макияж, в голове, наконец, прозвучал голос разума:
"Ань, что ты делаешь? Это не свидание, дорогуша! Ты на что вообще рассчитываешь?"
Эти вопросы сочились ядом, унижали, заставляя стыдится саму себя. Аня задрожала, отшвырнула
от себя косметичку и осела на пол, прислонившись спиной к ванне, беззвучные рыдания
сотрясали грудь.
"Ну что за наивная дебилка?
Ты, Ань, мозги-то врубишь, али нет?
Ушел он, понимаешь? И ушел к молоденькой девчонке, у которой нет мешков под глазами,
морщинок едва заметных, пустоты во взгляде, которая скоро родит ему ребенка, а потом еще кучу
малышей! А ты тут наряжаешься! Совсем рехнулась, хочешь опять в психушку? Он приедет просто,
чтобы забрать Диану, только за этим, поэтому напяль свои сраные треники, в которых ты
постоянно ходишь, заколи волосы в косу и держи себя в руках."
К тому моменту, как раздался звонок, означающий его приход, Аня привела себя в порядок,
скрыла недавние слезы и нацепила маску "все в порядке". Но руки дрожали, открывая дверь. Она
не поднимала глаз, почувствовала его, лишь вдохнув. В ноздри ударила свежесть с едва заметной
ноткой горечи. И, словно ошпаренная, отскочила... Слишком много его было в воздухе, боялась
удушья и передоза эндорфинов лишь от одного его присутствия.
Он вошел. Она почувствовала это по колебаниям воздуха, по шуршанию одежды. Тишина была
гнетущей. Сил не было посмотреть на него и что-то сказать, но все же, собрав волю в кулак,
подняла глаза и потерялась, запылала в черном огне, которым прожигал ее Маркус.
Здравствуй!- тихо произнес он, от чего по ее спине прошлась горячая волна, Аня сложила в
улыбку застывшие губы и также тихо ответила:
Привет!
Повернулась боком, чтобы не пожирать его глазами, и начала тараторить, не зная, чем заполнить
неловкость, а точнее, гигантскую пропасть между ними. Копалась в какой-то сумке, чтобы занять
трясущиеся руки и краем глаза наблюдала за ним.
Проходи! Диана спит... Чай будешь?
Он по-видимому собирался отказаться, но она зачем-то добавила:
Я купила шоколадный пирог...
"Твой любимый" – добавила про себя, но он все и так понял, отвел взгляд, криво усмехнулся.
Сглотнул и выдавил из себя:
Спасибо!
Аню эта благодарность в самое сердце ударила, потому что она знала, что не за чай он ее
благодарит, а вот за эту чертову мелочь - отголосок совместной жизни. Стало не по себе, особенно, под его тяжелым взглядом. Она вновь ощутила себя в этих трениках и футболке, бедненькой
студенточкой, он же как и всегда выглядел безупречно. Волосы красиво уложены, шикарное тело
упаковано в дорогое шмотье от известных брендов, на запястье красуются ролексы, на мизинце
кольцо с россыпью бриллиантов, очки болтаются на шее, зацепленные душкой за горловину
футболки.
Несколько долгих минут, пока Маркус стягивал с себя кожаную куртку, она пожирала его взглядом,
пока он не ответил ей тем же. Аня смущенно кашлянула, а он с какой-то довольной усмешкой
подвел итог:
Ты похожа на маленькую девчонку.
Скорее на маму маленького ребенка, которой вечно не до себя. - сразу же нашлась она с
ответом.
Тебе идет. - успокоил он ее с тенью улыбки на губах. Аня тяжело сглотнула и на ходу бросила,
направляясь на кухню:
Идем, Диана проснется еще не скоро, я ее недавно уложила.
Они прошли на кухню, Маркус сел за стол и начал ковыряться в телефоне, он кому-то звонил, а Аня
суетилась, накрывая на стол. Ощущения были странными, все это казалось неправильным, и в то
же время она не хотела иного.
Когда она села напротив, Маркус отложил телефон и посмотрел на нее внимательным взглядом.
Она занервничала, ладони вспотели, но взгляд не отвела, хотя все вопило в ней: "Не смотри.
Пожалуйста, прекрати насиловать себя!"
Как дела? - прокашлявшись, спросила она, размешивая уже несколько минут сахар в чае.
Как обычно. Ни минуты покоя! – пожал он плечами, с шумом отпивая чай и отправляя в рот
изрядную порцию шоколадного пирога. Аня, словно воровка, наблюдала из под опущенных
ресниц, как ложка исчезает у него во рту, а язык мелькает между губ, слизывая крем. По коже
пронеслась волна желания, сердце заныло тоской по этому мужчине. Это было мучительно,
изматывающе, невыносимо – смотреть на него и не сметь прикоснуться, говорить, но не то, что
хочется, прятать истинные эмоции за вежливостью и пустыми фразами. Лишь глаза вопили: "Ты
мне нужен", а когда в ответ прочитала: "Я скучал по тебе", то еле сдержалась, чтобы не сорваться, наплевав на все. "Нельзя" - набатом билось в голове.
"Неужели так будет всегда? Да, так будет всегда, потому что иначе у нас не получается."
Отвернулась, смахнула слезы, запивая их остывшим чаем, не зная, о чем еще говорить, чтобы не
нарушить душевного равновесия ни его, ни свое. Хотя вопросы о журналистке разрывали душу, но
она не имела права спрашивать, да и не хотела, слишком больно это.
Мучительное молчание затягивалось, нарушаемое лишь тяжелым дыханием и звоном чашек.
Когда чай был выпит, они облегченно вздохнули и одновременно поднялись из-за стола. Аня
отправилась мыть посуду, а Маркус пошел посмотреть на дочь.
Вода лилась, обжигая руки, также как и слезы жгли глаза. Чего она ждала от этой встречи? Не ясно, но она не думала, что будет так тяжело. Вымыв посуду, она еще некоторое время не решалась
выйти с кухни, но после взяла себя в руки, и нашла Маркуса в комнате дочери.
Аня нервно сглотнула, ее трясло нервной дрожью от его близости. Отчаянно хотелось
прикоснуться к нему, всего одно прикосновение... Такой чужой и далекий он был сейчас, на лице
маска холодного официоза. Сердце сжималось, оно тосковало по этому мужчине, слезами
обливалась душа, не в силах что-либо изменить. Как же горько! Маркус что-то нежно шептал
спящей Диане, а Аня медленно умирала, наблюдая за ними. Скоро он будет также возится с
другим малышом. Эта мысль разрывала на куски, вопить хотелось, пока голос не сорвется, но она
молчала. Сдерживала слезы из последних сил, закусив дрожащие губы. Когда же он обернулся и
посмотрел на нее в упор, не выдержала и хриплым от волнения голосом спросила:
Ты... ты ждешь мальчика или девочку?
Маркус побледнел и непонимающе воскликнул:
Что?! О чем ты?
Слезы зажгли глаза нестерпимо, Аня резко тряхнула головой, смаргивая их, но ничего не
получилось, боль разносилась по венам, отравляя все ее существо и она с надрывом прошептала:
Зачем ты вообще приехал?!
Вышла из комнаты, но он вышел следом, схватил ее за руку, она попыталась вырваться, но
безуспешно.
Слезы катились по щекам, Маркус тяжело задышал, коснулся ее лица пальцами, вытирая мокрые
дорожки, его голос дрожал, пропитанный горечью:
Я не знаю, Эни. Честно, не знаю... Прости, это все... мне не стоило!
Не стоило... - согласилась она, понимая, что самоконтроль летит окончательно к чертям. Его запах
сводил с ума, запястье жгло раскаленным железом его прикосновение, а близость туманила,
подавляла остатки разума. Хотелось его отчаянно, до агонизирующих хрипов, до дрожи в каждой
клеточке. Слишком нужен, невыносимо необходим сейчас, всегда, каждую секунду... Она тонула в
черном омуте его голодных глаз, падала в бездну...
Неизвестно кто из них сделал первый шаг, но в следующее мгновение Маркус рванулся к ней,
преодолевая разделяющее их расстояние, обхватывая руками, врезаясь своим телом в ее,
впечатывая в стену, накрывая ее губы своим горячим ртом. И это было так... правильно, потому
что, как глоток воздуха, необходимо. Она зарылась в его волосы на затылке, разве что не крича от
счастья, чувствуя мягкий шелк его волос между пальцами. Сжала их сильно, до боли, до дрожи в
его теле, с тоской и отчаянной злостью, утверждая свои бесспорные права на это движение, на
этого мужчину.
Аня чуть отстранилась, проводя языком по его губам, уже ничего не соображая, впитывая в себя
вкус мятного чая и шоколада. Скользящее, встречное движение, и они стонут, растворяясь друг в
друге. Маркус еще сильнее прижался к ней, лаская руками ее тело, раздвигая языком ее губы,
проникая внутрь. Аня задыхается, внизу живота все сладко обрывается, становится горячо, мокро,
одежда мешает. Маркус надавливает на шею, воздух перестает поступать, она открывает рот
шире, а он еще яростнее врезается языком глубже, вылизывая ее рот изнутри, прикусывая ее
нежные губы, заставляя глухо стонать, извиваться в его руках, сгорать в этом безумном огне. Она
впитывает его вкус, запах и молит его...
"Еще, глубже, сильнее. Да, вот так, пожалуйста, не останавливайся, я хочу тебя, до слез хочу!"
Дыхание рваное, языки сталкиваются, бьются, скользят, губы пьют, не в силах оторваться, пока не
осушат до дна, пока не высосут душу друг из друга.
Аня погрузила зубы в мягкую плоть, Маркус вздрогнул, во рту был металлический привкус его
крови, добавляющий остроты, доводящие ее до помешательства.
Его руки скользят по ее талии, забираются под футболку, задирают ее вверх. Аня тоже
лихорадочно комкает ткань на его теле, ей нужно было ощутить его, прикоснуться к горячей коже.
Она чуть не взвыла, почувствовав гладкое тело, дрожащее под ее пальцами. Как только она
коснулась его, Маркус замер, а потом сжал ее твердеющие соски подушечками пальцев сквозь
бюстгальтер. Аня выгнула спину, ощущая животом насколько он возбужден. Ее вторая рука
осторожно опустилась на ширинку его штанов, от чего он оторвался от ее губ и внимательно
посмотрел на нее, в глазах на секунду появилось напряжение.
Аня испугалась, что сейчас он оттолкнет ее, его взгляд метался по ее лицу, а когда остановился на
припухших губах, он со стоном вновь прижался к ним свои ртом, прикусывая их до крови, до
болезненного стона, до мурашек и испарены, по телу пробежала очередная дрожь. Аня ласкает
его сквозь ткань брюк, от чего на его языке вибрирует тихий стон, который она тут же
проглатывает. Его рука продолжает ласкать ее грудь, а другая сжимает ягодицы, мнет их
нетерпеливо и грубо. Но ей нравится, ее заводит этот голод, она и сама разве что не рычала,
втягивая в свой рот его язык, представляя, как через мгновение он будет двигаться в ней по-
настоящему. Его рука забирается под резинку ее штанов, и проворные пальцы ласкают ее через
тонкое кружево промокших трусиков. Аня стонет, словно помешанная, пораженная яростной
волной возбуждения, Маркус довольно слизывает ее стон с губ, а после спускается ниже,
прикусывая нежную кожу шеи, отодвигая трусики и погружая в нее два пальца. Слезы выступают
на глаза от этой дразнящей игры, и она готова уже вопить, тянет его к себе, другой рукой
лихорадочно стаскивает с него футболку, он же работает пальцами сильнее, а потом в ушах
раздается громкий плач... Аня ошалело оглядывается вокруг, задыхаясь. Маркус тоже задыхался.
Все еще прижимаясь к ней, он аккуратно вытащил руку из ее штанов и медленно облизал
влажные пальцы, доводя ее этим до яростной ломки во всем теле. Аня всхлипнула, когда он
медленно провел костяшками по ее щеке и хрипло прошептал:
Это станет ошибкой.
У нас их уже столько, что одной больше, одной меньше... -не соображая уже ничего, возразила
она. Но он покачал головой и отступил, Аня вспыхнула от стыда.
Собери Диану, я буду ждать в машине.
Закусив губу, метнула на него взгляд полный боли, но он уже отвернулся. Когда хлопнула дверь,
Аня медленно скатилась по стене под заливистый плач дочери. Тело по-прежнему горело, в крови
бурлило терпкое желание и яд унижения. Горло саднило от невыплаканных слез. Подняла себя, на
автомате подошла к дочери, обняла ее, чувствуя, как тихонечко отпускает и, прихватив сумку с
вещами, вышла из квартиры. Маркус помог уложить вещи дочери, пока Аня прощалась с
малышкой на целую неделю и усаживала ее в кресло. Они старались не смотреть друг на друга,
словно не было полчаса назад между ними ничего.
А собственно ничего и не было!
Я положила мазь, у нее скоро должен резаться зубик, хотя, конечно, лучше, если она будет со
мной. Это сложный период...
Хорошо. - тяжело вздохнул он, заглядывая ей в лицо, потому что Аня старательно избегала его
взгляда.
Ну, тогда хорошо вам отдохнуть! - натянув вежливую улыбку, пожелала она, и поцеловав дочь,
развернулась, чтобы уйти, но Маркус мягко остановил ее, придержав за локоть:
Прости. Зря я приехал... Думал, справлюсь... Больше этого не повторится.
Тебе не за что просить прощение... Но ты прав, приезжать больше не стоит. - твердо ответила она, маска была снята в последний, пожалуй, раз. Они долго смотрели друг на друга, понимая, что
именно сейчас прощаются друг с другом. Мир замер на мгновение, были лишь горечь черных глаз
и тоска голубых, скрестившихся в эту минуту, чтобы сказать друг другу "прощай", чтобы разорвать
цепочку, удерживающую их десять лет, которые проносились в эту минуту в их глубине, словно
кто-то отматывал ленту жизни назад, пока эта лента не дошла до момента, где они только
столкнулись - когда-то циничные черные и полные надежд голубые. Теперь осталась лишь пустота
и безграничное сожаление, что все было впустую.
Медленно разжались его пальцы, и она, не оборачиваясь, поспешила прочь.
Не было больше боли, или Аня была уже к ней не чувствительна. Если долго раздражать клетку, то
она становится невосприимчива к раздражителю. Кажется, что-то такое было в курсе нормальной
физиологии. Так и с болью... Человек может привыкнуть ко всему, даже к ней.
Аня чувствовала себя амебой, которая просто спала, ела, на работу ходила, точнее, жила в работе
и ждала возвращения дочери. Каждый день ей звонила няня, сообщая новости, поэтому она была
спокойна. В конце недели, чтобы не свихнутся, сидя в четырех стенах в одиночестве, Аня
отправилась к Оксане, накупив разные подарки.
Она не обижалась, что подруга не поддержала ее, когда умер Мэтт, в то время от Оксаны ушел
муж, и сейчас она, как никогда, понимала, что сил на других не остается при такой потери. После
переезда Ани в Москву, они стали видится каждые выходные, и им было хорошо в компании друг
друга, хотя Аня все еще не могла полностью открыться, она привыкла скрывать подробности
своего брака с Маркусом, но Оксана и не настаивала, понимая, что им уже давно не двадцать, и
жизнь изменилась, как и они сами, а значит, и отношения между ними. Их устраивали тихие
беседы о детях, общих знакомых, необходимых покупках и прочей житейской ерунде.
Но в этот раз Оксана, как-то внимательно в нее всматривалась и после спросила, когда они
прихватив бокалы и вино, уселись на террасе:
Как себя чувствуешь?
Аня усмехнулась:
Что выгляжу хренова?
Не цветешь уж точно! – недовольно поджала губы подруга. Сама она по-прежнему была
женщиной, которая входила в категорию шикарных. Платиновые локоны были в классическом
беспорядке, в ушах золотые серьги, изящные пальцы с длинными отполированными ноготками,
выкрашенными в красный цвет, были унизаны кольцами. На ладной фигуре красовался
элегантный халатик. Аня любовалась подругой, чувствуя за нее радость, потому что она смогла
преодолеть унижение, которое неизбежно после ухода любимого мужчины, и стала еще краше.
А вот ты цветешь. – искренне призналась Аня, принимая из рук Оксаны бокал с вином.
Та лишь фыркнула и закатила глаза, а потом с горечью призналась
Да просто Костик заезжал, надо же было держать лицо. Приперся со своей девкой, козел!
Аня представила, если бы Маркус заявился с Ким, и содрогнулась от ужаса, вряд ли бы она такое
выдержала.
Ну, ты как?
Уже нормально, это раньше ревела, а сейчас уже прошло... успокоилась, я еще тоже буду
счастлива. Так что давай за нас счастливых и смеющихся, как когда-то. – с энтузиазмом подмигнула
она, опрокидывая бокал. Аня с улыбкой поддержала ее.
Вскоре, когда они уже осушили пол бутылки, хлопнула входная дверь, и на пороге появился
мальчик.
О, Сашок, привет.
Привет ма, теть Ань! – помахал он им курткой, а у Ани сжалось сердце при виде крестника, как
впрочем и всегда. Он был на год младше Мэтта, а ей до сих пор было тяжело находиться рядом с
детьми его возраста, тем более с мальчишками.
Привет, Сашуль. - мягко поздоровалась Аня и потрепала мальчика по волосам, когда он подошел.
Оксана подскочила, чтобы покормить сына, и они плавно переместились на кухню. Аня с улыбкой
слушала сбивчивый рассказ мальчика про школу, Оксана возилась с ужином, телевизор фоном
шумел, добавляя в эту комнату уют и теплоту. Было хорошо, впервые за эти дни. Может, все дело
было в алкоголе, но главное, было хорошо, но тут объявили новости, которые они не слушали,
пока на экране не промелькнуло лицо Маркуса. Аня замерла, вмиг трезвея, и жестом попросила
прибавить звук, не в силах вымолвить ни слова, слишком взволнованная и напуганная, и не зря,
потому что все дальнейшее повергло ее в ужас:
Сейчас Маркус Беркет находится в очень тяжелом состоянии, по сообщению одного из врачей у
него три пулевых ранения в грудь. На момент нападения Маркус был в компании Захария
Джексона и дочери. Нам удалось узнать некоторые подробности у мистера Джексона.
Аня задыхалась, а картинка меж тем сменилась, и на экране появился Зак. Он был бледен,
несмотря на загар, губы тряслись, а глаза лихорадочно блестели.
Я не понимаю, просто не понимаю откуда она выскочила, мы... мы только подъехали, вышли и
вдруг она...
Это была женщина?
Да... Я шел с Дианой на руках, и она кинулась, а Маркус закрыл нас и... она давай палить, а потом
мы... мы растерялись, и она куда-то исчезла...
У него что-то еще спрашивали, но Аня уже не слышала, она широко раскрыла рот и давилась
воплем. Какая-то сумасшедшая стреляла в ее девочку?! Боже, боже, боже!
Сейчас власти активно ищут преступницу, а миллионы фанатов молятся, чтобы их кумир пришел
в себя.
Аня захлебнулась, сознание отключалось, Оксана подскочила к ней и начала бить по щекам, не
давая провалится в спасательное забытье.
Мне нужно к нему. -прошептала Аня, когда тьма рассеялась перед взором, и она смогла хоть что-
то сказать.
Глава 17
«Нет, ни в шахматы, ни в теннис...
То, во что с тобой играю,
Называют по-другому,
Если нужно называть...
Ни разлукой, ни свиданьем,
Ни беседой, ни молчаньем...
И от этого немного
Холодеет кровь твоя.»
А.А. Ахматова.
Тишина. Что есть тишина? Разве это не тот момент, когда вокруг тебя никого? Нет. Тишина – это
гармония, покой и умиротворение, когда ты в согласии с самим собой. Когда же вокруг ни души и
ни звука, а ты на стену лезешь от тишины, звенящей в каждой клеточке, разрывающей
барабанные перепонки и душу - это одиночество. Оно страшное, оно ощутимое, ощутимей всего,
что нельзя потрогать руками. Оно липкое, обволакивающее невидимой паутиной и высасывающее
из тебя все силы. У него глаза пустые и холодные, как и постель, в которой ты спишь, пусть даже и
не один, а вкус у него бессонных ночей, приправленных дымом сигарет, вином или кофе. Когда ты
одинок, кажется, что жизнь теряет всякий смысл, ничего не радует. Оглядываешься вокруг и не
понимаешь - зачем тебе хорошая квартира, душащая пустотой и безмолвием, зачем престижная
работа, которая лишь на мгновение спасает от тошнотворного ощущения, что ты никому не нужен
в этом мире, даже этой работе, ибо незаменимых нет? Зачем все, что ты имеешь, если
продолжаешь чувствовать неполноценность жизни? Именно в такие моменты понимаешь, что
важно. А люди, имеющее то, что многим лишь снится, беспечно разбазаривают сокровище по
ветру, в погоне за суррогатом, призванным быть слабым заменителем бесценного, не понимая и
не видя своего счастья. Есть такая теория древнегреческого философа Платона о том, что цельным
человек становится, лишь обретая свою вторую половину. Почему половину? Потому что по этой
самой теории при начале времён мужчины и женщины были сотворены не такими, каковы они
теперь, это было существо единое, но с двумя лицами, глядевшими в разные стороны. Одно
туловище, одна шея, но четыре руки и четыре ноги, и признаки обоих полов. Они словно срослись
спинами.
Однако ревнивые греческие боги заметили, что, благодаря четырём рукам, это существо работает
больше, а два лица, глядящие в разные стороны, позволяют ему всегда быть на стороже, так что
врасплох его не застанешь, а на четырёх ногах можно и долго стоять, и далеко уйти.
Но самое опасное - будучи двуполыми, ни в ком оно не нуждалось, чтобы производить себе
подобных.
И Зевс, верховный олимпийский бог, сказал тогда: "Я знаю как поступить, чтобы эти смертные
потеряли свою силу!"
И ударом молнии рассёк это существо надвое, создав мужчину и женщину.
Таким образом, народонаселение земли сильно увеличилось, но при этом ослабело и растерялось
отныне каждый должен был разыскивать свою потерянную половину и, соединяясь с ней,
возвращать себе прежнюю силу и способность избегать измены, и свойство работать долго и
шагать без устали.
Странная теория, спорная. Кто-то скажет: "Мне и одному хорошо" или "Одиночество прекрасно".
Чем оно прекрасно? Возможностью подумать? Вот в этом весь ужас одиночества - в этой самой
возможности подумать о бытие, о его устройстве, и понять, что жизнь далеко не прекрасна и мало
кому везет в ней, а даже если и везет, то после она взымает с тебя по полной за каждую минуту,
оторванного счастья. А счастье ли вообще было, есть ли оно? Что такое счастье? Нет четкого
понятия, у каждого свое. У кого-то булочка с корицей, у кого-то прыжок с парашютом, у кого-то
ребенок или свадьба, а у кого-то ночь с женатым мужчиной, отмотавшим срок за убийство. Вот
такое оно счастье - разное. Главное всегда помнить, что даже за булочку с корицей надо платить,
жизнь - не благотворительная организация, скорее банк с высокой процентной ставкой за кредит.
Ким сидела в одиночестве, в пустой, накуренной квартире, хлестала вино прямо из бутылки и
рассуждала о превратностях судьбы. Горечь и пустота были ее спутниками в этот вечер, а еще
жалящая злость и ненависть. И направлена она была на одного человека.
"Вот ведь с*ка! - едко восклицала она про себя, вспоминая Анну Беркет. - Кто бы мог подумать, что
у этой овечки такие остро заточенные коготки?! Такая может и тр*халась с этими мужиками на
видео, а потом просто дело замяли и дудки. А что? Маркус ведь тоже не спроста так озверел,
значит, были поводы не доверять. Вот и получила.
"Носовой платок"... Острячка гребанная! Лучше быть "носовым платком", чем рогатой дурой и
грушей для битья. Думала - поглумится и опустить? А хрен тебе в рот, дрянь, чтоб ты подавилась,
с*ка! Не ожидала такой поворотик, верно?"
Ким пьяно захохотала, падая с подоконника. Она долго каталась по полу, задыхаясь, смех вдруг
резко сменился на слезы, и уже в следующую секунду девушка рыдала до отчаянных хрипов в
горле. Боль была адской, она теснила грудь, сжимала ее терновыми путами, впиваясь шипами в
нежную плоть гордости, пуская кровь по сердцу.
"Дура, Кимберли, какая же ты дура! - зашептало что-то голосом матери. - Чему ты радуешься?
Тому что стала подстилкой на одну ночь? Или, может, тому, что добила женщину, которая
пережила ужасную утрату? А ведь знаешь, как больно бьет предательство, не хуже ее знаешь и все
равно не устояла, согрешила! И еще согрешишь, стоит только тебя пальцем поманить!"
Девушка замотала отрицательно головой, от чего сразу же затошнило. Она медленно поднялась,
пытаясь сохранить равновесие. Ее штормило из стороны в сторону, а комната плыла перед
глазами. Состояние было жуткое, хотелось сойти с карусели, что раскручивала ее, поворачивая то в
сторону безумной злобы и ревности, то в сторону жалости к себе и безграничной боли и обиды.
Самолюбие было убито, но не его женой и ее пафосными речами, все дело в нем. С нее-то что
взять? Чертова истеричка, которой место в психушке. И не такое слышали, папочка мастер
унижать, так что уже закаленные, а там где еще уязвимо, туда этой падле не добраться.
"Серьезно? А какого ж... ты воешь, будто тебя выпотрошили, как рыбу?"
Ким заткнула уши. Как же достал этот ироничный голосок совести или правды, какой-то такой
херни в общем, которая так любит глумится над нами, не давая при этом никаких идей к решению
проблемы. И вот спрашивается, за каким хером нужна эта сраная совесть-правда, коли от нее
никакого выхлопа, кроме выноса мозгов? Наверно, чтобы не расслаблялись. Ведь мы - люди
любим себя успокаивать, поворачивая ситуацию таким образом, что вдруг оказываемся в очень
выгодной позиции, и проблема уже не кажется концом света, но это если объективность и совесть-
правда давно почили в Бозе. В основном же, стоит только хоть немного попытаться забыть о
реальности, как эта зараза тут же поднимает голову и портит всю малину, со словами: "Фиг тебе, дорогуша! Мечтай чувствовать себя охерительной с*чкой, трахнувшей до ломки нужного мужика и
уделавшей его жену. Все как раз-таки наоборот!" Ким так и хотелось сказать: "Так дайте же
помечтать-то, вашу мать!" Но хрен там. Остается только напиться до поросячьего визга, что,
собственно, она и сделала, и ползать на карачках по квартире, убеждая себя, что все это неважно
и закончилось, не успев начаться. Закончилось ли? Ответ на этот вопрос она получила спустя час,
который провела, валяясь на полу, прожигая потолок стеклянным взглядом. Давящую пустоту
заполнила трель телефона, Ким вздрогнула от неожиданности и закрыла глаза, собираясь
проигнорировать нарушителя покоя, но кто-то был очень настойчив, и ей ничего не оставалось,
кроме как доползти до телефона и ответить на звонок, едва выговаривая слова, заплетающимся
языком. Но когда из динамиков послышался до боли знакомый голос, сердце ухнуло вниз, руки
задрожали, а голос окончательно пропал.
Боже, ей это снится или она напилась до того, что у нее начались галлюцинации?!
Скажи мне, что ты - это ты! - потребовала она, еле выговаривая слова, икая.
Ты, что напилась? - грубо поинтересовался он.
А тебе-то что?! - нагло воскликнула Ким, с усмешкой. Маркус неопределенно хмыкнул, а после
заявил, повергая ее в шок:
Собирайся, через час мы улетаем.
Ким посмотрела на телефон, пытаясь сообразить, не ослышалась ли она. В крови бурлил алкоголь,
делая ее эмоциональной и безбашенной. Негодование захлестнуло, девушка возмущенно
прошипела:
А ты ничего не перепутал? Двенадцать часов назад ты ушел от меня со словами о том, что между
нами было - это ошибка, потом весь вечер делал вид, что меня не существует, а теперь звонишь и
говоришь, что мы улетаем! За кого ты меня принимаешь? - перешла она на пьяный крик.
О, только не надо драм, тебе же не восемнадцать, Кими! - снисходительно пропел он, вызывая у
нее очередную волну ярости. Обида клокотала в горле, и она была готова кричать о ней. А Маркус
продолжал спокойным голосом объяснять ей очевидные вещи, словно дуре. – Если бы я знал, что
ты рассчитываешь на то, что я тут же брошусь за кольцом, то...
Я не рассчитывала на это! - отрезала она.
Неужели? Тогда какие претензии? Ты ведь понимаешь, я не могу взять и сразу же развестись. А
если тебя обидел прием, то тебе не хуже меня известно, что у нас договоренность с твоим отцом. –
отчеканил он. Ким втянула воздух, успокаиваясь.
Как, черт возьми, у него все просто!
Но ведь действительно просто. И правда, чего она вообще ждала? Это вполне нормально, что он
так повел себя с утра. Изменить жене, которая в состоянии психического расстройства, - тот еще
груз. И наверняка это его гложет, и он не может ее пока оставить, чтобы окончательно не
травмировать.
Не думаю, что это правильно. - отчаянно возразила она в последней попытке.
Но ты ведь хочешь этого? - вкрадчиво прошептал он, словно змей-искуситель. А у нее не было и
толики добродетели, чтобы сопротивляться, поэтому она выдохнула.
Хочу.
Тогда будь хорошей девочкой и не трать наше время. Обещаю, буду джентльменом.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |