<i>«Тебе… больно? Это я виноват? Прости…»</i>
— Ну, и пошел нахуй, урод,— произносит он совсем не то, что собирался, пытаясь отогнать картинку с кровавыми пятнами на рубашке и Логинова, тянущегося к нему за… поцелуем? Логинова, в своем горячечном бреду принимающего его за… М-мать вашу!— Ноги моей больше тут не будет.
— Буду премного благодарен. Где выход, ты знаешь.
О да, он знает. Он много чего знает. И раздраженно хлопая входной дверью, Кирилл в который раз обещает себе, что в этом доме его больше не увидят и ему плевать, что дальше будет с этим козлом. Пусть хоть с окна прыгает, хоть таблеток нажрется. Ему все равно. По-хуй. И улыбка на фотографии, адресованная другому, его больше не волнует.
========== Глава 12 ==========
Весна в этом году наступила рано и как-то не вовремя. От этого неожиданного тепла еще острее чувствуется внутренний холод, который не желает исчезать так просто – календарная весна для него не аргумент.
Саша чуть брезгливо отряхивает с ботинок грязь, в которую превратился вчерашний белоснежный снежок, лениво размышляя о том, что все это только начало: еще день-два и температура на градуснике окончательно перевалит за отметку в плюс пять градусов и об этом белоснежном покрове останутся лишь воспоминания. Сашу даже почти не раздражают чирикающие где-то высоко на ветвях деревьев птицы, что с приходом весны слетелись в город, и резко увеличившееся количество праздных прохожих на улице, но выходить из дома ему все равно не хочется. Усталость, равнодушие и уже почти неотделимо-привычная боль, что давит откуда-то изнутри, смешались в одно целое. Густой, тягуче-липкий, как патока, коктейль с привкусом страха. Страха потери, что появился совсем недавно, но уже стал частью его мира и от которого вряд ли когда-то удастся избавиться.
Саша старательно делает вид, что это его не касается: ни тепло, ни пробуждение всего вокруг. Он просто не хочет этого замечать. Так ведь проще: кутаться в одежду, отгораживаясь от всего внешнего слоями ткани, жить в закольцованном времени своего уютного мирка и делать вид, что все хорошо. В последнее время Саша все успешнее справляется с маской благополучия, во всяком случае, на лжи его еще никто не поймал. У него все просто отлично, но все же он с плохо скрываемым отвращением отшатывается от попытавшейся пофлиртовать с ним девушки в супермаркете и едва сдерживается, чтоб не послать так и не научившегося вежливости и понятию частного пространства Таратуту «на хутор бабочек ловить».
Мда. Бабочки. О них он жалеет больше всего, рассматривая свое отражение в мутной луже. В какой-то момент Саша ловит себя на том, что у него странная зацикленность на снеге и этих чертовых «зимних бабочках». Ему кажется, что те, летние и яркие, совершенно не для него. Они другие — живые, а ему ближе тонкое кружево мерзлой воды – внутри-то все равно лед. И с этим он пока так и не научился справляться. Глупо, но так кажется спокойнее. И нежелание сдвинуться, наконец, с мертвой точки, заставив себя жить, двигаться дальше, тут ни при чем. Да, ни при чем. Совершенно. Ему просто необходим покой.
Саше хотелось хоть сегодня остаться дома. Запереться в квартире на все замки, зашторить окна и забыть о существовании других живых существ на планете. Малодушное постыдное желание. Саша корил себя за него, уговаривая и находя сотню причин не выходить из квартиры, но все же собрался и поехал на работу. Уже поднимаясь по ступенькам, он, наконец, понимает, в чем же дело и почему он так нервничает который день, и едва не поворачивает назад, в спасительную безопасность квартиры.
На ступеньках, чуть в стороне от входа, стоит Кирилл. Он скупо улыбается девушке, находящейся рядом, и совершенно не замечает его. Это даже к лучшему – Саша не уверен, что знает, что сказать, и стоит ли вообще что-либо говорить. Он просто стоит и размышляет: не показалось ли ему?
С Кириллом происходит что-то странное и то, что он это понимает,— уже показатель. Саша давно перестал задумываться о мотивах, или хоть как-то пытаться объяснить себе его поступки, но не мог не признать, что в этот раз тот превзошел сам себя. Мальчишка, все еще временами напоминающий Логинову того самого волчонка — дикого и старательно прикармливаемого— в последнее время замкнулся окончательно. С одной стороны, конечно, по большому счету, все равно, а с другой… Не настолько «все равно», как хотелось бы. Желает он этого или нет, но они связаны, и ему никогда не выкинуть Кирилла из своей жизни – слишком много воспоминаний ним связано, не таких уж и приятных, если честно, но въевшихся под кожу.
Это можно было бы назвать полноценной холодной войной, если бы они раньше были друзьями. Или приятелями. Или вообще имели друг к другу хоть какое-то отношение. Но нет, они — чужие, хотя и более близких людей представить сложно. И именно эта дикая, абсурдная «близость» заставляет Сашу не быть равнодушным. Он честно пытается понять, что же происходит, но раз за разом натыкается на ту знакомую стену отчуждения. И отступает.
Кирилл больше не хамит, не зыркает из-под челки, не старается вылить кофе ему на костюм. Он теперь больше напоминает тень, чем того ершистого парня, что пару месяцев назад пришел в их контору. Эти перемены смущают, заставляют думать, что виной всему его — Сашина— болтливость. И что с того, что он был зол? Никто не давал ему права раскрывать чужой секрет. Костя же просил молчать, а он… Нехорошо получилось.
Саша гонит от себя беспокойные мысли и, так и не поздоровавшись с Кириллом, поднимается в офис. Утром всегда много работы, и он убеждает себя, что больше не будет тратить время на глупые размышления. Он ошибается.
Саша пытается заставить себя еще раз перечитать контракт, но мысли упрямо скачут совсем не туда, куда надо. Странный он, этот Кирилл. Мальчишка, кажется, и сам не знает, что ему нужно. То пытался задеть, используя любую возможность, чтоб насолить, испытывал нервы и силы, выводил из себя одним только видом, а теперь сидит, уткнувшись носом в монитор, и даже не повернет головы, пока не позовешь. Непривычно. И… нервирует, да.
Саше неприятно себе признаваться, но ему этого не хватает: внимания, наполненного интересом пополам с презрением, притворно-вежливого хамства, облаченного в рамки делового общения, ненависти, так четко просматривающейся ранее в каждом взгляде, и даже поддержки, которую он получал в самый неожиданный момент. Ему недостает этого, и всё время кажется, что стоит только отвернуться, как в спину ударит знакомый взгляд зеленых глаз.
Хотя, если честно, вот это уже похоже на паранойю. Или манию. Он не знает, какое именно определение наиболее точно характеризует его прогрессирующее сумасшествие, но абсолютно уверен, что это ненормально. И зеленые… нет, зелено-карие – Саша понимает, что совершенно точно помнит это — глаза Кирилла тут не при чем. С каких это пор ему стало так нужно, чтоб тот и дальше оставался «волчонком», а не тем, кем, в сущности, ему и положено быть – молодым симпатичным парнем без излишних забот?
«Это эгоистично»,— убеждает себя Саша, в очередной раз нарвавшись на стену безразличия. «Глупо»,— твердит, ловя себя на том, что хмурится, видя флиртующую с Кириллом Марину. «Я точно сошел с ума»,— соглашаясь, что он, и правда, стал слишком зависим от такой незначительной на первый взгляд «точки отсчета».
Да, стоит признать, у него тоже проблема. И с этим надо что-то делать.
<center>***</center>
Идет дождь. На улице льет, как из ведра, и Саша, приоткрыв окно, наслаждается зрелищем. Ему хочется усесться на подоконник и, осторожно высунувшись наружу, ловить губами прохладные капли. Да, вот так по-детски и совершенно нелогично. Но он не может себе этого позволить— в офисе полно людей, и кто-нибудь да вызовет пожарных, решив, что он собирается спрыгнуть вниз. Саша украдкой вздыхает и продолжает молча любоваться ливнем. Впрочем, громкий бас Таратуты временами портит все удовольствие от созерцания радужных капель воды на подоконнике, но тут уж никуда не денешься.
Если Мишка решил, что ему не хватает дружеского общения, то отвязаться от него не было ни малейшей возможности, особенно, если своими глазами видел, что Кирилл уехал и им никто не помешает. Саша не уверен, что присутствие третьего так уж обеспокоило бы Михаила, но обсуждать что-либо при Кирилле ему не хотелось бы, тем более учитывая тему их разговора. Саша время от времени вылавливает из относительно внятного потока таратутовских рассуждений мелкие подробности общения того с Максимом Сурхановым и в его взгляде проскальзывает слабый интерес, хотя комментировать ему откровенно лень. Впрочем, тому этого и не нужно. Он просто хочет выговориться, попутно создав видимость дружеской беседы, что Логинов ему с удовольствием и позволяет, время от времени отстраненно кивая в ответ.
— Нет, ты прикинь, Сань, он что, реально думал, что ты – сам, один, блядь! – возьмешь и сделаешь все в два счета за три минуты, а он просто позвонит тебе и узнает, когда же забирать документы? Птица-наивняк, мать его! Нет, ты себе это представляешь?!
Нет, не представляет, он вообще слабо понимает суть претензий. Самому Саше эта идея нравилась, пусть даже Максим поступил тогда и не совсем этично. Зачем было узнавать номер его личного мобильного у Мишки, сморозив при этом настолько невероятную глупость, что даже довольно раздолбаистый Таратута обратил внимание на ее нелогичность? Он бы еще у Кирилла додумался спросить – получил бы такое напутствие в пешее эротическое путешествие, что «Марконикон» в лице замдиректора, скорее всего, отказалась бы и дальше сотрудничать с их фирмой. И вообще, неужели так сложно было спросить у самого Саши? Ведь не отказал бы – иногда деловые вопросы просто необходимо решать в оперативном режиме, а он периодически попросту забывает рабочий мобильный в кабинете, что создает немало сложностей. Или все дело исключительно в проекте? Тогда к чему эти звонки с глупыми вопросами?
Слабое любопытство, что появилось при упоминании имени Сурханова, разгорается все сильнее, пробиваясь сквозь дождливую меланхолию, и Саше уже почти хочется взять и позвонить на этот раз самому. Номер-то ему сообщил Максим уже довольно давно. Причем, личный, а не рабочий. Да и все же любопытно: интерес действительно был исключительно рабочий, пусть и выраженный в такой неординарной форме, или, как едко прокомментировал Кирилл последний звонок Максима: «Это ж-ж-ж неспроста»,— и Саша реально не понимает даже откровенных намеков? Как все запутанно. Впрочем, у него никогда не было легко и просто с личными отношениями. Эти осторожные танцы вокруг да около с ритуальными визитами вежливости и туманными намеками оставались для Саши загадкой. То ли дело работа.
А вообще, кто бы что ни говорил, но что-то в этом было. Неторопливое знакомство с человеком, осторожный поиск тем для разговора, звонки в половине двенадцатого ночи с глупыми, порой незначительными вопросами и ощущение того, что не стоишь на месте. В какой-то момент Саша даже начал задумываться о том, что хорошо бы он не ошибся, и Максим действительно заинтересовался им в «том самом» плане. Может быть, это помогло бы ему «раздуплиться» — выражение, которым, кстати, его состояние охарактеризовал Кирилл, когда пару дней назад они поругались из-за графика работы на время праздников? Саша тогда только ухмыльнулся и предложил великовозрастной деточке, желающей погулять и отдохнуть, писать заявление «по собственному» и катиться к мамочке под крылышко. Неэтично, да, но наглый пацан вошел в раж, и Саша временами жалел, что они снова начали разговаривать: поток гадостей как в адрес его самого, так и нечаянно попавшего под раздачу Максима, что Сашу немало удивило, сменялись периодами игры в молчанку. Да-да, то самое состояние «я мебель, и не трогайте меня», во время которого хотелось стукнуть насупленного парня по затылку и прикрикнуть, чтоб перестал маяться дурью. Кто бы знал, как эти долбанные качели настроения осточертели! Уж лучше бы Кирилл все еще игнорировал начальство. Но самое паскудное, по мнению уставшего от этого дурдома Логинова было то, что к выполняемой работе по-прежнему не было претензий, за что того окончательно зачислили в штат, как полноценного сотрудника, а не стажера. Саша возмущался, настаивал на переводе Васнецова-младшего в отдел к кому-то другому, но Михайловский был непреклонен. Да и сам Кирилл, сука такая, пожелал остаться под его— Сашиным— руководством. Они, видите ли, отлично сработались, и ему очень интересно участвовать в разработках проектов для «Марконикон», которыми занимался преимущественно логиновский отдел, но, как небезосновательно подозревал сам Саша, все дело было в том, что мелкому волчонку просто нравилось его доставать. Спортивный, блядь, интерес! У всех баб с приходом весны начался сезон охоты на «Кирочку», а этот сученыш спит и видит, как бы вломиться в разгар совещания с представителями «Марконикона», заявив, что он опоздал немного, и занять место секретаря, мимоходом спровадив так нелюбящую эти самые совещания Оксану за двери. У Саши, обычно сопровождающего отчеты дополнительными пояснениями с помощью графиков у доски, в такие моменты просто невыносимо начинает чесаться между лопатками – настолько остро ощущается взгляд. Правда, стоит только повернуться, как оказывается, что на него смотрят все присутствующие, кроме, собственно, Васнецова-младшего.
А еще – но это уже, наверное, совсем уж полная чушь – он стал замечать, что во взгляде Кирилла нет ни капли насмешки или злобы, только что-то новое, странное, не поддающееся классификации. Он смотрит внимательно, словно что-то решает про себя, периодически закусывая губу, и даже не делает попыток отвести глаза, когда их взгляды пересекаются. Это сбивает с толку. Саша не знает, какой из них реальный – тот, неуловимый, в спину, или этот, прямой и решающий что-то, – но почему-то чувствует себя преступником, когда под прицелом зелено-карих глаз в первый раз соглашается на предложение Максима обсудить некоторые вопросы за обедом.
Странно все это, но у него нет желания искать ответы на вопросы. Всему свое время, как сказал бы Костя. Хотя нет, о Косте лучше не думать.
А дождь все льет и льет. Саше кажется, что это навсегда: серое, затянутое тучами небо, серые люди вокруг, и бесконечная, льющаяся с неба вода. Наверное, стоит закрыть окно, но подниматься с кресла лень, и Саша сидит, ежась от сырости, и почему-то ждет, пока вернется Кирилл. Он-то точно не откажется сварить ему кофе, почему-то приходит на ум, когда взгляд падает на чайник. Конечно, можно попросить Оксану, но эта мысль не вызывает у Саши одобрения. У Кирилла получается лучше.
Таратута все не унимается, бубня уже больше из вредности, чем обиженно. Он уже, кажется, в сотый раз повторяет одно и то же, и хочется встать и выйти из кабинета, но он заставляет себя оставаться в кресле. В конце концов, это его кабинет, а Мишка выдержит еще максимум минут пять. Чего-чего, а терпения у Саши всегда было предостаточно.
И только когда удовлетворенный «общением» Михаил с воплем, что пропустит обед, выскакивает из его кабинета, он, наконец, закрывает окно. На душе все так же паскудно. И холодно. Может, рискнуть и позвонить Максиму?
<center>***</center>
— Все, я уехал. Сегодня меня не ждите,— уже стоя на пороге кабинета, давал последние указания Логинов. – И, пожалуйста, Кирилл, постарайся все возникающие вопросы решать самостоятельно, обходясь без звонков мне. И Оксане передай, чтоб не беспокоила.
— И чем это таким важным вы, Александр Николаевич, будете заниматься, что даже звонить запрещается? – с подозрением нахмурился Кирилл, повернувшись к нему вполоборота. – А вдруг землетрясение? Или цунами? А тут мы — и без вашего руководства…
— Не ерничай. У меня деловая встреча,— вздохнул Саша, понимая, что вот так просто никуда он не уйдет. Мальчишка с легкой подачи Михайловского почему-то считал себя если не его совестью, то личным секретарем-референтом как минимум. Самое паскудное, что точно так же считал и весь офис, предпочитая записываться на прием или передавать документы через Кирилла, а не Оксану, хотя именно она все еще числилась на этой должности. Сашу такое положение дел слегка раздражало, но, в целом, устраивало. Сложности возникали лишь в таких случаях, как этот: когда Кирилл старательно прикидывался идиотом, не желая слушать, что ему говорят. Саша готов был поспорить на что угодно, что парень мало того, что в курсе, с кем он встречается, так еще и станет названивать посреди ужина и доставать его вопросами разной степени идиотичности. Последние дни уровень взаимной неприязни Максима и Кирилла почти достиг критической точки. Правда, внятно объяснить, почему же так сложилось, Саша не мог.
— Знаем мы ваши «деловые»,— Кирилл старательно изобразил в воздухе кавычки,— встречи. И какого хера тащиться в ресторан? Неужели ты всерьез думаешь, что я поверю в то, что вы там будете схемы смотреть?
— Мне плевать поверишь ты или нет,— старательно уговаривая себя не заводиться перед встречей с Сурхановым и не портить себе вечер, процедил Саша. – Я, вообще-то, не обязан перед тобой отчитываться, а вот тебе, Кирилл Сергеевич, стоит прежде думать, а потом уже говорить, и при этом тщательно подбирать выражения,— и, прежде чем Кирилл успел как-либо возразить, добавил:— Короче, я поехал, а то опаздываю. Все, семье привет, и без меня постарайся никого не покусать. Вакцина от бешенства в стране нынче дефицит.
О закрывающуюся за ним дверь что-то ударилось, вызвав у Саши слабую улыбку: в своем репертуаре. Это радовало – относительная стабильность поведения и правильность его оценки адекватности парня налицо. Волчонок самый настоящий.
Ужин был запланирован как деловой. Но, как бы Саша не убеждал других, что бы ни говорил Кириллу, сам он не особо-то и верил в то, что они с Сурхановым будут обсуждать исключительно проект. Нет, тем для разговора было достаточно, да и не все сделанные техниками расчеты Саше нравились, просто тон, которым Максим предлагал встречу, несколько отличался от делового. Был каким-то интимным, что ли? Во всяком случае, Саше хотелось бы так думать. Уже прошло довольно много времени с того памятного разговора с Кириллом, и он, скрипя зубами, вынужден был признать правоту парня. Нельзя так жить, сознательно убивая себя, а значит, ему надо заново учиться общаться с людьми и строить отношения. Костю не вернешь.
<center>***</center>
Когда-то уже с ним было такое. Точно так же разливалось внутри тепло от одного только взгляда, заставляя нервничать и украдкой вытирать вспотевшие ладони о брюки, точно так же он все никак не мог решить – на самом это деле или нет. Все это уже было с ним в другой жизни. В той, где был он. Костя. Саша шумно сглатывает, украдкой мотает головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и приказывает себе переключиться на Максима. Получается далеко не сразу.
У Максима странная улыбка. Едва заметная, лишь слегка касающаяся уголков рта, но маленькими лучиками-морщинками озаряющая глаза. Саша временами переводит взгляд с его губ на глаза, и все никак не может решить, к чему все это: неторопливый разговор о ничего незначащих вещах, неумелые попытки казаться интересным, улыбки, так старательно скрывающие туманный намек на что-то, чего сам Саша не может уловить, и все эти осторожные расспросы о «том самом». Он бы сказал, что у Максима странная манера флирта, если бы вообще допускал мысль об этом. Но первые полчаса наглядно доказали, что все его предположения ошибочны, и Сурханов просто хотел обсудить рабочие вопросы в неформальной обстановке. Это, конечно, вполне ожидаемо, но немного обидно. Саша с какой-то невнятной горечью думает о том, что он ошибся, неверно истолковав поведение мужчины, и ему стыдно. Стыдно за свое предвкушение, стыдно за обманутые ожидания, стыдно за то, что разочарован, словно это он виноват перед Максимом в том, что у него не вышло начать жить. Глупо. Хочется напиться, как тогда, «для храбрости», и решить этот вопрос для себя раз и навсегда.
Он делает глоток вина из бокала и пытается вслушаться в то, о чем говорит Максим. Получается плохо. Он смотрит, как Максим, пытаясь припомнить какой-то факт, чуть склоняет голову набок, как закатывает глаза, когда вспоминает о нерадивой сотруднице, как смешно фыркает, пытаясь пошутить. Он смотрит и никак не может понять, почему все это кажется таким до боли знакомым? Поглощенный наблюдением за мимикой мужчины, он совсем перестал обращать внимание на разговор и, сообразив, что от него ждут ответа на вопрос, которого он не слышал, Саша виновато разводит руками:
— Простите, Максим, я немного…— он на мгновение замолкает, судорожно соображая, что бы такого сказать, чтоб не обидеть собеседника, когда тот сам приходит ему на выручку.
— О, я все понимаю. Напряженный день, тяжелая неделя. Бывает. Вам просто надо бы отдохнуть, отвлечься от работы, а тут я со своими баранами и подсчетами. Давайте забудем о работе ненадолго. Скажем, до завтра?— с пониманием усмехнувшись, Максим, салютует ему своим бокалом и, не меняя тона, предлагает: – И, может, все же перейдем на «ты»? У меня от официоза уже крыша едет.
— Кхм. Не возражаю,— от неожиданности давно ожидаемого предложения у Саши путаются мысли и все, на что он способен, так это выражаться вот такими корявыми фразами. Стыдно, но внутри отчего-то разливается тепло: не ошибся.
— Вот и отлично,— впервые за вечер открыто улыбается Максим. – Правда, я даже не догадываюсь, какую бы тему выбрать, чтоб не касаться работы.
— Хороший вопрос,— хмыкает Саша, внутренне радуясь, что не только ему неловко— Максим тоже смущается. – Как насчет чего-то банального и простого вроде искусства? Кино? Что сейчас смотрят люди, а то я со своей работой вообще забыл, когда в последний раз был в кино.
Он клянет свое косноязычие, бедную фантазию и еще сотню вещей, но произносит эту наиглупейшую фразу, ожидая, что вот теперь точно Максим поймет, что связался с идиотом, и уйдет. Но тот облегченно выдыхает и принимается рассказывать о новинках кино, милостиво давая Саше возможность привести в порядок собственные эмоции. Неужели это всегда так сложно? Почему ему всегда так сложно показать человеку, что он ему симпатичен?
Они говорят о всяких глупостях, внезапно находя много общего между собой, вспоминают веселые случаи, происшедшие с каждым, и вечер постепенно перестает быть напряженным. Саше хорошо. Впервые за последние несколько месяцев он чувствует себя живым.
— Нет, ты представляешь,— активно жестикулируя, пытается передать в лицах историю Максим,— я ей так и сказал…
Что было дальше, осталось для Саши загадкой, потому как его телефон ожил.
— Только не говори, что это опять он,— выделил последнее слово Максим, как-то странно скривившись.— Ты бы напомнил ему, что иногда все же стоит отдыхать. И дать отдохнуть другим,— последнее прозвучало совсем уж еле слышно, а потому Саша списал все на обман слуха.
— Извини, опять с работы…— виновато улыбнувшись и с удивлением покосившись на время, Саша глубоко вздохнул и принял вызов.— Кирилл? Что опять случилось?
Он приготовился выслушивать очередной бред и еле сдерживался, чтоб вот так с ходу не послать надоедливого волчонка куда подальше. За последние два часа успел сломаться ксерокс, пропасть и чудесным образом самовосстановиться база данных, а также случилась еще сотня мелких неприятностей бытового характера, и Саше казалось, что этот бесконечный поток вселенских бед не закончиться никогда. Высказанная Максимом после третьего звонка мысль о том, что стоит отключить телефон, казалась все привлекательнее. Останавливало только то, что это его личный номер, а, значит на него могла позвонить, к примеру, мама. Да, умом он понимал, что не станет она ему звонить просто так, что это не в их привычках и традициях, но все же упрямо отказывался выключить мобильный. И с каким-то необъяснимым чувством каждый раз, видя имя звонящего, нажимал «Принять вызов», ожидая сам неизвестно чего.
— Шеф,— голос Кирилла подозрительно подрагивал, он, словно издеваясь, тянул каждую букву. – Я вот тут подумал, а что если…
— Так, Кирилл,— мысль о том, что вот сейчас будет продолжение сегодняшнего безумства, заставила Сашу буквально рычать в трубку. – Если ты по делу, то выкладывай, а если нет – отвяжись и дай нам спокойно поужинать.
— Ты еще в ресторане? – резко уточняет Кирилл.— Чего там так долго сидеть?
— Не твоего ума дело. Что. У. Тебя. Случилось? – четко выделяя каждое слово, сухо интересуется Саша, взглядом прося у Максима прощения. Ему было до жути неудобно, что он не может приструнить собственного подчиненного.
— У меня-я-я?.. – задумчиво тянет Кирилл. – Лично у меня ничего, а вот ты…
— Слушай, Кирилл, ты уже достал! – Сашу уже трясет, он почти готов заорать на весь ресторан, когда телефон мягко, но решительно забирают из его рук.
— Позволишь? – не спрашивает, а, скорее, утверждает Максим, продолжая уже в трубку Сашиного телефона: – Молодой человек, сделайте милость и дайте нам с Александром…— и, оторвавшись от трубки с хитрым выражением лица, уточнил,— Сань, ты же Николаевич, да?.. Нам с Александром Николаевичем спокойно обсудить рабочие вопросы.
Даже с учетом того, что трубку держит не он, Саше слышно тишину, повисшую на том конце провода. И это неожиданно пугает. Он и сам не знает почему, но то, что еще пару секунд назад начиналось как шутка, заставляет нервничать, словно случилось непоправимое. Максим же просто пошутил. Неудачно, да, но Кирилл их достал. «Очень неудачно»,— думает Саша, отбирая у внимательно наблюдающего за ним мужчины телефон, и, приготовившись извинятся, неожиданно для самого себя слушает гудки. Кирилл что, действительно, кинул трубку? Настроение резко падает, Саша, скомкано извинившись, пытается все исправить, возобновить беседу, только разговор выходит какой-то нескладный, Максим подозрительно понимающе хмурится, а сам Саша чувствует себя не в своей тарелке. Понимая, что на сегодня ему хватит, он прощается, пообещав напоследок явно обиженному и не понимающему в чем проблема Максиму, что в ближайшее время они еще раз поужинают, но при этом выключив телефоны. И без подобных сюрпризов.
========== Глава 13 ==========
«К сожалению, абонент не может принять ваш звонок. Перезвоните, пожалуйста, позже».
От этой фразы, многократно повторяемой на нескольких языках механическим голосом, у Саши начинает дергаться веко. Он еще пару раз повторяет попытку дозвониться, но результат один и тот же: абонент не отвечает. Пакостный пацан не только ни с того, ни с сего бросил трубку, так еще и телефон выключил. Руки бы ему оторвать. Зачем вообще нужно было звонить? Или что-то все же случилось? Может, хоть в этот раз причина была уважительной?
«Абонент не может…». Нет, кривится про себя Саша, ничего у него не случилось кроме очередного витка развлечения под названием «Достань Логинова». Гаденыш, прибить бы его за такие шуточки! Или это новый способ выводить из себя начальство – звонить, якобы с проблемой, а потом отключать телефон, оставив мучиться любопытством и угрызениями совести? Так зря старался – ничего не вышло. И Саша не злится, он полностью спокоен. Разве что чуточку расстроен из-за испорченного свида… Нет, из-за испорченного ужина, поправляет себя Саша, старательно отгоняя картинки того, что могло бы быть, если бы Кирилл не отвлекал их постоянными звонками. В том, что именно «могло» Саша не сомневается. Ему, как говорится, и хочется, и колется, но он почти решился на этот шаг.
Чувство вины сменяется злостью. Вот что такого сказал Кириллу Максим, что тот так распсиховался? Ни-че-го. Совсем ничего особенного. Саша практически дословно помнит слова Максима и не понимает, что именно в этих невинных фразах вывело из себя Кирилла. Подумаешь, попросили не беспокоить. Вот что в этом такого криминального?
Но, как бы то ни было, вечер испорчен, и Саше только и хочется, что рычать от бессильного разочарования. Обидно. Он только-только начал пытаться жить, а этот… Так, Саша, спокойно, все еще будет. Еще можно все поправить, если захочешь, конечно. А ты захочешь, уже захотел.
Cаша едет домой, в гулкую пустоту квартиры, и, захлопывая входную дверь, замирает, нечаянно ловя себя на мысли, что ему неуютно находиться здесь одному. Ему не хватает чего-то. Или кого-то. Конечно, успокаивает себя Саша, нелегко привыкнуть к тому, что с некоторых пор живешь один. Один. Он старается не вспоминать, сколько раз он заставлял себя повторять это, пока, наконец, не осознал полностью: не два дня в неделю, и даже не месяц, а всегда. Много, очень много. Больше, чем хотелось бы. И все же, с каким-то горьким цинизмом понимает Саша — он уже смирился с этим в какой-то мере. Смирился с тем, что Кости больше нет. Нет, боль утраты все так же живет внутри, но она стала какой-то… привычной? Словно он и правда смог просто взять и привыкнуть к потере близкого человека. Кощунство, да? А ведь привык же, смирился.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |