– Разрубленный Змей! Килеану повезет в любви, только если повезет в Игре, – заржал Валме.
– Людвиг, неужели вы не хотите сбить с Ворона спесь?
– В самом деле, должно же это когда-нибудь у кого-нибудь получиться!
– У кого же, если не у вас.
– Закатные твари, Рокэ рискнул своими «Звездами»… Кто рискует, тому Чужой подсказывает!
Гости были пьяны, Килеан тоже. Он резко повернулся к улыбавшемуся маршалу.
– Сдавайте!
– Извольте. Дикон, вина!
Следующие коло дали графу надежду. Килеан играл медленно и очень осторожно, не слушая ни советов, ни подначек. Рокэ откровенно заскучал и сделал несколько ошибок. Людвиг рискнул и угадал. Рискнул снова и опять выиграл. Алва спросил еще вина и сбросил несколько карт, почти не глядя, видимо, слухи о том, что Ворон не пьянеет, были еще одной сказкой.
Стоя среди зрителей, Дик сам не знал, чего хочет. Людвиг был Человеком Чести, но выходка Ворона не могла не восхищать. Килеан рискнул сбросить четыре карты сразу – выиграл и стал рисковать напропалую. Немного выиграл, много проиграл, потребовал вина, выпил и пустился во все тяжкие. Его охватило присущее большинству игроков безумие – граф перестал следить за очками, прикидывать, какие масти на руках у соперника, запоминать те, что были у него самого. Ворон же больше не ошибался, он по-прежнему улыбался, прихлебывал вино, мимоходом отвечая на реплики гостей, но, когда Дикон случайно поймал синий взгляд, ему стало страшно.
Часы в углу пробили три четверти третьего, когда виконт Валме благоговейно прошептал.
– Догнал!
– Да, – согласился Рокэ. – Вековая ненависть – великая вещь. Что ж, дорогой граф. Счет сравнялся, и я вам ничего не должен, а вот милейший Валме мне задолжал, ну да мы как-нибудь разберемся.
– Вы правы, – согласился Килеан, – уже поздно. Для тонто. Но мы можем закончить вьехарроном[110].
– Можем, – сверкнул глазами Рокэ.
– Только давайте хоть немного перекусим, вы появились позже, а я…
– Разумеется, в мои планы отнюдь не входит уморить коменданта Олларии голодом.
– Маршал, – подал голос кто-то из сторонников Алвы, – не спугните удачу. Прерывать игру – дурная примета.
– Глупости, – махнул рукой Ворон, поднимаясь из-за стола, – Удача не воробей, а женщина. Никуда не денется.
Повар как-то умудрился спасти ужин, хоть подавать его пришлось позже часов на пять, если не на шесть. Дик стоял за креслом своего эра, ухаживавшего за баронессой. Марианна почти ничего не ела, сидевший напротив Людвиг тоже не проявлял интереса к кулинарным шедеврам, зато зрители угощались вовсю, рассыпаясь комплиментами красоте и гостеприимству хозяйки и обсуждая великие карточные баталии.
– Баронесса, – Рокэ подлил даме вина, – боюсь, наше общество вам не столь приятно, как ваше нам.
– Я и впрямь немного устала, – призналась баронесса.
– Ночи стоят очень душные, не правда ли?
– Да, а я переношу духоту с трудом. Позавчера я едва не потеряла сознание, но, герцог, умоляю вас, не обращайте внимания. Смерть от жары мне не грозит.
– Надеюсь, сегодня вам не станет дурно.
– О, уверяю вас, это не самая жаркая ночь в моей жизни, – рассмеялась Марианна. – Женский обморок не повод для мужчин прекращать войну или игру. Но мы слишком много
– Ну что вы, оно стоит много дороже всех сокровищ земных. Я полагаю, нам с графом лучше вернуться к игорному столу. Не правда ли, Людвиг? Вы, видимо, несколько преувеличили свой голод?
– Видимо. – Килеан пригубил вина и поднялся. – Что ж, герцог, продолжим. Я зря состязался с вами в тонто, вы же у нас великий стратег, но в вьехарроне все равны.
– Вы так полагаете? – поинтересовался Рокэ, поправляя кружева.
– А вы нет?
– Не верю в равенство и никогда не верил. Валме, вы не будете столь любезны, что бросите монетку? Вы по-прежнему ставите на решку, граф?
– Я стараюсь не менять своих принципов.
– Похвально. Я тоже, ведь нигде не сказано, что можно менять то, чего нет и не было… Благодарю, Валме. Что ж, на сей раз сдавать придется мне.
Игра была другая, но игроки остались прежними. Рокэ был спокоен, Людвиг через раз зарывался и проигрывал, хоть и непомногу. В пятом часу комендант Олларии был должен Первому маршалу девять сотен таллов. Сгрудившиеся у стола зрители понемногу разбрелись, осталось лишь с десяток самых стойких.
– Предлагаю не больше трех партий и перемирие. – Людвиг начинал клевать носом.
– Извольте, – с готовностью согласился Рокэ.
– Снимайте.
– Прошу. Мои девятьсот.
– И еще десять. Ваше слово?
– Меняю.
– Следом.
– Мои двадцать.
– Отвечаю.
– Меняю еще раз.
– При своих и еще двадцать.
– Отвечаю.
– Раскрываемся.
– Извольте.
На синее сукно легли карты. Король, Королева и Рыцарь Волн у Рокэ, Королева и Принц Скал у закусившего губу Людвига. Тридцать восемь против двадцати пяти. Килеан угрюмо бросил:
– Ваши девятьсот сорок.
– Мои. Сдавайте, сударь.
Людвиг перетасовал колоду и протянул Рокэ.
– Снимайте.
– Готово. Марианна! Что с вами?
Баронесса, тяжело дыша, вцепилась в край стола.
– Ничего, все в порядке.
– Валме, – Рокэ казался взволнованным, – отведите даму к окну. Мы сейчас освободим вас от своего присутствия.
– Играйте, – прошептала Марианна, опускаясь в кресло, – со мной все в порядке. Играйте….
– Граф, – вспомнил Рокэ, – помнится, вы всегда носили при себе ароматическую соль. Возможно, она поможет баронессе перенести наше общество еще какое-то время.
– О да, – заторопился Людвиг, доставая позолоченный флакон, – я счастлив оказать услугу нашей прекрасной хозяйке.
– Благодарю вас, граф, – щеки баронессы были совсем меловыми, – мне уже лучше, не стоит беспокоиться. Вставать во время игры – дурная примета.
– Ричард, возьмите у господина графа флакон.
Пальцы Килеана были горячими, ручка Марианны – ледяной. Ей на самом деле было очень плохо, но она не ушла. Впрочем, осталось всего две игры. Людвиг сдал карты. Рокэ открыл свои первым, граф за ним.
– Мои девятьсот сорок. – Понять по лицу Алвы хоть что-то было невозможно.
– Отвечаю. Меняем?
– Пожалуй.
– Мои.
– Еще десять.
– Еще двадцать
– Извольте. Желаете сменить?
– Нет.
– Что ж. Нет так нет. Удваиваю.
– Вот как? – Темная бровь на волосок поднялась. – Что ж, отвечаю и еще тысяча.
– Отвечаю и еще полторы.
– Отвечаю и еще две. Кстати, граф, какова ваша ставка?
– Ставка?
– Разумеется. Сначала мы играли на грехи Валме и «звезды Кэналлоа», потом сумма была смехотворной, но теперь я не отказался б взглянуть на ваш залог. Сейчас в игре, если я не ошибаюсь, шесть с половиной.
– Эта булавка вас устроит?
– Тогда вот это!
– Бриллиант Килеанов? Люди Чести становятся людьми риска. Принято. Сколько за сей осколок Света дал бы пройдоха Йордан?
– Не меньше восьми.
– Не верьте ему, Рокэ, – вмешался кто-то из гостей. – Красная цена пять с четвертью.
– Ну, может, пять с половиной, – согласился Валме.
– Честь должна стоить дорого, иначе ее никто не купит, – заметил Алва, – согласен на семь.
– Ценю вашу любезность, но не могу ей воспользоваться. Пусть бриллиант идет за пять с четвертью, но в придачу даю изумруд.
– Воля ваша. Итак, мои шесть с половиной.
– Отвечаю семью.
– Семь и полторы.
– Мои и еще пятьсот.
– Здесь. И еще тысяча.
– Рокэ, – голос Людвига слегка дрогнул, – а теперь я спрошу о вашем залоге. «Звезды» или долг Валме?
– Всему свое время, – засмеялся Рокэ, – сначала десять, потом – двадцать…
– Так долг или «Звезды»?
– Долг.
– Раскрываемся.
– После вас!
Людвиг раскрылся. Он изо всех сил старался сохранять спокойствие, но не мог – слишком много было пережито в этот безумный вечер.
Дик со странной смесью восторга и сожаления уставился на Сердце и Короля Молний и Повелителя Кошек. Сорок четыре! Удаче надоело бегать с Вороном, и она повернулась к Килеану-ур-Лембаху. Кто-то присвистнул, кто-то ругнулся, кто-то помянул Чужого, кто-то всех Святых.
– Вы, Рокэ, и после этого будете говорить, что вас все ненавидят? – Комендант столицы не скрывал своего торжества.
– Буду, – подтвердил Алва, со скучающим видом бросая на скатерть карты. – Дикон, вина!
Ричард было сунулся к буфету, но не удержался, глянул на стол и выронил кубок, но этого никто не заметил.
– Триада! – вопил Валме. – Чтоб я провалился! Закатные твари! Разрубленный Змей! Все кошки и все святые мира, Триада!
Триада – три Сердца – Сорок Пять! Единственная комбинация, способная перебить карты Килеана. Граф глядел на лежавшие перед ним картинки, как глядят на привидение или ядовитую змею. Дик видел, как он закрыл и открыл глаза, надеясь, что все изменится, но триада не исчезала – извивались золотые щупальца Спрута, грозно сверкали клыки Вепря, спорил с неистовым ветром Ворон!
– Этого не может быть, – пробормотал Килеан, – просто не может быть…
– Чего только не бывает, – светским тоном заметил Рокэ, рассматривая манжету, – вы не поверите, но однажды…
– Герцог, – голос графа нехорошо зазвенел. – Этого. Не. Может. Быть.
– Сударь… – Алва был холоден и спокоен, как ледник. – Сдавали вы.
– Но…
– Сударь, – повторил Рокэ. – Вы сдавали.
– В самом деле, Людвиг, – вмешался какой-то гвардеец, – откуда вам знать, чего не может быть, если вы не плутовали?
– Разумеется, нет, – подтвердил маршал, – граф Людвиг Килеан-ур-Ломбах – Человек Чести, просто он несколько взволнован. Бессонная ночь, знаете ли. Кстати, вы должн
Килеан-ур-Ломбах дернулся, словно ему за шиворот бросили кусок льда, его глаза налились кровью, казалось, граф бросится на победителя, но этого не случилось. Усилием воли, справившись с охватившей его яростью, комендант Олларии передал драгоценности Первому маршалу Талига и церемонно сказал:
– Прошу разрешения нанести вам завтра визит.
– Зачем? – поинтересовался Рокэ, вертя в руках выигрыш.
– Чтобы договориться о выкупе и вернуть долг.
– Я не продаю свою удачу, – покачал головой Алва, ловя гранями бриллианта огонек одной из свечей.
– Этому кольцу красная цена шесть тысяч таллов, но я готов заплатить девять, а изумруд можете оставить себе.
– Зачем мне девять тысяч? – поднял бровь кэналлиец. – Я не столь стеснен в средствах, а целомудрие мне и вовсе без надобности.
– Сударь, – Килеан с трудом сдерживал гнев, – проигравший вправе выкупить свое имущество.
– Не спорю.
– Назовите вашу цену.
– Кольцо.
– Простите, сударь?
– Кольцо, – Ворон оставил в покое манжеты и теперь смотрел сопернику прямо в глаза. – Очень старое. Большой квадратный карас, оправленный в золото. По ободку – на
– Вы описываете фамильное кольцо Окделлов. – Людвиг не мог скрыть удивления.
– Совершенно верно.
– Обыграйте вашего оруженосца.
– Оруженосца? – переспросил маршал, не отрывая взгляда от соперника. – Я, сударь, не ищу легких путей. Или вы приносите упомянутое кольцо, а заодно приводите некую весьма посредственную короткохвостую лошадь, или я жертвую свой выигрыш на богоугодные дела. Думаю, кольцо будет неплохо выглядеть на пальце Его Высокопреосвященства. Сильвестр любит бриллианты…
– Рокэ, – если б Людвиг Килеан умел убивать взглядом, герцог Алва был бы уже мертв, – вы предлагаете мне обыграть вашего оруженосца?
– Его или кого-нибудь другого, – пожал плечами Алва. – Меня чужие игры не волнуют. Повторяю. Или к полудню я получу кольцо и клячу, или вечером кардинал будет поучать паству, сверкая бриллиантом Килеанов.
Прощайте, господа, – Рокэ с ленивой грацией поднялся с места, – по обычаю я должен угостить вас ужином, но сейчас это был бы уже завтрак, а пить по утрам – дурной тон. Если баронесса согласится принять всех нас вечером, я буду счастлив отметить сегодняшнее событие здесь и с вами
– О, сударь, – улыбнулась карминовыми губами Марианна, – я всегда счастлива видеть своих друзей.
Глава 6
Оллария
«Le Six des Coupes»[111]
Дикон не был в кабинете своего эра с того приснопамятного дня, когда герцог перевязал ему руку, но тогда одуревший от боли и неожиданности юноша запомнил только кабаньи головы на стене. Это вряд ли было оскорблением дома Окделлов, но вспоминать об охотничьих трофеях маршала было неприятно. Тем не менее Ричарда встретили именно убиенные вепри, а вот Алва изволил смотреть в окно, хотя дверь стукнула довольно громко. Ричард топтался у порога, созерцая спину герцога и не зная, что ему делать. Часы отсчитывали минуты, равнодушный, как само время, монотонный стук смешивался с шумом дождя.
– Юноша, – не отрывая взгляда от мокрых крыш, наконец бросил Рокэ, – вы бы меня чрезвычайно обязали, если б вернули мой перстень и взяли свой. Он там, на каминной полке, а ваше короткохвостое чудо – на конюшне.
– Эр Рокэ, я… я не могу это взять.
– Вы будете носить кольцо Окделлов, Ричард. Что до знаменитого иноходца, то я не желаю, чтоб мой оруженосец ездил на подобном, гм, животном. Лучшее, что мы можем сделать для этого создания, это отправить его в ваши владения с нарочным. – Алва, отвлекшись от барабанящего в стекла дождя, прошел к столу и налил себе вина. Чего удивляться, эр Август предупреждал, что маршал пьет. – Вы совсем без денег?
– Мне ничего не нужно!
– Что-то нужно даже «истинникам». Конечно, с голоду в моем доме вы не умрете, но должны же вы на что-то безобразничать.
– Я больше не буду играть.
– Будете, – зевнул герцог, – и следующий раз продуете кинжал или шпагу, что будет уж вовсе не правильно. Вам никогда не будет везти в игре, юноша.
Дику следовало сказать что-то гордое, но вместо этого он глупейшим образом спросил:
– Почему?
– Потому, что вы слишком серьезны. Удача улыбается тем, кто смеется. Напомните мне как-нибудь, чтоб я научил вас как следует улыбаться – сейчас я не в настроении. Короче, вот кошелек, и вы свободны.
– Я не могу его взять.
– Закатные твари! – Алва медленно поднял глаза на своего оруженосца. Дик до сих пор не мог привыкнуть к кошачьему взгляду маршала, злому, ироничному и всезнающему. – Мне плевать на окделлские фанаберии, но МОЙ оруженосец не будет считать гроши и жаться, как провинциальный дворянчик.
– Прошу прощения у монсеньора. – Этого долговязого слугу Дик еще не знал, впрочем, все кэналлийцы для него были на одно лицо.
– Прощаю. Что случилось?
– Посыльный от Его Высокопреосвященства. Вас хотят видеть.
– Значит, увидят. Можете идти, юноша. Соро в вашем распоряжении. Только не позволяйте себя кусать и лягать, это неразумно…
Ричарду оставалось лишь поклониться и уйти. Дождь все усиливался, день был в разгаре, но в кабинете было сумрачно, словно вечером, выступающие из стен кабаньи головы в полумраке казались живыми и грустными.
– Ричард Окделл! – окрик застал Дика уже у двери. – Вернитесь-ка.
Ричард угрюмо взглянул на своего эра.
– Что нужно сказать, юноша?
– Слушаю, монсеньор!
– Прекрасно. Я решил преподать вам урок. Так, на всякий случай, – маршал взял Дика за руку и с силой сжал ее в кулак, – большой палец должен быть снизу. Вот так. Теперь можно бить. Хотите оскорбить – цельте в глаз или в нос. В нос лучше – будет море крови. Если драться всерьез – бейте в горло или в челюсть. Понятно?
– Да, монсеньор.
– Только не вздумайте вообразить, что я исполнен благодати. Когда мы расстанемся, вы с чистой совестью можете проигрывать любым обезьянам любые кольца и падать во все лужи подряд, но пока вы при мне, вы чужой добычей не станете. Так и передайте вашим приятелям.
– Я никогда такого не скажу. Я не трус, – выпалил Дикон и осекся.
– Зато другие трусы, – припечатал Алва, – как Человек Чести вы должны предупредить их об опасности. Впрочем, можете не предупреждать. Так даже веселее. Все, юноша, идите с миром…
Утро выдалось паршивым, а опухшие суставы злорадно предупреждали, что ненастье будет затяжным. Его Высокопреосвященство закончил втирать в запястья замешанную на змеином яде мазь и поморщился – запах был не то чтобы неприятным, но уж слишком острым. Кардинал с ненавистью посмотрел на сваленные стопкой старые книги – он все сильней увязал в «деле об убийстве Эрнани Одиннадцатого и исчезновении священника Германа и унара Паоло Куньо». Удалось перехватить письма старика Эпинэ и его невестки. Иноходцы честно отписали в Агарис все, что знали о взятии Олларии и становлении династии Олларов. Ничего нового Сильвестр не узнал, но это лишь укрепило его в том, что дело нечисто. Отчего-то происшествие в Лаик и сумасшествие астролога Домециуса беспокоили кардинала больше военной кампании против Гаунау, очередного заговора, предъявленных кансилльером счетов и выборов Эсперадора.
– Ваше Высокопреосвященство. К вам Первый маршал Талига.
– Пусть войдет.
Ворон был верен себе – черный бархат, серебро и сапфиры. Он не терпит золота, и у него никогда ничего не болит и заболит еще не скоро. Кардинал провел бессонную ночь над бумагами, маршал – за карточным столом, странно, что на сей раз обошлось без дуэли. Хотя чего странного, самоубийства среди Людей Чести в последнее время не в ходу.
– Садитесь, Рокэ. Первое, что я услышал сегодня, это доклад о ваших подвигах.
– Я польщен, но это и впрямь было забавно. Господин комендант так долго собирался завладеть Марианной, и тут такое разочарование.
– Да, говорят, Людвиг вне себя.
– Воистину.
– Итак, кольцо и лошадь вернулись к юному Ричарду.
– А Марианна выспалась в собственной постели, и ей не мешали никакие коменданты. Нет, право, это был чудесный вечер, или, вернее, ночь.
– Ваша победа поразила присутствующих в самое сердце. Сорок пять! Редкая комбинация, в мои времена ее мало кто видел.
– Я собирался засвидетельствовать свое почтение Их Величествам, – светским тоном заявил Рокэ Алва, словно это что-то объясняло.
Сильвестр вздохнул, иногда ему ужасно хотелось всыпать в бокал Первого маршала содержимое своего пастырского кольца.
– Это делает вам честь, маршал, но при чем тут ваши карточные подвиги?
– Обычно я ношу колет, но вчера на мне был придворный костюм, а нынче мода на кружево, я уж не говорю про отвороты на рукавах камзолов и прочие карманы.
– Рокэ Алва, – кардинал внимательно посмотрел в красивое спокойное лицо, – вы хотите сказать, что сплутовали?
– Скорее, парировал чужой удар.
– Если вы не желаете оказаться в Багерлее[112], прекратите тянуть из меня жилы. Что вы сделали?
– Подменил колоду, когда господин граф угощал прелестную Марианну нюхательной солью. С ней, видите ли, случился обморок.
– Еще лучше. Герцог вступил в сговор с куртизанкой.
– Не я, Килеан. Милая баронесса, хоть и без удовольствия, подчинилась господину коменданту, но сумела намекнуть, чтоб я не обращал внимания, если ей вдруг станет дурно. Марианна не горит желанием оказаться под добродетелью, ей приятнее видеть сверху порок.
– У порока в отличие от добродетели весьма красивые глаза, так что баронессу можно понять. Итак, красавица вам сообщила, что Килеан намерен схитрить?
– О нет, – блеснул зубами Рокэ, – она лишь подтвердила мою догадку. Граф решил сменить тонто на вьехаррон, но он слишком игрок, чтоб не понимать – в этот вечер судьба от него отвернулась. Килеан не мог рассчитывать на удачу и взял дело в собственные руки. Перерыв ему понадобился для того, чтоб подготовиться. Я лишь последовал его примеру.
– И как же проходила битва гигантов?
– Сначала честно. Я немножко выиграл, граф, соответственно, проиграл, потом я увидел, как он «собирает» колоду на Сердце Молний. Он это делал очень хорошо, не жди я подобного, я б и не заметил. Мне предложили снять, я снял, и тут Марианне стало плохо. Разумеется, снятые карты вернулись на прежнее место, а я вспомнил, что Людвиг носит с собой нюхательную соль. Он с чувством выполненного долга передал флакон Дику, а я, благо все любовались на Марианну с расшнурованным корсетом, заменил колоду.
– Весьма поучительно. И граф попался?
– А что бедняге оставалось? Все колоды у Марианны одинаковы, он получил свои сорок четыре с заменой. Откуда ж ему было знать, что у меня не сорок два, а сорок пять?
– Ну а если б он заряжал колоду не на Молнии, а на Скалы?
– Ваше Высокопреосвященство. – В голосе Рокэ звучал упрек. – Вы же знаете, как я серьезно отношусь к резервам. Я зарядил четыре колоды. Самым трудным было их не спутать.
– Да, армия Талига в надежных руках.
– Чего не скажешь о столице. То, что Людвиг плутует, не самое страшное. Страшно, что он при этом проигрывает. Будь у него в голове хоть что-то, он бы вспомнил, что к Сердцу и Королю должен купить Чужого, а он к Сердцу и Чужому купил Короля. Не мог же я в самом деле таскать с собой восемь колод, это было бы слишком… Нет, Ваше Высокопреосвященство, Килеан – никудышный комендант.
– Интересная мысль, Рокэ. Я над ней подумаю, но я пригласил вас не из-за вчерашней баталии. Ваш отец, помнится, обожал старинные вещи и книги. Нет ли в его собрании книг о Гальтаре?
– О Гальтаре? – В синих глазах мелькнуло подобие интереса. – Что именно?
– Почему Раканы ее оставили? Я помню, что сначала Эрнани, уж не помню какой по счету, принял эсператизм, но почему он перенес столицу?
– Кабитэла выгоднее расположена.
– В наше время. Но тогда больше думали не о торговле, а об обороне, а Кольца Гальтары были неприступными.
– Они и сейчас неприступны. Я видел их. Десять лет назад. Хорошо, я поищу книги. Помнится, была одна легенда, мой покойный брат имел глупость мне ее рассказать. Мне было лет пять, и я ужасно испугался.
– Что за легенда?
– Ваше Высокопреосвященство, вам же не пять лет.
– И все же.
– Под Гальтарой лежат огромные пещеры, в которых заключены Изначальные Твари. Они полуразумны, полубезумны и мечтают о дневном свете и теплой крови, но их сдерживают наложенные в незапамятные времена заклятия. Знали бы вы, как я натягивал по ночам на голову одеяло, представляя, как эти бестии вылезают из-под кровати и бросаются на меня. Думаю, тогда я использовал весь отпущенный на мою долю страх.
– С чем вас и поздравляю. И что было с этими чудовищами дальше?
– А вот об этом я забыл. Кажется, они как-то выбрались, а их загнали назад, но при этом то ли пропал, то ли погиб король, а его брат ударился в эсператизм и перенес столицу.
Если Дик и испытывал благодарность к своему эру, то после разговора она исчезла. Ворон в очередной раз показал, что люди для него не дороже собак и лошадей. Еще бы, ЕГО оруженосец не может проиграть чужому, а там хоть трава не расти. И все же Баловник и кольцо вернулись к хозяину, можно не думать о том, как объясняться с матерью и Эйвоном. Если б еще удалось скрыть вчерашнюю историю от кансилльера и Катарины, но это невозможно. Ричард не столь уж и хорошо знал законы высшего света, но не сомневался – вечер у Марианны будет занимать Двор не меньше недели. Ворон сделал все, чтобы превратить игру в очередной скандал, без которых он не может жить… И все-таки юноше ужасно хотелось знать, как комендант забрал у Эстебана его выигрыш и о чем говорили Рокэ и Килеан утром.
Ричард немного подумал, чем ему заняться. Меньше всего хотелось объясняться с Налем или эром Августом, и именно поэтому юноша решил сделать именно это. Герцог Окделл не трус, он умеет отвечать за свои поступки, и потом, если не прийти и не рассказать кансилльеру о вчерашнем, за него это сделают другие. Штанцлер подумает, что Дик прячется за спину маршала, но это не так! А играть Ричард Окделл больше не станет, что бы Рокэ ни говорил. Святой Алан, он никогда больше не прикоснется ни к костям, ни к картам. Матушка была права, когда говорила, что игра – забава «навозников». Отец никогда не играл, его все любили и уважали и без этого, а кто уважает и любит Ворона? Его боятся, перед ним заискивают, но разве это сравнится с тем, как относятся к кансилльеру и Катарине Ариго?!
Все было правильно и понятно, пока юноша не вспоминал длинное лицо и залысины своего несостоявшегося эра. Килеан-ур-Ломбах был Человеком Чести и другом Штанцлера, но Дик был рад, что не попал в оруженосцы к этому человеку. Уж лучше Ворон! Вот Эстебану там самое место, так ему и надо! Людвиг казался недобрым, холодным, а баронесса… Баронесса очень не хотела иметь с ним дело.
Ричард вздохнул и принялся собираться. Он пойдет к кансилльеру прямо сейчас и получит то, что заслужил. Все равно эр Август или уже все знает или вот-вот узнает… Юноша расправлял плащ, когда слуга принес письмо от Наля. Обиженный, но преисполненный чувства долга кузен ждал родича на улице, чтобы проводить к эру Штанцлеру, который желал видеть Дика в своем особняке. Одно это повергло Ричарда в уныние. Штанцлер позабыл о своей обычной осторожности и открыто приглашает его к себе. Отчего-то Дик не сомневался, что ничего хорошего это ему не сулит, и оказался прав. Переступив порог кабинета, юноша встретил не пожилого доброго человека, а холодного и недоступного вельможу, рядом с которым чувствуешь себя провинившимся щенком.
– Проходите, герцог, – произнес кансилльер, поднимая голову от бумаг, – и садитесь.
– Эр Август…
– Ричард Окделл, прошу вас так меня больше не называть.
– Но…
– Я не думал, что вы опуститесь до того, чтоб проиграть фамильное кольцо и броситься за помощью к Рокэ Алве.
– Я не просил его ни о чем.
– Вот как? Выходит, он узнал обо всем сам?
– Я… Он спросил, где моя лошадь…
– Вы проиграли перстень, коня и деньги, которые мать и Эйвон оторвали от себя и ваших сестер. И кому? Как вас вообще угораздило сесть играть с Эстебаном Колиньяром? Вы хоть понимаете, к чему это привело?
– Ну…
– А привело это вот к чему. – Штанцлер резко оттолкнул от себя документы. Один свиток упал на ковер, но кансилльер на него и не взглянул. – Человек Чести, наш друг, друг вашего отца опозорен. И кем?! Рокэ Алвой. Вы думаете, маршал решил вам помочь? Нет, он использовал вашу глупость, не сказать иначе, чтобы свести старые счеты с графом Килеаном-ур-Ломбахом, да и со всеми нами заодно. Заявиться в дом куртизанки, вынудить Килеана поставить на кон фамильную ценность, выиграть ее и потребовать вместо выкупа кольцо Окделлов. Все, кто это видел, не сомневаются, что ваше кольцо и лошадь были у Килеана! Про Эстебана никто не знает, Алва повернул все так, словно Людвиг обыграл сына своего друга, а Ворон вынудил мерзавца вернуть выигрыш.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |