Т.Б. Длугач, Я.А. Ляткер: Когда один ученый описывает другому, как и что он проделал в ходе эксперимента, сообщение постепенно начинает приобретать иные логические характеристики, чем если бы имело место устное сообщение. Так, автор не может рассчитывать на непосредственное живое восприятие, ему (и читателю) требуется воображение. Далее, словесное описание начинает сопровождаться рисунками, чертежами, схемами и т.д., то есть слово постепенно в ряде случаев заменяется графическим, геометрическим изображением. И, наконец, самое важное — при описании реальный описываемый предмет с необходимостью превращается в предмет идеализированный, который никогда не совпадает …с действительным предметом. Иначе говоря, в ходе переписки, возникающей в силу определенных общественно-исторических причин, формируется новый логический феномен — мысленный эксперимент, выступающий в качестве обязательного дополнения эксперименту реальному, без которого в строгом смысле слова последний вообще не может быть поставлен… [32, с. 300]. А.: При этом в письмах такого рода большое внимание обращается не столько на полученные результаты, сколько на обоснование их вывода, то есть на то, без чего невозможно понять эти самые результаты. Так, например, Декарт в одном из писем, отвечая на просьбу объяснить некое физическое явление, пишет: “Я охотно ответил бы на Ваши вопросы, касающиеся пламени свечи и других подобных вещей, но предвижу, что никогда не смогу достаточно удовлетворительно сделать это до тех пор, пока Вы не ознакомитесь со всеми принципами моей философии” (Цит. по [32, с. 303]).
Тебе не кажется, что я пытаюсь доказать тебе то же самое: нельзя знакомиться с решением какого-либо частного психологического вопроса без обращения к исходным основаниям, на которые это решение опирается, то есть невозможно понять какие-либо практические приемы психотерапии без знания философии человека, которая за ними стоит?
Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую
С: Теперь-то я с тобой согласен, а раньше, признаюсь, мне казалось это ненужной “метафизикой”, которой занимаются люди, не владеющие практическими приемами. А.: Утешай себя тем, что не ты один так думал. Дальнейшее развитие науки в XVIII и XIX веках приводит как раз к такому отделению результатов от их философского и конкретно-научного методологического обоснования: это имело, впрочем, не только отрицательные, но и свои положительные стороны.
С: Неужели положительные? Значит, не случайно я так долго придерживался этой “антитеоретической” позиции?
А.: Не случайно. Это был неизбежный этап развития науки, в том числе и психологической. Различные конкретные науки и философия окончательно отделяются друг от друга… Т.Б. Длугач, Я.А. Ляткер: Период формирования академий наук стал временем “разложения” письма: “Мавр сделал свое дело, Мавр должен был уйти”. Научная переписка продолжает сохраняться, но отходит на задний план интеллектуальной жизни; ее место занимают, с одной стороны, научные сообщения различного рода, с другой — философские сочинения. То, что в письме было от “логики спора”, то есть обоснования “начал” нового знания, превратилось в основное содержание философии; то, что было ориентировано на дедуктивные выводы, послужило основой естественнонаучной теории [32, с. 306]. А.: Психология одной из последних произвела это разведение двух аспектов научного творчества. Со второй половины XIX века психология постепенно превращается в экспериментальную науку, и характерными становятся сочинения, озаглавленные, например, так: “Психология без всякой метафизики”. Сочинение под таким заглавием выпустил в начале XX века известный русский философ и психолог Александр Иванович Введенский. Для подобных сочинений характерна изначальная установка на “эмпирические исследования” без обращения к различным рассуждениям о природе души, ее бессмертии и так далее. При всем положительном замысле этих эмпирических сочинений они страдают двумя недостатками.
С: Догадываюсь, какими. Только что Декарт об этом сказал: трудно понять конкретные результаты, не зная логики их “вывода”. А в чем другой их недостаток?
А.: В неучете диалогической природы мышления, что приводит ученого к убежденности (иногда неоправданной) в истинности одной-единственной точки зрения на изучаемый им предмет, чаще всего своей собственной.
Т.Б. Длугач, Я.А. Ляткер: Если в философских трудах, по сути дела, все время идет спор мыслителя со своим alter ego, то в научных сочинениях все возражения собеседников и оппонентов устраняются; микросоциум личности как бы ссыхается до одного-единственного участника, не сомневающегося в незыблемости оснований своей концепции… Вопрос о том, действительно ли так уж бесспорны эти посылки, снимается. При этом ученый не осознает того, что те основания научной теории, которые он полагает в качестве бесспорных, можно даже сказать “само собой разумеющихся”, стали таковыми … лишь после того, как были “опробованы” на истинность ранее, в длительных спорах… [Там же, с. 306]. А.: Лишь в начале XX века появляются сомнения в возможности построить психологию на чисто эмпирических основаниях, без специального теоретико-методологического анализа… Но мы с тобой настолько отвлеклись, что забыли, что говорили про Лейбница… С: Напротив, мне это поможет понять его творчество лучше. Три линии дискуссий Лейбница с Локком по психологическим вопросам А.: Сейчас мы с тобой остановимся на споре Лейбница с Джоном Локком по некоторым психологическим вопросам, и ты увидишь, что в споре действительно рождается истина. Интересны обстоятельства этого спора. Напомню, что Лейбниц в своем исследовании “Новые опыты о человеческом разумении” буквально повторяет структуру локковской работы “Опыт о человеческом разумении”. Эта книга, действительно, была по замыслу своему полемикой с локковской концепцией души и сознания. И написана, она, кстати, в форме диалога двух лиц, одно из которых представляет взгляды Лейбница, а второе — Локка. Когда книга была завершена, Локк скончался (до этого через леди Мэшем, в переписке с которой состоял Лейбниц, немецкий философ излагал
Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую
некоторые положения этого труда), и Лейбниц счел неудобным публиковать свое сочинение. Случилось так, что оно было опубликовано лишь во второй половине XVIII века (См. [33, с.5-6])-
С: Каковы же разногласия между Лейбницем и Локком?
А.: Можно выделить, по крайней мере, три линии полемики (См. [6, с. 99-100]). Первая из них: есть ли душа “чистая доска”, как говорил Локк, на которой опыт пишет свои письмена, или она нечто другое.
Г.В. Лейбниц: Наши разногласия касаются довольно важных вопросов. Речь идет о том, действительно ли душа сама по себе совершенно чиста, подобно доске, на которой еще ничего не написали (tabula rasa), как это думают Аристотель и наш автор, и действительно ли все то, что начертано на ней, происходит исключительно из чувств и опыта или же душа содержит изначально принципы различных понятий и теорий, для пробуждения которых внешние предметы являются только поводом, как это думаю я вместе с Платоном … исо всеми теми, которые толкуют соответствующим образом известное место в послании Св. Павла к римлянам где он говорит, что закон божий написан в сердцах… [28, с. 48]. С: После того, что я услышал, мне кажется это шагом назад в познании души. Опять апелляция к врожденным идеям и так далее.
А.: Я думаю, что здесь нельзя говорить о шаге назад: Лейбниц, как и ранее Платон, отмечает принципиальную слабость механистического сенсуализма в понимании сознания. Согласно этому подходу, нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах. Но, как и Платон, Лейбниц видит невыводимость “всеобщих категорий” человеческого рассудка непосредственно из чувственного познания.
Г.В. Лейбниц: Хотя чувства необходимы для всех наших действительных знаний, но они недостаточны для того, чтобы сообщить их нам полностью, так как чувства дают всегда лишь примеры, то есть частные или индивидуальные истины. Но как бы многочисленны ни были примеры, подтверждающие какую-либо общую истину, их недостаточно, чтобы установить всеобщую необходимость этой самой истины; ведь из того, что нечто произошло, не следует вовсе, что оно всегда будет происходить таким же образом [Там же, с. 49]. А.: И Лейбниц дает классическую формулу философского рационализма, в которой содержится основное положе-
Три линии дискуссий Лейбница с Локком 153
ние этого философского учения: “Нет ничего в разуме, чего не было бы раньше в чувствах, за исключением самого разума” [Там же, с. 111].
Г.В. Лейбниц: Мне укажут на принятую среди философов аксиому, что нет ничего в душе, чего не было бы раньше в чувствах. Однако отсюда нужно исключить самое душу и ее свойства… Но душа заключает в себе бытие, субстанцию, единое, тождественное, причину, восприятие, рассуждение и множество других понятий, которых не могут дать чувства [Там же].
А.: А вот еще одна грань этой критики сенсуализма Лок-ка. Лейбниц затрагивает проблему человеческих способностей, которые различны у разных людей, и видит источник этого различия в изначальной индивидуальности души.
Г.В. Лейбниц: Всегда существует некоторое конкретное предрасположение к действию, и притом предпочтительно к такому-то действию, анек иному. И кроме предрасположения существует известная тенденция к действию и даже одновременно бесконечное множество тенденций у каждого субъекта; и тенденции эти дают всегда некоторый результат… [Там же, с. ПО].
А.: Лейбниц использует в этом смысле сравнение души с полотном (экраном) в темной комнате, который может принимать изображения извне, но это полотно имеет некие складки как некоторые врожденные особенности души. В дальнейшем развитии психологии мы будем практически всегда находить эти две тенденции в понимании человеческих способностей: одни авторы будут, подобно Локку, считать, что можно научить всему практически любого здорового человека, то есть, образно говоря, они будут считать главным условием развития психики внешние условия, другие же авторы, подобно Лейбницу, будут считать, что существуют некие внутренние условия, которые могут облегчать или затруднять действие внешних факторов (и под этими внутренними условиями понимать способности, задатки, врожденные знания и прочее). Подобный спор будет происходить в XVIII веке между французскими философами Гельвецием и Дидро, а в XX веке — между известными представителями двух “деятельно-стных школ” — Леонтьевым и Рубинштейном. Второй предмет спора между этими философами — роль активности души в восприятии воздействий внешнего мира. Это положение тесно связано с толкованием души как одного из видов монад.
Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую С: А что такое монада?
А.: Монадология Лейбница — очень сложное построение, но если в двух словах, то Лейбниц был против понимания мира как системы, где имеют место лишь количественные изменения, он считал мир системой разнокачественных объектов, которым присущи свои уникальные свойства. В мире нет двух капель воды, похожих друг на друга. Поэтому Лейбниц говорит не об одной или двух субстанциях, которые производят вещи, меняясь лишь количественно, в мире наблюдается “множественность субстанций”. Фактически в основании каждой вещи лежит своя субстанция, которую он и называет монадой. С: Какое-то невероятное усложнение природы вещей…
А:Ая вижу в монадологии Лейбница стремление объяснить разнокачественность явлений, отказ от каких-либо редукционистских установок, которые будут впоследствии так распространены в психологии, когда психика будет сводиться к физиологическим процессам, а физиология будет пониматься тоже грубо механистически… Монада есть как бы “внутренний закон” того или иного предмета (который отличен от закона функционирования другого предмета)…
Г.В. Лейбниц: Каждая монада необходимо должна быть отлична от другой. Ибо никогда не бывает в природе двух существ, которые были бы совершенно одно как другое и в которых нельзя было бы найти различия внутреннего или же основанного на внутреннем определении…
Естественные изменения монад исходят из внутреннего принципа, так как внешняя причина не может иметь влияния внутри монады [34, с. 414].
А: Любая монада “отражает весь мир”, причем монады отличаются друг от друга своеобразием восприятия этого мира, которое определяется “внутренним законом этой монады”. Восприятие в широком смысле, которое понимается Лейбницем как преходящее состояние, свойственно любой монаде; если же восприятия более отчетливы и сопровождаются памятью, то эти монады могут быть названы душами (См. [Там же, с. 416]). Таковы души животных — Лейбниц против картезианской концепции животных как “автоматов”. Но у животных еще нет осознания восприятий. Лишь у человека появляется сознание, или апперцепция, как называет Лейбниц осознание человеком своих восприятий и стремлений.
Что касается спора с Локком относительно активности сознания, то у Лейбница неоднократно говорится о наличии
“внутреннего принципа”, “внутреннего закона” деятельности монады. Г.В. Лейбниц: Деятельность внутреннего принципа, которая производит изменение или переходит от одного восприятия к другому, может быть названа стремлением. Правда, стремление не всегда может вполне достигнуть цельного восприятия, к которому оно стремится, но в известной мере оно всегда добивается этого и приходит к новым восприятиям [Там же, с. 415],
А.: Таким образом, Лейбниц подчеркивает активность сознания и при получении элементарных ощущений, а не только при образовании сложных идей, как это говорил Локк. Наконец, в-третьих, Лейбниц неоднократно говорит о “неосознаваемых восприятиях”, а, как ты помнишь, Локк в своем труде “Опыт о человеческом разумении” считает, что трудно представить себе запечатление в душе чего-либо без его осознания (См. [25, с. 97]). Лейбниц называет эти бессознательные восприятия “малыми восприятиями”. Г.В. Лейбниц: Так как, однако, придя в себя из бессознательного состояния, мы сознаем наши восприятия, то последние необходимо должны были существовать и непосредственно перед тем, хотя бы мы и вовсе не сознавали их, ибо восприятие может естественным путем произойти только от другого восприятия, как и движение естественным путем может произойти только из движения [34, с. 417].
А.: Это утверждение, правда, лишь теоретически, умозрительно доказывает существование бессознательной психической деятельности. Лейбниц исходит из общефилософского принципа, который он формулирует образно как “природа не делает скачков”: несмотря на уникальность каждой отдельной монады самой по себе, все они в совокупности образуют континуум… С: Чего-чего?
А.: То есть непрерывную последовательность монад. Это одна из первых попыток введения бессознательной психической деятельности в план специального изучения, которое было затем продолжено рядом немецкоязычных авторов, в том числе Зигмундом Фрейдом. Что касается самого спора с Локком, то многие биографы Лейбница подчеркивают, что, вообще говоря, позиция Лейбница в понимании сознания далеко не так отличается от Локковской, как это хочет представить немецкий философ (См. [33, с. 10]). Локк говорил о наличии и врожденных
Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую
предрасположенностей (способностей), и “смутных восприятий”, и активности разума (хотя бы в образовании сложных идей). Однако это относится по большей части к “позднему Локку”, то есть к более поздним его сочинениям, например к известной работе “Мысли о воспитании”, в которой Локк допускает врожденное различие в умах людей. Лейбниц же полемизирует с локковским “Опытом о человеческом разумении”. Эта полемика отражала те крайние позиции в психологии сознания, которые затем будут неоднократно встречаться в психологической литературе. И в этом смысле эта полемика — хотя и не смогла оказать прямого воздействия на философскую мысль первой половины XVIII века, поскольку, как ты помнишь, книга эта была опубликована спустя около 50 лет после ее написания, — сыграла значительную роль в осмыслении возможных путей развития психологии в более поздние времена.
А в следующий раз мы начнем разговор с развития идей эмпирического изучения сознания, представленных в работах Локка, которое происходило по нескольким линиям. Литература
1. СоколовВ.В. Средневековая философия. М., 1979.
2. ГеръеВ. БлаженныйАвгустин. М., 1910.
3. АвгустинА. Монологи // Творения Блаженного Августина, Епископа Иппонийского. В 8 гг. Киев, 1880. Т. 2. С. 227-298.
4. Августин А. О бессмертии души // Там же. С. 299-326.
5. Августин А. О количестве души // Там же. С. 327-418.
6. Ждан А.Н. История психологии от античности до наших дней. М., 1990.
7. АбелярП. История моих бедствий. М., 1959.
8. Первое письмо Элоизы Абеляру // П. Абеляр. История моих бедствий. М., 1959. С. 63-71.
9. Федотов Т.П. Абеляр. Пг., 1924.
10. АверинцевС.С. Схоластика//Философскийэнциклопедическийсловарь. М., 1989. С. 639.
11. Антология мировой философии: В4тт.М., 1969. Т. 1.4. II.
12. КурантовА.П., СтяжкинН.И. УильямОккам. М., 1978.
13. СубботинА.Л. ФрэнсисБэкон. М., 1974.
14. Бэкон Ф. Новый Органон // Ф. Бэкон. Соч. в2тт.М., 1978. Т. 2. С. 5-214.!5. ЛяткерЯЛ. Декарт. М., 1975.
16. Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках // Р. Декарт. Соч. в2тт.М, 1989. Т. 1.С. 250-296. 11. Декарт Р. Первоначала философии // Там же. С. 297-422.
18. Декарт Р. Избранные произведения. М, 1950.
19. Декарт Р. Страсти души // Р.Декарт. Соч. в2тт.М, 1989. Т.1.С. 481-572.
20. ЛоккДж. Два трактата о правлении // Дж. Локк. Соч. вЗтт. М., 1988. Т. 3. С. 135-405.
21. Нарский И.С. Джон Локк и его теоретическая система // Дж. Локк. Соч. вЗтт.М., 1988. Т. 1. С. 3-76.
22. СоколовВ.В. Европейская философия XV—XVII веков. М, 1984.
23. ЗаиченкоГ.А. ДжонЛокк. М, 1988.
24. ЛоккДж. Опыт о человеческом разумении // Дж. Локк. Соч. вЗтт. М, 1985. Т. 1.С. 78582.
25. Дидактика // Пер. с нем. под ред. И.Н. Казанцева. М, 1959.
26. Давыдов В.В. Проблемы развивающего обучения: Опыт теоретического и экспериментального исследования. М., 1986.
27. ЯрошевскийМ.Г. Историяпсихологии. М., 1985.
28. Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии // Г.В.Лейбниц. Соч. в4тт. М, 1983. Т. 2. С. 47-545.
29. НарскийИ.С. Готфрид Лейбниц. М, 1972.
30. МайоровГ.Г. Лейбниц как философ науки // Г.В. Лейбниц. Соч. в4тт. М, 1984. Т. 3. С. 3-40.
31. Соколов В.В. Философский синтез Готфрида Лейбница // Г.В. Лейбниц. Соч. в4тт. М, 1982. Т. 1. С. 3-77.
32. Философия эпохи ранних буржуазных революций. М., 1983.
33. Нарский И.С. Основное гносеологическое сочинение Лейбница и его полемика с Локком // Г.В. Лейбниц. Соч. в4тт.М, 1983. Т. 2. С. 3-46.
34. Лейбниц Г.В. Монадология // Г.В.Лейбниц. Соч. в4тт. М., 1982. Т.1.С. 413-429.
35. Декарт Р. Письмо к А. Кольвию // Р. Декарт. Соч. в2тт. М., 1989. Т. 1.С. 608-609.
Диалог 4. “МЕНТАЛЬНАЯ МЕХАНИКА” ИЛИ “МЕНТАЛЬНАЯ ХИМИЯ”? (Новые проблемы эмпирической психологии сознания)
А.: Условно можно выделить три линии развития эмпирической психологии сознания, основы которой были заложены Локком. Любопытно, что эти линии определенным образом связаны с особенностями философской культуры в тех или иных странах… С: Что ты имеешь в виду?
А.: Я имею в виду следующее интересное явление: в Англии, Франции и Германии разрабатывались фактически разные проблемы психологии как науки о сознании; при этом использовались не только идеи Локка, но и других авторов, о которых мы говорили в прошлый раз. В Англии получила особое распространение и развитие линия разработки идей Локка об ассоциации. Само явление ассоциации как некоторой “связи идей” было известно еще в древности, но термин “ассоциация” предложил именно Локк. Предпосылки формирования ассоциативной психологии: ассоциация как “случайная связь идей” в концепции Дж, Локка
Дж. Локк: Некоторые наши идеи имеют естественное соотношение и связь между собой. Назначение и преимущество нашего разума заключается в том, чтобы прослеживать и поддерживать их вместе в том сочетании и соотношении, которое основано в свойственном им бытии. Кроме этой связи есть еще другая связь идей, целиком обязанная случаю или обычаю: идеи, сами по себе вовсе не родственные, в умах некоторых людей соединяются так, что очень трудно разделить их. Они всегда сопровождают друг друга, и, как только
Ассоциация как “случайная связь идей” в концепции Дж. Локка 159 одна такая идея проникает в разум, вместе с нею сейчас же появляется соединенная с нею идея; а если таким образом соединено более двух идей, то вместе показывается все неразлучное всегда скопище… Такие прочные сочетания идей, не соединенных от природы, ум образует в себе или произвольно, или случайно [1,с.451].
А.: Именно такая “неестественная” связь идей и называется Локком ассоциацией. Несмотря, однако, на эту “неестественность”, ассоциации играют весьма большую роль в жизни человека.
Дж. Локк: Результатом такого соединения бывают некоторые антипатии… У взрослого человека, объевшегося меда, когда он услышит название его, так тотчас же фантазия вызовет боль и тошноту в желудке, и он не может вынести самой идеи меда; эту идею тут же сопровождают другие идеи — идеи отвращения, тошноты и рвоты… [Там же, с. 452-453]. А.: Благодаря ассоциациям образуются некоторые заблуждения и предрассудки. Дж. Локк: Идеи домовых и привидений в действительности связаны с [идеей] темноты не больше, чем со светом. Но достаточно глупой няньке, внушая эти идеи уму ребенка, вызывать их у него вместе, чтобы потом ребенок, быть может, никогда во всю свою жизнь не смог отделить их друг от друга; темнота всегда будет для него нести с собой эти страшные идеи, и они будут соединены так, что он одинаково не будет в состоянии переносить их обе [Тамже, с. 453-454].
А.: Как прирожденный педагог, Локк делает отсюда далеко идущие и не устаревшие педагогические выводы.
Дж. Локк: Многие дети, приписывая испытываемые ими в школе страдания книгам, за которые их наказали, так тесно соединяют эти идеи, что книга делается для них предметом отвращения, и они потом всю свою жизнь не примиряются с учением и употреблением книг; и для них становится мукою чтение, от которого при других условиях они, быть может, получили бы великое наслаждение в жизни… Я обращаю на это внимание чтобы люди, имеющие детей, или те, кому поручено их воспитание, сочли стоящим труда тщательное наблюдение за неправильной связью идей в умах юного поколения и заботливое предупреждение ее [Там же, с. 455, 453].
А.: Итак, ассоциация у Локка — это, в общем, случайное явление в психической жизни, где основную роль играет иное
160 Диалог 4. “Ментальная механика” или “ментальная химия”? соединение идей посредством закономерной и целесообразной деятельности разума. Но после Локка в английской эмпирической психологии появляется мощное течение ассоци-анизма, которое ставит ассоциацию во главу угла и считает ее не просто основным, а единственным механизмом работы сознания. Но это происходит уже в XVIII веке. С: Неужели не ясно, что это чрезмерное упрощение? По-моему, все это для нас неинтересно. А.: Сначала давай выявим основания для такого упрощения. Как я тебе уже говорил, в любой психологической концепции есть своя “правда”, в том числе и в ассоцианизме. Давай попытаемся ее найти в этом большом направлении в психологии. Это именно направление, которое существовало более чем 200 лет и объединяло представителей как материалистической, так и идеалистической линии… С: Опять это членение на материалистов и идеалистов?
А.: Оно неизбежно. В рамках ассоциативной психологии эта чисто философская позиция
того или иного автора обусловливает понимание им природы ассоциативных связей. Вот,
например, Джордж Беркли. Этот епископ внес свой вклад в психологию, сделав попытку
объяснить механизмом ассоциации явления зрительного восприятия пространства.
Распространение принципа ассоциации
на объяснение механизма восприятия пространства
(Дж. Беркли)
С: Он что, специально этим занимался?
А.: Не только этим. Беркли тоже, как Локк и Лейбниц, был универсалом. До книги, о которой я сейчас говорю — “Опыт новой теории зрения”, — он опубликовал две работы по математике; затем занимался политикой и экономикой, медициной и, конечно же, философией. Кстати — что мне лично всегда импонирует — Беркли был философом не только в своих произведениях, ноив жизни. Вот что про него однажды сказал его близкий друг, известнейший английский писатель Джонатан Свифт.
Дж. Свифт: Он — абсолютный философ в том, что касается денег, титулов и властолюбия (Цит.’по [2, с. 25]).
А.: Свифт имел в виду полное отсутствие у Беркли тщеславия и стремления к добыванию денег. Беркли стремился к
Объяснение механизма восприятия пространства (Дж. Беркли) 161 высшим человеческим идеалам и ценностям: главной из них он считал веру в Бога. А что больше всего, по мнению Беркли, подрывало эту веру? Материализм и атеизм. Вот почему, как неизменно подчеркивают все его биографы, основным смыслом жизни Беркли была его борьба с неверием, материализмом и атеизмом (См. [2, с. 19-20]). Уже в 25 лет это был совершенно зрелый философ, прекрасно ориентировавшийся в системе современных ему философских учений. Это великолепное знание предмета и помогло ему бить материалистов их же оружием. С: Каким?
А.: Помнишь, мы говорили о номинализме средних веков как некоторой материалистической тенденции в философии и психологии? Беркли тоже был номиналистом и высоко ставил в этом отношении Уильяма Оккама, но его номинализм приводил к прямо противоположным материализму выводам. С: Как же это могло быть?
А: Я уже неоднократно замечал в истории философии и психологии: любая идея, доведенная до абсурда, превращается в свою противоположность. А по мнению биографов, Беркли довел до абсурда эмпиризм Локка (См. [Там же, с. 46]). Если у Локка идеи отражали все-таки некоторые объективные свойства предметов окружающего мира (я имею в виду ощущения), то у Беркли идеи (ощущения) есть некая самодостаточная реальность, только и известная субъекту сознания. Ведь критерием истины у Беркли, как и у Декарта, считается ясность и отчетливость моего чувственного восприятия, моих ощущений. Как и Декарт, живший ранее, как многочисленные авторы, рассматривавшие проблему сознания после него, Беркли считал, что самым достоверным и непосредственно мне данным является мое сознание, мои ощущения. Отсюда его знаменитые фразы: “Вещь — это комплекс ощущений”, “Существовать — значит, быть воспринимаемым”. Правда, в трактате “Опыт новой теории зрения”, о котором мы сейчас поговорим, Беркли не был еще “правоверным берклианцем”. В этой работе Беркли исследует вопрос, который до сих пор интересует психологов: каким образом человек воспринимает пространственные характеристики видимых объектов? До Беркли считалось, что глаз “непосредственно” видит глубину, чувствуя углы, образуемые лучами света в аппарате глаза. Беркли считает, что это абсолютно 6 Е. Е. Соколова
162 Диалог 4. “Ментальная механика” или “ментальная химия”? не соответствует реальности: это очевидно следует из самонаблюдения, поскольку “всякий сам есть наилучший судья в отношении того, что он воспринимает и чего не воспринимает” [3, с. 56]. Правда, Беркли, кроме данных самонаблюдения, опирается и на некоторые рассуждения, и на имевшиеся в то время случаи обретения зрения слепыми с детства людьми, что придает доказательствам Беркли особую убедительность. Во-первых, непосредственно глазом расстояние не воспринимается хотя бы потому, что расстояние до предмета есть линия, перпендикулярная к глазу, в проекции представляющая собой точку при любом расстоянии до объекта. Во-вторых, исследования прозревших слепых показало, что они не видят “непосредственно”, что их еще нужно учить видеть. И отсюда Беркли делает интересный вывод.
Дж. Беркли: Я знаю с очевидностью, что расстояние само по себе не воспринимается, что, следовательно, оно должно восприниматься через посредство некоторой другой идеи, воспринимаемой непосредственно и притом изменяющейся вместе с различными степенями расстояния [3, с. 57-58].
А.: Беркли считает, что такими “опосредствующими” идеями являются, во-первых, ощущения от поворота глаз и другие мышечные и осязательные ощущения, которые возникают, например, при перемещении к какому-либо предмету; во-вторых, степень неясности объектов (в случае близлежащих предметов); в-третьих, “яркость” (точнее, “неяркость”) отдаленных объектов. Связь между идеей расстояния и данными “опосредствующими” идеями образуется в опыте: наш прошлый опыт подсказывает нам, что каждый раз, когда объект нам кажется неясным, он расположен где-то близко от нас, когда же объект виден отчетливо, но менее ярко — значит, объект, наоборот, далеко. Определенное напряжение глазных мышц также говорит, что объект находится на том или ином расстоянии. Но эта связь между одними и другими зрительными идеями и идеями зрения и осязания не есть необходимая связь: она образуется только при временном совпадении двух различных идей.
Дж. Беркли: Нет никакой естественной или необходимой связи между ощущением, воспринимаемым нами от поворота глаз, и большим или меньшим расстоянием. Но вследствие того, что дух, путем постоянного опыта, нашел, что различные ощущения, соответствующие различным диспозициям глаз, сопровождаются каждое различным расстоя-
Ассоциация как “преобладающая” связь идей у Д. Юма 163
нием до объектов, возникла привычная и постоянная связь между этими двумя разрядами идей, так что не успеет дух воспринять ощущение, порождаемое различным поворотом, который дается глазам, чтобы сблизить или отдалить зрачки, как сейчас же он воспринимает ту или иную идею расстояния, которая обыкновенно связывалась с этим ощущением. Совершенно так же идея, которую привычка связала с известным звуком, непосредственно внушается разуму, лишь только услышан этот звук… Для того чтобы одна идея могла внушить духу другую, достаточно, чтобы их наблюдали вместе. Нет надобности в какой-либо демонстрации их сосуществования, и вовсе не требуется познания того, что заставляет их таким образом сосуществовать… Идеи, вводимые каждым отдельным чувством, совершенно различны и независимы друг от друга; но так как они постоянно наблюдаются вместе, то и высказываются как бы от одной и той же вещи [3, с. 57, 59, 73]. А.: А что есть не необходимая, образованная только в индивидуальном опыте связь между двумя идеями, которые не имеют между собой ничего общего? С: По-моему, речь идет об ассоциации.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |