— Матео, ты мне льстишь, — скромно произнесла она, не удержавшись от довольной улыбки, которая, впрочем, была вызвана не услышанными словами, а воспоминанием о выражении лица Драко, когда он увидел её порхающую и смеющуюся в танце с итальянцем.
— Ни капельки! Мария рассказывала мне о тебе и твоем партнере, — эмоционально заверил её Матео. — Она говорит, у вас двоих сумасшедший прогресс!
Гермиона невольно напряглась.
— Правда? Я так не думаю. Нет, конечно, мы стали танцевать лучше, но, все же...
Интересно, насколько много ему известно? То, что Мария видит их с Малфоем насквозь, было совершенно ясно, но рассказала ли она о том, что знает, Матео? Гермиона искренне надеялась, что её профессиональная этика все же не позволила этого сделать. Хотя, ведь про их танцевальные успехи она успела поведать, так что же ей мешало обмолвиться о другом прогрессе, если это слово, конечно, можно применить для их отношений с Малфоем?
Гермиона внимательно всматривалась в лицо итальянца, пытаясь уловить хоть что-то, что могло бы подтвердить или опровергнуть её догадки, но Матео по-прежнему добродушно улыбался.
— Твоя скромность обезоруживает. Ты удивительная девушка, Гермиона! — посмотрел он прямо ей в глаза, и она невольно довольно зарделась.
Прозвучали последние аккорды веселой мелодии, толпа одобрительно захлопала музыкантам, игравшим на сцене, и практически сразу же заиграла чувственная музыка румбы.
Гермиона поймала многозначительный взгляд Матео и невольно засмеялась.
— Нет, нет, нет. Я не буду танцевать этот танец, — сделала она пару шагов назад, вскинув вверх руки.
— Почему же, bella? Я надеялся, что смогу оценить то, чему ты научилась на занятиях с Марией и Стефано, — шагнул к ней навстречу итальянец, протянув ладонь в знак приглашения.
— Именно поэтому я не буду танцевать, — скрестила руки на груди Гермиона, но Матео мягко схватил её за локоть и потянул к себе. — Нет, правда, я совсем забыла всю технику движений!
— Она тебе не понадобится. Слушай музыку и двигайся так, как подсказывает сердце, — тихо проговорил итальянец, и Гермиона, наконец, сдалась.
Она почувствовала, как его пальцы легли к ней на талию, а левая рука взяла её ладонь в свою, после чего Матео мягко притянул её к себе. Расстояние между их телами было столь ничтожным, что Гермионе стало немного дискомфортно, причем, не столько от самого физического контакта, сколько от осознания того, что со стороны они наверняка выглядят как влюбленная пара. Конечно, она бы не хотела, чтобы Рон или Гарри увидели её в столь двусмысленном положении, но, все же, у этого танца были и свои плюсы: например, реакция Малфоя, который наверняка наблюдает за ней и вполне возможно даже злится. Подумав об этом, Гермиона скользнула глазами по тому месту, где всего минуту назад стоял Драко, но обнаружила, что его там нет. Она, повертев головой, попыталась найти взглядом знакомое лицо, но с досадой про себя констатировала, что, во всяком случае, в ближайшем от неё радиусе он точно отсутствует.
В душе сразу стало как-то паршиво. Улыбка Матео начала раздражать, как собственно и осознание всей глупости ситуации: разыграла комедию с привлечением третьих лиц для того, чтобы попытаться что-то доказать человеку, который наверняка счел её полной дурой и спокойно ретировался. Сидит теперь где-нибудь возле бара с Забини или с той самой девицей в обнимку, пьет огневиски и вслух отпускает колкие замечания по поводу увиденного. А она-то себе надумала!..
Настроение Гермионы упало ниже некуда. Поразительно, как быстро все её планы полетели к чертям. А ведь она собиралась веселиться, радоваться жизни, хотела забыть о всех тех шокирующих вещах, которые узнала совсем недавно, но оказалось, что ей достаточно было всего лишь увидеть Малфоя в чужих объятьях, чтобы начать вести себя как полнейшая идиотка.
— Гермиона, что-то случилось? Выглядишь расстроенной, — прервал поток её мыслей обеспокоенный голос итальянца, и она через силу улыбнулась.
— Нет, всё хорошо, Матео, просто затосковала по дому, — быстро соврала Гермиона первое, что ей пришло в голову.
— Ну, bella, на этом курорте по дому тосковать не принято, хотя, вернее будет сказать, тосковать не принято вообще. Я попробую тебя немного взбодрить!
С этими словами итальянец крутанул Гермиону от себя, следом резко притянул обратно, после чего наклонил её в сторону, заставив прогнуться в спине. Эти импровизированные танцевальные «па» подействовали на неё ободряюще, и Гермиона засмеялась. Матео довольно усмехнулся и, вернув её в прежнее положение, вновь крутанул от себя, только на этот раз, отпустив руку. Гермиона от неожиданности едва не потеряла равновесие, но внезапно кто-то крепко обхватил её за талию и притянул спиной к себе. Ей потребовался всего миг, чтобы понять, что это не Матео, и уже в следующую секунду её догадки подтвердились.
— Привет, Грейнджер. А ты, я смотрю, время зря не теряешь. Надоело быть пай-девочкой под надзором Поттера с Уизли? Решила развлечься?
Этот низкий, ласкающий слух голос она бы узнала из тысячи.
Очень медленно Гермиона обернулась и, слегка приоткрыв рот от изумления, уставилась на Малфоя. Его руки покоились на её обнаженной спине, взгляд прожигал насквозь, и он был так близко, что этого хватило, чтобы Гермиона почувствовала, как тело вновь покрылось восхитительными мурашками.
Поразительно — она не чувствовала и доли того, когда танцевала с Матео, когда ощущала его прикосновения, не чувствовала ничего похожего и с Роном, когда разрешала себя обнимать и прижималась к нему, но с Малфоем все было иначе. Настолько иначе, что это пугало и одновременно обезоруживало.
Из оцепенения её вывела реплика Драко, брошенная куда-то ей за спину:
— Я надеюсь, вы не против, синьор, если я украду вашу партнершу? Хотя, вернее будет сказать, свою партнершу.
Он выглядел настолько самоуверенным с этим своим надменным выражением лица и холодным, но твердым взглядом, что Гермиона невольно вспыхнула от возмущения. «Моя» — вот что резануло ей слух, но вместе с тем странно взволновало.
Внезапно послышался голос Матео с нотками досады.
— Конечно, не против! Наоборот, вам нужно побольше станцовываться, совсем скоро показательное выступление!
— Вот и я так считаю, — снисходительно кивнул Драко и посмотрел прямо на Гермиону. — Ну что, начнем... Станцовываться?
Последние слова Малфоя прозвучали до неприличия двусмысленно, и это лишь подчеркивала его легкая похотливая ухмылка на лице, которую так хотелось стереть.
Выйдя из немого оцепенения, Гермиона, секунду поколебавшись, что же ей лучше сделать, все же решила обернуться к Матео, а затем разобраться с Малфоем.
Итальянец уже двинулся с места, но все же перехватил её взгляд и ободряюще улыбнулся. Было видно, что он немного расстроен, и Гермиона невольно почувствовала укол вины за то, что она даже ничего не возразила Малфою. В самом деле, какого черта она молчала?
Злость поднялась в ней, и она резко сбросила с себя руки Драко, одарив его одним из своих уничтожающих взглядов.
— С какой стати в тебе проснулось чувство собственности, Малфой?
— Может быть, с такой же, с какой в тебе проснулось чувство ревности? — легко отпарировал он, вскинув бровь вверх.
Гермиона шумно втянула воздух и на какое-то время потеряла дар речи. Щеки предательски залились румянцем, но она взяла в себя в руки и возмущенно произнесла дрожащим голосом:
— Я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь. И вообще, твои слова скорее характеризуют твое поведение, чем мое.
Драко расслабленно усмехнулся, но ничего не сказал и молча протянул ей руку. Гермиона недоуменно уставилась на неё: она просто не могла поверить в то, что Малфой осмелился пригласить её на танец. Излишне самонадеянный поступок с его стороны.
— Ты предлагаешь мне потанцевать? — настороженно уточнила Гермиона, пораженно посмотрев на него.
Драко закатил глаза.
— Нет, Грейнджер, я прошу у тебя милостыню.
Снова этот саркастичный тон, который так её раздражал.
Гермиона буравила Малфоя взглядом, не зная, как поступить. Конечно, нужно было развернуться, уйти, причем уйти как можно скорее, но по непонятной причине она по-прежнему не могла сдвинуться с места.
— Чтож, молчание — знак согласия, — легко произнес Драко и резко притянул Гермиону за талию к себе. Невольно врезавшись в его тело, она инстинктивно схватила Малфоя за плечи, но только когда подняла на него возмущенный взгляд, поняла, насколько тесно они прижаты друг к другу. Его лицо было так близко, в глазах горел огонь, и Гермионе стало ясно, что за маской этой беззаботности и насмешливости, скрывалась злость и ещё что-то...
Дыхание сбилось. Сглотнув, она все же постаралась немного отстраниться, по-прежнему не сводя взгляд с Драко. Но он не дал ей этого сделать, и — как неправильно! — в глубине души она была этому рада.
Чуть помедлив, Малфой неспешно, но требовательно скользнул руками по её обнаженной спине к лопаткам, заставляя кожу гореть, а затем мягко подтолкнул её локти так, чтобы она сомкнула руки за его шеей.
Гермиона не понимала, какого черта она делает, но, казалось, она была словно одурманена им. Прикосновения Малфоя отдавались в теле фейерверком эмоций, они были для неё наркотиком: вкусив их однажды, ей хотелось ещё.
Она сделала то, что хотел Драко — обняла его, и в этот миг, когда их тела были так близки, когда они смотрела друг на друга, полностью обнажив свои истинные чувства, ей вновь захотелось ощутить его поцелуй, и она видела это, в его глазах — желание переступить черту и, вместе с тем, сковывающее сомнение, которое не позволяло этого сделать.
Внезапно, очень медленно, Малфой качнулся в такт музыки, увлекая за собой Гермиону. Она последовала его движениям, и только сейчас, казалось, немного пришла в себя.
— А теперь давай поговорим, Грейнджер, — хрипло произнес Драко без тени улыбки.
— В последний раз, когда мы говорили во время танца, мы едва друг друга не убили, — заметила Гермиона, слегка повернув голову вправо, и отвела взгляд в сторону. Сейчас она просто не могла смотреть на него: она была итак слишком взволнована и смущена, а если учесть те мысли, которые рождал в её голове долгий зрительный контакт с Малфоем, то безопаснее было смотреть куда угодно, только не на него.
— Мы, кажется, не разобрались, кто кого ревнует, верно? — расслабленно произнес он.
-Кажется, я уже говорила, что не понимаю о чем ты, — чертыхнувшись про себя, постаралась ответить Гермиона как можно беззаботнее.
— Брось, Грейнджер, мы оба знаем, что тебе было неприятно видеть меня с Лаурой.
Вспыхнув, Гермиона резко подняла на него возмущенный взгляд. С Лаурой, значит?..
— Поверь мне, Малфой, твои похождения ничуть мне неинтересны, как, откровенно говоря, и твои увлечения девушками легкого поведения, которых ты уже знаешь по именам.
Пять очков, Гермиона: соврала и глазом не моргнула. Хотя последняя фраза была явно лишней.
Драко откровенно ухмыльнулся, вскинув бровь. То, что фраза была лишней, понял и он.
— Даже так, Грейнджер? То есть ты хочешь сказать, что все это шоу, которое ты устроила через пару минут после того, как увидела меня с Лаурой, было твоим искренним порывом подарить танец тому бедолаге? Кстати, ты меня ещё должна поблагодарить, что я избавил тебя от его общества. Не знаю, может мне показалось, но танцевать с ним тебе было не слишком... Комфортно.
Малфой изо всех сил старался говорить спокойно, расслабленно, но, все же, Гермиона уловила едва заметное раздражение в его голосе. Поразительно, но, похоже, он действительно её ревновал, и осознание этого факта придало ей уверенности.
— Именно поэтому ты так бесцеремонно «украл» меня у Матео? — скептически выгнула бровь Гермиона, всем видом показывая, что не очень-то доверяет его словам.
Драко усмехнулся.
— Нет, Грейнджер, просто мне надоело наблюдать за тем, как он пытается залезть к тебе в трусы.
Гермиона резко вскинула на него пораженный взгляд. Малфой спокойно наблюдал за ней, иронически приподняв уголки губ, и этим жутко раздражал. Ей хотелось так много ему высказать, но по какой-то причине она просто не могла подобрать слов, чтобы описать все те эмоции, которые вызвали в ней такие бесцеремонные слова.
— Он не... — жарко начала она, но тут же осеклась, увидел, как насмешливо взлетели брови Драко вверх. Густо покраснев, Гермиона выпалила первое, что пришло ей в голову. — И вообще, с каких пор тебя это волнует, Малфой?
Он внимательно посмотрел ей в глаза. Усмешка померкла на его лице, и во взгляде появилось что-то такое темное, от чего тело Гермионы обдало мурашками.
Немного помолчав, Драко наконец ответил, понизив голос:
— А ты как думаешь?
Гермиона на секунду замерла в его объятиях, задержала дыхание, и, казалось, время остановилось на этот короткий миг. Они смотрели друг на друга, напряженно, пораженно, словно только что осознали, насколько далеко между ними все зашло. Перед глазами Гермионы вихрем пронеслись все те постыдные, но такие пьянящие, дурманящие воспоминания об их едва не состоявшейся близости, и она была уверена, что в этот момент они думают с Драко об одном и том же.
Словно прочитав её мысли, Малфой вновь продолжил медленно покачиваться в такт музыки, а в следующий момент развернул Гермиону спиной к себе. Со стороны казалось, в этом их движении не было ничего особенного, так, обычное продолжение танца, но для неё было особенным абсолютно всё. Внезапно ощущения от прикосновений Малфоя обострились, тело, словно оголенный провод, стало болезненно чувствительным, и когда Драко жарко прижал её к себе, с её губ едва не сорвался стон. Она чувствовала его напряженную плоть сквозь одежду, ощущала, как медленно, требовательно скользят его ладони от талии вверх, и это заставило её сердце стучать быстрее. Совершенно неожиданно она вспомнила, что где-то поблизости находятся Гарри и Рон, что они в любой момент могут увидеть её и Малфоя, увидеть их танец, если так можно было назвать столь интимный, будоражащий кровь контакт. И эта мысль так странно её взволновала, что дыхание сбилось, мысли совершенно спутались, и когда Драко случайно, едва ощутимо, скользнул ладонями по её груди, она не смогла сдержать судорожный вздох. Малфой не заметил этого, вернее, Гермионе хотелось верить, что он не заметил, ведь она так отчаянно по-прежнему боролась со своим желанием, что просто не могла позволить думать ему, что она все ещё хочет его. Но против своей воли позволяла.
Внезапно Драко очень мягко обхватил её одной рукой поперек талии, а другой — чуть ниже шеи и резко притянул к себе, от чего Гермиона тихо охнула.
— Знаешь, Грейнджер, я всегда знал, что тебе надо учиться на Слизерине, — мягко прошептал он ей, слегка коснувшись губами её уха, и от этого её тело вновь покрылось мурашками, в который раз за этот вечер.
— Почему же? — слабо выдавила из себя Гермиона, не в силах воспротивиться тому влиянию, какое оказывали на неё его прикосновения.
— Ну, начнем с того, что ты слишком умна для Гриффиндора, слишком амбициозна, хотя, все же, основная причина в другом, и это я понял лишь сегодня.
На какое-то время он замолчал, продолжая покачиваться вместе с Гермионой в такт мелодии, которая, казалось, будет длиться вечно, но вскоре вновь заговорил жарким шепотом:
— Я еще никогда не встречал никого, кому бы так шли слизеринские цвета. Учиться на Гриффиндоре, когда ты настолько сексуальна в зеленом цвете, просто было непростительной ошибкой с твоей стороны, Грейнджер. Уверен, ты была бы восхитительна в слизеринском галстуке.
После этого он едва заметно прошелся губами вдоль её шеи и когда слегка коснулся её обнаженной кожи на затылке, Гермиону словно ударило током. Она судорожно всхлипнула и, вырвавшись из объятий Драко, резко развернулось к нему лицом. Внизу живота все скрутило от болезненного возбуждения, дыхание участилось, а сама она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но замерла. Глаза Малфоя были темны, словно море, в которое она вглядывалась совсем недавно, на лице не было и тени улыбки, и он смотрел на неё таким взглядом, что она едва поборола желание притянуть его к себе и впиться в его губы поцелуем. Они стояли так какое-то время, угрюмо вглядываясь в лица друг друга, и, тяжело дыша, отчаянно боролись с собой. Наконец, Драко сделал небольшой шаг к ней навстречу, и Гермиона почти почувствовала тот жар, который исходил от него.
— Нет. — Её голос дрогнул, когда она сказала это простое, но такое важное слово, и он остановился.
Малфой не стал удерживать её, когда она попятилась назад, не схватил её за руку, когда она развернулась и зашагала прочь. Он просто смотрел на неё и не смел пошевелиться.
Гермиона была уверена — он не хуже неё понимал, что она хотела сказать «да», но как всегда соврала. Просто сейчас ложь спасала их обоих от неминуемого разрушения, а в том, что оно наступит, не сомневался никто из них двоих. И до тех пор, пока это их спасает, она будет говорить «нет», а он будет слышать «да», но, все же, сдерживать себя.
Пока кто-то из них окончательно не сломается.
* * *
Он наблюдал за ней весь вечер. Конечно, она видела его, но отчаянно игнорировала, игнорировала упрямо, от души, так, как умеет только она. Прошло три года, а она не изменилась ни капли: всё то же миловидное, живое лицо, та же по-девичьи хрупкая фигурка, и, конечно, тот же огненный характер, прямо под стать цвету волос.
Она смеялась, улыбалась тому, кому сейчас он завидовал больше всего. Тот, другой, по-хозяйски обнимал её за талию, изредка быстро целовал, и наверняка уже успел привыкнуть к ней, как привыкают к красивой вещи или к чему-то новому, но уже полюбившемуся: поначалу восхищаются, а потом воспринимают, как должное. А она отвечала на его ласки, откликалась на прикосновения, и со стороны они казались вполне себе счастливой парой, если бы не одно «но»: она не смотрела ему в глаза. И это было главным показателем того, что что-то не так.
Блейз видел, как она нервничает, места себе не находит, но он не знал, что послужило тому причиной. Конечно, ему хотелось бы верить, что она так нервничает из-за него, но он не был настолько самоуверенным, чтобы уповать на это. К тому же, после того, как она, оставшись наедине с Грейнджер, поговорила с ней, и та куда-то ушла, Джинни, хоть и пыталась изображать беззаботность, всё же приуныла ещё больше. Поттер с Роном, кажется, не заметили этого, наверняка, привычно не заметили, как и многие, кто не замечал, сколько тоски в душе этой с виду жизнерадостной девушки. И лишь он, Блейз, видел её насквозь, лишь его Джинни никогда не могла обмануть. Он знал, когда ей плохо, а когда хорошо, знал, когда весело, а когда грустно. А раньше он ещё и знал причины, из-за которых она смеялась или плакала, да и вообще, испытывала какие-либо эмоции, и именно поэтому сейчас было больнее всего осознавать, что теперь эта его привилегия безнадежно утрачена, как и утрачено все то, что их когда-то связывало с ней, с той, которую он...
Они с Малфоем развлекались от души, пили дорогой огневиски и не слишком охотно, но все же поддавались на уговоры случайных девушек потанцевать с ними, хотя Блейз знал наверняка, что им двоим не до веселья. Они не обсуждали запретную тему отношений Драко с Грейнджер, как, собственно, и не говорили о том, что у самого Блейза на душе.
А на душе было тоскливо, откровенно хреново, настолько, насколько может быть хреново человеку, который внезапно понимает, что просто не способен отпустить болезненное прошлое и жить дальше. Прошлого было слишком много, и оно слишком много значило для него, все ещё слишком много значило. Он не хотел быть эгоистом, но не мог им не быть. Он все ещё надеялся, что может быть, что все-таки...
Он не рассказал Малфою о ней, хотя мог быть уверен в том, что тот поймет. Просто эти чувства, эти воспоминания были чем-то единственно светлым, чистым, таким сокровенным для него, что он просто не знал, как вообще можно говорить об этом, осквернять пустыми разговорами. Он просто боялся, что если все то, что хранилось в его душе долгие годы, облечь в слова, оно может исчезнуть, ускользнуть, раствориться. Сейчас ему осталось только помнить, держаться за прошлое, не надеясь или все же надеясь обрести гармонию в настоящем. Как правильней?
Нет, он не жаловался на то, что жизнь к нему несправедлива, просто он привык к тому, что — как это люди говорят? — счастье обходит его стороной. «Счастье» — навязчивая идея большинства, дурацкое слово, смысл которого он до сих пор не познал, но подозревал, что это нечто, похожее на то, что он испытывал рядом с ней, в те часы их поначалу несмелых, а затем по-настоящему необходимых встреч. А может, он уже получил свое? В любом случае, он бы ни на что не променял те их общие моменты в далеком прошлом, когда они оба— да, пожалуй! — были счастливы вдвоем.
Слышишь, Уизли? Не променял бы!
Словно и впрямь внимая его немому крику, она взглянула на него из-под опущенных ресниц. Наверняка, она не хотела задерживать взгляд, но задержала. И он вложил в свой молчаливый, визуальный посыл столько, сколько только мог ей дать, вложил все чувства и эмоции, которые сейчас были на поверхности, от которых он едва не задыхался. И этого хватило, чтобы она вздрогнула, сморщилась от понимания тех невысказанных слов, что все ещё были здесь, между ними, как будто бы и не было этих трех лет разлуки.
Она отвернулась, а он понял, что она услышала все, что ему не хватило смелости сказать вслух.
Блейз был слишком увлечен своими мыслями, своими навязчивыми идеями, чтобы придавать излишнее значение тому, что с Малфоем творится такая же фигня, как и с ним самим когда-то. И лишь когда он, отчаянно пытаясь забыться на танцполе, увидел побледневшее лицо Грейнджер, которая не сводила взгляд с Драко, ему словно влепили пощечину. Блейз понял, что они оба, он и Малфой, ведут себя как полнейшие идиоты: говорят не то, что думают, делают не то, что хотят, проводят время не с теми, с кем хотелось бы. И если у него самого на осуществление последнего было слишком мало шансов, уже было слишком мало, то у Малфоя шансы все ещё были. И пропорционально каждой новой появившейся на лице Грейнджер эмоции во время того, как она смотрела на Драко, танцующего с этой глупой приставучей итальянкой, таким взглядом, словно её ударили ножом в спину, эти шансы растворялись, рушились, и Блейз не мог просто наблюдать за этим. Он знал, каково это, терять нечто тебе дорогое из-за глупых, никчемных поступков, а потому — будь это Малфой или кто-то другой — не мог никому пожелать того, что сам когда-то пережил.
Когда Грейнджер ушла, он понял, что просто уже не в силах изображать безучастность. Конечно, это было неправильно с его стороны, конечно, он знал, что возможно потом пожалеет об этом, но сейчас просто не видел другого выхода.
Блейз, извинившись перед девицей, с которой танцевал последнюю пару песен, подал знак Малфою отойти в сторону, и когда они оба приблизились к ограждению, за которым начиналась дикая часть пляжа, он взял Драко за грудки и с силой впечатал того в проволочную стену.
— Какого черта здесь происходит, Малфой? Только не говори мне, что между тобой и сучкой Грейнджер ничего нет. Откровенно говоря, ты меня уже затрахал этой своей неопределенностью, смотреть на тебя жалко.
Он выпалил это на одном дыхании, уставившись прямо в глаза Драко, который выглядел так, словно ожидал чего-то в этом духе. Уже в следующую секунду Блейз почувствовал толчок в плечи и едва сохранил равновесие, чтобы не упасть.
— А мне, Забини, жалко смотреть, как ты все ещё роняешь слюни по девке Уизли, в то время, как она — позволь тебе напомнить — без пяти минут жена драгоценного Поттера, — горячо выпалил Малфой, злобно смотря на него.
Эти слова — как только Блейз услышал их, ему показалось, что что-то внутри него окончательно разрушилось, оставив после себя лишь мерзкую пустоту.
Кажется, он совершенно забыл, что собирался вывести Малфоя на чистую воду, что собирался высказать ему все, что он думает обо всей этой ситуации. Но теперь... Нет. Теперь в висках стучало лишь одно: «без пяти минут жена».
Жена.
Джинни — жена.
Что?!..
— Ты не знал, верно? — голос Малфоя прозвучал спокойно, но с такой горечью и едва различимым сочувствием, что Блейз не мог решить, чего ему хочется больше — ударить Драко или почувствовать удар самому, только бы заглушить это медленно растекающееся чувство где-то в груди. Чувство до того мерзкое, прожигающее, отвратительное, что он не нашел ничего лучше, чем вернуться обратно на танцпол к той блондинке, которая радостно ему улыбалась и с готовностью приняла в свои объятия.
Конечно, это не могло заглушить, помочь, освободить, но остаться одному, наедине с этой зияющей прямо где-то в районе сердца дырой не было сил.
Очень долго он не мог прийти в себя, на автомате что-то говорил, как-то двигался в такт музыки, словно пытаясь убедить себя, что ничего не произошло, что то, что он только что узнал — ерунда, что его это вообще не должно волновать, потому что так много времени прошло и неудивительно, что Джинни...
Через какое-то время он про себя безразлично отметил, что Малфой начал танцевать с Грейнджер, начал о чем-то с ней говорить, и внезапно к нему пришло осознание того, что Драко знает об их с Уизли прошлом. Эта мысль казалась сейчас ничтожно маловажной, мало волнующей его, потому что было кое-что, что трогало его гораздо больше.
Разбитые вдребезги надежды.
Он уловил недалеко от себя мелькнувшие в толпе языки огненно-рыжих волос, и когда почти убедил себя, что ему показалось, увидел её обеспокоенное, встревоженное лицо на противоположном конце танцпола. Она смотрела на Драко с Гермионой, её грудь вздымалась от нервного дыхания, и было видно, что она просто не знает как поступить.
Джинни, Джинни, неужели ты не понимаешь, что уже слишком поздно что-то менять, как-то препятствовать тому, что было безвозвратно запущенно?
Внезапно она вздрогнула и медленно перевела на него взгляд. Блейз видел, как она замерла с тенью испуга в глазах, а затем посмотрела на ту, что так крепко обхватила его за шею и тянула губы в надежде, что он поцелует её. И внезапно Блейзу стало противно, а одновременно с этим больно, что он совсем не хочет прикасаться к губам этой готовой на всё блондинки, в то время, как Джинни, та, которую он все ещё хотел целовать, давно уже подставляла свои губы не ему.
Наверняка, он слишком резко оттолкнул от себя ни в чем не повинную девушку, потому как та крикнула ему вслед несколько возмущенных, далеко не самых приятных фраз. Но ему было все равно, только бы убраться подальше отсюда, только бы не видеть это лицо на том конце танцпола, только бы не смотреть в эти глаза, в которых читалось... Сожаление? Отчаяние? Раскаяние? Это был один из тех редких моментов, когда Забини просто не смог выбрать один правильный вариант.
Шум волн нарастал, море с каждым шагом становилось ближе, и Блейз был вполне серьезно настроен окунуться в него прямо так, в одежде. И плевать, что по колдо-радио передавали шторм, плевать, что это опасно, плевать на все. Только бы заглушить, забыть, только бы...
— Блейз, пожалуйста! Стой.
Её отчаянный голос парализовал его. Её голос полоснул по свежей ране, и тогда он обернулся, чтобы... Что? Сказать ей, упрекнуть её, достучаться до неё? Что, черт возьми, он мог сделать?
А она стояла всего в паре метров от него, такая несчастная и хрупкая, словно та запуганная девчонка, которую он успокаивал поздними вечерами в Хогвартсе, пытаясь разогнать все призраки её недавнего прошлого.
— Блейз, я... — она сделала к нему пару шагов, но, не договорив, остановилась. В её взгляде читалось так много, но он не хотел упрощать ей задачу, он не мог снова сделать её жизнь легче.
— Значит, ты выходишь замуж?
Блейз поразился, насколько холодным может быть его голос сейчас, когда внутри все сгорало, бушевало от едва сдерживаемых эмоций.
Она замерла на какое-то время, глубоко вздохнув и широко раскрыв глаза. Кажется, она даже задержала дыхание.
А он просто смотрел на неё сверху вниз, чуть задрав подбородок. Он ждал ответа и не собирался уходить, пока не услышит его от неё.
Наконец, что-то в её взгляде потухло, и она склонила голову вниз так, что он не смог разглядеть её выражение лица в тот момент, когда она ответила:
— Да.
Этого было достаточно. Внутри снова все оборвалось, и стало так больно, как не было очень давно, с тех пор, как он узнал, что пожиратели пытали его мать.
Наверняка вот оно, то чувство, которое рождает круцио. Невозможно было представить что-то, что могло затмить эти страдания, разъедающие его изнутри заживо.
Он снова развернулся и зашагал прочь. Ветер бил откуда-то сбоку, волны спотыкались о берег с каким-то особым остервенением, и даже музыка, доносившаяся с танцпола, казалась до ужаса издевательской.
— Блейз! Подожди, прошу! Дай мне сказать!
Джинни бежала за ним, но он упрямо шел вперед до тех пор, пока она его не схватила за запястье. Почувствовав, как заиграли желваки на его лице, он резко развернулся к ней и посмотрел таким взглядом, что она невольно съежилась.
— У тебя было столько лет, чтобы «сказать», и ты выбрала именно этот момент?! — слова, словно яд, просочились сквозь зубы, и Блейз почти почувствовал их горечь на вкус.
Внезапно что-то в лице Джинни изменилось. Она расправила плечи и храбро посмотрела на него. Она открыла рот, покачала головой и, наконец, очень тихо произнесла:
— Ты же сам говорил, что это временно, что это лишь способ отвлечься... Разве нет?
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |