Больше всего времени у меня ушло на занятия с Ичилом. Ичил был всё-таки не учитель. Ему проще было самому сделать что-либо, нежели объяснять бестолковому ученику прописные, по его мнению истины. Страшно сказать, как выматывают эти разговоры, когда мы говорим на разных языках, плюс Ичил употреблял еще какие-то слова, ему, разумеется, понятные, из лексикона шаманов. Типа, профессиональный жаргон. Ну ему-то что, он с детства в этом сумасшедшем обществе варится, а я-то просто пастух, практически, ниразу неграмотный. Стали тренироваться. Первым делом он объяснил про собственно возможности:
— Это не твоё. Это тебе дали. У тебя есть дар, если ты смог воспользоваться тем, что тебе дали. И если ты не будешь учиться, то так и будешь, — тут он замялся и сказал что-то вроде, "палкой груши околачивать".
Он все пытался меня ввести в транс, а я никак не вводился. Он перепробовал всякие настойки, но ничего, кроме скромного прихода и легкого отходняка впоследствии я не ощущал. Потом вспомнил, про то, как сидел с висюлькой в ауле возле Пяти Пальцев и чуть не выпал из реальности. Тут я так же уселся поудобнее и начал раскачивать висюльку на цепочке. И почти сразу же все изменилось и поплыло. Я испугался и вывалился в реальность. Но Ичил заметил это моё состояние и подбодрил:
— Отлично. Теперь ты должен научиться входить в транс без приспособлений и находиться там столько, сколько нужно.
Потом опять понеслась, он почувствовал, что дело стронулось с мёртвой точки, и с удвоенной энергией парил мне голову. Заставлял зубрить готовые травяные смеси и сочетания. Мята с багульником, к примеру, дает совсем другой результат, нежели мята со зверобоем. И еще, если варишь лекарства, то надо ещё смотреть, кому варишь. Люди тоже разные бывают. Вода еще, какая и откуда. Что-то количество переменных возрастает настолько, что всё это запомнить совершенно невозможно. Но Ичил меня обнадёжил.
— Это всё никто не запоминает. Надо просто видеть, что с чем соединять и для кого. Тогда чувствуешь, правильно это или нет.
Так вот, в хлопотах и заботах, доехали до Урун Хая, я даже и не заметил, как время пролетело. Служки, посланные Улахан Тойоном нам навстречу, показали, где кому располагаться. Мне отвели каменную избушку, сложенную из плоских камней, зато внутри оштукатуренную и побеленною, о трех просторных комнатах. Своего Санчо Пансу я поселил в одной комнате, а сам занял две. Потом взял за хобот какого-то халдея и приказал, чтобы меня ввели в курс, где тут что. Ну, провели меня по загородной резиденции Улахан Бабай Тойона. Что я вам скажу – вот как надо устраиваться, вот к чему надо стремиться. Видимо, дворцы ближневосточных сатрапов были сделаны с такой же неяркой, не бросающейся в глаза роскошью. Куча мраморных и из полированного гранита бассейнов с горячей и холодной водой, искусно обрамленные камнем водопады. Сады, павильоны с резными рейками, увитые виноградом и плющом, всяческие беседки и домики. И всё это вписано в красивейшие ландшафты альпийских лугов. Мне тоже надо будет так сделать на Ыныыр Хая. Там есть подходящее место. Еще кого-нибудь ограблю, и хватит денег на найм мастеров.
Халдей мне показал место, где можно искупаться, хотя везде можно, делёж происходит только по месту, мальчики налево, девочки направо. Я взял полотенце и гель для душа и пошел купаться. Выбрал мраморный бассейн с водой подходящей температуры, да еще и с газом, намылился и погрузился. Красота необычайная, нега по силе сравнимая с древнеримским развратом и падением нравов. Я понял, почему они вымерли. Их погубили бассейны. Но я не предусмотрел одного – кто бы охранял мою нравственность от посягательства совершенно бесстыдных служанок. Их, наверное, сама Сайнара, мстительно думал я, послала, для непредвзятой оценки моих статей. Пока они хихикали и шушукались в кустах, я вышел на берег и начал вытираться, повернувшись к ним кормой. Пусть докладывают, дурочки набитые. Я оделся и двинулся в свои хоромы. Надо бы Тыгыну доложиться, что мы прибыли. Тут я как раз и смог посмотреть со стороны, как Тыгын управляется со своими обязанностими хранителя и ревнителя Закона.
С виду – полный тормоз, погруженный в свои мысли. Сядет на свою скамеечку возле костра, молчит. Пошевелит прутиком уголья, как-то ловко двинет кистью руки, тут же к нему халдей подбегает. Скажет два слова халдею – снова молчит. Что-то думает, однако. Или, к примеру, подойдет к нему халдей, что-то скажет, и опять какой-то жест рукой, халдей прытью бежит то ли исполнять, то ли еще что. Или двинет рукой, а ему уже подводят оседланную кобылицу, его любимую, золотистой масти. Запрыгнет на нее тойон, поскачет по степи, остановится на вершине холма и стоит, вдаль смотрит, будто что высматривает. Потом вернется, опять сядет возле костра и сидит. Это все видимый слой. Мы же знаем, мы же умные, что все, что мы видим – это не главное. Главное – то, что мы не видим. А я, судя по всему, не вижу практически ничего. Старик совсем не бездельничает. Вокруг него крутится какая-то жизнь, кипит, я бы даже сказал. Но кипит без бурления, без суеты и водяного пара. Не прост дедушка, ох как непрост. Ну и ладно. Это его хозяйство.
Я подошел к Тыгыну, поздоровался. Он мне показал на скамеечку, рядом с костром, крикнул слуге, чтобы позвали кого-то из отряда Талгата. Что-то сегодня старик сильно в задумчивости. Показал мне кусок свинца.
— Ты знаешь, что это такое? — спросил он.
— Свинец.
— Этой штукой убили моего сына. Я не знаю как.
Вот те раз, подумал Штирлиц. Я повертел мятый кусок свинца. Ну, при некотором воображении можно представить себе пулю-турбинку двенадцатого калибра. Тут подошел боец.
— Рассказывай, что было в Хотон Уряхе. Еще раз, — приказал Тыгын.
Похоже, что пацан рассказывает это ужасную историю сто двадцать пятый раз.
— Когда мы под предводительством Данияра прибыли к Хотон Уряху, там был пожар. Нам навстречу вышли жители селения, вооруженные вилами и цепами. Сказали, что накануне на них напали люди, одетые как наши бойцы. Убили охранников каравана, уважаемых купцов убили, караван-сарай подожгли и склады. И нам сказали убираться. Данияр приказал разогнать мятежников, но тогда из домов раздался сильный грохот, вырвалось пламя и сильный дым. Наши лошади испугались, а часть людей оказалась убита. И Данияр тоже. Мы отступили. Потом, когда всё успокоились, мы еще раз напали на аул. Но там уже никого не было. Пусто было. А вот это, — он показал на свинец, — мы вырезали из убитой лошади. Пять человек убито у нас было, и семь лошадей. Сейчас там остался отряд нухуров, но пока никаких сведений о тех людях нет. Ходили по следам, но за Хотон Уряхом начинается каменистые пустоши, следы теряются.
Ну вот. Тут и думать нечего. Вот и дождались. Вот вам и порох. И ружья.
ГЛАВА 26
Новые сведения требовали новых мыслей, а их не было. Ну, в смысле, пока не было. Сам же Тыгын либо уже кончил переживать за сына, любо вообще не переживал. Типа у них там кысмет, если сынок не выстоял в жизненных испытаниях, то и недостоин занимать место Тойона. И жить, собственно, тоже недостоин. Такая вот логика. А у него есть еще один сын и внучка. Ну и прочая родня.
Я покрутил в руках кусок свинца и сказал:
— Значит, там было что-то очень важное, если они пустили в ход свой козырь.
— Что это было?
— Это огнестрельное оружие. Которое стреляет при помощи пороха, далеко и сильно кидает вот такие пули.
Тут же пришлось на пальцах объяснять, что такое порох, пули и железная труба. Тыгын отмахнулся.
— И не важно, как оно стреляет. Важно то, что они убивают моих людей издалека.
Я хотел порасспросить пацана, как часто стреляли, но потом оставил эту тему. Он всё равно ничего не помнит, там для них был сплошной ужас, летящий на крыльях ночи. Я ответил Тыгыну:
— Неважно, что они издалека и убивает. Убивают люди, а всё остальное – это инструменты для убийства. Важнее то, что твои люди и кони не приучены к сильному грохоту, поэтому пугаются и вносят неразбериху в ход сражения. Если я правильно понял, у бандитских ружей не очень большая скорострельность и точность.
Понятно, что оружие у мятежников – не нарезное, и, тем более, не автоматическое. Хотя как знать, долго ли его ждать. А для гладкоствола – важнее знать, был ли у них унитарный патрон или они пользовались более простыми решениями. Я нарисовал на земле, как смог гильзу от ружья.
— Надо послать человека в Хотон Урях, чтобы он попытался найти вот такие штуки в тех домах, откуда стреляли. А еще надо учить лошадей и людей не бояться сильного и резкого грохота. Иначе твои кони сами людей потопчут, если придется еще раз столкнуться с огнестрелом.
Тыгын после моих объяснений успокоился. Всё-таки сильный мужик. Для него было достаточно объяснений, что это стреляли люди, а не какие-нибудь абаасы или, того хуже, дэвы, а уж с людьми-то он ещё поборется. И, что странное, он не потребовал немедленно себе такого же оружия. Потом отправил парня восвояси, а у меня спросил:
— Вы готовы выступать? Скоро соберутся все акыны и сэри. Праздник будет. Много народу собирается.
Я вздохнул. Тут, блин, война на носу, а у них праздник. Хотя, что это я. У них война – это просто разновидность праздника. Никак не привыкну.
— Мы готовы. Арчах и Боокко уже сами выступают, без моей помощи. И даже есть первые результаты – в Хастахе нам сдали мятежников жители. Без всякого понукания, а исключительно по доброй воле и в соответствии с Законом Отца-основателя, да пребудет с ним слава.
Улахан Тойон удовлетворённо хмыкнул.
— Тут недавно приволокли желтоповязочников. Пришлось выдать деньги. Значка не было. Это ты с Бэргэном выдумал – значки давать?
— Я и придумал. Пусть все видят на груди у боотура знак доблести и уважают его. Можешь, кстати и целиком какой-нибудь род награждать. Будет неувядаемая слава.
А сам я чуть не рассмеялся. Краснознамённый трижды Ордена Тыгына род какой-нибудь серой белки. И тут же продолжил мысль:
— Надо в таком случае для разных подвигов разные ордена придумать и награждать отличившихся. Народу понравится.
Тыгын уже быстро сообразил, как такой важный стимул приспособить к собственному авторитету.
— Ты иди. Я подумаю. Приходи на ужин.
Хитёр, гад. Уже он подумает!
— Хорошо, уважаемый Улахан Тойон, я обязательно приду.
И я отправился по своим делам. Которых, как оказалось, у меня нет. Я тогда отправился в местный ботанический сад, любоваться цветущими магнолиями и лотосами. Но дальше персиков не ушел. Спелый персик с дерева – это не персик из магазина! Потом пошел отмывать морду от сладкого сока. Красота. Если есть рай, то он вот тута. Здеся[21]. Повалявшись в кровати, отправился ужинать к Тыгыну.
Обычно, после ужина, Тыгын устраивал мелкое производственное совещание, типа дать втык кому-нибудь или похвалить, так и сегодня он раздал пару тычков охране своего стойбища а в целом встреча прошла в теплой, доброжелательной атмосфере. Только Сайнара смотрела не меня странным взглядом. Не к добру это, точно не к добру. И тут Тыгын объявил, что прибыл посланец от Старух. Сайнаре нашли-таки жениха. Улахан тойон ждёт делегацию сватов. Это во-первых. А во-вторых, те Улахан Тойоны Старших Родов, которым Тыгын писал письма о беспорядках на землях Эллэя, то есть Рода Чёрного Медведя, ответили в оскорбительной форме, что… Неважно что, но им стало смешно. Хорошо смеётся тот, — я вставил свои пять копеек, кто смеётся без последствий.
Эротические сны с участием Сайнары становились всё более откровенными. Я проснулся среди ночи в мокрых, скрученных в жгут, простынях, с твёрдой уверенностью, что следующую ночь простыни будут мокрые по другой причине. Надо срочно возвращаться к своим мадамам. Заодно поинтересоваться у Сайнары начёт её сексуальных пристрастий. Ну и что с того, что она еще не познала, как здесь говорят, мужчину? У меня в молодости была подружка, непревзойдённая мастерица в области петтинга, орального и прочих видов секса, которая считала, что печать девственности должен сорвать её будущий муж. Во всём остальном её фантазия не знала границ, я так думаю, что формальные признаки невинности – это для наивных женихов. Интересно, что это так на меня действует? Может тут, на тыгыновых аласах излучение какое, специальное? Для местного населения, с целью повышения рождаемости? В следующий раз надо брать с собой в путешествия кого-нибудь, Алтану, к примеру.
С утреца на мою скорбную голову обрушился великий и ужасный Гудвин, сиречь, Ичил. Мозг он мне учёбой не парил, а начал ласково ворковать про то, знаю ли я, чем стреляли в Хотон Уряхе?
— Пулями стреляли, брателла, из ружжа. Было бы хуже, если бы стреляли картечью. Всех бы положили там.
— Улахан Тойон просит сделать такие штуки, чтобы был сильный грохот и огонь. Говорит, приучать надо людей и лошадей к странному, — пояснил он свой вопрос.
— Ты вот скажи мне, Ичил. Ты вообще с чего вдруг воспылал ко мне любовью и начал меня учить?
— Я тебя учу, ты учишь меня. Ты по-другому видишь обычное, а я запоминаю. Вот, например, сделал тебе мазь от щетины. Я бы сам никогда не додумался, у меня волосы на подбородке не растут. Теперь думаю, может такую мазь сделать, чтобы волосы росли? Или вот. Вода, которая действует, как водка. Как твоя вонючая водка! Я подумаю, может ещё что в голову придёт.
Вспомнил эту отраву с эффектом водки? Что с неё толку? Ради конечного результата только алкоголики пьют, это с равным успехом алкоголь можно по вене пускать. А у нас – во главу угла ставится не результат, а процесс, традиция, так сказать, культурного пития[22]. Пусть даже и с лосьоном или антифризом. Главное – хорошо посидеть в теплой компании, за умеренно сервированным столом. Налить водочку из запотевшего графинчика в рюмку, чокнуться, сказать: "Ну, будем!", прочувствовать, как она, холодная, проваливается в желудок и там тает, разогревая потроха, а потом закусить. Рыжиками, к примеру. Повторить. А потом и поговорить можно с хорошим человеком. А тут что? Выпил воды и вырубился. Фу! Никакого кайфа.
Хотя его мысль насчёт мази для создания устойчивого волосяного покрова хороша. Такая мазь может пользоваться успехом в узких кругах. Среди зимовщиков полярных станций, например или альпинистов, штурмующих ослепительные вершины. Жителям сильно крайнего Севера тоже будет полезно. С осени намазался, покрылся шерстью с густым подшёрстком, и никакой шубы не надо, на отоплении можно экономить. А весной снова намазался, уже другой мазью, переждал линьку и можно ехать отдыхать в Турцию. Загорать, так сказать. Ну и лысым с плешивыми тоже пригодилось бы. Скока бабла можно срубить, уму непостижимо. Что-то замечтался опять. Может Ичилу одеколон подсунуть? Не для питья, в смысле, а для копирования? Дезодорант и прочие технические жидкости тоже. Придумает что-нибудь весёлое. Если довести идею до абсурда, то получится "Черёмуха". Но опять встает вопрос о доставке боеприпаса на территорию потенциального противника. Что-то прёт меня сегодня. Поскольку бриться мне теперь не надо, я отдал ему лосьон после бритья, и заодно впарил дезодорант.
— Так что ты там спрашиваешь про свет и грохот?
— Так эта, надо. Людей приучать.
— Угу. Людей значит, — мысли мои завертелись, в смысле, как деликатно объяснить ему про грохот.
Ну не хочу я гонку вооружений устраивать. Да и не успеем мы уже. На это надо лет пять-семь потратить. Рецептура порохов, сталь, проковка, сверление, короче, новая область промышленности. Надо какой-то асимметричный ответ придумать. Пока задача ясная – сделать много шума из ничего[23]. Можно, например, лупить кувалдой в рельсу. Можно магний с бертолетовой солью смешать. Селитру калиевую с дисперсным углеродом. М-да… науки юношей питают[24], хотя я сильно сомневаюсь, что у Ичила что-нибудь может получиться из его травяных отваров. Но попытаться стоит. Хотя я лишнее думаю. Он должен получить конечный результат, а уж из чего он получит, даже и знать не хочу. Я еще намекнул ему на селитру, которая входит в состав пороха. Ну что теперь поделать, всё равно рано или поздно про порох узнают. Я вздохнул. Ичил вдохновился новой задачей и впал в очередную задумчивость.
— Ну ладно, братан, ты потей над новой задачей, а я пройдусь по окрестностям онежского озера, — объявил я Ичилу и пошел прочь. Солнцем палимый, собрать травки для моего нового проекта – я всё-таки решился самостоятельно сделать себе лекарство от похмелья. А то мало ль? Ичил забастует и всё, пиши пропало. Я прошелся по лугам, нащипал себе мяты, зверобоя, чабреца. Зашел в перелесок и нашёл еще мать-и-мачеху. Так, чистотел не надо, слишком резкая трава, а вот ромашка подойдёт. Пришел к себе в домик и начал колдовать. Примерно через час отставил котелок в сторону, остывать. Сегодня нажрусь, ох, и нажрусь я сегодня.
Пошел дальше, по делам, подгонять своих артистов погорелого театра. Арчах и Боокко уже с вновь прибывшими акынами тёрли про насущное, то есть пропагандировали новые тенденции в искусстве. Семинар, короче, по обмену опытом. Я к ним подсел, послушал, вставил свои пять копеек. Я, конечно, понимаю, что начинать утро с бухла – это явный моветон и плевок в глаза обществу, но без ста грамм у меня язык не развязывался. А после ста пятидесяти и уподоблялся Джеффу Питерсу, тому, который в роскошном переплете с золотым обрезом. Собрался тусняк, человек десять, слушать новые байки. Я самозабвенно сочинял небылицы, надерганные из истории древнего Китая, эпосов и сказаний. Модифицировал пару-тройку русских народных сказок, Илиаду, Одиссею и подвиги Геракла, не касаясь, правда, его сексуальных предпочтений. Информационная война в разгаре. Плохие парни и хорошие парни. Плохие парни насилуют девочек, едят печень младенцев, беременных женщин приносят в жертву своим богам на чудовищных чёрных алтарях. Наши хорошие парни, как водится, с риском для жизни спасают человечество, прекрасных принцесс и между делом мочат в сортире плохих парней. Потом прошелся по новым подвигам Рэмбо, вспомнил Сонгми и замок Чёрного Властелина. "От мощного голоса его задрожали стены! И крикнул он еще раз: "Умбра! Полундра! Чучундра!" и рухнули стены, и вышли на свободу дети его и его жены, стада его и табуны. Возрадовались они и устроили большой Ысыах. И стали жить долго и счастливо. Я там был, бузу пил, по усам текло, а в рот не попало". Концовка получила полное одобрение присутствующих. Народ зашумел и стал требовать продолжения банкета, но я уже выдохся. Знамя борьбы за правое дело из моих ослабевших рук должен был подхватить Боокко, но я не учёл его тщеславия. Подлец, чувствуя слабину у меня в организме, подкатился насчет той песни, что я играл в дороге. Я, будучи выпиши, повелся на его увещевания, ну типа всё для фронта, все для победы. Мы пошли ко мне в домик, я порылся в рюкзаке и достал мобильник. Приказал Боокко закрыть глаза и слушать. Батарейка в мобиле была еще жива-здорова, так что пару-тройку подходящих композиций я ему воспроизвел. Тихо спрятал телефон и велел открыть глаза. Боокко сидел ошарашенный и молчал.
— Это твоё колдовство?
— Это не колдовство. В общем, хочешь быть знаменитым – молчи! Никому не говори, а то убьют тебя.
Боокко молча кивал в такт мои словам.
— А теперь пошли. Будешь сегодня новые мелодии играть.
Я заправил свою фляжечку новой порцией, и мы пошли пугать народ дальше. Боокко задумчиво что-то себе подвывал под нос, потом гордо вскинул голову и сказал:
— Да! Я сегодня исполню новую песню.
Мы вернулись к компании. Семинар по обмену опытом постепенно трансформировался в симпозиум[25]. Богема, она завсегда готова пить бузу на дармовщину. Как обычно, началось безудержное хвастовство, кто самый популярный певец в степи. Чуть не передрались. Потом Боокко запузырил новую мелодию. Степные певцы, те, которые постарше, немедленно отщепенца заклеймили, но молодняк, в основном ученики, восприняли новшества позитивно и даже подпевали и притопывали. Дискуссия о новых веяниях в искусстве начала переходить в активную фазу – Боокко аргументированно возразил оппоненту по голове бутылкой из-под бузы. Я не мог не поддержать прогрессивных начинаний виртуоза-самородка и въехал кому-то в ухо. Арчах уже отбивался от двоих, но на нашей стороне выступила молодая поросль. Разворачивалась весёлая драка. Новое отстаивало своё право на существование. Нашему совместному творчеству должен получиться знатный промоушн.
Как тяжело… Я приподнялся на кровати. Ну конечно же, я спал одетый. Потрогал распухшее ухо. Погладил заплывший глаз. Как хорошо-то… что бриться не надо. Но ничего. У меня есть ответ похмелью! Я добрался до своего котелка с микстурой и выхлебал почти половину. Ох… полегчало. Откинулся на подушку. Сейчас подействовать должно. И оно подействовало, чёрт побери. Сначала образовалось просветление в голове. Потом светлеть начало в лёгких, я упал на карачки, хрипел и исходил соплями. Потом благодать дошла до желудка и ниже. Короче, день прошел… не сказать чтобы зря, но в уютном кабинете на одну персону. Во второй половине дня я обессиленный выпал из него. В голове была лёгкость необыкновенная, вплоть до головокружения. Меня пошатывало. Ичил ждал меня возле моего домика, сидел, постукивая в свой бубенец… короче, в маленький бубен, и лыбился:
— Совсем плохой. Совсем белый. Совсем холодный. Отвар пил? Я посмотрел. Сильная вещь, я такого никогда не делал. Зря ты ромашку добавлял. У тебя полное очищение организма произошло.
И ржет, скотина. Все-таки, надо всякое сложное дело поручать профессионалам, а не самому хвататься. Чревато, в следующий раз выпадет прямая кишка и всё, останусь инвалидом. И вообще. Вчера был мой первый и последний прогрессорский подвиг. В следующий раз меня убьют. Наверное. Ростки нового здесь могут затоптать вместе с носителем. Как там Боокко с Арчахом? Живы ли? Ичил сообщил мне последние новости. Никто не знал из-за чего, но все знали, что вчера акыны серьезно поспорили. Эта новость передавалась из уст в уста и обрастала всякими подробностями. Вроде никого не зарезали, значит, спор носил непринципиальный характер, просто консерваторы начали беспокоиться за свои доходы. На праздник собралось прорва народу, помимо акынов и сказителей и всяких сэри с клоунами. Все жаждут хлеба и зрелищ, это я помню.
Я пнул своего слугу, чтобы принес что-нибудь поесть, у меня в животе образовался вакуум, надо его заполнить чем-нибудь вкусным. Попросил Ичила подождать меня, а сам пошел ополоснуться. Когда я уже вылез из бассейна, нарисовалась Сайнара. Нет мне покоя.
— Почему ты мне снился в бесстыдном виде? — начался обычный наезд. Ни здрассти вам, ни досвидания.
— Здравствуйте, уважаемая Сайнара. Да пребудет с тобой милость Тэнгри, — надо ткнуть её мордой в землю, — в бесстыдном? Разве любящим сердцам ведом стыд?
Она смутилась. Я немедленно провел эксперимент по Пизу: встал в позу сексуальной агрессивности. Я-то точно знаю, что такая поза способна смутить кого угодно, неоднократно проверял. Вот и Сайнара, начала вертеться, не понимая, что происходит. Её подсознание говорило одно, а я её говорил другое. Я подошел к ней вплотную и начал всякие развратные действия. Довёл девушку до полубессознательного состояния. Она, наконец, потребовала от меня прекратить "всё это" и отдышалась.
— Что ты сегодня делаешь? Почему ты меня не учишь?
— Я занят, дорогая. У меня на носу фестиваль, и еще кое-какие дела, что поручил твой дед.
— Я видела, как ты трудился вчера в поте лица. У тебя синяк на пол-лица. Опять надрались с акынами. Нашел с кем пить.
— Ну не с тобой же пить?
— Мог бы и со мной. А то раздразнил девушку и убежал к мужикам.
— Ладно, сегодня я вечером приглашаю тебя на рюмку вина, с фруктами.
— Нет. Сегодня я тебя приглашаю в гости. У тебя никакого понятия. Если девушка идёт к парню – это вообще! Позор! Шлюха! А если у девушки случайно оказался парень в гостях – то это значит, она не устояла перед ним.
Хех. Это кто же нашу застенчивую Сайнару так просветил? И меня сей момент приглашают на рюмку чая. Как-то неожиданно даже.
— Хорошо. Я приду сегодня к тебе вечером.
Мы дошли до моего домика, но Сайнара никуда не собиралась уходить. Она села на крылечке, и слушала наши с Ичилом разговоры. Ичил, собственно пришел не просто так. Он притащил образцы хлопушек, не знаю, из чего он их сделал. Перекусив, мы пошли куда-то в горку. Там Ичил развёл костёр и бросил в него какой-то белый шарик. Шарик сделал "пу-х-х" и всё. М-да.
— Что-то легковато, — сказал я Ичилу, — из чего делал?
— Варил опилки с тем порошком, из деревни, — ответил он.
— Ты не пугайся, но я тебе сейчас покажу, как должно быть.
Вынул пистолет и стрельнул Ичилу над ухом. Тот присел от страха и неожиданности и спросил:
— Это что?
— Это, мон шер, то, чем убили людей на Хотон Урахе. Ну, примерно такое же. У тебя звук должен стать таким же. Сайнара, ты спрашивала, чем я убил бойцов Халх, когда они на нас напали. Вот этой штукой и убил.
Ичил попросил пистолет подержать. Я разрядил его и дал шаману. Он повертел его в руках и спросил:
— Это труба так громко делает?
Я взялся объяснять суть огнестрельного оружия и сразу начал вставлять в разговор новые для них слова. Пусть привыкают, а что надо – поймут из контекста. Или спросят. С ними можно, Ичил и Сайнара тянутся к новому и без фанатизма. Язык, по сути, сам по себе инструмент прогресса, а железки – это результат. Стоит пытливому уму понять новую концепцию – за воплощением дело не станет. В итоге Ичил отдал мне пистолет и сказал:
— Я подумаю. Но если бы еще силы, я бы точно сделал.
— Какой силы?
— Есть разная сила. У тебя лежит в кармане, маленькая сила. Совсем маленькая.
Я пошарил в кармане и вытащил брелок с фонариком. Ичил прикоснулся к нему и сказал:
— Там есть сила. Слабая. Вот если бы такое много, то я бы сделал штуку, чтобы громко стреляла и огонь чтобы вылетал. У нас шаманы хотят найти силу по старым книгам, но ничего не получается. Пошли, я покажу, поговоришь с шаманами, может ты знаешь, как древние получали силу.
Блин. Он про электроэнергию говорит. Зачем она ему? Электролиз делать и водород получать? Я никак не могу понять логику, по которой у Ичила в голове ходят мысли.
— Я вот что еще хотел спросить, — произнёс он смущенно, — разреши мне из твоей травы сделать отвар для нашего старого шамана. Это мой учитель. Он помнит много, очень много. Тебе потом с ним интересно будет поговорить. Если он поправится, то даст разрешение смотреть на… на тайное.
Ну, в общем понятно. Ни одно доброе дело не останется безнаказанным. Я почесал репу и сказал:
— Ладно. Под твою ответственность. Он же разболтает всем?
— Нет. Ты не знаешь. В общем… не все шаманы вместе. Почти каждый сам за себя. Но есть шаманы, которые объединяются, чтобы искать странное. И Эрчим – один из старших. Есть ещё группы, но Эрчим если захочет – расскажет. Это… не для всех.
— Ладно. Лечи дедушку. Потом с ним сведёшь меня. И мне микстурки оставь. На всякий случай.
Ичил повел меня косогорами и буераками куда-то вдаль, в перелески. Тут, похоже, под крылом Тыгына собрались искатели тайных знаний, если посчитать количество постов с наблюдателями, мимо которых мы прошли. Сайнару пытались остановить, но бесполезно. Она так отбрила стражника, что у того уши покраснели. Это, наверное, тлетворное влияние пастухов низкого рода на девушку так подействовало.
Шаман, к которому меня привёл Ичил, сидел на корточках возле своего вигвама и листал какой-то букварь.
— Здравствуй Айхан! Пребудет с тобой слава Тэнгри!
— Слава Тэнгри и с вами, уважаемые. Ты, Ичил, привел мне Магеллан Атын? О, и уважаемая Сайнара пришла. Вообще-то женщинам здесь не место.
— А я не женщина, — отбрила старца Сайнара, — я девушка!
— Да, я привёл, — ответил Ичил.
Я оглядел поляну. Пара сараев плюс убогое жилище шамана. Это у них аскеза такая что ли? Или ему, в натуре, похрен на всё, что к делу не относится?
Шаман повёл нас в сарай, демонстрировать достижения. А внутри стоит сундук, красивый, полированный, всё какими-то веревками обвешано.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |