Трудный сентябрь 5 страница

На первую доставку военных грузов на аэродром «Три Дуба» чехословацкая сторона откликнулась незамедлительно. 6 сентября начальник чехословацкой военной миссии в СССР генерал Г.Пика направил на имя И.В.Сталина письмо с благодарностью за помощь восстанию (документ № 47). 7 сентября благодарность правительства Чехословакии за помощь Словацкому национальному восстанию в наркомат иностранных дел СССР передал В.З.Лебедев (документ № 48). Откликнулась на советскую помощь словацкая газета «Уток» (документ № 49) и газета КПС «Звести» (документ № 50).

6 сентября Фирлингера принял Зорин. Чехословацкий посол вырази благодарность советскому правительству за первую материальную помощи, и нарисовал весьма оптимистическую картину положения дел в зоне восстания (документ № 51). Его информация в определённой степени расходилась с содержанием той просьбы, с которой в этот же день обратился Пика к заместителю Уполномоченного СНК СССР по делам иностранных военных формирований на территории СССР генерал-майору А.М.Давыдову о поддержке повстанцев советской авиацией (документ № 52). Содержание письма красноречиво говорило о том, что обстановка в восставшей Словакии продолжала ухудшаться.

В объективной и всесторонней информации о положении дел в Словакии нуждались все государственные и военные органы СССР так или иначе причастные к делу оказания помощи Словацкому национальному восстанию. Но, прежде всего в этом нуждался штаб 1-го Украинского фронта.

Отрывочная информация о том, что происходит в Словакии в такой ответственный момент, каким являлся процесс подготовки наступательной операции, не удовлетворял И.С.Конева. Нужны были более точные, оперативные, а главное, систематические сведения о событиях по ту сторону Карпат. Обстановка требовала срочного установления связи штаба фронта с командованием повстанческого района Словакии. Командующий приказал начальнику разведывательного отдела фронта генерал-майору И.Г.Ленчику подыскать подходящего для этой роли офицера. Выбор пал на майора И.И.Скрипку, работника этого отдела.

В то время Иван Иванович был больше известен под фамилией Студенский. Дело в том, что ему по заданиям разведывательных органов несколько раз пришлось работать в тылу противника. В связи с тем, что вся его семья находилась на оккупированной территории, реальной была опасность, узнай немцы его истинную фамилию, её уничтожения. Фамилию пришлось сменить. Почему стал Студенским? Не ломая голову, решил воспользоваться названием родного села на сумщине – Студенок.

И.И.Скрипка – кадровый пограничник. Война сделала его разведчиком. А.Н.Асмолов писал: «В прошлом Иван Иванович Скрипка был пограничником. В 1942 – 1944 годах выполнял специальное задание за линией фронта. За тринадцать месяцев нахождения во вражеском тылу прошёл не одну тысячу километров от Севска до Ровно, а затем обратно до Шепетовки»[97].

Командующий фронтом принял прибывшего по срочному вызову с Сандомирского плацдарма двадцатисемилетнего майора у себя в кабинете.

- О том, что происходит в Словакии, надеюсь, вы знаете. Фронту необходимо иметь связь с повстанческой армией и партизанами – главной силой восстания. Ваша первая и главнейшая задача: вступить с ними в контакт и выяснить реальные возможности словацкой армии. Вы – представитель нашего фронта в Словакии, причём единственный. В дальнейшем через вас мы будем координировать действия своих войск с повстанческой армией. Подберите себе опытных радиста и помощника. Вылетаете завтра на самолётах перелетевших к нам чехословацких лётчиков. Если вопросов нет, то в путь!

Группу Скрипка создал из хорошо знакомых, проверенных в разведывательно-партизанских делах людей. Г.Я.Стальной, как радист и командир группы, несколько раз десантировался в тыл. Последняя выброска была совсем недавно, три месяца назад, в район Львова.

Разведывательно-диверсионная группа под кодовым названием «Кремень» состояла из девяти человек. Командир группы капитан Кузин Иван Михайловия («Хан») и с ним ещё семь разведчиков. Геннадий Яковлевич Стальной («Омер») одновременно был и заместителем командира и радистом. Главный объект разведки – перевозки войск и техники противника в районе Львова. В ночь на 26 июня 1944 года группа разведчиков поднялись на борт Ли-2 (командир корабля 7-го авиаполка В.М.Безбоков). Десантирование оказалось весьма неудачным, с ошибкой в 50 километров. Парашютистов сильным ветром отнесло к немецкому аэродрому, далеко от намеченного места. Геннадий упал на плоскость немецкого бомбардировщика. Начался переполох. Под покровом ночи удалось уйти в лес. Радист и ещё один разведчик с группой после приземления не соединились. По указанию Центра они были подчинены разведгруппе «Гриша»[98]. Стальному исполнилось двадцать четыре года.

Побывала в тылу врага и радистка М.Р.Сущёва, высокая, красивая двадцатилетняя девушка. Она отличалась смелостью и удивительной работоспособностью. В состав группы в качестве адъютанта вошёл С.И.Рындин – в партизанских делах мастер на все руки.

Лететь предстояло на двух самолётах немецкого производства из той группы, которая прибыла в Советский Союз 31 августа. На аэродроме под Перемышлем познакомились с майором Юлиусом Тринкой. Из почти трёх десятков с предельным моторесурсом, потрёпанных войной самолётов еле-еле выбрали два более или менее надёжных «Фокке-Вульф-189». Этот тип самолёта, известный фронтовому небу как «рама», советские авиаторы называли «Фоккой»

Скрипка и Сущёва устроились на самолёте лётчика Юрая Сливко и штурмана Йозефа Мейо. Стальной и Рындин – на вторую машину. Взлетели друг за другом. Очень быстро обнаружилось, что «фоккер» ротмистра Сливко не хочет брать высоту. Сколько не бился пилот на своём сиденье, самолёт отказывался подчиняться его воле. Более того, на высоте 400 метров он вдруг клюнул носом и посыпался вниз. Его приняло болото. Это, по всей видимости, спасло лётчиков и пассажиров, но Мейо всё-таки получил значительные ушибы. У «рамы» отвалился хвост, моторы оказались в десяти метрах от фюзеляжа. Пожара, к счастью, не случилось. Заметив неприятность, вернулся и второй самолёт.

Мейо заменил Антон Мешко. Перегруппировавшись, улетели Скрипка и Стальной. Вторая пара должна была влететь при первой же возможности.

Хотя на «фоккере» свастику замазали краской, а вместо неё нанесли словацкие опознавательные знаки, конструкция самолёта говорила сама за себя, её не скроешь, тем более днём, да ещё в чистом просторе. Тут жди неприятностей. И она случилась, но позже. А вначале лётчики и пассажиры извлекли из иномарки всю возможную выгоду.

Самолёт шёл над зелёными вершинами Карпат, когда Сливко, обернувшись к пассажирам, показал рукой назад. Там в догоне шла пара «мессеров». Подойдя ближе и убедившись, что преследуемый никто иной, как свой, они, отсалютовав крыльями авиационное приветствие, и, дождавшись вежливой взаимности, в крутом развороте, блеснув на солнце подбрюшьем своих осиных тел, вернулись назад. Благо, что немецкие лётчики не зашли с боков и не заметили словацкие опознавательные знаки.

А вот над аэродромом «Три Дуба» «рама», этот предвестник больших бед, вызвала законную реакцию зенитчиков, которые, ко всему прочему, только что отразили налёт немецких бомбардировщиков. Однако опытный Сливко своевременной эволюцией самолёта показал им опознавательные знаки, и на втором заходе на посадку стрельба стихла. Оказывается, о том, что представители фронта прилетят на немецком самолёте, аэродромную службу не предупредили.

Скрипку встретили хорошо знавшие его партизанские командиры Алексей Егоров и Евгений Волянский, а также Гедеон Филипко – молодой шофёр легкового автомобиля. Он-то и доставил гостей к большому серому зданию повстанческой армии в Банска-Бистрице. Оно стояло на берегу бурного Грона, недалеко от слияния с меньшей, но тоже шумной и вполне оправдывавшей своё название, речушкой Бистрица.

Прилетевших встретил дежурный по штабу. Не успели обменяться с ним приветствиями, как на ступеньках лестницы появился в ладно пригнанной форме офицер – стройный, подтянутый, выше среднего роста, лет сорока. Шепнув, что это Голиан, дежурный доложил:

- Пан велитель, гласим приход стычнего достойника советской армады. Дозорчий стотник Калес[99].

Скрипка представился:

- Господин командующий, майор Иван Студенский прибыл к вам в качестве представителя и офицера связи маршала Конева.

Руки Скрипки и Голиана встретились в крепком дружеском приветствии. Спустя некоторое время Скрипку пригласили в кабинет к Голиану. Проинформировав в общих чертах о замысле планируемой наступательной операции, а также о том, что начавшиеся поставки по воздуху военных материалов будут в дальнейшем продолжены и увеличиваться, он в заключении сказал, что маршал Конев особо интересуется состоянием и возможностями восточно-словацкого корпуса.

Голиан пригласил гостя к карте. Скрипка узнал во всех подробностях о масштабах восстания, людских и материальных его возможностях, о противодействии врага и другие детали, касающиеся военного положения в Словакии. Однако на главный вопрос - о помощи со стороны восточно-словацкого корпуса – вразумительного ответа он не получил. Знал ли Голиан в то время, что его дивизии уже разоружены немцами или скрыл это от советского офицера связи, сказать трудно. Но Скрипка, как опытный разведчик, о многом догадался сам.

Сразу же после встречи с Голианом Скрипку принял начальник штаба майор Ю. Носко. Определили с ним место работы радиста, договорились о порядке изучения оперативных и разведывательных сводок, а также боевых документов, раскрывающих деятельность повстанческих сил и противника. Затем состоялось знакомство с офицерами штаба. В ночь на 7 сентября в эфир ушло первое подробное и конкретное сообщение о положении дел в Словакии.

Позже генерал Юлиус Носко в книге «Так воевала повстанческая армия» писал: «В ночь на 6 сентября прилетел офицер связи штаба командующего 1-м Украинским фронтом маршала И.С.Конева майор И.И.Скрипка-Студенский. Этим была обеспечена непрерывная и прямая связь между Советский Армией и Чехословацкой армией в Словакии. От него мы узнали следующее важное сообщение о помощи Словацкому национальному восстанию – 1-й Украинский фронт через несколько дней начнёт наступательную операцию через Карпаты в восточную Словакию. В лице майора Скрипки командование Чехословацкой армии в Словакии встретило человека и воина ценных качеств. Этот опытный фронтовой офицер сумел скромно и не навязчиво дополнять дело своим опытом, которого штабу Чехословацкой армии недоставало, он всегда умел посоветовать»[100].

В два часа ночи позвонил Голиан и передал, что председатель Коммунистической партии Словакии Шмидке просит советского офицера прибыть к нему на встречу в восемь часов утра. Скрипка поблагодарил за сообщение и лёг спать. Однако его сознание за истекшие сутки запечатлело столько важных событий, что сон, побеждённый этим эмоциональным натиском, так и не пришёл. К утру поступила радиограмма от Конева с благодарностью за информацию.

После завтрака Скрипка вышел из здания штаба. У подъезда его ожидал Филипко. Его тщательно отутюженная форма и до блеска начищенный автомобиль свидетельствовали о том, что здесь к представителю Красной Армии относятся с большим уважением.

Главный штаб партизанского движения располагался недалеко в большом каменном здании. Уже через две минуты автомобиль остановился у парадного подъезда с вывеской «Партизанское велительство». Дежурный провёл Скрипку в кабинет Шмидке.

8 сентября чехословацкая военная миссия в СССР направила в Лондон министру национальной обороны депешу следующего содержания: «6 сентября ночью прибыли два офицера из штаба маршала Конева (майор и капитан) с целью изучения обстановки и подготовки помощи от Конева»[101].

Столь необходимая связь между командованием 1-го Украинского фронта и Военным центром восставших была установлена. В.В.Марьина считает, что 6 сентября 1944 года в Словакию прибыла советская военная миссия во главе с И.И.Скрипкой-Студенским[102]. Ещё ранее эту точку зрения высказал чехословацкий историк Честмир Аморт: «6 сентября прилетела на повстанческий аэродром «Три Дуба» советская военная миссия во главе с офицером связи маршала Конева майором Стеденским (настоящая фамилия Скрипка), которого Голиан поместил прямо в своём штабе»[103]. И В.В.Марьина и Ч.Аморт ошибаются – Скрипка был всего лишь представителем штаба 1-го Украинского фронта. Инициатива отправки его в Банска-Бистрицу исходила от маршала И.С.Конева.

6 сентября произошло ещё одно важное событие в истории Словацкого национального восстания. В этот день начальник чехословацкой военной миссии Пика направил генералу Белянову письмо, которым проинформировал советское военное руководство о том, что 2 сентября чехословацкое правительство приняло решение все части бывшей словацкой армии, которые поднялись на борьбу с немецкими оккупантами и их прислужниками, впредь именовать термином – «части чехословацкой армии в Словакии» (документ № 53).

4. Его величество генерал Погода.

Рано утром 7 сентября командир авиакорпуса получил телеграмму из Москвы: «Передаю сигналы для приёма советских самолётов на аэродроме «Три Дуба», введённые командованием чехословацких войск в Словакии с 8 сентября сего года и переданные мне начальником военной миссии в СССР. На месте сброса на земле будет выложен маяк с рефлектором, отбрасывающий вертикально вверх знаки алфавита Морзе. Маяк будет давать свет по требованию лётчика, который должен выпустить белую ракету, земля ответит двумя (одна – вверх, вторая – в направлении ветра). Маяк расположен вне аэродрома, но в центре места, назначенного для сброса. Перминов»[104].

После завтрака командиры авиадивизий прикинули свои возможности на предстоящую боевую ночь. К полёту определили 60 самолётов. Однако синоптики выполнение задачи ставили под сомнение, а высланные от каждого соединения разведчики погоды подтвердили этот прогноз.

От 13-го авиаполка разведку произвёл Г.И.Баймурзин. До линии фронта самолёт шёл под звёздами. Донесли об этом в Умань. В районе Скале начались облака. Ещё раз доложили на командный пункт. И.И.Кожемякин решил выпустить наиболее сильные экипажи. В воздух поднялись Каныгин, Фёдоров, Жуков, Прилепко, Горбунов, Дорохов, Троценко, Маховик. Однако после их взлёта Баймурзин донёс: район цели закрыт сплошной облачностью, с юго-запада надвигается гроза. Командир авиадивизии приказал вернуть самолёты в Умань.

От 5-й авиадивизии несколько позже на разведку ушёл И.Д.Лещенко. Разведка погоды – один из сложнейших видов боевых заданий. Далеко не каждому его доверяли. Получали эту ответственную задачу наиболее опытные. А когда они, поднаторев в этом деле, приобретали определённые навыки в борьбе со стихией, становись в этом деле асами, то кого же ещё посылать в качестве разведчика?

Что ни говори, а главную роль при разведке погоды, когда полет проходит зачастую в сложных метеорологических условиях, играл штурман. В экипаже Лещенко им был В.В.Смирнов. И поэтому главная «вина» в том, что командир авиаполка часто гонял экипаж на эти задания, конечно же, лежала на нём, на штурмане корабля.

… Воевать Владимир Смирнов начал всего лишь год назад. Что помогло ему быстро вписаться в боевую работу и раскрыть свои штурманские способности? Помощь старших товарищей. По этому вопросу в одном из писем ко мне он высказался так: «У меня остаётся светлая память о моих бывших наставниках по штурманской службе. С большим уважением вспоминаю Ивченко, Полыгалова, Кириллова. Я прибыл в полк без шинели, так Михаил Михайлович Кириллов отдал мне свою лётную куртку, которую привёз с БАМа. А сколько он мне помог, как штурману!».

Надо сказать, что по своей специальности Смирнов имел высокие теоретические знания. Они были получены на базе десятилетки, что в ту пору было явлением не частым. До прихода в авиаполк он учился штурманскому делу, начиная с декабря 1940 года – военное училище, Высшая школа штурманов, Лётный центр АДД. После серии провозных полётов с заместителем командира авиаполка Баленко и штурманом авиаполка Полыгаловым начал летать на боевые задания самостоятельно.

Уже в феврале 1944 года первое боевое задание из серии трудных – фотографирование результатов бомбардирования железнодорожного узла Псков. Ох, и били зенитчики, чертяки, так прицельно, что еле крылья унесли. Вернулись в Ново-Дугино в мыле. Только на стоянке стало понятно, почему немецким зенитчикам можно было поставить отличную оценку за оборону объекта: перед вылетом оружейники, подвесив ФОТАБы, забыли выключить освещение в бомболюке. Получилось, что сами себя подсвечивали на боевом курсе.

Стали давать задания на подсвет целей, потом на разведку погоды. В первых числах мая 1944 года приступили к полётам в Югославию. И вновь – то лидером, то разведчиком. Здесь в Калиновке и понесли первую экипажную «потерю». Нет, не в бою. Ушёл из холостяцкой жизни, из полностью холостяцкого экипажа командир корабля Иван Лещенко. Взяла его в сердечный плен радистка роты связи Сашенька Астахова.

«Пикировать» на лётчика она начала давно. Как там было на земле, мало кто знает, а вот в воздухе, когда бортовой радист Виктор Главный получил среди воздушных своих собратьев явное преимущество в вопросах связи с землёй, стало понятно, что причиной столь повышенного внимания к их экипажу со стороны симпатичной Сашеньки является ни кто иной, как сам командир корабля.

Между боевыми вылетами сыграли по тем временам приличную свадьбу. Карпиков надёргали в озере, что нежилось у сахарного завода, уток и вишнёвку подбросили жители Карделёвки, ну а остальной продукт к застолью поставила лётная столовая. В ней же сдвинули и столы. Иван, важный, как гусь, уселся с невестой в торце, а по бокам устроились те, кому посчастливилось присутствовать на таком редком явлении, как фронтовая свадьба. Среди них были командир авиаполка, замполит, начальник штаба, а также друзья лётчика из всех трёх эскадрилий, и невесты – из роты связи.

Свадьба закипела после того, как Гаврику Трабуну показалось, что в румяно зажаренном карасе раздавлена жёлчь. Он брезгливо скривил рот, картинно вытер губы и гаркнул во всю глотку: «Горь-ко-о-о!». Невеста, словно всю жизнь ожидала эту команду, уверенно поднялась со своего «трона», стала в полуоборот к суженому, и, царственно наклонив голову, застыла в томительном ожидании. Иван пошёл на взлет, набрал высоту и «спикировал» на полуоткрытые губки. Этот акт оборвал холостяцкую жизнь пилота.

Молодость даже на войне – молодость. Вишнёвка требовала выхода. Вскоре в сильных руках пилотов оказались девичьи талии. В вихре полек и фокстротов, струившихся из старенького патефона, закружились пары. Штурман Владимир Смирнов, отбросив пышный чуб и облизав свои толстые губы, «порулил» к медицинской сестре из полковой санчасти Валечке, и, не получив отказа, закружился с ней в огнедышащем фокстроте. Возможно, это был их первый шаг к сближению, которое тоже в конце 1944 года завершилось свадьбой. А может быть, и нет. Но то, что в эту августовскую ночь эпидемия холостяцкого распада в экипаже Лещенко началась – это факт.

Надо сказать, что амурные дела не мешали авиаторам выполнять боевые задания так же качественно, как и прежде. Начавшаяся работа на Словакию потребовала их большого опыта в деле разведки погоды. Четвёртый раз авиаполк выходил на советско-словацкую трассу и четвёртый раз её синоптический анализ поручался экипажу Лещенко…

Уже в районе Карпат облачность стала уплотняться, а в последней трети маршрута дошла до сплошной многослойной, местами самолёт попадал в зону дождя, где-то далеко гуляли грозы. И все же экипаж пробился в район цели. На основе информации разведчика начальник штаба авиакорпуса Ковалёв отправил в Москву следующую шифровку: «Разведчик погоды доносит, что над целью десятибалльная облачность высотой верхней кромки 2700 м. Пробивание, ввиду наличия гор в 2100 м, опасно. Прошу разрешить дать отбой»[105].

Авиакорпус в эту ночь грузы в Словакию не доставлял. Лещенко приземлился в Калиновке в полночь. Устали так, что ехать в столовую не хотелось, тем более что там вряд ли кто ожидал один-единственный экипаж. Помогли технику привести самолёт в порядок и на грузовой машине покатили в Карделёвку. А там, у домика, где они жили, кучковались друзья. Ведь полночь для лётчиков АДД – разгар работы. У закопанной в землю бочке дым стоял коромыслом. Это «травил» Паша Дмитриенко. Подъехавших расспросили о полёте. Перекурили. Женатик тихой тенью удалился к молодой жене, а Дмитриенко продолжил банчок.

- Слушай, Колька, а с тебя сегодня причитается!

- Это, за какие грехи? – Сверщевский бросил в бочку окурок.

- Да не за грехи, а за спасение. Как-никак – годовщина!

- Так то же было шестое, а сегодня уже седьмое настало[106].

- А шестого нельзя было, шестого мы летали. А сегодня можно – отбой всё-таки.

- Отстань ты! Такое и вспоминать не хочется!

- Ни скажи! Это ж была картинка, когда вас в люльках Р-5-го доставили, как младенцев. А, правда, Коль, что после приземления вы так с перепугу в штаны наделали, что с Маховым сперва прятались друг от друга, а потом начали охотиться и устроили перестрелку? Вы хоть «хенде-хох» кричали?

Дружный хохот повис над Карделёвкой, потом стал гаснуть и, наконец, растаял за околицей. А Дмитриенко не унимался.

- Слышь, Коль, а что, действительно, вы так наголодались в лесу, что Махов потом стал сушить сухари, собирать сахар, заготовил соль и всякую там всячину, и всё это брал с собой в полёт на случай, если его ещё раз собьют? Коль…

- Да отвяжись ты!

И снова здоровый мужской хохот напомнил жителям Карделёвки, что у лётчиков в эту ночь нет войны. Где-то забрехала собака, её поддержали другие.

- Вот бугаи, всё село поднимите! Володька, сыграй!

Владимир Семинихин взял в руки гитару, и полилась над сонной Карделёвкой чарующая мелодия любимой песни…

7 сентября Пика обратился к заместителю Уполномоченного СНК СССР по иностранным военным формированиям на территории СССР А.М.Белянову с письмом, в котором выразил новые просьбы о дальнейших поставках советского военного имущества в Словакию (документ № 54). 10 сентября Белянов проинформировал заместителя начальника ГШ КА Антонова: «Направляю для вашего распоряжения письмо от 7 сентября начальника чехословацкой военной миссии в СССР бригадного генерала Пика с просьбой о доставке в Словакию дополнительного вооружения. Докладываю, что на спецбазе в Калиновке пулемёты ДШК и полуавтоматические винтовки отсутствуют. 45-и миллиметровых противотанковых пушек на базе имеется 8 штук, которые считаю возможным выбросить»[107].

7 сентября, с аэродрома «Три Дуба» стартовал самолёт со словацкими опознавательными знаками и взял курс на восток. В Советский Союз прилетела словацкая делегация. В неё входили: майор Весел Милан – руководитель, подпоручик Кухта Цирил – начальник оперативного отдела Главного штаба партизанских отрядов, стражмистр Куна Штефан – офицер связи этого штаба, Эштоп Ф. – политический комиссар национальной стражи в Турце.

Делегация прибыла в Киев для того, чтобы проинформировать через УШПД советские военные органы о развитии событий в Словакии и обсудить вопрос о военной помощи. Среди них были такие: срочно начать поставку оружия, особенно автоматического и противотанкового, срочно оказать помощь людьми из корпуса Свободы, начать наземную операцию сухопутных войск, оказать авиационную поддержку, вернуть в Словакию лётчиков, улетевших из Прешова.

В Киеве делегацию курировал представитель Готвальда при УШПД Сланский. Её члены сделали обстоятельный доклад у Строкача. Особенно ценной их информация оказалась для штаба 1-го Украинского фронта, который как раз в это время завершал подготовку к Карпатско-Дуклинской наступательной операции. Именно они привезли первые, ещё не совсем точные сведения о том, что восточно-словацкий корпус немцами разоружён, что дивизии совершенно не оказали сопротивления гитлеровцам.

13 сентября делегация улетела в Словакию, а Сланский немедленно убыл в Москву, где выступил в чехословацком посольстве с подробным докладом, а затем проинформировала Готвальда о встрече с посланцами СНС. О прилёте делегации СНС в Киев Н.С.Хрущёв проинформировал И.В.Сталина (документ № 55), а З.Фирлингер министра иностранных дел Чехословакии (документ № 56).

Возможно, информация словацкой делегации легла в основу шифртелеграммы С.М.Штеменко, направленной в эти дни на имя маршала И.С.Конева: «Германские самолёты обстреливают повстанческие города. В Дубнице бои с немцами на оружейных фабриках. В Тренчине половина гарнизона, присоединившаяся к повстанцам, сражается южнее города. В Тренчине около 3000 немцев. Леопальдов и Кежмарок заняты немцами. Из Левога немцы выбиты. Словацкие части оставили Попрад. Противник бомбит аэродромы «Три Дуба» и Мокрадь. Подберёзовая занята немцами. Командующий словацкими войсковыми частями подполковник Голиан просит бомбить аэродромы Кежмарок и Малацки, где сосредоточено много германских самолётов»[108].

Хотя это были предварительные сведения, но большого сомнения они не вызывали. А ведь в основе операции лежала идея удара восточно-словацкого корпуса из района севернее Стропкова навстречу Красной Армии с целью открытия проходов через Карпаты. Обстановка в полосе предстоящей операции осложнялась, из её плана выпадало одно из важных звеньев. Партизаны, хотя и развернули активные боевые действия, нанося чувствительные удары по тылам врага, ввиду удалённости районов их действий от линии фронта, не могли оказать существенной помощи нашим войскам. К тому же, нарастив свои силы, немцы стали теснить и партизан. К 8 сентября им удалось захватить, кроме Попрада и Тренчина, также Ружомберок и Жилину.

В такой сложной оперативной обстановке началась Карпатско-Дуклинская наступательная операция. 8 сентября войска левого крыла 1-го Украинского фронта и часть сил 4-го Украинского фронта перешли в наступление. Цель операции – оказать помощь Словацкому национальному восстанию.

О сложной оперативной обстановке в полосе начавшегося наступления войск говорили и те сведения, которые стали поступать из Словакии от Скрипки. Направлял он их на имя начальника штаба 1-го Украинского фронта генерала В.Д.Соколовского, а тот, в сою очередь, в Генеральный штаб. Уже 8 сентября на стол А.И.Антонова легло первое донесение от Ивана Скрипки (документ № 57).

На следующий день Соколовский донёс: «В течение 9 сентября немецкие войска продолжали наступательные бои против словацких войск и партизанских отрядов от Братиславы на северо-восток, от Жилины на юго-восток и от Кежмарок – на юго-запад»[109].

Информация от Скрипки, основанная на оперативных данных Военного центра Словакии, помогала ГШ КА и командованию фронтов более объективно учитывать быстро меняющуюся обстановку в Словакии, вносить коррективы в начавшуюся наступательную операцию.

Утром 8 сентября после тщательного анализа всех данных синоптики дали прогноз на улучшение погоды. Генерал Счётчиков приказал подготовить к полёту в Словакию максимальное количество самолётов. После скрупулёзного анализа всех своих возможностей, командиры авиадивизий доложили, что на советско – словацкую трассу можно вывести в общей сложности 62 бомбардировщика.

Лётный состав засел за подготовку. Поставив задачу командирам авиаполков, И.И.Кожемякин вместе с руководителями тыла авиадивизии вылетел в Калиновку. Самолёт пилотировал Феодосий Шкода. Перед командиром соединения стояла задача оценить возможности аэродрома Калиновка по приёму самолётов и личного состава в связи с предстоящим перебазированием. Работал до 15 часов. Согласовав с командиром 5-й авиадивизии П.И Кондратьевым все необходимые дела, приняли его предложение пообедать. В Умань вернулись к контролю готовности экипажей. Однако уже в Калиновке стало ясно, что погода ухудшается.

Для более детального анализа синоптической обстановки в районе цели ушёл экипаж командира эскадрильи 13-го авиаполка Г.И.Баймурзина. Информация с борта самолёта о погоде на маршруте подсказывала, что на боевое задание следует выпускать только те экипажи, которые освоили полёты в сложных условиях. Кожемякин приказал разведчику погоды пройти дальше на юго-запад. Углубившись ещё на 45 километров, Баймурзин установил, что этот район охвачен грозами. Командир авиакорпуса боевую задачу с 5-й авиадивизии снял, а Кожемякину приказал готовить к полёту только сильные экипажи. Таких набралось 15.

Первый раз подготовился к полёту в Словакию 335-й авиаполк. На последних указаниях его командир В.А.Гордиловский попросил выступить своего заместителя по политчасти. А.Л.Пашкевич, в прошлом техник по приборам, проявив способности на комсомольской и партийной работе, стал политработником. В полк при его формировании пришёл из ВВС. Освоил смежную специальность штурмана и получил допуск к полётам. Отдался этому делу в полную силу. Правда, сочетать две обязанности в условиях войны - дело неимоверно трудное. Но Пашкевич с этим справлялся.

С транспортом в полку было плохо, и он, заядлый мотоциклист, раздобыл себе двухколёсного «коня» и успевал в своём многоликом замполитском деле повсюду. Его высокая худая фигура, сгорбленная к рулю, мелькала на самолётных стоянках, у каптёрок технических служб, у штабов авиаполка и соединения, на улицах Умани, повсюду, где были люди. Хороший организатор, скромный и порядочный, он магнитил к себе подчинённых. Они тянулись к нему с бедами, сомнениями и помыслами. Любое сколько-нибудь значимое полковое дело не обходилось без его участия. Вот и сейчас на постановке задачи он держал речь перед теми, кто первый раз готовился к полёту в Словакию, кто, возможно, в полёте столкнётся с трудностями. Их надо будет преодолеть, во что бы то ни стало. Словаки теперь - братья по оружию, которого у них мало, его обязательно надо туда доставить. И обязательно надо вернуться. Всем до одного.

Дата добавления: 2015-10-28