11 страница. - Вы обознались, я Таня Сергеева.

- Вы обознались, я Таня Сергеева.

- Точно, Аня Сергеева. Канай вон!

- Не Аня, а Таня! - заорала я.

- Еще и издевается…

- Татьяна Сергеева! Таня! Та-ня! Не Аня! Пожалуйста, откройте калитку! - продолжала я упрашивать.

- Часы матери вернуть хочешь? - подбоченился охранник. - Клавка! Подь сюда!

Из сараюшки высунулась голова с «химическими» кудрями.

- Что тут, Петрович? - сурово спросила она.

- Анька заявилась! - сообщил ей дед. - Сергеева, Галины Михайловны Андреевой дочь, прошмандовка и воровка!

- Ну-кось, отойди, - сказала ему напарница и вышла во двор. - Вовсе это и не Анька. Вы кто?

- Татьяна Сергеева, - представилась я. - Дедушка неправильно расслышал мое имя.

- Не дедушка, а начальник охраны, - весомо заявила тетка. - Что вы хотите?

- Навестить родственницу.

- Поздно спохватились! Контингент уже спать пошел.

- В семь вечера? - поразилась я.

- И хорошо, - заявила баба, - меньше хлопот от них. В основном корпусе уже свет выключили.

- Моя… э… двоюродная сестра находится в коммерческом отделении, - на всякий случай сказала я. - Оксана Бондаренко. Может, знаете ее?

- В платные домики идете? - оживилась охранница. - Чего ж раньше не сказали! Вход тысяча рублей, круглосуточно.

- Сколько?

- Тыща!

- Ну и тариф… - вздохнула я.

- Тогда приходите в установленное время, - фыркнул дед.

Я достала кошелек и просунула сквозь прутья бумажку. Ассигнация исчезла в мгновение ока, даже осталось непонятным, кто из двух бравых секьюрити схватил ее.

- Рулите по дорожке, - любезно сказала тетка, открывая калитку. - Левей держитесь, тама домики и будут.

Я углубилась в парк, который по мере моего продвижения вперед делался похожим на лес. В конце концов вымощенная камнем дорожка привела меня на полянку, где стояли небольшие избушки, похожие на бунгало. Дверь одного коттеджа украшала табличка «Администрация коммерческого отделения». Я нажала на звонок, замок щелкнул, дверь распахнули, даже не поинтересовавшись, кто просится внутрь. Я очутилась в просторном холле, увидела симпатичную девушку в розовом халатике и поздоровалась с ней.

- Добрый вечер, - улыбнулась в ответ медсестра. - Меня зовут Женя. Чем могу помочь?

Спрашивать сразу про Оксану Бондаренко мне показалось неразумным, поэтому я, навесив на лицо озабоченное выражение, сказала:

- У меня есть пожилая тетя, очень больная.

- Понимаю, - кивнула Женя.

- Я работаю и не могу за ней постоянно следить.

- Конечно, - грустно сказала девушка, - нельзя же собственную жизнь совсем угробить. Старики свое отвеселились, некрасиво у молодых их годы отнимать.

Вдохновленная приветливостью Жени, я пустилась во все тяжкие:

- Тетя, увы, почти безумна.

- Бедняжечка, вам так тяжело!

- Ужасно, - закивала я. - Добрые люди посоветовали мне ваш интернат. Но… понимаете… дом престарелых… Конечно, тетка не мать, но она меня вырастила… Не хочется ее на железную кровать, в восьмиместную палату.

Женя всплеснула руками:

- Прямо жуть сказали! У нас эксклюзивные условия - отдельные коттеджи, возможны любые варианты. И как раз место на днях освободится. Ну максимум через неделю.

- Можно посмотреть на домики изнутри?

- Заведующей нет, - вздохнула Женя, - а я не имею права вас туда водить.

Я снова открыла кошелек и вытащила купюру.

- Но ради хорошего человека сделаю исключение, - заулыбалась медсестра.

Она сняла с гвоздика связку ключей, мы вышли на лужайку и направились к ближайшей избушке. Женя открыла дверь.

- Любуйтесь, - сказала она, - лучше, чем у некоторых дома. Знаете, как обычно старики живут? Ремонт при царе Горохе делали, сантехника течет, мебель рушится, холодильник не работает, кругом грязь, пыль, телевизор древний, даже и не цветной. А у нас? Красотища! Этот коттедж Ивана Сергеевича. Дедушка заплакал, когда сюда приехал, все повторял: «Деточки, ну и красота! Счастье какое! Лес, птички и еда четыре раза…»

Мы на продуктах не экономим, пожилые покушать любят. Иван Сергеевич сейчас спит, ему лекарство дали, в девять проснется и поужинает. Домики одинаковые, а вот услуги разные. Можно нанять медсестру на день, на ночь, на сутки…

Женя говорила безостановочно. В конце концов мы снова вышли на полянку.

- Сколько у вас домиков? - спросила я.

- Двадцать, - последовал ответ. - А вы тетю хотите сюда поместить навсегда или на время?

- Простите? - переспросила я.

Женя окинула меня взглядом.

- Вы не похожи на богатую, - констатировала она, - а домик денег стоит.

- Ради тети я готова на все.

Женя кивнула.

- Понимаю. Да только быстрее белки не прыгнешь. Многие хотят старикам хороший уход обеспечить, но с рубликами напряг. Вот наш заведующий и пошел людям навстречу: можно престарелого или больного на месяц к нам поместить. И ему хорошо на воздухе, и родственникам отдых.

- Отличная идея, - одобрила я. - А кто у вас здесь живет? Приличные люди?

Женя начала загибать пальцы.

- В первом Родионов, у него инсульт, во втором Элла Михайловна с Альцгеймером, в третьем Костя Реутов, спинальник. У него жена бизнесвумен, не бросила супруга, часто приезжает, раз в месяц точно.

- Ничего себе часто! - невольно вырвалось у меня.

Женя вздохнула:

- К другим-то годами не являются! А некоторых навещают, Самойлову, например. Хотя какой толк, она ж ваще овощ. Но к ней парень иногда заглядывает, симпатичный такой, только вечно невесть кого из себя корчит.

- Оксана Родриговна Самойлова жива и лежит у вас? - воскликнула я и прикусила язык. Сейчас медсестра удивится и спросит: «А вы откуда знаете имя больной?»

Но Евгения не обратила внимания на мою оплошность.

- Ага, - по-детски закивала она. - Бедняжка! Попала в автокатастрофу, еле-еле выжила. Но, на мой взгляд, лучше сразу на тот свет, чем вот так… игрушкой в чужих руках остаться. Сама ни сесть, ни повернуться не может, молчит, не разговаривает. Вдруг понимает чего, да как узнать?

- Ей не позавидуешь, - подхватила я интересный для меня разговор.

- Это точно!

- Хорошо, что родственники есть.

- Подруга, - поправила Женя, - она за ней ухаживала.

- Какая верная приятельница!

Медсестра кивнула.

- Алена, так знакомую Самойловой зовут, ее квартиру продала. Отдала шикарные хоромы в центре, получила однушку на окраине, а разницу сюда принесла, чтобы за Оксаной ухаживали. Раньше Алена каждый день приезжала, возила Оксану на коляске по парку, он у нас огромный. Все надеялась: подружка оживет. Да только зря. А теперь уже с год не показывается. Надоело ей, наверное. Или замуж вышла.

- А Самойлова может поехать в город? - спросила я.

- Нет! - категорично ответила Женя.

- За больными целый день следят?

- За Оксаной нет нужды безотрывно приглядывать.

- Вот видите! Значит, она может съездить в центр и вернуться. Не хочу, чтобы моя тетя бежала отсюда! - заявила я.

- Самойлова сама не передвигается, - пожала плечами девушка.

Глава 21

- Можно нанять сиделку, которая старушку за руку держать будет, - предложила Женя. - Но зачем деньги зря тратить? Для начала надо правильно оценить состояние больного, насколько ему помощь нужна.

- Ага, - кивнула я.

- Вот, например, Роберта Львовна из семнадцатого, - чирикала Женя. - Ее сюда невестка привезла. У старухи особых проблем нет, на своих ногах ходит, только припадки злобы у нее случаются. Принесешь ей чаю, ласково скажешь: «Добрый вечер», и не знаешь, чего ждать. Если она в хорошем настроении, нормально ответит, а если у нее желчь разлилась, тогда просто тушите свет! Элементарно может зафигачить в тебя табуреткой. Но Роберта не дура, себе она плохо не сделает, только окружающих ненавидит. И зачем бабке постоянная медсестра? К ней приходят, чтобы одеть, обуть, покормить, спать уложить. А вот Елена Петровна из седьмого, та тихая, но легко может стекло разбить и съесть его, около нее безотлучно девочки находятся. Ваша тетя в какой стадии?

- Ближе к Роберте Львовне, - протянула я.

- Значит, можете на персонале сэкономить, - кивнула Женя.

- А что будет с Самойловой, когда закончатся деньги, заплаченные за ее содержание? - повернула я разговор к интересующей меня теме.

Женя растерянно заморгала.

- Ей полтора года вперед оплатили, по полной программе.

- Но ведь Алена, подруга Оксаны, перестала приходить.

- Да, - подтвердила Женя, - раньше часто приезжала, а потом - как отрезало. Только тот парень иногда заглядывает, но ненадолго. Вроде он ее женихом был. А Алена исчезла, хотя раньше каждый день являлась, после работы прикатывала, а в выходные днями просиживала. Ей постоянный пропуск оформили, все тут ее знали - и врачи, и пациенты. У нас есть вполне приятные старички. Одна бабуся жила, милая такая, на коляске ездила, у нее перелом шейки бедра был. Так они все с Аленой гуляли. Та сначала Самойлову выкатит, потом Лебедеву и давай болтать. А потом Лебедева умерла, и Алена исчезла.

- Вам это не показалось странным? - спросила я, пытаясь сообразить, отчего фамилия Лебедева показалась мне знакомой. Впрочем, она довольно распространенная, не стоит отвлекаться.

Женя вытащила из кармана халата сигареты.

- Давайте на лавочку сядем! Ой, хорошо-то как… Чувствуете, какой чистый воздух? Прямо будто не Москва, а райское место. Не зря Антон Данилыч нахимичил с территорией. Вот уж жук! Это наш бывший заведующий. Понимаете…

Я мерно кивала головой в такт болтовни Жени. Девушку оставили одну, на город опускается вечер. Ну, может, в каких домиках и есть сестры, но они приглядывают за подопечными, на улицу не высовываются, поболтать Жене не с кем, а тут посетительница! Пусть посплетничает, а я буду направлять беседу к Самойловой, авось выясню нечто интересное.

- Раньше тут все государственное было. - Женя повела рукой по сторонам. - Там, за забором, лес, в нем работал детский корпус. Здесь знаете что при коммунистах было? Дом престарелых! Недавно мы девяностолетие отпраздновали. В одном корпусе, вон он, между деревьями виднеется, бабушки с дедушками жили. Они там и сейчас содержатся, на гособеспечении. Не очень-то хорошо за ними присматривают, и ремонта давным-давно не было. А подальше, в лесочке, инвалиды детства обитали, всякие там дауны. Их пытались уму-разуму научить, даже школа функционировала. Я сама ее не застала, Роза Михайловна рассказывала, сестра из большого корпуса. Она тут чуть ли не сто лет служит, память у нее, как у эпилептика. Спросите: «Баба Роза, чем больных в семидесятом году двенадцатого ноября кормили?» - она напряжется и вспомнит. Потом детский корпус в негодность пришел, а наш тогдашний главный допер, что земля штука дорогая, и продал лесную часть под строительство поселка. Чего-то он там намутил с документами, получилось, что гектары его личные, а не интернатовские. Наверное, большой капитал отхватил, потому что живенько уволился и куда-то из Москвы уехал. Правильно, с деньжищами везде хорошо. Новый главный попытался у поселка лес назад оттяпать, да ни фига не вышло. Вот так мы и потеряли территорию. Но нынешний начальник тоже умный, он спонсоров нашел, построил коммерческое отделение и…

Я решила, что Женя уже достаточно углубилась в историю дома престарелых, и попыталась вернуть ее к Самойловой.

- Все-таки странно, что подруга Алена сначала так заботилась об Оксане, а потом исчезла.

- Да нет, - отмахнулась Женя, - случись наоборот, таскайся она сюда безостановочно, я бы удивилась. Люди устают, у них свои дела и заботы… Даже самые внимательные рано или поздно «сдуваются». Вон к Элле Петровне дочка по первости четыре раза в неделю шастала, потом три, затем два, теперь хорошо, если по праздникам заглянет. И осуждать ее нельзя, ведь поместила мать в хорошие условия.

- Так что будет, когда закончатся деньги на Самойлову? - нажимала я на одну педаль.

- Ну, оплачено по ноябрь.

- Но ведь осень наступит! - резонно заметила я.

- Только не для Самойловой, - вздохнула Женя. - Помните, я вам сказала, что у нас скоро домик освободится? Максимум через неделю?

- Да, - кивнула я.

Женя ткнула пальцем в самую дальнюю избушку.

- Вон тот, уютный такой. В нем сейчас как раз Самойлова и лежит.

- Ее через семь дней выселят? Куда?

Медсестра с жалостью посмотрела на меня и пояснила:

- На кладбище.

- Оксана умирает?

- Собственно, она уже давно мертвая, - протянула Женя. - У таких больных часто бывает воспаление легких, оно их и убивает. Знаете, как медики пневмонию зовут? Ласковая смерть. Ей-богу, лучше от нее скончаться, чем на аппаратах лежать! Самойлова еще долго прожила, если ее теперешнее существование можно назвать жизнью. И вот все.

- Ужасно, - вздрогнула я.

- Все там будем, - с жестокостью медика заметила Женя. - А домик хороший. Хотите, покажу?

Мне стало не по себе.

- Там три комнаты, я вас в спальню не поведу, - успокоила Женя, - гостиную продемонстрирую, кабинет, ну еще кухню. Надо же вам знать, в какие условия тетю положите. Кстати, мой вам совет: завтра с утречка приезжайте и зарезервируйте коттеджик, а то кто-нибудь его перехватит. Пошли?

Делать нечего, пришлось соглашаться.

Женя отперла дверь. Несмотря на то что в спальне лежала неподвижная больная, в помещении не пахло ничем противным.

- Не бойтесь, - сказала медсестра, - Самойлова нас не услышит.

- У нее нет постоянной сиделки? - удивилась я.

- Ночью за ней не нужен пригляд, - пояснила Женя, - больная лекарства получает и спит, а днем с ней Катя сидит. Хорошая девушка, могу ее для вашей тети порекомендовать. Вот гостиная.

Медсестра щелкнула выключателем.

- Здесь как дома, - поразилась я. - Подушечки, пледы, книги…

- Если человек надолго селится, то он свое привозит, - кивнула Женя. - Алена вещи из проданной квартиры сюда притащила, все надеялась, вдруг Оксана оживет. Вон сколько фотографий расставила!

Я машинально посмотрела в сторону длинного комода, на котором теснились ажурные рамочки, и вздрогнула.

- Вы знаете, кто на снимках?

Женя помотала головой.

- Нет, откуда… А что?

Я подошла к комоду и уставилась на фото молодого человека. Может, кто и назовет его симпатичным, но мне парень показался похожим на Микулу Селяниновича - простоватого, не особо умного крестьянина из русских народных сказок. Большие голубые глаза, курносый нос, белокурые волосы, крупный рот и шрам от рта к уху.

Стоп! Мне моментально вспомнился магазин «Рюи Блаз», продавщица Наташа, которая тычет пальцем в страницу гламурного журнала и говорит:

- Ну такой он сексуальный, прямо меня затрясло всю! Похож на этого парня как две капли воды. Только у него на щеке шрам был, а у модели лицо чистое.

- Как его зовут? - вырвалось у меня.

- Кого? - спросила Женя.

- Вот этого мужчину, - указала я на снимок.

- Понравился? - захихикала медсестра.

- Да, - быстро соврала я.

- На Иванушку-дурачка смахивает, - фыркнула Женя. - Вы переверните фотку, там иногда имя пишут.

Я послушно посмотрела на оборотную сторону. Ничего. Кстати, что за журнал показала мне продавщица? «Мадемуазель»? «Леди»? «Мисс»? Какое-то совершенно идиотское название…

- Тут еще кабинет, - Женя потянула меня в другую комнату, - и кухня.

Мне пришлось идти за медсестрой и изображать восторг.

- Хороший домик? - спросила Женя, когда мы вышли на лужайку.

- Замечательный, - кивнула я. - Ой!

- Что такое?

- Телефон забыла! Держала его в руке, положила на комод и ушла!

- Ну вы даете… - укорила Женя и снова отперла дверь. - Сами найдете? Или помочь?

- За пару секунд справлюсь, - заверила я и ринулась в помещение.

Я схватила рамочку с фото и запихнула ее в сумочку. Очень некрасиво брать без спроса чужие вещи, но этот парень покупал в магазине «Рюи Блаз» светлую блузку, и он произвел неизгладимое впечатление на продавщицу, которая, как многие глупые девушки, испытывает восторг при виде явно криминальной личности.

- Порядок? - спросила Женя, когда я вышла.

- Хорошо вовремя спохватилась, - я продемонстрировала аппарат, - там записная книжка. Думаете, через неделю можно будет тетю сюда перевозить?

- Да, - подтвердила Женя.

- Но вдруг Самойлова поправится?..

- Это невозможно, - уверенно заявила медсестра. Потом подняла руку, ткнула пальцем вбок и сказала: - Скорей уж ведьмина береза в яблоню превратится, чем такая больная встанет. Да она…

Но я уже перестала ее слушать. Мой взгляд невольно устремился в том направлении, куда указывал палец Жени. Я увидела огромную березу, верхняя часть ствола которой разделялась на три дерева.

- Что это? - воскликнула я.

- Где? - прервала болтовню Женя.

- Дерево…

- Ведьмина береза, - пожала плечами медсестра. - Почему ее так назвали, не знаю. Она не на нашей территории растет. Вернее, раньше лес тоже к дому престарелых относился. Ну я же вам рассказывала! Прежний главврач, Антон Данилыч, продал землю под строительство поселка, срубил бабок и удрал, а новый начальник открыл коммерческое отделение и…

- Как называется поселок? Ну тот, который на бывшей вашей территории вырос?.. - подскочила я.

Женя наморщила лоб:

- Вроде «Прекрасные дни»… или нет, «Чудесные мгновения», кажется.

- «Лучшие времена»?

- Ой, точно! Откуда вы знаете? - обрадовалась девушка. - Верно. Мне про Антона Данилыча баба Роза рассказывала. Она еще так злилась, все повторяла: «Вона как получается. У одних лучшие времена настают, а другим фига».

Я опять перестала слушать тараторку. Ну почему я не догадалась, что дом престарелых и клубное поселение находятся в одном лесном массиве? А как я могла это сообразить? В «Лучшие времена» вход с улицы Калашникова, в дом престарелых - совсем с другой стороны. Если бы не очень приметная «ведьмина береза», я бы никогда не связала вместе интернат и «русскую деревню», в которой пытаются забыть про блага цивилизации опупевшие от прогресса горожане.

- И все гребут деньги. Конечно, им же не надо по ночам работать… - врезался в ухо голос Жени.

- Там есть забор? - перебила я ее.

- Где? - осеклась медсестра.

- Можно с территории интерната попасть в поселок?

Женя вытаращила глаза.

- А зачем?

Хороший вопрос, но меня интересует совсем другое.

- Территория огорожена?

- Наша?

- Да, - я начала злиться, - ваша.

- Наверное, - растерянно ответила медсестра, - я так далеко не хожу. Грязно и можно одежду ветками порвать.

- Пойду изучу местность! - воскликнула я.

- Не пролезете, - попыталась остановить меня Женя, - там дорожек нет.

- Попробую, - отмахнулась я, устремляясь вперед.

- Да зачем? - крикнула мне вслед она.

- Хочу убедиться, что территория надежно защищена, - нашла я ответ. - Вдруг я заплачу огромные деньги, а тетя убежит. Она у меня страстная грибница, захочет сыроежек насобирать и заблудится.

Женя оказалась права - в лесу давно не ступала нога человека. Сначала я шла по относительно широкой тропинке, затем она превратилась в едва видимую ниточку и в конце концов оборвалась.

Я стала озираться. Со всех сторон меня окружали кусты и деревья, стояла пронзительная, совершенно не московская тишина, и было темно. Хорошо что у меня, женщины предусмотрительной, в сумочке лежал маленький, но мощный фонарик. Я включила осветительный прибор, продралась сквозь кусты, и тут луч света наткнулся на строение, похожее на сарай.

Очень осторожно я приблизилась к укромному домику и увидела железную табличку с полустертой надписью «Для игрушек № 1». Моментально вспомнился опыт учительской работы. Преподавателям платят не очень большие деньги, и, чтобы приносить домой чуть больше десяти копеек, я взяла еще и ставку воспитательницы на продленке. Получилось весьма удобно: около двух я заканчивала рассказывать старшим школьникам про Пушкина и шла к первоклассникам, которых родители оставляли в школе до семи вечера. В мои обязанности входило: покормить ребятишек обедом, вывести погулять, сделать с ними уроки. Так вот о прогулке. Малыши хотели летом играть в мяч, а зимой ездить на санках. Чтобы бедные мамы и папы не таскали на себе туда-сюда барахло, администрация учебного заведения построила парочку сараев, где и хранились вещи. Похоже, в интернате была та же система. Словоохотливая Женя рассказала мне о детях-инвалидах, которые ранее жили в той части леса, которую продал под строительство предприимчивый Антон Данилыч.

Я приблизилась к сараю и потянула на себя дверь. Она легко распахнулась, и я шагнула в не слишком просторное, примерно десять квадратных метров, помещение.

С потолка, покрытого облупившейся побелкой, свисала на витом проводе голая электролампочка. Я пошарила пальцами по стене, нащупала выключатель, щелкнула клавишей и на секунду зажмурилась.

Очень неэкономно. В сарае была вкручена слишком яркая, похоже стопятидесятиваттная, лампочка. Я приоткрыла один глаз, второй, поморгала и попыталась оценить интерьер. Окна нет, да оно в сарае, предназначенном для хранения детских игрушек, и не нужно. Две стены занимают пустые полки, на них, наверное, ранее лежала всякая ерунда: машинки, ведра, совочки. Третья стенка голая. Вероятно, около нее ставили санки или лыжи, а может, самокаты… Но вот странность!

В сарае никто давным-давно не делал ремонта, а свободная стена белая-белая… Но только в центре, по краям она серая, пыльная, масляная краска потрескалась, облупилась. Кто-то совсем недавно покрыл часть стены свежей краской. «Маляр» особо не старался - не очистил поверхность, не заштукатурил ее, а просто набрызгал эмаль. Я подошла вплотную к белому пятну. Вероятно, «ремонтник» воспользовался баллончиком, валик или кисть непременно оставили бы следы. И лампочку ввернули новую - она чистая, без пыли. И потом, хорошо зная, как борются в государственных учреждениях за экономию, я подозреваю, что раньше здесь горел «прожектор», предназначенный скорее для освещения холодильника, а не «груша» в более чем сто свечей. И стул! Да-да, посередине комнаты стоял стул. Не очень новый, но и не разваливающийся от старости. Белый, пластиковый, такие легко можно приобрести в любом магазине. Или…

В памяти моментально ожила картина. Вот я, поболтав с продавщицей Наташей в магазине «Рюи Блаз», выхожу на проспект и заруливаю в уличное кафе. Официантка принимает заказ и безостановочно бранится. Что она там говорила? Сначала потребовала деньги за обед вперед, а потом стала зудеть что-то вроде: «Вот народ! То сахарницу сопрут, то салфетницу… А намедни стул уперли. Хоть мы их и пометили, ножку прижгли, а все равно уволокли!»

Я тогда сразу вспомнила, что Оксана Бондаренко во время казни была привязана к пластиковому стулу, у которого на одной из ножек имелась похожая отметина. Еще подумала: странное совпадение, хотя «клеймо» на мебели (так сказать, антиворовской прием) используется многими. И вот сейчас, в сарае, на фоне куска покрашенной стены, под яркой лампой стоит белый пластиковый стул с отметиной на ножке!

Я присела на корточки, прищурилась… и увидела…

Глава 22

Да, это явно были капли крови. Ярко-красные. Они впитались в половицы, и их было немного, не больше трех. Но мне хватило бы даже одного пятнышка, чтобы понять: я нахожусь в том самом месте, где застрелили Оксану.

Вернее, Оксана пока жива, она лежит в одном из домиков. Увы, с ней не поговорить, ей не задать простого вопроса: «Кто и зачем мог назваться вашим именем? С какой стати некой женщине понадобилось выходить замуж за Федора под чужой личиной?»

Я прижала руки к груди. Надо отдать должное преступникам. Место для казни они выбрали идеальное, сюда, наверное, десять лет никто не заходил и столько же не заглянет. Я наткнулась на сарай случайно.

Значит, бандиты притащили сюда Оксану Бондаренко (буду называть бухгалтершу пока этим именем) или даже принесли, потому что вряд ли она покорно пошла с незнакомыми людьми в чащу. Негодяи заранее подготовили «сцену», покрыли стену краской, ввернули яркую лампочку, сделали все, чтобы «картинка» на экране получилась сочной. Но зачем переодели несчастную? Вопрос продолжал меня волновать.

Ладно, пока отброшу его и займусь другими проблемами. Как Бондаренко попала в домик? Бандиты ведь должны были провести ее мимо охраны! Неужели похищенная молчала?

Хотя, если к твоей спине приставят дуло револьвера, то живо потеряешь дар речи. Секьюрити у ворот (дедушка и тетка-пенсионерка) мало похожи на тех, кто способен отбить жертву у преступников. Вероятно, Бондаренко ввели на территорию во время, разрешенное для посещений, тогда бравые охранники не высовываются из своей будки. Или было иначе?

Забыв выключить свет, я вышла из домика и зажгла фонарь. Вот примятая трава… Я сделала несколько шагов и увидела дощатый забор. Луч света скользнул по изгороди, полоснул по земле… Внезапно в траве что-то блеснуло.

Я нагнулась и взвизгнула. Искусственный жемчуг. Бусина серо-бежевого цвета! Похоже, она упала с блузки, которую курносый мачо приобрел в «Рюи Блаз». Выходит, Оксану вели не через проходную, а протащили тут? Или тот парень с покупкой здесь пролезал?

Руки судорожно ощупывали занозистые деревяшки. Внезапно две из них, скрепленные вместе, легко отошли в сторону, и открылась довольно широкая дыра.

Я просунула в нее голову, затем правое плечо и стала медленно протискиваться на территорию «Лучших времен». Ни к селу ни к городу нахлынули воспоминания…

Вот мы с бабушкой идем в школу и останавливаемся около преграды из железных прутьев.

- Супостаты, - сердится Анна Семеновна, - придумали гаражи строить, теперь людям с детьми кругаля три километра давать. Лезь, Танюша, между прутьями, видишь, кто-то уже постарался, раздвинул их.

Я, тогда еще маленькая, относительно легко оказываюсь по ту сторону преграды и с тревогой наблюдаю, как бабушка, объемная дама, ввинчивается между железками.

- Бабуля, застрянешь! - вырывается у меня.

- Нет, внученька, - пыхтит старушка, - запомни: если голова в какую дырку прошла, то и остальное тело за ней просочится.

Продолжая сопеть, бабуля крякает - и оказывается рядом со мной.

- Ну вот! - торжествующе восклицает она. - Что я тебе говорила? Главное, башку протолкнуть.

С тех пор во мне живет твердая уверенность: если голова пройдет сквозь щель, я легко преодолею преграду.

Но на сей раз это правило сработало не совсем. В какой-то момент мне стало понятно: к голове у меня прилагаются грудь, живот и то, что ниже талии. Так вот половина всего этого очутилась на территории поселка, а вторая часть осталась на стороне дома престарелых. Сообразив, что дальше мне протиснуться не удастся, я решила дать задний ход, и взвизгнула. Из досок забора торчали занозы, которые, легко пропоров тонкую ткань футболки, впились в кожу.

- Мама! - пропищала я. Но, сами понимаете, толку от моего жалобного вопля было ноль.

Я снова попробовала продвинуться вперед, занозы «молчали», но и тело не пошевелилось. Назад! Щепочки незамедлительно «укусили» бока.

- Эй, кто-нибудь! - стонала я. - Помогите! Ау! Ку-ку!

Но в лесу стояла оглушительная тишина. Трудно было бы найти в столице более укромное место, чем это. Обитатели «Лучших времен» поселились в «деревне русского быта», чтобы не общаться с людьми, и даже если кто-то из них услышит мои мольбы, ни за какие сокровища мира не откликнется. А клиенты коммерческого отделения сидят в закрытых домиках, дом престарелых погружен в глубокий сон, медсестра Женя наверняка уткнулась в телевизор. Мне тут придется торчать до утра. И не факт, кстати, что с рассветом кто-нибудь обнаружит застрявшую в заборе даму. Не зря преступники выбрали сарай местом убийства, они отлично знали: шанс встретить здесь случайного прохожего равен минус единице. И что делать?

- Люди! - запищала я.

Тишина.

- Сюда, скорей!

Ни ответа ни привета.

- Умираю!

Никакой реакции.

Я перевела дух. Я неправильно себя веду - нужно не просить помощи, а пугать окружающих.

Попытавшись набрать полную грудь воздуха (что в моем положении оказалось довольно затруднительным) и вновь ощутив занозы, я заорала:

- Караул! Пожар! Дым валит! Сюда! Быстрее! Несите воду!

И снова никто не поспешил на помощь. Я закрыла глаза. Главное, не терять присутствия духа, из любой неприятности возможно выбраться, если не поддаваться панике.

Увы, люди, попав в беду, как правило, задают себе идиотские вопросы: «Почему это приключилось со мной? За что? Отчего мне так не везет?»

Неверная позиция! Сопли можно распускать потом, а в момент форс-мажора следует направить усилия на решение другой проблемы: как выбраться из западни? «Думай же, Танюша», - приказала я себе.

И снова зажмурилась. Точно надо худеть. Будем откровенны: в незавидное положение я сейчас попала из-за своей тучности. С понедельника сяду на жесткую диету, ограничу жиры, белки, углеводы, начну принимать триста калорий в сутки, и все. Нет, не все. Еще я побегу в спортзал. Что ж, правильное решение, но в данный момент оно мне не поможет. Хотя, помнится, Винни Пух, застрявший в норе у кролика, сидел в проеме, пока не похудел. Ой, мне это не нравится! Ищем другой путь…

Дата добавления: 2015-10-24