Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Е. И. Холостова, доктор исторических и философских наук, про­фессор; 7 страница




 




 
 

щины большое общественное здание со своими обществен­ными службами: кухня, столовая, школьные помещения, библиотеки, больницы. К этому дому прилегают благоуст­роенные семейные дома, состоящие из 4 комнат, дети стар­ше 3 лет спят в общих спальнях. На территории общины прекрасные спортивные площадки, фруктовые сады, зре­лищные помещения. Существует общественная бытовая служба, которая осуществляет уход за детьми, приводит в порядок жилища, организует общественное питание. Жен­щины свободны от домашнего хозяйства, заняты в обще­ственном производстве. При этом женщины работают не бо­лее 4—5 часов в сутки. Дети в течение дня принимают по­сильное участие в садоводстве, фабричном производстве.

"При правильно устроенной и научно обоснованной си­стеме общественной собственности, при одинаковом обра­зовании и одинаковых условиях жизни у всех не будет су­ществовать браков по расчету или неравных браков и не будет испорченных детей; не будет существовать ни одно­го из тех зол, которые проистекают из ошибок теперешней системы"[125].

В сочинениях Р. Оуэна есть "Правила в отношении бра­ка". Он безусловный сторонник индивидуальной семьи, свя­занной с собственностью общины. Брак заключается исклю­чительно на основе чувства взаимной любви. Полная свобо­да расторжения брака. У Оуэна сохраняется общественная регистрация брака. За три месяца до заключения брака жених и невеста делают уведомление администрации об­щины. Через три месяца производится запись в регистра­ционной книге. Подробно описана процедура развода. Раз­вод разрешен после 12 месяцев супружества. Разводящие­ся делают заявление о разводе и ждут б месяцев, затем при обоюдном желании расходятся. Если одна из сторон не согласна на развод, назначается дополнительно еще б месяцев, по истечении которых развод возможен. О раз­воде делается отметка в регистрационной книге. Дети от развода не страдают, так как воспитываются общиной[126].

Разумная общественная система должна быть установ­лена с помощью благотворительности в течение 5—10 лет в Европе и Америке, а затем во всем мире[127]. Известно, что Оуэн продал свои процветающие предприятия в Нью-Ле-нарке, купил пустующие земли в Америке и создал несколько общин, которые не выдержали конкуренции, частично рас­пались, частично превратились в обычные фермерские хо­зяйства. Известно более 30 благотворительных попыток в течение XIX в. создать счастливые, справедливо устроен­ные общины. Все они были обречены на неудачу.



Завершаем мы историографический обзор идейного наследия, связанного с поиском идеала семьи будущего, рассмотрением теории Теодора Дезами, французского мыс­лителя 40-х гг. XIX в., примыкавшего к материалистичес­кому направлению.

Наиболее близко по своим взглядам Дезами стоит к Морелли и Фурье, делая некий синтез из идей уравнитель­ного коммунизма и учения о фаланге, признавая ее орга­низацию и труд по сериям, при этом оставаясь на позици­ях материализма.

Самостоятельное значение для развития теории семьи имеет глава "О браке, отцовстве, семье" в "Кодексе общно­сти" Дезами. Вслед за Уинстэнли и Мабли он выступает про­тив идеи "общности жен": "Общность... эта формула заклю­чает в себе одновременно идею пассивности и идею господ­ства. Она может быть применима только к вещам, к про­дуктам труда"[128].

В соответствии с гуманистической традицией Деза­ми — безусловный сторонник равенства полов, свободы выбо­ра супруги и расторжимости брака. "Никакой власти мужа! Свобода союзов! Полное равенство полов! Свободный развод!"[129]

Следуя Фурье, Дезами призывает к уничтожению раз^ дельного хозяйства. Муж и жена не связаны очагом и'со^ вместным проживание. Ратуя за уничтожение семейного очага, он выступает против "исчезновения из семьи ребен-^ ка". Он считает, что связь между супругами должна бытв прочной и постоянной, дабы сохранить отцовство и влияч ние на детей родительского чувства. "Пусть родители рас­точают свою любовь детям, ничто этому не препятствует, Я не вижу ничего неудобного в этом"[130].

Дезами, сохраняя супружескую связь, хочет очистить ее от материальной зависимости, хозяйственных забот, расчета. По его мнению, эта зависимость делает брак нера­сторжимым, ставя для развода непреодолимые затрудне­ния.

Касаясь системы воспитания, он считает, что в домаш­них условиях нельзя создать достаточную материальную базу. "Разве можно предоставить ребенку все преимуще­ства гимнастики, а именно — позволить ему совершенно свободно играть, полностью удовлетворять эту необходи­мую и непреодолимую потребность в движении, которое испытывает наше тело в процессе роста? Это невозможно в условиях обособленности, ибо для этого необходимы спе­циальные помещения, что потребует колоссальных работ и огромных затрат материалов"[131].

Таким образом, Дезами мыслит семью только как ду­ховный союз с хорошо обеспеченной автономией супругов и детей. По-разному представляя себе идеал семьи, все пред­ставители социальной утопии выработали на протяжении нескольких веков гуманистическую модель семьи будущего. Многие тенденции развития семейных отношений были уга­даны.точно. Прежде всего благодаря социальным мыслите­лям идея эмансипации женщин и детей стала реальностью и пробила себе дорогу к концу XIX — началу XX вв.

Партнерская, демократическая семья стала действи­тельным союзом равноправных супругов. Демократическое общество предоставило свободу выбора супруга и право разводов. Утописты мечтали о разрушении патриархаль­ных основ семьи, и это предвидение оправдалось. Индуст­риальный век создал материальные предпосылки для инду­стрии быта, изменив характер домашнего хозяйства, по­требления, разрушив патриархальную замкнутость семьи. Создалась целая система общественного обслуживания се­мейного быта. Осуществилась идея общественного воспи­тания детей через гигантский рост системы публичного об­разования. Революционные преобразования семейных отно­шений не привели к исчезновению моногамии, основанной на собственности. Все попытки сломать это сцепление при­вели к трагическим разрушительным результатам, к поте­ре индивидуальной свободы личности и нищете. Самым по­зитивным оказался прогноз представителей классической социологии, связавших развитие индивидуальной семьи, обладающей собственностью, с демократическими обще­ственными преобразованиями и накоплением общественных богатств, обеспечивающих социальную политику помощи семье, способную снимать социальные противоречия, свя­занные с имущественным неравенством. Вместе с тем все богатство социальных идей утопистов не утратило акту­альность. Многие идеи великих мыслителей еще ждут сво­его исторического воплощения.

 

Вопросы для самоконтроля

 

1. Назовите основные направления утопических теорий
семьи.

2. Охарактеризуйте ренессансные социальные утопии.

3. Идея "общности жен" Платона.

4. Семья на острове "Утопия".

5. Семья соляриев в "Городе солнца".


 

6. Утопическая идея исчезновения семьи В. Годвина.

7. Утопия В. И. Танеева.

8. Семья и идеи "казарменного коммунизма"

9. Общинная семья в изображении Ш. Фурье и Р. Оуэна.

10. Теория семьи Т. Дезами.

 

Литература

1. Бабеф Г. Соч.: В 4 т. М., 1975—1976.

2. Годвин В. О собственности. М., 1958.

3. Дезами Т. Кодекс общности. М., 1955.

4 Кампанелла Т. Город солнца // Утопический роман XVI—XVIII веков. М., 1971.

5. Мабли Г. Избр. произв. М.; Л., 1950.

6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1, 4, 21, 26.

7. Морелли. Кодекс природы или истинный дух ее зако­нов. М.; Л., 1958.

8. Мелье Ж. Завещание: В 2 т. М., 1954. Т.2.

9. Оуэн Р. Избр. соч. М.; Л., 1950.

10. Платон. Соч.: В 6 т. М., 1971. Т. 3.

11. Сирано де Бержерак. Иной свет, или Государства империи луны // Утопический роман XVII—XVIII веков. М., 1971.

12. Танеев В. И. Детство, юность мысли о будущем. М., 1959.

13. Утопический роман XVI—XVIII веков. М., 1971.

14. Утопический социализм / Сост. А. Володин, Е. Чер-
няк. М., 1982.

15. Шелли. Письма. Статьи. Фрагменты. М., 1972.

Глава IV. Эмансипация женщин и семья

§ 1. Развитие идей эмансипации в России

 

Великий гуманист Шарль Фурье говорил, что разви­тие данной исторической эпохи всегда можно определить степенью продвижения женщин по пути к свободе, так как в отношениях между женщиной и мужчиной наиболее от­четливо выявляется победа человеческой природы над звер­ством. Степень эмансипации женщины есть естественное мерило общей эмансипации.

За то, что женщина содержится в рабстве, никто не оказывается наказанным в большей степени, чем сам муж­чина[132].

Идея социального равенства между полами относится к самым ранним воззрениям гуманистического толка. Но о политическом движении, направленном на решение "женс­кого вопроса", можно говорить лишь применительно к 40— 50 гг. XIX в.

Особую роль в развитии идей эмансипации сыграли рус­ские мыслители. Мы хотим рассказать о малоизвестной стра­ничке из истории русского гуманистического движения за освобождение женской личности.

Публицистическое наследие русских демократов рас­крывает драматическую борьбу за новую гуманистическую нравственность в обстановке духовного крепостничества. В 40-е гг. XIX в. в России на фоне охранительной идеоло­гии формировались теории русского философского социа­лизма как результат критической переработки идей Геге-


 


ля, Фейербаха, Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Вейтлинга,'] Гесса. Особенно близки были русским демократам антропо-, логические идеи Фейербаха, которые на русской почве' трансформировались в основную идею — свободы челове-, ческой личности от крепостнического и политического про-' извола. Передовые русские мыслители Герцен, Белинский^ Чернышевский, Добролюбов пришли к своеобразному со­единению идей социальной справедливости с диалектикой и материализмом. Философский социализм был теоретичес­ким основанием для поиска путей решения женского воп­роса. Русская струя утопизма отличалась поиском действия, практики. Борьба за женское равноправие, новую нравствен­ность естественно вытекала из общей концепции преобра­зования общества.

Демократы рассматривали эмансипацию женщин как непременное условие возникновении семьи будущего. По­казательно, что идея эмансипации женщин пробивала себе дорогу в общественном сознании с большим трудом даже в образованной и демократически настроенной среде. В сере­дине XIX в. идея эмансипации воспринималась как одиоз­ная и наносящая вред общественной нравственности.

Особенно рельефна эволюция взглядов на семью, брак, эмансипацию у В. Белинского. Официальное источниковеде­ние советского времени замалчивало резко отрицательное отношение Белинского к идее эмансипации в середине 30-х гг. В конце 30-х — начале 40-х гг. XIX в. В. Белинский серьезно изучает наследие Гегеля. Это время русского "младогегельянства". Восторженно приняв диалектику Ге­геля, В. Белинский полностью принимает оценку Гегелем роли женщины в обществе и резко критикует идею эман­сипации, которая кажется ему "милым, забавным вздором"[133]. В 1835 году в рецензии на переводной роман "Жертва" В. Белинский говорит о нелепых мыслях — "ропоте в Ев­ропе против священнейшего гражданско-религиозного ус­тановления — брака". Он видит единственное назначение женщины в семье и материнстве. Идея эмансипации ему представляется оскорбительной, кощунственной. "Это сен­симонизм, эта жажда эмансипации: их источник скрывает­ся в желании иметь возможность удовлетворять порочным страстям"[134].

Трудно поверить, что Белинскому принадлежит идеал женщины, которая "должна возбуждать в мужчине энер­гию души, пыл благородных страстей... предмет благоговей­ной страсти, нежная мать, преданная супруга — вот свя­той и великий подвиг ее жизни, вот святое и великое ее назначение... только прекрасные стороны бытия должны быть открыты ее ведению, а обо всем прочем она должна оставаться в милом, простодушном незнании; в этом смыс­ле ее односторонность в ней достоинство. Чувству женщи­ны доступен только мир любви и покорного страдания"2.

В 30-е гг. В. Белинский последовательно, с присущим ему пылом выступает против идеи равенства между пола­ми, понимая ее как вульгарное стремление уничтожить всякое различие между полами. В 1839 г. он пишет, что допустить женщину наравне с мужчиной "к отправлению гражданских должностей, а главное — предоставить ей за­видное право менять мужей по состоянию ее здоровья... необходимый результат этих глубоких и превосходных идей есть уничтожение священных уз брака, родства, семей­ственности, словом, совершенное превращение государства сперва в животную и бесчинную оргию, а потом — в при­зрак, построенный из слов на воздухе"3.

В 30-е гг. Белинский воспринимает идею эмансипации как глубоко безнравственную, порочную, противоречащую христианскому идеалу женщины как "представительнице на земле и любви и красоты как светлого гения гармонии,мира и утешения"[135]. Еще в начале 1840 г. он пишет хвалеб­ную рецензию на книгу "Призвание женщины", направлен­ную против эмансипации: "Автор смотрит на свой предмет с истинной точки зрения, признавая великое влияние жен­щины на общество в качестве супруги и матери и порицая глупые бредни сен-симонистов, требующих непосредствен­ного влияния женщины на общество как гражданина, и справляющей общественные обязанности наравне с муж­чиной"[136].

Таковы нехрестоматийные взгляды В. Белинского 30-х гг. на положение женщины в обществе, которые сами по себе являются свидетельством того, с каким трудом про­бивала себе дорогу европейская идея равенства между муж­чиной и женщиной в условиях крепостнической России. Про­следить эволюцию взглядов В. Белинского во времени очень трудно. Уже в декабре того же 1840 г. в письме к В. П. Боткину он пишет о пересмотре своих взглядов на брак: "Для меня баядерка и гетера лучше верной жены без любви, так же, как взгляд сен-симонистов на брак лучше и человечнее взглядов гегелевского... что мне за дело, что абстрактным браком держится государство? Ведь оно держится и пала­чом с кнутом в руках; однако и палач все гадок"[137].

Известный переход В. Белинского к социалистическим идеям резко изменяет его представление о проблеме че­ловека, что, в свою очередь, в корне изменяет его взгляды на брак и эмансипацию. В. Белинский буквально одержим этим новым демократическим взглядом, открывшим ему ис­тину. Он спешит поделиться этим открытием с ближайшим другом тех лет и пишет в конце декабря 1840 г. несколько писем В. П. Боткину, посвященных этой проблеме.

Эти бесцензурные свидетельства особенно важны. "Я понимаю теперь, — пишет он в письме, — как Ж. Зант мог посвятить деятельность целой жизни на войну с браком.

Вообще все общественные основания нашего времени тре­буют строжайшего пересмотра и коренной перестройки, что и будет рано или поздно. Пора освободиться личности чело­веческой, и без того несчастной от гнусных оков неразум­ной действительности — мнения черни и предания варвар­ских веков"[138].

В декабрьских письмах В. П. Боткину отражен новый взгляд В. Белинского на семейные отношения.

В мартовском письме к В. П. Боткину 1841 г. он высту­пает против "милой святости" брака и предполагает, что в обществе социальной справедливости, "когда люди будут человечны, не будет неразумного и случайного брака"[139]. Рез­ко изменил Белинский свое отношение к идее эмансипации женщин. Это новое мнение впервые отражено в письме к В. П. Боткину от июня 1841 г.: "Черт знает, надо мне позна­комиться с сен-симонистами. Я на женщину смотрю их гла­зами. Женщина есть жертва, раба новейшего общества... А брак — что это такое? Это установление антропофагов и людоедов патагонов и готтентотов, оправданное религией и гегелевской философией"[140]. В. Белинский признает, что его прежние взгляды были связаны с христианскими нрав­ственными идеалами и политическими взглядами Гегеля. В этом же письме он замечает: "Превосходство мужчины? Но оно тогда законное право, когда признается сознанием и любовью жены, выходит из ее свободной доверенности ко мне, иначе мое право над ней — кулачное право. Нет, брат, женщина в Европе столько же раба, сколько в Турции и в Персии... пигмеи все эти гегеляты"[141].

Обращает на себя внимание признание В. Белинского, что ему надо познакомиться с сен-симонистами. Видимо, он считал свои представления о западных социальных идеях недостаточными. Первое свидетельство о признании Белин­ским идей социализма содержится в письме к В. П. Боткину от сентября 1841 г. В. Белинский сообщает другу, что ув­лекся идеями Фурье, Луи Блана. В 30-е гг. в сочинениях и письмах Белинского эти имена не упоминаются. Он упот­ребляет обобщающее понятие "сен-симонисты" всегда в от­рицательном смысле. В 1841 г. он с восторгом сообщает Бот­кину, что "я теперь в новой крайности — это идея социа­лизма, которая стала для меня идеей идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знаний. Все из нее, для нее и к ней. Она вопрос и решение вопроса. Она (для меня) поглотила и историю, и религию, и философию"[142].

Для Белинского социализм — это освобождение лич­ности. С болью чувствует он затхлость, отсталость духов­ной жизни: "Все мы киргис-кайсаки на деле и европейцы на словах"[143]. С другой стороны, он "нигде не встречал людей с такой ненасытной жаждой, с такими огромными требова­ниями на жизнь, с такой способностью самоотречения в пользу идей, как мы"[144].

"Прозрение" Белинского, его переход от привычных, привитых средой и воспитанием патриархальных взглядов к демократическим убеждениям шел через осмысление им проблемы человека, отношений между полами.

Проблема эмансипации, семьи, брака не только спод-вигла В. Белинского к более углубленному изучению запад­ного теоретического наследства, но и послужила предме­том, который он самостоятельно изучил и переосмыслил и в соответствии со своим глубоким демократическим чув­ством оценил правильно. Вопрос о положении женщины в семье в силу его исключительного социального драматиз­ма послужил для Белинского отправным моментом станов­ления демократического мировоззрения.

В 40-е гг. углубляются представления В. Белинского о новом нравственном идеале. В этот период он поднимает воп­рос о необходимости нравственного просвещения общества. В "Римских элегиях" высказана исключительная мысль, что неведение и невинность — разные понятия. Невинность не в неведении. "У нас обыкновенно думают, что девствен­ная чистота состоит в младенческом неведении: ложная мысль! Если добродетель есть неведение, то все живот­ные — предобродетельные особы"[145]. Это страстный протест против ханжества и невежества в человеческих отношени­ях. Он указал точные подходы к нравственному просвеще­нию народа. В сочинениях 40-х гг. большое внимание уде­ляется сущности брака. Так, в рецензиях на переводные романы Фредерики Бремер выявлены три основных мотива брака:

1) браки по принуждению — "самый гнусный род бра­ков";

2) браки по юношеской страсти — "самые опасные виды браков";

3) брак по рассудку, где "при расчетах не исключается и склонность в известной степени — это самый благона­дежный род браков"[146].

Зрелые, выверенные воззрения Белинского на приро­ду семейных отношений получили отражение в серии ста­тей о Пушкине (май 1843 г. — сентябрь 1846 г.). Семейные отношения трактуются им как решающие, показательные для национальной жизни любого народа: "...тайна националь­ности каждого народа заключается не в его одежде и кух­не, а в его, так сказать, манере понимать вещи... Кто хочет узнать какой-нибудь народ, тот прежде всего должен изу­чить его в семейном, домашнем быту"[147].

Возвращаясь к проблеме женской эмансипации, он при­ходит к выводу о безусловной необходимости равенства между полами и общественной деятельности для женщин. Для Белинского это совершенно новая постановка вопро­са, результат многолетних раздумий над человеческими судьбами: "...нет более чувства — и верность теряет свой смысл"[148]. Осторожно говорит он о том, что не всякий се­мейный союз должен быть пожизненным. Незадолго до смер­ти в знаменитой статье "Взгляд на русскую литературу 1847 г." Белинский уделяет особое внимание нравственным основам отношений между полами, делает ряд изумитель­но тонких афористичных наблюдений: "...ложные причины производят такие же мучительные страдания, как и ис­тинные". "Человек не зверь и не ангел, он должен любить не животно и не платонически, а человечески", "Любовь требует свободы", "Любовь имеет свои законы развития, свои возрасты, как цветы, как жизнь человеческая"[149].

Демократические взгляды Белинского на семью подтвер­ждаются его личными переживаниями и размышлени­ями, выраженными в письмах к невесте М. В. Орловой и В. П. Боткину. В конце 1840 г., как раз когда происходил идейный перелом, В. Белинский делится в письмах к В. П. Боткину своими душевными переживаниями и сомне­ниями. Его волнует вопрос о том, как соединить любовь и долг, сохранить верность в браке. "Трагическое заключает­ся в коллизии страсти с долгом для осуществления нрав­ственного закона"[150].

1 Белинский В. Г. Указ. соч. С. 161.

2 Там же. Т. 10. С. 336—339.


В. Белинский откровенно признается, что его страшит возможность угасания чувства в браке, так как "всегдаш­няя возможность и законность наслаждения — ужасная про­за, которая вредит духу на счет плоти"[151]. В связи с этими рассуждениями он дает остроумную литературную иллюст­рацию: если допустить, что Ромео и Джульетта остались бы живы и стали благополучными супругами, то, возмож­но, "опротивели бы со временем друг другу"[152].

Точно угадав большую психологическую опасность при­выкания в браке, адаптацию чувств, Белинский признается другу: "...мне теперь как-то трудно вообразить возможность любить одну женщину, и с этой стороны брак меня пугает. Скудельные сосуды, они так быстро портятся, розы весен­ние, они так скоро отцветают..."[153]

Эти личные переживания и раздумья совпадают с его характеристикой браков, заключенных по страстной люб­ви. В прочное счастье такого брака он не верит и считает, что более надежен и благоприятен брак по здравому, спо­койному выбору, связанному с взаимной склонностью.

В. Белинский ненавидел церковный брачный обряд, ко­торый он считал "пошлым и тривиальным". Он мучительно переживал необходимость венчаться со своей невестой М. В. Орловой, родители которой и она сама настаивали на общепринятой церковной процедуре: "Я глубоко скорблю и глубоко страдаю от мысли, что Вы не поймете моего от­вращения к позорным приличиям, шутовским церемониям. Для меня противны слова: невеста, жена, жених, муж. Я хотел бы видеть в Вас мою возлюбленную, друга жизни моей... В церемонии венчания я вижу необходимость чисто юридического смысла. По моему кровному убеждению, союз брачный должен быть чужд всякой публичности, это дело касается только двоих — больше никого"[154].

Интересны представления В. Белинского о необходи­мых качествах будущей супруги: "Я больше всего ценю в людях эластичность души, способность ее к движению впе­ред... Да пуще всего не поддавайтесь силе ощущений. Жизнь душит и давит ногами тех, которые глядят на нее с мисти­ческим ужасом и подобострастием: надо смотреть ей пря­мо в глаза. В ней нет ничего ни столько сладкого, ни столько горького, ни столько ласкающего, ни столько страшного, чего бы смерть не изгладила без всякого следа. Стало быть,не из чего слишком волноваться. Будьте спокойнее, холод-
нее и прозаичнее — будет лучше. Жизнь, как и пуля, ща*
дит храброго и бьет труса... Я ожидал от жизни вдвоем с
Вами шествования мирного, ясного, теплого, охоты к тру-
ду и любви к своему углу"[155]. !

С какой силой выступает цельная натура Белинского, в котором гениальность мышления и нравственное величие находились в полной гармонии.

А. И. Герцен, так же как В. Белинский, начинал свой идейный путь с борьбы с феодальным сознанием, который он назвал "расчисткой человеческого сознания от всего на­следственного хлама, от всего осевшего ила"[156]. Считается общепринятым, что Герцен и Огарев являются родоначаль­никами социалистической традиции в общественной мысли России. Симптоматично, что непосредственным поводом, вызвавшим интерес к изучению Сен-Симона в подпольном кружке Герцена, явился судебный процесс 1832 г. над уче­никами Сен-Симона, участниками так называемого "мениль-монтинского семейства", возглавляемого Анфантеном. Уча­стники "секты Анфантена", создавшие коммуну, были осуж­дены за оскорбление общественной нравственности. А. И. Гер­цен отмечал, что первостепенное значение в учениях со­циалистов для его круга имели два откровения "сен-симо-нистической веры: с одной стороны — освобождение жен­щины, призвание ее на общий труд, отдание ее судеб в ее руки, союз с нею как с равным. С другой — оправдание, искупление плоти"[157].

1 Белинский В. Г. Указ. соч. Т. 12. С. 212, 228.

2 Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954—1965. Т. П. С. 74.


Освобождение женщины для Герцена не сводилось толь­ко к проблеме ее бесправия, а составляло центр тяжести всех общественных вопросов, связанных с социальной спра­ведливостью, поиском новых нравственных установлений. Для русских демократов, вся жизнь которых была скована церковно-крепостнической моралью, эти, по выражению

Герцена, "великие идеи сен-симонистов (Герцен, так же как и Белинский, употребляет это собирательное понятие. — Авт.) заключали в себе целый мир новых отношений меж­ду людьми, — мир здоровья, мир духа, мир красоты, мир естественно нравственный, потому нравственно чистый"[158].

Бесправное положение женщины понималось Герценом как один из самых очевидных аргументов против общества насилия и несправедливости. Расширение прав женщин — общий принцип всякого социального прогресса.

Герцен и Огарев рассматривали брак и семью как такие первичные институты, по образцам которых должны стро­иться все общественные отношения. Свобода, равенство в семье понимались как первоэлемент или прообраз граж­данских свобод[159]. С другой стороны, Герцена волнует про­блема сочетания человеком общественных и личных инте­ресов. В статье "По поводу одной драмы" он говорит о не­обходимости осознания прежде всего женщиной общности с другими людьми и страстно выступает против "преступ­ного отчуждения от интересов всеобщих, преступного хо­лода ко всему человеческому вне их женского круга, ис­ключительного занятия собою... человек не имеет права ог­раничивать человечность только первую ступенью, т. е. се­мейной жизнью".

На этой идее построен роман "Кто виноват?". Поиск правильного понимания принципа коллективности, сочета­ния семейного, личного и общественного характерен для всего творчества Герцена. С этим связана постановка воп­роса о сущности эгоизма.

Идея "разумного эгоизма" принадлежит Герцену. Он считал, что общество должно культивировать эгоизм как проявление человеческого "я", человеческой индивидуаль­ности. Герцен писал: "Что такое эгоизм? Сознание моей личности, ее замкнутости, ее прав? Или что-нибудь дру­


й

i

roe? Где оканчивается эгоизм и начинается любовь? Да и действительно ли эгоизм и любовь противоположны, могут ли они быть друг без друга? Могу ли я любить кого-нибудь не для себя? Могу ли я любить, если это не доставляет мне, именно мне удовольствия? Не есть ли эгоизм одно и то же с индивидуализацией, с этим сосредоточиванием и обособлением, к которому стремится все сущее, как к пос­ледней цели? Всего меньше эгоизма в камне, у зверя эго­изм сверкает в глазах: он дик и исключителен у дикого че­ловека; не сливается ли он с высшей гуманностью у образо­ванного?"[160]

Социальные идеи Герцена, так же как у Белинского, опирались на антропологическую теорию, связанную с рас­крытием человеческой природы в условиях социальной спра­ведливости. Показательно, что Герцен особо критикует вульгарные социологические прогнозы будущего семьи. Ему чужды однобокие крайние выводы, к которым относилась, например, платоновская идея общности жен. Молодой Гер­цен категорически заключает: "Платонова республика вполне показывает даль тогдашней философии от истины"[161].


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.018 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>