой больше не существует.

Теперь Ким по пальцам перечисляет всех, кто присутствует в больнице или был здесь в течение дня.

– Твои бабушка и дедушка, тёти, дяди и двоюродные братья и сёстры. Адам и Брук Вега со всякими баламутами. Друзья Адама по группе – Майк, и Фитци, и Лиз, и её подруга Сара – все они, выйдя из отделения интенсивной терапии, спустились вниз в приёмную. Профессор Кристи, которая приехала и осталась на половину ночи прежде, чем уехать обратно, так что она смогла поспать пару часов, принять душ и провести несколько назначенных на утро приёмов. Генри с малышкой, которые сейчас в пути, потому что она проснулась в пять утра, и Генри позвонил нам и сообщил, что больше не может оставаться дома. И я с мамой, – закончила Ким. – Вот это да! Я сбилась со счёта, сколько же было человек. Но их было немало. И ещё больше людей звонили и просили разрешения приехать, но твоя тётя Диана попросила их подождать. Она говорит, что мы сами себе порядком надоели. И я думаю под «мы» она подразумевает меня и Адама. – На какую-то долю секунды Ким умолкает и улыбается. Затем издаёт этот забавный звук, сочетание кашля и прочищения горла. Я и раньше слышала, как она издаёт этот звук, Ким делает так, когда собирается с духом, готовясь спрыгнуть со скалы в бодрящую речную воду.

– Я действительно понимаю, что в этом главное, – продолжает она. – Прямо сейчас в приёмной около двадцати человек. Некоторые из них приходятся тебе родственниками. Некоторые – нет. Но все мы твоя семья.

Теперь Ким останавливается. Наклоняется ко мне так близко, что пряди её волос щекочут моё лицо. Она целует меня в лоб.
- У тебя по-прежнему есть семья, – шепчет Ким.

Прошедшим летом мы принимали у себя гостей на стихийной вечеринке по случаю Дня труда. Это была горячая пора. Лагерь. Потом мы поехали в Массачусетс – в дом бабушкиной семьи. У меня было ощущение, что за всё лето я едва ли виделась с Адамом и Ким. Мои родители сокрушались, что несколько месяцев не виделись с Уиллоу, Генри и малышкой. «Генри говорит, она сегодня начала ходить», – упомянул папа в то утро. Мы все вместе сидели в гостиной перед вентилятором, пытаясь не расплавиться. В Орегоне стояла аномальная жара. Было всего десять утра, а температура уже поднялась до девяноста градусов[29].

Мама взглянула на календарь.

– Ей уже десять месяцев. Куда бежит время? – потом она посмотрела на нас с Тедди. – Как это возможно, что у меня дочь, которая идёт в последний класс старшей школы? Как, чёрт возьми, может мой малыш идти во второй класс?

– Я не малыш, – вспыхнул явно обиженный Тедди.
– Простите, юноша, но Вы всегда будете моим малышом, если только у нас не будет ещё одного ребёнка.
– Ещё одного? – с притворной тревогой поинтересовался папа.
– Расслабься. Я шучу – по большей части, – ответила мама. – Посмотрим, что со мной станется, когда Миа уедет в колледж.
– В декабре мне исполнится восемь. Тогда я стану мужчиной, и тебе придётся называть меня Тед, – сообщил Тедди.
– Неужели? – засмеялась я, забрызгав себе нос апельсиновым соком.
– Мне Кейси Карсон так сказал, – объяснил Тедди, его губы сжались в полную решимости линию.
Мы с родителями вздохнули. Кейси Карсон был лучшим другом Тедди, и мы все его очень любили и считали, что его родители производят впечатление столь милых людей, что не понимали, как они могли дать своему ребёнку такое нелепое имя.
– Ну, уж если Кейси Карсон так сказал… – захихикала я, и мама с папой тоже засмеялись.
– Что смешного? – спросил Тедди.
– Ничего, мой мальчик, – ответил папа. – Это всё жара.
– А можно нам сегодня всё-таки включить оросительную установку? – попросил Тедди. Папа обещал, что днём он сможет побегать под оросительной установкой, несмотря на то, что этим летом губернатор просил всех жителей штата экономить воду. Эта просьба раздражала папу, который утверждал, что мы, жители Орегона, восемь месяцев в году страдаем от дождей, и должны быть навсегда освобождены от забот об экономии воды.
– Конечно, можно, – ответил папа. – Если хочешь, залей там всё.
Тедди выглядел умиротворённым.
– Раз малышка умеет ходить, то она может побегать со мной под оросительной установкой. Можно ей пойти со мной?
Мама посмотрела на папу.
– А это неплохая идея, – согласилась она. – Думаю, Уиллоу сегодня свободна.
– Мы могли бы устроить барбекю, – предложил папа. – Сегодня день труда, а готовку на гриле в эту жару, определённо, можно расценивать как труд.
– К тому же у нас полный морозильник стейков ещё с тех пор, когда твой отец решил заказывать только такое мясо, – добавила мама. – Почему бы и нет?
– Можно Адаму прийти? – спросила я.
– Конечно, – ответила мама. – В последнее время мы почти не видели твоего молодого человека.
– Знаю, – сказала я. – С группой начали происходить важные события.

В то время я была взволнована этим. Искренне и всецело. Бабушка совсем недавно посеяла во мне интерес к Джульярдской школе, но он не укоренился. Я ещё не решилась подавать туда документы. Отношения с Адамом ещё не стали запутанными.
– Если рок-звезда сможет вынести скромный пикник в обществе таких зануд, как мы, – пошутил папа.
– Если он может вынести такую зануду, как я, сможет вынести и таких зануд, как вы, – пошутила я в ответ. – Я думаю пригласить и Ким тоже.
– Чем больше компания, тем веселее, – сказала мама. – Устроим вечеринку как в старые добрые времена.
– Когда по земле ещё бродили динозавры? – спросил Тедди.
– Именно, – ответил папа. – Когда динозавры бродили по земле, и мы с вашей мамой были молоды.

Пришло около двадцати человек. Генри, Уиллоу, малышка, Адам, который привёл с собой Фитци, Ким, которая привела двоюродную сестру, приехавшую погостить из Нью-Джерси, плюс целая толпа друзей моих родителей, с которыми они не виделись целую вечность. Папа вытащил из подвала нашу старую жаровню и провёл послеполуденные часы, очищая её. Мы зажарили стейки и – это же Орегон – палочки из тофу и вегетарианские бургеры. Был ещё арбуз, который мы охладили в ведре со льдом, и салат из овощей с органической[30] фермы, которую завёл кто-то из друзей мамы и папы. Мы с мамой испекли три пирога с дикой ежевикой, которую собрали я и Тедди. Мы пили пепси из старомодных бутылок, найденных папой в какой-то старой деревенской лавке, и, клянусь, еда была вкуснее, чем обычно. Может быть, так казалось, потому что было очень жарко, или потому что вечеринка была устроена в последнюю минуту, или, может, потому что всё вкуснее, когда приготовлено на гриле, но это было одно из тех угощений, которое точно знаешь, что не забудешь.

Когда папа включил оросительную установку для Тедди и малышки, то и все остальные решили побегать под её струями. Мы оставили её включённой на столь долгое время, что бурая трава превратилась в большую лужу скользкой грязи, и я задумалась, не может ли сам губернатор приехать и отчитать нас. Адам схватил меня, и, смеясь, мы закружились по лужайке. Было так жарко, что я даже не беспокоилась о том, чтобы переодеться в сухую одежду, просто продолжая поливаться водой всякий раз, когда становилась слишком потной. К концу дня мой сарафан был обречён. Тедди снял рубашку и грязью нарисовал на себе полосы. Папа сказал, что он похож на одного из мальчиков из «Повелителя мух»[31].

Когда стало темнеть, бóльшая часть гостей ушла, чтобы успеть на фейерверк в университете или послушать играющую сегодня в городе группу Oswald Five-0. Остались немногие, включая Адама, Ким, Уиллоу и Генри. Когда похолодало, папа развёл на лужайке костёр, и мы поджаривали на нём зефир. Потом появились музыкальные инструменты. Папин барабан из дома, гитара Генри – из его машины, запасная гитара Адама – из моей комнаты. Все сидели рядом, распевая песни: папины песни, песни Адама, старые песни групп Clash и Wipers. Тедди танцевал вокруг нас, золотое пламя костра отражалось в его светлых волосах. Помню, как смотрела на всё это, и в груди возникло приятное ощущение, и я подумала: «Вот что значит чувствовать себя счастливой».

В какой-то момент папа и Адам перестали играть, и я заметила, что они о чём-то перешёптываются. Потом они пошли в дом, чтобы, как они заявили, принести ещё пива. Но когда вернулись, то принесли мою виолончель.
– О, нет, я не даю концертов, – сказала я.
– Мы не хотим, чтобы бы давала концерт, – возразил папа. – Мы хотим, чтобы ты сыграла вместе с нами.
– Ни за что, – ответила я. Адам иногда пытался добиться того, чтобы я сыграла вместе с ним, но я всегда отказывалась. Позже он стал шутить, что большее, на что я готова – это дуэт на воображаемой гитаре и воображаемой виолончели.
– Почему нет, Миа? – спросила Ким. – Разве ты такой сноб по части классической музыки?

– Дело не в этом, – сказала я, внезапно запаниковав. – Просто два этих стиля несовместимы.

– Кто так говорит? – с сомнением спросила мама, её брови приподнялись.
– Ага, кто бы мог подумать, что ты эдакий музыкальный сегрегационист? – пошутил Генри.
Взглянув на Генри, Уиллоу закатила глаза и повернулась ко мне.
– Пожалуйста, очень тебя прошу, – сказала она, укачивая на коленях малышку, чтобы та заснула. – Мне больше никогда не доведётся услышать твою игру.
– Давай, Миа, – подбодрил Генри. – Ты в кругу семьи.
– Конечно, давай, – добавила Ким.
Адам взял меня за руку и погладил пальцами мою ладонь.
– Сделай это ради меня. Я очень хочу сыграть с тобой. Хотя бы раз.

Я уже собиралась было покачать головой и снова сказать, что моей виолончели нет места среди импровизирующих гитар, нет места в панк-рок мире. Но потом посмотрела на маму, которая улыбалась мне, словно бросая вызов, и на папу, который постукивал по своему барабану, притворяясь равнодушным, чтобы не оказывать на меня никакого давления, и на подпрыгивающего Тедди – впрочем, я подумала, что он скакал из-за зефира, а не из-за желания услышать мою игру – и Ким, и Уиллоу, и Генри, все смотрели на меня так, словно для них это было действительно важно, а Адам смотрел с таким благоговением и гордостью, как и всегда, когда слушал мою игру. А я была немного напугана перспективой потерпеть фиаско, не быть гармоничной, сыграть плохо. Но все смотрели на меня со столь пристальным вниманием, так ждали, что я присоединюсь, и я поняла, что плохое звучание было не худшим из того, что могло бы случиться.

И я сыграла. И хотя вы никогда бы не подумали, но виолончель вполне сносно звучала с гитарами. На самом деле она звучала просто потрясающе.

7:16 утра

Утро. А в больнице рассвет иного рода - шуршание покрывал, пробуждение. В некотором смысле больница никогда не засыпает. Свет никогда не выключают, медсёстры остаются на ногах и, хотя снаружи ещё темно, вы можете сказать, что всё просыпается. Возвращаются доктора, поднимают мне веки, светят своими медицинскими фонариками, хмурятся, неразборчивым почерком делая пометки в моей карте, будто бы я обманула их ожидания.
Мне уже всё равно. Я устала от всего этого и скоро всё закончится. Социальная работница тоже вернулась к исполнению своих служебных обязанностей. Похоже, ночной сон не сильно ей помог: глаза по-прежнему опухшие, волосы в беспорядочных завитушках. Она читает мою медицинскую карту и слушает последние новости медсестёр о моей неспокойной ночи, что, кажется, делает её даже ещё более усталой. Возвращается и медсестра с иссиня-чёрной кожей. Она приветствует меня, говоря, как рада видеть меня этим утром и что думала обо мне прошедшей ночью, надеясь, что я буду здесь. Потом она заметила кровавое пятно на моём одеяле и, пощелкав языком, поспешила принести новое.

После ухода Ким посетителей больше не было. Наверное, Уиллоу исчерпала людей, которые могли бы меня поддержать. Интересно, все медсёстры осведомлены об этих решительных действиях? Сестра Рамирез, несомненно, знала. И, думаю, медсестра, которая сейчас радом со мной, тоже знает, судя по тому, с какой радостью она исполняет свои обязанности оттого, что я пережила эту ночь. И Уиллоу, кажется, тоже понимает это, - что она уже всех провела через мою палату. Мне так нравятся эти медсёстры. Надеюсь, они не примут моё решение близко к сердцу.
Сейчас я так устала, что едва ли могу даже моргать. Всё это лишь вопрос времени, и часть меня удивляется, почему я откладываю неизбежное. Но я знаю, почему. Я жду, когда вернётся Адам. Кажется, он ушёл целую вечность назад, хотя прошёл, наверное, лишь час. Но Адам просил меня подождать, поэтому я буду ждать. Это самое малое, что я могу для него сделать.

Мои глаза закрыты, поэтому, прежде чем увидеть Адама, я слышу его. Слышу резкое, хриплое дыхание. Он дышит часто и тяжело, словно только что пробежал марафон. Затем я чувствую запах его пота, свежий мускусный аромат, который я, если бы могла, разлила во флаконы и использовала как духи. Я открываю глаза. Глаза Адама закрыты. Но его веки опухли и покраснели, поэтому я знаю, что он делал. Вот почему он ушёл? Плакать, чтобы я этого не видела?

Адам не столько садится в кресло, сколько падает в него, словно одежда, брошенная кучей на пол в конце долгого дня. Он закрывает лицо руками и глубоко дышит, чтобы успокоиться. Минуту спустя он опускает руки на колени.
– Просто послушай, – произносит Адам голосом, напоминающим звуки разлетающейся шрапнели.
Теперь я широко открываю глаза. Я сажусь, насколько это возможно. И слушаю.
– Останься, – на этом слове голос Адама прерывается, но он сдерживает эмоции и продолжает. – Нет слова, чтобы описать случившееся с тобой. В этом нет ничего хорошего. Но есть кое-что, ради чего стóит жить. И я не о себе говорю. Это просто… Не знаю. Может быть, я несу чушь. Знаю, я в шоке. Я понимаю, что не осознал ещё того, что случилось с твоими родителями, с Тедди… – когда Адам произносит «Тедди», его голос надламывается, и поток слёз льётся по лицу. И я думаю: я люблю тебя.

Я слышу, как Адам делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, а затем продолжает:

– Всё, о чём я могу думать, – как несправедливо будет, если твоя жизнь окончится здесь, сейчас. Я имею в виду, я знаю, что она изменится навсегда, независимо от того, что происходит сейчас. И я не настолько глуп, чтобы думать, что могу исправить то, что не может исправить никто. Но я не могу смириться с мыслью, что ты не состаришься, не родишь детей, не поступишь в Джульярдскую школу, не сыграешь на виолончели перед огромной аудиторией так, что зрителей охватит такая дрожь, какую я ощущаю всякий раз, когда вижу, как ты поднимаешь смычок, всякий раз, когда вижу, как ты улыбаешься мне.

– Если ты останешься, я сделаю всё, чего бы ты ни пожелала. Я брошу группу, поеду с тобой в Нью-Йорк. Но если тебе нужно, чтобы я ушёл, я сделаю и это. Я разговаривал с Лиз, и она сказала, что, возможно, возврат к твоей прежней жизни будет слишком болезненным, что, может быть, тебе будет проще вычеркнуть нас из памяти. И это будет отстойно, но я приму это. Я смогу лишиться тебя подобным образом, если не потеряю тебя сегодня. Я отпущу тебя. Если ты останешься.

Значит, это Адам, который отпускает. Рвущиеся из него рыдания подобны кулакам, бьющим по нежной плоти.

Я закрываю глаза. Затыкаю уши. Я не могу видеть этого. Не могу этого слышать.

Но теперь я уже слышу не Адама. А тот звук, тихий стон, который вмиг устремляется ввысь и превращается в нечто мелодичное. Виолончель. Адам приложил наушники к моим безжизненным ушам и кладёт iPod мне на грудь. Он извиняется, говоря, что знает, что это не самая любимая моя композиция, но это лучшее, что он мог сделать. Он увеличивает громкость настолько, что я могу слышать музыку, плывущую в утреннем воздухе. Затем Адам берёт мою руку.

Это Йо-Йо Ма*. Andante con moto e poco rubato. Тихо, едва ли не с предостережением, играет фортепиано. Вступает виолончель, подобная обливающемуся кровью сердцу. И внутри меня словно что-то взрывается.

Я сижу за столом со своей семьёй за завтраком, пью горячий кофе, смеюсь над усами Тедди из шоколадной крошки. За окном падает снег.

Я посещаю кладбище. Три могилы под деревом на холме, возвышающемся над рекой.

Я лежу рядом с Адамом на песчаной отмели у реки, моя голова покоится на его груди.

Я слышу, как люди произносят слово сирота и понимаю, что они говорят обо мне.

Я гуляю с Ким по Нью-Йорку, небоскрёбы отбрасывают тени на наши лица.

Я держу Тедди на коленях, щекочу его, а он хихикает так, что неожиданно падает.

 

Я сижу со своей виолончелью, той самой, которую мама и папа подарили мне после первого выступления. Мои пальцы гладят дерево и колок[32], которые время и прикосновения сделали гладкими. Теперь мой смычок, готовый к действию, балансирует над струнами. Я смотрю на свою руку, ждущую начала игры.


Я смотрю на свою руку, которую держит рука Адама.

Йо-Йо Ма продолжает играть, фортепиано и виолончель будто вливаются в моё тело так же, как внутривенная капельница или кровь во время переливания. Воспоминания о моей жизни, какой она была, и её мгновения, какой она могла бы быть, возникают так быстро и неистово. Я чувствую, что не могу больше угнаться за ними, но они продолжают появляться, и все они накладываются друг на друга так, что я не могу больше этого вынести. Не могу ощущать это ни одной секундой дольше.
Слепящая вспышка, боль, которая разрывает меня за одно обжигающее мгновение, безмолвный крик моего разбитого тела. Впервые я могу чувствовать, какая агония, в полном смысле этого слова, ждёт меня, если я останусь.

Но потом я чувствую руку Адама. Не мысленно, а физически. Я больше не сижу, съёжившись, на стуле. Я лежу на спине, на больничной койке, снова единая со своим телом.

Адам плачет, и где-то внутри я тоже плáчу, потому что, наконец, чувствую реальность. Я чувствую не только физическую боль, но и всё, что потеряла, и это сложно, и катастрофично, и оставит на мне шрам, который никогда не зарастёт. Но я чувствую и всё то, что есть в моей жизни, включая как то, что я потеряла, так и великое множество неведомого из того, что жизнь, вероятно, ещё преподнесёт мне. Всего слишком уж много. Ощущения накапливаются, грозя проломить грудь. Единственный способ спастись от них – сосредоточиться на руке Адама, сжимающей мою руку.

И внезапно я ощущаю потребность держать его за руку, более сильную, чем все потребности, которые я когда-либо ощущала в этом мире. Не просто чтобы его рука держала мою, но и чтобы моя держала его руку. Я направляю каждую оставшуюся крупицу энергии в правую руку. Я слаба, и это так трудно. Это самое тяжёлое, что мне когда-либо приходилось делать. Я собираю всю любовь, которую когда-либо чувствовала, собираю все силы, которые бабушка, дедушка, Уиллоу и медсёстры дали мне. Собираюсь с духом, который мама, папа и Тедди вселили бы в меня, если бы могли. Я собираю все свои силы, фокусирую их как лазерный луч на пальцах и ладони своей правой руки. Я представляю, как моя рука гладит Тедди по голове, сжимает смычок, балансирующий над виолончелью, как мои пальцы переплетаются с пальцами Адама. А потом сжимаю его руку.

Исчерпав силы, я отпускаю руку, неуверенная в том, сделала ли я сейчас то, что сделала. И что это значит. Если это было замечено. Если это имеет значение.

Но потом я чувствую, как Адам крепче сжимает мою руку, будто бы держит всё моё тело целиком. Словно может поднять меня с этой койки. Дальше я слышу звук его частого дыхания, а затем и голос. Впервые за сегодня я могу по-настоящему слышать его.

 

– Миа? – зовёт он.

 


[1] Джульярдская школа (англ. Juilliard School) — одно из крупнейших американских высших учебных заведений в области искусства

[2] Э́лис Ку́пер (англ. Alice Cooper; имя при рождении Ви́нсент Дэ́ймон Фурнье (или Фёрни́эр) (англ. Vincent Damon Furnier; 4 февраля 1948, Детройт) — американский рок-музыкант, вокалист, автор песен.

[3] Ramones («Рамоунз») — американская рок-группа, одни из самых первых исполнителей панк-рока, оказавших влияние как в целом на этот жанр, так и на многие другие течения альтернативного рока.

[4] Джонатан Ричман – один из участников группы The Modern Lovers. американская рок-группа, образовавшаяся в 1970 году в Массачусетсе, просуществовавшая четыре года, распалась (ничего не выпустив) в 1974 году и осталась в истории одним из самых влиятельных коллективов протопанка, чьи последние записи (согласно Trouser Press) «явились ключевым звеном между Velvet Underground и панк-роком». В 1976 году Джонатан Ричман, участник, сохранившй юридическое право на название, реформировал группу как Jonathan Richman and the Modern Lovers. Этот коллектив выпустил восемь альбомов, которые не имели ничего общего с изначальным направлением оригинального состава 1970—1974 годов, в котором Ричман был рядовым участником, а не лидером.

[5] Шкала комы Глазго - шкала для оценки степени нарушения сознания и комы детей старше 4-х лет и взрослых.

[6] «Мерцай, мерцай, маленькая звездочка» - популярная английская колыбельная

[7] Сент-Хеленс (или иначе, гора Святой Елены) — активный стратовулкан, расположенный в округе Скамания штата Вашингтон, США, в 154 километрах к югу от Сиэтла и в 85 километрах от города Портленд (Орегон).

[8] Журнал National Geographic (англ. National Geographic Magazine) — официальное издание Национального географического общества, основанное в октябре 1888 года. Журнал издаётся в нескольких странах и на разных языках.Журнал специализируется на статьях о географии, природе, истории, науке и культуре. Материалы снабжаются большим количеством фотографий.

[9] речь идет о раздельных контейнерах для мусора, в этом случае – для бумажных отходов

[10] Маунт-Худ — Стратовулкан. Расположен в Северной Америке, в штате Орегон в США. Расположена на севере штата в 50 милях (80 км) к юго-востоку от Портленда.

[11] Американский виолончелист китайского происхождения

[12] 10 класс из 12 согласно американской системе среднего образования

[13] Ушиб головного мозга (лат. contusio cerebri) — черепно-мозговая травма при которой происходит поражение непосредственно тканей головного мозга, всегда сопровождается наличием очага некроза нервной ткани.

[14] Джон Колтрейн (1926 –1967) – американский джазовый музыкант

[15] Карнеги Холл – концертный зал в Нью-Йорке.

[16] Эндорфины – вещества, выработка которых в организме увеличивается в ответ на стресс с целью уменьшения болевых ощущений.

[17] Рыбацкая пристань – портовый район Сан-Франциско, одна из главных туристических достопримечательностей города.

 

[18] Ханукальная менора – светильник, который зажигают на празднование Хануки.

[19] Тора – определение из википедии

[20] Бат-мицва – достижение еврейской девочкой религиозного совершеннолетия.

[21] Шаббат – в иудаизме — седьмой день недели, в который Тора предписывает воздерживаться от работы.

[22] Оценка «В» в американской системе образования соответствует оценке «4» в российской системе образования.

 

[23] eBay Inc. (русск. иБэй) — американская компания, предоставляющая услуги в областях интернет-аукционов (основное поле деятельности), интернет-магазинов, мгновенных платежей, VoIP.

 

[24] The Velvet Underground – культовая американская рок-группа 1960-х и 1970-х годов, стоявшая у истоков альтернативной музыки.

 

[25] Под тем парнем подразумевается солист группы The Rolling Stones, спевшей песню под названием «You can't always get what you want».

 

[26] удаление селезёнки

[27] - Джеймс Тейлор (род. 12 марта 1948, Бостон, Массачусетс) - американский поп-музыкант, певец и автор песен, исполнитель софт-/фолк-рока)

 

[28] Хипстеры – обеспеченная городская молодёжь, интересующаяся элитарной культурой и искусством, модой, альтернативной музыкой и инди-роком, арт-хаусным кино, современной литературой.

[29] В США используется температурная шкала Фаренгейта, 90°F ≈ 32°С.

[30] Органические фермерские хозяйства – фермерские хозяйства, которые сознательно не применяют химические удобрения, пестициды и т.п.

[31] «Повелитель мух» – роман английского писателя Уильяма Голдинга, повествующий о группе детей, оказавшихся в результате авиакатастрофы на необитаемом острове.

 

[32] Колóк – небольшой стержень для натяжения и настройки струн в музыкальных инструментах. При вращении колка струна либо натягивается туже, либо ослабляется, вследствие чего звук становится выше или ниже.

 


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.025 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>