Это-философия счастья, которую надо понять. Это - любовная драма, которую надо прочувствовать. Это - скрытая боль души, которую надо испытать. Это - жгучие слезы, которые надо пролить. Роман выносит

Узник совести.

Роман

Аннотация

Это-философия счастья, которую надо понять. Это - любовная драма, которую надо прочувствовать. Это - скрытая боль души, которую надо испытать. Это - жгучие слезы, которые надо пролить. Роман выносит на суд читателям историю молодого парня, дерзнувшего бросить вызов судьбе после тюремной жизни. Это- внутренние переживания. Это- душевные порывы. Это - неистовая страсть. Это- израненное сердце. Помощником, другом и наставником выступает случайный знакомый. Готов ли пленник мысли освободиться от оков жизненного пути? Неизвестно как поведет себя бывший арестант. Отблагодарит спасителя или пустится по течению собственного безволия? Это- жизнь, которую надо прожить...

Глава первая

Тихий и спокойный ветерок ласково дует мне в лицо. Обожаю возвращаться летним вечером с работы, когда встречает меня закат солнца. Открываю окно машины, набираю скорость, включаю музыку и ощущаю душевное равновесие; полная гармония с природой. Не люблю невыносимой жары, невозможно терпеть запах тлеющего на твоих глазах асфальта, трудно видеть людей мучающихся в транспорте.

Детство мое было обычным: без излишеств, но родители старались все достать для собственного дитя. Единственный ребенок в семье стал фактором моего будущего эго. Было все: и драки с ребятами, и игры в футбол во дворе, и приставки, и даже помню как в песке возились.. Детство- время замечательных свершений, но и оно сумело во мне отложить ту главную черту, которая, в конце концов, не принесла мне удачи: колкость и жесткость снаружи, а внутри- тончайшая психологическая натура, жалеющая всех и вся; но таким в общественных отношениях места нет. Если стараешься кого-нибудь пожалеть, либо оказать помощь -сразу натыкаешься на мнение со стороны большей части, что ты "слаб". Но я все равно не мог побороть себя, не мог выкинуть это из головы. Интереснейшей особенностью моего мозга в возрасте уже подростковом была готовность взяться за наставничество над любыми другими людьми, которые, как мне казалось, стоят на грани краха в социальных отношениях, либо в них скрыт неимоверный талант. Каждый раз такая история приключалась со мной, когда я хотел на путь истинный направить того, или иного человека, будь то, мальчик, в моих глазах, будущая звезда мирового футбола, либо дядя, которого нужно во что бы то ни стало заставить бросить пить. Я начинал им помогать, искренне, по-детски, веря, что вот-вот, произойдет чудо, и они сами захотят избавиться от своего недуга или улучшить один из своих навыков, однако я бился о жесткую стену их сопротивления, мое влечение к ним затаивалось в глубине души, и я бранил себя и людей за то, что они не могут доверять друг другу, ведь, это крайне важно и необходимо в такое время.

Проходили годы: школа, с которой связано очень многое в моей жизни, наверное, там я впервые почувствовал силы в себе. Одерживая каждый раз небольшие успехи в учебе, я на подсознательном уровне считал себя выше других, эдакий юношеский максимализм. Первая любовь, первый поцелуй, первый секс- все осталось там: за дверьми навсегда закрывшимися.. Затем университет- другой город, другие нравы, другие правила. Первые серьезные отношения появились именно там, о, как это это было прекрасно. Мне казалось, она самая красивая девушка, которую я встречал..

Теперь -защищен диплом; теперь -хорошая работа; теперь- я женат; теперь- у меня сын; теперь -меня,словно нет..

Глава вторая

Эта история началась 9 лет назад. Мы, как все студенты отмечали окончание последней сессии; до диплома оставались считанные дни-Выход в настоящее плавание жизни. Но произошло то, что перевернуло весь мой жизненный путь.

На тот момент мне только исполнилось 22. Казалось бы, взрослый мальчик уже, но, к сожалению, в тот вечер не сдержался и сделал опрометчивый поступок. Тогда я встречался с девушкой, которая стала моим всем. Познакомившись с ней согласно сценариям популярных бестселлеров, мы уже через полгода жили вместе. Я подрабатывал, нам помогали родители, дело плавно шло к свадьбе.. И да, это действительно, была настоящая любовь, то редкое чувство, возникающее в последнее время. Люди стремятся к личной выгоде, чтобы им было всегда хорошо, не пытаясь понять всю суть истинных отношений, основанных на безвозмездном доверии. Мы могли часами разговаривать ни о чем, где-нибудь на склоне горы, наблюдая волнующие сердце пейзажи. На закате, когда облака скрывают красоты заходящего солнца, целовались, познавая друг друга все больше и больше. Каждые выходные старались выбираться куда-либо за город или составляли иную культпрограмму. Учились в разных университетах: она- будущий детский врач, я- специалист по спортивному менеджменту. Однако, за то время, что мы были вместе, каждый из нас познакомился со всеми друзьями-знакомыми другого. Вечеринки, устраиваемые нами, набирали с пол сотни человек в пригороде. Огромные коттеджи, свежий воздух, обязательные баня, сауна, бассейн; бездонное море алкоголя, кто-то баловался более серьезными вещами, но таковые были в меньшинстве.

Тот, летний вечер навсегда в моем мозгу, моем сердце. Уже спустя годы, я вспоминал каждую деталь того злополучного дня, сломавшего меня всего: от пробуждения ото сна до пьяной встречи рассвета. Мы с Аней решили, что лучше будет отметить окончание сессии совместно: моя группа и её: тем более, знакомых- хоть отбавляй. Грандиозная вечеринка, как всегда началась с тоста об окончании сессии, а дальше, словно туман обволакивает мой разум: за любовь, за свадьбу, за родителей…

Видятся множество людей кричащих, молящих о помощи, а я пребываю в полном неистовстве, не понимая о чем речь. Взяв себя в кулак, мне удается подняться с места моего ночлега, хотя это тяжело назвать эдаким: небольшое углубление в земле неподалеку с домиком. Легкий ветер, насвистывавший прошлыми неделями, лишь любовь и заботу, поднял во мне невообразимую тревогу. В моем, еще не отрезвленном уме промелькнула мысль:что-то не так. Что-то случилось.

Заходя в дом, поднимаясь по ступенькам, одновременно пошатываясь, я наткнулся на воинственные плечи полицейского средних лет. Резкий, грубый запах бросился мне в лицо, проникая все глубже и глубже, отчего стало еще противнее, помимо утреннего похмелья.

-Маааааарк,- раздался вопль из дальней комнаты. Охранник правопорядка быстро схватил меня под руки, легко подталкивая вперед…

Дальше все было как во сне: следствие, предъявившее мне обвинение в убийстве одногруппника Аннет, судебное дело, на котором я то и дело отнекивался, видя плач матери, но мой адвокат, твердя, что все против, убедил в признании..8 лет. 8 долгих лет без любви, 8 долгих лет без свободы, 8 долгих лет без веры и надежды, что все былое можно вернуть. А, самое главное, она. Она не верила в мою невиновность. Она - мой жизненный спутник, мой любовный идеал и земной ориентир, - она не верила мне.

Глава третья

Первые дни в заключении были особенно трудными. Я до конца не мог поверить, что произошло, и как здесь очутился. Комната представляла собой нечто угрюмое и далекое не только от комфорта, но и от обычных жизненных условий. Я сумел привыкнуть и к этому. Сырые, мрачные стены каждый день мелькавшие перед нашими глазами, внушали однообразную, скучную жизнь, от которой не было спасения. Освещения, как такового, найти было трудно не только в нашей камере, но и во всей тюрьме; лампочка, подвешанная к потолку за неведомые нити, держалась из последних сил. Да и грех было жаловаться, жили мы, если так выразиться можно, с солнечной стороны, поэтому даже днем я мог развлекать себя книгами. Наше маленькое окошко, дарившее такие нужные солнечные блики, утром угрожало быть ослепленным, отчего до сих, просыпаясь, закрываю веки рукой от изнурительного света. Особенно зимой, по утру, было нестерпимым видеть яркие лучи, будто только искавшими повода, вцепиться в глаза.

И сейчас я не вижу причины, по которой его посадили. Андреас- мой сокамерник, с которым мы жили вдвоем; интереснейший человек с железной волей и надеждой в сердце, что выберется наружу. Он- литовский бизнесмен, повеса светского мира с привитыми с детства европейскими манерами. Чуть появлявшаяся седина выдавала в нём присутствие преклонных лет. Но какие были глаза. Ох, думаю в том, далеком уже, забытом мире множество девушек сходили с ума по нему. Взгляд, встретивший меня в момент первого появления, показал суровость натуры и наличие высоких интеллектуальных способностей. Золотые кудри плавно спадали на широкий лоб, легкие морщины вокруг рта, словно рассеивались при разговоре со мной. Андре, как я стал его называть, оказался отличным другом, даже братом в этом темном мире предательства и лжи.

Мы могли разговаривать совершенно на любые темы, смотреть на ночное небо и мечтать, обсуждать любовные дела, предаваясь полету фантазии, уносившей нас далеко за рамки этой крепости. Он был отличным музыкантом, игравшем на фортепьяно и барабанах. Отстукивая ритм известных песен и напевая их, Андре дарил мне время безграничных грёз для понимания этого мира.

Вместе пытались понять каким образом я оказался за решеткой, однако к общему выводу так и не пришли, хотя удалось припомнить все детали того дня: от пробуждения ото сна до крика Аннет. Виделись мне и та драка, и тот нож, и те крики, и её взгляд, пронзительный и строгий, которому я поддался, когда уводил полицейский.

В такой гармонии прошли первые два года моего узничества, вдали от дома, вдали от любви, потерянной, может быть, навсегда..но я не утратил веры, вселившуюся в меня от Андреаса, этого больного оптимиста.

Я вернусь, когда-нибудь, но вернусь.

\

Глава четвёртая

Прошло еще 5 лет. Невероятно тягостных, тоскливых по дому, тяжелейших для здоровья и души, 5 лет. Понимание того, что остался год до моего освобождения, пришло ранним утром, будоражащим своим сумраком. Противный затхлый запах плесени и душераздирающая боль внутри. Маленькая решётка, закрывающая доступ наружу и пропускающая тоскливые лучи солнца, совсем захирела, покрывшись зеленоватым мхом, ибо шале, в котором держали, было на первом этаже, неподалеку от озера. Вечерами, когда делать было нечего, собственно как всегда, любили мы с Андре поглядеть на водную рябь, на камыши огромных размеров, иногда, если повезёт, прилетали утки, кормящие наше воображение о далекой и свободной жизни. Пусть наша оболочка и оставалась в этой никчемной клетке, олицетворение ада душевного, но разум парил где-то высоко над этими неспокойными облаками, похожими на маленьких людей, притаившихся там наверху и подглядывающих за нами грешными.

За те годы, что мы прожили с Андре, за те волнующие годы душу, мы научились многому друг у друга: фантастическое трудолюбие, и что самое важное, вера в чудо передались мне, словно по взмаху волшебной палочки; и с тех пор не покидают меня всюду.

Весь день я провел у окна, закрытого наглухо решеткой, показывая, что мы - вечные узники темницы. В то холодное утро от меня ушел Андреас, оставив одного томиться здесь, мучительное одиночество подкидывало новое испытание жизнью. Последние дни для него были особенно трудными: хоть и был он аскетом, однако последние недели были суровыми даже для самого дерзкого пуританина. Я не мог найти рациональное объяснение этому беспечному отношению к жизни до конечного дня. Мы редко разговаривали о наших семьях по душам, но Перед тем как уйти, Андре поведал тайну, которую ему сообщили из дому через наших надсмотрщиков: жена и ребёнок погибли..смерть при пожаре. О, как не справедлива судьба: ничего не повидавшая дочка и верная жена покинули навсегда этот,гнетущий своей моралью, мир.

-Марк, не трогай меня, пожалуйста, дай мне вернуться к ним,- с глубоким выдохом сказал за несколько мгновений до трагичной минуты. Кивнув головой, я понимал, что это конец не только его жизненного пути; его вера в невозможное, его надежда на выход отсюда,-они умерли.

К полудню посыпал леденящий дождь, будто небо плакало по ушедшему рано спутнику, оторванному от орбиты. На глаза наворачивались тяжёлые слёзы, одурманенный мозг ни о чём и думать не мог, а руки, словно из воска, волочились рядом с бренным телом. Хотелось поскорее уснуть и проснуться уже через год, прямо перед выходом в свободный полёт. Один Бог знает, как я тогда переживал по поводу новой встречи с Аннет. Увижу ли я её вообще? Заговорит ли с пленником судьбы? Отвергнет меня или поймёт и простит? - один Бог и знал ответ.

Глава пятая.

За последний год я полностью замкнулся в себе: лишь редко брошенные фразы с охранником спасали мое одинокое пребывание в глухой и забытой всеми конуре. Это последнее мгновение тянулось очень медленно, словно рассыпчатые облака на небосводе. Мне нравилось, что надсмотрщик разрешал открывать окошко. Целыми днями глазея на горизонт, я наслаждался пассатом, бившем в лицо своей свежестью. Этот глоток свободы по вечерам, будил воображение, фантазия уносила далеко. Виделся миг, как я возвращаюсь домой, встречаю Аннет(любил её так называть), и вот мы уже в парке лицезреем на детей, катающихся на аттракционах, с весёлыми мордочками, точно расписными, они машут нам, крича.. Но как выглядит сейчас тот дом, родной уголок, частица собственного я? Может быть, по приезде я никого там не увижу и не застану; может быть, там живут другие люди; может быть, я встречу счастливую Аннет с крошечными детьми, выражающими мамину радость? О, Боже, мне страшно думать об этом. Грёзы, приходящие под вечернее настроение, настигали врасплох, я уносился далеко в прошлое, вспоминая незабываемые моменты с Ней, или, будто опиум вгрызался в разум и я уже пронесся сквозь года: мы с Аннет стоим на палубе маленькой яхты, наша дочка машет ручонками, смеясь, и доставляя этим нестерпимое удовольствие. В последний месяц, то был скучный и дождливый май, я подружился с одним пареньком. Его все звали Пчела, да мне так было удобно. Он много рассказывал о жизни, о любви. Пчела хорошо пел, сочинял небольшие стишки, и постоянно что-то болтал под нос. Сюда попал за мелкое воровство, клялся и божился мне, что по возвращении на свободу, его нога не будет перешагивать границы закона.

Я любил слушать его, но свою душу раскрывать не хотел, да и надобности не было таковой; пчела ничего не требовал, тараторя без умолку, за это он мне и нравился.

Оставалась заключительная неделя, когда на прогулке Пчела решил устроить мне сюрприз. Человек 100-120 было во дворе тюрьмы, "колодец" мы его называли. Вообще, место наше формой внешне напоминало бублик. Внушительный двор, в котором садовники зачем-то выращивали розы и шиповник. По весне, цветущие растения эти представляли картину, слепившую глаза красотой, столь одухотворенную, что заключенные вряд ли могли понять такую высокую эстетику. Но в этот день, Пчела старался как мог: засунув в нагрудной карман маленькую кустовую розу, паренёк под собственный свист и, стоит заметить, неплохой аккомпанемент местного гитариста, начал петь песню, собственного сочинения, о моем освобождении. В слова я даже не вслушивался, полное индифферентное отношение к блатной поэзии, однако музыка, словно лилась на струнах божественной гитары, как будто чудесный ангел играл моей душе. Такое невозможно забыть. В тюрьме я старался во все деяния и любые процессы внести чуточку красоты и, к счастью, это удавалось, прослыл эдаким романтиком. Считанные деньки, зачеркиваемые мною на настенном календаре, таяли на глазах под тоскливое настроение вечеров. Голову не покидали мысли о возвращении, за эти восемь лет я даже не преминул подумать о том, как начать с чистого листа, какой сделать первый шаг?

И вот. День настал. 2 июня. Свобода бьёт в лицо мне свежей пахучестью, теплый ветерок обдувает мои старенькие бермуды; потёртая маечка, заказанная из модного журнальчика восьмилетней давности, японские часы, подаренные Ею на день рождение, ремешок которых имел не первую свежесть; не гладко выбритая щетина и растрепанные волосы- вот весь мой тогдашний облик..

Глава шестая.

Я вернулся спустя годы, но уже ничто и никто не выкинет из моей головы бесценный жизненный опыт. 8 томительных лет казались нескончаемым веком перед апокалипсическим концом. Теперь мне страшно посмотреть в зеркало: вдруг оно покажет душевную боль, израненное сердце от серьезных испытаний судьбы. Я боюсь увидеть вместо зелёного мальчишки, взрослого мужчину со свежим рубцом на сердце.

Позабыта уже дорога домой, утрачены старые связи, потеряны друзья, но надежда на лучшее все еще трепетала в глубине. Прогуливаясь по знакомым улочкам, припоминались счастливые минуты прошлой жизни, восстанавливались былые сюжеты счастья. Воздух такой родной и такой вкусный, попадавший в легкие, подстёгивал на новую борьбу за жизнь. Наставал миг вернуться домой. Но куда отправиться прежде: Аннет, наверное не снимает больше в том уютном районе красивую студию, друзья забыли обо мне, остается лишь милый сердцу дом, принимающий тебя всегда лаской и заботой.

Дом под номером 23 на большой улице, пересекавшей центр города и разрезавшей парк на две половины; огромный двор, мальчишки, играющие на искусственной траве, детская площадка с маленькими плачущими детьми. Не хватало лишь одного в эту минуту: её подле меня. Как же мы любили гулять в этом чистом, ухоженном парке, благоухающим своими созревшими цветками сирени. Благовония, царившие в райском уголке, дарили людям радость каждый день и час, находившимся там. Рано утром я любил бегать, заткнувшись наушниками, пока никого не было; отсутствие людей давало возможность укутаться в свои мысли и думать напролёт обо всём. Добиравшись до набережной, вдыхал холодный воздух быстро струящейся реки. Дурманящее состояние забытья создавало иллюзию свежего счастья. И теперь, по истечении долгих лет мук и терзаний, прогуливаясь здесь, испытываю те же чувства, те же эмоции, что и тогда. Но одного уже вернуть нельзя да забыть невозможно,- потерянная любовь. Пульсирующая кровь в висках выдавала нервный срыв в голове, бьющееся сердце не становилось тише с годами, одно хотело лишь угаснуть -искра жизни в глазах; но боролся и надеялся, что придёт и моя минута счастливого мгновения судьбы.

Глава седьмая

Мы встретились именно тогда, именно здесь, будто жизнь подарила мне второй шанс построить крепкие узы гедонизма. В пору костюм, очки Ray ban, галстук селёдка,- типичный клерк, вылупившийся из скорлупы престижного университета, предстал перед моими глазами. Улыбаясь, он заговорил со мной:

-Марк, неужели не узнаешь старых знакомых?

Напрягая каждый фибр своей памяти, я не смог вспомнить этого юнца. Он был моложе лет на 10, но мне казалось, пропасть между нашим жизненным опытом тянется длиною в вечность.

-К сожалению, нет. - обычным тоном ответил я. Не понимал, что нужно этому пареньку, но было интересно, кто из моих друзей так помолодел или изменился.

-Алекс. Мы жили раньше по соседству до тех пор, пока ты не ушёл надолго.

Хотелось ударить его в лицо. Даже не представляет, что я должен был пережить, находясь в изгнании. Алекс снял очки: правильные черты лица выдавали успешного у девушек молодого человека, крепкие плечи подчёркивали силу. Словно де-жавю в этот момент снизошло на меня; это уже было, да, мы стоим здесь разговариваем, но не может быть.. Стало страшно от самого себя, от своих мыслей, от своих видений. Я знал его. Он жил на четвертом этаже прямо под нами, ходил в школу подготовки олимпийских резервов по плаванию, вспоминалось как его мама водила в секцию по вечерам после школы, вспоминалось, как он зачитывался романами на балконе до полуночи, вспоминалось, как вместе, однажды ходили на шашлыки. И вот, первый человек в новом мире, увидевший прежнего меня с изменениями.

Я предложил сходить в бар неподалеку и поговорить о минувших годах.

Под сладостную музыку мы тянули из трубочек лёгкие, теперь модные коктейли, пересказывая старые истории из жизни. Алекс поведал, что после того, как меня осудили, мама не выдержала и стала пить: продала квартиру, переехала на окраину, опустилась на самое дно социальной иерархии, ведь её единственный ангельский цветок завял..Она скончалась за три года до моего освобождения, вдали от родственников и друзей, предаваясь забвению при помощи воздействия алкогольного змея. Но я не осуждал мать, не имел такого права и привычки, неизвестно кто и как поведёт себя в n-ой ситуации. Было жаль, было фантомно больно, однако я привык принимать на плечи все тяготы и невзгоды своей молодой жизни.

Чуть позже Алекс рассказал об Аннет: она жила в трёх кварталах отсюда одна и с ребёнком 7 лет..Я и не знал, как реагировать на это. Неужели это моё счастье, бежавшее от меня все сознательную жизнь, неужели испытания, посланные судьбой, окончились, и начнётся новая жизнь? Простит ли меня Аннет за столь долгую разлуку? Да и узнает ли вообще, того юношу, в которого была влюблена, под вуалью жёсткого и крепкого мужчины по прошествии стольких лет?

Глава восьмая

Алекс настоятельно предлагал свою помощь мне. Да и зачем она нужна? Что может сделать этот маленький мальчик, этот филистер? Научить меня жизни? Да его опыта хватит лишь на обучение курицы, а навыков на забивание гвоздя. Но все же, парень получит шанс, раз желание так велико. Только глупец оборвет попытку помощи себе. Будь ты тысячу раз горд, но принять услуги, тебе навязываемые от чистого сердца, ты обязан, не следует плевать человеку в душу. Благороден парень. Молодец.

Он предлагал начать с поиска нового жилья, услужливо предложив свои апартаменты. Я склонен был отказаться, ибо таковое казалось полнейшим безумием. Моё сердце рвалось наружу, хотелось броситься в ноги Аннет и просить прощения, умоляя дать ещё один, заключительный шанс. Алекс назвал это поведение ребячеством, указав на слабую сторону: нельзя прийти с пустым мешком в богатый дом, для начала следует устроиться в новом мире.

Для начала совершенствования отправной точкой был выбран мой университет, следовало восстановиться, хоть и нелегко это сделать. Я совершенно позабыл об учебных дисциплинах, но отчетливо помнил, даже в деталях, собственный диплом. Оставалось найти своего научного руководителя и встать на защиту дипломной работы. В этом нелёгком начинании на помощь пришёл уставший, давно износившийся мозг и молодая твердая рука Алекса. Благодаря воле случая, мой новый помощник, проходивший учебные испытания в моём институте, напряг старые связи: диплом из архива удалось достать. Защита назначалась на 12 июля, ректорат вошёл в положение, пожелал удачи, удивляясь силе воли.

Алекс воспринимал эти картины с улыбкой, моё безудержное счастье было в его руках, он вершил мою судьбу, вкладывая в успехи частичку самого себя. Даже не знаю, как этот мальчишка сумел уговорить меня, но юнец снял небольшую квартиру неподалёку от себя. Алекс обещался навещать каждый день, пока не уладит проблемы на работе и не добьется того, чтобы и его друга приняли на новую должность. Я не осознавал, зачем он делает это. Действительно, почему молодой парень со своими премудростями, со своими талантами и печали, вдруг вскакивает с насиженного места и суетится вокруг едва знакомого человека? По меньшей мере, это странно; в большей степени- безумство. Привезя с собой кучу продуктов, ноутбук и мелкие аксессуары, Алекс оставил меня наедине с мыслями. Страшно подумать, как другие люди возвращаются из его среды в обычный мир: новый проступок-старая камера; и так волнующая бесконечность. Ему же, отчего-то удача повернулась лицом: о таком товарище стоит лишь мечтать. Трудная минута- вот она, и друг мчится на помощь, пренебрегая своими желаниями, оставляя решение собственных проблем на потом. Как продолжать жить дальше? Как совершить верные шаги на пути к успеху? Эти тяжелейшие задачи предстояло решить в ближайшее время. Время беспочвенных потерь и ожиданий, время боли и тоски, время возрождения любви, время моего ангела-феникса…

Глава девятая

Следующая неделя промелькнула незаметно, как летом разлетаются цветки одуванчика по ветру. Спокойные пешие прогулки утром давали заряд бодрости на весь день, птицы, щебетавшие у речки, вдохновляли на поступки, достойные героя.

Мне до жгучих слёз, скатывавшихся по лицу, обжигая кожу, было приятно видеть рядом с собой такого друга, казалось, верившего в меня больше, чем я сам.

Я полюбил проводить время на другом берегу реки. Перебираясь через старенький, но отреставрированный мостик, попадал в девственный прилесок, поражавший своими могучими деревьями, стальными, высоко взлетевшими в верх, кронами, дремучей и заросшей травой, застревая в которой, вспоминалось детство. Там даже самые смелые фантазии могли превратиться в живую реальность. Я спускался к воде, погружался с головой в леденящую пучину, загорал на мягком пледе из песка, и солнечные блики бродили по моему не атлетичному телу. Собирая белый, мелкий, рассыпчатый песок в руке, видел далёкие бразильские пляжи, где мы с Аннет брызжемся в глубинах океана. О, как неестественна была эта мечта. Возможно, нам не суждено и встретиться, но я всё грезил наяву.

Мне не хочется описывать всю суету будничной жизни, но тогда я многое успел сделать: стихийно обустроил место пребывания, милые шторки, переливавшиеся на солнце цветами радуги, ночная лампа с любимыми мелодиями, обладающая функцией самовыключения, новые книжки на подвешенной полке у окна. Да, это была не тюрьма, все стало быстро своим родным и уютным, сердце билось, когда заходил домой, настоящий материнский зов.

Вечерами я пропускал по стаканчику терпкого красного вина с Алексом за маленьким столиком на балконе, вспоминая минувшие лета, и постепенно готовясь к защите. Следует отдать должное другу, он забыв про личное время, засиживался допоздна совместно с моими учебниками, пытаясь понять цели дипломной работы. В считанные дни я набрался сил, природной мощи, и готов был защитить с десяток похожих проектов.

Глава десятая

Вот настал тот день и час, которого я ждал 4 учебных года, нестерпимое время последних недель, бремя труда и ответственности можно было бы сбросить спустя каких-то двадцать минут, но какими мучительными они были. Ох, вся жизнь бежала перед глазами.

Нервная дрожь, дёргавшая уголки губ, придавала лицу ироническую усмешку происходящего. Страх, одолевавший меня, все чётче получал выражение в глазах.

Давненько я так не волновался, словно видения из детства накрыли меня. Как же я боялся этих каруселей, чудовищных аттракционов детской фантазии. И здесь я кружился в танце страха у трибуны докладчика: руки, то и дело, предательски искали утешение покоя в карманах, зубы отстукивали дробь знакомой песни. Я знал материал, я знал как говорить и что, но боязнь вставить в монолог одну лишнюю фразу сводила на нет любой разум и усилия мозга справиться с непосильной задачей.

Вспоминалась тюрьма: рассказы Андре о безумстве страшного конца при публичных выступлениях, но я сумел заставить себя побороться с иллюзией ложной боязни. Алекс, пришедший поддержать, со спокойным видом лицезрел мои страдания, видимые невооружённым глазом, и,подавая понятные знаки и жесты, пытался успокоить меня, казавшегося тогда столь безоружным и безобидным ребёнком.

Моя речь, читаемая по листам, была не инкрустирована красивыми словцами, а только доносила до слушателей цель дипломной работы. Рассказывая об анализе ситуации на спортивном рынке трансферов, я нарочито доказывал присутствующим о прописных истинах турнирных состязаний. Порой я горячился, но эта беспечность, выражавшаяся в словах, лишь украшала мой скудный и неинтересный монолог. Всё закончилось спустя полчаса моих увещеваний у трибуны.

В тот же вечер мы с Алексом конкретно подвыпили в приличном баре, волоча домой друг друга. Рассуждали о жизни, о девушках, о политике. Неудавшиеся пьяные философы,-мы пробудились около полудня с тяжелейшим бременем в голове. Клялись сами себе, что эта пьянка была окончательной, но уже побуждали о новой, уносящей в другие миры, дающей новый полёт мысли.

Теперь- защищён диплом…

Глава одиннадцатая

Мы ехали по автостраде ещё до восхода: пока солнечные блики не стучались в стёкла скучным автолюбителям, пока сумерки не покинули ночную мглу, пока не ушёл в сон ночи холодный ветер. Зеркала души до сих пор не пробудились от бездельной спячки, но разом хватались за новые и новые ощущения в утреннюю пору, манящую всех нас своей неистовой свежестью.

Это был мой первый день на работе. Алекс добился-таки своего: меня, бывшего пленника преступной среды, взяли помощником бухгалтера в аналитический отдел спортивного клуба, в котором он был на ведущих ролях в решении экономических вопросов. С чувством собственного долга и надобностью отблагодарить горячо любимого друга, я принялся за усердное выполнение поставленных задач. Работа мне понравилась, и это, быть может, главное. Работа по профессии да ещё и любимая-залог успешной карьеры. Уже до обеденного перерыва Алекс познакомил меня со всеми будущими коллегами: парень, чуть моложе тридцати, гладкостриженный, с забавными узорами на рубашке, плетеной шляпой и римскими сандалиями. Смешной малый. Для него работа-это отдых, он, будто бы собравшись в далёкую и жаркую Мексику, оказался в нашем офисе с сомбреро на голове. Казалось, если бы этот славный малый был без шляпки, его лысина притягивала и отражала бы пучки света, исходящие от Солнца. Второй сотрудник нашего отдела- Марго: имя настоящей стервы, однако на деле, ко мне, протянув руку для знакомства, подошла хрупкая и миловидная девушка, только сошедшая со школьной скамьи. Блестящие зелёные глаза сияли из под очков, отражая внутреннюю силу и бойкий характер. Настоящая карьеристка-подумалось мне. Марго любила каждое утро пить крепкий кофе без сахара и поливать цветы на шкафу, вставая на стульчик. Основными цветами её аксессуаров были чёрный и белый,- истинная бизнесвумен. Не хватало ей, пожалуй, тугого галстука и набитого кошелька, иначе, увидев впервые, принял бы за начальницу. В душе -истая кокетка, снаружи -непробиваемая чувствами железная машина. Откуда столько внешней агрессии в столь юном даровании? Где понабралась маленькая девчушка таких манер? Зачем так мучить себя созданием образа эдакой Железной Леди?

Все же, хоть я и находил много недостатков других, своих мне было скрыть не под силу. Я ещё не освоился в новом для себя мире, поэтому со стороны выглядел каламбурно: не знал, как работает кофемашина, терялся, завидев пристальный взгляд одной из сотрудниц в курилке. Нелегкое время поджидало меня, но я чувствовал, что с помощью Алекса, смогу взобраться на вершину пьедестала.

Обедать мы ходили в соседний восточный ресторанчик. Уют и комфорт этого заведения пленили моё воображение сразу и навсегда. Волнующий запах кальянного дыма, мягкие подушки под рукой, дивные сладости Востока, удивительный вкус куркумы. Не влюбиться в это было невозможным. Там я получал настоящий релакс после первой половины изнурительного труда, ждал минуты, когда смогу взойти в двери любимого отдыха…

Теперь - была хорошая работа…

Глава двенадцатая

Прошло три месяца с тех пор, как я питался ужасными тюремными харчами. В этом новом мире я трапезничал лишь в лучших ресторанах города да и с близким мне другом. Можно было радоваться. Чего не хватало для счастья? Мне дали ипотеку на шикарную квартиру в живописном районе, купил себе новенькую машину последней модели, литые диски которой указывали на элитную принадлежность хозяина. Жизнь налаживалась. После восьмилетнего прогула в жизни наступила пора лучших свершений. Но одно угнетало душу, одно мешало делать следующие шаги в жизни, одно сбивало сердце с нужного ритма. Её, милой, дорогой и любимой, нужной не было рядом. Я не просыпался с ней в одной измятой постели после ночной бури, я не подавал кофе с маленьким цветочком ромашки по утрам, я не дарил необходимого счастья, но оно было близким и я ощущал его всем своим нутром.

Думаю Аннет хотелось забыть меня поскорее, спокойно воспитывать ребёнка, возможно, найти спутника в жизни и плыть с ним по течению своей стезёй. Но я вернулся, готовый бороться за своё счастье, за ангела жизни, за чудесный лепесток любви, уносимый от меня ветром судьбы. Я не знал, как предстану впервые после долгой разлуки, не знал, что сказать и как выразить, казалось бы, утраченные чувства. Милая Аннет, моя любовь неземная, почему мой путь к тебе столь ужасно труден и тернист? Отчего жизнь ставит памятник на нашей любви? Мне так тошно было одинокими вечерами вспоминать блеск твоих губ, запах твоей шеи, прикосновение руки, осознавая как давно это прошло, быть может, забыто.

Я начал судорожно, каждый день, каждый вечер следить за ней, словно бы она стала жертвой моей в преступном детективе. О, нет, это наша любовь была жертвой сырости людского порока, наше счастье, сгинувшее в преисподню, утратило величие символа вечной преданности и доверия.

Аннет я повстречал у входа в торговый центр, украшенный бесчисленными лианами и цветами стран экзотики. Моё украденное счастье выходило из этого горнила несчитанных покупок. Такая величественная, такая неповторимая, такая родная и такая одна. Она, словно бы парила над всеми, была на пьедестале тщеславия, возвышаясь над чуждыми ей пороками. Глаза цвета чистого неба, дарящего хорошую погоду в летний день: без тучек, без гроз; лёгкие морщинки, появившиеся на щеках и подбородке, ничуть не давали повода усомниться в красоте, уголок рта, такой знакомый, такой свой и такой далёкий. С годами Аннет не изменила себе, оставив в своём облике, как полагается красавицам, утонченную грацию и лёгкость движений. Но я боялся к ней подойти, страшно было взглянуть в глаза и утонуть в безответных чувствах...

Глава тринадцатая

Алекс каждодневно порицая моё мальчишеское хобби преследования, убедил в необходимости что-либо предпринять. Случай представился да и день настал. После двухмесячных скитаний за возлюбленной, я решился на настоящие боевые действия любви. Нужно было лишь встретиться глазами, прочитать знакомый взгляд, только б сердце не билось невпопад, ведь, девушки любят нас ушами. Боязливый, но ничуть, боясь я сердце обмануть, я полечу к тебе навстречу, преград, забот я не замечу и буду рядом,-ты прости.

Целую неделю я посылал цветы и стихотворные отрывки из души, называясь добрым принцем. Ловил до боли знакомую улыбку и радовался в глубине души, надеясь на мировую справедливость. Весь этот спектакль помогал разыгрывать, конечно же, Алекс- неисправимый романтик, любви гонец и почитатель муз.

В одном из своих посланий я предложил встретиться, и, что обрадовало меня, она согласилась. Восхищению не было предела, но и смущению тоже. Эта встреча виделась мне исповедью души, могла лечь новым отпечатком мук на износившемся сердце.

День стоял жаркий, погода испепеляла своих заложников земной жизни, ни дуновения долгожданного бриза, ни лёгкого подобия ветерка, ничто не могло скрасить обстановку зноя. Деревца, едва колыхавшиеся, укрывали кронами ничтожных узников солнца. Люди, осмелившиеся выйти из машин с кондиционерами, тотчас отправлялись восвояси. Очки, веера, мини-вентиляторы не спасали собственников, готовых бороться против стихий природы. Даже муравьи-трудяги прятались в расколах земли, дабы спасти своё существо, птицы, щебетавшие в центральном парке, убаюкивали своими мелодиями окружающих, отчего становилось как-то легче, белки, прыгавшие повсюду и искавшие пропитания забивались в кореньях могучих дубов. Основная масса народа находилась у фонтана, места нашей встречи. Брызги, разлетавшиеся во всех направлениях, питали недостающей влагой, те, кто посмелее с головой окунались в прохладную водицу и дивились наслаждению их окутавшему.

Я пришёл за полчаса до назначенного времени, искал подходящего места, чтобы сразу не выдать себя. В лёгкой рубашке на восточный манер из плотной парчи, широких штанах и привычных для такой погоды сандалиях я был похож на раджу в экскурсионном туре. Однако, чёрной смоли в моих волосах недоставало до индусского образа. Это время, пролетело незаметно, словно неведомая сила перевела стрелки земных часов вперёд на мгновение.

Я увидел её случайно. Шёлковое платье, высокий каблук, клатч в руке, пояс цвета туфель, тонкий браслет, который я подарил ей на день рождения. О, Аннет, ты так прекрасна и восхитительна, что любая красота естества меркнет рядом с тобою. Волшебные кудри, спадавшие на очки, то и дело, предательски опускались вновь.

Букет любимых жёлтых роз, томившийся в моих уже запотевших от волнения встречи руках, готов был отдаться моей белли, моей красавице.

Глава четырнадцатая

В её глазах я не нашёл соизмеримого удивления, но понимающий и любимый взор не скрылся от меня. Руки, слегка подрагивавшие, соединились воедино, и несмотря ни на что, колыхались против ветра судьбы.

Уютное кафе неподалёку от парка встретило нас своим домашним уютом: мягкие диванчики, плетеные стулья и большая веранда, с которой открывался фантастический вид на вереницу событий, происходивших в городе. Держась за руки, покачивались от волнения и наблюдали мир, такой жестокий и грубый к своим правоверным. Я рассказал ей обо всем: и суд, и тюрьма, и скудная жизнь там, и возвращение, и Алекс, и она...В такой гармонии я готов провести целую вечность, наслаждаясь запахом ее волос. Да, она думала обо мне, она не забывала, она верила. Как я мог считать иначе? Какое право я имел вообще на это? Мой самый верный, самый дорогой, самый любимый человек не предал мелодию нашей любви.

Маленькие дети катались внизу на пони, давясь истерическим смехом радости; молодые пары, выходившие из соседнего отеля, услужливо помогали друг другу, какой-то парень раздавал листовки. Мир кружился вокруг нас, погружая в атмосферу суетности бытия. Забыв о всех проблемах, царивших рядом со мной последние годы, я полностью готов был отдаться счастливой минуте. В то незабываемое мгновение, моё сердце, готовое вырваться наружу, трепетало изо всех сил. Моя душа, не поддаваясь законам физики, вырвалась на свободу простора, показывая пример остальным. Казалось, жизнь схватила за хвост удачу, находясь в поисках собственного смысла, и готова была тащить меня за собой на край света. Глаза блаженного юноши были окутаны тайной пеленой счастья и заботы к любимой.

Аннет старалась держаться непринуждённо, но сердце выдавало забытую любовь. Золотые волосы беспокойно развевались по ветру, легкая улыбка, державшаяся в уголках губ, не спадала целый вечер. Мы провели прекрасный день совместно, предаваясь законам подсознательной любви. Каждый из нас знал чувствовал, что хотя былых отношений восстановить невозможно, однако начать новую веху, написать новую страницу в жизни, оставив пылинку любви, терявшуюся в целом мире грёз, было способным свершиться.

Я вернулся домой далеко за полночь, когда птицы уже не навевают своим пением хорошее настроение, когда город пахнет сырой свежестью летней ночи, когда окна задернуты шторами молодых пар, когда возвращается любовь.. Я испытывал радость, переполнявшую бокал эмоций, я мог танцевать и куражиться, дурачиться и играть. Я решил пройтись до заповедного мостика: я мечтал, я строил планы, я надеялся и верил, что улица на которой теперь мне суждено жить называется счастье, и дом мой- любовь.

Глава пятнадцатая

Я старался каждый день, каждую минуту посвятить ей, дарить новые впечатления и эмоции, отдавая всего себя, бредил ею и мечтал о строившемся счастье.

Я встречал Аннет после работы, и мы мчались, как можно скорее, в наш парк, где весь мир расцветает и играет на чувствах. Высокие вязи и дубы скрадывали посетителей под своё крыло от парящих солнечных лучей. Белки, бегавшие то туда, то сюда, боролись своим представлением за семена, подаваемые зрителями. Мы держимся за руки под закаты солнца, ощущаем полностью друг друга, наслаждаемся этой любовной паузой в нашей жизни, будто звезды сошлись в ряд, и жалкие рабы земные получают счастье, уготованное им миллионами лет назад.

Проходят счастливые часы под тиканье мириад ночных звёзд, мы снова в офисах томимся и ждем с надеждой новой встречи. Ежечасно я был готов бросаться в пучину зловония дабы поскорее приблизить время к вечерней трапезе счастья. Наши души питались друг другом, обменивались ценными секундами любви, восхищаясь партнером.

В конце парка находился небольшой пруд с лодками для влюбленных пар, с ящиком льда и шампанским, с влечением молодых людей друг к другу. Непокорная луна, отливаясь в воде яркими бликами, создавала романтику, слегка навевавший свои мелодии левантинец, слабая рябь, проступавшая на поверхности и склон оврага, столь пологий, что можно кубарем покатиться вниз и, бултыхаясь в воде, молить о помощи Великого Ктулху.

Прошел месяц встреч, забвений, незабываемых эмоций. Вернулась прежняя любовь. Я знал о том, что у Аннет был ребёнок, но она о моих догадках, даже не грезила. Быть может, душа её проверяет мою после длительной разлуки, пытается привыкнуть, притереться ко мне вновь.

Как он похож на свою мать. Те же золотые кудри, те же светлые от жизни глаза, те же тонкие пальчики на руках. Наше с ним знакомство забыть невозможно. Макс, пятясь за матерью, прибрел в парк аттракционов: колесо обозрения, пугающее своей грозностью могущественной силы, тир, стены которого прострелены мельчайшими пулями, дартс, манящий испытать удачу. Вместе провозились весь вечер, захлёбываясь смехом, давящим живот до коликов, прыгали неистово на батутах, и лишь Аннет была безмолвна, она была беспомощна в своем видении счастья.

Поздней ночью стоя на крыльце, когда малыш поднялся наверх, Аннет поцеловала меня впервые после расставания, слеза, катившаяся по щеке, мелькнула в моих глазах, и я был готов выпустить свои. Ее губы ничуть не изменились, такие сухие, припухшие, теплые; они, словно обдавали сердце кипятком любви.

Уходя, она сказала лишь одно: люби его и доверяй, он- твой сын.

Глава шестнадцатая

Я ехал в машине и не мог понять отчего мне грустно до боли в груди, отчего я весь сжимаюсь, отчего мозг отказывается работать? Глаза, слипшиеся от солёных жгучих слез, не видели впереди проезжающего автомобиля, не видели такого неведомого раньше счастья отца-наставника, не видели прелести светившей вовсю луны.

В ту секунду я бился головой о преграды судьбы, расстилавшей мне козни по жизни, но огорчение моё было столь велико, от того, что я не был рядом с Максом во время его рождения, во время первого падения, во время первых слов, во время прорезания первых молочных зубов, во время первого похода в школу. Тяжёлые слёзы катились по не добритой утром щеке, прожигая душу, раня сердце наповал.

Я должен был сделать их счастливыми несмотря ни на какие превратности судьбы. Мы лежали вместе на полу, шерстяная подстилка в виде медведя аккуратно покусывала спину, теплое дыхание ровно отбивало ритм в ушах, руки соединены, словно в танце; глазея друг на друга, радуясь каждый своему счастью быть любимым, мы барахтались в неугомонном море жизни, подкидывающим новые всплески волн, как дети, впервые вышедшие на водоём, боясь оступиться и ошибиться. Для нас эта новая жизнь была большим испытанием, чем тогда, действительно, теперь было что терять. Шанса на другую попытку не оставалось, поэтому и я, и Аннет ценили каждую секунду, каждое мгновение у ног другого. Мне нравилось копаться в золотых волосах, мягко покусывая шею со вкусом свежеспелого яблока, я играл с её руками, целовал запястья милых рук, щекотал её, доставляя удовольствие. Этот мир грёз виделся мне очень давно, ещё находясь за тысячи дней до этого, в тюремной келье, я представлял счастья миг, в котором мы с Аннет любим, предаваясь детским играм по взрослым правилам. Милая Аннет, если бы ты знала, как не хватало тебя, как я скучал по тебе, это невозможно передать словами, такое может прочувствовать лишь тот, кто это испытал. Темная комната, сырость и дождь за окном; а ты где-то далеко, одна смотришь на мириады звезд, на живописные пейзажи далекого Парижа, лечишь маленьких детишек, борющихся за жизнь, бегаешь по утрам у нашего пруда и птицы играют на струнах волшебной арфы- души. Как мне хочется запечатлеть это мгновение, как мне хочется сфотографировать его в памяти сердца, чтобы нотки любви будоражили его при спокойном биении.

Я спрашивал у нее о мужчинах после меня, я думал об этом и там, на чужбине, в тесной комнатке с решетками у озера, всхлипывая и горюя об уплывавшей от меня любви на парусах свободной жизни. Аннет не хотела обманывать меня и рассказала, что однажды ей повстречался хороший человек, с которым проводили время, но при приближении его к ней, она сторонилась, сохраняя будто бы обет, словно фантастическая сила удерживает её у стен любви ко мне. Я и не подозревал, что Аннет любит столь сильно, столь беспамятно, столь беспробудно, что отдает всю себя нашим чувствам.

Так прошёл целый месяц; месяц незабываемых ощущений возрождённой любви, возвращенного счастья. Я около недели выбирал кольцо, советовался с Алексом, с коллегами, ох, была бы мама, она непременно помогла. Как мне тебя тут, в новом мире, не хватает..

Был уже прохладный октябрь, листья плавно падающие на землю, кружили голову своей желтизной; дети, бегающие в подворотнях с куртками нараспашку, старики, укутанные в зимние пальто, медленно прогуливались сквозь дебри парка, и мы, такие счастливые. Вместе.

Глава семнадцатая

Свадьбу я решил преподнести, как венец свободной любви, словно ветер, поднимавший чувства, парил над нашими сердцами. Небольшой островок в Центральной Америке, райский уголок для молодоженов. Да какие мы молодожёны? Наша любовь прошла сквозь такие преграды и тернии, что мы будто отмечаем уже золотую свадьбу. Я и она. Она и я. Мы вместе. Наша любовь, соединившаяся в страстном танце, показывала судьбе прекрасную партию жизни. Запах свежих фруктов, ветки бананов, папайя и манго, водоворот, в котором можно замечтаться на солнечном берегу. Мелкий песок сыпался из наших ладоней, словно мы пытаемся удержать пространство во временном плену. Солёная вода окутывала ноги, мелкие рыбки плавали неподалеку в поисках добычи, обломанные ветки рухнувших деревьев в грозу держались на воде, а мы попивая холодный сок, взятый из морозилки в хибарке, нашем ложе и пристанище на эти два дня, довольствовались лучами ослепительного солнца неземной любви.

Вечер. Шум прибоя и вкус морской соли на губах. Все готово. Надеюсь, она не догадывается зачем мы здесь. Торжественный марш начинает играть в ушах: все громче и громче; насвистывая звук удовольственного упоения. Закат солнца просто шикарен, без приукрас; красноватый оттенок, падавший на водную гладь, чуть ведомую ветром, отражался переливом в море. Чайки, летающие над простором, мелкий белый песок на ровном берегу, высокие пальмы и неведомые деревья. Маленький столик с разными здешними вкусностями примостился на самом краю, и мы сидим с ней вдвоем, любуясь пейзажом, словно великий художник творит свою картину пред нами. Две тонкие восковые свечки, мягкий аромат, исходивший от них, бутылка шампанского прямиком из ящика со льдом и порхание бабочек рядом. Здесь, на краю света, где горизонту продана граница мира, расположились мы, две планеты, тянущиеся друг другу сквозь световые лета. Болтали до поздней ночи совершенно на разные темы, обсуждая работу и детские сады, школу и университет, все вехи человеческого бытия. Но я колебался: вдруг в глубине души, Аннет еще не простила моего греха и наша светлая любовь, омытая плотской мукой, не искупила проступков.

Глава восемнадцатая

Все готово. Вот и священник в рясе мелькнул сквозь заросли лиан, барабанщик, пока легко отбивавший ритм танца, Алекс, показавший большим пальцем вверх, что мир готов принять еще одну любовную пару в нерушимые узы брака. Я попросил у Аннет минутку и скрылся в глубине островка. Новый костюм, который одевали на меня, был подобран заранее для торжества; даже о туфлях Алекс не забыл, хотя они были не в пору в таком месте. Для Аннет было заказано платье из Милана: красное, словно пролитая кровь моей души за эти счастливые минуты, белый тонкий пояс с завязывающимся бантом, балетки в цвет пояса. Я волновался перед торжественным выходом, как никогда до этого. В висках стучали колокола, руки самопроизвольно сжимались в кулак и обратно, я теребил алую розу, вставленную в передний карман, стаптывал туфли, ударяя друг о друга. Адреналин, казалось, готов поднять меня ввысь на седьмой этаж небесной счастливой жизни.

Я позвал Аннет: тихим и ровным голосом, без запинок, что давалось с трудом, без крика и сумасбродства. В минуты ее приближения ко мне, сердце билось и стучало, как отбойный молоток на работе. Аннет не видела меня, я укрывался в сумраке ночных листьев; на маленьком пригорке возвышались два небольших свертка, упакованных в подарочную занавеску праздника: в одном были платье и обувь, в другом- украшения. Открывая с улыбкой и радостью в глазах, Аннет звала меня, но я не подходил, отнекиваясь. Она облачилась в эти свадебные приготовления, и то мгновение навсегда в сердце моём. Непорочная красота и уверенность сочетались в хрупком теле и сильной душе. Смеясь, она подбежала к столику, где были уже все: и оркестр, и священник, и Алекс, беспрестанно хлопавший в ладоши. Аннет, подходя ко мне, успела прослезиться. Наконец, я увидел столь желанные слезы счастья, слезы радости, слезы любви.

Шум прибоя немного заглушал музыку оркестра, шум счастья заглушал слова священника, лишь огонёк в глазах Аннет ничто не могло заглушить от меня. Навек в моем сердце, навек в моей душе, милая невеста радости. В эту ночь небеса были благосклонны к нашим планам, мы стали одним целым, одним неломающимся камнем любви, одной искрой в огне страсти. Ясное небо с мерцающими звездами, словно открывали путь в далекое вселенское счастье молодых.

Прошла речь священника, прошла торжественная минута согласия супругов, и мы закружились в волшебном танце, уносившим нас далеко за пределы этого островка, куда-то где не гаснут звезды, куда-то где все всегда вместе, куда-то где миром правит вера, надежда и любовь…

Глава девятнадцатая

Мы лежали всю ночь напролёт на песчаном пляже, где ноги бултыхаются в прибрежной пучине, и смотрели на миллиарды звезд и созвездий, предсказывающих нам наш далекий жизненный путь. Чуть позже подбежал белокурый мальчик-лодочник, сообщивший, что пора отправляться в открытое море. Мы смотрели, как встает рассвет, ослепительные лучи солнца засверкали перед нами, будто новая душа в эту секунду была рождена на свет Божий. Рыбки, плавающие подле нас, ныряли вновь и вновь, глотая морскую воду своими жабрами. У нас были удочки, такие обычные, такие по простому оборудованные. Мы решили попробовать удачу в ловле маленьких таинственных обитателей подводного мира. Я сумел поймать небольшую рыбу, чешуя которой переливалась при солнечных бликах. Нашу золотую рыбку было суждено отпустить, и Аннет загадала желание. Когда мы возвращались обратно, мирный остров, охваченный паникой свадьбы прошлым днем, тихо и безропотно спал, лишь мальчишка-лодочник, ждавший на пристани, величаво встречал утренних гостей.

Вот так прошла первая брачная ночь, такая незабываемая, такая мечтательная, такая своя и желанная. Следующий день был ознаменован сафари вглубь острова. Только звук раций и здешних птиц прерывал нудное молчание дикой охоты. Хозяева островка, Алекс и мы пытались попасть из ружей в зверьков, но в тот день, охота не задалась. Однако, по приезде хозяева мило отозвались на нашу просьбу о диче, и тот же мальчишка-лодочник, их сын, добыл для нас живого кабана. Прелестный ужин под звуки мелодичной музыки, свежее местное вино и заходящее солнце, чистейший воздух и шелест деревьев, шум прибоя и белый песок.

Через день мы уже по утру торопились на работу, погружаясь в суматоху светской жизни. Нами было решено, что в субботу отправимся в загс и закончим начатое дело. Узаконенный брак- рай для пленников любви. Она была моей стезёй по жизни, а я- её, так предначертано судьбой. Ленточки на машинах, коробка от обручальных колец во внутреннем кармане пиджака, счастливые глаза- приметы свадьбы у влюбленных.

"Поцелуйте невесту"-ох, каким сладким бальзамом души были эти слова! Каждое утро, каждый день, проведенные вместе, прогулки под луной, цветы и Макс, будивший нас- семейная жизнь. Кофе, чуть убежавшее, печенья немного пережаренные, но она ценила во мне старание, заботу и внимание. Все, как полагается любящим друг друга. Любовь, даримая и мне, и ей, возносила нас на предельную высоту мечтаний о семейных узах.

Теперь- я женат…

Глава двадцатая

Этот ангел, будивший по утру, навсегда во мне. Макс, милый ребенок, мой дорогой сын, как я люблю его. Мамина походка, мамины глаза, мамин нос- любовь к нему - чувство сложное и необъяснимое, я был готов на все ради счастья для него. Такой похожий и такой не похожий на остальных, такой свой, Макс. Конечно, нам понадобилось время, чтобы привыкнуть друг к другу, но я старался изо всех сил дабы скоротить часы расстояния наших душ.

Вечерами мы бродили с ним по старым улочкам города, улыбаясь проходим от безудержного счастья. Я рассказывал разные истории о нас с Аннет, о чувствах, о любовной драме, державший наш корабль счастья на плаву. Быть может, Макс что-то недопонимал, однако был молодцом и поддерживал разговор. Узкие улицы, лавочки в центре них, делившие пешую прогулку на две полосы, постоянно занятые престарелыми парами, мило ворковавшими под закат своего века. Кинотеатр встречал нас ужасами и комедиями, стадион принимал за легенд спорта, а родной дом ждал своим уютом и теплом, собранным Аннет под крышей любви.

В холодные деньки мы устраивались у камина, она лёжа у меня на коленях, устремив взгляд в глаза, рядом Макс медленно читал что-нибудь новенькое из школьной программы. Мы играли в кости, карты и крокодила, мы бегали, играя в прятки, шерстяной овечий коврик у дивана стаптывался, попадал под него, и приходилось поправлять. В клетке рядом что-то лепетал попугай, окраска которого была подобно радуге в солнечный дождливый день. Наигрывавшая музыка на старой пластинке у окна вдохновляла обитателей дома на высокие ноты поэзии и творчества. Аннет любила рисовать пейзажи, дальние дороги, уходившие в глубь души, леса и пригорки, пустыни с бесчисленными караванами, арабов в бурнусах и далекий шёпот звездной пыли вселенной. Я прилагал неимоверные усилия, чтобы счастливить их день ото дня, все больше и больше, старался угодить милой и любимой, милому и любимому. Макс обожал ходить на краю обрыва рядом с речкой. Резкий спуск вниз, словно летишь по накатанной жизнью дороге, погружаясь в покои водного царства. Мы прогуливались там все вместе, разговаривая с Максом, радуясь и смеясь, весело бормоча что-то под нос. В такие минуты душа играла со своими обладателями на струнах счастья. Но достаточно было сделать лишний шаг, лишнее движение и погрязнешь в суматохе горя и безверия. Тогда я любил жизнь, дорожил и верил в чудо, а она играла с нами, проглатывая в себя все чувства, эмоции и надежды на счастливый конец.

Теперь- у меня есть сын...

Глава двадцать первая

Аромат холодной ночи врезался в лицо, обдавая жгучим запахом букета роз на переднем сиденье. Я мчался домой по еле освещенному шоссе, чтобы успеть к её дню рождения. Почти полночь. А я лечу на крыльях любви, разрезая сумраки ночной тьмы и леденящего ветра. Колосья и мелкие кустарнички колыхаются из сторону в сторону, словно неведомая сила воздействует на них. Луна, почти полная, манит загадочными пятнами к себе, дальний свет фар дает знать о ситуации далеко наперед, а я только успеваю переключать скорости и бороться за драгоценное время с ней.

Громкие возгласы, трепетные объятия, нежные покусывания и легкий поцелуй, сорванный с губ, -вот чем встречает уже родной дом. Натуральный запах кожи одурманивает меня, волосы лезут в лицо, словно горячая солома с полей, взгляд тонет в ее глазах. Я люблю её. Каким невозможным кажется запах живой жизни. В такие минуты понимаешь, что теперь ты по-настоящему живёшь, не ползешь, не задыхаешься отравленным жизненным вкусом, не кличешь новых событий, нет. Все устраивает; все любимо; повсюду аромат нескончаемого счастья. Я готов отдать многое за ее улыбку, за милый взор, за мгновения, проведенные рядом. Мне чужды сейчас все проблемы, все невзгоды, все пороки людские, мне хочется быть подле, быть единственным любимым, счастливым, дорогим. Я люблю ее. За голос и цвет волос, за понимание и заботу, за ум и подаренное счастье, за приготовленную утку и дорогого сына, за оставленную открытой дверь на балкон и мною выносимый мусор. Я люблю ее. Как опиум ждет далекий странник, как дозы новой наркоман, как мать родного сына ждет с полей войны. Я люблю ее. Словно гроза с яростью бьёт в металл, словно бегун у финишной черты в лаврах победы, словно осенний кленовый листик, кружась и опускаясь, вальсирует с ветром.

Я не бегу от проблем, я не бегу от страданий, мне хочется лишь одного: обнять, прижать, не отпускать. До исступления младенца, с неистовой силой, до изнеможения, с глубоким терпением. Быть рядом. Исповедь.

Я люблю её.

Глава двадцать вторая

Прошёл еще один сезон грустных настроений, крепкого кофе с утра под шум падающих листьев, мокрых дорог с запахом сырости каждодневного дождя, нагих деревьев и серых будней. Осень убегала прочь от нас, оставляя лишь напутствия на зиму и торгуясь с нами гниющими листьями под ногами.

Утро встречало нас легким холодком, когда ты стараешься все свое нутро засунуть под одеяло, когда ты нежишься в постели, когда просишь у будильника заветные минуты сна. Днем ты в офисной клетке: бегаешь, стараешься, работаешь. Вечер становится жизненной радостью. Макс и Аннет. Они уже дома, с ними все в порядке. Бывают минуты, когда твое сердце пребывает в смутных переживаниях, кабы ничего не случилось с родными и близкими. Поэтому каждый вечер, стоя перед дверью дома, я зажмуривался и входил, открывая глаза под крик: "Папа пришёл!"

До Нового года оставались считанные деньки, люди суетились у магазинов, в центре города, теряя время на поиски подарков. Снежинки разных узоров мирно опускались на головные уборы, мороз расписал витрины лавочек, целый квартал будто застыл в леденящем оцепенении и ожидании празднеств. Я искал для Макса новую игрушку, силясь осознать ее предназначение, был в поисках презентов для коллег и Алекса. Для него, с помощью которого все досталось и получилось, из-за которого жизнь снова предстает в красках, с которым судьба свела при случае, был выбран подарок в виде- золотого паркера с надписью" от лучшего друга, помощника и крепкого плеча".

Я в очередной раз ехал домой по пустому шоссе ночного города, отключил кондиционер, приоткрыл окошко, не боясь простуды, и наслаждался морозным ароматом, заставляющим рдеть щеки и щекотать нос. На заднем сиденье расположилась огромная игрушка-подарок, надеюсь, которая доставит сыну радость, там же, большой плюшевый мишка, державший в руках красную, покрытую бархатом, коробку с коллекционным колье ручной работы для неё. Не могу ни на секунду забыть о ней, не могу ни секунду чувствовать томного дыхания ее у висков, не могу ни на секунду думать о других женщинах. Машина с живописным пейзажем за окном- то место, где можешь забыться и подумать, пофилософствовать, помечтать о жизни, бытие.

Телефон зазвенел внезапно, нарушая привычный обет молчания в логове философа, нотки волнения забегали по коже, будоража каждый фибр.

На другом конце раздался звонкий смех и приветствие. Это Пчела. Сообщил, что освободился, сообщил, что хочет встретиться, сообщил, что есть о чем поговорить и повесил трубку. Сердце затрепетало: нужно ли это теперь, когда все есть, эта встреча с давним знакомым? Нужно ли тратить свое время на него, когда на счету каждая минута счастья? Но я хотел показать ему себя, кем стал, как сумел быстро подняться, властно шагая по социальной лестнице, пропуская пару звеньев. Тщеславие и гордыня, любопытство и хвальба - натуральные людские пороки пересилили меня.

Встреча была назначена на следующий день.

Глава двадцать третья

Говорят, что небо подает знаки людям, показывая им свою стезю, уберегая от ошибок. Но тогда я не верил в это. Весь день шёл, словно наперекосяк: первая домашняя ссора из-за ничего, сломанная машина на полпути, вылитый кофе на меня. Все было списано на неудачное расположение планет, на случайность. Собственно, и так, все слишком хорошо складывалось в жизни.. До этого дня. Час икс. Час расплаты. Жизнь решила восстановить чашу весов. Фемида покинула меня. Инь и янь должны быть равны.

Обеденный перерыв. Ослепительное зимнее солнце обжигало глаза. Сразу почувствовалось де-жавю: это то самое солнце, что тяготило всего меня в изгнании. Я шагаю вдоль небольшой набережной, дети бегали вокруг, бросая друг в друга снежки, думаю о таком далеком прошлом, когда мы с Пчелой были в тесном, сыром здании у маленького озера, который только один и радовал глаза. И болтали без умолку там ни о чем, пустые разговоры, о жизни, о девушках, о религии, о неизведанном и неполученном счастье. Просыпаюсь от задумья при виде этого парня. Пчела ничуть не изменился: черные смольные волосы, жгучий карий взгляд, сильные крепкие руки, словно волк таежный в городе появился. Запястье украшали пару колец и толстенный браслет, все как положено, все как следует.

Обнялись, пожали руки. Сразу сели в его машину, еще пахнувшую заводской кожей. Через 15 минут мы были в небольшом ресторанчике на окраине города. Самобытность и уют смогут польстить любому посетителю. Услужливые официанты, накрахмаленные, как на свадьбу, с орхидеей в петлице, суетились где-то рядом, а мы спокойно восседая на почетных местах под звуки живой скрипки, заунывно вспоминали прошлое, рассказывали о настоящем, строили планы на будущее.

Запахи были непередаваемыми: восточные пряности, японские приправы и заморские сладости. Чудо, какой аромат! Вся гармония в одном флаконе, ты растворяешься в такой атмосфере, плывешь по небу счастливого мига.

Мы замечали как летит время за витринами ресторана, уже вечер, уже к полуночи, уже луна бликами играет на припаркованных машинах, а мы все сидим и сидим, и разговариваем и размышляем о былом, о временном. Я позвонил Алексу, отпросился с работы, и теперь весь во власти этого смольного брюнета.

Пчела работал у одного местного риэлтора, получал неплохо и посему не жаловался, обратно явно не хотел, а лишь стремился попасть в водоворот счастья, в нирвану. Пчелка был парень не глупый, смышленый, любил читать, поговорить о насущном, были у него и серьезные отношения в личной жизни, нравились разные байки и спортивные мотоциклы. Я рассказал о своей работе, о жене, о друге, о сыне, тайно радуясь своему счастью.

Тем временем, часы на соседнем здании пробили ровно два. Я решил, что пора отправляться домой: где переживает жена, где не может заснуть ребенок, где любят и ждут. С Пчелой условились встретиться уже после январских праздников, оставили друг другу контакты, пожелали хороших праздников и соответствующего настроения, передали приветы родным и близким, обнялись и попрощались.

Такси быстро мчал меня домой, словно машина запряжена в истинную магическую тройку с неведомой силой. Проплывали аллеи и бульвары, улицы и дачи, а я все не мог поверить, что счастье, посланное небесами, заслуженно находит место в моей жизни.

Глава двадцать четвёртая

На праздники мы решили отправиться в Прагу, со своими тесными улочками и старинными башнями. Теперь мы колесили втроем: я, Аннет и Макс. Музеи, театры, мелкие лавочки, магазины с забавными сувенирами, кафе с местной кухней. Аромат цивилизации и гордой интеллигенции царил в воздухе. Добрые и отзывчивые люди, милые сердцу пейзажи, высокие здания с узорчатыми крышами останутся в памяти навеки.

Дата добавления: 2015-08-27