— Привет! — сказала я, но Софи не ответила. Я взглянула на покрытый листьями бассейн, на дне которого валялся складной стул.
— Где твоя подруга?
— Софи, успокойся.
— Что не так? Я просто спросила.
— Она в доме. Эмили и твоя подруга тоже.
— Ну уж нет, — фыркнула Софи.
— Чем она тебе не угодила?
— Она мелкая, Аннабель, к тому же… В общем, хочешь общаться с ней — вперед, а я не буду.
— Да почему?
— Не хочу. — Она посмотрела на меня. — А в чем проблема? Мы ж не сиамские близнецы. Тебе не обязательно всюду за мной ходить.
— Знаю, — сказала я.
— Серьезно? Вообще-то ты всюду со мной. С самого нашего знакомства. Я нахожу парней, узнаю про вечеринки. Раньше ты только и делала, что подавала платочки Ка-ларк Ребболдс.
Я терпеть не могла, когда Софи говорила такие отвратительные вещи. Отчасти потому, что понимала, что виновата.
— Я пригласила Эмили, потому что она ни с кем здесь не знакома.
— Она знакома с тобой. А теперь еще и с Грегом Николсом.
— Смешно.
— А я и не смеюсь. Просто говорю как есть. Хочешь общаться с ней, пожалуйста, а я не буду. — Софи быстро встала и пошла в дом.
Я взволнованно смотрела ей вслед. Может, она права? Может, без нее я правда ничего собой не представляю? Конечно, я понимала, что это не так, но все же душу грыз червячок сомнений. Софи всегда была максималисткой: либо ты с ней, точнее, позади нее, либо против нее. И никакой середины. Дружить с ней непросто, но и воевать было ой как страшно.
Я посмотрела на часы, поняла, что Эмили скоро надо домой, и пошла ее искать. Она болтала со знакомой моделью. Я немного постояла с ними — ждала, пока остынет Софи. Когда уже пора было ехать, я решила, что ее недовольство, скорее всего, уже прошло.
Но Софи снова исчезла. Ее не было ни на улице, ни на кухне. Наконец она мелькнула в коридоре. Заметила меня и скрылась в комнате. Я подошла к двери и дважды постучала.
— Софи, пора ехать.
Ответа не последовало. Я вздохнула и, скрестив руки на груди, подошла поближе к двери:
— Слушай, я знаю, что ты злишься, но поехали, пожалуйста, домой, а поговорим потом.
Снова молчание. Я взглянула на часы: если мы сейчас не уедем, то Эмили влетит от родителей.
— Софи, — я повернула ручку — дверь оказалась не заперта, — распахнула дверь и переступила порог, — давай…
И замолчала, застыв от изумления. Софи прижимал к стене какой-то парень. Одной рукой он шарил у нее под блузкой, другой гладил по бедру и целовал в шею. Я отступила назад, и парень обернулся. Это был Уилл Кэш.
Он взглянул на меня покрасневшими глазами и сказал, лишь слегка оторвавшись от шеи Софи:
— Мы заняты.
— Я… Извините, пожалуйста…
— Поезжай домой, Аннабель, — сказала Софи, гладя Уилла по волнистым волосам на затылке. — Поезжай.
Я закрыла дверь и так и осталась стоять в коридоре. Уилл Кэш был одним из хозяев дома. Он играл на гитаре и в этом году заканчивал школу. Уилла невозможно было не заметить — очень симпатичный, — но репутацией он пользовался дурной. Вел себя непорядочно и постоянно встречался с разными девчонками. Сегодня с одной, завтра с другой, никто долго не задерживался. Софи же предпочитала хороших мальчиков, спортсменов, и не признавала никого другого. Но, видимо, на этот раз решила сделать исключение.
Из дома я ей несколько раз звонила, но она не брала трубку. На следующий день Софи позвонила мне около полудня. Она уже и думать забыла об Эмили и о нашей ссоре. Теперь на уме у Софи был только Уилл Кэш.
— Он потрясающий! — Она в мельчайших подробностях рассказала о том, что было вчера, а затем заявила, что сейчас придет ко мне в гости. Как будто Уилл Кэш так важен, что его просто невозможно обсудить по телефону.
— Он со всеми знаком, чудесно играет на гитаре, умница и красавчик! Я б могла с ним всю ночь целоваться! — Софи сидела на моей кровати и листала старый «Вог».
— Ты вся светилась от счастья, — сказала я.
— Так я и была счастлива! И сейчас тоже. — Софи перевернула страницу и склонилась над рекламой туфель. — Он — моя мечта.
— Встретишься с ним еще? — спросила я, решив не упоминать о том, как Уилл любит погулять.
— Конечно, — ответила Софи таким тоном, как будто я спросила какую-то глупость. — Сегодня вечером. Их группа выступает в «Бендоу».
— В «Бендоу»?
Софи вздохнула и откинула назад волосы:
— Это клуб такой. В Финли. Да брось, Аннабель, ну что, ты никогда не слышала про «Бендоу»?
— А… Да, слышала, — сказала я, хотя понятия не имела, что это за клуб.
— Концерт начинается в десять. — Софи снова перевернула страницу и ровным безразличным тоном, даже не глядя на меня, спросила: — Если хочешь, поехали со мной.
— Нет, не могу. Завтра вставать рано.
— Дело твое.
Тем вечером я осталась дома, а Софи отправилась в «Бендоу». Как я узнала позже, после концерта она поехала к Уиллу и переспала с ним. Несмотря на всю браваду, раньше у Софи ни с кем не было близости, и Кэш стал ее первым мужчиной. С тех пор она ни о ком думать не могла, кроме него.
А я не понимала, что она в нем нашла. Софи утверждала, что Уилл очарователен, интересен, красив, умен (и еще миллион эпитетов), но, глядя на него, я так не думала. Кэш действительно был привлекателен, к тому же безумно популярен, но слишком себе на уме. А одной красоты в его случае было недостаточно. Уиллу не хватало душевной теплоты. Слишком уж он был холоден и напряжен, и мне всегда становилось не по себе, когда приходилось с ним разговаривать: в машине, пока Софи платила за бензин, на вечеринках, когда мы оба искали мою подругу. Уилл пристально на меня смотрел и выдерживал долгие паузы, а я начинала нервничать.
И что самое ужасное, он, похоже, об этом знал. И ему нравилось, что мне не по себе в его присутствии. Обычно, чтоб загладить неловкость, я начинала болтать без перебоя или слишком повышала голос. Уилл же оставался непроницаемым. Я путалась, сбивалась и наконец замолкала, уверенная, что Кэш считает меня глупой. Хотя вела я себя и в самом деле не слишком умно, как маленькая девочка, пытающаяся произвести впечатление. В общем, я всячески старалась поменьше с ним встречаться, но получалось это далеко не всегда.
Другие же девчонки, видимо, очень легко находили с Уиллом общий язык. Над своими отношениями Софи приходилось работать днем и ночью, а уж она-то сил не жалела. С самого начала об Уилле ходили слухи, и, куда бы он ни пришел, повсюду находились знакомые, обычно девушки. К тому же они с Софи учились в разных школах, то есть про загулы Кэша ей рассказывали через вторых-третьих лиц, и узнать, правду ли говорят, было порой очень непросто. А Уилл ведь еще играл в группе. В общем, скучать Софи не приходилось. Их отношения развивались по одному и тому же сценарию: Уилл начинал общаться с какой-нибудь девушкой, появлялись слухи, Софи ехала разбираться с девушкой, затем с Уиллом, ругалась с ним, расставалась, затем мирилась. И так до бесконечности.
— Я не понимаю, как ты его терпишь, — сказала я как-то Софи, когда мы мчались поздно вечером по незнакомому району в поисках очередной девчонки, по слухам флиртовавшей на вечеринке с Уиллом.
— Конечно, не понимаешь! — выпалила подруга, проскакивая светофор и резко заворачивая направо. — Ты никогда никого не любила!
Я промолчала, поскольку Софи сказала правду. Встречаться я встречалась, но серьезных отношений пока не заводила. Мы снова завернули, и Софи перегнулась через меня, вглядываясь в нумерацию домов. «Неужто любовь такая страшная штука?» — подумала я.
— Уилл мог выбрать кого угодно, — сказала Софи, притормаживая у ряда домов слева, — но он предпочел меня. И встречается со мной! Неужели ты думаешь, я позволю какой-то девице его увести?
— Они просто разговаривали! Почему ты думаешь, что она хотела его увести?
— Просто разговаривали? На вечеринке, наедине, в пустой комнате? Значит, не так все просто, — резко сказала Софи. — Если знаешь, что у парня есть девушка, особенно если эта девушка я, нечего вести себя двусмысленно! Всегда есть выбор, Аннабель. Сделаешь неправильный — будут последствия, пеняй тогда только на себя.
Я молча откинулась на спинку, а Софи остановилась у белого домика. На крыльце горел свет, на подъездной дорожке стояла красная «йетта» с наклейкой на бампере, на которой ребята из «Перкинс Дей» играли в хоккей на траве. Будь я хоть капельку поумней, поняла бы, что вряд ли все девчонки в городе только и делают, что мечтают отбить у Софи Уилла. Видимо, он тоже не ангел. Но потом я взглянула на ее лицо и вспомнила, как несколько лет назад у бассейна Софи решила, что хочет дружить с Кирстен, хотя сестра не обращала на нее внимания, а иногда и открыто ей грубила. Просто если Софи что-то нужно, она пойдет на все. Кроме того, теперь ей завидовали даже больше, чем раньше, — ведь она встречалась с Уиллом. Софи больше не нужно было навязываться самой популярной девчонке в школе. Она сама стала такой. И иногда мне казалось, что к Уиллу она относится, как я к ней: вместе трудно, но порознь еще тяжелее.
Софи вылезла из машины и, старательно избегая света, подошла к «йетте». А затем нацарапала ключом на красивом красном боку, что она думает про владелицу машины. Мне захотелось отвернуться, но я не стала. И превратилась в соучастницу. Отвернулась, только когда Софи вернулась в машину.
Самое смешное, что, хотя я десятки раз видела, как разворачивается у Софи и Уилла очередная драма, и выучила ее наизусть, все равно не ожидала, что стану ее частью. Один вечер, один неверный шаг, и вот Софи уже мстит мне и называет меня шлюхой, а потом вычеркивает не только из своей, но и из моей собственной жизни.
— Ты следующая, Аннабель, — сказала директор модельного агентства миссис Макмерти, проходя мимо.
Я кивнула, встала и отряхнулась. У противоположной стены новенькая, высокая брюнетка, неловко позировала с огромным синим блюдом из отдела товаров для кухни. Съемки для календаря вообще были очень странными. Каждую девушку фотографировали на отдельный месяц с товаром из какого-нибудь отдела торгового центра. В прошлом году, например, мне не повезло и пришлось рекламировать шины «Рочелле» — меня всю обложили покрышками.
— Протяни его, как будто что-то предлагаешь, — велел фотограф. Девочка вытянула руку и шею. — Это слишком. — Девочка покраснела и приняла прежнюю позу.
Я направилась к фотографу, обходя по дороге стоявших у стены девчонок. Тут одна из них, Хиллари Прескотт, преградила мне путь:
— Привет, Аннабель!
Мы с Хиллари пришли в агентство в одно время. Вначале подружились, но потом я быстро от нее отдалилась, поскольку она не умела держать язык за зубами. Кроме того, была подстрекательницей. Не только любила копаться в чужом белье, но и сама его подкидывала.
— Здравствуй, Хиллари.
Она вытащила жвачку, засунула в рот и протянула мне упаковку. Я покачала головой и спросила:
— Что нового?
— Да ничего особо, — ответила Хиллари, накручивая на палец локон. — Как лето прошло?
Задай этот вопрос кто другой, ответила бы как обычно: «Хорошо», но с Хиллари надо быть настороже.
— Нормально, — резко сказала я. — А твое?
— Да скучала все время. — Хиллари вздохнула и пожевала жвачку: розовую и блестящую. — А почему вы с Эмили не общаетесь?
— Почему не общаемся? Общаемся. С чего ты взяла?
— Ну, вы раньше все время гуляли вместе, а теперь даже не разговариваете. Странно как-то.
Я посмотрела на Эмили — она внимательно изучала свои ногти.
— Да как сказать… Просто все меняется.
Хиллари не сводила с меня глаз и, несмотря на вопросы, разумеется, прекрасно знала, что случилось. Может, конечно, не во всех подробностях, но в целом точно. Не хватало еще, чтоб я ее просвещала!
— Я пойду. Моя очередь.
— Давай. — Хиллари прищурилась. — До встречи.
Я облокотилась о стену и зевнула. Было всего два часа дня, а я уже еле держалась на ногах. А виноват во всем Оуэн Армстронг!
Утром я проснулась и взглянула на часы: 6.57. Хотела уже перевернуться на другой бок и спать дальше, как вспомнила про передачу Оуэна. Он все выходные не шел у меня из головы. Неожиданно я стала обращать внимание на всю сказанную мною безобидную ложь. Папа в пятницу спросил, как прошел день, — я ответила: «Хорошо», мама поинтересовалась, жду ли я с нетерпением начала работы в агентстве, — я кивнула. В общем, в сумме лжи накопилось немало, поэтому я решила по возможности держать слово. Обещала, что послушаю передачу Оуэна, — непременно ее послушаю.
Я включила радио ровно в семь, но по нему шли только помехи. Приложила его к уху, и тут оно загрохотало: гитара, тарелки, затем чьи-то крики… Я испугалась и нечаянно столкнула радио локтем с кровати, оно громко стукнулось об пол, но не выключилось, продолжая орать на полную мощность.
В стену застучала Уитни. Я быстро схватила радио, уменьшила звук и осторожно поднесла к уху: песня еще не кончилась, но разобрать слова, больше похожие на визги, не представлялось возможным. Я никогда не слышала такую музыку, да и музыка ли это была?
Наконец загремели тарелки, и песня закончилась. Но следующая была ничуть не лучше. Гитары, правда, больше не гремели, зато появились гудки и сигналы, как в электронике, а поверх них мужской голос декламировал слова, на мой взгляд, больше похожие на список покупок. И продлилась песня пять с половиной минут. Знаю точно, поскольку не отрывала глаз от часов, молясь, чтоб она закончилась поскорее. Наконец раздался голос Оуэна:
— Для вас играл «Мизантроп», «Сон Декарта», а до этого «Дженнифер» группы «Липоу». Вы слушаете «Управление гневом» на общественном радио «РАС». А сейчас «Напшел».
И вновь зазвучала музыка в стиле техно, сменили ее грубые и хриплые старческие голоса, декламирующие стихи об огромных кораблях. После чего целых две минуты кто-то очень неприятно играл на арфе. Привыкнуть к такой мешанине было невозможно. Я слушала передачу целый час, но не поняла ни одной песни. К тому же ничего не понравилось. Видимо, просвещение мне не грозило. Только усталость.
— Мы тебя ждем, Аннабель! — окликнула меня миссис Макмерти, спуская с небес на землю.
Я встала перед фоновой тканью. Ее украсили растениями: клеоме и папоротниками. А рядом установили большую пальму в горшке на колесиках. Видимо, в этом году мне достались «Растения от Лорель». Ну что ж, хотя б не шины.
С фотографом мы знакомы не были, поэтому он не поздоровался, продолжая возиться с фотоаппаратом. Реквизитор подкатил пальму поближе, так, что лист защекотал мне щеку.
Фотограф окинул нас взглядом.
— Нужны еще растения, — сказал он стоящей в стороне миссис Макмерти. — Или придется делать в основном крупные планы.
— У нас есть еще растения? — спросила миссис Макмерти реквизитора.
Он заглянул в соседнюю комнату:
— Два кактуса и один фикус, но он, похоже, завял.
Раздался хлопок — сработал фотометр. Я попыталась отодвинуть лист подальше от лица.
— Хорошо, — сказал фотограф, возвращая его обратно. — Мне нравится. Ты появляешься постепенно. Давай-ка еще разок.
Я снова отодвинула лист. Ветка защекотала лицо, и очень захотелось чихнуть, но я сдержалась. На меня смотрели все присутствующие: новенькие, старшие, Эмили… Но последнее время я все время находилась в центре внимания, а здесь хотя бы обстановка была подходящей и знакомой. Ненадолго я забыла о переживаниях и сосредоточилась на внешности: взгляд — улыбка. Готово.
— Хорошо, — сказал фотограф.
Кактус пододвинули ко мне поближе, но я не сводила глаз с фотографа. Он обошел меня и велел появляться из-за пальмы. Снова и снова. Замерцала вспышка.
Вечером, когда мама уже легла, а Уитни заперлась у себя, мне захотелось пить, и я спустилась на кухню. В смежной с ней комнате перед включенным телевизором сидел папа, положив ноги на тахту. Я зажгла свет.
— Ты как раз вовремя, — сказал папа, оборачиваясь. — Начинается отличный документальный фильм про Христофора Колумба.
— Правда? — Я достала стакан.
— Очень интересный! Посмотришь со мной? Может, узнаешь что новое.
Папа обожал исторический канал.
— Это ж мировая история! — восклицал он, когда мы отказывались от очередной передачи про Третий рейх, падение Берлинской стены или египетские пирамиды. Обычно ему приходилось сдаться и часами смотреть моду, переоборудование дома и реалити-шоу. Но вечерами телевизор поступал в папино полное распоряжение, но все равно одному ему было скучно, как будто история становилась интереснее, если кто-то составлял ему компанию.
Обычно этим «кем-то» была я. Мама рано ложилась, Уитни считала, что история слишком скучная, а Кирстен постоянно болтала и всем мешала. Мы же с папой хорошо друг другу подходили. Садились вечером перед телевизором и смотрели исторические передачи. Даже если папа видел их раньше, ему все равно было интересно. Он кивал и то и дело повторял: «Да?», «Серьезно?», как будто диктор не просто его слышал, но и не мог продолжать, не получив ответа.
Но в последние несколько месяцев я перестала составлять папе компанию. Не знаю почему, но я слишком устала и была не в состоянии следить за мировыми событиями. Пусть даже случившимися очень давно. История слишком на меня давила, и думать о прошлом просто не было сил.
— Нет, спасибо. Я рано сегодня встала и очень устала.
— Ладно. — Папа откинулся на спинку и взял пульт. — Потом как-нибудь посмотрим.
— Да, обязательно.
Я налила воду и подошла к папе. Он подставил щеку. Я поцеловала его, и папа, улыбнувшись, прибавил звук. В комнате зазвучал голос диктора:
— В пятнадцатом веке исследователи мечтали…
На лестнице я остановилась, глотнула воды и обернулась. Пульт лежал у папы на животе, мерцал экран. Может, стоило вернуться в комнату? Но я не смогла. Пусть папа в одиночестве слушает, как по сотому разу рассказывают об одних и тех же событиях.
Глава седьмая
Все выходные я думала о том, как поведет себя Оуэн в школе. Изменится ли что-то или мы по-прежнему будем сидеть молча вдали друг от друга? Все решил Оуэн.
— Ну что, ты послушала?
Я отложила бутерброд и обернулась. Оуэн, как всегда, был в джинсах и черной водолазке. На шее у него висели наушники от айпода.
— Твою передачу? — спросила я.
— Да.
Я кивнула:
— Послушала.
— И что скажешь?
Все выходные я думала о том, как часто вру или приукрашиваю действительность, чтоб никого не обидеть, но все же сказать Оуэну все, как есть, не смогла. Честность — это, конечно, хорошо, но как быть, когда задают вопрос, на который не можешь ответить правду?
— Ну… она довольно интересная.
— Интересная, — повторил Оуэн.
— Да. Никогда раньше не слышала этих песен.
Довольно долго он молча на меня смотрел. Затем вскочил и уселся рядом:
— Так. Ты передачу правда слушала?
— Да, — как можно увереннее ответила я. — Правда.
— Ты не забыла, как призналась мне, что часто врешь?
— Да не говорила я ничего такого! — Оуэн взглянул на меня удивленно. — Я сказала, что иногда чего-то недоговариваю. Но не сейчас! Я правда послушала всю передачу.
Но Оуэн все еще мне не верил. Что ж, неудивительно.
Я вздохнула:
— «Дженнифер» группы «Липоу», «Сон Декарта» «Мизантропа», песня, в которой постоянно что-то гудело…
— Я понял. Передачу ты слушала. — Оуэн кивнул и вернулся на свое место. — Тогда скажи честно, понравилась она тебе или нет?
— Я же сказала уже. Передача интересная.
— «Интересная» ничего не значит.
— Как это?
— А вот так. Это эвфемизм. И употребляют его, когда не хотят говорить правду. Слушай, — Оуэн нагнулся ко мне поближе, — ты меня обидеть не бойся. Говори как есть.
— Да сказала ведь уже! Хорошая передача.
— Говори правду! Какая б она ни была! Давай, не тяни!
— Мне… — Тут я запнулась. Может, потому, что Оуэн все равно уже меня раскусил, или надоело постоянно лгать… В общем, я сдалась: — Мне она не понравилась.
Оуэн хлопнул себя по ноге:
— Вот так и знал! Не умеешь ты врать, хотя все время и пытаешься.
Это хорошо. Или плохо? Кто знает…
— Не пытаюсь.
— Ах да, ты же просто стараешься быть любезной.
— И что в этом плохого?
— Ничего. Но приходится постоянно скрывать правду. А теперь скажи, что ты на самом деле думаешь о моей передаче?
На самом деле мне было очень не по себе. Как будто Оуэн с самого начала видел меня насквозь, а я даже и не заметила.
— Построена передача хорошо, но вот песни…
— Что песни? — Оуэн помахал пальцем. — Назови прилагательные. «Интересные» не подходит.
— Шумные, — сказала я. — Странные.
— Так. — Оуэн кивнул. — Еще?
Похоже, он не обиделся и не разозлился. Поэтому я продолжила:
— От первой песни заболели уши. А под вторую, которая «Мизантропа»…
— «Сон Декарта».
— …я заснула. В прямом смысле.
— Бывает. Что еще? — совершенно спокойно, без малейших признаков расстройства, сказал Оуэн.
— Когда заиграла арфа, мне показалось, что я попала на похороны.
— Ясно.
— А техно вообще ужасно!
— Совсем ничего не понравилось?
— Совсем.
Оуэн кивнул:
— Ну, хорошо. Все понятно. Спасибо.
Он достал айпод и начал тыкать в кнопки. Ни злости тебе, ни обиды.
— То есть ничего страшного? — спросила я.
— Что, тебе не понравилась передача? — уточнил Оуэн, не отрываясь от айпода.
— Да.
Оуэн пожал плечами:
— Конечно, нет. Понравься она тебе, было б здорово, но она в принципе мало кому нравится. Так что ничего удивительного.
— И ты не расстраиваешься?
— Да нет… Вначале, конечно, было неприятно, но потом прошло. Это совершенно нормально. Не в петлю ведь лезть, правда?
— В смысле?
— А как тебе матросская песня? — спросил Оуэн, но я не поняла, о чем речь. — Ну, мужчины. Поющие о плавании в открытом море. Как тебе?
— Странная песня. Даже очень странная.
— Странная, — повторил Оуэн. — Ладно.
Тут послышались голоса и шаги. Я обернулась и увидела, что по двору идут Софи и Эмили. В пятницу из-за Оуэна я совсем забыла о нашей стычке, но сегодня всю дорогу в школу переживала: что же будет? Однако когда мы с Софи встретились, она только зло на меня взглянула, пробормотала «шлюха» и ушла. Все как всегда.
Теперь же она удивленно взглянула на нас с Оуэном, толкнула локтем Эмили, и они обе на меня уставились. Я покраснела и принялась внимательно изучать рюкзак у своих ног.
Оуэн же не заметил Софи. Он выключил плеер, пригладил волосы и спросил:
— То есть техно ты в принципе не любишь? Вообще ничего?
Я покачала головой:
— Нет. Извини.
— Не извиняйся. У каждого свое мнение. Музыка не бывает правильной и неправильной. Все относительно.
И тут зазвенел звонок. Я изумленно потянулась за рюкзаком, уронив остатки бутерброда. Обычно перемена тянулась бесконечно, а тут пролетела за секунду! Оуэн встал, засунул плеер в карман и взял наушники.
— Ладно, — сказала я, — еще увидимся.
— Ага. — Он вставил наушники в уши. Я слезла с настила. — До встречи!
Оуэн ушел, а я снова взглянула на Софи и Эмили. Они все еще на меня таращились. Софи что-то сказала Эмили, а та улыбнулась и покачала головой. Не представляю, о чем они говорили и что себе напридумывали. Скорее всего, им и в голову не пришло, что мы с Оуэном Армстронгом просто друзья. Слишком уж это удивительно.
Оуэн пробирался сквозь толпу к корпусу гуманитарных наук. Рюкзак за плечами, наушники в ушах. Софи и Эмили следили и за Армстронгом тоже, но он не заметил. Хотя, думаю, ему было бы все равно. И я завидовала его независимости даже больше, чем честности и прямоте.
В «Мушке» не предложили мне работу. Но я не расстроилась и не удивилась, а только обрадовалась, что все позади. В отличие от мамы. Когда на следующий день я вытащила завтрак, из него выпала записка:
Аннабель,
просто хотела сказать, что очень горжусь всеми твоими достижениями. Пожалуйста, не расстраивайся из-за «Мушки»! Там была очень серьезная конкуренция, и Линди сказала, что организаторы очень хорошо о тебе отзывались. Мы сегодня обсудим с ней еще кое-какие интересные предложения. Подробней расскажу вечером. Удачного дня!
— Что-то случилось?
Я испуганно подпрыгнула. Передо мной стоял Оуэн.
— С чего ты взял?
— Ты расстроена. — Он кивнул на записку. — Что произошло?
— Да нет-нет, ничего. — Я свернула ее и положила рядом с собой.
Оуэн уселся на настил, не так близко, как накануне, но и не так далеко, как обычно. Достал из кармана айпод и облокотился ладонями о траву, оглядывая двор.
Я понимала, что снова не была с Оуэном откровенна. Конечно, вряд ли он об этом узнает. А если и узнает, то не расстроится. И все же мне почему-то захотелось «перефразировать и повторить». А точнее, сказать правду.
— Да с мамой тут кое-что не ладится.
Оуэн посмотрел на меня как на ненормальную, как будто вообще не понял, о чем я.
— Кое-что, — повторил он. — К твоему сведению, это тоже самый настоящий эвфемизм.
«Разумеется», — подумала я и пояснила:
— Дело в том, что я работаю моделью.
— Моделью? — озадаченно переспросил Оуэн. — Ах да! Мэллори ж говорила. Ты, кажется, снималась в какой-то рекламе?
— Я с детства снимаюсь, как и мои сестры. Но недавно мне надоело и захотелось бросить работу.
Надо же! Я призналась! И кому? Оуэну Армстронгу! До этого признавалась только самой себе. Серьезный шаг, и, возможно, стоило на нем остановиться, но я все равно продолжила:
— Но все не так просто. Мама без ума от модельного бизнеса и очень расстроится.
— Но ты ведь не хочешь больше сниматься, верно?
— Нет.
— Ну так скажи ей.
— Думаешь, это так просто?
— А что, нет?
— Нет.
Послышался хохот. Слева из школы выскочили восьмиклассники, громко о чем-то болтая. Оуэн взглянул на них, затем снова на меня:
— Почему?
— Потому что я стараюсь избегать конфликтов.
Оуэн повернулся к лавке, на которой сидели Софи с Эмили, затем медленно снова ко мне.
— Я в них не слишком сильна, — добавила я.
— Что у вас произошло?
— Ты про Софи? — спросила я, хотя уже знала ответ. Оуэн кивнул. — Ну, мы просто поругались летом.
Он молчал — ждал подробностей.
— Она думает, что я переспала с ее парнем, — пояснила я.
— А это правда? — вот так прямолинейно спросил Оуэн. Неудивительно, конечно, но я все равно покраснела.
— Нет.
— Почему ты ей не скажешь?
— Все не так просто.
— Да уж. Может, мне просто чудится, но, по-моему, ты опять чего-то недоговариваешь.
Я уставилась на свои руки. Оуэн читал меня как открытую книгу, хотя знакомы мы были меньше недели!
— То есть на моем месте ты бы…
— …сказал правду, — договорил за меня Оуэн. — И маме, и Софи.
— Думаешь, это так легко?
— Нет, конечно. Но вполне осуществимо. Нужно тренироваться.
— Тренироваться?
— На «Управлении гневом» нас заставляют участвовать в ролевых играх. Ну, чтоб мы учились сдерживаться.
— Ты и ролевые игры, — попыталась представить себе я.
— Приходится участвовать. Так постановил суд, — вздохнул Оуэн. — Но вообще-то они помогают. Когда попадаешь в похожую ситуацию, уже знаешь, как нужно себя вести.
— Действительно полезно.
— Тогда, — Оуэн пододвинулся ко мне поближе, — давай представим, что я — твоя мама.
— Чего? — удивилась я.
— Я — твоя мама, — повторил Оуэн. — Скажи, что ты хочешь бросить работу.
Я покраснела:
— Не могу.
— Почему? — спросил он. — Я плохо играю? Недостаточно правдоподобно?
— Да нет, просто…
— Я играю замечательно. В группе все просят, чтоб я был их мамой.
Я взглянула на него:
— Просто странно это как-то.
— Не странно, а трудно. Но выполнимо. Давай попробуй.
Всего неделю назад я даже не знала, какого цвета у Оуэна глаза. А теперь мы стали одной семьей. Пускай и на время. Я собралась с силами.
— Хорошо. Итак…
— Мама, — перебил меня Оуэн.
— В смысле?
— Чем больше тренировка приближена к жизни, тем лучше результат. В ролевых играх надо либо стараться, либо вообще их не затевать.
— Ладно. Мам…
— Да?
«Нет, все-таки это как-то странно», — подумала я, а вслух сказала:
— Слушай, в общем, я знаю, что модельный бизнес для тебя очень важен, но я хотела кое-что с тобой обсудить.
Оуэн, подняв руку, остановил меня:
— «ПиП». Перефразируй и повтори.
— Почему?
— Опять «кое-что». Когда назревает конфликт, надо говорить по существу, чтоб не было недопонимания. — Оуэн наклонился ко мне. — Знаю, ролевые игры кажутся странными, но они правда помогают.
Да уж, утешил. Если раньше мне было просто не по себе, то теперь я почувствовала себя почти униженно. Но продолжила:
— Мам, я знаю, что модельный бизнес для тебя очень важен и тебе нравится, что я работаю.
Оуэн кивнул и жестом велел продолжать.
— Но, честно говоря, — я убрала за ухо выбившуюся прядь волос, — последнее время я много думала и поняла, что…
Конечно, это была всего лишь игра. Тренировка. Но слова начали застревать в горле, как будто выходил из строя внутренний моторчик. Слишком много было поставлено на карту: не смогу объясниться с Оуэном, и он поймет, как сильно я боюсь конфликтов, и мне будет очень неловко.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |